Текст книги "Стриптиз в кино"

Глава 25

До нашего с Фрэнсисом отъезда на деловую встречу я ненадолго заглянула в трейлер к Рейдин, и мы провели там заседание военного совета. Так, на всякий случай.

Ресторан с баром “У Эрни” находится на самом берегу, веранда, можно сказать, касается волн залива Сент-Эндрюс. Рядом – здания делового центра, и, кроме служащих, в этом районе всегда полно туристов, просто прогуливающихся людей. Сам ресторан тоже пустует редко – здесь вкусно кормят, и пиво всегда свежее. Но я выбрала его не из-за хорошей кухни, а потому, что в три часа тут самый пик: чиновники кончают работу и хотят побаловаться пивком, и того же самого хотят сменяющиеся в это время со своих постов охранники и полицейские в штатском. Я-то уж знаю.

Так что, с одной стороны, если начнется, не дай Бог, стрельба, то в такой толпе куда меньше шансов, что пуля попадет именно в тебя; а с другой стороны, еще меньше шансов, что стрельба вообще начнется.

Фрэнсис все-таки решил ради такого случая – первого и, как мы надеялись, последнего его появления в роли Лося-младшего – напялить костюм и огромные темные очки, закрывающие большую часть лица. А вдруг Крошку Лося кто-либо из этих людей знает? Ох, что тогда будет, страшно подумать! Но не могла же я спрашивать об этом у моего телефонного собеседника.

Во всяком случае, глядя на Фрэнсиса, я почти поверила, что он один из лучших представителей этого клана – так непринужденно он держался.

Он уверенно поднялся по ступенькам ресторана – так входят люди, знающие себе цену и не боящиеся посторонних глаз. Скорее всего этому его научила профессия пожарного. На минуту задержавшись в холле, он сразу сориентировался, прошел направо и вышел на веранду над заливом. Здесь, опять же, наверное, по привычке, окинул взглядом зал, как бы намечая пути отхода (на случай пожара или чего-нибудь еще), посмотрел в сторону залива, а затем безошибочно выбрал место, где нам сесть, такое, откуда видны и входная дверь, и оба боковых выхода. Я отнесла умение ориентироваться на счет его профессиональной выучки, но, быть может, он просто смотрел много боевиков по телевизору и вот наконец дождался случая воплотить в настоящей жизни увиденное на экране.

Я шла за ним в ярком мини-платье, широкополой соломенной шляпе, в туфлях на высоком каблуке. Выглядела наверняка совсем не так, как себя чувствовала, но даже Фрэнсис, пожалуй, не замечал этого. Когда подошла официантка, он заказал себе мартини, а я дурацкий напиток с дурацким названием “Май-тай” – мало алкоголя и мало толку. Но он должен был дополнить мой образ, а пить ведь не обязательно. Главное – убойно выглядеть.

Я все-таки незаметно для себя успела проглотить почти полбокала, когда они наконец прибыли, эта нью-йоркская кодла. Я сразу догадалась, что они – в черной тачке с затемненными стеклами, тоже как в кинобоевике. Но парень, который вылез оттуда, удивил меня, аж шары вылезли: представляете – сальные, бурого цвета, волосы, собранные сзади в косичку, выцветшие джинсы в каких-то подозрительных пятнах, на ногах босоножки без носков, рубашка с распахнутым воротом. Ну и дела! Никакого уважения к семье, которую представляет. Брал бы пример с Фрэнсиса. В лучшем случае этот тип был похож на какого-нибудь захудалого голливудского продюсера.

Черный седан задержался у входа, и я успела заметить за баранкой обритый наголо череп и гору мышц. Возможно, другая гора скрывалась в глубине кабины.

Фрэнсис напрягся и сделал большой глоток из своего бокала. Насколько я могла судить, у “мистера Голливуда” оружия при себе не было. Это хорошо, потому что мы с братом тоже не запаслись пушками.

“Голливуд” зыркнул, сразу определил нас – ему бы в ФБР работать, а не в семье, – и направился к нашему столику. Положив руку на спинку свободного стула, он улыбнулся.

– Выглядишь совсем как твой портрет на афише, – сказал он мне.

Голос был тот же, что по телефону, хрипловатый, малоприятный, и улыбка не скрашивала впечатления.

Повернувшись к Фрэнсису и протянув руку, он торжественно произнес:

– Мистер Лаватини, для меня честь…

Фрэнсис сделал вид, что не замечает протянутой руки, и сказал, почти не разжимая губ:

– А вы кто такой?

– Паки Коццоие, я из…

– Знаю откуда, – перебил его Фрэнсис. – Садитесь. Небрежно откинувшись на стуле, он выжидательно смотрел на Паки, и видно было, что тот, несмотря на довольно холодный прием, чувствует себя вполне комфортно. Не знаю, как мой брат, но, пожалуй, хуже всех из нас троих чувствовала себя я – словно на тонком льду, который вот-вот хрустнет.

– Что ж, – сказал Фрэнсис, – давайте проясним, если возникли какие недоразумения. Потому что я приехал проветриться, а дела мешают моему отдыху. У сестренки и так неприятности в связи со всем этим, а тут еще вы… Итак, чем конкретно может она содействовать вам?

Паки подал знак официантке, заказал сухой мартини и только потом соизволил ответить.

– Алонцо Барбони, – сказал он, – был послан сюда, чтобы устроить для меня небольшой бизнес. Прошлой ночью он сдуру позвонил с парковки перед каким-то рестораном и пожаловался, что, по-видимому, кто-то за ним следит, прокололи сразу четыре баллона. Я сказал ему, чтобы не отнимал у меня время глупостями и был начеку. – Говоривший повернулся ко мне. – Тогда он и назвал ваше имя. А еще, – теперь он взглянул на Фрэнсиса, – Барбони высказал удивление, что Лось-младший собрался приехать в это Богом забытое место.

– Сам же он приехал, – возразила я, но Паки не обратил на мои слова никакого внимания.

– Представляете наше состояние, – продолжал он, – когда узнаем, что полчаса спустя Барбони застрелили. Поставьте себя на наше место…

Я этого очень не хотела делать, но решила промолчать о своих чувствах. То, что сказал Паки в дальнейшем, несколько прояснило ситуацию. Во всяком случае, для меня. За Фрэнсиса ручаться не буду.

Вот что мы услышали:

– … ведь как получается, подумали мы: два нью-йоркских клана, ваш и наш, с частично совпадающими интересами, но строго разделенными сферами влияния, вдруг сталкиваются… могут столкнуться… Наш представитель убит. Лось внезапно приехал… И я предположил: а не хочет ли кто-то умышленно столкнуть нас… Или тут нечто другое…

По мере того как он говорил, его тон делался резче, лицо все больше искажалось от злобы.

– Вот почему я решил сам поговорить с вами. Теперь откройте ваши карты. И без балды.

Последние слова он произнес хриплым зловещим шепотом, не сводя глаз с Фрэнсиса.

Мой славный брат не проявил никаких видимых эмоций. Спокойно отхлебнул вино и посмотрел на Паки сквозь свои загадочные темные окуляры. Блестящий актер, решила я. Вот кем нужно было ему стать, а не пожарным. Его имя давно бы уже красовалось в Голливуде на Аллее звезд.

– Так зачем все-таки ваш Барбони наведывался сюда? – бесстрастно спросил Фрэнсис, словно не слышал, о чем говорил Паки.

Лицо последнего исказилось еще больше: не без оснований он решил, что собеседник считает его за дурака, решил поиграть с ним.

Сквозь стиснутые зубы Паки ответил:

– А то вы не знаете? Он делал здесь то же, что в Нью-Йорке. Проверял, так сказать, устойчивость наших вложений во Флориде. Мы же все-таки не хотим, чтобы с нашими девочками случались неприятности. Это ударяет по карману. Особенно если они вообразят себя звездами и пробуют избавиться от нашей, как бы сказать, опеки. Да что, вы не понимаете? Барбони должен был ласково объяснить, что им оторвут их чертовы титьки, если не будут слушаться…

Последняя фраза была настолько грубой и омерзительной, что я вздрогнула и отвела взгляд от его мерзкой морды. Думаю, он не понял наших чувств, ведь “синдикат” тех Лаватини наверняка рассуждал, если не поступал, примерно так же.

Официантка принесла ему мартини, он дал двадцатку и не стал брать сдачи, что вызвало у нее неподдельное восхищение.

Отхлебнув, Паки заговорил снова, так как мы молчали.

– Итак, чтобы закончить наш приятный базар… Как я понимаю, Лаватини решили расширить свою сферу. Что ж, какие могут быть возражения? Только зачем наступать нам на лапы? Ведь Панама-Сити уже два года как наша территория, не правда ли? Так же, как Пенсакола и Таллахасси. Какие тут споры? Но зачем же вы решили нарушить наше гребаное соглашение?

Фрэнсис молча откинулся на спинку стула. Я начинала беспокоиться: может, он не в состоянии сообразить, что нужно сказать. Он был похож сейчас на артиста, забывшего свою роль, а суфлер не то заснул, не то куда-то смотался из своей будки. Я бы, может, могла чего-то подсказать, но это было абсолютно не в традициях того семейства Лаватини и вызвало бы только подозрение.

Молчание становилось нестерпимым, я от отчаяния допила свое пойло и мечтала о фруктовом соке, но официантки не было видно.

Паки посмотрел в сторону черного седана с затененными стеклами, который по-прежнему торчал возле ресторана. Глаза его сощурились. Видимо, размышлял. Быть может, о том, когда и как лучше пришить нас обоих. Я постаралась из-под полей шляпы взглянуть в глаза Фрэнсису. То есть в его темные очки. Но как сообщить ему мою мысль: что если он поскорее не ответит, не провякает чего-нибудь вразумительное, то не те, а эти, филадельфийские, Лаватини могут недосчитаться парочки не самых худших членов своего семейства?

Наконец Фрэнсис раскрыл рот.

– Откровенно говоря, – сказал он, – такие мелочи, как “крышевание”, нас не слишком колышут. Мы никогда с них особо не имели. Они больше для неудачников… Не сочтите за обиду.

Черт! Уж лучше бы он ударил Паки, чем такие слова.

– Что же касается вашего представителя, которому сделали солнечное затмение, – продолжал Фрэнсис, – мы не имеем к этому отношения ни с какого бока. Это не значит, конечно, что он этого не заслужил за какие-то свои фокусы, но у нас пока еще есть купол на плечах, и мы не станем такое делать при всем честном народе.

Паки слушал всю эту полуиздевательскую чушь и, как я догадывалась, кипел от ярости. А Фрэнсис уже завелся. Теперь он был похож не на забывшего свою роль актера, а на такого, кто плюнул на текст пьесы и принялся выдумывать свое.

– … Барбони, – говорил он, – начал чего-то выкаблучивать в клубе у моей сестры… то есть кузины. И делал это крайне непрофессионально: пытался запугивать людей. Но если ты их прилюдно запугиваешь, а потом девчонки умирают от пули, что можно подумать? Такой стиль никуда не годится. Так вы растеряете всех своих подопечных. А не будет их, не будет и бизнеса, верно?

Цвет лица у Паки менялся быстрее, чем на световой рекламе над магазинами или барами. Я пыталась поймать взгляд Фрэнсиса и дать ему понять, что он зарвался, но не тут-то было. Он закусил удила.

– Вы, конечно, скажете, – бросил он прямо в лицо Паки, – что ваши люди могут попортить физиономию или какую-то часть тела, о чем только что упоминали, но не убить девушку. Не говоря уже о двух девушках. Так?

Паки больше не мог сдерживаться, и этого, по всей видимости, добивался Фрэнсис. Зачем? Возможно, считал, что в таком состоянии тот больше раскроется.

– Алонцо Барбони, – с нажимом сказал Паки, – не убивал этих двух потаскушек. Синдикат Коццоне, может, и не такой важный, как ваш, но в профессионализме нам не откажешь. Мы поставляем девушек кинопродюсерам и в танцклубы и следим, чтобы это были качественные кадры, заботимся об их безопасности. Барбони должен был выяснить, кто вмешивается здесь в наши дела. Мы, конечно, ожидали отпора, но то, что произошло… Такого мы не предполагали. – Он замолчал и уперся в меня взглядом. – А вы, мисс, предполагали, что его убьют? Или это вас совсем не удивило? Что скажете?

Фрэнсис воспринял его слова как прямое оскорбление в мой адрес, как намек на мою причастность к убийству. Этого мой брат выдержать не мог. Он вскочил и навис над Паки всей своей могучей фигурой в костюме военно-морского покроя, с модным галстуком.

Что, в свою очередь, вызвало ответную реакцию со стороны обитателей черного седана. В нем сразу отворились две дверцы, и пара горилл в облике людей (или наоборот) показались оттуда и уставились на Паки в ожидании распоряжений. Тот взглянул на них, как бы собираясь просить помощи, но потом вроде бы раздумал и прокашлялся, чтобы снять напряжение.

– Не задавайте мисс Лаватини подобных вопросов, – тихо, но угрожающе произнес Фрэнсис. – У вас не должно быть никаких подозрений, никаких сомнений. Если я говорю вам, что мы не причастны к вашим здешним делам и к смерти этого субчика, значит, это чистая правда. Если бы мы имели тут свои интересы, нам бы никто не помешал, и тогда не состоялся бы наш теперешний разговор. – Фрэнсис дал Коццоне обдумать свои слова и закончил так: – Полагаю, вам следует извиниться перед моей кузиной.

Наверное, сам Бо Хопкинс не сыграл бы лучше финал какого-нибудь боевика, за который отхватил бы миллиончик зеленых!

Мой гениальный брат уселся после всего этого на стул и стал спокойно ждать, словно напрочь позабыв о двух амбалах, игравших мускулами в непосредственной близости.

Я увидела, что на лбу у Паки показалась испарина: то ли от жары, то ли от глубоких раздумий. Но также заметила, что он уже сгорел и готов поцеловать меня в зад. Фрэнсис тоже понял это и немного расслабился.

Однако остывание давалось мистеру Коццоне с величайшим трудом, и прошло еще некоторое время, прежде чем он изобразил улыбку почти такую же широкую, как лежащий перед нами залив, и пробормотал:

– Сам не знаю, мисс Лаватини, как меня угораздило такое сказать. Наверное, потому как смерть одного из наших уважаемых членов… Сами понимаете… Но, как бы то ни было, чего уж там, я погорячился и прошу прощения.

Его речь напоминала извинения тинейджера, разбившего мячом стекло в классной комнате, но глаза… Глаза были как у злобного взрослого, который не забудет и не простит унижения и возьмет реванш при первом удобном случае.

– Извинения принимаются, мистер Коццоне, – улыбнулась я. – Мы все иногда теряем контроль над собой.

Однако мой взгляд, как и его, говорил совсем иное: что я с удовольствием оторвала бы ему его дурацкую преступную башку.

И все мы при этом любезно скалились, прямо тройка закадычных друзей.

Паки резко отодвинул стул, поднялся и направился к выходу. Его охранники подвинулись еще на пару шагов ближе к нам, и ощущение беды у меня усилилось. Теперь, когда он отошел от нашего столика, чего им стоило сотворить что-то со мной и с Фрэнсисом и умчаться на другом автомобиле, который, вполне возможно, где-нибудь неподалеку на всякий пожарный случай?

Впрочем, я не особенно волновалась, так как вспомнила, что моя верная спецкоманда, уже зарекомендовавшая себя не далее как вчера вечером, зря времени тоже наверняка не теряет…

И действительно, в отдалении послышались звуки автомобильных сирен, они приближались, и вот на дорожку, ведущую к ресторану “У Эрни”, ворвалась санитарная машина, вслед за ней пожарная и три полицейских, загородив все въезды и выезды. Выскочив из машины, санитары кинулись на веранду ресторана, за ними несколько дюжих пожарных и пара полицейских. Все это выглядело как проверка готовности объединенных санитарно-пожарно-полицейских сил Панама-Сити к любым нештатным ситуациям. Иначе говоря, как спецтренировка.

Впечатление было такое, что эти ребята хорошо знали, куда спешат и как выглядит тот, кто им нужен, потому что женщина из машины “скорой помощи” почти сразу определила местонахождение Паки Коццоне и подошла к нему.

– Пожалуйста, присядьте, сэр, – сказала она. – Это бывает, не волнуйтесь. Мы позаботимся о вас.

Паки выглядел как загнанный зверь, он ничего не понимал, как, впрочем, и все остальные. На него жалко было смотреть.

– О чем вы говорите? – пронзительно вскрикнул он. – В чем дело? Со мной все в порядке.

– Сэр, – сказала женщина, – мы все хотим для вас только хорошего. Если вы присядете и позволите медсестре обследовать вас, мы сразу же поедем туда, где вы отдохнете и вам будет хорошо.

– Мне и так хорошо! – взвизгнул Паки. – Вы что, сбрендили тут совсем? У меня машина, и меня ждут люди.

– Это прекрасно, сэр, доктор Слейбек предупредила нас, что вы будете именно так говорить, но лучше, если вы поедете с нами в больницу.

– Говорю вам, со мной все в порядке! – завопил Паки. – Это вы психари! Дайте пройти!

Невысокий полицейский оказался женщиной, да еще блондинкой. Однако руки у нее были мощнее, чем шея у Арнольда Шварценеггера. Она загородила дорогу Паки и мелодичным голосом спросила:

– Сэр, вы пойдете с нами спокойно или будете возражать?

– Я ни хрена с вами не пойду! – ответил Паки. – Освободите дорогу! Мне нужно срочно ехать в аэропорт и возвращаться в Нью-Йорк!

Блондинка обворожительно улыбнулась.

– Тогда, боюсь, придется по-другому, – проворковала она.

Все произошло в одно мгновение: Паки рванулся вперед, блондинка сделала какое-то неуловимое движение, и он сначала опустился на колени, а потом повалился на пол и замер. Бедный Паки.

Блондинка скосила на меня глаза и сказала с сожалением в голосе:

– Очень неприятно, что пришлось так поступить, особенно в общественном месте, но такой я получила приказ. Больной очень опасен. У него комплекс террориста-подрывника и убийцы. Такое заключение дала доктор Слейбек из Таллахасси. Но возможно, вы знаете об этом?

Я не представляла себе, что на это ответить, однако Фрэнсис пришел на помощь.

– Да, – сказал он, – мы поняли, он здорово того, и заподозрили, что, может, удрал из психушки. Поэтому старались не волновать, чтобы хуже не было. Конечно, таких надо держать в больнице. Дай Бог, вылечится и не будет про Нью-Йорк вспоминать. Я слышал, люди говорили, он был школьным сторожем где-то здесь, неподалеку.

Я чуть не рассмеялась, но вовремя прикусила щеку. Оказывается, мой брат не только гениальный актер, но и гениальный шутник. А что же будет с Паки, подумала я. Прокатится с ветерком до Таллахасси, это часа полтора, и там дежурный врач рявкнет, что никакого Коццоне знать не знает и не заказывал его доставку, а эти идиоты в Панама-Сити что-то, как всегда, перепутали.

Пока же я увидела, как мафиози усадили в полицейскую машину, которая рванула с места, за ней санитарная, и замыкал кортеж черный седан с затемненными стеклами. А потом я увидела старый-престарый “плимут”, из которого мне махала рукой Рейдин, рядом с ней сидела Пат. Старушки давали понять, что отбывают восвояси и мы скоро встретимся.

– Ну, – сказала я, оборачиваясь к Лосю-младшему, – рабочий день окончен.

– Да, – ответил он, оставляя на столике еще одну двадцатку. – Надеюсь, можно отправиться домой и отдохнуть. Я ведь для этого и приехал.

Я не стала его разочаровывать. Пусть пока думает, что с такой сестрой, как Кьяра, ему удастся отдохнуть. Но уж, во всяком случае, большую кружку отцовского кьянти он от меня получит.

Заслужил.

Глава 26

Когда мы с Фрэнсисом въехали в наш район, мои верные соратницы были уже на месте – точнее, в моем трейлере – и, судя по звону посуды, готовились к тому, чтобы отметить что-то: не то просто приезд Фрэнсиса, не то нашу общую маленькую победу. Кофе был сварен, кувшин отцовского кьянти стоял посреди кухонного стола, в руках у Пат была колода карт. Она ведь – я не говорила? – заядлая картежница.

– Доктор Слейбек принимает сегодня? – спросила я. – У меня расстройство желудка.

Рейдин скромно улыбнулась. То же сделала Флафи, сидевшая у нее на коленях.

– Дорогие мои, – сказала Рейдин, обращаясь ко мне и к Фрэнсису, – вам надо знать, что к настоящему времени я изучила нашу медицинскую систему на все сто процентов.

– Похоже на то, Рейдин, – ответила я, – но, когда мы разрабатывали план операции, ты собиралась натравить на них полицию, а вовсе не санитаров и пожарных.

Рейдин рассмеялась с некоторой горечью. Вообще, к моей радости, она была сегодня в прекрасной форме – никаких воспоминаний о вчерашнем ужасе, никаких следов безумия.

– Надо же знать нашу полицию! – сказала она. – Бумажные души! Хотят все проверить и перепроверить – кто ты такая и правда ли, что ты именно та, за кого себя выдаешь… Ну и так далее. – Она вдруг задумалась. – А может, это правильно? Иначе мы такое друг на друга наговорим и напишем!

Пат и Фрэнсис в этот момент уже потянулись к отцовскому кувшину – у Пат лицо было спокойное: она достаточно хорошо знала Рейдин, а у брата – встревоженное: видимо, опасался последствий того, что натворила эта странная женщина. Хотя до конца еще не понял, что же все-таки произошло и каким образом ей это удалось…

– А что было дальше? – спросил он у Рейдин после того, как мы чокнулись и осушили по первому бокалу кьянти.

– Хотите знать? – с готовностью откликнулась та. – Все очень просто. Я послала им факс с моей старой историей болезни. Только стерла свое имя и поставила другое, сами знаете какое. Хотя я его тогда еще не знала, поэтому нацарапала что-то непонятное. Ведь у всех врачей такой жуткий почерк, верно? Зато сообщила, где этот псих будет, в какое время и с кем потребовал встречи – со знаменитой артисткой, чей портрет видел на афише. Иначе грозил всех взорвать и перестрелять.

– И в полиции так просто купились? – не удержался Фрэнсис. – Поверили?

Сейчас он уже не был похож на Лося-младшего, многоопытного гангстера, мафиози и киллера в одном лице, а скорее напоминал зрителя телебоевика, которому не терпится узнать, что будет дальше и кто же, в конце концов, убийца.

Рейдин продолжала, но перед этим мы выпили еще по стаканчику.

– Я сообщила номер телефона, по которому они могут позвонить в больницу, откуда удрал больной, и получить подтверждение. А потом звякнула своей старой знакомой Берне Слейбек из этой больницы и сказала, как она должна ответить, если будет звонок из полиции.

Этого добропорядочный Фрэнсис уже не мог вынести.

– Ваш знакомый врач согласился на все это вранье? Она дала ложные сведения полиции? Да ее лишат лицензии!

Пат широко улыбнулась на это, а Рейдин посмотрела на Фрэнсиса как на полного идиота или в лучшем случае на фламандца.

– Вас не могут лишить того, чего у вас нет, – торжествующе заявила она. – Моей Берне вообще лет сто, и еще больше лет она работает в этом психдоме, только не врачом, а на кухне. Можете сами проверить. Позвоните туда, добавочный двадцать четыре, и попросите доктора Слейбек. Вам все позовут старуху Верну.

Фрэнсис не мог отказать себе по этому поводу в дополнительной, и весьма внушительной, порции кьянти.

– У вас есть деньги? – почти без всякого перехода поинтересовалась Рейдин.

– Ну, в общем, да, – ответил он, не совсем понимая смысл вопроса.

Рейдин удовлетворенно кивнула, хлопнула по столу и поглядела на Пат. Та ответила кивком и начала тасовать карточную колоду.

– Тогда вперед! – провозгласила Рейдин. – Мне сегодня везет. Попробуй сразиться со мной, Большой Брат!

– Пожалуй, – сказал Фрэнсис, и мне стало его немного жаль.

Ему приходилось, конечно, играть в клубе нашего землячества. Даже довольно часто. Но это была, как бы поточнее выразиться, джентльменская игра. Помногу там никто не проигрывал и не выигрывал, а Фрэнсис, кроме того, вообще был везунчиком, насколько я знаю. Однако Рейдин и Пат собрались показать ему свою игру в покер.

Карты были сданы, Фрэнсис с любезной улыбкой взирал на своих соперниц. Я представляла, что он сейчас думает. Что-нибудь вроде: “Постараюсь не слишком обижать этих милых одуванчиков” или: “Надо быть помягче, чтобы старушкам не пришлось лезть за деньгами в старые сундуки”.

Участливо покачав головой, я вышла из кухни, чтобы приготовиться к работе. Сегодня я собиралась наведаться в клуб. Я не стала тратить время на завивку и макияж, так как не хотела, чтобы Фрэнсис видел меня во всем блеске. Он бы определенно не одобрил. Поэтому я нацепила джинсы, небрежно заколола волосы и с рабочей сумкой направилась к выходу.

– Мне нужно уйти, – сказала я ему, однако слова мои были как вопль вопиющего в пустыне: Фрэнсис был уже с головой погружен в игру. Не забывая, впрочем, и о кьянти.

За то время, что я принимала душ и одевалась, он, насколько я могла заметить, потерял свой снисходительный вид и выглядел теперь обеспокоенным. Я бы сказала, даже растерянным. И на стакан с вином, стоявший перед ним, смотрел так, словно хотел обвинить его в своих бедах.

– Будьте бдительны, игроки, – проговорила я уже от двери. – Неизвестно, что надумает мистер Коццоне, когда его выпустят.

Фрэнсис только хмыкнул, а Рейдин подняла глаза от карт и сказала, кивая на угол возле двери, где стояла ее короткостволка:

– Мое оружие всегда на страже. Фламандцы ведь тоже не дремлют.

– У меня роджер, – объявила Пат.

– Господи! – воскликнул в сердцах Фрэнсис. – Что за карты!

Моего ухода они не заметили.

* * *

Винсента Гамбуццо я увидела сразу, как вошла в клуб через заднюю дверь. Шеф стоял там, нервно двигая челюстями, в огромных солнечных очках отражались огни нашего закулисья.

– Слава Богу, ты пришла, – начал он жаловаться. – Теперь будет хоть немного легче. У нас стало опаснее, чем в джунглях, Кьяра. Клиентов – раз-два и обчелся, народ бежит от нашего клуба как от чумы. Девушки боятся работать, после того как двух застрелили. Без Марлы и без тебя у нас не стало настоящего шоу. Я связался кое с кем, чтобы прислали хотя бы еще одну из гастролерш, но они не очень обещают. Кроме того, агенты запрашивают такие комиссионные – обалдеешь! Хорошо бы ты уговорила наших девушек не убегать с корабля. Ты ведь, надеюсь, тоже заинтересована в нашем бизнесе. Или нет?

Вот так: ни тебе “пожалуйста”, “попробуй”, “буду благодарен”… Просто – давай уговори, ты заинтересована.

Конечно, заинтересована и могла бы, возможно, кое-кого из девушек уломать легче, чем он, но все-таки когда наконец этот хмырь научится нормально разговаривать с людьми? Уверена, тогда и дела пошли бы лучше!

– Марла в тюрьме? – спросила я.

– Нет, насколько я знаю. Никому не известно, где она кантуется… Ты не хочешь подойти к входной двери и постоять немного? Может, это привлечет публику? Сделай, пожалуйста.

Чудеса: дождалась столь редкого от него слова.

Ворвался режиссер, ему зачем-то понадобился Винсент, а я отправилась к главному входу посмотреть, так ли все плохо, как сказал босс. Было еще рановато для съезда гостей, они начинают обычно валом валить после девяти, но я надеялась, что и сейчас кое-кто появится. Во-первых, новички, которые еще ни о чем не наслышаны; во-вторых, просто любопытные – после того как узнали о том, что у нас произошло; ну и потом вездесущие журналисты.

Гордон был на месте у дверей, продавал входные билеты и односложно отвечал на многочисленные вопросы. Он был бледен и напряжен, глаза ввалились. Переживает случившееся или, может быть, сам каким-то боком замешан?

Он улыбнулся, увидев меня, и тоже сразу начал жаловаться.

– Гамбуццо заставляет работать без отдыха. Вчера – всю ночь. А у меня желудок болит мочи нет.

– Что с тобой?

– Язва… Сегодня тоже до утра буду. Может, позавтракаешь со мной потом? Поболтаем… – Он просительно смотрел на меня.

– Посмотрим, как пройдет ночь, – сказала я. – Я еще не совсем здорова, и ко мне приехал брат.

Я вошла в помещение клуба, прошла мимо Бруно, который мне довольно весело подмигнул, приблизилась к бару, где сгрудились официантки, лица у всех были нервные, неприветливые.

Только один человек на этом фоне выглядел абсолютно таким, как всегда, – таким же скудоумным и малоприятным. Это был, разумеется, Рикки Растяжка. Как ни в чем не бывало ущипнул меня за бок и заорал:

– Кьяра! Ты опять с нами!

Я раздраженно обернулась к нему, раздосадованная собственной злостью: ведь говорят же – “на обиженных Богом не обижаются”.

– Еще раз попробуешь, – прошипела я, – проткну каблуком другой палец! Или какое-нибудь еще место, более важное для тебя.

Рик непроизвольно отдернул ногу и неловко рассмеялся.

– Я ведь по дружбе, – сказал он.

Ей-богу, иногда он может быть даже трогательным. Наверное, убийцы и маньяки тоже могут… Брр!..

– Скажи лучше, – я понизила голос, – где сейчас Марла?

– Мой рот запечатан, – ответил он.

– Рик, будет хуже, если его распечатают другие, а не я! Он не выказал никакого испуга.

– Дорогуша, да я знать не знаю. Она и мне ничего не сказала.

– Тебе известно, что у полиции ордер на ее арест? Он утвердительно кивнул и поглядел на меня с хитрой усмешкой.

– Конечно. И после этого ты думаешь, мы с Марлой будем доверять тебе? Ведь это твой дружок-коп постарался.

– Не вали с больной головы на здоровую, парень! Это ты готов предать Марлу ради любой юбки, хотя увиваешься за ней и на каждом шагу клянешься в своих дурацких чувствах! Я никогда не говорила ей, что она мне нравится, а, наоборот, высказывала в лицо то, что думаю. Но никогда не предам ее. Хотя бы потому, что мы в одной упряжке. А для тебя это раз плюнуть!

И опять в лице Рика мелькнуло что-то детски беспомощное, когда он сказал:

– Я и сам мучаюсь оттого, что хочу всех женщин перетрахать. Честно. Сам не знаю, что делать. Хочу к психарю обратиться.

– Обратись. Он тебе выпишет таблетки, чтобы поумнеть. Если такие есть.

– Не говори так, Къяра. Ты вот не читала книжку “О мужчинах, которые не умеют любить”. Там все про меня написано. Я сейчас изучаю эту штуковину, когда есть время.

– Лучше почитай книжку “О женщинах, которые не хотят иметь дело с круглыми идиотами”, – проворчала я.

И ушла. Ну как с таким можно иметь дело?

Наша гримерная-костюмерная была почти пуста. Если не считать нескольких девушек, которые не танцуют, а работают в обнимку с шестом, и которым так нужны деньги, что они забывают об угрозе для жизни. Возможно, они из тех, кто привязался к наркоте, или у них парни такие. Я в свое время советовала Винсенту избавиться от таких, кто только раздеваться умеет, но он не слушал моих советов, говорил, их легче найти, чем настоящих танцовщиц. Что ж, наверное, он прав.

Я поздоровалась с девочками и села на телефон. Через двадцать минут мне не без труда удалось уговорить трех танцовщиц выйти на ночь за дополнительную плату, обещанную Винсентом под моим давлением. Собственно, я выполняла работу завтруппой, которые, знаю, бывают в других клубах. У нас таких не было, хотя по возрасту и опыту я, пожалуй, могла бы считаться старшей.

Сегодня я решила исполнить меньше номеров, чем обычно, но включить что-то новенькое, вернее, хорошо забытое старенькое. Для этого вытащила из шкафчика костюм под названием “Принцесса Лея”. В нем я как бы напоминала зрителям о “Звездных войнах”, чтобы каждый из них почувствовал себя наедине со мной в космическом корабле. Я уже начала одеваться, когда заявился Винсент.

– Ну, дозвонилась кому-нибудь? – спросил он.

– Джолен, Тони и Марки придут, – ответила я. – А у тебя как?

– Барри Сандуцки соизволит прислать какую-то Кенди Барр. Уверяет, она умеет все в лучшем виде. Что это может означать, посмотрим.