Текст книги "Исцеление Перекрестка"

– Диведд, внутрь! – Тот кинулся в загон; Танцор в его руке разворачивался острием во все стороны, пока его хозяин проверял, нет ли вблизи кого-то из рабовладельцев. Из-под одного из навесов появилась Полита и стала настороженно оглядываться. На ее руках были наручники, соединенные с цепью, обмотанной вокруг талии: таким образом она не могла дотянуться до засова на воротах. Ссадины и следы хлыста на ее теле, как и на телах других кентавров, говорили о том, что они все равно не прекращали таких попыток.

Полита кивнула своим друзьям, затем быстро ударила копытом по ящику с продовольствием: три удара, потом еще два. Кентавры появились из-под навесов и выстроились так слаженно, словно это была привычная команда, а не нечто чрезвычайное. Все они были худы, и у всех тела носили следы побоев, хотя и не так много, как у Политы.

Бидж присмотрелась к своей подруге. Полита тоже исхудала, и хотя на лице ее шрамов не было, оно было искажено гневом и самоуничижением.

– Мы боялись, что вы окажетесь не в одном месте, – сказала Бидж.

– Они пригоняют нас сюда в полдень, – с горечью ответила Полита, – нам полагается еда и часовой отдых.

Один из кентавров фыркнул. Бидж узнала некоторых: рыжекудрую Хемеру, пожилую Кассандру, супруга Политы – Лайоса.

Где-то за пределами загона раздались крики.

– Не выпускайте нас сразу, – поспешно сказала Полита. – Сначала освободите от этого. – Она протянула скованные руки.

– Мы сделаем это по пути, – возразил Кружка. – Лучше поторопиться…

– Сейчас.

– Тогда почему бы просто не оповестить противников, где мы находимся? – прошипел Кружка. Но прежде чем он договорил, Диведд знаком показал Полите, чтобы она прижала запястья к столбу ворот. Он несколько раз взмахнул Танцором, примеряясь, потом неожиданно с кряхтеньем ударил. Бидж заморгала от грохота и разлетевшихся искр. Следующий кентавр занял место Политы у столба еще прежде, чем Диведд высвободил лезвие из дерева.

Вскоре пыхтящий от усилий Диведд освободил всех кентавров, хотя на руках у них и остались браслеты от наручников. – Я думал, ты приучен выполнять приказы, – проворчал Кружка.

– Я никогда не говорил, что так уж хорошо обучен, – пожал плечами тот.

– Все вы садитесь верхом, – коротко бросила Полита, – это сэкономит время, – Она обратилась к соплеменникам: – Вы в последний раз понесете на себе кого-то не по собственному решению.

Кентавры не колеблясь встали так, чтобы людям удобно было на них сесть.

– Ты ненавидишь цепи не меньше, чем Полита, – обратилась Бидж к Диведду.

– Гадкие штуки, – проворчал тот и хотел отойти, Бидж схватила его за руку и взглянула на запястье. Следы кандалов были еле видны, но все-таки заметны.

Диведд яростно посмотрел на Бидж, залившись краской и чувствуя себя униженным.

– Ты тогда узнал плуг, – сказала Бидж. – Мог бы и сказать…

– Раньше плуг не имел постромок, – ответил он, не глядя на Бидж. – Вместо них был ошейник. Бидж изумленно воскликнула:

– И ты все-таки настаивал на плате за то, чтобы отправиться сюда освобождать кентавров!

Диведд повернулся лицом к Бидж и ухмыльнулся:

– Больше за так я ничего не делаю. – Он подошел к ближайшей девушке-кентавру и хлопнул ее по крупу. – Ты – мой скакун. – Когда она в ярости обернулась, он подмигнул: – Желаю тебе никогда больше не носить на себе всадника. Бегай на свободе, любимая. Я постараюсь быть легким.

Он вскочил верхом – энергично, хотя не очень изящно.

Второй загон был меньше, но зато в нем царил ужасный шум. Полита подскакала к его воротам и трижды хлопнула в ладоши, вывернув руки так, чтобы браслеты наручников не зазвенели.

Несколько подростков в загоне немедленно умолкли. Полита кивнула с царственным видом.

– Так-то лучше. Мы сейчас откроем вам ворота. – Ее голос был спокоен, но Фрида видела, как хлещет она себя по бокам хвостом.

Полита сама отодвинула засов. Подростки стремительно кинулись на свободу: гнедая однолетка, малыш явно арабских кровей, чалая девочка, похожая на Хемеру. Последним, но ничуть не менее жаждущим свободы, чем остальные, был неуклюжий подросток: Конли, сын Политы. Он ждал, пока остальные выйдут из ворот, приплясывая от нетерпения.

Бидж услышала шум. У загона появилось трое рабовладельцев. Кружка оглушил одного, пронзил другого ловилкой и закричал Фриде и Хемере:

– Бегите! Бегите!

Хемера галопом вылетела за ворота. За ней последовал на своем скакуне Диведд, стараясь удержаться и одновременно одной рукой взмахнуть Танцором.

Последняя стражница кинулась вперед; у нее через плечо висело лассо, но она не была готова к схватке. Женщина стала отчаянно озираться и увидела стойку с сельскохозяйственными орудиями. Схватив серп, она с криками кинулась в погоню.

Конли, только что появившийся из ворот, замешкался. Стражница попыталась его остановить и ударила серпом. Конли инстинктивно поднял руку, защищаясь от удара.

В тот же миг женщина чуть не была сбита с ног. Конли в панике помчался вперед, оставляя на траве кровавый след.

Диведд, оказавшийся неуклюжим наездником, обхватив за талию девушку-кентавра и свесившись набок, все же нанес удар Танцором.

Меч рассек лассо и выбил серп из руки женщины. Острое лезвие упало и вонзилось в ногу преследовательницы; она взвизгнула, схватилась за ногу и остановилась.

Бидж, оглянувшись, открыла было рот, но ее опередила Фрида, что-то крикнув прямо в ухо Хемеры. Девушка-кентавр метнулась вперед, вытянувшись всем телом.

Бидж видела, как летают грифоны, как рождаются кентавры; она наблюдала, как фавн танцует под мелодию из «Танцев под дождем», она знала, что девушка-фавн стала истовой прихожанкой баптистской церкви. То, что она увидела сейчас, превзошло все ее ожидания: робкая, неуверенная в себе Фрида прыгнула со спины мчащейся Хемеры на спину Конли, сорвав с себя пояс еще прежде, чем оказалась на нем. Маленький кентавр пошатнулся и начал брыкаться, но Фрида обхватила его обеими ногами, закинула кровоточащую правую руку подростка ему на голову и перетянула поясом, останавливая кровь. Свободной рукой она обвила его грудь и что-то прошептала на ухо. Конли, дрожа, остановился и другой рукой прижал повязку.

Бидж дернула Политу за волосы. Та обернулась, увидела случившееся и помчалась обратно – к Конли. Фрида чмокнула подростка в шею и уверенно сказала:

– Все будет в порядке.

Хемера подскакала к ним, и Фрида, упершись руками в спину Конли, как гимнастка взлетела в воздух и пересела на Хемеру. Полита тут же подскакала к Конли и повела его, не давая опустить руку.

Через несколько секунд они добрались до реки. Фиона, в каноэ выше по течению, засвистела и замахала руками: она еще не успела миновать поворот. Все сражение длилось меньше чем пять минут.

С громовым стуком копыт кентавры вынеслись следом за Политой на берег и резко остановились, глядя на быстрое течение. У всех взрослых на руках были черные железные браслеты от наручников, достаточно тяжелые, чтобы обременить даже их могучие мышцы.

Бидж поймала веревку, брошенную Фионой, и привязала к дереву. Не успела она закончить, как Диведд начал подтягивать каноэ к берегу. Фиона, тяжело дыша, выпрыгнула на берег. – Течение такое сильное!

Бидж взглянула на реку. Ниже по течению поток разделялся на два: правый, мелкий, и левый, более глубокий и спокойный.

Фрида коснулась ее руки и показала вперед.

– Видишь ту черту на поверхности воды слева? Это водопад. Если кентавры кинутся туда, они могут погибнуть. И ниже водопада, – добавила она, – часто бывает очень глубоко.

– Правый проток более порожистый, – согласилась Фиона, – но по крайней мере он мелкий. К ним, пыхтя, подбежал Кружка.

– А мы недурно справились, верно? – Он держал в руках отнятое у одного из преследователей лассо, а его ловилка была в крови по самую рукоять.

– Рабовладельцы близко, – без всякого выражения сказал Бидж Диведд. – Проложи дорогу.

Вдали, со стороны деревни, раздались гневные и горестные крики.

– Сейчас самое время, – согласился Кружка. Бидж беспомощно посмотрела на Политу, обнимавшую Конли и поддерживавшую его руку.

Предводительница кентавров выпрямилась в полный рост.

– Создай любую дорогу, какую сочтешь нужным. Если мой народ сумеет выплыть, он выживет; если кентавры погибнут в воде… что ж, они погибнут.

– Но ведь они в наручниках! – вырвалось у Бидж.

– Ну и что. Открой дорогу им и мне. Крики, сначала далекие, становились ближе. Фрида, дрожа, коснулась руки Политы.

– Не могли бы они держаться за каноэ, чтобы облегчить вес цепей? Или, может быть, удастся остаться на мелководье.

Полита удивленно посмотрела на нее.

– Ты спасла жизнь моему сыну. – Ее голос звучал совсем не как голос Каррона. – Кто ты? Почему ты так заботишься о нас?

Фрида покраснела.

– Просто я… Я подумала… Ну, он казался таким юным и таким милым… – Окончательно смутившись, она пробормотала: – Я ведь лошадница.

Полита кивнула.

– Я понимаю. Я ведь и сама, – добавила она с намеком на прежнюю шутливость, – лошадница. – Она обратилась к Бидж: – Лучше было бы плыть как можно меньше, Бидж.

Бидж повернулась к реке и сосредоточилась. В этот момент из зарослей появились первые рабовладельцы. За первыми бежала целая толпа, беспорядочно, не соблюдая строя. Диведд резко повернулся к ним, держа меч на изготовку. Кружка занял позицию рядом, перебросив ловилку в левую руку и умело крутя трофейное лассо правой.

– Они безоружны, – быстро сказала Бидж.

Диведд сделал шаг назад и воткнул Танцора в прибрежный песок. Кружка, более искушенный в схватках, только опустил свое оружие.

Рабовладельцы, растерянные и безоружные, заметались на открытом пространстве между кустами и водой. Бидж это до странности напомнило вечеринки в начальных классах школы: в воздухе повисло напряжение, но никто не знает, что делать.

Высоко в воздухе над рабовладельцами кружили молодые грифоны. Роланд приземлился между двумя группами людей, согнул передние лапы, слегка расставив крылья, чтобы не потерять равновесие, и преклонил колени перед Политой.

– Я Роланд, сын того, кого называют просто грифон, и я привел тебе этих пленников, госпожа.

Полита, растерявшись, заговорила с ним, как с ребенком:

– Это очень мило с твоей стороны, Роланд. – Она потянулась было, чтобы погладить его по голове, но вовремя опомнилась. – Ты говоришь об этих людях?

Пленники испуганно метнулись в стороны, и между ними прошествовал грифон, бросая на рабовладельцев грозные взгляды и распушив перья на шее, как львиную гриву.

– Приветствую тебя, Каррон.

– Приветствую тебя, грифон. – Голос Политы звучал сдержанно, и Бидж вспомнила, что, согласно легенде, лошади и взрослые грифоны ненавидят друг друга.

Кружка сказал Роланду со своей обычной интонацией:

– Как приятно тебя видеть: мы уже начали беспокоиться. – Он оглядел остальных молодых грифонов, которые по одному приземлялись вокруг толпы людей. – Так, значит, вы успешно осуществили отвлекающую операцию. Потом вы сбежали?

Последним появился Оливер, ведя того рабовладельца, которого Бидж видела верхом на Полите. Тот озирался, его меч (единственное оружие, которое Бидж видела у противников) болтался у него в руке острием вниз.

– Наоборот, – голос грифона звучал гневно, но со странным удовлетворением, – мы победили. Роланд обернулся к Бидж.

– Я размышлял о том, чему ты раньше учила меня: что нужно все рассказать о своих приемах противнику. Бидж понадобилось мгновение, чтобы вспомнить.

– Но это же было, когда ты боролся с Оливером.

– Верно. Но ведь ясно, что к данному случаю это тоже относилось. И я еще вспомнил твои слова: на Перекрестке все не совсем такое, каким кажется.

– Это же было предостережение.

– Да? Я понял твои слова как совет.

– Как бы то ни было, – вмешался грифон, – как и предложил Роланд, мы приземлились на окраине деревни и пошли сквозь кустарник. К тому же мы воздержались от того, чтобы разговаривать. Первые рабовладельцы, увидевшие нас, – когти грифона рассекли ближайший валун, – сочли молодежь моим выводком, а меня – их матерью. – Он бросил вокруг грозный взгляд. – Если кому-нибудь хочется пошутить на эту тему, то сейчас как раз подходящий момент.

Все вежливо промолчали.

– Так или иначе, – продолжал грифон, – рабовладельцы увидели нас и возжаждали – они-то считали, что получат только могучих тягловых животных. Как Роланд и предполагал, вооруженный отряд попытался поймать нас и обратить в рабство. – Все молодые грифоны распушили перья, и колени у пленников задрожали. – На это теперь можно не обращать внимания, но нельзя простить… Рабовладельцы преследовали нас, мы пешком удирали от них выше по течению реки, а они мчались следом с сетями и веревками. Мы скрылись от них в тот заканчивающийся тупиком каньон, который заприметили раньше. Они прижали нас к стене…

– Ох, Боже. – Бидж представила себе эту картину. – И вы взлетели у них над головами…

– …И в свою очередь, прижали их к стене. Я отобрал у них лассо, молодежь уничтожила их щиты, сети и веревки…

– …После чего они сдались.

– После чего этот рыцарственный племянник мантигорыnote 18Note18
  Мантигора – Плиний, ссылаясь на Ктесия, описывает мантигору как зверя, имеющего три ряда зубов, лицо и уши, как у человека, глаза голубые, туловище красного льва и хвост, заканчивающийся шипом, как у скорпиона.


[Закрыть] стал обращаться к ним на разных языках. Как выяснилось, некоторые из них говорят на ломаном английском, хотя большинство объясняется на варварском диалекте анавалонского – как это случается во многих мирах: анавалонский, греческий, латынь, английский – все это когда-то были языки могучих империй… Ну и эти твари пали на колени и стали умолять оставить их в живых.

Оливер кивнул в сторону грифона.

– И он, с благородным милосердием, посоветовал нам удовлетворить эту просьбу.

– Вздор! – В присутствии пленных рабовладельцев это слово прозвучало довольно неуместно. – Если бы мы начали резню, половина из них в панике стала бы защищаться, и они задавили бы нас просто числом. После того как мы, вместо того чтобы бежать от них, победили, нам ничего не оставалось, кроме как пощадить имеет значение? – Он опустил глаза и сказал с отвращением, заставившим его голос звучать громче: – Какое мне дело?

Все головы повернулись к нему. Роланд, словно одобряя его слова, кивнул.

– Решать тебе, Каррон. Если захочешь, можешь их всех затоптать до смерти.

В толпе пленников раздались стоны. Те, кто понял сказанное, перевели остальным, и теперь уже причитали все.

– Это не будет преступлением, – убежденно сказал Роланд. – Они заслужили такую участь. Лицо Политы стало жестким.

– Да, заслужили. – Однако она не двинулась с места.

– Каррон, ты, кажется, колеблешься, – сказал Роланд.

– Ты сказал, что мы можем их затоптать.

– Но можете и простить.

Конли, все еще прижимая к груди раненую руку, прильнул к матери. Та крепко обняла его и покачала головой:

– Одно из двух… Разве у меня есть другой выбор? Роланд кивнул.

– Ты можешь потребовать у них клятвы верности.

– Верности? – Слово прозвучало странно и непривычно; для кентавров в такой клятве не было бы нужды.

– Клятвы на крови. Нарушение такой клятвы означает смерть. Потребуй с них обещания, что из-за зла, причиненного твоему народу в прошлом, они будут служить тебе в будущем.

– Ты на самом деле думаешь, что это пойдет на пользу моему народу?

Полита беспомощно взглянула на грифона, и тот раздраженно произнес:

– Ради Бога, перестань колебаться и реши что-нибудь. Похоже, пленники столь же наивны, как и мой отпрыск.

Полита повернулась к стоявшему перед ней Бонди.

– Я знаю, ты понимаешь мои слова, – начала она холодно по-английски.

После секунды оцепенения тот кивнул.

– Хорошо. На колени. – Голос Политы звучал так механически, словно принадлежал не ей.

Бонди преклонил колени. Полита подняла левую переднюю ногу и опустила ему на голову. Мышцы ее напряглись, и пленник распростерся на земле, уткнувшись носом в песок. Копыто давило на затылок так, что Бонди закричал; звук оказался приглушен песком. Неожиданно вся сцена утратила свое символическое значение.

– Ты слышишь меня? Понимаешь мои слова?

– Да. – Из глаза пленника скатилась слеза, песок зашуршал под его наполовину вдавленной в него щекой.

– Тогда запомни. – Ее копыто давило все тяжелее, лицо пленника погрузилось в песок почти до переносицы. – Ты останешься жить, потому что я позволяю тебе это. Ты найдешь пропитание своим детям, потому что я позволяю тебе это. Сейчас ты встанешь, и будешь обрабатывать свои поля, будешь сам тащить плуг, – ее голос задрожал, а руки, более не скованные, коснулись покрытой шрамами шкуры, – потому что я позволяю тебе это.

– Да, – это был всего лишь шепот, но все жители деревни как один издали вздох облегчения. Полита убрала копыто.

– Поднимись. Ты будешь служить моему народу. Никогда не пытайся причинить ему зло. Никогда не пытайся снова его поработить. Никогда… – Полита провела рукой по своим израненным губам, которые терзали и узда, и зажим. Она умолкла, слишком полная гнева, чтобы говорить.

Роланд закончил за нее:

– Никогда никого больше не обращай в рабство. Через секунду Бонди поднялся: сначала на четвереньки, потом на дрожащие ноги. Он по-анавалонски обратился к своим соплеменникам, изумленно взглянул на Политу и поклонился ей.

И тут же отчаянно кинулся к Роланду. Остальные грифоны подняли когтистые лапы, но сам Роланд не пошевелился. Бонди схватил переднюю лапу Роланда и прижал к губам.

– Мои дети живы, – задыхаясь, вымолвил он. – Мой народ жив. – Слезы текли по его щекам и оставляли темные следы на песке. – Позволь мне что-нибудь сделать для тебя. Я для тебя на все готов. Глубоко взволнованный Роланд поднял Бонди на ноги.

– Мне достаточно, если ты будешь верно служить Полите и никогда никого не станешь обращать в рабство.

– Никогда в жизни. – Он неловко склонился к передним копытам Политы. – Всю свою жизнь я буду служить тебе. – Все еще обнимая копыто, он обернулся к молодым грифонам. – Кто вы?

– Я Роланд. – Юный грифон поколебался, потом тихо сообщил ему: – Мое другое имя – Рафаэль. Грифон-отец со свистом втянул воздух. Бонди, наблюдавший за ними, кивнул.

– Я понял. У меня тоже есть секрет. – Он сунул руку за пазуху и вытащил потемневшую от времени деревянную фигурку на шнурке. – Это Ракнайд. Хранительница нашей семьи. Ее почитал мой прадед и прадед прадеда. Она присматривает и за мной, только больше никто не должен о ней знать. – Он протянул фигурку Роланду. – Храни ее бережно.

Роланд поклонился и надел шнурок на шею.

– Добро пожаловать, Ракнайд. – Он обратился к Бонди. – Я ее спрячу и буду охранять. – Он попятился, собираясь взлететь, и тут заметил, что за ними наблюдает вся деревня. – И если сможешь, научи их всех говорить по-английски, – сказал он, смущаясь. – Это может пригодиться. Ну, пока, я буду тут у вас появляться.

Молодые грифоны улетели; сильные крылья легко подняли их в воздух, и они свернули на север вдоль реки. Фрида поднялась на цыпочки, глядя им вслед.

Грифон, в свою очередь, наблюдавший за нею, покачал головой.

– Если они так начинают, каков же будет конец? – Однако в его голосе звучала гордость.

Диведд быстро нагнулся и плеснул водой в лицо Фриде. Та посмотрела на него безумными глазами.

– Пора смываться. – Он брызнул и на Фиону. Бидж попыталась увернуться, но Диведд двигался слишком быстро, и ей не удалось избежать душа. – Так ты будешь красивее, – ухмыльнулся он и облил водой и собственную голову тоже.

Конли, на руках которого не было наручников, со смехом прыгнул в воду, держа раненую руку повыше. Бидж с изумлением наблюдала за ним: хотя ему было немногим больше двух лет, он выглядел уже как подросток.

Грифон оглянулся на Бонди, все еще кланяющегося Полите.

– То, что я увидел, кажется мне невероятным. Бидж подумала о Фриде, перепрыгивающей на скаку с одной лошадиной спины на другую.

– Мне тоже.

Фрида сказала прерывающимся голосом:

– Роланд был великолепен. Не может быть, чтобы он был так юн, как ты говоришь.

– Я присутствовала при том, как он вылупился, – ответила Бидж с любовью и гордостью, хотя ей все еще снились кошмары про ту ночь, когда это свершилось. – Ему всего несколько месяцев. Грифон, подняв пушистую бровь, взглянул на Бидж.

– Печально, не правда ли, что они так быстро вырастают? Разные виды, – добавил он, – взрослеют с разной скоростью: некоторые быстрее, чем люди, некоторые – медленнее. Не вижу в этом никакого парадокса.

Бидж кивнула.

– Посмотрите на Конли. Его человеческое тело – как у подростка, конское – как у двухлетки.

– Но если разные виды взрослеют по-разному… – Фрида умолкла.

Бидж с любопытством взглянула на девушку.

– Что тогда?

– Ничего… На самом деле ничего… – Она склонила голову, поспешно спрятавшись за распущенными волосами; Бидж уже несколько недель не наблюдала у нее этой привычки. У Бидж осталось тревожное чувство, что она не заметила чего-то важного.