Текст книги "Ольга"

Мне почему-то очень захотелось выложить на стол ключи берлинской квартиры Алексея из сумочки и положить их на стол, чтобы все вокруг увидели насколько далеко мы зашли. Но смысла в этом не было. Никто не знал, что означает эта связка ключей, да и понимай они это, выглядело бы это не лучшим образом.

«Нужно успокоится и привыкнуть к тому, что многое изменилось» – приказала себе я. «Со временем все встанет на свои места, и все свыкнутся с мыслью, что я теперь часть жизни Алексея».

Телефон издал сигнал о том, что мне пришло смс.

«Привет-привет. Ты ведь сегодня свободна от своих любовных утех? Я бы хотела заехать к тебе вечером. У меня такие новости!!!».

Сообщение было от Алисы. Я была очень рада тому, что она мне написала. Мне было крайне необходимо отвлечься от происходящего в редакции.

После окончания моего рабочего дня мы встретились в кафе, а затем прогулялись пешком до моего дома. Новость, о которой писала Алиса была действительно очень важной и весьма приятной лично для меня. Брат Алисы не просто провел вечер с Еленой, как я и настаивала, но и неожиданно сделал ей предложение, на которое она ответила согласием.

Второй новостью от Алисы было то, что в её отношениях с Андреем наметился прогресс. Они пошли на диалог и, как выразилась моя подруга, «начали понимать необходимость развода». Андрей оставлял Алисе квартиру и уже начал перевозить свои вещи. Сам процесс развода они доверили адвокатам и согласились на все условия друг перед другом. К тому же Соня, наконец, обрела нянечку, которая настолько понравилась Алисе, что я даже немного приревновала, когда она описывала, как ей будет хорошо с ней.

Проводив меня до дома, Алиса не поднялась ко мне, а вернулась к Олегу, сославшись на то, что ей хочется побыть дома с Соней. Зайдя домой, я тут же набрала номер Алексея, и мы проговорили до полуночи.

Примерно в таком же ключи прошли и все остальные дни этой недели. В редакции я продолжала чувствовать себя изгоем, не смотря на все положительные отзывы о моей работе по ходу выставки в Вене. Почти каждый вечер я проводила с Алисой и иногда к ней присоединялась Софья. Минуты же одиночества заполнялись безудержной тоской по Алексею. Я ненавидела каждый день, который отделял меня от пятничного вечера, на который был запланирован мой вылет в Берлин. Его голоса в динамике телефона было слишком мало, хотя без него я, наверное, и вовсе не смогла бы пережить эти дни.

В четверг вечером мне позвонил Кристоф и несколько минут без остановки благодарил меня за все, что я сделала для него и Аннет. Но главное, он сообщил о том, что его здоровью ничего не угрожает. Я взяла с него обещание тщательно следить за своим самочувствием и при первой же необходимости обращаться к врачу. Я сказала это как можно более строго и требовательно, ровно таким же тоном, каким это озвучил мне мой отец во время нашей встречи. Которая так и осталось единственной. Приглашение в мою квартиру повисло в воздухе, но я понимала, что ему требуется время для того, чтобы решиться на это. Пока же мы просто созванивались и почти светской беседой обсуждали произошедшее за эту неделю. Мою работу, его больных, развод Алисы, помолвку Олега. Все это казалось таким естественным, отец и дочь обсуждают свою жизнь, но таким непривычным для нас обоих. Мы только начинали строить мосты друг к другу, хотя сам факт этого уже очень много значил для нас.

Так, неконтролируемой тоской и попытками отвлечься от неё, прошла моя первая неделя без Алексея, и наступил вечер пятницы. Первый вечер в череде лучших дней в моей жизни.

Такси до аэропорта и нервный стук ногтей о кожаную сумку, пока машина равнодушно плетется в бесконечном потоке московских пробок. Дальше бегом на посадку и щелчок ремня безопасности, оживляющий все мои извечные страхи. Взлет под Пиаф и три часа тишины, проведенные среди строк Джойса Джеймса.

Посадка в Берлине. Чашка крепкого кофе в аэропорту, чтобы прийти в себя. Такси до Вильмерсдорфа2626
  район на западе Берлина.


[Закрыть] и затем квартал пешком, чтобы пройтись по аллеям Фольскпарка, вдыхая весенний аромат оживающей природы. Дальше дом с конусообразной башней, покрытой распускающимся плющом. Широкий лестничный пролет до третьего этажа и два поворота ключа в двери.

Алексея еще нет. Он освобождается только в десять. Сорок минут нервного ожидания и, наконец, два щелчка дверного замка. Учащающийся пульс, достигающий своего пика, когда он проводит рукой по шее, чтобы прижать мои губы к своим и увести в полумрак его спальни.

Слишком рано наступившее утро и затем слишком быстрый день, проведенный в неутомимым разговорах и объятиях. Вечерний ужин в ресторане или у его друзей и еще одна ночь, в которой мы поочередно принадлежим друг другу. Затем губительное утро расставания. Звонок от Семена и ждущая возле дома машина, которая увозит меня куда-то слишком далеко от того места, где я чувствую себя счастливой.

Так проходили неделя за неделей. Долгие томительные будни в редакции и счастливый билет до Берлина. Один раз, в начале мая, во время моего отпуска, Алексей прилетел в Москву, и мы провели несколько дней у меня дома. Затем он без предупреждения отвез меня в аэропорт, и мы улетели в Рим. Три дня и три ночи в столице древней империи. С вековым дыханием истории и ощущением вечности, которую хотелось украсть у этого города для самих себя.

Я жила какой-то другой жизнью. Жизнью, к которой я совсем не была готова и которую, казалось, даже не выбирала. Все перемены в моем прошлом, смены городов, профессий, ритмов не были спонтанными. Я анализировала их, подготавливала почву и постепенно уживалась с ними. С Алексеем же все было иначе. Мое робкое согласие провести вместе всего один вечер в венской Ратуше, было согласием на то, чтобы стать частью его жизни. Полноценной и, как казалось, безвозвратной. Я стала соучастницей мира Алексея Кричевского. И я все больше ощущала, что этот мир был создан для меня.

С работой же все произошло ровно наоборот. Мое карьерный рост после двух разворотов интервью с Анри Сантером и десятка заметок и статей, которые получили положительные отзывы, должен был только укрепиться в дальнейшем, открывая передо мной новые горизонты. Но в итоге вышло, что я отдалилась от редакции и, что более важно, она окончательно отдалилась от меня. Взаимоотношения с коллегами после того, как стало понятно, что наш роман с Кричевским это не интрижка одного уикенда, стали еще более холодными. Все относились ко мне как к равной по статусу, но совсем не равной по положению.

Это губительное сочетание, которое я сама испытывала на своем опыте, работая в прошлом в МИДе. Простая ассистентка, самое младшее звено, чья роль винтика в бюрократической махине госучреждений сводилась к исполнениям мелких указаний, вдруг обретала положение, которого не могли достичь заместители руководителей. Теперь перед этой красивой куклой заискивали вышестоящие сотрудники, её работу старались выполнять за неё другие, считая это должным в сложившейся ситуации. Но главное – её ненавидели. Я сама испытывала ровно это чувство по отношению к той, кем я стала теперь.

Правда серьезно задумываться об этом не было никакого желания. Исправить эту ситуацию можно было, разорвав отношения с Алексеем, а это было невообразимо. Пожалуй, единственное, о чем я сильно сожалела это то, что не смогла попасть на прощальный вечер Татьяны Тимофеевны, улетев как всегда на выходные в Берлин. Она многое сделала для меня и мне было важно поблагодарить её за это. Но Алексей успокоил меня, сказав, что мы обязательно поужинаем вместе с ней, как только она переедет в Берлин и займет пост главного редактора холдинга «ArchD». Впрочем, этот ужин так же не раз откладывался из-за занятости Татьяны Тимофеевны на новом посту и в итоге так и не состоялся.

А вот новый главный редактор была, как ни странно, единственным светлым пятном в моей работе в московской редакции. Её прямолинейность и холодный стиль общения, стирали все недомолвки моего положения. Наши с ней взаимоотношения строились исключительно на профессиональной почве. Я бы даже сказала, что она требовала от меня больше, чем я могла.

Еще одной проблемой моей новой жизни на два города была Алиса. Несмотря на то, что она не выражала в открытую свое недовольство тем, что единственной возможностью для наших встреч были скомканные работой вечера на буднях, все же ощущалось, как сильно она бы хотела, чтобы все было иначе. Я предлагала ей приехать в Берлин и провести вместе время там, но она в очередной раз ссылалась на Соню или добавляла новую формулировку: «мне нужно устраивать свою личную жизнь». Этим аргументом она начала апеллировать после того, как все окончательно разрешилось с Андреем. Развод должен состоялся в конце мая, и на ту неделю я все же решила оставить Алексея одного и поддержать подругу. Но она вновь уговорила меня уехать в Берлин, сказав, что ей лучше сейчас побыть с Олегом и родителями.

В одни из европейских выходных, я решила навестить Кристофа и Аннет, которые вновь вернулись к своей размеренной жизни в «Единороге». Мы отправились туда на поезде вместе с Алексеем и Семеном, присутствие которого было обязательным для хозяев. Вечер прошел превосходно. Кристоф всем видом пытался показать, что чувствует себя здоровым и был еще более разговорчив, чем обычно. Аннет, в какой-то момент ужина, отвела меня в сторону и еще раз поблагодарила за все то, что мы сделали для них с Кристофом. Она назвала Семена и Алексея очень хорошими людьми, которых судьба послала мне не просто так. Что я заслужила их, и она надеется, что мы сможем прожить счастливую жизнь.

Я задумалась над этими словами, ведь внутренне именно этот вопрос я задавала себе на протяжении долгих лет. Когда и как я заслужу счастье? Каким оно будет и смогу ли я его удержать? Посмотрев на кокетливо улыбающегося Алексея, который подыгрывал Кристофу, описывающему очередной пикантный эпизод из его киношного прошлого, я подумала, что счастлива. Да, я определенно счастлива рядом с Алексеем.

Я могла сказать даже больше, я была счастлива полноценно. Возобновившиеся отношения с отцом делали мою жизнь еще лучше, добавляя вечно отсутствующий кирпичик семьи в фундамент моей жизни. Я видела, как наши с ним встречи и телефонные разговоры влияют на него и как он преображается от того, что мы вновь вместе.

Так началось лучшее лето в моей жизни. Но затем грянул гром. Это произошло в последнюю неделю июня.

Во-первых, мне открылось, что Алиса не договаривала мне слишком многое. От общих знакомых я узнала, что почти каждые выходные Алиса проводила не с семьей, как она говорила мне, а в клубах и ресторанах. Она восстановила все отношения из прежней светской жизни и вновь вовлеклась в московскую тусовку. Для меня это было небольшим шоком, поскольку я знала, что такое женщина за тридцать среди девушек за двадцать. Я сама, как, впрочем, и Алиса, была в прошлом той самой девушкой за двадцать и смотрела на одиноких женщин сочувственным взглядом, понимая, что их поезд по большому счету уже ушел. По крайней мере, поезд в направлении общего танцпола с молодыми конкурентками. Ни раз и не два мы слышали дикие по своей грубости истории, как женщины срывались в алкоголизм и наркотики, только потому, что теряли остатки самооценки рядом с нами. Конечно, можно предположить, что Алиса даже в свои тридцать два выглядела, мягко говоря, очень привлекательно, но дело тут было не в привлекательности как таковой. Молодые двадцатилетние девушки брали не своей внешностью, она у всех в этих кругах так или иначе была на высшем уровне. Что не додала природа, добиралось за счет денег. Ухоженные косметическими процедурами тела и лица, отличный макияж и прически, брендовые вещи, искрящие сексуальностью – все это было у всех. Но главное преимущество молодых было в том, что они никому не были нужны. Именно так. К ним никто не относился серьезно, поскольку никто из них ничего из себя не представлял и ни на что ни рассчитывал. Все понимали, что сегодня они здесь, а завтра они сорвутся куда-нибудь в Европу, и их никто не увидит месяц или год. Это было важно для мужчин, которые стремились к ничему не обязывающей доступности. И Алиса, судя по словам нашей общей знакомой попала именно в этот мир. А скрытность этого мира от меня говорила только о том, что у неё все совсем не под контролем. Я понимала, что развод не может даться так легко, как это казалось с её слов, но вот то, что она совершит именно такую ошибку, я не могла и подумать.

Из всего этого вытекал второй раскат грома. Единственным способом вывести мою подругу на чистую воду и повлиять на ситуации было настоять на том, чтобы мы вместе пошли на свадьбу нашей общей знакомой Вики. Приглашение на торжество мы обе получили еще в начале июня, но я сразу же отказалась, поскольку не переношу подобные мероприятия. Алиса же согласилась и даже сделала вид, что расстроилась из-за моего отказа. Хотя кому как ни ей понимать мою нелюбовь к свадьбам. За все время, что мы были знакомы, она посетила с десяток бракосочетаний, при том что я не была ни на одном из них. В том числе и на её собственной, хотя на то были другие причины. Но факт остается фактом, Алиса не могла желать того, чтобы я пошла на свадьбу Вики, потому что там бы я все узнала о её ночной жизни.

Затем я начала сомневаться, стоит ли мне обставить все таким образом, чтобы появиться на свадьбе, не сказав ничего Алисе. Меня начала мучать совесть, что окажется неуважительным по отношению к моей подруге, ведь она скрывает от меня все это не просто так. Её жизнь сильно изменилась, и в этой ситуации она просто совершила ошибку. Этого же мнения был и Алексей, который посоветовал мне сначала спокойно поговорить с Алисой и ни в коем случае ни в чем её не винить.

«Я знаю, что такое развод. Сначала ты думаешь, главное, чтобы все закончилось. Но как только все заканчивается, наступает главный кризис. Ты больше не в ссоре или разлуке. Ты теперь не в браке. Нет нескольких лет жизни. Нет планов, которые вы строили. Нет ничего. Это только кажется, что открылись новые горизонты, но дотянуться до них очень сложно. Прошлое давит и не отпускает. Я понимаю её. Я прошел через это».

Поэтому я договорилась с ней о встрече за неделю до свадьбы, в понедельник. Алиса пришла ко мне ничего не подозревая, и я почти с порога выдала ей все, что мне рассказали о её новой старой жизни. Реакция на это была для меня шокирующей.

– Ты ничего не понимаешь и не сможешь понять, пока ты счастлива, – бросила мне Алиса и, встав с дивана, направилась к выходу.

Я остановила её и попыталась вернуть к разговору, но она была непреклонна. Дверь захлопнулась со словами: «Если ты мне еще подруга, то оставишь меня в покое».

Конечно, Алиса и раньше устраивала подобные сцены, но все это было по малозначительным поводам, и я обычно хихикала с обратной стороны двери, засекая секунды, когда она позвонит в дверь, чтобы вернуться.

Теперь же я понимала, что ничего подобного не произойдет. К тому же я сомневалась в том, что Алиса была трезвой. А когда в ней наряду с природной вспыльчивостью говорил еще и алкоголь, то это было пострашнее, чем извержение вулкана.

По окончании этой сцены я села на диван и набрала номер Алексея. После семи гудков, приветливый голос на английском отправил меня в голосовую почту. Я решила позвонить Олегу, но остановилась. Брат Алисы, узнай он о случившемся, во всем обвинит себя. Пару недель назад мы встречались с ним за обедом, и он рассказал, как много времени он стал уделять подготовке к свадьбе и как сильно его радует, что Алиса поддерживает его во всем, несмотря на то, что сама переживает развод. Получалось, что Алиса скрывала все и от него.

Нет. Эту проблему должна была решить только я и больше никого не вмешивать. В конце концов я вновь подвела её, невольно отдалившись от неё в этот сложный период. Или вольно? Ведь я осознавала насколько важно мне быть рядом с ней и выслушивать все её проблемы. Влиять на Алису. Но рай с Алексеем был слишком слепящим и долгожданным, чтобы я впустила в него преследующие меня всю мою жизнь сложности и сомнения. Я эгоистично посчитала, что заслужила этот период беспечности, чего бы он не стоил другим.

Всю неделю я пыталась связаться с Алисой, но та игнорировала мои звонки и сообщения. Я даже приехала к ней домой в среду вечером, но застала там только новую няню Сони, которая сказала, что хозяйка обычно возвращается поздно.

Как я могла ничего не замечать? Ведь последнее время Алиса почти не встречалась со мной после работы, а только иногда заезжала днем. Неужели все это происходило у меня под носом, а я ничего не увидела? Рассказывая об этом Алексею по телефону, я почти плакала, понимая, что могу опять потерять подругу.

– Ты ничего не потеряешь. Ты сейчас нужна ей, и ты сможешь со всем справиться. Придется идти на свадьбу и там она уже не сможет от тебя спрятаться. Считай это нашим взаимным испытанием. Ты должна будешь пойти на свадьбу и вразумить Алису, а я пережить выходные без тебя, думая о том, что самая красивая женщина на этой земле будет в вечернем платье одна среди огромного количества мужчин.

– За это можешь не беспокоиться. Для меня нет ничего более отталкивающей, чем мужчины, которые ходят на свадьбы.

– Тогда я спокоен, хотя мне было бы приятнее, если бы тебя в принципе отталкивали все мужчины.

– Такого не будет, – перешла на более привычный тон я. – Мне нужно притяжение к другим мужчинам, чтобы понимать насколько оно бессмысленное по сравнению с тем, как меня притягиваешь ты.

– Излишне витиевато, но принимается. Я люблю тебя, Ольга, – впервые произнес он эти три слова.

Я прислушалась к себе, пытаясь различить звук лопнувшей струны где-то в районе сердца, но ничего подобного не было. Ничего не произошло и после, когда я тихо прошептала: «Я тоже». Тишина была и когда я сбросила вызов, положив телефон на колени. Бабочки, птички и прочие нелепые создания летали где-то в другом месте. Во мне была холодная, как сталь, тишина. Безмолвность, которая говорила только об одном: эти слова уже ничего не значили. По крайней мере для меня. Алексей любил меня уже давно. Я чувствовала это и жила с этим.

Вика, на свадьбу которой мне предстояло отправиться в наступивший субботний вечер, была нашей с Алисой студенческой подругой. Она закончила тот же факультет, что и мы, но на год позже. Как мы сдружились я уже не помнила, но очевидно было, что вся инициатива шла от неё. И дело тут не в нас с Алисой, а в том, что инициативность и Вика – это полные синонимы. Староста, лучшая на курсе, активистка на всех мероприятиях, участница всевозможных форумов, лагерей, сообществ и тому подобного. В общем – огонь, как тогда было модно говорить про такой типаж людей.

Если есть такое понятие, как американская мечта, то Вика осуществила московскую мечту. Родившись в небольшом городке возле Нефтеюганска, в обычной семье рабочих, не имеющих никакого отношения к главному ресурсу региона, она с отличием закончила школу и смогла поступить в главный вуз страны. Не обладая особо привлекательной и выделяющейся внешностью, связями и прочими наиболее важными параметрами в Москве начала нулевых, она все же смогла закрепиться в очень достойных кругах и получить неплохие карьерные перспективы. К двадцати семи годам она занимала хорошую должность в крупном торговом холдинге и могла надеется на еще лучшее место. Её личная жизнь сводилась к практичным романам с выгодными мужчинами, которые, впрочем, как правило были женатыми. Так что к приближающемуся тридцатилетию она была скорее в моем клубе отсутствия реальных претендентов на брачный союз, нежели в Алисином. Но затем случилось то, что и должно было случиться. Еще молодую, амбициозную и независимую девушку стали замечать не столько мужчины, сколько их матери. Этот удивительный парадокс открылся для нас год назад, когда я встретилась с Викой за ужином и она рассказала о том, как она познакомилась с её нынешним женихом Владимиром. Его мать вышла на Вику через коллег по работе и познакомилась с ней как бы из профессионального интереса. Но затем их рабочие отношения перетекли в более дружеские, и в один прекрасный день Вика оказалась на подмосковной даче семьи, где ей и представили Владимира. Он работал крупным банкиром, был на три года старше её и обладал вполне себе заурядной внешность. «Невысокий, склонный к полноте, с широким лицом и взглядом домашнего кота. Добрый, но слегка пришибленный» – так описала Вика своего будущего мужа. Идеальный жених для большинства московских девушек после двадцати пяти, когда надежды на красавцев олигархов или телезвезд тают с каждым месяцем, а длина ног и возможность их удачно преподносить еще на месте. Очень многие наши с Алисой знакомые девушки подобного типажа обрели свое будущее за рулем дорогого джипа и вечных походов в косметические салоны, удачно приворожив своей доступной сексуальностью незаурядных богатеньких банкиров или даже чиновников. Все это даже не требует осуждения или порицания. Каждому свое. Мужчинам – ухоженное тело и неприхотливый ум, а женщинам – беспечность и отсутствие амбиций.

Но мама Владимира явно определила для своего сына иное будущее. Вика для неё была лучшей кандидаткой по множеству параметров. Ей не нужны были деньги, и она доказывала это своей собственной состоятельностью. Все её карьерные романы говорили скорее о целеустремленности, нежели о распущенности. Такая невестка, скорее союзник, нежели привычный для подобных ситуаций балласт.

Сама же Вика прозорлива поняла разыгрываемую партию и оценила все перспективы их возможного сближения с Владимиром. Она честно призналась мне, что не собирается любить его, но с удовольствием выйдет за него замуж. Я тогда несколько опешила от этих слов, но она пояснила, что любовь – это чувства, которые сложно загадать на годы вперед, а их брак с Владимиром – это реальная и обоснованная перспектива. Все это напоминала сделку на фондовой бирже, когда инвестор вкладывает деньги в надежный фонд с небольшим процентом, вместе рискованного предприятия с быстрыми доходами.

В итоге сделка состоялась, и дата свадьбы была определена. Само торжество, судя по выбранному для него месту в ресторане крупной московской гостиницы и приглашению на него даже таких отдаленных персонажей, как мы с Алисой, так же было частью сделки. Ведь на подобных мероприятиях определялся не только новый статус семейного положения, но и возможности этого союза в дальнейшем. Это было одной из причин, почему я никогда не ходила на московские свадьбы, особенно когда один или оба молодожена были банкирами или бизнесменами. Все сводилось к налаживанию контактов и обсуждению будущих сделок. К тому же нет ничего более безвкусного, чем свадьба богатого бизнесмена. Есть ощущение, что все планирование торжества сводится к постановке галочек напротив самых дорогих пунктов в прайс-листе агентства-организатора.

Подъезжая на скромном московском такси к зданию гостиницы и видя вереницу дорогих иномарок с кричаще модными номерами, я подумала, что попала куда-то далеко в конец девяностых и собираюсь посетить сходку каких-то криминальных авторитетов. Хотя, наверное, нет ничего удивительного в том, что крупный бизнес подражает именно той «роскоши». Нет, я не сторонница мысли о том, что все авторитеты девяностых растворились в легальном бизнесе. Я хорошо знала всех этих новых нуворишей нулевых и видела их бесформенные подростковые личности на танцполах московских клубов. Их криминальный опыт сводился к паре доз синтетических наркотиков, доставленных им через прилежных мальчиков дилеров, увешанных лейблами модных брендов. Просто восприятие крутости было только таким. Сколько бы все не кичились вовлечением в мировую культуру, не ездили в Европу и Америку, на деле главным понтом все равно оставались прежние безразмерные джипы, номера из трех семерок и широкая золотая цепочка, просвечивающаяся через тонкую ткань белой сорочки. Прошлое всегда влияет на настоящее, поэтому так важно думать о том, что мы делаем здесь и сейчас.

Но от размышлений о тенденциях современной крутости пришлось отвлечься, поскольку выйдя из машины, я сразу наткнулась на главную причину, по которой я появилась на этой свадьбе. Алиса стояла у входа в гостиницу и обаятельно смеялась, то и дело прижимаясь к стоявшему ко мне спиной мужчине. На ней было откровенное платье, бледно розового оттенка, с вызывающим открытым декольте и многослойной юбкой ассиметричного кроя, так что правая нога была оголена почти до линии бедер. Увидев меня, Алиса сразу же изменилась в лице и, взяв под руку своего спутника, направилась внутрь гостиницы. Мужчина повернул голову назад, поняв, чем вызвано поведение Алисы и, увидев меня, постарался приветственно улыбнуться и поднять руку.

Сергей Липницкий. Владелец торговой сети, в которой работала мать жениха. Мужчина, приближающийся к полувековому юбилею, с ненавистной мне манерой молодится и презентовать себя словно звезду шоу-бизнеса. Липницкий никогда не был женат и с постоянством смены зимы и лета находил себе значительно более молодых спутниц, чтобы они в глазах окружающих поддерживали его статус вечно молодого мачо. Однажды, еще в то время, когда мы с Алисой вместе работали в нашей лингвистической школе, он с упорством предлагал нам свое спонсорство и обхаживал поочередно каждую из нас. Получив логичный отказ от обеих, он затаил большую обиду и пытался подпортить нашу репутацию, распускаю о нас не самые приятные слухи. Особенно они задевали меня, потому что я представлялась этакой бесполезной подругой богатенькой дочки депутата, которая только благодаря знакомству с Алисой что-то из себя представляла.

Сложно было поверить в то, что Алиса была с ним специально для того, чтобы еще дальше оттолкнуть меня. Это было совсем не свойственно ей. Или же теперь все настолько переменилось? Мне все же хотелось думать, что это Липницкий воспользовался нынешним состоянием моей подруги, и моя миссия на сегодняшний вечер становиться еще более важной.

Пройдя в холл гостиницы, я остановилась у зеркала, чтобы поправить свой внешний вид после такси. На эту свадьбу я выбрала пепельное платье от Rick Owens с присущей этой марке сложной драпировкой и высоким стилизованным воротом. На фоне царившей вокруг атмосферы вызывающей дороговизны это платье выглядело почти инопланетным существом. Все девушки и женщины, которых я успела увидеть, были одеты словно на какую-то отечественную премию с её слепящей безвкусицей. Яркие насыщенные цвета сочетались в одном наряде с такой безудержной страстью, что этому могла бы позавидовать какая-нибудь экзотическая вечеринка на гавайских островах. Все это дополняли кричащие аксессуары, которые словно пытались соперничать с остротой цветовой гаммы платьев. Бахрома, стразы размером с косточку абрикоса, перья, меховые пелеринки и даже золотые ветви оливы, придерживающие замысловатую прическу. От всего этого изобилия образов кружилась голова. Мимо меня прошла пара вполне себе взрослых людей, которые выглядели словно из мультипликационного фильма. Синий бархатный пиджак, темно-красные брюки и оранжевая рубашка с черным галстуком на мужчине и бирюзовое платье феи с белым объемным подюбником на женщине.

Банкетный зал гостиницы, в который я прошла в гордом одиночестве, только усиливал впечатление зазеркалья. Выстроенное в советские годы здание вмещало в себя все то, что многие любят называть «сталинским ампиром». Хотя по сути это определение является избирательным и не отвечает всему тому пиршеству стилей, которые были намешаны в архитектуре тех времен. На деле все эти колоннады позднего классицизма, барельефы и геральдические символы, бестактный синтез скульптуры и живописи – это чистая эклектика. Мешанина с беспочвенным подражанием и попыткой затмить монументальностью весь этот стилистический компот. Но стоило это признать, подобные интерьеры весьма подходили проходящему в нем торжеству и его участникам. По сути они сами являли собой некое подобие советского периода в архитектуре, с их несочетаемыми в реальном мире нарядами и образами. Что ж, мы дети наших отцов и наше прошлое создает нас, еще раз повторила я старое правило.

Время приближалось к обозначенным восьми часам, и гости постепенно рассаживались за пронумерованные столики. Все это мероприятие именовалось «Свадебным банкетом» и представляло из себя излюбленное по нынешней моде пост-свадебное шоу. Суть этой моды была в том, что само бракосочетание происходило в скромной семейной обстановке, без светской помпезности свадебных кортежей, переполненных загсов и прочих мостов влюбленных. На роспись теперь актуально было прийти в каком-нибудь обычном наряде, вплоть до кроссовок и кед, показывая тем самым свою возвышенность над обыденными традициями. Пригласить на неё только членов семей и близких друзей. Заменить постановочные фотографии парой «селфи» и тому подобное. Впрочем, заигрывание с европейским индивидуализмом на этом и заканчивалось. На следующий день непременно должен был пройти подобный «свадебный банкет» на сто и более приглашенных. И тут уж широкой постсоветской душе было где разгуляться и чем похвастаться.

Кто-то взял меня за локоть и знакомым голосом окрикнул: «Ольга, это ты?». Я повернула голову и увидела молодого мужчину в сером костюме и галстуке-бабочке красного цвета. Машинально поприветствовав его, я присмотрелась, но никак не могла понять, кто именно это был. Черты его лица скрывались за довольно густой бородой и усами. Затем я перевела взгляд на глаза, которые без вариантов указывали своим неестественно насыщенным голубым цветом, который я встречала только один раз в жизни, на моего Игоря.

Странно, поймала я себя на мысли, пока он что-то там говорил про мой внешний вид, но я до сих пор называю его «мой Игорь». Хотя передо мной стоит совершенно другой человек, только разве что глазами похожий на того лощеного блондина из моего прошлого. Игорь начал лысеть, и шикарная длинная шевелюра до плеч превратилась в небольшой хаотичный ежик с ярко выраженными залысинами. Скулы, о которые раньше можно было порезаться, и сводящие с ума ямочки возле губ исчезли, сменившись на довольно широкое лицо, зачем-то еще растянутое объемной растительностью. Спортивная фигура и подтянутость растворились. Передо мной был один из тысяч современных мужчин за тридцать с их актуальной для Москвы модой на стиль хипстеров. Я бы даже не узнала его и не обратила внимания, если бы не этот сидящий где-то под коркой взгляд почти синих глаз.