Текст книги "Ольга"

– Так часто бывает. Но мало у кого получается.

– У меня видимо получилось, потому что моя жизнь давно уже была без неё.

– Да. Нет маркеров.

– Они есть. Когда я один на один с сами собой. Когда я спрашиваю себя что-то. Пытаюсь что-то решить. Я отвечаю себе её голосом. Думаю, как бы она оценила это. Но мне хорошо с этим. Я чувствую её и хочу продолжать чувствовать. Но эмоции. Порой их слишком тяжело сдерживать.

Я обняла его и поцеловала в затылок.

– А потом я много думал, как жить дальше, – продолжил Алексей. – Вроде ничего не изменилось, но все стало другим. Эта неделя – уже неделя новой жизни. Поэтому ты здесь. Ты – моя новая жизнь.

Он повернулся ко мне и впился в мои губы. Я чувствовала его поцелуй, но он вдруг показался мне каким-то чужим.

– Нам пора в «Единорог», – произнес он после того, как отвел свои губы от моих. – Аннет и Кристоф ждут нас к трем. Я позвоню Семену, чтобы он ждал нас у входа.

Он вернулся. Прежний Алексей, как он сам выразился. Тот мужчина, которого я единственно знала, но который оказался лишь маской для настоящего Алексея. Того чувственного, ранимого и сомневающегося в себе человека, который переживал о смерти своей матери.

Спускаясь по склону холма в сторону замка, я подумала, что требую слишком многого. Его рука, сжимающая мою. Его взгляд, неравнодушный и нежный. Его стремление быть рядом со мной, которое он не раз доказывал. Все это слишком ценно. Нет у меня права, требовать от него большего. Он открывается мне ровно настолько, насколько способен открыться другому человеку. И я лучше многих других должна это понимать. Мой мир так же полон закрытых дверей. Правда, я всегда хотела, чтобы однажды в них кто-то постучался.

Подходя к выходу из Шёнбрунна, я обернулась в сторону парка, чтобы еще раз запечатлеть в памяти это место. Затем окинула взглядом величественное здание замка, и в этот момент лучи солнца пробились из-за туч, и десятки стройных рядов окон заиграли солнечным светом.

«Когда-нибудь мои закрытые двери откроются и в них так же заиграет солнце, оставив тьму позади» – улыбнувшись, подумала про себя я. Я чувствовала, это обязательно произойдет.

Алексей заметил, что я остановилась, и, кивнув головой, поманил за собой. Я поджала губы, продолжая улыбаться и сделала шаг вперед. Алексей, не понял, что произошло, но улыбнулся мне в ответ, спросив:

– Все в порядке?

– В полном порядке, – ответила я, поцеловав его в щеку.

– Ты чему-то очень рада?

– Просто хочу побыстрей увидеть Кристофа и Аннет.

– Хорошо. Мы как раз успеваем вовремя.

Я не знала, произойдет ли это с Алексеем или нет. Но я знала, что хочу непременно этого достигнуть. «Иногда мы бежим не для того, чтобы убежать, а для того, чтобы что-то достигнуть».

Аннет и Кристоф встретили нас в холле гостиницы. Хозяйка «Единорога» была как всегда приветлива, обрадовавшись, что к нам с Алексеем присоединится Семен, и выглядела безупречно. Что касается Кристофа, то по всему было видно, что болезнь не прошла для него бесследно. Он изрядно похудел, и его пиджак-тройка сидел на нем несколько мешковато. На щеках углубились впадины, а лоб был словно затянут морщинами. Но радовало, что его глаза по-прежнему были полны живой энергии, а улыбка не сходила с его лица с того момента, как мы появились в дверях гостиницы.

С той ночи, проведенной мной на диване этого холла «Единорога», я постоянно стремилась вернуться сюда. Внутренне я ощущала некую ответственность перед этими людьми, которые все время нашего знакомства относились ко мне с такой теплотой и добротой. Их пример открытости и способности преодолевать жизненные невзгоды был поистине заразительным. Ему хотелось подражать и ощущать в себе. Наверное, поэтому эта встреча получилось столь волнительной для меня.

Я старалась не выдавать своего волнения, потому что мы договорились с Алексеем ничего не говорить о случившемся с ним, чтобы не вызвать у Кристофа лишних мыслей и переживаний. Но от чуткой Аннет утаить что-то было весьма сложно. Поэтому к середине нашего импровизированного ланча-ужина, когда хозяин гостиницы начал свой очередной рассказ о своем кинопрошлом, та поманила меня взглядом, и мы вдвоем вышли из-за стола в холл.

– Я понимаю, что вы не хотите расстраивать Кристофа той напряженностью, которая ощущается между тобой и Алексеем. И так же понимаю, что это, возможно, вовсе не мое дело, и касается только вас. Но поскольку ты всегда была готова помочь нашей семье в любых ситуациях, я просто скажу, что если что-то требуется – то, я всегда в твоем распоряжении.

– Спасибо, – ответила Аннет я, прикоснувшись своей рукой к сжатой возле груди ладони хозяйки «Единорога». – Я не совсем в праве говорить о том, что произошло, но скажу, что дело не в нас с Алексеем. Между нами все хорошо.

Казалось, что Аннет, не была удовлетворена моим ответом. Но поджав губы, несколько раз кивнула.

– И все же, если что-то случится – знай, что мы всегда готовы помочь тебе, – произнесла она, разворачиваясь, чтобы вернуться в обеденную комнату к мужчинам.

Ужин прошел великолепно. Тот уют, который были способны подарить стены «Единорога», и та атмосфера семейности, которая парила во всем, начиная от домашней кухни Аннет и заканчивая добрыми воспоминаниями Кристофа, стоили очень дорого. Эта искренность и открытость всегда была для меня глотком свежего воздуха, среди современной жизни, которая без сомнений слишком грешила подменой эмоций.

Я с трудом сдержала слезы, когда наклонившись к Кристофу, чтобы поцеловать его на прощание в щеку, почувствовала, как сильно он вжался рукой в мое плечо, а на его скулу упала слеза.

– Моя принцесса, – произнес он на немецком возле моего уха. – Знай, что твоя комната номер четыре всегда ждет тебя, чтобы не случилось.

Я зажмурила глаза, чтобы сдержать слезы. На помощь мне пришел Алексей, который взял меня за руку и, сославшись на то, что мы еще должны успеть в несколько мест, вывел меня из гостиницы.

Семен был уже в машине и ждал нас. Я указала Алексею рукой, чтобы он садился в салон, а сама прошла чуть дальше по кварталу. Мне нужно было несколько одиноких глотков свежего воздуха, чтобы снять пришедшее после слов Кристофа напряжение.

«Моя принцесса» – крутились в моей голове слова моей матери перед сном.

Принять тени прошлого не значит избавиться от них и больше не чувствовать их власть над собой. Для этого нужно ровно обратное. Забыться. Но я не хотела сворачивать со своего пути. Я хотела научиться терпеть эту боль, сколько бы тяжелыми не были такие уколы.

Я сложила руки, обняв себя за локти, и сильно прижала их к груди. Быть сильной – это испытывать слабость. Потому как вся сила в преодолении, а не в отрешении. Я несколько раз произнесла это про себя и, развернувшись, направилась в сторону машины, в которой меня ждал тот, ради которого я готова была пройти этот путь.

Мы быстро пересекли Дунай и оказались в старом городе. Остановившись на площади Hoher Markt3333
  Верхний рынок


[Закрыть], мы вышли из машины прямо напротив вечного скопления туристов возле знаменитых анкерных часов. Десятки камер телефонов были обращены на эту уникальную конструкцию, соединяющую два здания страховой компании «Анкер». Время приближалось к семи часам, и на свой часовой путь заступал император Максимилиан, чья фигурка медленно появлялась в окошке импровизированного циферблата.

Большинство считают эти часы старинными, во многом из-за исторических фигур, сменяющихся ежечасно по ходу двенадцатичасового цикла, среди которых императоры Марк Аврелий и Карл Великий или, скажем, Мария Терезия и композитор Гайдн, но на самом деле они были построены в начале двадцатого века. Их относительную «новизну» выдает стилистика, в которой они были созданы. Это типичный ар-нуво, затесавшийся посреди старейшей из венских площадей. Что-то вроде нашего дома «Зингера», вызывающе возвышающегося среди монументального классицизма застройки Невского проспекта.

Оставив туристов в ожидании боя, возвещающего о начале нового часа и последующей за ним мелодии, мы с Алексеем отправились бродить по узким улочкам старой Вены. Дом Моцарта, Собор Святого Феофана, отражающийся в зеркалах дома Хааса, скромная церковь Капуцинов, в которой ничто не выдает императорскую усыпальницу, венская опера, старая городская ратуша. Привычный для меня маршрут, который я не раз проходила одна. Но в этот раз все было иначе. Рядом со мной был тот, с которым, как мне казалось, я все прошлые прогулки хотела поделиться впечатлениями. Его внимательный взгляд и заинтересованные вопросы – мне было нужно это. Я часто ловила себя на мысли, что сколько бы я не любила одиночество, это было скорее вынужденным чувством.

Но несмотря на всю увлеченность Алексея моими рассказами, ощущалось, что он что-то выжидает. Его беглый взгляд на часы, а потом и вовсе торопливый шаг по одной из улиц, ведущей к переулку Грихе, в котором располагался мой любимый венский ресторан Griechenbeisl или «греческая таверна».

Спешно подойдя к заросшему плющом углу дома, мы обнаружили, что ресторан был закрыт, о чем гласила недвусмысленная вывеска на главной двери бывшего трактира. Летние столики были пусты. Нигде не звучала всегда сопутствующая этому месту музыка.

Я посмотрела на Алексея, пытаясь показать ему свое недоумение, но встретила на его лице загадочную улыбку. Он взял меня за руку и повел через пустую летнюю веранду ко входу в ресторан. Нисколько не смутившись висевшему объявлению, он уверенно толкнул железные арочные двери. Открыв их, он вошел внутрь ресторана и потянул меня за собой.

Но и там никого не был. Мы прошли по сводчатому коридору, в конце которого были несколько дверей, ведущих в разные обеденные комнаты ресторана. Я привычно обратилась в сторону комнаты Марка Твена, в которой бывала чаще всего, но Алексей поманил меня взглядом чуть дальше, в сторону музыкальной комнаты. Подходя к ней, я услышала едва различимые прежде звуки фортепиано, скрипки и виолончели.

Дверь в обеденный зал была закрыта. Алексей элегантно указал на то, что именно я должна войти первой. Я покачала головой, начиная понимать суть происходящего и прикусила нижнюю губу. Мне не верилось, что это реально. Музыка играла уже достаточно громко, и я смогла уловить мелодию. Трио номер два ми-бимоль мажор. Франц Шуберт. Мое любимое произведение любимого венца.

Алексей стоял рядом со мной и терпеливо выжидал пока моя рука решится толкнуть дверь комнаты.

Сердце замерло. Я всегда понимала, что он способен на нечто подобное, но никогда не думала, что это произойдет именно так. Вена. Мой любимый ресторан, в котором были только мы вдвоем. Эта мелодия, которая как призрак струилась по коридору, унося меня куда-то в прошлое. Неужели я заслуживала все это? Неужели мне так повезло быть рядом с таким мужчиной?

Рука потянулась к ручке и опустила её.

В углу комнаты расположились трое музыкантов, которые продолжали отвлеченно музицировать. Столы были непривычно сдвинуты к облицованным темным деревом стенам. В центре комнаты стоял небольшой круглый столик, покрытый красной скатертью. На нем в бронзовых подсвечниках горели две белые свечи. Между ними стоял один бокал для вина. Открытая бутылка располагалась рядом с сиреневым букетом из ирисов.

Я чувствовала на себе непрерывный взгляд Алексея, который старался не упустить ни одной детали и изменения на моем лице. Кричевский указал рукой на столик, проводив меня до моего стула, чтобы помочь мне сесть. Обойдя стол, он встал напротив меня и лишь изредка отрывая свой взгляд от моего лица, заполнил пустующий бокал красным вином.

Затем он жестом прервал музыкантов и, продолжая смотреть мне в глаза, произнес:

– Я понимаю, что любить тебя – это самое тревожное испытание из всех, которые может послать судьба. Эта любовь полна ответственности. Твердости чувств, как бы сказала ты. Я знаю, что это такое. Любить и уважать целый мир, который принадлежит только тебе, – он раскрыл руки, обращаясь к стенам вокруг, которые словно олицетворяли мой мир. – Ты научила меня этому. Прежде я считал, что женщина рядом со мной может только что-то привнести в мою жизнь. В мой мир, который всегда являлся центром. Но рядом с тобой я ощутил нечто иное. Ты подарила мне нового меня, сколь бы пафосно это не звучало. Но это истинно так. С тобой я почувствовал, что хочу от себя большего. Я хочу не завоевать тебя, а завоевывать каждый новый день. Соответствовать каждый раз, когда я открываю в тебе все новые и новые грани. Ты делаешь мою жизнь лучше, просто тем, что остаешься самой собой. Ты всегда остаешься самой собой. И это еще один урок, которому я научился у тебя. Жить для себя и видеть, как эта жизнь делает лучше мир вокруг тебя. Нет лучшей мудрости, чем эта.

Он прервался, продолжая смотреть мне в глаза. Его взгляд вновь был трепетным и немного растерянным, как тогда на глориетте.

– Я положу это здесь, – Алексей достал из кармана брюк небольшой кусок бархатной ткани темно-лилового цвета, сложенный в конверт и положил его на середину стола, развернув один из краев. – Я никогда бы не смог потребовать от тебя традиционного ответа, потому что я делаю это предложение самой необычной женщине на этой земле. Ты заслуживаешь свободы выбора. Без давления и без банальных обязательств. Один на один с самой собой. Так, как тебе привычней. Но так и ценней для меня, потому что мне хочется провести свою жизнь именно с этой независимой своенравной Ольгой. С каждой её тенью, которую она сможет открыть для меня. И возвращаясь к моей первой фразе, я понимаю, насколько это тревожное и ответственное испытание. Но именно его я выбираю для себя. Потому что люблю тебя и потому что знаю, что ты та, кто сможет любить меня по-настоящему. Ровно настолько, насколько я смогу это заслужить.

Он обернулся к музыкантам, показав, что им стоит продолжить свое исполнение.

– А теперь я уйду, оставив тебя наедине с твоим миром. Ресторан твой до самого закрытия. Семен будет ждать тебя возле него сколько потребуется, чтобы отвезти в «Единорог», где для тебя забронирована твоя комната.

Я перевела свой взгляд с покидающего комнату Алексея на центр стола, где лежал небольшой конверт из ткани темно-лилового цвета. Аккуратно подцепив пальцем отвернутый край, я раскрыла кусочек бархата и увидела, что в нем было завернуто обручальное кольцо. Точнее два кольца, сплетенные в единую изогнутую композицию. Их томный беловатый блеск платины, рассекали витиеватые узоры, в которых искрилась россыпь маленьких бриллиантов.

Эпилог / Ольга. Рим

Param, Param, Param…

Перелет из Вены в Москву занимает почти три часа. В нормальной жизни за это время можно успеть сходить в магазин и совершить несколько покупок. Затем отправиться в ресторан, в котором можно, никуда не спеша, растянуть наслаждение от десерта. И даже после всего этого еще останется время на спокойную прогулку по одинокой вечерней улочке. В нормальной жизни. Здесь же, на высоте восьми тысяч метров и на скорости более девятисот километров в час, время ведет себя совсем иначе. Оно словно наслаждается царапающим твое сознание страхом и медлительно выжидает, пока он заполонит собой все в твоей голове. Ты стараешься отвлечься, погружаясь все глубже в строки раскрытой на коленях книги или в звуки мелодии в крошечных динамиках наушниках, но это не помогает. Сопротивляться времени бесполезно. Все попытки справиться с ним только льют воду на бездушную мельницу его величия. С ним можно только смириться. Принять его власть, которую мы безуспешно стремимся обмануть в нашем современном мире.

Пальцы послушно выбивали на подлокотнике стройный ритм, звучащей в плеере мелодии любимых американцев из The Killers, в то время как губы беззвучно пропевалираз за разом повторяющуюся строчку: «Can you read my mind?»3434
  Можешь ли ты прочитать мои мысли? (англ.)


[Закрыть]

Наверное, это странно, но каждый мужчина в моей жизни непременно хоть в чем-то должен был походить на одного из привлекающих мое внимание мужчин-знаменитостей. В школе я была по уши влюблена в рокера с длинными черными прядями кудрявых волос, который по необъяснимым причинам подростковой логики напоминал мне Майкла Джексона. Затем настал черед преподавателя зарубежной литературы с той самой грустной улыбкой Андрея Миронова, в которую я по неосторожности влюбилась и не могу разлюбить до сих пор. Мой Игорь был Джоном Бон Джови в сводящей с ума черной кожаной жилетке на голое тело. Дальше были Джонни Депп и Сергей Бодров. Фигурист Ламбьель и футболист Андреа Пирло. Подступая к тридцатилетию, я поняла, что нужно обязательно влюбиться в кого-то похожего на Боно из U2 и Михаила Барышникова. Так было со мной всегда. Я не чувствовала, что принижаю этими аналогиями своих «обычных» мужчин, просто, видимо, так устроен современный мир, что все звездное настолько легко «покупается» нашей женской впечатлительностью. Фотографии с подчеркнутым в нужной точке ракурсом, взгляд в фильме, от которого мурашки в долю секунду покрывают все твое тело, или просмотренный сотни раз клип на каком-нибудь видеосервере. Влюбляешься, потому что есть возможность влюбиться. Представить, что именно тебя поднимают в поддержке руки Михаила Барышникова. Именно на тебя обращен взгляд мистера Боно, когда он сладко шепчет «with or without you». Это несложно для женщины – это для неё естественно. Любить мужчину, не видя других вокруг себя – это не для нас. Мы выбираем одного, но влюбленно созерцаем многих вокруг.

Для меня это именно то, что позволяет женщине питать своего мужчину. Она видит в других лучшее и открывает это для него. Дальше выбор за самим мужчиной, пользоваться этим, становясь лучше для самой женщины и для всех вокруг, или горделиво закрываться в скорлупе своей глупой мужской исключительности, которая слишком явно граничит с ограниченностью и нежеланием развиваться.

И если следовать этой логике, что все мои влюбленности отсвечивают на мир звезд и знаменитостей, то Алексей Кричевский, скорее всего, допевает сейчас последнюю строчку своей песни в моих наушниках. Именно Брендон Флауэрес, солист The Killers, тот самый, на кого Алексей похож более всего. Более того, моя влюбленность в Брендона описала примерно такую же кривую, как и история с Алексеем. Раннее знакомство, которое привлекло мое внимание и в чем-то зацепило, но в целом же растворилось среди потока интересной для меня музыки начала двухтысячных. Милый забавный парень с усиками и смешными костюмами. Таким был для меня солист этой группы до того, как я случайно забрела на его берлинский концерт. (Здесь стоит добавить, что когда мы с Алексеем попали в радио-эфире на трек The Killers, он тут же сказал, что это одна из его любимых групп, и стала таковой после того, как он побывал на их концерте. Не стоит уточнять, что это был тот самый концерт в Берлине, на котором была и я). На том выступлении я два часа прыгала в каком-то безудержном экстазе и с бесконечной улыбкой на моем лице. Его обаяние, истинно голливудская улыбка и дикая харизма в живом голосе проникли в меня настолько глубоко, что каждый раз, когда я сейчас слушаю любую их песню, я не могу сдержаться и улыбаюсь, чтобы вернуться к той счастливой и беззаботно прыгающей на их концерте девушке. Затем, как это обычно бывает, влюбленность повела меня по привычному пути поиска всех нарезок выступлений, фотосессий и интервью, какие только можно раздобыть в Интернете. Тогда я и попалась окончательно. Смешные костюмы сменились на безупречную стильную одежду. Мальчишеское обаяние – на взрослую мужскую харизму, с ангельской улыбкой и двумя искрящимися чертиками в глазах. И голос, голос.

Алексей был именно таким же. Стиль, харизма. Внешность, которая в точности отображала твердую уверенность, которая царила в его действиях. Чувствовалась работа над собой, умение подобрать к себе нужные ключи, чтобы в итоге получился интересный во всех смыслах мужчина. Зацепить, привлечь к себе внимание – это доступно многим. Но вот увлечь за собой – это уже почти уникальное явление в нашей жизни.

Требовательный к себе мужчина словно идет против негласных законов мужского мира. Он открыто признает, что он не идеален. Что ему нужно развиваться, и в какой-то момент он может оказаться ничем не лучше других. А главное, ничем не лучше женщины. Подобное самоопределение кажется мужчинам губительным. Они теряют свой главный защитный механизм – самопровозглашенную идею о том, что мужчина значим просто по факту своего пола. Ему не престало следить за собой, потому что главное – это совсем другое. Главное быть мужчиной. Выполнять свои первичные функции и гордиться их уникальностью. Я всегда считала, что именно в этом кроется зерно диктуемого мужчинами стереотипа о женщине на кухне и в пределах детской. Они хотят от нас ровно того же. Четкого распределения обязанностей по половому признаку, без права выйти за эти пределы. Мы не двигаемся вперед и не требуем от себя больше, поэтому и женщины должны поступать ровно так же.

Но я бы не стала скидывать всю вину только на мужчин. Их мир достаточно сложен и, стоит это признать, вызовы, которые стоят перед ними, требуют порой подобной принципиальности во взглядах. И тут важна роль женщины в мире мужчин, с которой слишком часто она не справляется. Многих из нас вполне устраивает это негласное распределение приоритетов. Женщина опускает руки и запускает себя куда быстрей и с куда большими потерями, нежели мужчина. Она оправдывает это для себя неподъемной ролью матери и жены, противопоставляет свою жизнь успехам мужчины, ссылаясь на полную зависимость от его судьбы. Но все это самообман и нежелание требовать от себя больше, чем лежит на поверхности. А самое страшное, нежелание быть женщиной в её истинном первородном смысле.

Ведь что такое женщина? Это свободный от любых стереотипов человек. Достаточно посмотреть, как мы каждый раз адаптируемся к новому для нас миру мужчин. Мы влюбляемся в футбольного фаната и через полгода оффсайд и левый вингер становятся для нас более понятными определениями, чем обметочный шов и вытачка для мужчины, прожившего хоть десять лет с супругой швеей. Мы умеем разделять. Делать их мир своим. При этом важно привносить в него что-то свое, а не растворяться в нем, давая самообману почву для противопоставления и упреков.

Каждый сам за себя. Каждый со своим миром. Но каждый идет навстречу другому, потому что он движется сам. Мы можем подарить мужскому миру многое из того, что ему требуется. Наша изменчивость оградит его от застоя. Наша открытость и увлеченность поможет ему не быть зажатым и ограниченным. Наша стойкость и терпеливость – преодолеть неминуемые сложности. Мужчина и женщина – это союз, в котором каждый равнозначно ответственен за его будущее. Каждый привносит свое. Не лучшее или худшее. Не главное или второстепенное. А свое.

Но, конечно, это идеализация. Реальная жизнь расставляет сотни препятствий, пройти через которые становится невозможным. Это удел каждого, будь то мужчина или женщина, упираться в непреодолимое. Но человек так устроен, что лучшей мотивацией для него служит стремление к идеалу. И от этого нельзя отказываться. Нельзя идти на поводу у кажущегося всеобщим бессилия. Нельзя переставать стремиться к тому, что кажется невозможным. Потому что на пути к этому каждый из нас преображается сам, а главное преображает мир вокруг. Настолько насколько может. И мир ему за это воздает в ответ.

Именно так я думаю сейчас. Что Алексей – это не ожидаемый в зефирном забытие принц, который вошел в мою жизнь по мановению волшебной палочки. Так не бывает и не должно быть. Любовь нужно заслужить. Она не приходит сама, она открывается нам лишь в ответ на нашу собственную жизнь. Нашу доброту и открытость. Наши преодоления и терпение. На нашу готовность впустить в свою жизнь другого человека и нести за это ответственность.

И мне кажется, я заслужила это чувство и была к нему готова. Вчера, когда Алексей ушел из ресторана, оставив меня один на один с мелодией Шуберта и лежащим посреди стола кольцом, я долго прислушивалась к себе. Мне было важно различить за кричащим радостью сердцем тихий шепот разума. Не прочувствовать, а понять свои чувства. Я прежде часто ошибалась в этих схожих звуках нашего внутреннего мира. Они кажутся взаимоисключающими, но это не так. Романтизм, который лежит в основе чувственного восприятия, полон попыток осмысления собственных чувств. В этом его суть. Мир просто научился быть беспечным и заменил порой жестокую правду романтиков о нашем внутреннем мире на поверхностные стереотипы. Любовь – это бесконтрольный полет чувств, а любая попытка осознания их внутри себя ведет к разбитому сердцу. Так проще думать и в это проще верить. Как с тем принцем и волшебной палочкой. Мало кто решается принять любовь, как испытание. Но у меня не было выбора. Я знала все свои сомнения и страхи. Я видела их перед собой всю прошедшую неделю. Слышала их от моего отца.

Любить – это прежде всего уважать того, кто рядом. Поэтому я не имела права поддаться на приникающее в меня все глубже и словно обволакивающее меня изнутри чувство счастья от тех слов, которые произнес Алексей. Сказать «да» и сделать себя счастливой – это слишком просто. Сказать «да» и понять, что я смогу сделать счастливой его – вот что важно. А для этого нужно было вернуться назад. К самым истокам моих сомнений.

Уже в «Единороге», лежа на кровати, я по кусочкам складывала в голове пазл моего прошлого. Кольцо, лежащее на прикроватном столике, было не первым предложением в моей жизни. Этот Рубикон я подступалась перейти не раз. Все началось с Игоря еще в студенчестве. Брак тогда казался логичным продолжением длительных отношений. Мы даже не задумывались о том, что он может привести к каким-то переменам. И, скорее всего, так бы и случилось, согласись я на предложение Игоря. Точнее, то самое «да» все же прозвучало от меня в ту ночь в отеле Лондона, куда мы отправились во время летних каникул, и где Игорь, обставив все традиционным сюрпризом, встал на одно колено и раскрыл небольшую коробочку с кольцом. Но это было не «да» новой жизни и новому этапу наших отношений. Это было «да» продолжению того, что уже было. Для нас мы уже были мужем и женой, и ничто не должно было измениться после планируемой свадьбы. Она должна была состояться сразу после диплома, но как верно случилось, мы разошлись к концу лета. И статус обрученных тут не при чем. Главным было окончание университета и осознаннее реального начала новых этапов в наших жизнях, которые развели нас по разные стороны.

Затем было предложение от одного московского ди-джея, роман с которым до этого длился около месяца. Тогда все было, как ни странно, уже более серьезно. Мы оба понимали, что наша жизнь в том виде, в котором она была на тот момент, со всеми клубами, вечеринками, беспечными тусовками и тому подобным, должна закончится. И брак мог стать тем ключевым моментом, который бы провел черту между клубами и будущим. Но я ответила «нет». Этот отказ был для меня очень сложным. Я была счастлива в тех отношениях и сильно привязалась к ним. Но понимание того, что нельзя строить семью, не определив для себя свое будущее, перевесило все желания. К тому же само осознание того, что моя жизнь, которая казалось мне такой насыщенной и во многом определенной, на деле лишь поверхностная пустота, выбивало само по себе. Это был ключевой момент. Моя Сцилла и Харибда. Мои земляничные поля с их бессмертной мудростью от мистера Леннона: «Living is easy with eyes closed, misunderstanding all you see. It’s getting hard to be someone but it all works out»3535
  «Гораздо легче жить с закрытыми глазами, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Сложнее быть собой, но нет ничего невозможного» (англ.)


[Закрыть].

И я выбрала. Мне было двадцать пять, и эта относительная молодость помогла мне выстроить новое самоощущение без особых последствий. Мне повезло. И тут можно не вставлять кавычки. Это действительно так. Многие приходят к этому пониманию намного позже. Как Алиса, как большинство женщин. Безрассудность и беспечность – это наркотик, который дурманит, заставляя нас жить в забытие и самообмане. Он забирает у нас год за годом, выжигая из-под наших ног почву. И чем позже мы окажемся на темном поле, среди ошибок прошлых лет, тем сложнее дождаться рассвета. Многие ломаются. Еще больше тех, кто находит сотни причин не признавать случившееся. И я бы была из последних, если бы мое признание не звучало во мне с самого детства.

Но теперь я честна с собой, а значит могу быть честной с Алексеем. Я впервые могу не прятать глубоко в себя ту Ольгу, которой являюсь. Разбитую пополам. Я могу больше не прятаться за достижения в профессии, чтобы прикрыть этим свою неполноценность. Мне не нужно больше быть другой, чтобы сдерживать внутри саму себя. Я готова жить той судьбой, которую определила для меня жизнь.

Это тяжело. Самое сложное из всего, что я пыталась сделать в моей жизни. Больше нет оправданий и причин убежать, если станет совсем невыносимо. Теперь только вперед. Борьба за счастье. Каждым днем и каждым вздохом.

Я вынула наушники и сделала глубокий выдох. Мадам Пиаф вновь выполнила свою миссию моего ангела-хранителя, приземлив меня на родную московскую землю. Пассажиры, как это часто бывает на российских рейсах, начали свои нетерпеливые сборы и попытки протиснуться ближе к выходу из салона еще задолго до полной остановки самолета.

Мне всегда хотелось понять природу подобного поведения, которое отличает наших соотечественников от жителей любой другой страны мира, но я так и не смогла найти хоть сколько-нибудь логичного объяснения этому феномену. Быть терпеливым и соблюдать правила, как слабость? А пренебрежение – как возвышение себя? Возможно так. Но скорее всего это одно из тех немотивируемых правил общности менталитета. Некий отличительный символ, чтобы почувствовать себя жителем России.

Я далека от политики и от культивируемого ей противопоставления «нашего мира» и «их мира». Мне всегда казалось, что ценности бывают либо общечеловеческие, либо кто-то играет с ними в свою личную игру, до которой мне нет никакого дела. Но последнее время, я все чаще стала замечать, как моя модель отношения к миру и к живущим в нем людям, становится все более одинокой. Наверное, ровно по той же причине, по которой проход между рядами салона заполнился окончательно: все хотят почувствовать себя частью чего-то большего, чем они являются для самих себя. Великой страны и великого народа. И я не нахожу в этом ничего плохого. Странным является только нынешний путь к этому самоопределению. Он начинается не с себя, а с каких-то надуманных принципов, которые к тому же приходится с упоением защищать. Но быть может стоит попробовать любить себя в своей стране, а не свою страну в себе. Второе ведь слишком просто. Можно застыть в проходе, не давая другим возможности нормально подготовиться к высадке, и оправдать это почти сакральным: «я, как и все». Никакой ответственности. За меня это решили другие, а я это поддерживаю, потому что бессилен этому противостоять.