Текст книги "Ольга"

Его глаза продолжали смотреть на меня. От этого взгляда хотелось одновременно и спрятаться, и приблизиться к нему. Я не чувствовала ничего кроме этой близости наших глаз. Я не хотела больше ничего чувствовать.

– Хорошо? – спросил Алексей.

Поджав губы, я сделала два легких движения головой вниз и вверх. На лице Алексея появилась едва заметная улыбка, которую он тут же спрятал от меня, видимо не рассчитывая на то, что она станет ответной.

Но это уже не было важно. Пусть сегодня был не лучший день в моей жизни, и я вела себя слишком глупо и странно. Но это была я. Настоящая, ранимая и неуверенная в себе. Быть может самая правдивая Ольга Воронцова за долгие годы. Я не контролировала ситуацию, и все мои защитные механизмы разлетались как щепки. Алексей словно забрал себе поводья, и это было очень нужным для меня. Я хотела идти за ним, не удосуживаясь объяснениями, куда именно это может меня привести.

Следующий день встретил меня красным буклетом расписания презентаций на втором дне международной выставки архитектуры и дизайна в Вене. Красный означал цвет дерева и был посвящен в основном дизайну интерьеров и промышленных помещений.

Пробежав глазами выделенные на буклете презентации и места их проведения, я машинально сложила в голове пазл из маршрутов, которые мне предстояло пройти за день, перемещаясь из одного павильона в другой. Это было важным моментом, поскольку мои ступни после вчерашних часов в невыносимо красивых туфлях от мистера Слимана1212
  Эди Слиман – креативный директор Saint Laurent Paris


[Закрыть], которые ровно столь же невыносимо сдавливали стопу, гудели до сих пор. Видимо его любовь ко всему зауженному распространялась и на ширину туфель. Я редко жаловалась на неразношенную обувь, но вчерашний день запомнится мне надолго. Похоже, сегодня придет черед более практичных классических лодочек от Christian Louboutin, которые идеально попадут в светло-песочный цвет костюма от урожденного Ральфа Лифшица1313
  Настоящие имя дизайнера Ральф Лорена.


[Закрыть]. Светлый официальный день, а затем темный вечерний выход. Я кинула взгляд на висевшее в открытом шкафу черное платье, которому сегодня предстояла особая миссия: быть спутницей самого…

Впрочем, не стоило думать об этом в подобном ключе. После того, как Алексей приблизился ко мне и сделал стремительный шаг навстречу, стоило совершить обязательный ответный маневр. Говоря «да», женщина ни в коем случае не должна выдавать абонемент на право распоряжаться собой, как мужчине захочется. «Да» – это всего лишь «посмотрим, что будет дальше». Мужчина не должен чувствовать, что видел уже все или имеет возможность увидеть это по первой необходимости. Доступность женщины – это всегда её решение и не надо лишать себя права распоряжаться самой собой.

Поэтому сегодня вечером в этом шикарном платье появится Ольга Воронцова, сопровождающая Алексея Кричевского. Именно она и её действия будут во главе угла и определят, как закончится этот вечер. Так, по крайней мере, мне хотелось думать.

Прохладный душ сбавил нахлынувший пафос утренних рассуждений и восстановил собранный рабочий настрой на длинный насыщенный день. Выйдя к завтраку, я то и дело ловила на себе недвусмысленные улыбки хозяйки гостиницы. Кристоф же напротив был в то утро крайне сосредоточен на каких-то своих мыслях. За весь завтрак он ни разу не улыбнулся и не проронил ни слова, за исключением обязательных комплиментов в адрес выпечки своей спутницы жизни. Если бы мой график позволял мне задержаться еще хоть на десять лишних минут, я бы непременно спросила о причинах столь туманного настроения Кристофа, но, к сожалению, сразу после последнего глотка кофе, я быстро забежала в свой номер за сумкой и портфелем с ноутбуком и уже через минуту была в такси.

День выдался вновь солнечным и по-весеннему теплым. Примерно в таком же позитивном ключе сложились и все рабочие моменты, которые были запланированы мной на второй день выставки. Опыт прошлого дня оказался бесценным, и я уже без особых усилий выстраивала в голове черновик своих заметок прямо по ходу презентаций.

Во время ланча меня поймал под руку Дмитрий Орехов, который тоже был в приподнятом настроении.

– Ты не поверишь! – воодушевленно начал он. – Я больше не гламурный московский дизайнер. Все! – пафосно обозначил Дмитрий. – Я теперь один из вас.

– Поздравляю, – искренне ответила я, не особо понимая, о чем он сейчас говорит. – Но как это?

– Помнишь чешское бюро, которое проектировало бизнес-центр на Чистых Прудах?

– Да, какие-то там братья…

– Лиммер. Братья Лиммер. Так вот, они пригласили меня к себе в команду. Помогать им с внутренним интерьером.

– Здорово. Они считаются новаторами. Это достойная работа и отличный старт карьеры, – последнее я произнесла с полной серьезностью, потому что для европейских архитектурных агентств не имело никакого значения сколько домов российский звезд попали в резюме твоего дизайнерского «гения».

– Вот именно. Я даже не раздумывал. Уеду подальше от всех в милую Прагу. Ты ведь жила там, да? Как она?

Он видимо имел ввиду мою заметку про пражскую современную архитектуру, которую я написала для одного из номеров «ArchD».

– Я была там только одну неделю по редакционному заданию. Очень современный хороший город. Жители одни из самых приветливых среди всех европейских столиц. К тому же очень благосклонны к русским.

– Вот и я тоже так подумал. Справлюсь ведь, – последнее предложение он произнес с нерешительной вопросительной интонацией.

– Если что-то понадобиться – спрашивай. У меня там хорошая знакомая работает в риэлтерской фирме. Могу порекомендовать её.

– Было бы здорово. С деньгами там ощутимо ниже, чем в Москве. Но думаю потяну хорошую квартиру.

– Главное начать. Ты способный. Втянешься, – мне искренне хотелось, чтобы у него все получилось.

– Спасибо, Ольга. Возможно, без нашего того разговора, это решение не далось бы мне так легко.

– Всегда пожалуйста. Я серьезно, – с улыбкой добавила я.

Он улыбнулся мне в ответ и многозначительно кивнул головой. На этом мы и расстались.

Вторая половина рабочего дня прошла без капли усталости. Туфли идеально справлялись с моими хаотичными перемещениями по этажам и корпусам выставочного центра, а мозг настолько плодотворно переваривал и структурировал всю информацию, что я решилась поощрить его небольшим десертом.

К шести вечера рабочий день выставки подошел к концу, и все стали стремительно расходиться, образовав перед главным входом даже некое подобие столпотворения. Я никуда не спешила, поскольку заказанное прежде такси должно было ждать меня на стоянке, а времени до того момента, когда Алексей заедет за мной в «Единорог» было предостаточно. Может вчера я и была растерянной, но сегодня все образовывалось само собой.

Оказавшись, даже раньше запланированного, в своем гостиничном номере, я позволила себе обрушится на кровать и, закрыв глаза, отключиться на несколько минут. Спешить с приготовлениями все равно не было никакого смысла. Меня едва ли можно отнести к большой поклоннице длительный предвечерних туалетов, что не скажешь, например, об Алисе, которая могла несколько часов проводить у зеркала, осматривая каждую деталь своего внешнего вида и нанося бесконечные штрихи в макияже. Для неё это было ритуалом ожидания, который порой перевешивал по эмоциональности сам вечер. Меня же сложно было заставить провести у косметического зеркала больше необходимых для моего скромного макияжа десяти-пятнадцати минут. После ранних студенческих лет, когда я позволяла себе агрессивный макияж с массой вызывающих элементов, вроде насыщенных сиреневых теней или грубой подводки губ, я, наконец, примирилась с тем, что дополнительно подчеркивать и без того яркие черты лица весьма глупо. Это может звучать как необоснованное сожаление, ведь многие женщины мечтают о таких как у меня густых бровях, достаточно пухлых губах или, скажем, выразительной линии густых ресниц. Но не все так просто. Я считаю, что все женщины, не важно какой они обладают внешностью от природы находятся в равных условиях. Это непоправимая порой ошибка считать, что наше отражение в зеркале не соответствует каким-то там идеалам красоты. Как раз идеальность соответствия, а значит похожесть на других, должна настораживать нас. Красота любой женщины преподносится ей, она внутри неё и является её внешним отражением. Нет красоты без индивидуальности. И нет индивидуальности без самобытности нашей внешности. Не желанная густота ресниц или выразительность губ, не грациозная линия скул или вытянутость шеи, определяют параметры привлекательности. Притягивает уверенность женщины в своей красоте. А это можно обрести, только приняв свою исключительность. Вместо попыток подражать – стремление подчеркнуть имеющееся. Даже в общемировой индустрии красоты тренды создаются подобным стремлением подчеркнуть свою непохожесть на других. Это, безусловно, плохо, что они заражают женщин вирусом подражания, но ведь всегда можно снять с себя весь макияж, сесть у косметического зеркала со всей его безапелляционной строгостью и попытаться понять, какой бы мы себя полюбили. Без мужчин, мнений подруг и глупых трендов, сменяющихся каждые полгода. Какой бы была каждая из нас, если бы смогла отпустить всю эту шелуху попыток быть красивой по чужим правилам. И тогда в этот момент ломкого откровения, почти наверняка, откроется желание быть самой собой. С именно такой формой носа, которая только подчеркивает стремительный характер. Или с таким ясным светлым взглядом, который говорит о доброте и нежности женщины, и который больше не хочется обращать в дерзкое, несвойственное ему темное облачение. Конечно, мы меняемся и каждый новый день видим себя по-разному. Эта изменчивость – наш великий дар и наш главный источник свободы. Но и она сочетается с этим подходом к нашей красоте. Не нужно просто внешними изменениями стимулировать внутренние ощущения. Все ровно наоборот. Короткая модная стрижка – это вызов, который исходит изнутри. Это стремительность и активность. Или же, как это часто бывает у женщин, абсолютно противоположное – отвлеченность и нежелание выстраивать вокруг себя лишнее внимание, спрятавшись за длинную стрижку. И так со всем остальным. Мир моды и вся индустрия красоты – это сочетания нот и оттенков, которыми стоит умело пользоваться. Но создавать свою гамму и свой законченный образ нужно основываясь на себе. И чем больше этот образ плывет против манящего своей отзывчивостью течения, тем лучше. Истинное восхищение молчаливо, а в женском случае еще и закрыто преградой соперничества. К тому же, любое восхищение других никогда не сравнится с внутренним ощущением единения своего внутреннего мира со своей внешностью.

Встав с кровати и быстро приняв душ, я позволила себе на цыпочках выйти в комнату. Едва просушив тело полотенцем, я бесстыдно сбросила его на пол, оказавшись около большого гардеробного зеркала абсолютно голой.

Моя маленькая слабость и мой большой личный секрет – я безумно люблю смотреть на себя в обнаженном виде, пока наношу на тело увлажняющий крем или ароматическое масло. В этом нет ничего интимного или эротического, только голая эстетика. Для меня этот маленький ритуал скорее дань женской природе, нежели восхищение своим собственным телом.

Нагота, которую мы привыкли либо стыдливо прятать от других, либо вызывающе выставлять напоказ, это на самом деле куда более древняя и глубокая часть нашей жизни, чем нам кажется. Пока я наношу на себя благоухающий миндалем крем и смотрю на плавные изгибы бедер, спускающиеся вниз стремительной линией стройных ног, я вижу женщину вечности, царицу прошлых эпох. Её бесстыдство перед своей наготой полно свободы и дерзости. Я думаю, мужчины украли у нас наше истинное лицо, спрятав от наших глаз обнаженное женское тело. Да, именно от наших, а не от своих. Их глаза всегда устремлены на доступную для них наготу. Они просто хотят получать её по своим правилам. И эти правила диктуют нам стыдиться своего тела. Обличать наготу бесстыдством. Но она естественна, как вековая искра природы. Голая грудь, её полнота жизни и вечность первых прикосновений каждого из нас. Нежная кожа живота, обрамляющая женское предназначение. И ниже сплетение всех тайн и желаний – начало всех начал. Женское тело прекрасно. Его обличие задумано природой, как первоисточник соблазна. Оно притягательно и трогательно. И это стоит ощущать в себе. В каждой из нас. Своими глазами и своими руками. Каждая женщина – это всего лишь одно звено в многовековой цепочке загадки жизни. Когда я вижу свое отражение в зеркале, я вижу миллионы других женщин. Они вдохновляют меня и растворяют все несвойственные нам комплексы, преподнесенные миром мужчин.

Закончив свой маленький ритуал, я позволила себе еще одну слабость и, раскинув руки крестом, вновь легла на кровать. Закрыв глаза, я моментально растворилась в наполняющем каждую клетку моего тела спокойствии. Не осознавая причин и не желая искать их среди мыслей о грядущем вечере, который мне предстояло провести рядом с Алексеем; среди всей одухотворенности последних двух дней, в которых я раз за разом понимала, что мой профессиональный путь выбран верно и у меня многое получается, доставляя мне удовольствие, я просто отдалась тому умиротворению, подаренному мне откуда то свыше. Мне всегда хотелось научиться быть фаталисткой, жадно поджигающей свечу с обеих концов, и не думать о последствиях. Всегда хотелось отпустить себя, понимая, что заложенные во мне инстинкты и воспитанные жизнью навыки сделают свое дело и выведут меня на верный путь. Сегодня я ощутила, что мне все равно, чем закончится этот день. Я, впервые, не пыталась понять себя и свое место в этом мире. Мне не было страшно.

Открыв глаза, я повернула голову и увидела в отражении зеркала лежащую посреди кровати счастливую женщину, которая улыбалась мне ставшей уже незнакомой, чистой искренней улыбкой, потерянной мной после трагедии моего детства.

Более всего мужчина беззащитен в первые несколько мгновений появления перед ним женщины. Его взгляд пытается ощупать каждую деталь в новом для него образе и сложить для себя самое важное первое впечатление. Уже потом его неконтролируемое высокомерие начнет скрывать истинные ощущения, пряча их за маску холодности, которую в мужском мире от чего-то принято считать достоинством. Но первые секунды мужчина чист от всех предубеждений.

Я бесстыдно смотрела прямо в глаза Алексея, ожидавшего меня в холле гостиницы «Единорог», и видела в них странное сочетание неуверенности и мужского удовлетворения. Словно он сомневался в том, ему ли предстоит сегодня провести вечер с этой женщиной.

– Мой комплимент без сомнения будет лишь одним из многих, услышанных тобой сегодня. Ты выглядишь потрясающе, и мне действительно сложно подобрать слова чтобы выразить свое восхищение, – интонация произнесенного была немного сбивчивой, что было несвойственно Кричевскому. – Ты – изумительна, и я рад, что хотя бы произнес это первым.

Мужчины всегда желают быть первыми, вместо того, чтобы пытаться стать последними. Но эту ремарку в своей голове, я оставила без особого внимания.

– Спасибо, – ответила я, продолжая пожирать Алексея взглядом. – Но мне стоит отметить, что мой спутник сегодня удостоится не меньшего количества восхищенных глаз.

Алексей был в черном смокинге от Burberry. Его невозможно было спутать с чем-то другим, поскольку этот современный фасон с высокими лацканами, идеально выстраивающими стройный силуэт, давно был облюбован красными дорожками Голливуда. Белая сорочка с супатной застежкой была плотного плетения и отлично сочеталась с фактурной полушерстью ткани смокинга. На шее был повязан удлиненный галстук-бабочка строго черного цвета, с небольшим сатиновым блеском, дополняющим шелковый атлас на лацканах и вороте пиджака. Образ завершали черные оксфорды из модной лакированной кожи.

Мужчины в удачных костюмах, как известно делятся на две категории: первую, костюм делает более привлекательным, а вторая делает более привлекательным удачный костюм. Алексей безусловно относился к последней категории. Весь его стиль был продолжением его внешности и особенностей его фигуры. Стройное телосложение, подчеркнутое высоким ростом. Мужественный серьезный взгляд, в котором лишнюю брутальность моментально растворяла обаятельная улыбка. Идеальные, выточенные манеры, кажущиеся легкими и непринужденными.

Алексей подошел ко мне и с наигранной официальностью поднял согнутую в локте руку, приглашая меня проследовать за собой. Вся эта сцена в холле гостиницы могла напоминать что-то утеряно-великосветское, но мы не могли себе позволить обойти эту утонченность стороной. Порой хочется представить себе, что ты живешь в более строгом мире нежели современность, со всей её поверхностью и полным отсутствием выстроенных этикетом обязательств. Было приятно, что Алексей способен на это.

Но как оказалось, вся великосветскость ожидала нас впереди. Стоило нам подъехать с моим спутником к Венской Ратуше, с её потрясающей вечерней подсветкой, как мы словно оказались в другом мире и в другой эпохе. Из машин выходили дамы в вечерних платьях в сопровождении кавалеров в аккуратных смокингах и пиджаках. У дверей нас ждали любезные портье в идеально сидящих темно-красных сюртуках. А оказавшись внутри парадного зала ратуши, с его захватывающим дух пространством, обрамленным высокими сводчатыми перекрытиями, мы замерли, молчаливо впитывая величественное великолепие этого места.

Именно здесь каждый год проходит знаменитый венский «Бал Жизни», оказаться на котором было моей давней мечтой. Алексей загадочно улыбался, жадно поедая глазами окружавший нас интерьер, словно вспоминая о своем опыте посещения знаменитого бала, о котором он упомянул пока мы ехали из гостиницы.

– Добрый вечер, господин Кричевский. Добрый вечер, госпожа Воронцова. Вы выглядите великолепно, – на довольно сносном русском поприветствовал нас Жорж Баскье.

Мы ответили ему взаимным приветствием. Я была рада видеть этого пожилого гуру журналистики на сегодняшнем благотворительном вечере. Он, как никто другой, заслуживал право быть сегодня здесь, ведь под его редакцией выходили множества архитектурных изданий на протяжении без малого сорока лет.

– Хороший способ попрощаться с профессией, – пытаясь скрыть за улыбкой сожаление, произнес он.

– Вы никогда не попрощаетесь с этой профессией. Потому что она во многом рождена вами и будет жить дальше благодаря вам, – ответил ему Алексей.

– Вы хороший человек, господин Кричевский. Теперь ваше время. Активных и богатых. А мы старые зануды уже не можем плавать в этом бурном мире, – последнее он произнес на немецком и, поклонившись мне, оставил нас.

– Очень жаль, что пришлось его уволить. Но он прав, сейчас слишком другое время, – он повернулся ко мне и совсем на небольшом расстоянии от моих губ произнес. – Время таких как ты. Неудержимых и стремительных.

За комплиментом и близостью Алексея оставался осадок от услышанной правды о том, что пожилой главный редактор все-таки был уволен по необходимости, а не решил уйти сам.

– Ты расстроена? – различил мое сомнение Алексей.

– Наверное, так и должно быть.

– Я могу сказать, что мне было очень сложно принимать это решение. Но как это не банально, иногда приходиться принимать сложные решения. И я думаю, тебе как никому другому известно, какого это.

Мне было не понятно, что именно он имеет ввиду под этим «как никому другому», но его взгляд был полон доверия, словно я должна была еще научиться понимать это в себе.

Последующие два часа пролетели как единый миг. Возможно, в первый раз в своей жизни я почувствовала себя ведомой. Алексей подходил к гостям и представлял меня своим коллегами и знакомым. Мы улыбались друг другу, беседовали, обсуждали проходящий форум и благотворительную миссию, ради которой был организован этот вечер. Я чувствовала себя частью его жизни, равноправным игроком. Он настолько свободно переходил невидимую черту, нарисованную мной для всех других, чтобы дистанцировать себя от остального мира, что я была безоружна против подобной настойчивости. Она раскрепощала и зажимала одновременно. Мне было непривычно ощущать себя частью некого союза, но внутри него было очень уютно.

Его обаяние завораживало. Он струился по залу, придерживая меня за талию, и мы будто вальсировали среди этого скопления людей. Так же я отметила для себя, за счет чего Кричевский добился такого успеха в бизнесе. Его умение слушать собеседника и говорить с ним на его языке потрясало. Не важно, кто был напротив него – банкир или высокомерный искусствовед, политик или простой журналист – со всеми он мог выстроить свою модель общения. При этом он не растворялся в других, меняя одну за другой выгодные маски. Нет. Он действовал дьявольски расчетливо. Никто не будет заводить серьезный разговор с первых фраз и именно эту часть беседы использовал Алексей для того, чтобы завоевать своего оппонента. А уже потом, когда собеседник превратится в симпатизирующего ему сторонника, он высказывал свою позицию, не давая другим шансов не поддержать её.

Алексей восхищал, но вместе с тем и пугал своей властью над людьми. Я понимала, что нахожусь ровно в том же положении очарованной его стилем, харизмой и утонченностью, как и все остальные. Но отказаться от этого ощущения было невозможным. Мое «да» на венской улочке близ гостиницы «Единорог» стерло все границы, выстроенные мной для мужчин за долгие годы. Алексей не завоевывал меня, постепенно добираясь все глубже и глубже. Он стремительно добрался в самый центр и начинал обживаться там. Его смелость притягивала, а мысль о том, что один его неверный шаг в этом положении разрушит все, освобождала от сомнений и еще больше привязывала меня к этому удивительному человеку.

После того, как начался сбор средств, Алексей вышел на сцену и выступил с красивой речью, в которой рассказал о судьбе молодой девушки, страдающей аутизмом и работающей в его немецкой редакции «ArchD». Лиза, так звали девушку, несколько лет безуспешно пыталась устроиться на работу журналистом в разные редакции, но везде получала отказ, поскольку ни одна из крупных компаний не готова была брать на себя риски с введением в штат сотрудника с отклонениями. Это фразу он произнес с подчеркнуто серьезной и почти враждебной интонацией, всматриваясь в зал, словно пытаясь различить в нем тех самых владельцев, отказавших Лизе. Затем же благодаря тому, что была создана программа поддержки людей, страдающих от аутизма и синдрома Аспергера, появилась возможность переложить все риски на эту программу и поддерживающий его благотворительный фонд. Теперь работодатель платил системе, которая независимо от него обустраивала жизнь больных людей. Никаких проблем с приемом на работу таких, как Лиза, больше не было. Исключением было лишь социальная ответственность каждого владельца или инвестора. Но, Алексей это особенно обозначил, все больше и больше компаний вступали в программу и предоставляли больным людям шанс на нормальную жизнь.

«Если вы спросите меня: помог я Лизе или нет? Я скажу, что нет. Этот человек не нуждается в помощи. Помощь нужна больному обществу, которое не может осознать, что Лиза имеет ровно столько же прав на нормальную жизнь, как и любой другой человек. Она каждый день приходит на работу и без всяких привилегий доказывает свою состоятельность. Мы, здоровые, как нам кажется, люди, сделали все, чтобы этот мир работал на нас. Помогал нам и давал возможности. Но мы не имеем права считать себя выше тех, кто в чем-то отличается от нас. Возможно, мы сильней и где-то достигаем большего. Но это только накладывает на нас ответственность перед теми, чьи возможности мы ограничиваем своими достижениями».

Не стоит говорит, что эта речь вызвала бурю аплодисментов, окутавших своей мощью своды парадного зала Венской Ратуши. Из Алексея вышел бы отличный политик, если бы он только захотел однажды начать подобную карьеру.

Я обратила внимание, как жадно смотрели на него женщины, пока он фотографировался с вынесенным на сцену большим чеком с круглой суммой отданной на нужды фонда, и не могла избавиться от чувств ревности. Мне хотелось, чтобы он вновь взял меня за талию, и мы исчезли для всех этих восторженных глаз, обращенных на него. Мне хотелось, чтобы он принадлежал только мне.

Спустившись со сцены, Алексей едва дал мне высказать свое восхищение его речью, как, словно прочитав мои мысли, обнял меня за талию и повел к выходу из ратуши.

– На сегодня все. Обязательная программа выполнена, теперь я хочу, чтобы мы были только вдвоем. Все это время меня не покидало ощущение, что мне приходится делить тебя со всеми остальными. Но я не хочу этого, – он провел рукой по пряди моих волос. – Я хочу, чтобы эта красота принадлежала только мне.

И вновь, испуг и страх перед его властью смешивался с бессилием. Мы вышли из Ратуши, и подогнанная заранее машина с водителем Алексея уже ждала нас с раскрытой пассажирской дверью.

Каждый падает в свою кроличью нору. Моя пахла дорогим парфюмом и властно прижимала меня сильной мужской рукой к своему телу. Дыхание учащалось и где-то в груди зажималась пружина грядущего наслаждения. Эти пятнадцать минут до отеля по красивым подсвеченным улицам центра Вены превратились в мой нетерпеливый сон наяву. Я была его трофеем. Наградой за все его достоинства. Это чувство опьяняло, нисколько не задевая мою гордость. В голове искрились фантазии, подогреваемые бокалами шампанского и его рукой, окутавшей сильными пальцами мою коленку. Сон наяву требовал продолжения.

Холл гостиницы. Ключ-карта у метрдотеля. Лифт, в котором его губы впервые обожгли мои. Совсем немного, чтобы затем открыть глаза и испепелить меня взглядом. Он играл со мной и наслаждался этим. Его рука медленно спускалась вниз по моей спине, и я чувствовала, как каждая клетка моего тела, которой передавалось его страстное прикосновение, возбужденно сжималась.

Десятый этаж. Раскрытые двери. Длинный холл, у стены которого он, не сдерживаясь более, долго и безудержно целовал меня. Его пальцы проникали в мои волосы, и мне хотелось, чтобы он сжал их в свой капкан. Его губы и витиеватые линии, рисуемые на моих бедрах ладонью свободной руки, казалось, ходили по кончику лезвия бритвы, вот-вот готовые сорваться и превратиться в грубые укусы и жесткие шлепки.

Номер отеля. Большой люкс, величина которого играла против нас. Длинный путь через две комнаты, пока мы, наконец, не обрушились на большую кровать. Его пиджак был уже где-то в районе гостиной комнаты. Там же были мои туфли и моя сумочка.

Его поцелуи в шею, когда я уже лежала на кровати. Осторожные, словно он боялся повредить её хрупкую структуру. А ниже пальцы взбирались вверх по моим ногам, поднимая все выше длинный подол платья. Достигнув желанного предела, рука обрела твердость и властно сжала мои бедра, проникая все глубже и глубже.

Резкий поворот, и я уперлась в мускулистое тело подо мной. И вновь нежность. Поцелуй с искрящимся взглядом и губы, невольно складывающиеся в улыбку. Его пальцы нащупали молнию на моей спине и плавным движением опускали замок. Я поддалась вверх, чтобы вынуть руки из вырезов рукавов, а он в это время быстро снял галстук-бабочку и расстегнул рубашку, вытянув её края из пояса брюк. Алексей приподнялся ко мне и аккуратно стал поднимать вверх платье. Его глаза жадно поглощали каждую открывающуюся часть моего тела, словно запоминая, куда именно нужно будет нанести смертельный укол через каких-то несколько мгновений.

Я прильнула к нему своим голым телом и почувствовала, как моя грудь, упираясь в его стройный накаченный торс, начинает стонать изнутри, разжигая все более и более поглощающее возбуждение. Алексей замер, отдав мне право разыграть свой небольшой акт в этой интимной игре. Я сняла с него рубашку, слегка впившись ногтями в его округлые плечи. Затем отступила чуть ниже на его колени, чтобы спустить руками вниз и раскрыть замок на его поясе и ширинке. Он выжидал, не прячась от моего взгляда и наблюдая за каждым поворотом моих глаз.

Брюки были на полу. Я вернулась на колени к Алексею и что было сил вжалась в его тело, ударившись в его губы нежелающим больше быть нежным поцелуем. Он достойно принял вызов и через мгновение я уже чувствовала, как вся энергия его мощного тела вдавливает меня в кровать. Его руки перестали быть учтивыми. Аккуратность прикосновений сменилась на жесткую пытку, которая своей мимолетной болью лишь добавляла страстных ощущений. Алексей умело одаривал своим вниманием все части моего возбужденного тела. Долгие поцелуи и львиная хватка для моей груди. Струящийся поток прикосновений по моим ногам, завершающийся все той же львиной хваткой на моих бедрах. Окутывающие до дрожи пальцы на моей шеи затем спускались все ниже и ниже по линии груди к животу, чтобы вожделенно оказаться под узкой полоской нижнего белья.

Мой первый укус в его плечо, когда пальцы не церемонясь коснулись моего клитора. Первый выкрик, когда прикосновения превратились в настойчивое давление. Далее сбивчивый стон, между вздохами которого я чувствовала столь же возбужденное дыхание Алексея возле моего уха. Еще через мгновение его рука сорвала с меня последнюю преграду и тут же проникла под мою шею сзади, вернув наши тела в уже привычное соприкосновение.

Колющий поцелуй мочки моего уха, пока свободная рука нетерпеливо помогала ему войти в меня. Тихий гулкий взрыв, где-то между моих ног после того, как его тело проникло в мое. Нарастающий взрыв, по мере того, как его твердая плоть все глубже и глубже входила в меня. Дыхание сбивалось, а пульсирующее под рванный быстрый ритм его движений сердце готово было выпрыгнуть наружу.

Второй истошный крик, когда он повернув меня, вжал мою голову в свою шею и, зажав свои руки в замок на моей спине, начал беспорядочно вонзаться в меня. Энергия его телодвижений и его упругая плоть, хозяйничающая во мне словно в своей собственности, все ближе и ближе подводили меня к финалу. Оргазм застал меня, когда его ноги упершись в кровать подняли мое тело вверх, так что я едва могла держать равновесие.

Следующий финал настиг меня, когда его руки, оставляя на моих бедрах невольные синяки, вдавливали меня все глубже в его тело, дыхание которого я чувствовала сзади себя. Затем он решился на милость и лег на спину, дав мне и себе возможность перевести дух. Но оставить без внимания главного участника этого действия, который доставил мне столько удовольствия, я не могла. Поэтому, опустившись вниз, я с не наигранным желанием поглотила губами его теплый член.

Все происходило очень естественно. Словно мы были не любовники на первом свидании, а провели вместе множество ночей. Алексей очень чутко понимал женскую сексуальность и её потребности. Он не стремился подавлять и властвовать, ради собственного вполне механического и банального удовлетворения. Его игра была глубже и мудрей. Он позволял мне наслаждаться в сексе собой. От всех его движений и поцелуев сочилось восхищение моим телом. А это самое важное для женщины. В сексе мы любим именно себя, а мужчины нам нужны только как свидетели наших собственных желаний.