Текст книги "Ольга"

Я не могла сформулировать для себя этот вопрос до того, как сама не открылась миру вокруг нас. Я не различала самобытность нашей культуры, пока не почувствовала на себе, как я меняюсь под влиянием других стран. Это влияние именно преображает. Раскрывает что-то новое. Не лучше и не хуже, чем у других. А что-то свое. Русское. Не копией, а иным началом, за плечами которого века усердного стремления созидать иные культуры.

И с этим пониманием не возникает прежнего разделения на «их» мир и «наш» мир. Они сочетаются и влияют друг на друга. Переплетаются в единое и расходятся по своим углам, чтобы там зачать ростки собственной культуры. Наш русский мир, самобытен именно этим. Умением видеть прекрасное в других и сочетать это с тем, что есть у него изначально. И пока все это еще сохранилось у нас, я могу часами смотреть на византийские элементы православных храмов и искать такой родной и важный смысл в романтических образах русских писателей и поэтов.

Именно последние стали моими главными спутниками в первые дни самой длинной недели в моей жизни. Так складывается наша современная жизнь, что в ней совсем нет места для поэзии. Чистой беззвучной поэзии строк на страницах книг, а не образов в текстах песен. Растиражированные цитаты или заученные со школьной скамьи строфы – вот, пожалуй, и все, что сейчас осталось от поэтов. Признаться, я сама долгое время относилась к поэзии подобным образом. Но затем в одном из долгих перелетов рядом со мной оказался сборник стихов Бродского. Многостраничное собрание сочинений, а не выборка лучших произведений. Несколько часов, проведенных за упоенным чтением каждого стихотворения, сложили в моей голове новый, до этого неведомой образ Поэта. Именно с большой буквы, потому что, когда собираешь воедино все кусочки многогранного гения поэта, только тогда и открывается вся суть. После того откровения перед строками Бродского, я начала маниакально перечитывать один сборник поэзии за другим. Русский символизм от Гиппиус до Блока. Истоки романтизма «озерной школы»2929
  (англ. Lake Poets) – условное наименование группы английских поэтов-романтиков конца XVIII – первой половины XIX века, названных так по Озёрному краю – месту деятельности её важнейших представителей: Вордсворта, Кольриджа и Саути.


[Закрыть] и великий Джон Китс, чьи строки я осмелилась принять на себя, сделав год назад свою единственную татуировку: «Verse, fame and beauty are intense indeed. // But death intenser, death is life’s high meed»3030
  Сласть славы, красоты, стихов – сильна. Но смерть – сильней. В награду смерть дана. (перевод Н.П.) // Сильны любовь и слава смертных дней // И красота сильна. Но смерть сильней. (перевод С. Я. Маршака)


[Закрыть]. Мятежный Бродский и трагичный Мандельштам. Многие другие. Верлен, Бодлер перекликались в моей голове с Цветаевой и Ахматовой. Гейне с Кеведо. Петрарка с Алигьери. Но самое большое открытие, которое настигло меня на этом пути вовлечения в поэзию, было творчество Федора Ивановича Тютчева.

До вдумчивого прочтения всех его стихотворений, мое представление о нем было привычно хрестоматийным. «Люблю грозу в начале мая…». «Зима не даром злиться…». И затасканное до бесконтрольного пафоса: «Умом Россию не понять…». Но углубляясь в его творчество, стихотворение за стихотворением, открываешь для себя не милое, почти по-детски беззаботное восхищение природой, а нечто грозное и тревожное, полное смыслов и роковых переживаний. Мир поэта Тютчева полон красоты, но красоты страстной, буйной. Она не нежится в эфире, как у большинства поэтов. Красота Тютчева порождена хаосом и именно это его в ней восхищает. Темная сторона, как обязательный фон для любой красоты. Это цепляет и будоражит. Еще более меня поразила любовная лирика поэта. Она словно записана для меня. Его строки – это мои чувства.

Любовь, любовь, – гласит преданье, —

Союз души с душой родной,

Их съединенье, сочетанье,

И роковое их слиянье,

И поединок роковой.

И чем одно из них нежнее

В борьбе неравной двух сердец,

Тем неизбежней и вернее,

Любя, страдая, грустно млея,

Оно изноет наконец.

Никогда я не встречала ничего более точно описывающего любовь, чем в этих строках. Любовь – преодоленье. Любовь, которую нужно заслужить.

Я много думала об этом в течении этих дней. Ведь во мне жило именно это чувство. Я хотела любви, но понимала, что мне нужно её воспитать в себе. Перебороть внутри себя и научиться ей.

В глубине души я надеялась, что Алексей всегда это понимал во мне и сможет это принять. Я не хотела потерять его, но осознавала, что для того чтобы обрести его, нас – мне нужно еще много времени. Отец был прав, я растворилась в счастье. Доверилась ему, хотя, как никто другой знала ту цену, которую всегда приходится за него платить. Но я сотню раз бы прошла по этой же дороге, зная, что она может привести меня в никуда. Настолько сильно я была счастлива всего неделю назад.

Несколько раз ко мне приходила Алиса. Мы, как и прежде, просто сидели и говорили, вспоминая прошлое и осторожно обходя стороной будущее. Нам обеим было сложно представлять, что ждет нас дальше. Мой телефон молчал, и я где-то даже сомневалась, что он вовсе когда-нибудь зазвонит. А Алиса пыталась перестроиться и принять, наконец, уже давно случившийся развод, а не прятаться от него за алкоголь и случайные связи.

Впрочем, одна из таких связей, оставила в Алисе глубокий отпечаток.

– Мы познакомились в клубе пару недель назад. Был чей-то день рождения, хотя я даже примерно не помню чей именно, – начала рассказывать она в один из вечеров у меня дома. – Я сама подошла познакомиться. Что-то в нем меня зацепило. Какая-то отстраненность от всего. Он держался сам по себе, как будто случайно зашел в этот клуб. Очень красивый. С крепкими, но не сильно накаченными руками и загадочным, слегка печальным взглядом. Не смейся. Я знаю, что это скорее твой типаж. Но я тогда была зла на тебя и мне, наверное, во многом из-за этого так захотелось познакомиться с ним.

– Тебе повезло с подругой. Если бы мне нужно было отомстить тебе подобным образом, то мне бы пришлось провести ночь с блондином-атлетом или зализанным хипстером, – не удержалась от колкости я.

– И это правда, – иронично отреагировала Алиса. – С последними у меня особенно задалось. Один до сих пор приглашает меня на концерты и выставки, хотя мы провели вместе не больше двух часов, и между нами толком ничего и не было. Но он «что-то» увидел во мне и не может это забыть.

– Что-то мне подсказывает, что это «что-то» где-то в районе твоего декольте.

– Да. Мы с тобой из другого поколения и привыкли называть вещи своими именами. Хочешь провести со мной ночь – скажи, а не выдумывай эти модные штучки. Он рассказывал мне про какую-то песню, через которую он видит меня. Так и сказал, я вижу тебя через песню.

– Так что там с моим типажом? – вернула я свою подругу в нужное русло.

– Мы познакомились. Поговорили буквально двадцать минут и уехали из клуба. Он каким-то образом догадался обо всем. О разводе, ребенке…

– Ну, зная то, как твой язык подвижен после пары бокалов шампанского…

– Может и так. Но все равно, он был настолько чуток к моему состоянию. Я даже подумала, что он просто проводит меня до дома и все.

– Но?

– Но мы поехали к нему, точнее в квартиру его друга, у которого он остановился. И мне было так хорошо, как не было еще никогда. Серьезно. Дело даже не в сексе. Я теперь понимаю, почему ты всегда выбираешь таких, как он. Они не просто самодовольно овладевают тобой, хотя с напористостью там все в порядке, но и оставляют место для тебя самой. Я чувствовала, что он не просто хочет мое тело, а хочет, чтобы я сама восхищалась им. Взгляды на мою грудь, прикосновения по талии. Он словно завлекал меня ими.

Мое тело напряглось, слыша эти слова Алисы. Я как могла пыталась оградить себя от мыслей о близости с Алексеем, от раздирающей тоски по этим прикосновениям, которые обжигали.

Алиса тут же заметила мою растерянность.

– Извини, наверное, мне не стоило…

– Ничего, все нормально, – невероятным усилием воли я сбросила с себя все воспоминания. – Позвони ему. Встреться еще раз. Я серьезно.

– Я не уверена, что он захочет, – робко ответила Алиса. – Он лучше меня знал мое состояние и понимал, что это только на одну ночь. И в следующие выходные у меня может быть кто-то другой. Потом я вспомнила, что он сказал мне, что я куда лучше, чем я о себе думаю. А я тогда даже не заметила этой фразы.

– Тем более позвони. Поверь мне, я знаю таких парней. Они не просто знают тебя лучше тебя самой, но еще и могут тебе помочь, – твердо подытожила я.

В пятницу, на четвертый день моего заточения, когда все книги были уже прочитаны, фильмы и сериалы просмотрены, а от фотографий в журналах уже рябило в глазах, Алиса неожиданно позвонила посреди дня и предложила прогуляться вместе с ней и Софьей по Чистым Прудам. Я тут же согласилась, потому что за эти дни почти непрерывного нахождения в стенах своей квартиры начала ненавидеть все, что в ней находится. Хотя обычно испытывала ровно противоположные чувства. Редко бывая дома, я заходила в него и с открытой теплой обращалась к каждому элементу интерьера в нем. Но теперь цвет стен, расстановка мебели стали для меня невыносимыми.

Мы встретились у памятника Грибоедова и направились по аллее, окружающей пруд. Соня, которую я не видела последний месяц или даже больше, заметно подросла и все больше начинала внешне напоминать свою маму. Впрочем, на внешности сходства и заканчивались. Поведение этой, чуть более чем двухгодовалой девочки, выдавало в ней крайне серьезного ребенка. Та внимательная сосредоченность, которая была на её лице, пока она ответственно вела впереди себя свою коляску, ни на секунду не отвлекаясь на происходящее вокруг, едва ли была хоть когда-нибудь свойственна Алисе.

– Она хоть иногда у тебя капризничает? – не смогла сдержать удивления я.

– Соня не растрачивает свою энергию на такие глупости. Её способ выразить недовольство – это пренебрежительное молчание. Ты же видела, как она закатывает глаза и отворачивается, когда ей предлагают что-то, что ей не нравится. Так и живем. Леди София, как её называет наша новая няня.

– Думаю нам всем предстоит научиться соответствовать высокому положению знакомых и даже родственников это маленькой леди, – в шутку строго произнесла я.

Соня остановилась и подняла вверх свою маленькую головку и одобрительно посмотрела на меня. Пожалуй, впервые за все это время, я улыбнулась, умиленно смотря на дочь своей подруги.

– Я позвонила, – полушепотом произнесла Алиса.

– Тому молодому человеку из клуба?

– Да. Найти его телефон среди списков входящих и исходящих вызовов было целой историей. Дважды я набирала номера каких-то таксистов и одного бармена, пока, наконец, не дозвонилась до него.

– Сколько же с тобой всего произошло за этот месяц?

– И не говори. Мне иногда кажется, что больше, чем за всю мою прошлую жизнь.

– Звучит немного обидно, учитывая, что в этом месяце было все, что угодно, кроме меня.

– В общем, завтра мы встречаемся.

– Это очень хорошо, Алис, – искренне порадовалась я за подругу. – Не строй никаких планов и ожиданий, а просто хорошо проведи время.

– С этим и проблема. Поэтому я позвонила тебе и попросила встретиться.

– А я думала, ты заботишься о заточенной в четырех стенах подруге.

– Ну это тоже. Я хотела еще вчера… Ладно, опять я ведусь на твой сарказм.

– Так в чем проблема? Ты не хочешь с ним встречаться?

– Похоже, что нет. То есть, я хочу, но не могу. Ведь это в серьез, а не после клуба. Понимаешь?

Алиса действительно выглядела растерянной. Ничего не оставалось, как в очередной раз включить режим «старшей сестры».

– Ровно потому, что это всерьез – тебе и следует это сделать. Ты должна научиться быть той, какая ты есть. С той историей, которая есть за твоими плечами. И ты сама говорила, что он лучше тебя понимает все, что произошло с тобой. Ты же не огорошишь его тем, что у тебя есть Соня и что ты была замужем. Тебе нужно это принять.

– Я понимаю. Но не могу. Ты же знаешь, почему так.

– Да, ты самый искренний человек из всех, что я знаю. И притвориться ты можешь только полным отключением от действительности. Я даже примерно представляю, как все будет в твоей голове, когда вы встретитесь. Ты будешь сидеть и видеть, как он смотрит на тебя и видит только твой развод. И ты будешь права. Но он видит его, только потому, что ты видишь только его, и не можешь это перешагнуть.

– Да именно перешагнуть. Это у меня никогда не получалось.

– Алиса, это лучшее твое качество, поверь. Редко кто может так сильно и открыто чувствовать и переживать, как ты. Я всю свою жизнь пытаюсь перешагивать через сложности и закрываться от проблем. Но это не выход. Не выход для наших ситуаций. То, что случилось уже навсегда с нами и нам нужно научиться с этим жить.

– Ты права. Сколько я не буду пытаться заставить себя не чувствовать себя одинокой, за тридцать и в разводе – я все равно буду именно такой. Просто еще он сам. Мне так не хочется его отпугнуть, – по-девичьи мечтательно произнесла Алиса.

– Повторюсь. Не жди ничего и ни на что не надейся. Просто попытайся быть собой. Той Алисой, которую я знаю все эти годы. Лучшей подругой и лучшей матерью.

– Спасибо. Когда в моей жизни нет тебя, все сразу идет ко дну, – моя подруга взяла меня за руку и сильно сжала мою ладонь. – Ведь так и есть. Развод, депрессия. Когда есть ты, все на своих местах, даже если вокруг полный бардак.

– Я буду рядом, – пообещала ей я, накрыв её руку своей.

Вернувшись домой, я села за кухонный стол и, подперев голову руками, раскачивалась из стороны в сторону, ловя телом спокойный ритм глубокого дыхания. Еще поднимаясь по лестнице, меня настигла неожиданная тревога, которая стремительно нарастала с каждой новой ступенькой. Взяв со стола стакан воды, я сделала несколько обильных глотков. Поставив стакан, я повернула руку ладонью к лицу и увидела, что мои пальцы тряслись, при этом, как мне показалось, издавая какое-то жужжание.

Вжжж. Вжжж. И еще вжжж, вжжж. Ритм жужжания был явно слабее, чем все нарастающая паника пальцев на моей руке.

Вжжж. Вжжж.

Телефон. Наконец, определила я источник звука.

Слева от меня на краю стола, на экране мобильного мигало окно входящего вызова. Прямо по центру в большой рамки высвечивалась фотография Алексея.

Глава VII

– Привет.

– Привет.

– Как ты?

– Я нормально. Всю неделю провела дома.

– Да, Варвара Сергеевна говорила мне, что убедила тебя взять отпуск. Наверное, для тебя это как наказание.

– Что-то вроде того…

– Ты молчишь, потому что не решаешься спросить, как мои дела?

– Да.

– Я хочу тебя увидеть и рассказать все, когда ты будешь рядом.

– Я тоже хочу…

– Я думаю, ты понимаешь, почему я не звонил.

– Да. Все в порядке.

– Если бы. Сейчас я уже не уверен, что поступил правильно. Мне слишком плохо без тебя… Ты вновь молчишь. На этот раз потому, что злишься или потому, что не можешь ответить взаимностью?

– Я не злюсь.

– Значит второй вариант?

– Нет. Мне тоже было плохо без тебя. Очень плохо.

– Нам нельзя больше расставаться… Снова твое молчание.

– Ты в Москве?

– Нет. Я в Берлине. Дома. Прилечу в воскресение на один день.

– Девять дней.

– Да. Но нам нужно увидеться раньше. Завтра.

– Мне прилететь в Берлин?

– Нет.

– А как тогда?

– В Вену. Я забронировал на твое имя билет. Вылет в одиннадцать.

– Хорошо.

– Прости меня.

– Я все понимаю.

– Тогда до завтра?

– Тогда до завтра.

– И спасибо, за ту первую ночь. Ты промолчишь, я знаю.

– Да.

– Я буду ждать тебя.

– И я.

Вызов закончился.

Я положила телефон на край стола, ровно на тоже место, где он лежал до этого. Мне хотелось вернуть все на свои прежние места, словно никакого звонка и не было. Я встала и начала ходить из кухни в комнату, затем в спальню и обратно, пытаясь заглушить в голове скачущие одна за другой только что услышанные фразы Алексея.

Вылет в одиннадцать. Я хочу увидеть. Вена. Я буду ждать тебя. Нам никогда больше нельзя расставаться. Мне плохо без тебя.

Это было похоже на штурм. Его голос, воспоминания о котором я сдерживала в себе все эти дни, вырвался наружу и теперь заполонил все мое сознание.

Что мне делать, и что я чувствую к нему на самом деле? Я не знала ответов. Или хотела верить, что не знаю их.

Я любила его? Или только ту себя, которую он делает счастливой? Неужели любовь – это и есть счастье? А как же преодоление, необходимость заслужить и выстрадать? Это то, что сейчас происходит со мной? Я люблю по-настоящему?

Я взяла в руку первый бокал вина, который я позволила себе после той роковой ночи, когда открыв дверь своей квартиры, я увидела Алексея, сидящего на моем диване. Я приоткрыла окно и вдохнула непривычно свежий воздух июньского вечера. Солнце уже зашло за горизонт и небо окрасилось в тревожный багровый оттенок заката.

Но меркнет день, настала ночь, —

Пришла – и с мира рокового

Ткань благодатную покрова,

Собрав, отбрасывает прочь.

И бездна нам обнажена,

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ей и нами:

Вот отчего нам ночь страшна.

Прошептала я стихотворение Тютчева, продолжая всматриваться в манящую бездну неба. «Иногда мы бежим не потому, что хотим убежать. А потому, что хотим чего-то достигнуть». Денис был прав. Я знала это всегда. Счастье – это остановиться. Перестать плыть к недостижимому берегу и обрести покой посреди спокойных вод. Именно это сейчас жило во мне. Тишина и спокойствие. Неразделенное ни с кем и ни от кого не зависимое.

Любовь – это счастье. Но счастье быть собой. И любовь – это эгоизм. Желание следовать по своему пути, держась за руку с тем, кого ты считаешь достойным. И в этом нет ничего плохого. Нет и не может быть. Это путь силы, путь ответственности за себя и за того, кто идет рядом. Слишком часто мы страшимся этого пути. Нам куда проще обмануть себя и расписаться в собственной слабости, растворившись в любви. Сдаться, приписав себе сочиненные мужчинами правила о наших невозможностях. Но женщина всегда в центре любви. Она её прародитель и она её краеугольный камень. Мужчина всегда лишь свидетель любви настоящей женщины. Она обращена к нему и питается им, но её истоки не в нем. Все начинается внутри каждой из нас. В нашей индивидуальности и особенности. В нашей изменчивости и неподвластности. В сочетании покорности и требования свободы. В этом эгоизм и в этом счастье. Взаимное счастье, потому что только сильная женщина может сделать счастливым мужчину. Только сильной женщиной он сможет восхищаться и только ей он сможет доверять. А без последнего не выйдет главного для мужского счастья – помощи, которую сильная женщина способна дать своему мужчине. Без этой помощи не бывает ничего. Все мужские достижения, свершения, поступки стоят на фундаменте женской поддержки. И чем прочнее этот фундамент, тем более велики свершения.

Я долго ждала, чтобы сказать себе это вслух, а не сдерживать это, прячась от этих слов в постоянных разрывах отношений. Я ждала, что я встречу того, кто поймет меня. Прочувствует смысл и доверится ему. Кто не станет плыть по привычному грубому течению мужских принципов, единственный смысл в которых оградить себя от понимания женской сущности, а возьмет на себя ответственность и разделит жизнь со свободной и требовательной к себе женщиной. Я хотела любви, в которой мы бы восхищали друг друга, заставляя каждый раз становиться все лучше и лучше. Я хотела союза, не для ощущения привычного всем счастья, которое, как я слишком хорошо знала, зыбко и слишком призрачно, а счастья любить себя и видеть в себе перемены к лучшему. Разделять их с тем, чья рука в твоей руке, и этим наполнять свою жизнь смыслом. Я хотела многого, но я всегда верила, что заслужила это.

Утренние сборы не заняли и получаса. Словно и не было этой бесконечной недели, а просто закончились рабочие дни, и я привычным маршрутом «такси-аэропорт-Европа», отправлялась на встречу к Алексею. Все было, как всегда. Пустая утренняя Москва летних выходных в окне такси; нервное ожидание перед вылетом, которое я разбавляла глотком крепкого алкоголя; два часа перелета, отведенного мной на чтение «Скарамуша»3131
  Исторический роман Рафаэля Сабатини


[Закрыть] и размышления о том, что следующая моя татуировка была бы определенно первой строкой из этого романа3232
  «He was born with a gift of laughter and a sense that the world was mad» («Он появился на свет с обострённым чувством смешного и врождённым ощущением того, что мир безумен»)


[Закрыть]. И, наконец, мой финальный «Param Param Param» при заходе на посадку в венском аэропорте.

Проходя по тоннелю, ведущему к залу прилета, я вспомнила, как каждый раз сжималось мое сердце, как только я видела среди встречающих приветливую ласкающую улыбку Алексея, на которую оборачивались все без исключения женщины, и затем жадно искали глазами ту, к которой она была обращена. Наш первый поцелуй после разлуки, всегда робкий с моей стороны и властный с его. Он приподнимал меня, крепко прижимая к своей груди, и те несколько секунд, пока мои ноги не касались земли, а глаза были закрыты в ожидании его поцелуя, были самыми лучшими мгновениями в моей жизни.

Но я не требовала их повторения и не корила свою жизнь за то, что она могла отобрать их у меня. Все лучшее, что осталось позади, должно не рушить настоящее, а питать своей силой будущее. Поэтому выходя в зал прилета и пробегая глазами по лицам встречающих, я не ждала, что мое сердце вновь сожмется от его улыбки. Я хотела, чтобы он просто был рядом, и мы смогли найти в друг друге что-то новое. Ведь за эту неделю мы слишком изменились, чтобы безнаказанно возвратиться к былому беспечному счастью.

Алексей стоял сбоку, облокотившись плечом на большой рекламный стенд. Его взгляд был сосредоточенным, а глаза опущены вниз. На нем было темно-синее поло и светло-серые брюки прямого свободного кроя с подвернутыми манжетами, открывающими белые замшевые мокасины. Заметив меня, он на несколько секунд закрыл глаза и поджал губы, словно не веря в то, что я появилась в проходе. Когда я подошла к нему, он сделал шаг навстречу и тихо произнес: «Ольга». Его рука поднялась к моему лицу, и он осторожно, будто до сих пор не веря в то, что я рядом с ним, провел большим пальцем по моей щеке. Уголки его рта немного приподнялись, а глаза заблестели. Я коснулась его руки возле моего лица и крепко прижала её к своей скуле, поцеловав ладонь. Алексей притянул меня к себе и нежно обнял. Я вжалась в его плечо и сильно зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Он провел рукой по моему затылку и долгим поцелуем застыл на макушке моей головы.

Слова были не нужны. Какое-то время, мы так и стояли, вжавшись друг в друга, словно наполняя наши тела бурлящей от наших прикосновений энергией. Наконец, Алексей опустил свою руку от моей головы и посмотрел на меня. Я прочитала в его взгляде все: боль, страх, бессилие, апатию. Все, чем он жил эти дни. Всего несколько секунд, тот максимум, который он мог себе позволить, перед тем как спрятать все эти чувства в себе.

Мы вышли из аэропорта и направились на стоянку, по-прежнему не произнося ни единого слова. Впрочем, нам обоим казалось, что мы уже многое успели сказать друг другу.

На стоянке нас ждал черный «мерседес», за рулем которого сидел Семен. Алексей открыл мне дверь и, пропустив меня вперед на пассажирское место, занял место рядом со мной.

Семен как всегда с дружеской улыбкой на лице поприветствовал меня и поинтересовался, хорошо ли я долетела. Алексей немного ухмыльнулся на этот вопрос своего водителя, понимая насколько нелепым он был для меня. Но я все же ответила, что хорошо, понимающе переглянувшись с Алексеем.

– Мы едим в Шёнбрунн, – сообщил Алексей, когда мы выехали с территории аэропорта. – Я знаю, ты любишь это место. После обеда нас ждут в гости Кристоф и Аннет, а затем я надеюсь нам хватит сил, чтобы еще немного прогуляться по старому городу.

Распорядок, озвученный Алексеем был ровно таким же, как и всегда прежде. Музей, прогулка, обед или ужин с друзьями. Все распланировано и четко озвучено. Я не сомневалась, что сейчас он посмотрит на часы, чтобы уточнить время и еще раз разложить в голове план на сегодняшний день. Он любил держать все под контролем, а мне оставалось лишь принимать его чуткие желания.

Через полчаса пути, по ходу которого между Алексеем и Семеном завязался разговор о политике, перешедший затем в спор о том, какие ценности стоит отстаивать России (Семен, как ни странно, был на стороне Европы, а Алексей пытался убедить его в том, что Россия всего лишь отстаивает свои национальные интересы), – мы добрались до замка Шёнбрунн.

Так сложилось, что я, в действительности очень трепетно относясь к этому месту, бывала в нем всего один раз. И видимо Алексей запомнил мои постоянные обвинения в свой адрес по этому поводу, и поэтому выбрал для нашей прогулки именно это место.

Замок Шёнбрунн представлял из себя обращенный к городу величественный дворец в будоражащим стиле барокко и растянувшийся на сотни метров парк, главной изюминкой которого была изысканная глориетта. Свой нынешний вид дворец приобрел во времена правления Марии Терезии, той самой, с которой сравнивали нашу Екатерину Великую, правившую на полвека позже. Стиль их правления был в действительности схож, а главное было схожим умение обращать лучшие женские качества во славу своего правления. Мария Терезия, как и Екатерина Вторая, умело подбирали свое окружение, действенно направляя мужскую энергию в нужные русла. Они обе стремились к просвещению и видели в нем будущее для своих держав. Но в отличии от Екатерины Мария Терезия была истинно творческим человеком и обладала очень хорошим и чутким чувством стиля. Шёнбрунн сложно назвать дворцом в классическом понимании стиля барокко. Он тонко балансирует на грани между помпезной причудливостью и элегантной строгостью. А руководство пространством, которое воплощается в парковой зоне дворцового комплекса, является, пожалуй, эталонным. Не зря любой русский, посещающий это место, всегда отмечает для себя сходство с нашим Петергофом. Но стоит это признать, ансамбль Петергофа выглядит несколько перенасыщенным по сравнению с четким стилем Шёнбрунна.

Проходя по длинным стройным аллеям парка с их причудливо постриженными деревьями и аккуратно положенными дорожками, создается непередаваемое впечатление органичности пространства. Все на своих местах. Но без монументальной строгости или армейской четкости. Здесь нет ощущения пафосного величия или излишнего нагромождения роскоши. Мария Терезия строила это место как олицетворение искусства, в его высшем смысле. Этот дворец создан для того, чтобы созидать искусство внутри себя, а не бессмысленно воплощать собой его внешние проявления. Последним будет грешить младшая дочь Марии Терезии – Мария-Антуанетта, печально известная супруга Людовика XVI. К слову, детей у Марии Терезии было пятнадцать, и десять из них смогли пережить её, что являлось крайней редкостью для тех времен.

– Я ни на чтобы не променял бы эти твои рассказы. Иногда мне кажется, что ты знаешь все обо всем, – произнес Алексей, заставив меня засмущаться, после того как мы вышли из здания замка и направились вдоль аллеи, фигурно засаженной кустами роз.

– Это происходит только с тобой. Никогда прежде я не делилась ни с кем этими, как ты выразился, рассказами, – ответила я ему, немного смущаясь.

– Мне это льстит. Как и просто сам факт того, что я нахожусь рядом с такой женщиной. Ты делаешь меня лучше, а это редкое качество для женщины.

– Нет. Это редкое качество для мужчины, позволять женщине подобное, – парировала я.

Мы остановились у фонтана, обрамляющего грот у подножья холма, ведущего к глориетте. Скульптурная композиция фонтана была посвящена античному сюжету: встрече богини-нимфы Федиты с Нептуном. Фигура бога морей, стоящего, опираясь на трезубец, возвышается в центре композиции. Его суровый взгляд обращен на склонившуюся в молящей позе Федиту, которая выпрашивает у Нептуна благословления для своего сына Ахилла, оправляющегося покорять Трою.

– Неужели мы, мужчины, видимся вам именно такими? – спросил Алексей, рассматривая ключевую композицию фонтана. – Властными, со склонившимися перед нами на коленях женщинами? Неужели мы стремимся только к этому?

– Не только вы, но и мы сами стремимся к этому. Женщины столь же склонны к повиновению, как и мужчины к властному обладанию. Куда проще встать на колени и зажечь в вас вашу вечную гордость и тщеславие, чем стоять с вами на равных и доказывать что-то, смотря прямо в глаза.

– Ты права, – после некоторой паузы произнес Алексей. – Я часто ощущал это на себе. Причем не только от женщин. Это видимо всечеловеческий опыт. Многие мужчины даже более трепетно заискивали передо мной, чтобы получить какую-нибудь должность и мое расположение.

– Мужчины – лишь несовершенное продолжение женщин, – саркастически заметила я.

– А как же ребро? Кость от костей. Плоть от плоти.

– Быть первым не значит быть лучшим. Совершенство не требует дополнения.

– То есть женщина – улучшенная версия мужчин? – на этот раз не смог скрыть сарказм Алексей.

– Скорее она инструмент для того, чтобы все мы могли становиться лучше.

– А как же запретный плод и первородный грех? Не Ева ли соблазнилась?

– Видишь, даже в этом вы никуда без нашей помощи.

– Я не сомневался, что ты дашь подобный ответ.

– Но мне куда ближе Евы мифическая Лилит. Созданная равной и не желающая подчинятся Адаму.

– Насколько я помню, она стала демоном? – спросил Алексей, посмотрев мне прямо в глаза.

– Лишь для тех, кто видит нас с приклоненными коленями, – вновь обратилась я к композиции фонтана, уведя взгляд Алексея от себя.

Оставив позади грот, мы начали подъем по холму. Оказавшись на вершине, мы поднялись на глориетту, с которой открывался лучший вид на Шёнбрунн. Роскошный парковый ансамбль предстал перед нами во всей красе. Алексей прошел вдоль ограждения и остановился у самого угла смотровой площадки. Он облокотился на каменную балюстраду и задумчиво посмотрел на небо.

Все его поведение в Шёнбрунне, вся его привычная открытость и заинтересованность постоянно рассекалась этими минутами отрешения. Ощущалась его внутренняя борьба за каждую улыбку и каждый ровный вздох. Я хорошо понимала, что это такое, и старалась не тревожить его в эти минуты. Просто быть рядом, готовой в нужный момент разделить бушующую внутри Алексея бурю.

– Первые два дня я пил, – наконец, заговорил Алексей. – Сразу после похорон я сел на самолет и полетел домой в Берлин. Семен навещал меня, будто дилер привозя еще выпивки и еды. Я хотел добраться до этой точки, которая бы включила инстинкт самосохранения. Я не мог сам себя заставить. Ты понимаешь? Не мог все выдержать.

Я положила руку на спину Алексея и провела по ней до шеи.

– Потом стало легче. Пришло какое-то осознание, – его голос был тише обычного и каким-то более расслабленным. Мне не хотелось это признавать, но сейчас Алексей был более человечным, чем прежде. – Я помню этот момент. Вечером на третий день. Я вышел из душа, после того, как проспал половину дня. Затем надел костюм и отправился в ресторан возле дома. Я смог контролировать себя. Делать вид, что ничего не произошло. Я улыбался официанту и другим посетителям. Ко мне подошел знакомый, и мы просто поговорили. Видимо это мой эскапизм – уйти в иллюзию самого себя. Прежнего себя.