Текст книги "Роман от первого лица"

– Не надо такие глаза делать, товарищ директор. У меня сегодня день рождения. Зиму мы с Вами пережили. Здание не заморозили, систему отопления не разморозили. Вам не кажется такое словосочетание немного странным.

Зинаида Корзун по своему первому высшему образованию филолог. Жизнь заставила и она, женщина вникла в тонкости инженерного обеспечения сооружений и строений.

– Черт меня дери, – в сердцах отвечал, старавшийся при подчиненных не применять грубых выражений, – У меня подарка нет.

– Лучший мой подарочек, это ты, – смеется Зинаида по-особому. Почти не открывая рта. Скорее это озвученная улыбка.

Я ответил словами из песни: «Расскажи, Снегурочка, где была? Расскажи-ка, милая, как дела?

– За тобою бегала, Дед Мороз,

пролила немало я горьких слез, – ответила Зинаида и протянула через стол обе руки, – Я соскучилась.

Её откровенность часто ставила меня в неловкое положение.

Для того чтобы вам стало понятно, отчего я иногда попадаю в неловкое положение, надо вернуться в тот вечер, когда Михаил Зиновьевич привел себе замену.

– Вы не бросите женщину? – Зинаида легко встала и потянулась. Чертовка!

Вспомнили?

Я не бросил женщину и повел её домой. Ночью найти машину особенно в центральном районе, тогда было довольно трудно. Мы шли по ночному городу. Светились редкие окна. Небо чисто и хорошо просматривается.

– А где Марс? – неожиданно спросила меня Зина. Я, как дурак, задрал голову, чтобы отыскать небольшую светящуюся точку на небе. В этот момент она меня и поцеловала. Я не деревянный.

– Машины не надо. Я недалеко живу, – как спокойно говорит эта женщина.

До Дворцовой набережной мы дошли так быстро, что казалось, нас кто-то преследует. Нас никто не преследовал. Нас «преследовало» одно на двоих желание…

– Я голодна, – Зинаида встала у окна. Открыла окно. Прохладный и влажный воздух стал наполнять комнату. Комнату, где минутами раньше было ой, как «жарко».

– Ты знаешь, в каком доме я тебя совратила? – говорил же Зинаида, вводит меня в смущение.

Я не знал. Она знала. За поздним ужином я узнал, что в 1720-х годах домом №24, по Дворцовой набережной, где мы и находились, владел князь Василий Владимирович Долгоруков. К этому времени на участке уже был построен двухэтажный дом по типовому проекту. А в середине 1770-х годов участок стал принадлежать Николаю Петровичу Архарову – одному из самых известных петербургских сыщиков того времени.

– Старожилы мой дом так и называют, Архаровским. В середине девятнадцатого века в доме, что прозвали «голубым салоном» жила польская графиня Эвелина Ганская, возлюбленная Бальзака, который стал добиваться с ней брачного союза.

Зинаида вскочила. Подбежала к кровати.

– Представь, тут лежит любовница Бальзака.

Как летит время! Банальность? Но для меня тогда время действительно сжалось. От свидания до свидания в доме на Дворцовой набережной пролетело полгода. В дом Архарова я наведывался раз в неделю. Редко больше.

Как я был удивлен, когда узнал, что сей дом числиться и по Миллионной улице. В него можно было войти, не делая крюка.

Я сделал «крюка». На все два года.

– Не тут, – ответил я Зинаиде.

– У нас, дорогой директор не служебный роман, и Вы не похожи на Лию Ахеджакову. Понятие соскучилась Вы, мужчины понимаете однозначно, как я хочу тебя.

И вновь на лице характерный смех-улыбка.

Докончить диалог нам помешал один из оставшихся в институте научных сотрудников. Он пришел сообщить, что сломался важный прибор и без него работа по заказу частной фирмы под угрозой срыва.

– А это, коллега, не много ни мало почти полугодовой бюджет нашего отдела.

Старший научный сотрудник чуть не плачет. Я стараюсь вспомнить, кого приглашал Михаил Зиновьевич в таких случаях. Чертова привычка, рассчитывать на секретаря референта и не записывать такую мелочевку.

– Пойдемте, товарищ ученый. Поглядим, что за чудо техники у вас сломалось.

Поразительное качество Зинаиды – браться за любое дело. Я проводил её взглядом, в котором было не понятно чего больше. Уважения или вожделения. И это в самом начале рабочего дня! Стыдно мужчина. Тебе перевалило за пятьдесят.

Можно было бы и дальше тратить чернила на описания «страданий юного Вертера», но уверяю вас, в этой истории нет ничего исключительного. Убежден, сорок процентов мужчин и женщин также попадали в подобную ситуацию. Главное в том, как каждый из тех сорока процентов выходил из неё.

Жена моя Елена нюхом учуяла, что я сошел с рельсов. Это её выражение.

– Дорогой супруг, молчи и слушай. Я не слепая и вижу, что ты сошел с рельсов. Пояснений не требуется? У меня наметилась командировка, – я знал, что Елена, мягко говоря, фантазирует насчет командировки, но слушал, не перебивая, – Неделю меня не будет. Остальное домысли сам.

Я «домыслил». Все-таки я доктор наук. Что остается, как не шутить?

– Мне увольняться? – удивительная эта женщина Зинаида?

– Ты что? – искренне возмутился, – Как я буду без такого помощника?

– Трудно будет, мужчина, – опять её характерный смех-улыбка.

Зинаида Корзун проработала у нас до тех пор, пока и я работал там.

Мужики, самое главное в таких делах, вовремя смотаться.

Иван Иванович не избежал участи попасть в сорок процентов. Но его «крюк» был скоротечен как встречный бой.

Этого не скажешь о жене его Валентине Ивановне. Её стремление к новым ощущениям вылилось в связь с мужчиной на девять года младше её. У всегда уравновешенной женщины открылся бешеный темперамент. Она и познакомилась с этим мужчиной прямо на улице. Он помог ей поднять упавшую вещь. И всего-то. Ну, улыбнулся? Валентина Ивановна ему сразу: «Проводите меня». Позже она корила себя: «черт меня попутал».

Но в тот момент женщина находилась в сомнамбулическом состоянии. Мужчина был из хватов. Кроме того, он относился к той категории граждан, кого официальное мнение именовала тунеядцами. Это не значит, что он ничего не делал.

В 1957 году в Москве состоялся VI Всемирный фестиваль молодежи. Что было! Что было! Впервые советские люди увидели в одном месте столько иностранцев. Если быть точным, то собрались тридцать четыре тысячи молодых и не очень молодых людей.

Сергею, так зовут знакомого Валентины Ивановны, в те дни было двадцать девять лет, и трудился он в поте лица своего смазливого в Москве комсомольским функционером.

– Учтите, товарищи, – напутствовал комсомольцев «добровольцев» их старший товарищ с этажа выше, – Империалисты обязательно воспользуются таким благородным мероприятием и постараются заслать в молодежной массе своих агентов. Их задача, разложение молодежи. Они станут навязывать чуждые нам музыку, песни, картины. Но более того вредные для нас вещи. Жевательную резинку, – сам человек с этажа выше еще ощущал мятный вкус жевательной резинки Орбит.

Для справки: своим появлением эта жевательная резинка обязана Второй мировой войне. После вступления в нее США производство огромной страны переключилось на военные нужды. Не исключением была и компания Wrigley Company, что уже тогда считалась ведущим производителем жевательной резинки. Такие известные сорта жвачки, как Juicy Fruit, Wrigleýs Spearmint и Doublemint начали производиться исключительно для военных. А вот гражданские лица вынуждены были обходиться без них – в стране была напряженка с качественными компонентами, так что Wrigley Company просто не могла обеспечить своей продукцией всех желающих. Увеличивать же объемы производства в ущерб качеству не хотелось. Но из сложившейся ситуации был найден оригинальный выход – Wrigley Company создала еще один бренд. Так родился Orbit.

Для создания этой жевательной резинки использовалась менее качественные ингредиенты, нежели для основных брендов (например, кукурузный сироп). Жвачка содержала сахар, а значит, была вредна для зубов.

– Будьте бдительны! – закончил речь товарищ с этажа выше и вышел вон.

Сергей первым среди комсомольцев добровольцев понял, что на этой самой жвачке можно неплохо заработать. Не надо по восемь часов, достижение социализма, стоять у станка или кульмана.

После фестиваля Сереже захотелось жить «как там». И начал он спекулировать. Сначала вещами. А вошел во вкус и иностранной валютой. Его не расстреляли, как Рокотова, но и не похвалили, мягко говоря. Отбыв срок, Сергей не поехал в столицу. Сильно он там «наследил». Сначала обосновался в Новгороде. Потом перебрался в Ленинград. Числился в Ленинграде истопником в кочегарке, а промышлял все той же спекуляцией.

Обладая симпатичной физиономией и хорошей атлетической фигурой, Сергей привлекал внимание женщин всех возрастов. От семнадцатилетних выпускниц школы до обремененных семьей ткачих и поварих. Ткачих и поварих я упомнялу ради красного словца. Последней его жертвой была далеко не ткачиха, а балерина кордебалета вышедшая на пенсию тридцатидвухлетняя дама.

Валентина Ивановна попала в сети брачного афериста. Это факт.

В первый же вечер, когда Валентина Ивановна на квартире подруги отдалась Сергею и лежала обессилевшая и довольная на низкой тахте, подруга попросила не заниматься любовью на её кровати, Сергей как бы вскользь спросил: «Валюша, птичка моя, ты деньгами не богата? Не успел снять с книжки деньги, а надо купить одну редкую вещицу».

Пошло, поехало. Валентина опомнилась тогда, когда Сергей потребовал от Валентины Ивановны снять со сберегательной книжки все её сбережения.

Во-первых, Валентина Ивановна насытилась любовью повесы, и пыл её поостыл. Во-вторых, требование, а не просьба отдать ему все свои накопления Валентина Ивановна восприняла, как оскорбление. Она так и сказала: «Голубь мой, ты за кого меня держишь? Считаешь, что я полная дура? А не пошел бы ты, знаешь куда».

Когда наглец обозвал её старой курицей, жена полковника спокойно ответила: «Забыл, где я тебя подобрала? На панели. Попользовалась и будет. Слабак ты как мужик».

Горечь осталась. Если бы только горечь. Но чем еще «одарил» подлец женщину, я умолчу.

Ни муж, ни, тем более сын об этой странице из жизни Валентины Ивановны не знали. Сама же Валентина Ивановна, освободившись от позорной в чем-то связи, воспряла. И сердце не болит, вроде.

На первую лекцию в Университете мама провожала сына, как когда-то в первый класс школы. Отец уехал раньше. В Академии артиллерии тоже торжество.

– Ты мне еще цветочки дай, – сердился Анатолий. А сам судорожно соображает, где купить, хотя один цветочек. И как его вручить Беате.

Знал бы новоявленный студент, что в тот час, когда он, едучи в троллейбусе, «ломает» голову над вопросом, где купить цветы, Беата страстно отдается аспиранту.

– Довольно, – скажет она аспиранту именно в то миг, когда Анатолий выскочит из троллейбуса, завидев женщину, торгующую содовыми ромашками.

С казуса началась студенческая жизнь Поспелова Анатолия. Садовая ромашка досталась пожилой даме, профессору филологу. Специалисту по творчеству поэта Гарсия Лорка, умершему двадцать лет тому назад в возрасте тридцати восьми лет.

Сцена. Семнадцатилетний юноша стоит в первом ряду собравшихся в дворике у здание физкультурного факультета. Выступают ораторы. Слово предоставляется «старейшине» профессоро-преподавательского состава Римме Аристарховне Копейкиной. Произнеся короткую речь, женщина собралась занять свое место в толпе. Но спотыкается и падает на руки Анатолия. Ромашка оказывается в руках женщины: «Премного благодарна, юный друг». Это видели все.

Студенческая и профессорская общественность, которая присутствовала при этом акте, впала в глубокую задумчивость: «Кем приходится этот молодой человек Римме Аристарховне?». Ей пятьдесят семь. Ему семнадцать.

Как отмечался день начала обучения в ЛГУ Анатолия Поспелова дома, не суть важно. Важно другое. Непростым был его путь в студенчество. Беату Толя скоро забудет. Она тоже не будет напоминать ему о себе и роли, которую она сыграла в жизни абитуриента Поспелова.

Теперь я с легким сердцем оставляю Анатолия Поспелова. Надо и другим героям моего романа уделить внимание.

Юрий Староверов

1969 год

Окончив школу со средними оценками, как шутили тогда: «государственная оценка три», Юра продолжал трудиться на заводе. Где мама, там и сын. Мама мастер цеха, сын слесарь-сборщик в том цехе. Семейственность.

Помню спор, возникший между отцом и его старинным приятелем. Газета «Труд» опубликовали статью о династии рабочих на одном из заводов.

Приятель из Москвы. В Ленинград приехал на какое-то совещание. Я был студентом. По армейским меркам, стариком. То есть учился на четвертом курсе. Мнил себя всезнающим малым, имеющим право рассуждать на любые темы.

– Страна парадоксов, – говорит отец, – Отец, рабочий, сын рядом, рабочий. Мать его через стенку тоже рабочий. И дед его был рабочим. Династия. Кино даже сняли. Если в науке папа доктор, а сын кандидат. Тут же сплетни: «папашин сынок». Семейственность. Если взять партийные органы, так там если сын трудится в одном и том же с отцом райкоме, то это уже кумовство.

– Все закономерно, полковник, – гость не знал, что уже подписан приказ о присвоении отцу звания генерала, Что может рабочий сделать для сына такого же рабочего? Научить работать лучше. Станет сын работать лучше. Но все равно они в одной социальной группе. Раньше сказали бы, одного класса. В партийных органах иначе. Папаша легко может потрафить сыночку и, глядишь он уже в горкоме. По долгу моей службы я часто сталкиваюсь с работой партийных и советских органов. Ты знаешь, опыт работы у меня немалый, – мне отец говорил, что товарищ Панкратов буквально с поля боя был направлен на работу органы НКВД, – Всякого повидал. Приходилось брать к ногтю послевоенных спекулянтов.

Справка ОБХСС (отдел по борьбе с расхищениями социалистической собственности) был образован при МВД СССР в 1946 году, а до этого борьбой с расхитителями вел уголовный розыск.

– До середины пятидесятых были, как мы говорим отдельные проявления пережитков капитализма.

Помню, отец прервал воспоминания товарища Панкратова: «Ближе к теме, Сережа».

– Ближе к теме. Кумовство расплодилось у нас, товарищ полковник. Вот что я тебе скажу, прав был товарищ Сталин.

– И Ленин, – добавил отец. Их диалог, может быть, и продолжался бы, но вошла мама и мы стали ужинать. Тогда я тоже хотел вставить слово. У нас в институте учился сын проректора.

В те годы в обществе еще жила жажда справедливости и неприязнь к разного рода дельцам. Разоблачали директоров комиссионных магазинов и воров промтоварных баз.

Кинофильм молодого режиссера Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля» я смотрел три раза.

Примета времени…

Жить с взрослым сыном в одной комнате размером в пятнадцать квадратных метров пытка для обоих.

Был Юра малышом, мама даст ему чаю с медом и спит малыш за ширмой. Ничего не слышит. Подрос Юра. Приходилось маме давать ему пятьдесят копеек и отсылать в кино. Но однажды, Юре билетов не досталось, а на улице непогода осенняя, а ключ у мальчика свой. Вышел большой конфуз. Впервые Юра увидел маму в таком положении…

Жизнь в коммунальной квартире прекрасно показана в кинофильме Козакова «Покровские ворота». Потому мне нет необходимости повторяться.

Но и особенности в каждой квартире были. Согласитесь?

Вместе с Юрой и Полиной Васильевной не жил куплетист пропойца. Как не жил и чудаковатый филолог. Там, вообще, было только две комнаты. Маленькая кухня и ванна, совмещенная с уборной.

Соседом Староверовых был сумеречного вида инвалид войны. Сапожник частник, работающий в будке у рынка. С виду настоящий бродяга.

Тут я опять, в который уж раз, забегу вперед. Юрий Староверов отслужит три года в армии. Получит там специальность механика водителя танка и шоферские права. Полина Валентиновна через год, как сын ушел служить, сошлась с неким Денисом, работавшим на валяльно-войлочной фабрике. Чем покорил он Полину? Не запахом же овечьей шерсти, идущим от рук его. Не сутулостью и не кривыми ногами. Загадка природы, но сорокавосьмилетняя женщина влюбилась в него, как семнадцатилетняя девица.

Она бегала по магазинам в поисках чего-нибудь вкусненького. Она ждала его в мороз на дворе. Она ревновала его к любой женщине, на которую Денис бросил взгляд.

Но я о сапожнике. Это Денис обнаружил сапожника мертвым в ванной-уборной. Ему надо спешить, а ванна занята. Сорвать крючок для сутулого и кривоного мужика пустяк.

Долго думали любовники, что делать с телом.

– Оттащим к нему, и положим в постель, – предложила Полина, и потянулась к покойнику.

– Брось это! Чего надумала? Лапать голого мужика.

– Так он же мертвый, – возражает Полина.

Абсурд! Полная атрофия чувства брезгливости. Денис дотащил тело сапожника до его комнаты. В комнате застоявшийся запах сапожного клея.

– Куда его? – спрашивает Денис Полину.

– На кровать, – отвечает Полина, оставшаяся стоять в коридоре.

– Тут матрас.

Денис дергает тело к матрасу.

– Ты ему всю ж… поцарапал.

– И что?

– А то, что сразу видно, что его волокли. Решат, что мы его утопили в ванной и сюда приволокли, чтобы скрыть следы.

– Умная, да? Сама бы и тащила.

Любовники готовы броситься друг на друга. Труп лежит на полу. Денис толкает Римму. Она падает на матрас. Ткань настолько истлела, что под весом женщины рвется.

Что произошло дальше? Спрошу. Никогда не догадаетесь. Не буду испытывать вас. Из матраса стали выпадать купюры.

– Это что?

– Деньги, вроде, – Полина забыла, что она сердита на Дениса.

– Тут настоящий клад. Куплю мотоцикл, – фантазирует Денис.

Каково же было их разочарование, когда они увидели, что это дореформенные деньги.

– Ну, его. Пускай валяется тут, – сердится на покойника Денис так, как будто тот обманул его.

Любовник Полины настолько разочарован, что оно перекинулось на женщину. Скоро он полюбил другую.

А Полина долго кляла себя, что не взялась сама тащить покойника: «Тогда бы матрас не порвался, и эти чертовы деньги не высыпались».

Юрий вернулся домой осенью шестьдесят восьмого года. Вернулся тогда, когда мама его успела избавиться от «чар» валяльщика валенок. Комнату умершего сапожника еще не успели заселить. И возникла у Полины мысль, получить эту комнату.

– Что думаешь делать, сынок? – спросила мама после двухдневного «отмечания» демобилизации Юрия.

– Месяц отдохну, а потом пойду устраиваться на работу.

Мама в полной растерянности – как так? На заводе ждут её сына.

– Надоело, мама сидеть за колючей проволокой. Даже на обед нельзя выйти. Буду шофером. Хорошо бы устроиться на машину, которая возит груз за город.

Полина с гордостью смотрит на сына. Как повзрослел он. Возмужал. Вспоминала женщина и отца Юрия. Такие же черные глаза. Курчавые волосы. Главное такая же стать. Ах, как красив был грузин летчик, что приехал принимать самолет.

Так походя, я невольно раскрыл «секрет» рождения Юрия. Как бы сложилась жизнь Полины и её сына, не погибни Отари Гогоберидзе.

Но мы живем в реалиях той жизни, что нам дана свыше.

Ноябрьские праздники Полина и Юра отмечали скромно.

– Работал бы на заводе, был бы еще один праздничный набор.

Юрий так и не нашел того, что искал. Возить строительные материалы он не пожелал. Развозит хлеб по ночам? Увольте. Ночью Юра спать хочет. А там, где осуществляют междугородные перевозки, вакансий нет. Да и требования там высоки. Им подавай водительский стаж не менее пяти лет.

Он и дальше бы мыкался в поисках работы шофером, если бы однажды не встретил девушку. Есть понятие «роль личности в истории», я ввожу свой термин – роль девушек в жизни юношей.

Девушка загляденье. Во-первых, блондинка. Сыграли роль грузинские корни Юрия. Какой грузин не любит блондинок? Во-вторых, она отзывчивая. Сразу отозвалась на предложение Юрия пройтись с ним вечерком. Да так отозвалась, что скоро они были у неё дома на улице Садовой.

Пускай на дворе поздняя осень. Время, когда с неба летит то ли мокрый снег, то ли излишне холодный дождь. Пускай. Но горячо сердце Юры. Это мне известно. Но так ли горячо по отношению к Юре сердце девушки?

Вы помните, как звали даму в очках, что посодействовала Анатолию Поспелову в пересдаче экзамена по истории СССР? Точно. Беата. Девушку Юрия звали Виолеттой. Она старалась соответствовать своему имени. Была решительна.

«Красивый парень. Не полный болван. Сильный. А болтается без дела, как роза в проруби», – так размышляла Виолетта и искала в закромах памяти своей, кто бы мог помочь в вопросе трудоустройства молодого человека.

Юрий после их первого поцелуя совсем потерял рассудок. Он перестал искать работу. Лежал на диване и смотрел на часы – когда можно будет поехать на проспект Майорова и там ждать в проходной завода «Металлопосуда» свою возлюбленную.

– Заболел, не иначе, – сердится мать, – Учти, я с декабря кормить тебя перестану. Иди, ищи работу.

– Найду, мама. Найду, – отвечал Юрий и продолжал лежать.

Но, как водится в природе, всему приходит конец. И этому безделью пришел конец.

– Ты мужчина или нет. Сколько я за тебя буду платить, и в кино, и в кафе? – Виолетта вспомнила, наконец, того человека, что мог бы помочь в трудоустройстве Юрия.

В тот же вечер, а это была пятница, двадцать девятого ноября, Виолетта и Юрий встретились с нужным человеком. И где? В салоне автомашина «Волга» ГАЗ-21.

– Права есть? – сразу перешел к делу водитель «Волги». Получив положительный ответ, перешел ко второму вопросу, – Прописка в Ленинграде есть? – и тут получив ответ «да», внимательно оглядел Юрия, – Ты грузин?

– Русский я, – возмутился Юрий.

– Грузин. Вишь, как вскинулся. Это хорошо. Завтра приходи на Конюшенную площадь.

С девятого декабря Юрий Староверов стал работать шофером такси.

Как рада была мама: «Теперь, Юрок, тебе и жениться можно». Мать прозорлива.

Райисполком как будто специально ждал, когда гражданин Староверов жениться и не заселял комнату сапожника.

– Как хорошо. Свадьбу сыграем как раз в новый год, – радуется Полина.

Радуется и сын её Юрий. Не только потому, что жениться. Есть и другая причина, по которой ему грех не радоваться. Но это его тайна.

От всех тайна, но только не от меня. Как ни крути, а я главный тут. Я автор романа.

Вернусь в тот день, когда Полина и Денис обнаружили мертвым Полининого соседа. Помните, из матраса посыпались деньги? Помните. Тогда вы должны помнить, что деньги те были в дореформенных купюрах. Когда труп был вывезен, а Денис, сильно выпив, завалился спать, Полина собрала все деньги и сложила в старый чемодан. Три года пролежал этот чемодан без ручки, смешно сказать, в стенном шкафу.

Пришел и его час. Как-то Юрий, оставшись один в квартире, когда ему надоело лежать на кровати, решил навести порядок. Матери сюрприз сделать. Дошел и до стенного шкафа. Чемодан он увидел последним. Прикинул на вес: «кирпичи там что ли?» и понес в комнату.

Хорошо, что дома никого не было, а соседи через стену услышать не могли. А то решили бы, что сын соседки сошел с ума. Если бы стены дома были тоньше, то услышали такое: «О, мама! О, чудо! Я богач! Я богач!».

Оказалось, только часть денег, что лежали сверху были дореформенными купюрами. Остальное все современные. Рубли, трояки и десятки.

Зачем-то раздевшись до трусов, Юрий сел на коврик у кровати и стал считать. Досчитав, тут он и разразился теми криками. Закричишь тут, когда перед тобой лежит горка купюр на сумму две тысячи рублей.

Теперь вам ясно, отчего радуется Юрий.

Если мне память не изменят, в те годы первый взнос на однокомнатную квартиру в ЖСК равнялся восьмистам рублей. Во всяком случае, я платил именно столько.

Было интересно знать, как распорядится Юрий деньгами. Могу предположить, что до вступления в ЖСК он не додумается. Он шофёр. Шоферу хочется новой машины. Я прав? И не спорьте. Шоферу новая машина, что любовница при живой жене.

В вопросах стоимости автомобилей я полный профан.

Шофёр перестанет звать жену ласточкой. Ласточка для него теперь машина. Шофёр позабудет, где продаются духи. Зато ноги сами понесут его в автомагазин, где торгуют разными маслами и присадками.

Шофёр напрочь позабывает о своих супружеских обязанностях. Некоторые ночуют в машине. Представляю такой диалог. Первый спрашивает: «Ты чего такой помятый сегодня?». Второй отвечает: «Ночевал в ласточке». И пускай несоответствие слов, но первый искренне завидует второму.

Поверьте, это мои наблюдения за реально жившем шофёре.

Вообще, шофер это отдельная ветвь человечества. Он на мир смотрит с одной точки зрения – тут проехать можно? Он считает, что все, кто ходит пешком рудимент прошлого. Была бы его воля, он всю поверхность суши покрыл асфальтом.

Опять я увлекся. Юрий теперь не кричит. Он сосредоточено раскладывает купюры по номиналу. Рубли к рублям, трешки к трешкам и так далее. Сосчитает до сотни, отрежет от газеты полоску по полям её. Напишет сумму и обклеит пачку. Нет. Тут грузинской кровью не пахнет. Тут наследие матери Полины Староверовой.

Освободившаяся раньше мама вернулась домой с целью приготовить любимые сыном ленивые голубцы. Она специально зашла на рынок и купила капусты. В магазинах от кочешка остается кочерыжка. А от кило картофеля от силы грамм триста. Разучились хранить в городе овощи.

Кстати, я и тогда, и сейчас не пойму, почему не могла наша промышленность придумать и наладить производство специальных хранилищ овощей и фруктов. Не просто холодильников, а именно спецхранилищ. Сам процесс разработать. Да чтобы каждую фруктину обработать специальным составом. Что это так сложно? В космос аппараты запускаем, а такое дело не по силам?

Когда Полина увидела Юрия сидящего в одних трусах на полу и вырезающего полоски из газеты, он решила, её сын сошел с ума. Тихо, чтобы не слышал сын, Полина вышла из квартиры и пошла к телефонной будке. Нет, не зря ВОЗ при Юнеско скоро признает советскую систему оказания скорой медицинской помощи лучшей в мире. Машина Скрой психиатрической помощи приехала так быстро, что Юрий не успел надеть брюки.

Его бы и увезли в психбольницу, если бы один из санитаров не обратил внимание на пачки с банкнотами. Он втихую толкнул врача: «Смотрите, мол, сколько денег».

Врач сразу переключился на деньги. Откуда у простых советских тружеников столько денег.

Внимательно наблюдавшая за действиями врача и санитаров, не дай бог сделают больно сыночку, Полина тоже увидела пачки денег. Откуда прыть такая взялась? Женщина одним прыжком оказалась у них: «Мы в лотерею выиграли. Мой сын здоров, мой сын здоров». Полина буквально вытолкала бригаду из квартиры. И долго было слышно, как плохо ругается санитар.

– Мама, мы с тобой богачи. Не пойму я, почему ты такие большие деньги спрятала в чулан? И откуда они у тебя? – Юрий так назвал стенной шкаф.

Не хочет мать признаться, от кого достались ей эти деньги. Как и не желает сказать, что считала их макулатурой.

– Это тайна, – нашла выход Полина.

– Украла? – другого способа добычи такой суммы денег Юра не знал.

А Полина задумалась: «А мой сын верно говорит. Деньги эти не мои. Сапожник, и должны были быть отданы наследникам». Это первая реакция на предположение сына. Но через минуту другие мысль посещают Полину: «А где они? Хоронили-то мы, его соседи. Скинулись и заказали похороны».

– Как плохо ты думаешь о маме. Наследство это, – нашла выход Полина.

– Умер мой отец? – сын никогда не верил, матери в том, что отец его как будто давно умер. Детская мечта об отце.

– Твой отец погиб на войне, – тут Полина не лжет.

– Его родня? – не унимается Юрий.

– Да, – отвечает коротко Полина. Лишь бы отвязался.

– А кто именно? Мой дед? Бабушка?

– Что вцепился, как клещ? Отстань. Я на кухню тебе ленивые голубцы готовить. Брюки надень. Стыдно в трусах ходить.

– Так я дома, – недостаточно воспитан Юрий. Его смена начинается вечером. Работа в ночь. Какой калым ночью? Правда, если постараться, то и ночью можно заработать. Как говорит сменщик: «На хлеб с маслом заработаем».

Поев маминых ленивых голубцов и попив чаю, Юрий возобновил разговор о деньгах.

– Деньги твои, мама и тебе ими распоряжаться, но я думаю, их нужно было бы потратить с умом.

– А я думаю, надо их положить на сберкнижку. Там надежнее.

– Спросят, откуда такие деньги у простой советской рабочей? Что ответишь?

Полина всплеснула руками: «Ой!»

– Вот тебе и ой. Газеты надо было читать.

Юрий имеет в виду давнее дело некоего Кротова. Того приговорили к расстрелу за валютные операции. Лишь бы попугать мать.

– Что там написано? Мне читать некогда. Мне тебя надо кормить.

– Написано, что расстреляли мужика.

– За что!? – мать в ужасе садится.

– За то, – не успевает придумать Юрий.

Повеселился сын – матери стало плохо. Чуть на работу не опоздал. Маму валерианкой отпаивал.

Ночь в городе. Многим обывателям кажется, что жизнь замирает. Кажущееся впечатление. Ночная жизнь богата.

Во-первых, трудятся заводы. Во-вторых, печется хлеб. В-третьих, и, в-четвертых. Главное наш Юра ночью работает. Начал с Московского вокзала. Но там таких, как он на тот час оказалось больше пассажиров прибывших на ночном поезде и пожелавших воспользоваться такси. Днем тут иначе. Вот где можно хорошо заработать.

И рванул наш Юра в аэропорт. Вдруг повезет. Ему повезет, а машина его пассажиров повезет. Велик и могуч русский язык.

В аэропорту тишина и покой.

«У них перерыв, что ли?», удивляется Юрий и тут же видит пару с чемоданом. Прутся в сторону остановки автобуса. Надо перехватить. Не возвращаться же в город пустым. А тут еще один тип. Удача.

– Товарищи, автобус ждать еще надо, а вы скиньтесь втроем и я вас до города домчу с ветерком.

– С ветерком не надо. Меня еще от самолета тошнит, – говорит дама.

Неужели сорвется рыбка? Но третий пассажир вступает: «Мы тихо поедем, мадам. Так скидываемся?»

– А по скольку?

– По семьдесят копеек до Московской площади. А дальше по счетчику кому куда.

– Это до Средней рогатки два десять? – опять недовольна дама.

Юрий оглядывается, нет ли конкурентов. Нет.

– Это для ночного времени норма.

Поторговались и согласились.

Мужчина и женщина с чемоданом вышли: «Нам тут недалеко», а солидный мужчина командует.

– Гони на Садовую. Счетчик не забудь включить.

На углу Невского проспекта и Садовой улицы пассажир вышел. Юрий заработал три рубля восемьдесят копеек. Мужчина дал на «чай» двадцать и вышло ровно четыре рубля. Надо учесть, что два рубля по счетчику не прошли. Чистый навар.

Захотелось кушать. Домой гнать машину, жечь бензин попусту не в масть. Единственное место в центре города, где можно перекусить ночью, это все тот же Московский вокзал. Там в буфете можно очень даже вкусно поесть, и не дорого.

Потом были поездки в разные концы города. К утру Юрий переместился к стоянке определенной для него. План сделан. Можно соснуть. И поспал бы, если не постучали в лобовое стекло. Разул очи шофер, а там, кто бы думали, его старинный приятель по школе ШаРеМе Борька Бродов.