Текст книги "Саврасы без узды. Истории из купеческой жизни"

В сюрприз дедушке

В квартире домовладельца купца Топоркина поутру раздался звонок. Купец пил чай и собирался идти в лавку.

– Актерка, что над нами живет, пришла, деньги за квартиру принесла, – доложила ему кухарка.

– Сейчас. Попроси в гостиной подождать, – сказал купец, вставая с места. – Ульяна Тихоновна, где мой сюртук-то? – обратился он к жене.

– А я его на чердак велела вынести, чтоб проветрился, – отвечала жена. – Очень уж он у тебя скипидаром пропах. Противно.

– Нельзя не пропахнуть, коли этим товаром торгуем. А что до противности, то мы должны радоваться этому запаху, потому он нам барыши дает. От скипидара да от вохры мы питаемся, дом выстроили. Вели принести.

Принесли сюртук, купец надел его и вышел в гостиную к «актерке». Это была молодая женщина.

– Пришла вам заплатить деньги за квартиру и хочу попросить, чтоб вы покрасили на свой счет мою кухню и оклеили обоями одну комнату. Очень уж грязны, – начала она.

– На мой счет, а на ваши деньги, так извольте, а иначе не модель. По нынешним временам для жильцов нешто красят? Не те времена, сударыня. А за деньги спасибо.

– Я, кажется, аккуратно деньги плачу…

– Действительно, дворников не заставляете пороги обивать. Кто у нас платит неаккуратно, того мы сейчас с богом, по морозцу… Сейчас я вам напишу, что получил деньги, – сказал купец и начал писать уплату в квартирной книжке. – Началось уж у вас при театре-то? – спросил он.

– Началось.

– Ведь вы по балетной части, насчет танцев?

– Да, я балетная.

– Ремесло веселое. Скачи себе да скачи, а месяц прошел – иди получать деньги. Это не то, что вот у нас, где целый день около бочек со скипидаром да около полосового железа с вохрой в лавке возишься.

– Ну, не говорите. И нам подчас нелегко.

– Да ведь это только теперь трудно-то, потому отвыкли, позастоялись лето-то, а там разойдетесь, и опять легкость тела явится. Вот гороху по вашему балетному ремеслу есть не следовает: он распирает человека и на боковую тянет. Я вот гороху похлебаю, так после обеда часа три насвистываю во все носовые завертки, и в лавку лень идти. Вот и ваша книжечка подписана. Извольте получить.

Танцорка встала с места.

– Жаль, что вы мне не можете квартиру почистить, а я было рассчитывала, – сказала она и стала уходить.

Купец смотрел ей вслед и что-то соображал.

– Госпожа мадам! – крикнул он наконец ей вслед и вернул из прихожей. – Пожалуйте-ка сюда. Садитесь, дело есть. Вот так. Ведь жалованье-то, поди, невелико получаете?

– Четыреста рублей в год. Все-таки это моему мужу подспорье.

– Действительно, лучше, чем у мужа на шее, на его хлебах сидеть. Вон наши купеческие тетехи тольку пищу истребляют, а пользы от них никакой. Как от козла – ни шерсти, ни молока. Хочу я вам заработку дать.

– Ах, это было бы очень приятно, потому этот месяц мы сильно стеснены в средствах.

– Ну, вот и чудесно! Вы танцы всякие можете? То есть насчет обучения?

– Я даже преподаю в двух маленьких пансионах.

– Ой! Вот как ладно! Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется! А мне танцевальную учительницу и надо. И русскому танцу можете обучить?

– Могу. Вы сами хотите учиться? – спросила танцорка и улыбнулась.

– Ну вот! Угорел я, что ли? Я себя солидарно держу и этими глупостями и в молодости-то не занимался. Нет, тут особь статья. Изволите видеть, есть у нас дедушка, женин отец, а моих ребятишек крестный отец, и на Сергия Преподобного будет он именинник. Так хочу ему в суприз своего паренька и свою девчонку русскому танцу обучить. Будут у него в именины-то гости званые, так вот вечером мои ребятишки перед гостями и пройдутся в танце. Нельзя, надо старика потешить. К тому же слышал я, что он на днях духовную писать хочет. Так можете?

– Могу и очень рада. Я специалистка характерных танцев.

– Нет, уж насчет характерных-то вы оставьте. У меня ребятишки и так характерные. Даже боюсь, как бы они вас не изобидели по своей характерности. А вы мне русский танец. Чтобы спервоначала девчонка павой выплыла, а потом мальчишка за ней.

– Знаю, знаю. Отлично выучу.

– И присядку мальчишке покажете, и ножную дробь? А как же подол-то? У учителя у того ножные костыли в штанинах, так видно, а ведь у вас юбка?

– Я в короткой юбке буду. Это уж мое дело, как показать.

– Сильфидой, значит, при всем голоножии? Ну, трафьте. Боюсь только, что строгости в вас мало, а у меня парнишка озорник. Ну да вот что: возьмите вы хорошую орясину и с орясиной. Разрешаю, стегайте сколько влезет. Но главное, чтоб сын у меня трепака умел и на каблуках петушиный бег этот самый. Одно слово – как плясун в хору Молчанова.

– Еще лучше станцует.

– Ну а как цена?

– Два рубля за урок.

– Нет, нет, ты огулом бери, на выучку. Да вот что, мадам, чтоб долго не разговаривать: вы мне мальчика и девочку русским танцам выучите, а я вам в квартире кухню выкрашу и комнату обоями оклею. Так баш на баш и сменяемся. Ходит, что ли?

– Вы уж очень дешево цените.

– Вовсе не дешево. Ну, что вам значит лишний час в день попрыгать. К тому же и танец такой простой, русский. Вот ежели бы я арабский потребовал. Вы по-арабски-то умеете?

– Мы все танцы умеем. Только вы прибавьте что-нибудь.

– Да что прибавить-то? Ну, потолки выбелю, в двух остальных комнатах обои хлебом велю вычистить.

– Нет, и этого мало.

– Тоже мало? Э-эх! Эдакая воздушная сильфида, а торгуется, как жидовка у нас на Апраксином. Ну да ладно: зимние рамы на свой счет велю малярам вставить, и уж больше не просите. По рукам, что ли?

– Хорошо, я согласна. Присылайте их по утрам ко мне. Прощайте. Так я жду, – прибавила танцовщица и начала уходить.

Купец провожал ее до прихожей и говорил:

– Вот и сладили. Вы в чистой квартире поживете, а мои ребятишки, бог даст, у дедушки лишних пяток тысяч в наследство выпляшут. Нельзя, надо старика чем-нибудь потешить. В прошлом году они ему поздравления на листах со стихами подносили, а нынче в именины пусть русский танец в сюрприз спляшут.

В эстампном магазине

В эстампный магазин на Невском, где продаются также и картины, писанные масляными красками, входит франтоватый купец пожилых лет в пальто, в шляпе и в сапогах бутылками и молча начинает ходить по магазину, рассматривая картины. Сзади его по пятам следует элегантный продавец. Купец, останавливаясь перед некоторыми картинами, смотрит на них в кулак и щелкает пальцами по рамкам, пробуя, из чего они сделаны. Длится молчание.

– Вам картину угодно? – спрашивает наконец приказчик магазина.

– Само собой. Коли пришел в картинный магазин, то кедровых орехов не потребую, – отвечает купец и, осмотрев все, тяжело вздыхает, отирает лицо красным фуляром и задает вопрос: – А поголее нет?

– Вам, верно, нимфу надо?

– Да, только поеленистее, чтоб растянувшись на траве и с лукавством во взоре. Есть такие, что вот перстом грозит. Ну, мне ее и надо.

– Вы, очевидно, ищете копию с картины Нефа, но у нас ее нет.

– Жаль. А картинок мне разных требуется, потому мы у себя в Зубцове новый дом отстроили, так вот теперь ищем украшениев. Только уж надо все в одном месте покупать, потому я люблю торговаться огулом.

– Ежели вы непременно ищете изображение красивой женщины, то я вам могу предложить купальщицу. Она полураздета и пробует ногой воду. Пожалуйте.

Продавец достал из-за прилавка картину и поставил ее к свету. Купец прищурился.

– Барышня отменная. Ежели простыню с нее велите живописцу снять, то я, пожалуй, и эту возьму. Пусть переделает.

– Что вы, разве картины переписывают!

– Отчего же? Взял телесной краски, помалевал – вот тебе и оголение. Еще лучше. Белая простыня, по крайности, будет грунтовкой. Ты нас не учи, мы малярную-то часть туго знаем. Весь свой век по малярным подрядам. От малярных работ и капитал нажили. Ты посмотри, какой я у себя в Зубцове дом от вохры да от белил вытянул. Любо-дорого посмотреть. Так согласны, чтоб хитон этот с нее долой?

– Нет, эта картина хорошего мастера.

– Что мне, что она хорошего мастера. Этим не привлечешь. В картине прочности не надо. Ее не на дожде вешать; рогатиной в нее тоже пырять не будем. Ребятишек у нас с сожительницей нет, значит, таких шалостев, чтоб камнем, тоже не будет.

– Я не про то… – перебивает его продавец. – Хороший мастер не согласится свою картину портить.

– Какая же тут порча. Перекрасит, да и делу шабаш. Ну а перенесения мощей Тихона Задонского у вас нет? Эту картину меня супруга просила.

– Тоже нет. Это дешевая московская литография.

– Какой же у вас магазин, коли чего не спросишь – ничего нет. А еще немцы считаетесь!

– Из масляных у нас теперь больше пейзаж и жанр. Ведь картины нам достаются случайно.

– Значит, у вас только подержанные? Ну, подержанных мне не надо. Весь дом с иголочки, и мебель, и все, а картины подержанные. Зачем же?..

– Вы не так меня поняли. Картины у нас новые, но заказов-то мы художникам не делаем, а приобретаем от них то, что они напишут. Не хотите ли вот двух котов для кабинета? Очень хорошо сделаны.

– Зачем котов? Коты у меня живые есть, еще почище этих. Тут какие-то ободранные да исхудалые, а у меня один кот восемнадцать фунтов весом, «папа» и «мама» говорит. Весь Зубцов на него любуется. Придут гости, погладят его, возьмут за холку и спросят: «А у кого, Васька, житье хорошее?» А он сейчас: «У попа». Да так явственно.

Продавец расхохотался.

– Значит, у вас говорящий кот. Это действительно редкость. Есть у меня прелестная картинка – рабочая лошадь в конюшне, но эту тоже не могу вам предложить, потому, по всем вероятиям, у вас тоже живые лошади есть.

– Еще бы. Пара рысаков на конюшне стоит.

– Голову тигра не хотите ли? Уж тигра у вас наверное на конюшне нет.

– Ну его! Жена просила ни зверя, ни арапа не покупать. У нас супротив нас, перед окошками, арап только на табачной вывеске был нарисован, так и того боялась. К окошку подходить не смела. Делать нечего – дал радужную табачнику, чтоб вывеску с арапом убрал. Смерть как боится! Со львом то же самое. У булочника два золотых льва крендель держали. «Убери да убери». Дал четыре красненьких – замалевали, и крендель остался висеть на воздусях.

– Тогда возьмите пару ландшафтиков. Этих у нас большой выбор. Вот луг со стадом баранов, вот погорелое место. Видите, пожар был. Художественно!

– Что пожар! Еще, пожалуй, себе несчастие напророчить.

– Тогда жанровые картинки не хотите ли? Вот башмачник, снимающий мерку с ноги девушки, вот два шварцвальдских немца пьют пиво. Смотрите, как хорошо сделана лежащая у их ног собака. Две вещицы для кабинета – прелестно. Это панданчики.

– Собака. А нешто пса в доме, где образа есть, держать след? Пес – зверь не показанный. Купидонов нет ли? Есть такие, что при голенькой мамаше…

– Купидонов нет. Вы, верно, хотите Венеру с купидоном?

– Ну вот, ее самую. Потом мне пару генералов нужно.

– Каких же это генералов?

– Все равно, каких ни на есть, только генералов. У жены были два кума в генеральском чине, жидов она с ними крестила, но теперь эти генералы умерли, а мне бы хотелось их портреты, хоть и не похожие – нам все равно. В провинции сойдет. Их все равно никто у нас не знал. А на генеральские портреты все-таки гостям указать и сказать, что это наши кумовья, – лестно.

– Нет, генералов у нас нет.

– Ну, коли нет ни того, ни другого, ни третьего, так пойдем в другую лавочку искать. Прощенья просим!

Купец важно кивнул головой и вышел из магазина.

Перед именинной напастью

Дня за два до Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи, память которых празднуется 17 сентября, купец приходит в знакомую суровскую лавку в Александровском рынке. Он с маленьким сынишкой – учеником коммерческого училища. Купца встречает сам хозяин лавки.

– Евану Пантелеичу почтение! – приветствует он покупателя и тут же восклицает: – Батюшки мои, даже и с наследником своим пожаловал! Здравствуй, молодец! Покажись-ка, покажись-ка в мундире-то, – обращается он к мальчику. – Ну, брат, совсем офицер. Только шпаги и не хватает.

На лице отца сияет улыбка.

– Рекомендую, – говорит он, указывая на сына. – Будущий кандидат коммерции.

– Прекрасно, прекрасно. Значит, годков эдак через шесть новая фирма у тебя будет: «Иван Пантелеев Купоросов с сыном». Пора уж вывеску заказывать.

– Коли Бог грехам потерпит, то и новая вывеска будет, – отвечает счастливый отец. – Доложу тебе – отлично учится. Учителю одному тут я отдельно за него плачу, так не нахвалится. «Таких, – говорит, – дарованиев еще поискать».

– Умница, умница! Коммерции-то хорошо ли у вас в училище учат? – спрашивает хозяин лавки мальчика. – Кто у вас, к примеру, вот эту самую науку надалбливает, чтобы аршином мерить?

– Аршином мерить нас не учат, – дает ответ мальчик.

– Как не учат? В коммерческом-то училище? Да ведь аршин для коммерции первое дело. Ну, а на счетах щелкать?

– Тоже не учат. У нас вся арифметика на бумажках. Вот бухгалтерии в старших классах будем учиться.

– Что булгактерия! Без булгактерии-то лучше. Вон у нас сосед завел булгактера и кассу ему поручил, а он его и обокрал. Тысяч на пять на левую ногу обделал. Так полушубок нажег – что будьте здоровы.

– Товароведению тоже нас будут учить.

– Все это только еще будут, улита едет да когда-то приедет, а ты проси, чтобы учили теперь. Ты ведь, поди, и полотна от шертинга отличить не можешь, хоть и в коммерческом училище учишься, а у меня лавочный парнишка в лучшем виде всякую доброту отличит, нигде не учившись.

– Чудак ты, право, – заступился отец. – Нельзя же вдруг. Потом научат.

– Чему же вас теперь учат?

– Физической географии и про то, какие звезды на небе. Есть там Большая Медведица, Малая Медведица, Лев.

– Это на небе-то такие звери? Как же они туда залезли? Нечего сказать, хороша коммерция! Весы-то с гирями, по крайности, у вас есть ли?

– Да полно тебе, брось! Ну что пристал к мальчишке как банный лист? Чуть до слез его не довел, – останавливал хозяина лавки отец. – Неужто, по-твоему, в коммерческом училище учить мальчишек, сколько лавочный кот в день говядины съест?

– А то как же? Само собой. Ну да и то сказать, нам-то какое дело? – махнул рукой хозяин и, обратясь к купцу, спросил: – За покупками, что ли, пожаловал или так, для променажу?

Купец глубоко вздохнул, и лицо его превратилось из ясного в мрачное.

– Потроха свои принес на разграбление. Бери меня и снимай семь шкур, – произнес он.

– Ой, уж попользуешься с тебя, как же! У тебя, как у каменного попа, железной просвиры не допросишься. Скупенек, очень скупенек.

– Сегодня попользуешься. Нашествие иноплеменных у меня начинается. Жена – Вера, дочь – Любовь, сестра – Софья и теща – Надежда, да еще крестницы есть Веры, Надежды и Любви – и всем именинницам дары подавай.

– Действительно, закуска важная, – согласился хозяин. – Ну а на кренделях да на сладких пирогах не отъедешь?

– В том-то и дело, что все именинницы, как щуки, рты разинули и ждут, чтоб подарок проглотить. Куда тут с пирогами, коли у них зубы на платья наточены. Не подари-ка материи, так такой концерт заведут на разные голоса, что и жизни не будешь рад. Вот хоть бы теща: нарочно на Усекновение главы в день моего ангела галстук мне в два пятиалтынных подарила, чтоб самой от меня платяной отдар в полторы красненьких сорвать.

– А ты тоже ей сувенир в виде банта в два двугривенных. Все-таки на гривенник пересилишь.

– Как возможно! Съедят, живого проглотят за бант-то. Жена три дня пилить будет в таких смыслах, что ты, мол, мою маменьку в грязь затоптал. Теще непременно надо на платье. Нет ли у тебя чего-нибудь завалящегося?

– Как не быть, есть.

– Ну и давай. Даже ничего, ежели и мышами будет слегка поедено. Она сослепу-то не разберет.

– Ржавым гвоздем есть немного попорчено, да два-три масляных пятна. Лампадку вон Богу зажигали, да пальцами, должно быть, схватились.

– Такой сорт нам и надо. Только бы сверху материя вид имела, а там коли ежели что, то можно и отпереться. «Знать, мол, не знаю и ведать не ведаю. Это вы сами своими перстами замаслили». Ведь она у вас дома тоже по лампадочной части.

– Пожалуйте. Годится ли? – показал хозяин лавки материю. – За весь остаток две зелененькие. Когда-то себе вдвое дороже стоила.

– Отлично, в самый раз, как есть по мерке на ее рыло приходится, – отвечал купец и вздохнул. – Ах, грехи наши тяжкие! Даже на надувательство пускаешься. Совсем именинная напасть! Ну, теперь жене. Этой надо что-нибудь получше. Давай бархату на шубку.

– Мамаша, папенька, от вас платье ждет. Нарочно и к именинам не покупала себе нового, – вставил слово сынок.

– Нельзя ей на платье дарить. Дряни покупать для мамаши не хочется, а подаришь хорошее, так бабушка начнет со своим сравнивать и обидится – зачем мамаше хорошее платье подарил, а ей дрянь. Давай бархату на шубку, господин купец.

Бархат сторгован и куплен.

– Чем еще потчевать? – спросил хозяин лавки.

– Теперь опять какого-нибудь товарцу пошершавее можно, потому именинная мелкота пойдет: сестра, дочка-подросток и крестницы. Думаю, нельзя ли их всех в одно перо вырядить? Давай кусок чего-нибудь попроще, да на вид поотуристее. Ежели не совсем приглядно будет, то мы, пожалуй, к каждому платью по фунту конфет приложим. В двойной-то пропорции подарок и выйдет попригляднее.

– Байка есть дешевенькая. На вид – бык забодает, но уж насчет прочности атанде с бонжуром.

– Давай байки дешевенькой. Все равно на яму не напасешься хламу.

Купец накупил даров, расплатился и стал уходить.

– Охолостили именинницы. Ведь вот всем я благодетель, а они этого не чувствуют, – сказал он, прощаясь с хозяином лавки.

– Где чувствовать! С домашними ноне беда. Когда чувства-то раздавали, так их дома не было, – согласился тот и прибавил: – Спасибо за покупки! Напредки милости просим.

17 сентября

– С ангелом, Софья Дмитриевна, честь имею вас поздравить. Позвольте в сей день Веры, Надежды, Любови и Софии вам пожелать, чтоб ваша вера в любовь вашего супруга была так же крепка, как незыблемый гранит, а надежда на крупный выигрыш по пятипроцентному билету оправдалась в следующий же тираж. Что же касается до Софии, то есть премудрости, то вы ее сами собой олицетворяете не по наименованию только, но и на деле. Все сие мы видим в образцовом порядке вашего дома.

– Очень вам благодарна. Только уж вы насчет дома-то оставьте… Представьте вы себе, что мы как приехали с дачи, до сих пор не можем устроиться: даже занавески на окнах не повешены.

– Занавески наплевать-с. И при занавесках может быть беспорядок, а я касательно того, что дом ваш всегда яко чаша переполненная, так и пенится избытком содержимого. Позвольте вам вручить пирожную сладость в виде хлеба-соли.

– Ах, что вы это! Напрасно беспокоитесь. А мы, должна вам сказать, при нашем неустройстве и гостей к себе сегодня не звали. Даже от стыда за наш беспорядок хотела всем отказывать, что, дескать, дома нет, в Новгород на богомолье уехала. Впрочем, милости просим. Покорнейше прошу садиться.

– Пирог, доложу, отменный. У Вебера взял. Немка-продавальщица сказала, что там что-то особенное внутри. Извольте только кушать на здоровье. У обедни изволили быть?

– Была. Да что, только срам один. Все поздравляют, а я и к себе позвать не могу. Видите, занавески-то… Вот и шторы не везде повешены. Начали у мужа в кабинете перебивать диван, материю содрали, а обойщик до сих пор еще не идет.

– А зачем зов, сударыня? Зов – великое дело. К хорошим же и добрым людям и без зва придут. Ободранный диван тоже ни при чем. Ежели в стукалку сразиться, то и сидя на ободранном можно. Еще иногда счастливее так-то. Я вон недавно у свояка на новой триповой мебели шестьдесят три рублика простукал.

– Курить не хотите ли?

– Покурить покурим-с. А я бы попросил у вас махонькую рюмочку водчишки. Час адмиральский, и вонзить в себя одну-единственную смерть хочется.

– С удовольствием. Хоть мы сегодня к себе никого не звали, но водка есть. Даже и пирог пекли. Только уж вы извините, что не с сигом и вязигой, а просто с капустой. Думаю: никого гостей не будет, так зачем же? Сиги-то нынче полтора рубля маленькие, к вязиге приступу нет. Картофель – и тот рубль четверик. Ну когда это бывало?

– Уж и не говорите! Ужас, ужас. Просто словно перед светопреставленьем. А что насчет пирога с капустой – не беспокойтесь… С капустой-то я еще лучше… Особливо ежели к нему паюсной икорки… Наверно, уж у вас есть?

– Нет, но я сейчас пошлю. Икра-то также в цене ужасной.

– Ежели посылать, то не стоит-с… Зачем же беспокоиться?

– Что за беспокойство! Девушка живым манером вбегает. Только предупреждаю: водку вам придется пить одному, потому мужа дома нет. Он в должности. «Никого, – говорит, – Сонюшка, мы к себе не звали, так я пойду».

– Жаль, жаль. Ну, да мы и с графином чокнемся, а с груздочком насчет крепости поговорим.

– Представьте вы себе: ведь и груздочков я не покупала.

– А вот за икоркой-то будете посылать, так уж велите, кстати, и груздочков захватить. Груздочик вперемежку с селедочкой чудесно. Селедочка-то уж, наверное, есть?

– А вот я сейчас велю очистить. Да курите, пожалуйста!

Именинница ушла в другую комнату. До ушей гостя долетело ее восклицание:

– Вот черт-то принес! Ни крестом, ни пестом отвязаться нельзя!

Гость проглотил эту пилюлю и в свою очередь прошептал:

– Жадная тварь! Ну да ладно, не отвертишься! И дернула меня нелегкая пирог ей принесть!

Явился второй гость и поздоровался с первым.

– Дома именинница-то?

– Дома, только насчет угощения хочет отъехать. Самым нахальным образом закуску у ней выманил. И представьте, какая подлость: нарочно занавесы и шторы на окна не вешали, чтоб гостей к себе вечером не звать.

– Ой?! А я ей пару арбузов вместо хлеба-соли принес. Вон там в прихожей лежат.

– Можете вы думать, ведь и я такого же дурака сломал со сладким пирогом…

– Когда так, я свои арбузы не отдам ей. Помилуйте, зачем же? Ежели я делаю приношение, то рассчитываю так, что могу вечером время провести и угоститься. Тогда я лучше эти арбузы Вере Афанасьевне… Она хоть сплетница и рассказывала моей жене о какой-то городовихе, с которой будто бы я нахожусь в любовной связи, но все-таки у ней сегодня кухмистер ужин из трех блюд стряпает. Как только унесу я обратно эти арбузы? – задумался он. – Ведь она, пожалуй, потом выйдет провожать меня в прихожую, так при ней-то будет как-то неловко. Скажет: вот принес и обратно арбузы несет.

– А вы хватайте арбузы и уходите сейчас. Как будто бы вас здесь и не было.

– Но ведь вы говорите, что вы все-таки закуску успели у ней вытянуть. Рюмку-то водки при закуске и я выпил бы теперь с удовольствием. Особенно за компанию с вами. Знаете что: мы будем уходить вместе, а вы скажете ей, что эти арбузы ваши, что ей вы пирог принесли, а другой имениннице пару арбузов несете. Можете вы это сделать?

– Да она видела, что я пришел с одним пирогом и без арбузов.

– Ах, какая жалость! А ведь арбузы-то какие! Восторг!

– Тогда хватайте их, уходите скорей, отдайте их дворнику на хранение и потом снова вернитесь, чтоб закусить.

– Отлично! Да вы, батюшка, совсем гениальный человек на всякие изобретения!

Гость выскочил в прихожую, схватил арбузы, но тут же натолкнулся на хозяйку.

– Иван Петрович! Ах, боже мой! Я даже не слыхала, как вы и позвонились… Даже и с арбузами вместо хлеба-соли… Напрасно только вы так балуете именинницу, право, не за что. Сегодня именинница я сухая, без угощения. Впрочем, спасибо.

Картина.