Текст книги "Обреченный на любовь"

– Верно. Я и в самом деле стрелял ими.

– Но как ты догадался, что они помогут?

– Я не догадывался. Просто на всякий случай… Довгошей вчера сказал, что на привидения надо ходить с другим оружием. Вот мне и пришло в голову, что серебряные пули могут оказаться тем самым оружием.

Рассел внимательно посмотрел ему в глаза:

– Ладно, я освобождаю тебя из-под ареста. Сейчас сообщу Милбери, чтобы он тебя выпустил. Оставайся на месте, нам нужно будет поговорить… Похоже, ты прав: против нас действительно работают не люди.

– А я что говорил! – воскликнул Калинов. И осекся: не стоило сейчас так сильно выражать свои эмоции.

Рассел кивнул и отключился.

Через пять минут щелкнул замок, и на пороге возник улыбающийся Милбери:

– Получен приказ, шеф, освободить вас из-под ареста.

– Я не сомневался, что так оно и будет! – сказал Калинов, и в голосе его проскользнула нотка самодовольства. – Разве я похож на убийцу?

– Однако этим арестом Рассел спас вас от массы любопытных людей, – сказал Милбери, выкладывая на стол парализатор и пистолет. – Приказано также немедленно вернуть вам оружие.

Калинов ласково погладил вороненый ствол:

– Спаситель ты мой!

Он вытащил из рукоятки магазин, пересчитал патроны. Достал из ящика стола три новых и вставил в магазин.

– Как видишь, моя мысль оказалась верной… Но не можешь ли найти мне что-нибудь посерьезней? Под мою ответственность.

– Зачем? – удивился Милбери.

– Пригодится!.. Или ты думаешь, теперь они оставят меня в покое? Черта с два! Со вчерашнего вечера к Крылову у них путь только через Калинова.

Милбери задумался, потом кивнул:

– Найдем.

– Что бы я без тебя делал! – Калинов положил оружие в стол. – Ночевать буду здесь: шеф еще собирался появиться. Засада в порядке?

– В порядке. Никаких признаков незванных гостей.

– Придут. Нет у них другого пути!

Милбери отправился к себе. Калинов походил по коридору, разминая мышцы, затем вернулся в кабинет и присел на тахту. Надо дожидаться Рассела. Впрочем, домой все равно не хочется. Нечего ему дома делать. Вот если бы там его ждала Марина!.. Или хотя бы Виточка…

И тут началось.

Из углов кабинета потянулись тонкие струи серого тумана. Калинову в голову пришла дикая мысль, что его хотят отравить. Впрочем, он тут же отбросил ее: мысль, действительно, была слишком дикой для того, чтобы оказаться правильной. Серые струи медленно вытянулись в центр кабинета, к светильнику, и затеяли вокруг него странный танец. В помещении потемнело. Как перед грозой.

Калинов вздохнул: ставшая привычной за последние дни чертовщина продолжалась и он был готов к чему угодно.

Светильник погас окончательно, но темнота не наступила: серый туман начал слегка светиться и мерцать. Струи собрались в облако, облако приняло форму идеального шара и неторопливо двинулось к Калинову.

Ну вот и гости, подумал он. Рановато, конечно, я не очень готов, но, может, это и к лучшему. С подготовленным человеком разговаривают иначе, чем с захваченным врасплох да еще и безоружным… Пойдем же вам навстречу!

Он лег на тахту, расслабился и стал ждать дальнейшего развития событий.

Мерцающий шар приблизился, неторопливо окутал лежащего человека, и Калинов вдруг почувствовал, как некая сила подняла его над тахтой и мягко потащила вверх, к потолку. Попробовал шевельнуться и не сумел: тело словно залили чем-то очень похожим на вязкое желе. Дышать он тоже не мог, но – к его удивлению – удушье не наступало. И он успокоился, перестал дергаться. Что бы ни происходило, от него, похоже, все равно ничего не зависит…

Движение по-прежнему представлялось вестибулярному аппарату как подъем, и было непонятно, почему Калинов и окружающее его вязкое нечто до сих пор не расползлись по потолку.

Так продолжалось некоторое время, а потом вектор направления пропал, и Калинов повис в сером пространстве. Он догадывался, что движение не прекратилось, просто оно стало равномерно-прямолинейным и потому неощутимым. Понятие верха и низа полностью исчезло, окружающий его со всех сторон туман был абсолютно недвижим, и Калинов быстро потерял ощущение реальности происходящего. Чувство времени пропало еще раньше, и он уже не понимал, давно ли начали происходить с ним эти операции: час, неделю или месяц назад. Он словно растворялся в тумане, туман будто пил его мысли и душу, пил не глотками, а медленным, непрерывным потоком. Постепенно вслед за чувствами испарились куда-то желания, ушли вера, надежда и любовь, полностью растворился страх, и только любопытство не сдавалось, оно дрожащей искоркой билось где-то глубоко в мозгу, убегало от объятий уверенного в себе равнодушия, медленно опутывавшего Калинова, и не давало ни заснуть, ни отключиться, ни умереть. Словно отягощенная грузом вины совесть…

Так и висел Калинов – неизвестно где, неизвестно сколь долго и неизвестно с какой целью. Однажды ему показалось, будто сквозь мерцающий туман проглянулись какие-то пятна, но тут он вспомнил, что когда в самом начале, еще на тахте, туман окутал его, он закрыл глаза. А поскольку открыть он их не мог, то, стало быть, и видеть ничего не может. И тут же пятна исчезли. Но зато неизвестно откуда вдруг донесся голос, странно-знакомый и в то же время чужой, замогильно-холодный.

– Не бойся, не бойся, – вещал голос, и Калинов совершенно не мог понять: то ли он в самом деле слышит звуки, то ли это порождение его сворачивающего с колеи рассудка.

А потом и голос исчез. И вообще все исчезло. Не было и самого Калинова, и он упорно пытался сообразить, откуда к нему – и куда, если его нет? – пришло понимание, что его нет. Так продолжалось бесконечно долго, а потом его отсутствующее сердце вдруг трепыхнулось, в него ворвалась вся безграничная Вселенная: мириады взрывающихся и гаснущих солнц, неисчислимые количества рождающихся и умирающих живых существ, бездонные океаны чувств и желаний… Вселенная рвала его на куски, и он испытывал ни с чем не сравнимые боль и наслаждение, и этого не выдержало даже любопытство. Вечность вошла в Калинова, и он последней тухнущей искоркой разума понял, что умер…

…безысходный мрак длился миллиарды миллиардов лет, Бог знает сколько раз за это время погибла и вновь родилась Вселенная, но наконец перед ним забрезжил рассвет, и он почувствовал, что может открыть глаза. И открыл их…

Он лежал на спине. Над ним распахнулось низкое небо неопределенного цвета. Он вздохнул и сел. Перед глазами расстилалась странная равнина, абсолютно ровная – ни холмика, ни ямочки! – и унылая – ни деревца, ни кустика! Странный мир не имел горизонта, и глазу не на чем было остановиться. Потом справа что-то шевельнулось, и Калинов повернул голову. В двух шагах от него стояло – а может, сидело или лежало, так как ног не было видно, – существо неопределенной формы. Калинов не знал почему, но он сразу почувствовал: это абсолютно чуждое ему существо.

– Здравствуй! – раздался в мозгу Калинова странный, лишенный всякой индивидуальности голос, монотонный и невзрачный. – Ты не боишься?

Калинов помотал головой, потом спохватился и сказал:

– Я не боюсь. Здравствуй!

– Ты извини, что мы поступили таким образом, но нам надо с тобой поговорить, а нашего агента ты уничтожил.

– Я сожалею об этом. – Калинов встал, но потом понял, что Абсолютно Чуждому Существу все равно, какое положение в пространстве он занимает, и сел. – Мной руководил страх.

– Мы понимаем. – Абсолютно чуждое существо теперь было неподвижно. Словно восковая фигура. – Мы приносим тебе извинения за отрицательные эмоции, которые ты вынужден был испытать.

– Ну что вы! – Калинов мысленно шаркнул ножкой. – Я испытал и положительные эмоции.

– Нашей заслуги в этом нет. Действия, связанные с продолжением рода, были инициативой самого агента.

– Кто вы? Ксены? – Калинов вдруг осознал, что не испытывает никакого страха. Более того, даже удивляться он почему-то не удивляется. Как будто встреча с Абсолютно Чуждым Существом – довольно привычное для него событие. – И где это я нахожусь?

Он огляделся. Равнина по-прежнему подавляла пустынностью. Солнце отсутствовало, и было совершенно непонятно, откуда берется в этом мире свет. Во всяком случае, не с неба. Более того, само небо казалось искусственным. Словно нарисованная театральная декорация, подсвеченная неизвестно где расположенными, скрытыми с глаз софитами.

– Нам бы не хотелось говорить об этом, – сказало Абсолютно Чуждое Существо. – Мы не из вашего мира – это все, что может быть тебе известно.

– Значит, вы – ксены… – Калинов вновь попытался удивиться. И вновь ничего не получилось. – А что это за планета?

– Это не планета. Это место встреч и разговоров.

– Как вы меня сюда доставили?

– Ты не поражен. Это хорошо. Тем легче нам будет общаться… К сожалению, мы не можем объяснить, как тебя сюда доставили: в твоем языке для этого нет понятий.

Вот это да, наконец-то удивился Калинов. Кажется, цивилизация Земли находится на достаточно высоком уровне развития. Звезд мы, правда, еще не достигли, но уже разрабатываются принципиально новые модели джамп-генераторов, которые позволят использовать прокол нуль-пространства космическим кораблям, и тогда до чужих миров будет рукой подать. А уж к встрече с ксенами-то мы психологически давно готовы. Всякий, кому хватило ума окончить начальную школу, имеет представление о неизбежности их существования. Впрочем, ладно…

– Хорошо, – сказал он. – Допустим, я не пойму… Но вы, кажется, тоже не понимаете, что для контактов должны использоваться не такие агенты. Или вы полагаете, я – некрофил?

– Это была наша ошибка, – проговорило Абсолютно Чуждое Существо и в первый раз шевельнулось: словно рябь прошла по его телу. – Но мы не можем управлять существом с нормальным уровнем энтропии. Для тебя это выглядело бы аморальным и не давало бы нам гарантий доброй воли.

– И вы полагали, что агент такого рода обеспечит вам мою добрую волю?! У вас оригинальные представления о человеческих понятиях морали и доброй воли. Похоже, вы не гуманоиды…

– Да, мы не гуманоиды, но имеем достаточное представление о гуманоидах… Мы признаем, что ошибались.

Вы не просто ошибались, сказал себе Калинов. Вы, похоже, не прочь еще и обмануть. Меня, например…

– Так чем же я обязан свиданию с вами? – спросил он.

– Мы бы хотели, чтобы ты поспособствовал нам решить одну очень сложную для нас проблему. Речь пойдет о жителе Земли, который носит имя Игорь Крылов.

Как я и предполагал, подумал Калинов.

– Мы бы хотели забрать его с вашей планеты, – продолжило Абсолютно Чуждое Существо. – Он нам чрезвычайно необходим!

– Чем же я могу поспособствовать?

– Нам известно, что ты помог ему скрыться от нашего наблюдателя. Нам известно, что ты прячешь его от нас.

– Для чего он вам нужен?

Неподвижное тело собеседника снова покрылось мелкой рябью. Словно ветерок налетел на спокойную поверхность лужи.

– Это мы можем объяснить… Полагаем, тебе известно, что такое эволюция. Полагаем, тебе известно, что в процессе эволюции живые существа в той или иной степени мутируют. Иногда мутации столь велики, что организм приобретает некоторые возможности, не свойственные большинству особей данного вида. Землянин Крылов является именно таким мутантом.

– Ну и что? – сказал Калинов. – Разве этот факт не является нашим внутренним делом? Разве мы сами не способны осмыслить его?

– Мы не поведали тебе главного. Возможности, приобретаемые организмом в результате мутации, не всегда безопасны для обычных особей вида. В случае с Крыловым мы имеем как раз такое положение: он опасен для всех остальных землян.

– В чем же заключается его опасность?

– Он дает возможность тем, кто ему близок, не умирать.

Вот так номер, поразился Калинов. По-вашему, это ему я обязан своей второй жизнью?!

– Какая же здесь опасность? – сказал он.

– Опасность мала, когда Второй-Раз-Живущий один и никто из окружающих не знает об этом. Опасность увеличивается с увеличением количества таких людей и распространением информации о них среди окружающих. Это неизбежно вызывает нарушения в развитии социума, неприязнь, вспышки насилия и общественные конфликты.

Калинов вспомнил ту ненависть, с какой смотрел на него со смертного одра Дин Паркер, и представил себе, как бы он отнесся к таким полубессмертным, будучи обыкновенным человеком. Ему стало нехорошо. Это как раз был бы материал для отдела аномалий Социологической комиссии…

– И вы, стало быть, решили избавить нас от подобной напасти?

– Мы слышим в твоем голосе сомнение… Ты, наверное, думаешь, будто мы сами хотели бы использовать Крылова для цели продления своей жизни… Нам это не нужно. Мы живем столь долго, что, с точки зрения землян, практически бессмертны. У нас другой принцип обеспечения жизнедеятельности организма… Собственно, как об организмах о нас и говорить неправильно.

– То есть вы совершаете избавление Земли от Крылова с позиций чистого альтруизма? – спросил Калинов с сарказмом.

– Мы снова слышим в твоем голосе сомнение… Ты прав. Конечно, Крылов необходим нам. Некоторые его возможности, бесполезные для землян, могут принести большую пользу нам. Поэтому об альтруизме речь не идет. Мы совершаем взаимовыгодную сделку: избавляем вас от опасности и извлекаем пользу из возможностей мутанта.

– А каковы его другие возможности?

– Мы бы не хотели о них говорить. В твоем языке нет для этого понятий.

Заладила сорока Якова, подумал Калинов. Чуть что – «в твоем языке нет для этого понятий»…

– Хорошо, – сказал он. – Мне ясны ваши желания, и я нахожу их довольно обоснованными, но… – Он сделал паузу. – Но прежде чем принять решение, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Задавай. Мы скажем все, что ты сможешь понять.

– Я хотел бы знать, имеете ли вы отношение к гибели космонавтов – друзей Крылова?

– Гибели не было. Они живы. Мы забрали их к себе.

– А трупы?

– Это не то, что ты называешь трупами. Это муляжи их тел. Нам не хотелось, чтобы люди исчезли бесследно. Память о сенсации – не память о человеке… Кстати, теперь ты можешь представить себе другие возможности землянина Крылова. Один из его друзей силой собственной мысли сумел произвести ядерный взрыв в атмосфере планеты, вблизи которой он находился.

Случай с «Посейдоном», вспомнил Калинов.

– Понятно, – сказал он. – Еще вопрос. Почему вы не можете забрать к себе Крылова таким же образом, как забрали меня?

– Хороший вопрос, – сказало Абсолютно Чуждое Существо. – Дело в том, что нам не позволяют этого некоторые возможности, которыми обладает землянин Крылов.

– Но вам не помешали возможности его друзей!

– У них несколько разные возможности. Возможности землянина Крылова шире возможностей его друзей… Для того, чтобы изъять его, нам нужен с ним близкий контакт. Близкого контакта достичь не удавалось.

– Из этого я делаю вывод, – сказал Калинов, – что у вас нет джамп-генераторов.

– Ты прав. Мы не пользуемся нуль-пространственным проколом. У нас другая технология передвижения во Вселенной. Объяснения ее тебе будут непонятны.

– Экий же я невежда! – сказал Калинов. – Но не буду расстраиваться. Ведь вы, такие высокоразвитые и образованные, тоже совершили ошибки. По вашему же признанию…

– Да, в спешке мы совершили несколько ошибок. Ошиблись с агентом, работающим с тобой…

– Вот-вот. И что-то у вас не срослось в работе с Бойлем. Все-таки гибель космического корабля – это несколько шумно для подмены человека муляжом…

– Там мы тоже ошиблись, – согласился собеседник.

Калинов с трудом сдерживал нарастающее удовольствие.

– Вы тут упомянули о спешке, – заметил он. – Вот и объясните, что это за спешка у вас, у бессмертных. Ваша агентесса заявила мне, что Крылов должен умереть до субботы… Почему вам необходимо, как вы выражаетесь, изъять Крылова до субботы?

Тут он впервые не получил мгновенного ответа. Абсолютно Чуждое Существо словно задумалось. Или с кем-то посовещалось. Потом Калинов услышал:

– Ты не утратил логики и умения мыслить… Дело в том, что у нас есть враги, преследующие на вашей планете те же цели. Они тоже охотятся за вашими мутантами. Потому мы и спешим.

Калинов мысленно улыбнулся: происходящее все больше напоминало ему сцену из плохонького фантастического боевичка.

– Стало быть, это они преследовали Крылова по всей планете? И это их представитель пытался по ошибке убить меня?

– Да, – сказало Абсолютно Чуждое Существо. – Ты прав.

Калинов встал.

– Я прав, – сказал он. – Я не утратил логики и умения мыслить. И поэтому я нахожу в ваших объяснениях массу несуразностей. Хотя бы такой факт… Вы сказали, что вы негуманоиды и не организмы. Вы же сказали, что управляли агентом, работающим со мной… Вернее, агентессой, потому что это женщина. Интересно, есть ли у вас понятие о женщине?.. Думаю, нет. Так пусть мне объяснят, каким образом негуманоид может управлять агентессой в действиях, связанных у нас с продолжением рода, так, что она не совершает при этом ни одной ошибки!

И плевать, что я не помню всей ночи, подумал он. Главное, я помню главное.

Впервые Абсолютно Чуждое Существо ему не ответило.

– Я мог бы привести еще примеры, разрушающие вашу версию, – сказал Калинов, – но не буду. И без того все понятно…

– Позволь… Ты полагаешь, мы говорим тебе неправду. Мы не можем говорить неправду, ведь мы негуманоиды.

– Все это не имеет значения, – сказал Калинов. – Вы можете быть гуманоидами и негуманоидами, вы можете говорить правду и не говорить ее… Значение имеет лишь одно: я вам НЕ ВЕРЮ, и потому наша сделка не состоится!

И Абсолютно Чуждое Существо исчезло. Мгновением позже исчез и весь этот мир. Калинов забыл обо всем, что несколько секунд назад происходило с ним, и снова умер.

Когда он пришел в себя, ему представилось, что он проснулся. Спал, спал и проснулся. А в том, что человек ничего не помнит из того, что ему только что снилось, ведь нет ничего сверхъестественного – это же случается так часто. Он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на койке. Взгляд уперся в стену, на стене была нацарапана надпись: «Я здесь спал много ночей. Один. А ты?» Такую надпись он видел когда-то в одной из трех камер изолятора, оборудованного в подвале здания Социологической комиссии. Он подтянул к лицу левую руку и посмотрел на часы. Усилие оказалось тщетным: часы на руке отсутствовали. Он напряг память, но так и не вспомнил, когда их успели отобрать. Голова казалась чугунно-тяжелой, как бывает после сна на закате солнца.

Сзади кто-то легонько кашлянул. Калинов перевернулся на другой бок и обнаружил в камере еще одного человека. На стуле за столиком сидел мужчина. Калинов сразу его узнал: это был Кирилл Назаров – убийца из засады, отец Игоря Крылова. Калинов с трудом подавил вздох безысходности. Чертовщина продолжалась.

Назаров снова кашлянул и сказал:

– А я к вам, Александр Петрович!

– У меня сейчас неприемные часы. – Калинов сел на койке, свесив ноги.

Назаров не улыбнулся. Он сидел в напряженной позе, вытянув шею, и смотрел на Калинова с испугом и ожиданием.

– Вы не имеете права здесь находиться, – сказал Калинов. – Что за безобразие?.. Вас нет! Вы умерли двадцать лет назад, и уже двадцать лет ваше тело покоится на кладбище!

Назаров кивнул и с отчаянием воскликнул:

– Вот именно, Александр Петрович, вот именно!.. Тело-то покоится… Да только не все так просто!

Калинов закрыл глаза и осторожно помассировал указательными пальцами виски.

– Уходите! Вы мне пригрезились.

– Ах, Александр Петрович! – вскричал Назаров с горечью. – В том-то и проблема, что я НЕ МОГУ УЙТИ!.. Я – Забытый!

– Тс-с-с! – Калинов приложил палец к губам и воровато оглянулся. – Зачем вы так орете?! Услышит охрана, заглянет в камеру. Придется идти к психиатру ни в чем не повинным людям.

Назаров быстро-быстро закивал и прошептал:

– Да, вы правы, надо тише, тише. Мне совсем ни к чему, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел!

– А мне, значит, можно? – сказал с усмешкой Калинов.

– Так ведь к вам я по делу! – Назаров в первый раз, несмело улыбнулся. – Не может же решать деловые вопросы бестелесная тень!

– Это вы меня имеете в виду?

– Что вы, право! – испугался Назаров. – Исключительно себя… Ведь вы пока живы. – «Пока» прозвучало со странной интонацией – не то с угрозой, не то с горечью.

Калинов встал, подошел к собеседнику и осторожно коснулся его плеча. Удовлетворенно хрюкнул: на стуле сидела отнюдь не «бестелесная тень».

– А вот если бы мы, скажем, принялись с вами драться?..

– Нет, – сказал Назаров. – Драться я с вами не могу!

Сейчас разберемся, подумал Калинов, кто вы такой на самом деле. Он коротко, без замаха, ударил собеседника в подбородок. И едва удержал равновесие: кулак пролетел сквозь физиономию Назарова.

– Ай-яй-яй, Александр Петрович! – сказал тот. – Фома вы неверующий!.. Я же сказал вам, что давно умер!

– Это я вам сказал, а не вы мне! – Калинов вернулся обратно на койку.

– Ладно, – примирительно начал Назаров. – Умершие на живых не обижаются… – Он вдруг упал перед Калиновым на колени и взмолился: – Отдайте мне моего сына!

– Зачем умершему живой? – Калинов поморщился: мужчина, стоящий на коленях, вызывал у него чувство брезгливости.

Впрочем, Назаров уже взял себя в руки. Он встал, отряхнул брюки и сел на стул. Калинов вдруг ощутил в себе дикое желание предложить ему сигарету. И самому закурить. Как в первой жизни…

– Так зачем вам Игорь?

– Да-да, Игорь, – пробормотал Назаров. – Игорь… Боюсь, вы мне просто не поверите.

– Отчего же? Попытайтесь объяснить – может, и поверю… Смотря каким образом все сплетете.

– Ну зачем же так? – Назаров пошевелил в воздухе пальцами правой руки, словно пытался поймать нечто неуловимое. – Впрочем, попытаюсь. – Он сел поудобнее и в упор посмотрел на Калинова. – Разговор наш получится несколько странным, но вы не удивляйтесь.

– За последние дни я потерял всякое умение чему-либо удивляться.

– Что ж, тем проще мне будет давать объяснения… Дело в том, что в момент смерти умирает только тело человека. Надеюсь, вы не будете возражать против подобного утверждения?

– Не буду, – согласился Калинов. – Я пока еще не умирал, откуда мне знать!

И тут же вспомнил: умирал. Тогда, во сне, десять лет назад, незадолго перед рождением Сельмы.

– Так вот… Умершее тело хоронят или сжигают, а некая субстанция, которую называют душой и которая и является собственно человеком, остается. Дальнейшая судьба души зависит от близких умершему людей. Если его помнят, душа его спокойно уходит, если же он забыт, душа остается в этом мире навсегда и обречена на вечную маету… Как вы относитесь к такой информации?

– Не скажу, что все это мне известно, но, во всяком случае, вы не сообщили ничего такого, во что я бы не мог поверить.

– Прекрасно, – обрадовался Назаров и продолжал: – Забытые души бродят по Земле, стучатся в сны Забывших. Стучатся и не могут достучаться. В свою очередь, Забывшие, когда наступает их черед умирать, оказываются в такой же ситуации. Их души тоже не могут уйти и навсегда остаются в этом мире. Так множится зло. Словно цепная реакция…

– Простите, – сказал Калинов, – но вы не можете пожаловаться на беспамятство близких. Насколько я знаю, ваша… э-э… жена, что ли?.. Лидия Крылова, родившая от вас сына, до самой смерти вас не забудет. Что-то в вашем рассказе не связывается.

– Вы правы. Я забыл сказать, что главную роль здесь играют дети Забытого. Душа уходит, если умершего помнят дети.

Калинов покачал головой:

– Пожалуй, Игорь действительно вас не помнит. По его рассказам, он сын некоего героя, доблестно погибшего в Космосе незадолго до его рождения.

– Да уж! – Назаров горестно вздохнул. – Эта дурочка, надо думать, приложила максимум усилий, чтобы мальчик не имел обо мне никакого представления.

– Сдается мне, она не одна виновата в этом.

– Вы правы, – сказал с горечью Назаров. – Я и сам во многом виноват. Если бы я знал!..

– Вам было удобно жить таким образом, чтобы ничего не знать. Потому вы знать ни о чем и не хотели…

– Вот я и наказан за свою глупость! А теперь еще и своего сына убить должен…

– Зачем? – флегматично спросил Калинов.

Кажется, мы подходим к главному, подумал он.

– Дело в том, что если Забытая душа убьет Забывшего, она сможет уйти. И душа Забывшего тоже уйдет. Все оказалось бы проще, кабы Игорь имел своих детей. Если бы они его не забыли, мне следовало бы только дождаться его естественной смерти, и память внуков освободила бы нас обоих. А так и я, и его душа обречены на вечную неприкаянность. В общем, считайте, я наказан дважды.

– Я бы наказал вас еще больше… – начал Калинов и осекся, поняв: все, что он собирается сказать, будет слишком безжалостным.

– Вы вполне можете меня наказать… Не пускайте отца к сыну, и наказание станет бессрочным. Но этим же вы накажете и самого Игоря. Он, правда, об этом знать не будет. Но позднее, после своей смерти, все равно узнает…

– Это вы преследовали его в последние дни?

– Да, я.

– А с его друзьями такая же ситуация?

Кажется, Назаров удивился:

– О его друзьях не знаю, я с ними не знаком… А что с ними такое?

– Ну, не знаете и не знайте. Для вашего случая это абсолютно неважно. Экая вы любопытная душа!

– Души как люди, – сказал Назаров. – Они любопытны или равнодушны, веселы и грустны… Вернее, это люди как души. Психологически я не слишком отличаюсь от человека по имени Кирилл Назаров.

– Но все-таки отличаетесь?

– Конечно! Перспектива «вечной жизни» меняет душу. С вашей точки зрения, я вот вполне готов совершить убийство.

– А с вашей?

Назаров невесело улыбнулся:

– С точки зрения Забытого, лишение жизни Забывшего убийством не является. Естественно, в человеческом понимании этого термина… Лишение жизни Забывшего – всего лишь наказание Забытого, но одновременно и освобождение для них обоих… Впрочем, я это, кажется, уже говорил… К тому же, кроме своего несчастного ребенка, Забытый убить больше никого не способен.

– То есть для меня вы безопасны?

– Разумеется, – сказал Назаров и продолжил: – А так как в лишении жизни Забывшего нет никакого насилия, то и квалифицировать это событие как преступление вы не можете.

– Как же это можно – лишить человека жизни без насилия?

– К сожалению, я не сумею вам объяснить. Живой этого не поймет.

В твоем языке нет понятий, вспомнил вдруг Калинов. Где я это слышал?

Он напряг память, мысленно произнес фразу несколько раз, покатал ее на языке, но из памяти ничего больше не выплыло.

Калинов встал и прошелся по камере. Подошел к двери, прислушался. За дверью было тихо, по-видимому, стояла ночь. Назаров смотрел на него с надеждой.

– Неужели у вас нет других детей? – спросил Калинов. – Наверное, ведь все равно, какого ребенка вам надо убить?.. Что-то здесь не стыкуется в ваших объяснениях.

Назаров опять невесело улыбнулся:

– Мне приходилось спать со многими женщинами, но они не были такими дурами, как Лидка. Во всяком случае, если бы они родили от меня, я бы сейчас об этом знал. У душ существует некое… чутье, что ли, на своих детей. Я не могу вам этого объяснить.

В твоем языке нет понятий, снова вспомнил Калинов.

– Однако дисивер способен вас обмануть.

– Вы имеете в виду то, что я принял вас за Игоря?.. Да, по-видимому, способен. Я не знаком с его устройством.

Калинов снова сел на койку и задумался. Назаров терпеливо ждал, опустив глаза.

– И, стало быть, вы тогда были способны убить меня? – сказал вдруг Калинов.

– Нет! Не способен!

– А мне показалось, что способны!

– Я вижу, вы мне не верите, – обиделся Назаров. – Но мне нечего больше добавить. Это человек может предоставить доказательства, а у нас, у душ, все так нематериально…

– Скажите, – перебил его Калинов, – а дьявол существует на самом деле или нет?

– Какой дьявол? – изумился Назаров.

– Обыкновенный: с рогами, с копытами, с хвостом… И чтобы серой пахло… И чтобы ему можно было продать душу.

Назаров ответил не сразу, некоторое время он сидел и молча смотрел на Калинова, словно раздумывая: можно ли открыть этому человечку такую большую тайну, не принесет ли это знание ему вреда. Потом сказал:

– Дьявол в самом человеке, это изнанка человеческой души, если хотите – ее антипод. А душа – не товар, так что продать ее нельзя… Вы узнали от меня что-то новое? – В его улыбке проскользнуло ехидство.

– Да нет. – Калинов вздохнул. О дьяволе я и сам догадывался. Все было бы слишком просто, если бы он существовал на самом деле. Но людям было бы легче: есть на кого сваливать вину за содеянное!

– Мне кажется, мы отвлеклись, – заметил Назаров.

– Это вам кажется, – сказал Калинов. – Ну да ладно… Одним словом, ваши объяснения не слишком достоверны. Зачем вы пришли ко мне? Ведь я арестован и ничем не могу вам помочь!

– Вам стоит только ЗАХОТЕТЬ мне помочь…

– Но почему я должен ЗАХОТЕТЬ?

– А мои объяснения…

– Ваши объяснения ничего не объясняют. Если бы все происходило так, как вы говорите, Земля была бы переполнена миллиардами неприкаянных душ. Шагу было бы негде ступить…

Назаров вздохнул:

– Эх, Александр Петрович, Александр Петрович, да она и так ими переполнена. Неужели вы не чувствуете тревоги, которая висит в воздухе? Неужели вы не ощущаете напряжения и непонятной тоски?.. А ведь это все из-за нас, из-за неприкаянных душ. Сколько убитых, о которых ничего не знают их собственные дети, сколько таких детей, сколько умерших – пусть даже и естественной смертью! – стариков, забытых и заброшенных! И как правило, за каждым из них целая цепочка неприкаянных. Сколько их прошло за эти тысячелетия по Земле?! Вы правы: планета переполнена ими и шагу ступить негде… И вы думаете, это может продолжаться бесконечно? Человечество будет плодить беспамятство и спокойно продолжать развиваться дальше? Нет, уже сейчас на каждого живущего давит груз неприкаянных душ… Рано или поздно Земля не выдержит этой тяжести. Вот тогда и наступит то, о чем говорится в Апокалипсисе… А вы имеете возможность избавить мир сразу от двух таких неприкаянных. Так не берите же грех на душу! – Последние слова Назаров почти выкрикнул.

– Не орите на меня, – сказал Калинов. – Тоже мне, нашел козла отпущения!.. Если все так, как ты рассказываешь, то почему другие Забытые не убивают своих детей, как собираешься это сделать ты? Почему они не облегчают Землю от неприкаянных?

– С чего ты решил, что не облегчают? – Назаров тоже перешел на «ты».

– Еще как облегчают! Разве мало происходит таинственных смертей и непонятных исчезновений?.. Но души всего лишь продолжение их бывших носителей. И как не каждый человек способен убить своего ребенка, так и не каждая душа может совершить такой поступок. Для этого требуется быть сильным. Многие предпочитают освобождению вечную неприкаянность. Это гораздо легче, чем пережить несколько неприятных мгновений!

– Вот то-то и оно! – сказал Калинов. – Ты не ищешь легких путей и готов пережить несколько неприятных мгновений, правда? – Он фыркнул. – Конечно, ты ведь и при жизни думал в первую очередь о своих удобствах. Таким остался и после смерти… Ты верно сказал: души лишь продолжение бывших носителей. И видимо, большинство готово нести свой тяжкий крест за те грехи, что совершены при жизни. Их я понимаю. Тебя же – нет. И нечего пугать меня Апокалипсисом! Если Господь существует, он сделал эту неприкаянность Забытых их очищением, а очищенный рано или поздно должен обрести покой. Господь милосерден…