Текст книги "Обреченный на любовь"

Калинов и Калинов/Суть остались один на один. Сидели молча: говорить, кажется, было больше не о чем. Потом Калинов не удержался и спросил:

– Каковы возможности связи между мной и тобой?

Калинов/Суть как будто поморщился:

– В некоторой степени я способен догадываться о намерениях твоего носителя.

– Ты читаешь его мысли?

– Нет, здесь другие возможности. Когда-нибудь ты о них узнаешь.

– И как скоро?

– Это будет зависеть от поведения твоего носителя при решении соответствующих проблем.

Запугиваешь, подумал Калинов. Будем паинькой – останемся жить, не будем…

А вслух спросил:

– Почему Назаров/Суть в своих вояжах за Крыловым прибег к столь сложным способам перемещения по планете?

– Переход Сутя из спиритосферы в мир людей – очень сложный процесс, отнимающий много энергии и занимающий немало времени. Поэтому, оказавшись на Земле, он был вынужден передвигаться по ней – в определенной степени – как человек. Словно птица, перелетать с места на место Суть не способен.

– А джамп-кабины?

– Он не мог ими пользоваться в силу ментального характера природы Сутей. Джамп-генератор не переносит в пространстве Сути, не связанные человеческой плотью. – Калинов/Суть замолк, и снова возникла пауза. Потом он сказал: – Мне кажется, тебе пора возвращаться.

– Так я сейчас в спиритосфере? – спросил Калинов.

– Разумеется, – сказал Калинов/Суть. – Все окружающее тебя сейчас – лишь… имитация.

И снова Калинов не услышал часть фразы.

– А ты можешь показать мне ее? – спросил он.

– Что именно? Спиритосферу?

– Да!

– А не страшно?

– Страшно! – признался Калинов. – Но очень хочется.

И кабинет исчез. Распахнулись стены. Вспыхнул за ними серый туман, ухнуло в пустоту сердце, и в мозг Калинова вторглось Нечто. Невообразимо-огромное, звездно-горячее, бесконечное в пространстве и вечное во времени. Равнодушное и заинтересованное, доброе и злое, темное и сияющее, оно принялось терзать мозг… И Калинов завопил от ужаса.

Калинов/Суть был внимателен. Снова замкнулся вокруг них кабинет и спрятал Калинова от вселенского страха.

– Я задействовал только часть твоих каналов, – сказал Калинов/Суть, – но, по-моему, тебе и этого вполне хватило.

Калинов содрогнулся. Спиритосфера была хуже любого ксена, более чужая, чем Абсолютно Чуждое Существо. Потому что и любой ксен, и Абсолютно Чуждое Существо были, в представлении Калинова, живыми. Здесь же в душу ему заглянула сама Смерть.

– Мне кажется, теперь тебе информации достаточно, – сказал первый Суть.

Калинова снова окутал серый туман, и он почувствовал, как устремляется вверх. Опять закрыл глаза.

И все повторилось. Снова врывалась в него бесконечная Вселенная, снова он умирал, и снова вползала в его душу Вечность. Но эта бесконечная Вселенная была меньше того Нечто, которое открыл ему Калинов/Суть. И умирал он теперь не до самого конца, и Вечность оказалась короче. И он даже смог сформулировать внятную мысль. Когда-нибудь я приду в это Нечто, подумал он, и оно станет моим. Эта мысль целиком заполнила его, и он купался в ней, пока не почувствовал, что жив.

5. СИНДРОМ РАССЕЛА

Он открыл глаза. Над ним нависал странный прозрачный потолок, сквозь который лился неяркий свет. Калинов попробовал шевельнуться, и это ему удалось. Однако потребовалось немало времени, чтобы понять, что нависающий над ним потолок – всего лишь колпак реаниматора. А потом он увидел сквозь колпак озабоченное девичье личико. И понял: он в госпитале.

Девичье личико исчезло. А через некоторое время колпак открылся, и Калинов обнаружил вокруг себя группу врачей. Врачи то смотрели на него, то переглядывались друг с другом. Потом включили что-то гудящее. А может быть, гудело у Калинова в голове.

– Давно я здесь? – спросил он.

– Вас привезли ночью, – ответил пожилой мужчина. По-видимому, он был здесь главным. – Сейчас уже полдень.

– Пятница?

Врач кивнул.

– Отлично, – сказал Калинов. – А что со мной было?

– Вы любопытный экземпляр, – сказал с улыбкой врач. – Что-то, весьма похожее на летаргию. Или глубокий коллапс… Почти полное отсутствие пульса и все прочее. Наверное, переутомились. Надо вас подлечить. Да и отдых не помешает.

Гудение исчезло. Калинов попытался сесть на ложе реаниматора. Это ему тоже удалось. Слегка закружилась голова, но и головокружение, подобно гудению, сейчас же исчезло.

– Я рад, доктор, что представляю для вас любопытный экземпляр, – сказал он, отталкивая от себя руки врачей, пытающихся уложить его обратно.

– И тем не менее вам придется немедленно связать меня с моим начальством.

– Ну и напугали вы нас, шеф! – Милбери с удовольствием пожал Калинову руку.

Долгая процедура освобождения больного от врачебной опеки осталась позади. С большим скандалом, но выскользнуть из госпиталя все-таки удалось.

– Ночью Рассел заявился к вам – чуть удар его не хватил. Думал, вы покончили с собой!

– Докладывай! – сказал Калинов.

– Сделано много, результатов – ноль… Дежурства в аэропортах у автомат-весов ничего не дали. В засаду к джамп-кабинам никто угодить не пожелал. У Эленор Шепард сестры-близнеца нет. Правда, благодаря нашим запросам тамошние власти наконец обнаружили, что у них пропал труп утонувшей. Никто не имеет ни малейшего понятия, когда это произошло. И каким образом он оказался у нас, тоже никому не известно. Но скандал разгорается: родственники утопленницы предъявили претензии своим властям.

Все затихло, подумал Калинов. Ждут Сути нашей реакции.

– Мне известно, что случилось с Шепард, – сказал он. – Можешь закрывать это направление. Да и все остальные направления тоже!

Милбери присвистнул:

– Это когда же вы успели узнать? – В голосе его послышался сарказм. – Пока валялись без сознания в госпитале?

– Да, – сказал Калинов. – Много будешь знать – скоро состаришься… Говорю тебе: пора сворачивать расследование! Ставлю финишную задачу… Попытайся отыскать какие-либо странности, связанные с Крыловым!

– Вокруг него в последнее время сплошные странности…

– Меня интересует не последнее время, а его рабочие рейсы во Внеземелье… Странности могут быть самыми невероятными, поэтому фиксируй даже то, что тебе покажется ошибкой. А все остальные направления расследования сворачивай!

– Но почему?! – Милбери, казалось, готов был заплакать.

– Потому! – веско сказал Калинов. – Я пошел на доклад к Расселу… Кстати, мою вчерашнюю просьбу выполнил?

– Да. Нашел у английского сумасшедшего лорда-коллекционера. У того же…

– Подробности меня нимало не интересуют. Тащи сюда!

Через несколько минут Милбери ввалился в кабинет с большой спортивной сумкой в руках.

– Вот, все на ходу. Лорд очень заботился о нем…

– Хорошо! Пока свободен!

Милбери удалился. Калинов взял сумку, взвесил ее на руке и, удовлетворенно улыбнувшись, поставил в шкаф.

Подал голос тейлор. Калинов включил односторонний видеоканал. Это оказалась Аллочка Крылова. Говорить с ней пока было не о чем. Калинов выключил связь и, собравшись с духом, отправился к Расселу.

– Так, – сказал Рассел. – Любопытную историю ты мне поведал. Значит, причина в безотцовщине?

– Да! – Калинов явно слышал в голосе шефа сомнение и не видел в этом сомнении ничего удивительного: он и сам вряд ли бы поверил в правдивость сей истории, если бы ему рассказал ее кто-нибудь. – К сожалению, никаких прямых доказательств у меня нет. Все на уровне косвенных.

– Я это заметил… И ты полагаешь, я могу принять решение на основании подобных данных? Привидения, зомби, души… Хорош наборчик!

– Чем богаты… Такое уж это дело.

Рассел встал из-за стола и принялся мерить кабинет шагами, потирая пальцами виски. Остановился у окна, глядя куда-то в пространство.

Жаль шефа, подумал Калинов. Попробуй-ка поверить, будто из-за одного человека, простого космонавта, весь мир висит на волоске… А решение принимать надо… Побывать бы шефу вместо меня в спиритосфере, толку, пожалуй, было бы больше!

– Значит, говоришь, если ситуация не изменится, после двух часов ночи Земля может попросту взорваться?

– Нет, – сказал Калинов. – Она может взорваться лишь в том случае, если Крылов отправится в Космос.

– А мы ему не дадим!

– Каким образом?

– Мало ли существует способов! Запрет медиков, к примеру…

Калинов пожал плечами:

– Это задача несложная… Только как мы гарантируем Сутям, что он никогда не выйдет в Космос?

– Предположим, никак.

– Тогда они будут бить по нему, пока не ухлопают. А заодно еще по кому-нибудь попадут. Лес рубят – щепки летят…

– Да… Как ни крути, а гарантией для них может быть только смерть Крылова. – Рассел сокрушенно покачал головой. – Загнали вы с Крыловым меня в угол… А как мы узнаем, что наши действия спасли мир?

– Боюсь, никак. Вернее, узнаем, когда умрем и наши Сути окажутся в спиритосфере.

– Хорошая перспективочка!.. И всю жизнь задаваться вопросом, не зря ли ухлопали парня! Может, в любом случае ничего бы не произошло?..

Калинов вздохнул. Понятное дело – совесть, подумал он. А мне каково? Спиритосфера, разумеется, не удовлетворится никакими нашими гарантиями. Для нее гарантия только одна – смерть Зяблика. Если же он сегодня не умрет, Сути начнут доставать меня. Чтобы обеспечить гарантию моими руками – намек на это был достаточно ясный…

– Я вижу два варианта развития событий, – сказал он. – По первому варианту надо снять с Крылова защиту и установить за ним наблюдение. Просто ради интереса, как все произойдет… По второму – продолжать держать его в убежище и принимать последующие решения исходя из складывающейся обстановки.

– Есть еще и третий вариант, – заметил Рассел. – Ликвидировать Крылова самим.

– Для меня не существует такого варианта!

– Для меня – тоже, но теоретически, с точки зрения твоей спиритосферы, он есть. И все гарантии налицо!

Хорошо, что я ему не до конца все рассказал, подумал Калинов. Моя судьба его обеспокоила бы гораздо больше, чем судьба Зяблика. Как же, ценный работник!..

– Да, дилемма, – продолжал Рассел. – Жизнь реального человека против гипотетической угрозы всей планете.

Дилемма еще та, подумал Калинов. Ведь шефу приходится полагаться исключительно на слова подчиненного. Если бы эта ситуация стала известна общественному мнению, журналисты, не мудрствуя лукаво, назвали бы ее «синдромом Рассела». Если бы, конечно, поверили…

– Боюсь, наших с тобой голов для решения не хватит, – сказал Рассел.

– Надо посоветоваться с кем-нибудь повыше…

– А поверят ли?

– Я же поверил. А там тоже не кретины сидят. Не могут не поверить: слишком велика ставка. Да и не в бирюльки мы здесь играем. Уж тебе ли не знать…

– Уж мне ли не знать, – повторил Калинов со вздохом.

– Не вешай нос! Что-нибудь решат…

Когда Калинов вернулся в кабинет, за сумкой, на тейлоре горел сигнал личного послания.

Он включил дешифратор. С дисплея на него взглянула Вита. Была она бледная и невеселая. Такой Калинов ее еще никогда не видел, даже во время беременности она выглядела краше. Похоже, отпуск не пошел ей на пользу.

– Сашенька! – сказала Вита. – Я много думала за последние дни о нас с тобой. Вспоминала все эти годы… Мне не на что обижаться: я была с тобой счастлива. – Она помолчала. – Для меня эта разлука оказалась тяжелой, но она помогла мне понять главное. Теперь я знаю, в чем дело… Ты просто разлюбил меня. Любил, любил и разлюбил – так бывает, ничего не поделаешь… Но знай: я не хочу тебя терять. И потому я придумала. Нам надо будет и дальше пожить немного врозь, только недолго – долго я не выдержу. Дети пусть пока побудут с мамой. – Она вновь замолчала. Смотрела в камеру, закусив нижнюю губу. Потом несмело улыбнулась сквозь набежавшие слезы: – Если же я ошибаюсь и на деле все не так плохо, мы скоро встретимся. Через неделю я возвращаюсь на Землю.

Она еще некоторое время смотрела в камеру, потом вновь грустно улыбнулась, и экран потемнел.

Вот так, подумал Калинов. Невеселый у нее получился отпуск – с подобными мыслями… А может, она права?.. Или все иначе, и я просто перестал наконец быть старцем, благодарным девчонке, вернувшей ему молодость, и принявшим эту самую благодарность за любовь? И просто исчезла на мне последняя печать Дримленда?.. А может, все еще проще?.. Может быть, взяла да и кончилась молодость? Кто знает, может, во второй жизни молодость кончается раньше, чем в первой?.. И стоит ли противиться судьбе?.. В конце концов я ни разу не изменил жене до этой недели! Да и была ли ночь с девушкой-зомби изменой?

Тут он был вынужден признаться себе, что все-таки была. Ведь неважно, кто оказался с тобой в постели; главное, что с ним в ней оказался ты. И совсем не случайно оказался. Потому что изо всех сил стремился к этому.

Он вдруг удивился, что в такой момент, когда решается судьба друга, он позволяет себе думать о подобных пустяках. А потом подумал, что это вовсе и не пустяки. По крайней мере, для него… Если бы это были пустяки, он бы никогда не получил возможность прожить вторую жизнь. И за одно только это он должен быть благодарен Вите, но нельзя же требовать благодарности до самой смерти!

А потом снова позвонила Алла Крылова, и он опять не стал разговаривать с нею. Боялся, что сорвется и наговорит ей такого…

А потом он достал из шкафа сумку.

– Так вот обстоят дела, – сказал Калинов, завершив историю о своих заоблачных приключениях.

Они с Игорем сидели вдвоем за знакомым столом. За спиной Крылова ждала пищи разверстая пасть джамп-кабины. Калинов расположился напротив Крылова, и открытая кабина все время притягивала его взгляд. Больше в вестибюле никого не было. Парней Калинов снял с дежурства и отправил по домам: хватит штаны просиживать за казенный счет.

Крылов молчал. Пока Калинов рассказывал, он не задал ни одного вопроса. Молчал и теперь, как будто все происходящее его совершенно не касалось.

– Ответь мне, – сказал Калинов, не выдержав молчания. – До последних событий вокруг тебя никогда не происходило ничего странного? Какие-нибудь чудеса, необычные происшествия…

– Нет, – сказал Крылов, не поднимая глаз. – Какие могли быть со мной чудеса?.. Я – обычный человек, не колдун, не экстрасенс…

Калинов поморщился, побарабанил пальцами по столу. И поймал себя на том, что повторяет жесты Рассела.

– Может быть, тебе действительно воспользоваться дисивером? – спросил он. – Скроешься, затаишься на некоторое время… Пока придумаем выход.

– Нет, – ответил после долгой паузы Крылов. – Потерять себя – пусть и на время – это не выход. Такой выход – не для меня. Да и вообще от твоей истории слишком попахивает мистикой.

– Ты мне не веришь?! – воскликнул Калинов. – Но ведь все факты железно укладываются. Давай посмотрим еще раз…

– Не надо! – оборвал Крылов. – Не в этом дело… Я не преступник, чтобы менять имя, скрываться где-то…

Калинов смотрел на него с некоторым удивлением. Идея с дисивером казалась ему вполне перспективной. А чтобы спрятать на время концы в воду, можно воспользоваться дисивером и самому. Взять на время чужую личину. Чтобы получить отсрочку. Чтобы найти выход. Да его и искать нечего, достаточно уговорить Игоря, чтобы он захотел ребенка…

Однако отказ Зяблика от возможности спрятаться за чужую жизнь не мог не вызывать уважения, и Калинов подавил в себе желание пожать приятелю руку.

– Хорошо, – сказал он. – Не хочешь дисивер – не надо! Есть другой выход. Давай, я привезу сюда Аллу, прямо сейчас, сделаете ребенка. Я помогу тебе ее уговорить и посмотрю, чтобы никто вам не помешал…

– Ты что? – Игорь фыркнул и покрутил пальцем у виска. – Ты хоть ситуацию себе представляешь?.. Мы, значит, трахаемся, а он будет в карауле стоять! – Крылов расхохотался.

– Для меня ничего обидного… А потом несколько лет не будешь летать. Увидишь, все постепенно образуется.

Крылов перестал смеяться. Лицо его вдруг скривилось, словно он проглотил какую-то гадость. Потом он опустил глаза и сказал:

– Ты действительно тронулся, Саша!.. Чем я буду заниматься на Земле? Сидеть дома с этой дурой и слушать ее воркотню?

– Ну почему же? Дело всегда можно найти… Ты же врач!

Но Игорь его не слушал.

– Да я же загнусь здесь, – говорил он. – Аллу он, видите ли, уговорит… Причем тут Алла? Да она же всю жизнь была готова! Да если бы от нее только зависело, у нас бы уже четверо родилось. Это я не хочу с нею детей, понимаешь ты это?! Я!.. Да я и на дальние маршруты-то хожу, только чтоб ее подольше не видеть, понимаешь ты это?! – Крылов говорил все громче. Он поднял на Калинова глаза: в них плавали боль и ярость. – Да ведь мне с сексриплейсером лучше, чем с нею, понимаешь ты это?! – Он сорвался на крик и замолк.

– Боже мой! Вот нашел проблемы… Заведи себе вторую жену. Глядишь, после этого и с Аллой все образуется. Таких случаев сколько угодно.

– Не образуется, – глухо сказал Крылов. – Ты так ничего и не понял за столько лет… Да я бы с твоей Витой хоть десятерых склепал! – Он поперхнулся и умолк. Потом заговорил снова: – Ты же тогда этаким героем-любовником заявился в Дримленд! В один день все перевернул! Пришел, увидел, победил… А меня в сторону… Да я же и в космос потому подался, чтобы от вас быть подальше. Думал, пройдет время – забудется все. На Алле вот взял женился, думал, уж такая-то красотка заменит мне твою рыжую… – Он снова поперхнулся, принялся кашлять.

У ошарашенного такой откровенностью Калинова язык прилип к небу.

– Думал, пройдет время – забудется все, – повторил Крылов, справившись с кашлем. – А оно-то не забывается… Ведь я столько лет лишь об одном мечтаю: чтобы ты ее бросил! Господи, думаю, вот бросит Калинов свою – и у меня совсем другая жизнь начнется!

– А с чего ты взял, что я ее должен бросить? – прошептал Калинов непослушными губами.

– Да потому что ты ее не любишь! Думаешь, я не понимаю, почему она в отпуск на Марс сбежала… Господи, да мне иногда тебя убить хочется. Только проблемы это не решит…

Он замолк и отвернулся. Молчал и Калинов, кусал губы.

Вот и выяснили отношения, думал он. Поговорили… Какой же я слепец! Он же в самом деле любил тогда Витку. С арбалетом в лесу на меня… Ох и сподобила судьба – соперника защищать!.. Но надо быть великодушным.

На улице начинало темнеть: на город накатывался вечер. Все вокруг изливалось покоем. Спиритосфера ничем себя не проявляла. Рассел тоже не подавал вестей. Наверное, все еще пытался прорваться к кому-нибудь из руководства. В начале уик-энда это было непростой задачей.

Крылов вдруг поднялся со стула.

– Я, пожалуй, пойду.

– Как это? – опешил Калинов. – Куда это ты пойдешь?

– Домой, к жене. – Крылов гнусно хихикнул. – Детишек делать, спасаться от твоих Сутей.

У Калинова отвалилась челюсть.

– По-моему, кто из нас двоих и спятил, так это ты!.. Тебе же жить осталось несколько часов.

– С чего ты взял? – Крылов деланно удивился.

Что он задумал, спросил себя Калинов. Неужели разговор его окончательно сломал?

– По-моему, кого-то недавно преследовали по всей планете!

Крылов рассмеялся деревянным смехом:

– Я наврал тебе, Саша. Никто меня не преследовал. Это я от жены сбежал, он ее нежностей. А тебе врал, потому что не хотел говорить правду. И уже жалею, что сказал. Не принесет эта правда счастья ни мне, ни Вите. – Он посмотрел прямо в глаза Калинову, и во взгляде его не было страха. – А все, что ты мне рассказал, – чепуха. Не верю я в эту историю. Не бывает, чтобы от одного человека зависела судьба всей планеты. Иначе Земля давно бы отправилась в тартарары… – Он сделал шаг. – Ну, я пошел?

А может быть, так и надо, сказал себе Калинов. И всем будет проще: и Расселу, и мне. И самому Зяблику…

– Нет, – сказал он. – Я не могу тебя отпустить без санкции моего начальства. Слишком большие силы уже задействованы, чтобы все обернулось крахом! Каким образом мы оправдаем расходы?

– Придумаете что-нибудь. Вашему брату чиновнику не привыкать… Если хочешь, давай, я поговорю с твоим начальством, возьму всю вину на себя…

– Нет, Игорек, – сказал Калинов. – Это у тебя не выйдет. Потому что ты лжешь сейчас, а не в среду!

– Откуда ты можешь это знать?

– Оттуда!.. Пусть я не замечал твоей любви к Вите, но немножко я тебя все-таки знаю. Ты хочешь досадить всем своей смертью. Этакий пария, все его вокруг обошли… Но у меня нет перед тобой вины. Поэтому я тебя и не отпущу.

– Я тебя сейчас ударю, – сказал Крылов.

– Ради Бога… Но потом отправляйся обратно в кабину.

– Нет, – сказал Крылов. – У тебя нет права решать за меня. Ты просто сошел с ума, вот и снится всякая чушь. Тебе надо к психиатру…

Калинов достал из кармана парализатор и навел его на Крылова. В глазах того снова родился испуг. Как в среду.

– Сам войдешь в кабину? – спросил тихо Калинов. – Или тебя отнести? Только имей в виду: в первый момент это будет довольно больно!

Крылов растерянно посмотрел на оружие, плечи его поникли. Он опустил голову и медленно двинулся к своему убежищу. Калинов следовал за ним, держа палец на кнопке. Крылов вошел внутрь джамп-кабины и обернулся. Глаза его по-прежнему были полны страха. Калинов, протягивая указательный палец к пятачку декодера, не удержался и подмигнул.

– А ведь ты мне соврал, когда я тебя спросил, не случалось ли с тобой каких-нибудь странностей!

– Но со мной действительно не случалось никаких странностей!

– С тобой – да… А вот со всеми часами вашего «Проциона» случилось. Когда вы вернулись было обнаружено, что они отстали на два часа. Даже атомный хронометр…

– Да, – сказал Крылов. – Помню, я обнаружил, что мои часы отстали. Но я был уже дома и не знал, что и остальные часы…

– А разве я тебя в чем-то виню? – оборвал Калинов и закрыл джамп-кабину.

Калинов сидел на том же самом месте, что и позавчера.

Все было похожим.

Снова опустилась на Петербург ночь. Снова стояла наготове видеоаппаратура. Снова поблескивали серебристым пластиком в нише за его спиной закольцованные джамп-кабины – последнее убежище Игоря Крылова.

Все было похожим. Все было иным.

Не сидел за открытой дверью хозяйственной каморки вооруженный своей пушкой Володя Довгошей. Не дежурили на рабочих местах ребята из бюро. Не опоясывал дружеским объятием талию Калинова дисивер, и потому всякий, кто вошел бы сейчас в вестибюль, увидел бы за столом не лже-Крылова, а самого Калинова.

Все было иным.

Теперь до того момента, когда Зяблику исполнится тридцать три, оставалось всего несколько часов. Теперь Калинов не мучился в сомнениях, размышляя, реально ли существует угроза жизни друга, или все это причуды воображения Крылова. Теперь было ясно, что цепочка смертей практикантов с «Нахтигаля» – не случайность, а неизбежность. Как неизбежна ущербность детей, брошенных когда-то хотя бы одним из своих родителей. Как неизбежна ущербность сугубо материнского или сугубо отцовского воспитания, упрямо пытающегося подменить собой матримониальное. Как неизбежна трудная доля для жен-монисток, стремящихся оградить свое уютное гнездышко от еще одной претендентки на женское счастье, когда ее мужа неотвратимо тянет к полигинии.

Теперь ему было ясно, что мир этот держится не на физических константах, не на сильном и слабом взаимодействиях, не на магнетизме и гравитации, а на невещественных связях, называемых узами любви. Теми самыми узами, которые объединяют Сути людей, называемые в просторечии душами. Теми самыми узами, которые можно обозначить хотя бы словосочетанием «Белые и Черные Нити». И которые слишком часто обрывали в этом чертовом мире – до такой степени часто, что он, мир этот, постоянно висел на волоске, намереваясь опрокинуться в бездну.

Калинов вспомнил Марину и пожалел, что страх не позволил ей прийти на свидание. И не потому, что в результате ее страха он получил в ночные подруги зомби Нору, и не потому, что ему интересно, какова Марина в постели. А потому, что в ней, в ее простодушии, в ее откровенности было что-то такое, чего не было у Виты, и чего ему – теперь он это понял – всегда не хватало: и в той, первой жизни с Наташкой, и в этой, второй – с Витой. И еще он понял, что был очень виноват в той, первой жизни. Виноват перед своими так и не родившимися детьми: ведь после того, как погибла Наташка, у него имелся в запасе еще не один десяток лет. Нет, не захотел обузы на свои плечи – одному-то проще… Правда, его позиция была честнее, чем позиция мужчин и женщин, чьи дети сбежали когда-то от родительского равнодушия в Дримленд… Но даже эта, казалось бы, честная позиция на самом деле – пусть и косвенно – увеличивала нестабильность мира.

Он вспомнил Дримленд, вспомнил Клода и Вампира, «мисс миллионершу», Виту, Зяблика. И себя, столетнего старика, самоуверенного и жестокого, надевшего на дряхлое тело личину юнца. Вспомнил свою провалившуюся операцию по обручению тинэйджеров с жизнью, вспомнил, как позже – уже став молодым – он все-таки пошел на поводу у старперов Совета. И понял, что совершил тогда преступление. Потому что в Дримленде тинэйджеры учились не только ненавидеть, за своими трудными играми они учились любить. И кто знает, может быть, пройди Игорь полный курс этого обучения, и родились бы у него дети, и не преследовали бы его сейчас Сути… И знал ведь я тогда, что нельзя отнимать у них этот странный и страшный, но ИХ мир, мир, которым они ЖИЛИ, но не устоял. Уговорили… А впрочем, что лгать самому себе? И уговаривать долго не потребовалось! Потому что по-прежнему в юном теле нового Калинова жила душа старика… Вот и предал их тогда. И нити этого предательства протянулись через семнадцать лет к нам, в настоящее…

Пискнул сигнала вибраса. Калинов включил видеоканал. Это был Рассел.

– Ты на страже?

– Осталось несколько часов. Вы сделали, что собирались?

– Да. – Рассел поморщился. – Я доложил ситуацию. К сожалению, никто не поверил…

Как и следовало ожидать, подумал Калинов. А если и поверили, то сделали вид, будто не поверили. Пусть ответственность ляжет на чужие плечи…

– Совет решил организовать слушания, – продолжал Рассел. – В ближайший понедельник должны пригласить тебя, Милбери, Мищенко и еще не один десяток человек…

– Ну разумеется, – сказал Калинов. – Бюрократическая машина быстро не проворачивается. Не зря же я ушел в отпуск!

Рассел помолчал, пожевал губами воздух.

– Скажи, ты в самом деле не выдумал эту историю?

Тяжело шефу, подумал Калинов. Решение-то принимать надо. Совет проведет слушания слишком поздно, если вообще проведет… Так что фактически на плечах Рассела ответственность за судьбу всего мира. И не с кем ему посоветоваться, кроме подчиненных. Никто другой не поверит никогда, что из-за какого-то там Игоря Крылова может рухнуть в преисподнюю целая цветущая планета…

Он содрогнулся. До него наконец дошло… То есть умом-то он и раньше понимал, что значит: мир рухнет в преисподнюю, – но сердцем он почувствовал это только сейчас. До него вдруг дошло, что ничего не будет. И никого – ни Виты, ни детей… Ни Марины. И Сутями все они не станут. Ведь иначе бы спиритосфера так не волновалась!..

– Неужели как-то иначе можно объяснить нападение на меня зомби? – сказал он.

– Да, зомби… – Рассел затряс головой и скривился, как будто у него заболели зубы. – Зомби действительно больше никак не объяснишь…

Он снова затряс головой, и Калинов понял, что шеф сейчас с удовольствием бы расплакался. Как в детстве, когда с проблемой выбора можно было прибежать к маме и отцу и с удовольствием выплакаться.

У шефа синдром Рассела, подумал Калинов. Он бы с радостью поменялся со мной местами… Чтобы я сейчас отдавал ему приказ, а не он мне…

– Скажи, Александр, – проговорил Рассел. – Как бы ты поступил на моем месте? У тебя ведь опыт побольше моего… Одна жизнь уже за плечами…

А действительно, подумал Калинов, как бы я поступил на его месте? Есть ли у меня синдром Рассела?.. Он прислушался к себе. Нет у меня никакого синдрома, подумал он. По-видимому, для этого в самом деле надо быть на месте шефа и отдавать приказы, а не получать их.

Ему вдруг смертельно захотелось еще раз посмотреть в испуганные глаза Крылова, словно там он мог найти ответ на вопрос шефа.

– Мой опыт не сталкивался с угрозой Земле, – сказал он деревянным голосом. – Мой опыт говорит мне, что надо выполнять приказ.

Рассел вздохнул и утвердительно кивнул, как будто и не ожидал другого ответа.

– Что ж, – сказал он, – наверное, ты прав… – В голосе его вдруг скользнули тоскливые нотки. – В таком случае, вот мое решение… Мы зашьем Крылову в тело радиоампулу с ядом. Приемник ампулы настроим на несущие частоты Глобального Информационного Банка. Если Крылов вздумает покинуть Землю, ампула немедленно сработает… Это все, что я могу сейчас для него сделать. Да и у твоей спиритосферы будет определенная гарантия.

Для спиритосферы это не гарантия, хотел сказать Калинов, ампулу очень просто и удалить… Но не сказал. Только спросил:

– Это какой же хирург согласится на подобную операцию?

– Не твоя забота, – отозвался Рассел. – Твоя забота – доставить Крылова на Васильевский остров, в клинику на Большом проспекте. Я буду ждать вас там… Это приказ!

Последнюю фразу Рассел произнес с облегчением и подтвердил рубящим движением правой руки. Глаза его странно блеснули, а плечи поднялись, словно он сбросил с них непосильный для человека груз.

– Чтобы выполнить такой приказ, – сказал Калинов, – я должен получить его в письменном виде.

Глаза Рассела снова погасли, он потер рукой подбородок.

– Ты получишь его в письменном виде. Милбери доставит. – Он отключился.

Что ж, подумал Калинов, шеф нашел-таки возможность переложить груз ответственности на чужие плечи. В этом случае все будет зависеть от самого Зяблика. И от спиритосферы. Рассел полагает, что отыскал вариант, при котором и овцы будут целы, и волки сыты. И с меня, по его понятиям, ответственность снимается.

Милбери притащил письменный приказ через полчаса. Калинов прочел его и расписался.

– Серьезные вы ребята, – заметил Милбери.

– Не зубоскаль, – отрезал Калинов. – Ты бы на моем месте поступил точно так же!

– Пожалуй. – Милбери согласно кивнул. – Я направлен в ваше распоряжение.

Калинову снова захотелось заглянуть в глаза Крылова. И узнать от кого-нибудь, сколько мертвых тел исчезло сегодня из моргов Земли. И еще ему пришло в голову, что снять блокировку с убежища Крылова можно, и не оставляя его, Калинова, в живых. Достаточно, подумал он, подтащить мой свежий труп к кабинам и приложить к пятачку декодера любой из указательных пальцев. Как хорошо было бы отрубить сейчас эти пальцы!

– Мне не нужны помощники в этом деле, Рэн. Ты свободен!

Милбери кивнул и сделал маленький шажок вперед.

Калинов достал из стола парализатор:

– Не стоит, Рэн! Ты же знаешь, у меня хорошая реакция.

Не сводя глаз с Милбери, он большим пальцем правой руки выставил минимальный уровень поражения – двухминутное обездвижение.

Милбери посмотрел на оружие, выругался:

– Мне кажется, вы не собираетесь выполнять приказ…