Текст книги "Обреченный на любовь"

– Видишь ли, Алекс, ты снова меня не понял… Ты парень опытный, и я не собираюсь ничего от тебя скрывать… Я ведь начну заниматься не делом о киднапе, а предполагаемым убийством. Бывают ведь и такие исходы – особенно, если похищение совершил новичок. Крайне редко, но бывают.

– Ну спасибо, успокоил! – Калинов фыркнул.

– Кому-либо другому я бы этого не сказал, – О'Коннор печально улыбнулся, – но ведь ты не мальчик в этих делах.

Калинов задумался, потом повторил:

– И все-таки ничего не предпринимай, пока я не обращусь к тебе официально… Или пока не будет найден труп.

Когда минула половина одиннадцатого, он запросил Северо-Американский Банк о судьбе перечисленной суммы. Деньги все еще находились на счету. Ничего не изменилось и в половине двенадцатого. Потом с докладом явился Милбери:

– Ребята отыскали с десяток бабулек, отдыхающих вчера в Летнем саду.

– Ну и?.. – встрепенулся Калинов.

Милбери виновато развел руками:

– Ничего. Кое-кто обратил внимание на беременную женщину в розовом костюме, однако это и все. Она гуляла, сидела на скамеечке, но когда ушла, куда и с кем, никто не заметил.

– И выкуп до сих пор не получен, – тихо сказал Калинов.

– Не получен?! – удивился Милбери. – Странно… Может, похитителей что-то напугало?

– Нечего им пугаться! Вчера я вообще никаких активных действий не предпринимал. Да и сегодня, можно считать, тоже.

– Странно…

– Странно, – согласился Калинов. – И потому все происходящее мне очень и очень не нравится.

– Может, задействовать нашу агентуру у монистов?

Калинов встал из-за стола и принялся мерить шагами кабинет. У него опять начали дрожать руки, и он засунул их в карманы брюк. Милбери провожал его глазами и молчал, понимая состояние, в котором находится сейчас начальник.

– Нет, – сказал наконец Калинов. – Никаких активных действий!.. Честно говоря, я попросту боюсь.

Милбери понимающе покивал, и Калинов отпустил его, повторив:

– Никаких активных действий!

Когда Рэн удалился, он решил выяснить, откуда был передан текст послания. Никакой полезной информации выяснение не добавило: работали с уличного терминала Глобального Информационного Банка где-то под Стокгольмом. Служебным номером не пользовались – текст адресовался методом «на деревню дедушке», но это могло быть сделано и специально.

Черт возьми, подумал Калинов, как все-таки просто у нас преступникам! Бросил несколько монеток в кассу терминала, и никакая Служба безопасности тебя никогда не отыщет! Правда, ни одно преступление не ограничивается бросанием монеток в кассу. Потому серьезные преступления всегда и раскрываются. Сядь преступнику на хвост, а дальше государственная машина размотает ниточку до конца. Впрочем, иначе и быть не может, иначе бы наш мир давно рухнул…

Посидев еще немного, он попробовал взяться за работу.

Тейлор ожил в семнадцать часов.

Все послеобеденное время ушло псу под хвост: «взяться за работу» Калинов так и не сумел. В голову постоянно лезли самые идиотские мысли. То Калинову казалось, что Марина сама отправила утреннее послание, решив основательно помотать ему нервы, то он видел ее в своем воображении истерзанной и убитой. Почему-то с отрубленной головой и вспоротым кривой саблей животом…

Пока шипел принтер, он стоял у окна не дыша, словно боялся вспугнуть неведомого корреспондента. А потом, когда прозвучал сигнал об окончании приема, со всех ног бросился к аппарату.

Послание гласило:

«Мы не сомневаемся, что ты выполнил наши условия, выдвинутые утром. Однако нам не нужны твои деньги. У нас нет никаких материальных требований, нам нужно только одно: чтобы ты развелся с одной из своих жен. Такой поступок высокопоставленного чиновника подаст пример всем, кто, разочаровавшись в двоеженстве, в силу разного рода субъективных причин не находит в себе решимости изменить свое семейное положение. Ты найдешь жену в целости и сохранности. Мы даем тебе одну неделю. Полагаем, ты отыщешь возможность ускорить бракоразводный процесс. При невыполнении нашего требования твоей секунде будет грозить смертельная опасность. Решимости у нас хватит, не сомневайся!»

Подписи под текстом не было. На этот раз его отправили с уличного терминала ГИБа в Лондоне.

Калинов вздохнул с некоторым облегчением. Теперь ясно, что это все-таки монисты. Впрочем, торопиться с выводами еще рановато: может, истины в этом послании не больше, чем в первом. Чем черт не шутит, пока Бог спит… Странно, правда, что они не требуют отказаться от участия в выборах. Хотя, если он подаст на развод, нынешние выборы для него и так станут недоступны.

Он вызвал Милбери, познакомил его с текстом. Милбери прочел, покачал головой.

– Все же это дело, оказывается, по нашему ведомству.

– Если только не дымовая завеса, – сказал Калинов.

Милбери наморщил лоб:

– Вряд ли… Что можно прикрыть такой дымовой завесой? Денег они так и не взяли?

Калинов повернулся к тейлору, использовал уже ставший привычным за сегодня набор команд. Деньги по-прежнему получены не были. Он вернул их на свой счет и сказал:

– Кажется, материальный выкуп их действительно не интересует.

Милбери усмехнулся:

– Любопытный поворот… Видимо, господа монисты решили перейти в наступление. Твой развод был бы для них прекрасным рекламным трюком… Надо проверить, не было ли где-нибудь еще подобных ситуаций. Я займусь? – Он встал.

– Хорошо, но я прошу тебя: без активных действий!

Милбери по-солдатски – через левое плечо – сделал поворот и зашагал к двери.

– Подожди-ка, – сказал вдруг Калинов. – У нас ведь сейчас проводится кодовый контроль джамп-связи?

Милбери остановился, обернулся:

– Да, мы следим за одним из членов петербургской организации Одиноких. Возможно, через него осуществляется координация действий различных организаций…

– Да, я помню. Ты подозреваешь, что в целях конспирации Одинокие отказались от компьютерной связи?

– Подозреваю.

Калинов вытянул губы куриной гузкой.

– Прокуратура дала разрешение на полгода, – сказал Милбери.

– Прокуратура… – пробормотал Калинов. – Слушай, поставь-ка на контроль мою жену.

– Которую?

– Похищенную конечно же! Сможем выяснить, около какой кабины они ее прятали. Вдруг это наведет на след!..

Милбери состроил кислую гримасу:

– Но разрешение…

– Разумеется, под мою ответственность! – Калинов набросал на листочке группу цифр. – Вот ее генокод. Поставь немедленно.

Милбери забрал листочек и молча вышел.

Что ж, голубчики, подумал Калинов, поглядим, чья возьмет! Я никому не позволю хватать себя за горло!

Как и вчера, Вита встретила его на пороге.

Ничего я ей пока не скажу, решил Калинов и отрицательно помотал головой.

Вита вздохнула – продырявленная надувная игрушка! – отвернулась. Калинов сделал над собой усилие и обнял ее. Вита не отпрянула, но и не прильнула к мужу. Словно простенькая, бесчувственная кукла…

– Вообще-то кое-какие события произошли, – неожиданно для себя проговорил Калинов. – За нее потребовали выкуп.

Они прошли в столовую.

– И что? – спросила Вита с надеждой.

– А ничего! Деньги я перечислил, но они их не взяли.

Вита села на стул, задумалась.

– Может быть, это чья-нибудь шутка? – спросила она после некоторых размышлений.

– Хороша шутка! Хотел бы я посмотреть на человека, который способен так шутить!

– Взгляни в зеркало!

Калинов вытаращил глаза:

– Что ты имеешь в виду?

Вита встала, выпрямилась, вскинула голову.

– Вспомни Дримленд. – Голос ее зазвенел металлом. – Если бы ты остался стариком, это тоже была бы шутка. Только мне было бы совсем не смешно…

– Но ведь так же не случилось! – воскликнул Калинов.

– Не случилось… Только планировать заранее то, что произошло, ты не мог. А значит, с самого начала «шутил»…

Боже, подумал Калинов. Ведь столько лет прошло, а она помнит. Все-таки я, наверное, никогда не научусь понимать их, этих женщин.

– Ты не подумай, – продолжала Вита, – что я собираюсь осыпать тебя упреками. Просто в таких делах возможны самые различные «шутки».

В каких это делах, хотел поинтересоваться Калинов и вдруг вспомнил вопрос, заданный ему Милбери. «Которую?..» Черт возьми, сказал он себе. Неужели она? Хорошенькое дело!..

Он медленно приблизился к жене, взял ее за руку. Рука была холодная. Как у зомби.

– А скажи, – проговорил он, глядя ей прямо в глаза, – ты бы смогла так пошутить?

Вита грустно улыбнулась:

– Лет двадцать назад смогла бы. Теперь уже нет. Возраст не тот… – Голос ее дрогнул, она отвернулась.

Но он понял, о чем она не договорила. Спина стала пониже, а чувства пожиже… Он уронил ее руку и опустил голову. Вита тут же ушла на кухню.

Нет, сказал он себе, конечно, это не она. Но лет двадцать назад, точно, смогла бы. Правда, лет двадцать назад мысли о второй жене мне и в голову не приходили…

Он поднялся наверх, переоделся. Потом зашел к Женьке, поиграл с ним в морской бой.

К ужину вернулись из города старшие дети.

Ужинали молча. Вита не поднимала глаз от тарелки. Сельма, взявшая на себя обязанности официантки, время от времени с удивлением поглядывала на мать. Даже Женька, чувствуя настроение взрослых, вел себя за столом на редкость примерно.

Когда приступили к чаю, Сельма спросила:

– Кто-нибудь наведывался к маме-два?

– Я был, – сказал Калинов.

Сельма повернулась к Вите:

– А ты, мама?

Вита наконец подняла голову:

– Я тоже была… Вместе с папой.

– И как она? – спросил Сережка.

– Все хорошо, – сказал Калинов. – Через день-другой ее отпустят домой.

– Да, через день-другой ее отпустят домой, – эхом подтвердила Вита.

Все несколько оживились. Женька было заныл: «Хочу к маме-два-а-а!» – но его пристыдили, засомневались, мужчина ли он с этаким нытьем, после чего парень взялся доказывать, что он мужчина, согласившись отвезти на кухню грязную посуду. Чаю он не хотел, хотел мороженого.

– После ужина я обязательно закажу тебе мороженое, – пообещал Сережка.

Допили чай, убрали со стола.

– Кто еще будет мороженое? – спросил Сережка.

Взрослые отказались, Сельма – как почти взрослая, – тоже.

– Мама, мне нужно с тобой поговорить, – сказала она.

Дамы удалились наверх, Сережка с Женькой направились к рисиверу за мороженым. Впрочем, через минуту они вернулись, неся каждый по приличной порции орехового. Калинов пошел на кухню. Конечно же, Женька оставил посуду на сервировочном столике. Калинов зарядил посуду в мойку и сел на стул. Внезапно навалилась неподъемная усталость. Словно на плечи угнездили земной шар.

Чуть слышно звякала посуда, в столовой переговаривались сыновья. Потом там все затихло: наверное, парни отправились к себе. А потом на кухню заглянула Вита, села рядом с Калиновым, прислонилась к его плечу.

– Мне кажется, Сельма что-то подозревает, – сказала она чуть слышно.

– С чего ты взяла?

– Она так странно смотрела на меня, когда мы разговаривали… Словно думала совсем о другом.

– А о чем вы разговаривали?

– О ее кавалерах. Девочку беспокоит, что она не может решить, кто ей больше нравится.

Калинов улыбнулся – земной шар свалился с плеч, – встал и принялся доставать из мойки высушенную посуду. Вита продолжала сидеть. Когда он сложил посуду в буфет, она вдруг спросила:

– Саша, неужели ты подумал, что я и в самом деле могла?..

– О чем ты? – Калинов медленно повернулся к ней. Как цветок к солнцу.

– Ты прекрасно знаешь, о чем! – Солнце было настойчиво.

– Нет, конечно! – соврал Калинов. – Глупости какие!

– Нет, не глупости, – сказала Вита равнодушно. – Ты подумал, я знаю. Раньше бы так не подумал.

В душе Калинова проснулась ярость, подняла голову, огляделась. Он сжал кулаки и медленно сосчитал до десяти.

– Хочешь ударить меня? – спросила Вита тихо. – Если будет легче, ударь…

Калинов через силу улыбнулся:

– Не говори ерунды! Ты-то тут причем?

– Все мы причем! – Вита встала, подошла к нему. – Наверное, мне надо было развестись с тобой тогда… А я решила попробовать… Как же: модная семья! Вита – прима Калинова. Звучит-то как!

Ярость улеглась. Калинов поднял руку и погладил жену по голове.

– Милая, я бы все равно не дал тебе развода. Ты мне была нужна тогда, нужна и теперь. – И вдруг почувствовал, что, кажется, покривил душой.

– Нужна! – сказала Вита сквозь слезы. – Наверное… Только в качестве кого?.. Ты меня сейчас погладил по голове словно маленького капризного ребенка. – Она всхлипнула. – Эх, Сашенька, Сашенька! Как мало в твоих ласках стало нежности!..

Она повернулась и выбежала из кухни. Калинов вздохнул.

Чушь какая-то, подумал он. Ну ничего, вернем Маринку, и все будет по-прежнему. Столько лет жили…

Но интуиция подсказывала ему: по-прежнему уже не будет. А интуиции он привык верить. Что-то сломалось в их жизни в последние два дня. А может, и не в последние… Может, это «что-то» ломалось уже давно, многие годы, и похищение Марины лишь ускорило процесс…

Он выключил аппаратуру и вышел в столовую. Виты не было. Калинов сел. В доме стояла мертвая тишина. Как будто здесь и не жили. А через открытое окно доносился шелест листьев и пение птиц. И Калинов вдруг понял, что прислушивается – не раздадутся ли за входной дверью тяжелые в последние месяцы, чуть шаркающие шаги второй жены.

Так он просидел с полчаса. Ничего за входной дверью не раздалось. Тогда он встал и пошел спать.

Надо бы хоть ступеньки сделать скрипучими, подумал он, поднимаясь по лестнице. А то как в склепе…

– Папа! – Из дверей своей комнаты выглядывала Сельма. – Папа, мне надо с тобой поговорить.

Он зашел к ней.

– Слушаю тебя, дочь.

Дочь смотрела на него широко открытыми глазами, словно ждала чего-то. Но, по-видимому, не дождалась.

– Скажи мне, папа… – Она помедлила мгновение и вдруг словно выстрелила: – Мама-два ушла от нас?!

Калинов сел на кровать, посадил Сельму рядом с собой.

– Почему ты так решила?

Она пристально смотрела ему прямо в глаза. Калинов расслабил мышцы, улыбнулся.

– Я наводила сегодня справки, – сказала Сельма. – Мамы-два нет ни в одной из Питерских клиник. Более того, ее нет ни в одной из клиник всей планеты! Где она?

Вопрос был задан требовательным тоном. Калинов почувствовал, что если он соврет, дочь обязательно это поймет. Он снова улыбнулся.

– Мама-два не ушла от нас, – сказал он спокойно. – Она вернется, через несколько дней… Она в клинике, под псевдонимом… Я, к сожалению, не могу сейчас сказать тебе всей правды. Ты узнаешь ее через некоторое время, обязательно узнаешь, я тебе обещаю. Но волноваться нет никаких причин, просто возникли определенные сложности…

– Это связано с твоей работой?

– Да, – коротко сказал Калинов.

Сельма кивнула. С лица ее исчезло напряженное ожидание, на щеках распустились ямочки: она улыбнулась.

Калинов наклонился и поцеловал дочку в лоб.

– А в губы можешь? – спросила она.

– Зачем? – удивился Калинов.

Она пожала плечами:

– Просто интересно, как ты целуешься. Наверное, хорошо, раз у тебя две жены… У нас мальчишки, как телята с мокрыми губами!

Глупышка, подумал Калинов. Вот ты и выросла.

– Они научатся, Сельма, – сказал он и подмигнул. – Они обязательно научатся. Любви ведь тоже приходится учиться.

Похоже, учиться ей приходится всю жизнь, добавил он про себя и погладил шелковистые дочкины волосы.

– Ложись спать, девочка. Все будет в порядке.

Выйдя от нее, он заглянул в спальню примы. Вита лежала на кровати спиной к двери и, кажется, спала.

Ну и слава Богу, подумал Калинов.

Разбудили его знакомые тяжелые шаги. Он быстро натянул трусы и выскочил из спальни. По коридору шла Марина, шла медленно, полуприкрыв глаза. Как сомнамбула. Едва он подскочил к ней, она рухнула ему на руки. Он подхватил жену и отнес в ее комнату. Положил на кровать прямо поверх покрывала.

Марина лежала с закрытыми глазами. Дыхание ее было ровным, черные волосы разметались по кровати, розовый костюм рельефно обтягивал круглый живот.

– Что с ней?

Калинов обернулся. В спальню вошла Вита в ночной рубашке.

– Не знаю, – сказал Калинов. – Я ее только что обнаружил в коридоре.

Вита тронула ладонью Маринкин лоб.

– Вызови доктора.

Калинов бросился в кабинет. Взглянул на часы: четыре утра. Разыскал домашний номер наблюдающего врача.

Зуев, по-видимому, спал очень чутко: уже через пятнадцать секунд его слегка опухшее со сна лицо появилось на дисплее.

– Что случилось? – спросил он сквозь зевок. – Извините.

– Моя жена нашлась!

– Поздравляю, – сказал Зуев. – Что дальше? Надеюсь, не ради этого сообщения вы разбудили меня.

– Она появилась дома, только что. И, по-моему, не очень здорова. Ей нужна ваша помощь.

Доктор помотал головой, стряхивая остатки сна.

– Хорошо, – сказал он без энтузиазма. – Через несколько минут я буду у вас.

Натянув шорты и рубашку, Калинов вернулся в спальню Марины. Вита уже раздела секунду и уложила под одеяло. Сидя у кровати на пуфике, она держала Марину за руку.

– Как она? – спросил Калинов.

– По-моему, просто спит, – сказала Вита. – Ты вызвал врача?

– Обещал быть через несколько минут.

– Надо бы встретить его у джамп-кабин.

Калинов спустился вниз. Входная дверь зияла открытой черной пастью. Калинов вышел наружу. Над Ладогой уже наливался рассвет, но в тени деревьев было еще совсем темно. Калинов зашагал к калитке. Выпавшая роса холодила ноги, и Калинов вдруг обнаружил, что отправился встречать доктора босиком. Он бегом вернулся в дом, надел туфли. И тут его осенило. Он поднялся в кабинет, взял фонарик. А выйдя на улицу, осветил песчаную дорожку перед дверью. На сыром от росы песке были неплохо видны следы Маринкиных туфель. Вот только вели они не к калитке. Цепочка отпечатков уводила куда-то за дом, в сад. Калинов двинулся по следам. В конце дорожки отпечатки обрывались, но все равно было видно, откуда пришла Марина: роса на траве была сбита. Выставив перед собой фонарь, Калинов двинулся дальше. Через пятнадцать метров ему все стало ясно. Трава на лужайке у фонтана была изрядно помята.

Он внимательно осмотрел лужайку и пошел встречать доктора.

Ознакомившись с показаниями своих приборов, Зуев сказал:

– Она просто спит. Думаю, ничего страшного нет. Пусть выспится, а утром милости прошу в клинику, на более тщательное обследование.

Он поправил на руке Марины новый браслет и начал собирать аппаратуру в чемоданчик. Вита посмотрела на Калинова.

– Я бы сделал ей анализ крови, – сказал тот. – И поторопился бы.

– Полагаете, могут быть следы препаратов?

– Да! Иначе с какой стати она спала бы в такой ситуации!

Доктор немного подумал, кивнул. Когда он приставил анализатор к обнаженному плечу Марины, та вздрогнула, но не проснулась. Анализатор чуть слышно защелкал. Зуев внимательно смотрел на дисплей.

– Есть следы, – сказал он наконец. – Похоже, она находится под действием волюнтофага… Но следы очень слабые. По-видимому, использован препарат, который быстро распадается в крови.

Калинов закусил губу. Вита посмотрела на него:

– Что это означает?

– Это означает, что она сейчас выполняет указания того, кто сделал ей инъекцию, – сказал Зуев. – Волюнтофаг – это препарат, полностью подавляющий волю человека. Ей приказали спать – вот она и спит. К счастью, этот препарат не представляет опасности для физического здоровья человека.

– Для физического? – Вита подняла брови. – А для какого же тогда здоровья он представляет опасность?

Зуев беспомощно посмотрел на Калинова.

– Видишь ли, Вита… – Калинов подошел к жене и взял ее за руку. – Если бы ей, скажем, приказали сойти с ума, она бы не сумела избежать этого.

Вита сунула кулак в рот и прикусила костяшки пальцев.

– Не думаю, чтобы так было на самом деле, – поспешно сказал Калинов.

– Какой смысл?

Вита замотала головой. Калинов обнял ее и сказал:

– Я уверен, все будет в порядке… Иди-ка поспи еще.

Вита ушла. Зуев укоризненно покачал головой:

– Зря вы пустились в объяснения…

Калинов поморщился:

– Да я и сам понимаю, что зря… Черт знает, что меня дернуло! Наверное, эта история все-таки сказалась на моих нервах. Ну а вы?.. Больше не будете спрашивать меня, почему графики имели такую странную форму?

– Не буду, – буркнул Зуев. – Коллеги просветили!

Он собрал свой чемоданчик и ушел. Калинов проводил его до джамп-кабины.

Вернувшись обратно, он взял плавки и отправился купаться: все равно уснуть теперь можно было только со снотворным, а снотворное за три с половиной часа до работы используют только абсолютные кретины.

На пляже было пусто, лишь далеко справа виднелась одинокая фигура такого же раннего купальщика.

Калинов вошел в воду и неторопливым брассом поплыл вдоль берега. Как всегда, в объятиях ладожской воды хорошо думалось. Он не сомневался, что здоровью Марины не нанесено никакого ущерба. Не для того ее похищали и снова вернули. А вот угроза, высказанная во втором послании похитителей, откровенно беспокоила его. Ему вдруг пришло в голову, что он практически не знает Марининого прошлого, а зря… Ведь были же у нее мужчины до встречи с ним: в двадцать четыре года девочек не бывает. И она девочкой не была. Что если виновник случившегося – кто-то из ее бывших ухажеров? Разумеется, думает, что он, Калинов, конечно же, разведется с секундой: ведь с примой его связывает гораздо больший отрезок жизни!.. Хотя нет, чушь все это, отъявленнейшая чушь! Тогда и условие было бы поставлено совершенно конкретно: развестись с Маринкой. Разумеется, чушь! Кто же может надеяться, что Калинов разведется с беременной женой? На такое может рассчитывать только сумасшедший.

Он перевернулся на спину и лег на воде, раскинув руки.

Надо все-таки браться за монистов, подумал он. Пусть Милбери поработает с агентурой. А моих всех под охрану. На всякий случай… Кому же все-таки выгодно, чтобы начальник отдела аномалий Социологической комиссии развелся с одной из жен? Ортодоксам-церковникам?.. Разумеется! Какой материал для проповедей! Господь наш вразумил грешника и направил его на путь истинный. Искусителю не удалось удержать в когтях свою жертву. Истинная вера – это вера в Господа нашего, а истинный супруг – это супруг ЕДИНСТВЕННОЙ жены. И так далее… Вот только не верю я, что церковь докатилась до киднапа… Лесбиянкам выгодно?.. Конечно. Вот только выгода у них не прямая. Им это выгодно стратегически. Если увеличится количество незамужних женщин, им проще вербовать новых подруг… Одиноким выгодно?.. Без сомнения, но их выгода, как и у лесбиянок, стратегическая. Если бы не один аспект, психологический. Ревность самца-неудачника к самцу-баловню судьбы. И утоление этого чувства – вещь уже сиюминутная. А ревность, как известно, – одна из классических причин для умышленного убийства. Так что есть тут материал для раскопок, есть!

Его мысли вернулись к Марине.

Применение волюнтофага объясняет многое. После инъекции с нею можно было делать что угодно. Даже увести из супружеской постели… А уж из Летнего сада – и вовсе не проблема. И саму инъекцию сделать – никаких сложностей. Царапнули чем-нибудь в толпе руку… А вот вытащить теперь из Марины информацию – проблема еще та! Наверняка перед расставанием ей приказали все забыть: хемогипнотический блок. Не идиот же Калинов, чтобы пытаться снять такой блок у беременной жены! Он бы и в другое время поостерегся его снимать: на стадии опытов три четверти тех, на ком отрабатывалась методика, закончили помешательством. Они были добровольцами, но это не спасло разработчиков методики от решетки… А вот ниточку здесь найти можно: не так-то просто достать такой волюнтофаг. Хотя, конечно, труды предстоят немалые…

Он перевернулся на живот и поплыл назад. Сделал небольшую пробежку – километра два. Дома первым делом отправился под душ. А потом заглянул к Марине.

Она проснулась, едва он вошел. Увидела его, улыбнулась, протянула к нему руки. Калинов наклонился, поцеловал ее в губы, погладил по голове. Губы были мягкие, а волосы жесткие. Как и всегда…

Марина снова улыбнулась:

– Ты со мной как с маленьким ребенком!

Она села, свесив ноги с кровати. Но тут же снова легла, прислушалась.

– Она там бьется! – Марина взяла руку Калинова и, откинув, одеяло, положила на свой круглый живот. – Чувствуешь?

Толчки были довольно ощутимыми. Калинов, не удержавшись, погладил живот, потом осторожно убрал руку и набросил на жену одеяло.

– Хорошо, – сказала она, потянувшись, и закрыла глаза.

– Хорошо, – согласился Калинов. И осторожно спросил: – Где ты была?

– Когда?

– Вчера.

Она открыла глаза:

– Ты же знаешь… Гуляла по Летнему саду. Смотрела «Амура и Психею». Разве ты забыл? Я же тебе вчера вечером рассказывала!

– Да нет, не забыл, – сказал Калинов. Все было ясно. – Это я так… Кстати, твой врач хочет, чтобы ты сегодня легла в клинику на обследование.

В глазах Марины проснулась тревога.

– Почему? Я же себя хорошо чувствую… И почему он мне ничего не сказал? Я у него была на днях, ты знаешь.

– И тем не менее врача надо слушать. – Калинов сконструировал на лице выражение «строгий папочка».

– Хорошо-хорошо, – сказала Марина подчеркнуто-послушно и вновь потянулась к нему.

– Вот и умница! – Он еще раз коснулся ее губ, а потом пристально посмотрел в глаза.

Зрачки у нее были слишком большие. Тогда он, все так же пристально глядя ей в глаза, сказал гранитным голосом:

– Спать… Немедленно спать… И проснуться после десяти часов утра… А потом отправиться в клинику…

Лицо ее исказилось, взгляд окаменел, рука, лежащая у Калинова на затылке, судорожно дернулась, соскользнула и упала на одеяло. Марина спала.

Калинов вышел из спальни и закрыл дверь на замок. Воровато оглянулся. Свидетелей преступления в окрестностях не наблюдалось. Он посмотрел на часы: была половина седьмого. Он спустился вниз. В ванной шумела вода. Через несколько минут оттуда вышла Вита, одетая в халат. Подошла, прижалась к плечу мужа.

– Ты от нее? Как она?

– Спит.

Вита вздохнула.

– Она все еще под действием этого зелья. Я приказал ей спать до десяти.

– Она просыпалась?

– Да… Она ничего не помнит. Считает, что вчера была в Летнем саду, а вечер провела дома.

Вита, ничего не ответив, поднялась наверх. Калинов пошел на кухню, заказал стакан апельсинового сока. Сел и медленно выпил, бездумно глядя в стену. Минут через пять Вита вернулась, одетая в домашний комбинезон. Села рядом.

– Надо, чтобы никто не задавал ей никаких вопросов, – сказал Калинов.

– Постарайся к десяти сплавить детей и Анфису из дома. Доктор просил положить ее в клинику на обследование. Проводишь ее?

– Да, конечно… Ты запер дверь в ее спальню?

– Запер. Вот ключ. – Калинов опустил ключ в карман Витиного комбинезона. – Надо, чтобы никто не задавал ей никаких вопросов, – повторил он. – Врача я предупрежу. Ты поняла?

– Поняла… Долго она будет в таком состоянии?

– Одна инъекция волюнтофага действует не более шести часов. Так что, в худшем случае, часов в девять действие его прекратится. Спать она будет до десяти и больше чужих приказов выполнять не станет. Проследи тут за всем.

– А ты?

– А я буду искать того, кто так с нею обошелся.

– Черт бы вас всех, мужиков, побрал! – сказала Вита со слезами в голосе, встала и подошла к рисиверу. – Завтракать будешь?

– Буду. – Калинов встал, приблизился к жене и вдруг шлепнул ее по круглому заду. – Ничего, мать! Прорвемся!

– Я просмотрел результаты контроля джамп-связи за вчерашний вечер и ночь, – сказал Милбери. – Пусто. Никаких следов.

Калинов раздраженно побарабанил пальцами по столу.

– Ее вернули на флаере, – сказал он. – Сегодня ночью, с трех до четырех, прямо в мой сад… – Он покачал головой. – Такой наглости я не ожидал!

Милбери после некоторых размышлений предложил:

– Можно попробовать выйти на этот флаер через компьютеры системы безопасности полетов. Ночью не так много флаеров летает.

– Если только они шли на автопилоте. Впрочем, проверь… Хуже не будет.

– А могу я задействовать агентуру у монистов?

– Теперь можешь, но… Действовать аккуратно, наши агенты ни в коем случае не должны знать сути дела. Пусть все выглядит, скажем, как мероприятие по статистической обработке различных случаев киднапа. Нечто вроде секретного социологического исследования. Подробности проработаешь сам.

Милбери, кивнув, встал, но, словно вспомнив о чем-то, тут же сел. Калинов поднял на него равнодушные усталые глаза.

– А ты не намерен, – проговорил Милбери, – взять под охрану членов семьи?

– Намерен. Но этим я займусь сам!

Милбери ушел.

Калинов связался с О'Коннором. После дежурных приветствий сообщил, что Марину вернули.

– Очень рад, – сказал О'Коннор. – Ты делаешь официальное заявление?

– Нет. Хочу заняться похитителями сам. Твои предварительные проверки принесли какой-нибудь результат?

Кажется, О'Коннор даже обрадовался:

– Практически никакого. Кое-кто из специалистов по киднапу сейчас на Земле, но они лежат в глубоком дрейфе. Личные дела, любовь, отдых, финансовые операции… Все исключительно в рамках закона.

– Они не взяли денег, Джим!

О'Коннор удивленно присвистнул:

– Зачем же они ее похищали?

– Не знаю, – соврал Калинов.

– А тебе не кажется, что все это похоже на глупую шутку?

– Возможно… Ладно, буду разбираться.

В два часа Калинов отправился в клинику. Зуев встретил его в вестибюле.

– Мы ничего ей не сообщили.

– Как ее состояние? – спросил Калинов.

– Обследование уже закончено. Никаких следов волюнтофага в организме ко времени обследования не сохранилось. Все анализы соответствуют самочувствию нормальной женщины, ждущей ребенка. Девочка тоже в полном порядке. Я бы вашу жену хоть сейчас отпустил домой, но пусть полежит до завтра. На всякий случай… Должен сказать, похитители оказались на редкость гуманными людьми. Не ожидал!

– Вы что, встречались раньше с похищениями?

Доктор улыбнулся:

– Нет, конечно… Литература, видео… Там они выглядят несколько иначе.

Теперь улыбнулся Калинов.

– Пойдемте, – сказал Зуев. – Она сейчас на крыше. Нет причин отменять солнечные ванны.

– Послушайте, доктор. – Калинов взял Зуева под руку. – А вы уверены, что волюнтофаг не скажется на ребенке?

Доктор поскреб пальцами подбородок:

– Результаты обследования опасений не подтверждают. У вас будет очень крепкая девчонка… Впрочем, если желаете, мы можем оставить вашу жену в клинике до самых родов.

– Нет-нет! – быстро сказал Калинов. – Вряд ли подобная перспектива ее обрадует. Будем надеяться, вы правы.

– Ее обследовал сам профессор, – сказал Зуев подчеркнуто-равнодушно.

– Можете поговорить с ним.

– Извините, доктор… Я полагаю, он скажет мне то же, что и вы.

– Разумеется. – Зуев сразу оттаял. – Если бы он мог сказать что-нибудь другое, он бы с вами уже поговорил… Кстати, вы просили посоветовать вам, как объяснить Марине Васильевне исчезновение из ее памяти вчерашнего дня…

– Да-да, я и сам ломаю над этим голову.

– Не ломайте! Мы перед обследованием усыпили вашу жену, а когда она проснулась, я сказал, что была применена новая методика, требующая длительного времени, и что вашей жене пришлось посвятить сну целые сутки. Я оформил ее поступление вчерашним утром.