Текст книги "Охота на викинга"

4

Рита утопала в счастье.

Оно наступило не вдруг, но пришло само собой. Просто обычная жизнь незаметно сменилась жизнью счастливой, как одно время года сменяется другим.

Как и когда это произошло? Рита не могла назвать ни ключевого события, ни точной даты. Счастье вкрадывалось постепенно, словно утренний туман.

Поначалу она сбегала к Нильсу, ища отдушину. Находиться с ним было приятнее, чем сидеть в квартире лысого Николая Александровича с глупо веселящимися девками и тошнотворно-глянцевым Филиппом.

Для себя она все объясняла работой. При этом глубоко внутри Рита сознавала, что лукавит. Не желание поработать гнало ее к Нильсу. Да и под работой она понимала совсем иное.

И все же она ехала к нему при первой возможности. И проводила с ним время. Иногда игнорируя инструкции лилльского палача, иногда следуя им. Но это «выполнение инструкций» потеряло обязательность, и Рита скорее отмечала, что сделанное просто так, само собой, вдруг попадало в наставления Николая Александровича.

Поймав себя на этом, Рита задумалась. Первая мысль, пришедшая в голову, немного напугала: она научилась играть и играет не хуже лысого мужика с глазами варана. Другой бы порадовался открывшемуся умению манипулировать людьми, но Риту передернуло от одного сравнения себя с лилльским палачом. Мгновенно нашлись аргументы против таланта манипулятора, что немного успокоило, но тут накатила вторая мысль.

Оглушительная, беспощадная и еще более пугающая.

Неожиданно Рита поняла, что влюбилась. Наверное, даже впервые в жизни – всерьез, по-настоящему. Как и когда это произошло? В какой момент? Быть может, когда перестала думать о нем как о Железном дровосеке? А может, когда стала называть его «Ни»? Или когда поняла, что не сможет признаться, рассказать про Николая Александровича и странную модельную контору?

По счастью, лилльский палач пропал. Одно время он давал крышу над головой, деньги на карманные расходы и инструкции. Одновременно с этим Рита большую часть времени проводила у Нильса, существовала за его счет и уже активно сомневалась, кто на самом деле ее содержит: клиент или работодатель. А потом Нильс снял ей квартиру, и Николая Александровича не стало. И уже никто не мешал счастью. Это было необъяснимо, странно и здорово.

Все было хорошо.

Приподъездное словечко «любовники», отдававшее какой-то пошлятинкой, неожиданно перелицевалось в невозможно романтическое «влюбленные».

И это было про них…

Осень облетела. Ее увядшую желтизну украдкой спрятали в черные мешки дворники в оранжевых жилетках. Прохлюпал подмерзающей на ночь слякотью ноябрь. Посеревший город припорошили белым первые дни декабря.

Москва засуетилась, забегала по магазинам в преддверии Нового года, до которого оставался еще месяц. Они с Ни не стали исключением – чуть ли не каждый вечер выбирались в какой-нибудь торговый центр, ходили по распродажам, подвальчикам, где продавали хендмейд, заглядывали даже в книжные магазины.

Как-то сыроватым снежным вечером на ярмарке, раскинувшейся у метро «Третьяковская», в палатке между покровскими пряниками и елочными игрушками они наткнулись на лоток с ракетами, петардами, шутихами и прочими фейерверками. Продавец, седой старичок в огромном зеленом пуховике, радушно раскинул руки над своим товаром:

– Выбирайте! Прямо из Поднебесной, все лицензионное, никакого контрафакта! Традиционные китайские новогодние изделия. Порадуйте своих родных и близких, сделайте Новый год ярче!

Нильс решительно замотал головой:

– Нет, нет! В Москве запрещено…

А Рите вдруг очень захотелось, чтобы новогодней ночью в мутное московское небо взвились запущенные ими ракеты, чтобы там, наверху, забабахало, заискрило, засверкало пусть и иллюзорное, китайское, секундное, но счастье.

Как в детстве.

Рита продвинулась вперед, замерзшим пальчиком ткнула в какие-то сине-розовые цилиндрики с хвостиками.

– А это что?

– Отличный выбор! – обрадовался дедок. – «Поющий дракон». Эксклюзив, авторская работа. Там, внутри, такая костяная дудочка. Она летит и поет. Очень красиво.

Рита вцепилась в руку Нильса. Тот выкатил челюсть и с непреклонным видом смотрел куда-то в замоскворецкую мглу.

– Ни-и… Ну пожалуйста!

– Дракона нужно запустить в самый канун Нового года, – подлил масла в огонь ушлый дедок, – чтобы своим пением он отпугнул всех злых духов и демонов, и тогда наступивший год будет счастливым.

– Ни-и-и… Ты что, не хочешь, чтобы наступивший год…

Датская крепость оказалась «приступной» – сдалась после первого же штурма.

– Хорошо, дорогая! – кивнул Нильс и полез за бумажником. – Но только одну…

– Их всего две осталось, – голос продавца сделался масляным. – Берите уж обе, чтобы каждому по одной. Вы такая гармоничная пара…

Спустя пару часов они возвращались домой с двумя «Поющими драконами». Во дворе светили желтым мутноватым светом фонари. Черные голые ветви деревьев устремлялись в темное небо, переплетались замысловатой паутиной. Рита остановила Нильса посреди двора в стороне от деревьев, встала на цыпочки, поцеловала…

– А давай не будем ждать Нового года, – прошептала она. – Давай одну запустим прямо сейчас? Я так хочу послушать, как этот дракон поет и отпугивает духов!..

Ракета с шипением, оставляя дымный след, ушла в темное небо – и над домами, над голыми тополями и скелетами антенн, над дворами и машинами разлился вдруг заунывный, тоскливый свист, сменившийся тут же истошным воем. Бабахнуло – и стихло.

Нильс сдержанно фыркнул, тактично давя смех. Рите и самой было смешно. Лицензированный «Поющий дракон» орал противнее, чем коты в марте.

«Традиционные китайские новогодние изделия» забылись, едва они переступили порог квартиры. Этот год заканчивался счастливо безо всяких петард, отгоняющих злых духов.

Нильс неожиданно засобирался. Рождество он должен был встретить с родственниками на родине – такова семейная традиция. Рита оказалась поставлена перед фактом за завтраком.

– Едем. Познакомлю тебя с семьей.

Привыкшая уже к деликатности своего мужчины, Рита от неожиданности рассыпала приборы. Ножи и вилки бряцали о кафель кухонного пола.

Нильс посмотрел озадаченно.

– К гостям, – растерянно улыбнулась Рита и принялась собирать столовое железо.

Он опустился рядом с ней на колени, помогая поднимать вилки.

Завтракали молча. Такой натужной тишины не было со времен их первого знакомства. Овсянка не лезла, тосты упорно драли горло. Нильс хмурился.

– Ты не хочешь со мной ехать? – спросил наконец в лоб.

– Хочу, – искренне выпалила Рита, – но…

Она замолчала, ища слова и собираясь с мыслями. Счастье вышло зыбким. Простой, понятный и требующий однозначного ответа вопрос оказался неразрешимым. Между ними поднималась тень палача Николая Александровича. И беда была в том, что он не видел этой тени, а она не могла о ней сказать.

– Если из-за визы, – по-своему понял затягивающуюся паузу Нильс, – то это не вопрос. У меня есть знакомые.

Рита помотала головой:

– Это не из-за визы, просто я…

Она снова замолчала. Как сказать, что ее просто не отпустят? А если осмелится пойти против воли лилльского палача, все одно ничего не выйдет, ведь ее паспорт до сих пор у Николая Александровича.

– У меня нет заграничного паспорта, – выдавила, почти не слукавив. – А его за два дня не сделаешь даже по знакомству.

– Все понятно.

Нильс встал из-за стола и вышел. Рита убрала со стола и принялась мыть посуду.

Кажется, он обиделся. Не удивительно. Нильс столько рассказывал о своей бесконечной родне, делал это так ярко, так живо, что самому бесчувственному слушателю понятно, насколько тепло и трепетно он относится к семье. Знакомство с родственниками было для него, наверное, очень важным моментом, практически ритуалом, а она… А что она? Она не могла поехать и не могла раскрыть ему истинных причин. Потому что правда стала бы концом всех отношений.

Рита выключила воду и прислушалась.

За все время это была первая ссора. Ну, или лучше сказать – размолвка. Рита догадывалась, что идеальных отношений не бывает. Знала, что когда-то в чем-то да разойдутся. Только не ждала, что причиной станет лысый Николай Александрович и…

Нильс вошел неслышно, подошел сзади, обнял, поцеловал. Рита чуть дрогнула от неожиданности.

– Прости, – тихо сказал он. – Мне просто очень хотелось познакомить тебя с семьей. Я не хотел… извини.

От этой мягкой деликатности, от этих непрошеных и незаслуженных извинений ей стало совсем горько. Она быстро развернулась и поспешно, чтобы он не видел подступивших вдруг слез, уткнулась ему в грудь.

Он нежно погладил ее по волосам.

– Мы обязательно поедем, – прошептала она, чувствуя себя так, будто обманывает, предает доверившегося ей ребенка. – В другой раз. Обязательно.

Нильс неуклюже поцеловал в макушку. Отстранил чуть, посмотрел обычным теплым взглядом.

– Конечно, Арита. Я вернусь до Нового года. Ты только обещай мне, что не уедешь в этот свой Сибирск, хорошо?

– Не уеду, – пообещала она.

– Честно?

– Честно, Ни. Обещаю.

Билеты Нильс купил быстро. У него вообще все происходило просто и быстро там, где у других возникала куча сложностей.

– Туда двадцать первого, обратно двадцать восьмого. Рождество встречу с родителями, Новый год с тобой, – отчитался он, как примерный муж.

– А родственники не обидятся, что ты встречаешь Новый год не с семьей?

– Как раз с семьей, – заговорщицки улыбнулся Нильс и потребовал: – Закрой глаза.

Она послушно смежила веки. Сердце замерло, когда он порывисто ухватил ее за руку. Рита открыла глаза, давя рефлекторное желание отдернуть руку. На безымянном пальце посверкивало бриллиантиком золотое кольцо.

Мир замер. Потом перевернулся, и все, что могло упасть, с хрустальным звоном осыпалось вниз. Рита зависла на одно кратчайшее и в то же время бесконечное мгновение между небом и землей, окруженная множеством сверкающих звездочек.

Ей сделали предложение!

По-настоящему, как в кино – с бриллиантовым кольцом. И предложение сделал не постылый ухажер, а любимый человек.

Сам.

Без намеков.

Сюрпризом.

Счастье!

Оно вошло в Риту, как солнце входит в тучу, озаряя ее изнутри живым, теплым огнем.

– Ни… – прошептала она, – что это?

– Кольцо, – невозмутимо произнес он.

– Это предложение?

– А ты против?

– Ты ведь меня совсем не знаешь, – беспомощно произнесла Рита.

– Я знаю, – Нильс притянул ее к себе и поцеловал. – Я знаю, что я тебя люблю.

И снова внутри Риты что-то всколыхнулось, словно вот сейчас она предавала светлые, искренние и такие наивные чувства большого ребенка.

Аэропорт. Зачем она поехала его провожать, Рита не могла объяснить даже себе. Нильс был против, ворчал, что в этом нет никакого смысла. Но ее с самого утра охватило непонятное чувство тревоги, и Рита настояла на своем.

В «Домодедово» было пустовато. Рита не обнаружила ни ожидающих задерживающегося вылета пассажиров, спящих в креслах, ни суеты, которая всегда царит в аэропортах в кино. Так, люди то там, то здесь. Может, тут и случалась суматоха, но в огромных пространствах аэровокзала она терялась и лишалась всякой значимости.

Они попили кофе в местной ничем не примечательной кафешке. Потом Нильс сдал чемодан и пошел на посадку. Дальше Риту не пустили, и они целовались на прощание.

Но почему-то беспокойство не уходило. Только обострялось.

– Позвони, как долетишь, – попросила Рита, неожиданно для себя.

Она с детства терпеть не могла «дежурные отзвоны», которые казались бессмысленным ограничением, и никогда не думала, что сама станет приставать к кому-то с дурацкой просьбой «позвони, как только…».

– Конечно, – улыбнулся Нильс. – Да ты не волнуйся, тут лететь меньше трех часов. Домой вернуться не успеешь, а я уже позвоню.

Домой она возвращалась на такси. Водитель, угрюмый небритый мужик, всю дорогу сидел с непроницаемым видом и молчал. Его физиономия, унылая, как грязная московская зима, навевала тоску. Заговорил он лишь раз, когда остановился у подъезда, и то только для того, чтобы озвучить стоимость поездки. Она расплатилась и поднялась к себе наверх.

Снятая Нильсом специально для нее квартира, что всегда нравилась – Рита жалела даже, что жилплощадь не своя и своей никогда не станет, – впервые показалась пустой и мрачной.

Отсутствие Нильса ощущалось почти физически. За окном густели ранние сумерки. Холодно, темно, уныло. В голову лезли дурацкие сюжеты про упавшие самолеты из новостей.

Рита зябко поежилась, прошлась по комнатам. Включила свет во всей квартире, плиту на кухне, обогреватель и телевизор в комнате. Но ни теплее, ни веселее не стало.

Время шло. Телефон молчал.

Бурчание телевизора проплывало мимо ушей. Надо было чем-нибудь заняться. Убраться, что ли? Но мысль об уборке не вдохновляла.

Она выключила телевизор, прилегла на диван и закрыла глаза. Телефон не заставил себя ждать. В тишине пустой квартиры его пронзительный звонок заставил вздрогнуть. Рита подскочила с дивана и бросилась к надрывающемуся аппарату.

– Да?!

– Уехал? – поинтересовалась трубка подзабытым уже голосом лилльского палача.

– Откуда вы знаете?

– Для начала здравствуй, – бесстрастно отозвался Николай Александрович.

– Здравствуйте.

– Уже лучше. Собирайся, приезжай.

– Когда? – опешила Рита.

– Сейчас.

– Я не могу… я звонка жду.

– Не страшно. Он потом перезвонит. А к тебе тут родственники приехали.

– Что?.. – совсем растерялась Рита.

– Больше всего не люблю говорить с глухими и тупыми. Приходится повторять по несколько раз. А чувствовать себя попугаем раздражает, – без намека на раздражение сказал Николай Александрович. – Бери такси и приезжай.

И прежде чем Рита успела что-то ответить, трубка запищала короткими гудками.

Родственники приехали. В груди трепетало, в голове вспугнутыми белками скакали мысли. Как приехали? Как нашли? Главное – кто приехал? Мать? Наверное, мать. И явно не одна. Иначе Николай Александрович так бы и сказал: «мать», а он сказал: «родственники» – значит, несколько.

Мать и Вика? Может быть, даже бабушка? Нет, бабушка вряд ли. Бабушке такие переезды уже не по возрасту.

Рита поспешно заперла дверь, дробно стуча каблуками, пробежала по лестнице, как не бегала, наверное, с далекого детства. Выскочила на улицу.

Промозглый ветер слегка отрезвил. Рита запахнула пальто, принялась поспешно застегиваться. Только теперь сообразила, что не заказала такси. Ладно, это Москва, здесь достаточно выйти на дорогу и махнуть рукой.

Она подняла воротник и заспешила прочь со двора.

С другой стороны, мать никогда не любила ездить куда-либо. Жила в своем маленьком, простом для понимания мирке и боялась высунуть нос за его пределы. Чувствовала себя неуютно, даже если нужно было в Новосибирск съездить. И чем дальше требовалось отъехать от дома, тем сильнее напрягалась. Закатывала отцу истерики, объясняя их какими-то бытовыми мелочами, а сама просто боялась мира. И с возрастом этот страх не уменьшился.

Так, может, не мать, а бабушка и Вика?

Рита вышла на дорогу, подняла руку. Рядом притормозил «Логан» неопределимого под слоем грязи цвета. Стекло пассажирской двери сползло вниз.

– Куда?

Рита назвала адрес. Водитель потянулся, распахнул дверь.

– Садись.

– Сколько?

– Там договоримся, – вальяжно отозвался мужичок.

Обычно Риту злил такой подход, но сейчас было не до того, и она плюхнулась на сиденье. В машине жарила печка, играла какая-то бодрая попса вроде «Русского Радио».

А может, они все-таки все вместе приехали? Втроем? Было бы здорово. Интересно, как там Вика?

Рита вдруг поняла, насколько соскучилась по забытым родичам. Особенно по сестре. Как она живет? С кем теперь дружит? Рисует ли еще? Вика здорово рисовала. Они даже мечтали вместе, что Рита станет моделью, а Вика будет рисовать ей платья.

Моделью…

Кем она стала?

– Я покурю? – оторвал от мыслей посторонний голос.

– Что?

Водитель убавил громкость орущей магнитолы, повторил:

– Закурю?

Рита махнула рукой. Пусть делает, что хочет. Это его машина, его правила. Да и какая разница?

Щелкнул прикуриватель. Водила с сигаретой в зубах запыхал, пуская дым. В одной руке руль, в другой прикуриватель.

Не включая поворотника, дернулся вправо, подрезал кого-то и тут же резко дал по тормозам, чуть не выронив сигарету. Риту мотнуло, она едва успела выставить руку и упереться ладонью в крышку бардачка.

– Козел! – рявкнул мужик на того, кого сам же подрезал, и нервно долбанул по клаксону. – Ездить научись! Понаехало вас…

Рита искоса глянула на водителя, но ничего не сказала. Зачем нервировать того, у кого с нервами не все в порядке. Лишь бы довез побыстрее, все остальное сейчас неважно. Поскорее бы увидеть Вику. И бабушку. Ну и мать тоже.

«Логан» остановился у знакомого дома, проскочив нужный подъезд. Рита не стала ничего говорить. Спросила:

– Сколько с меня?

Водила назвал цену. Она не услышала, мысли были далеко. Отсчитала деньги на автопилоте, пихнула купюры и выбралась на свежий воздух.

Уже в подъезде, приближаясь к ненавистной квартире-студии, Рита вдруг испугалась. А что она им скажет? Как вообще все это будет? Она ведь сбежала из дома втихаря, украдкой. Сбежала, боясь ссор, скандалов и серьезных разговоров. Сбежала неизвестно куда и пропала. Не объявлялась и не звонила даже ни разу за эти месяцы.

Забыла о семье.

А семья о ней не забыла. Нашли. Как нашли? А вдруг там милиция?

Рита поспешно убрала палец с кнопки звонка, но было уже поздно. Заскрежетал отпираемый замок, дверь распахнулась. На пороге стоял лысый Николай Александрович.

– Долго ехала, – бросил он вместо приветствия. – Заходи.

Рита прошла, затопталась в коридоре. Николай Александрович подтолкнул к комнате.

– Чего застыла, как неродная? Проходи.

Сердце бешено заколотилось. Рита вошла в комнату и застыла на пороге. На диване рядком сидели двое мужчин и пожилая женщина. Старуха смотрела остро и недобро, цыкала золотым зубом. Мужчины были ей знакомы, но их она точно не ожидала здесь увидеть.

– Привет, – помахал рукой Рите белобрысый толстяк – папа ее воспитанника из далекой тогучинской жизни.

– А-а-а… – протянула растерянно Рита.

– Рот прикрой, – посоветовал лилльский палач. – Сядь.

Ничего уже не понимая, Рита опустилась на диван напротив мужчин и старухи. Николай Александрович встал между ней и приезжими, словно рефери на ринге.

– Знакомься, – сказал буднично, указывая на белобрысого толстяка. – Это твой дядя Олег. Это, – последовал кивок в сторону черноволосого подтянутого мужчины, – твой двоюродный брат Костя. А это твоя бабушка, Надежда Ивановна.

Темноволосый, что прислал ее сюда, обещав модельное будущее, подмигнул. Все это выглядело глупым фарсом.

– Я не понимаю.

– Чего непонятного? Олег, Костя и Надежда Ивановна побудут твоими родственниками. Хорошо, что твой банкир уехал, у вас будет время договориться о нюансах, чтобы в показаниях не плавали.

«Здесь нет ни мамы, ни Вики, ни бабушки. Не было, нет и не будет», – пришла запоздалая и отчетливая мысль. А следом навалилась усталость, стремящаяся разом к истерике и к апатии. К чему больше, Рита пока не поняла.

– Это какая-то ошибка …

– Это бизнес, – сухо ответил Николай Александрович.

– Зачем это все?

– Вы ее не подготовили что ли? – возмутился темноволосый Константин.

В той, прошлой жизни, в доме с бассейном между Тогучином и Новосибирском черноволосый Константин выглядел по-дворянски благородным хозяином. На фоне уверенного лилльского палача с холодным вараньим взглядом образ терялся, и черноволосый в самом деле превращался в Костю – мальчика на подхвате. Словно подтверждая ее мысли, Николай Александрович вскинул руку, заставляя черноволосого замолчать.

– Это бизнес, – повторил он. – Твоему дяде и твоему двоюродному брату нужно будет устроить одно общее дело с господином Хагеном. Семейное, можно сказать, вы же семья. Вон и колечко на пальце. Так что семье он не откажет. Дело закрутится, все будут довольны. Получишь свой процент, а там делай что хочешь. Можешь остаться в бизнесе, можешь соскочить.

Слова звучали просто и вместе с тем странно, будто из детективного сериала с канала НТВ. Рита поежилась.

– А если я откажусь?

– А если не откажешься? – покачал головой Николай Александрович.

Он смотрел на нее своим бесстрастным взглядом древней ящерицы, так, словно гипнотизировал мелкого зверька, что в следующее мгновение должен стать пищей. От этого взгляда Рита задрожала.

– А почему вам просто не прийти к Нильсу и не предложить это дело?.. Без меня…

– Лишние вопросы задаешь.

– Но вы можете пообещать, что все будет законно? – отчаянно спросила Рита, чувствуя, как апатия уступает истерике.

– Я не собираюсь ничего тебе обещать, – в голосе лилльского палача впервые зазвенел металл. – Это твоя работа. Ты делаешь, мы платим. Всё просто и красиво. А дальше – на твое усмотрение: можешь остаться, можешь уйти. Но сейчас тебя никто не спрашивает. Ты просто делаешь то, что тебе сказали.

Сердце стучало, мысли прыгали, мешая сосредоточиться. Рита почувствовала себя мухой, застрявшей в паутине. И чем больше дергаешься, тем сильнее увязаешь.

– Я не стану, – тихо сказала она, но голос дрогнул и дал петуха.

– Николай Александрович, это фуфляк, – снова подал голос черноволосый Константин.

Лилльский палач повернулся к дивану напротив, недовольно посмотрел на Костю.

– Ты меня поучить решил? Если такой умный, надо было у себя там чище работать и обрабатывать ее раньше, чем сюда присылать. Надули в уши про подиумы-показы, халявщики! – последнюю фразу Николай Александрович прорычал так, что у Риты по спине побежали мурашки. Тут же добавил обычным спокойным тоном: – Так что захлопни варежку и не суйся, пока я не попрошу.

– Ты не забылся? – набычился темноволосый. – Я тебе не хрен с горы.

– Вам, – мягко поправил лилльский палач. – И ты именно хрен с горы. Это ты в Новосибе кто-то, а здесь – пустое место. И не забывай, кому ты своим «там» обязан. А теперь все – ам!

Черноволосый стал похож на закипающий чайник. Рите показалось, что сейчас сорвет крышку и с диким свистом наружу рванет пар, но Костя проглотил неприятную тираду. Николай Александрович улыбнулся, не снимая с лица улыбки, повернулся к Рите. От жесткого оскала лилльского палача захотелось бежать без оглядки.

Она отпрянула.

– Я не…

– Будешь. Будешь делать то, что тебе скажут, и так, как тебе скажут, – мягким голосом, продолжая улыбаться, заговорил Николай Александрович. – Или начнутся неприятности. Не у тебя, у Вики. Твою сестренку ведь Викой зовут? Вика любит на речку на этюды бегать. Представь, что она с этюда не вернется. Станут искать, найдут мольберт и краски. А потом и ее найдут, ниже по течению. Синюю, как Лору Палмер. Смотрела кино?

Рита похолодела.

– Н-нет…

– Есть вариант, – мягко улыбаясь, продолжил лилльский палач. – Твоя маленькая сестренка станет рисовать этюды вон у Олега в баньке. У него для юной художницы работенка найдется. И с Викой ничего не случится, поживет еще. Только когда в нее половина Новосибирска и области баллоны спустит, ты еще подумаешь, что лучше – чтобы девчонка умерла непорченой или вот так жила. Как думаешь, что лучше? Выбирай.

– Вы этого не сделаете…

Рита отчаянно посмотрела на троицу, что сидела напротив. Они же обещали ей модельный бизнес. А эта женщина… Она же взрослая женщина, она же не может в этом участвовать. Мужчины шарили взглядами по комнате, словно изучали незнакомое помещение. Старуха недовольно разглядывала ногти. Все трое вели себя так, будто ничего не происходило.

– Я – нет, – мягко произнес Николай Александрович. – Ты это сделаешь. Или выполнишь работу, получишь деньги и полную свободу, или выберешь новую судьбу для своей любимой сестренки. А если я ошибся и сестренка нелюбимая, то там еще мама есть и бабушка. И папа. Он хоть с вами и не живет, но есть же. Так что выбирай.

Он замолчал. В ушах оглушающе свистела тишина. По похолодевшим щекам текли горячие слезы. Молчаливые и беспомощные. Петля затянулась. Дергаться больше невозможно.

В голове некстати возник голос проводницы Клавдии: «Ну и дура! Развод это».

Тогда Рита, кажется, спорила. Или просто давила в себе несогласие.

«Не жди от Москвы ничего хорошего. Глупындра. Вот продадут тебя в бордель или на органы, будешь знать. Или еще проще. Вот не встретит тебя завтра никто, что будешь делать?»

Лучше бы ее тогда не встретили…

Рита опустила голову.

– Вот и хорошо, – снова отвратительно-мягко заговорил Николай Александрович. – Забирай родственников и езжай домой, а то жених не дозвонится, нервничать станет. А нам нервы лишние сейчас ни к чему. У нас все хорошо. А будет еще лучше.