Текст книги "Охота на викинга"

6

Его звали Нильсом. Произнесенное один раз, это имя намертво застряло в голове. От него странным образом одновременно тянуло холодом севера и теплом детства.

Железный дровосек. Нильс, путешествовавший с дикими гусями…

«Нужный человек» – звучало взросло, официально, по-деловому безлико. Таким он мог быть для Николая Александровича. При ближайшем рассмотрении рисовался совсем другой образ. По-детски наивный и непосредственный. Как будто жизнь по какой-то причине еще не испытывала на прочность этого детину, или же он был настолько светел, что не обратил внимания на крутые повороты, не ожесточился, не обзавелся скепсисом и цинизмом, не растерял умения удивляться и восторгаться. Был и другой вариант: все это маска, под которой на самом деле скрывается другой человек. Но эту версию Рита отмела как несостоятельную.

Лет в пятнадцать она заинтересовалась Эрнесто де ла Серна [10]10
  Имеется в виду Эрнесто Рафаэль Гевара Линч де ла Серна – Че Гевара.


[Закрыть]. Его склоняли в Интернете, его использовали в нелепых карикатурах с чебурашкой, он героически смотрел вдаль с футболок одноклассников и – не только. Он был символом, который ни Рита, ни ее сверстники толком не понимали. Ей стало интересно, она озадачилась вопросом, и символ заиграл совсем иными красками.

На самом деле Эрнесто проиграл. Проиграл в пух и прах, став символом того, против чего боролся. Символом, который продавали и покупали оптом и в розницу и те, с кем он боролся, и те – за кого. Но речь не о том.

Помимо героической фотографии, сделанной Альберто Корда, Рита откопала и множество других. Простых, житейских. Потом она еще много чего читала про этого кубинского партизана, но, что бы там ни писали про него, верила только Эрнесто. Потому что человек с чистыми глазами ребенка не может врать. Он может заблуждаться, быть неправым, но делать это искренне, потому что люди с таким взглядом не врут.

Железный дровосек Нильс показался ей человеком того же сорта. В его глазах светилось что-то по-детски чистое, что никоим образом не облегчало ему жизнь.

Николай Александрович сказал, что надо быть естественной и непринужденной. Рита старалась, но чувствовала скованность. Легко сказать – сложно сделать. Особенно в обстоятельствах, когда непринужденность как раз неестественна. Чужой город, незнакомая ситуация, помпезность клуба и посторонние люди к естественности не располагали.

Все закрутилось очень быстро. Несколько слов – короткий разговор. Какие-то подвижки и перестановки, и вот она уже за столом рядом с Нильсом. Но Нильсу вроде бы было не до нее, хотя неприятный Дмитрий с небогатой мимикой, усиленно корежил лицо, делая Железному дровосеку недвусмысленные намеки. Рита предпочла занять выжидательную позицию. Она мило улыбалась и отвечала, когда обращались непосредственно к ней, в остальное время молчала и со значением потягивала сухое красное вино. Пить ей не хотелось, есть тем более, сухие вина она никогда не любила, но нужно было хоть чем-то занять руки, чтобы не показать волнения. Оставалось цедить сквозь зубы виноградную кислятину, изображая роковую женщину в ожидании агента с двумя нулями в позывном.

Нильс веселился, но в этом веселье чувствовалась внутренняя дилемма. Иногда он забывался и радовался совершенно искренне, порой словно вспоминал о чем-то, и тогда веселье становилось немного натянутым, будто не для себя, а для других. Временами Рита ловила на себе его взгляд, и под этим взглядом ей начинало мерещиться, что она все же ошиблась в Нильсе.

Что-то в нем было странное. И даже жутковатое.

Время шло с непонятной скоростью. Рита не могла сообразить для себя, сколько она здесь находится: двадцать минут или два часа. Веселье развалилось и частично переползло на танцпол. Застолье поредело.

Нильс пил водку с толстым, словно бы надутым мужиком в солидном костюме. В отличие от костюма его обладатель растерял всю солидность. Узел галстука закосел и съехал набок, рожа толстяка была красная, голос громкий, повадки грубоватые. Дядька пытался научить «принца датского» пить с локтя, но ему мешал объем, и урок приобретал пьяную неуклюжесть.

Отвлекая от разнузданного зрелища, рядом громоздко плюхнулся Дмитрий.

– Ты чего такая? – спросил с прикрытым улыбкой недовольством. Усы зашевелились, словно жирная мохнатая гусеница.

– Какая? – не поняла Рита.

– Квелая, как размороженный кальмар. Потанцуй с ним, что ли…

– А если я не танцую?

– Танцуешь.

– А если он не хочет?

– Постарайся, чтоб захотел. Ты ж на работе, крошка.

Рита почувствовала неожиданный прилив злости. Дмитрий ей не понравился с самого начала, а теперь просто раздражал. В конце концов, он-то кто такой, чтобы ей указывать? Нильс – нужный человек, Николай Александрович – работодатель. А Дмитрий? Посредник? Заинтересованный человек? Просто хамло? Последнее – в точку.

А может, усатый жирдяй не виноват, просто давно копившееся напряжение подбиралось к той черте, за которой край, точка кипения. Рита хотела ответить что-то едкое, но не успела.

– Он к вам пристает?

Девушка обернулась. Рядом стоял нетрезво раскрепощенный Железный дровосек.

– О, шеф, – немедленно среагировал Дмитрий. – Еще по полста за твое здоровье?

Нильс нетрезво кивнул.

– Только я сначала отлучусь в места не столь отдаленные, – пошел на попятный Дмитрий и с неожиданным для своей комплекции проворством налима выскользнул из-за стола. С безопасного расстояния щелкнул пальцами, наставив указательный на виновника торжества: – Я вернусь.

И поспешно ретировался.

Рита благодарно посмотрела на Нильса. Успела заметить, как тот отвел взгляд в сторону, хотя она была уверена: еще секунду назад он смотрел на нее. Что это? Застенчивость? Не похоже, чтобы этот человек испытывал подобные чувства. Или…

Ее не покидало ощущение, что Железный дровосек все время то ли сравнивает ее с кем-то, то ли пытается узнать в ней кого-то.

– Любите красное вино? – поинтересовался Нильс, глядя на бокал, что Рита по инерции покручивала в руках.

– Сухое – нет, – излишне откровенно выпалила она. – Сладкое люблю.

Спохватилась: не обидела ли? Но Железный дровосек вдруг посмотрел на нее и заговорщицки улыбнулся:

– Сбежим отсюда?

– Куда? – растерялась Рита.

– Туда, где есть сладкое вино, но нет людей и шума.

– А как же ваши гости?

– Они догуляют и без меня.

Никаких инструкций по поводу отъезда из клуба Рита не получала. Звонить Николай Александрович велел лишь в крайнем случае, не уточнив, какой именно случай можно считать крайним. Да и не получилось бы сейчас позвонить.

– Сегодня ваш день рождения, – ушла от прямого ответа девушка, однако намек прозвучал, и Нильс его понял.

– Тогда поехали.

Ускользнуть из клуба удалось довольно легко. Правда, виновник торжества выскочил в одной рубахе и оставил внутри все – от гостей до пиджака с кошельком и машины с водителем.

Рита плыла по течению. В этот бесконечно долгий и странный день все менялось настолько быстро, что она устала не только удивляться и реагировать, но даже воспринимать происходящее всерьез. Сейчас все казалось какой-то странной игрой с непонятными правилами, в которой свою роль она представляла весьма смутно.

Такси нашлось мгновенно. Целый ряд машин, от огромного старого «Мерседеса», который в девяностые принято было обзывать «пятисотым», до корейских малолитражек российской сборки. Но почему-то из всего этого изобилия Нильс выбрал побитую жизнью «шестерку». В смысле шестую модель «Жигулей». Рита подумала, что такой машины она в Москве точно не ожидала увидеть. Ее «похититель» тем временем склонился к окну и о чем-то договаривался с водителем. Потом махнул рукой.

«Неужели важный человек поедет на этом?» – мелькнуло в голове.

Подтверждая прошмыгнувшую мысль, Нильс приглашающе распахнул заднюю дверь. Рита села, надеясь, что Железный дровосек поедет впереди с водителем, но тот плюхнулся рядом.

Хлопнула дверца, трескуче защелкал поворотник, и машина, натужно взревев, рванула от клуба. Рита посмотрела в окно на удаляющееся заведение. Как и где ее теперь станет искать Николай Александрович? Или они вернутся обратно? Или не вернутся?

И кто заплатит за эти посиделки в клубе? Счет-то там должен быть солидным, а они вроде как сбежали не заплатив.

Мысли в голове крутились совершенно странные. По идее, неоплаченный счет в клубе ее не должен заботить вообще никак. Она к нему не имеет никакого отношения.

И вообще она – сама по себе.

Железный дровосек забросил ручищу ей за спину, положил на спинку сидения. Рита внутренне напряглась, готовясь к закономерным приставаниям и не зная, как себя вести, но рука «похитителя» лежала спокойно.

Машина вывернула на огромный широкий мост и понеслась к Кремлю, мимо красных башен, увенчанных пятиконечными звездами. Рита жадным взглядом вцепилась в древние стены, торопясь рассмотреть как можно больше, и неожиданно отметила, что Нильс вглядывается в подсвеченный кремлевский ансамбль с не меньшим интересом, чем она сама. В глазах Железного дровосека отражались пролетавшие за окном огоньки, и они светились едва ли не ярче, чем рубиновые звезды на фоне ночного неба.

«Жигуленок» выскочил на очередную набережную, крутанулся по бульвару, а потом запетлял по темным улочкам, окончательно запутывая и без того недоступную для запоминания дорогу. Наконец машина остановилась возле интимно светящихся окон небольшого ресторанчика. Водитель повернулся к пассажирам и сообщил:

– Приехали.

Пока Рита выбиралась из пропахшей бензином шестерки, ее похититель расплатился мелкими купюрами и даже позвенел в ладони мелочью. «Он совсем без денег, – подумала Рита. – Зачем же привез меня в ресторан?»

Облезлая «шестерка», помнившая, должно быть, еще похороны Андропова, покряхтывая, покатила в ночь.

В отличие от клуба, в ресторане было пусто и тихо. Приглушенный свет, негромкая музыка фоном, дорогие скатерти. Официант в белоснежной сорочке и черном фартуке поздоровался с Железным дровосеком как со старым знакомым, мягко опустил на стол перед Ритой тяжелое меню в массивной кожаной обложке, улыбнулся.

Нильс потянулся за винной картой. Наметанным взглядом побежал по наименованиям.

Рита между тем заглянула в меню и еле-еле удержалась от удивленных восклицаний. Цены под кожаной обложкой не поддавались осмыслению. Есть и без того не очень хотелось, а после увиденных циферок расхотелось окончательно.

Палец Железного дровосека остановился на строке в винной карте.

– «Пассито ди Пантерелия» две тысячи первого года.

– Бокал?

– Бутылку, – поправил Нильс и посмотрел на Риту. – С этим вином хорошо сочетается сыр и десерт. Вы ведь не ели?

– Я не голодна, спасибо.

Это прозвучало настолько скованно и неискренне, что Рита потупилась.

– И сырную тарелку, – добавил к заказу ее похититель. – Все на мой счет.

Официант вежливо кивнул и беззвучно удалился.

– Я не самый главный ценитель сладких вин, но это неплохое. Кто-то предпочитает «Сатерн» из Франции, но мне он кажется уж слишком сладким. Предпочитаю Италию.

Сырная тарелка оказалась необъятным блюдом с разложенными на кучки странными сырами, порезанными небольшими кусочками. Рядом зачем-то лежали крупные, едва ли не крупнее слив, виноградины, немного меда и орехи. Бутылка «Пассито», напротив, была маленькой, водочного объема. Вместо того чтобы поставить ее на стол, официант лихо вывернул пробку и налил совсем немного в бокал Нильса.

– Господин Хаген, прошу…

«Хаген, – запомнила Рита. – Странная фамилия. Немец? Нет, не похож. Скорее, швед или финн. Хотя у финнов вроде бы в фамилии должно быть окончание на «-найнен». Значит, швед. Или норвежец».

Железный дровосек тем временем пригубил вино. Едва заметно кивнул. Официант с каменной физиономией наполнил бокал Риты, долил Нильсу и удалился.

Рита осторожно подцепила кусочек сыра с мраморными прожилками плесени. О существовании этой экзотики она знала, но никогда не пробовала. Мама говорила, что покупать испорченные продукты глупость, как и искать вкусовые изыски в горечи. На самом деле мать лукавила. Просто семейный бюджет не позволял дорогостоящих экспериментов.

Экзотический сыр Рите не понравился. Выплюнуть было нельзя, заесть нечем. Стараясь не морщиться, она поспешно разжевала кусочек и судорожно проглотила. Только бы не заметил нужный человек.

Нильс смотрел на нее прежним, странно ищущим взглядом. И, конечно же, он все видел, но почему-то Ритино неприятие заказанной им закуски неожиданно обрадовало Железного дровосека. Как будто нелюбовь к горгонзолам, бри и пармезану была каким-то вопиющим достоинством.

– Здесь уютно, – сказала Рита, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

– Да, немного, – как-то не совсем по-русски ответил ее похититель. – Знаете, я в Москве всего три года и знаю далеко не все.

– Мне показалось, мы едем в какое-то особенное место, – удивилась Рита. – Вы так уверенно говорили с водителем.

– Это хороший ресторан. Здесь тихо, и открыт он двадцать четыре часа, – с нетрезвой искренностью улыбнулся Нильс. – А вы здесь были?

– Я в Москве всего… совсем недавно, – вовремя поправилась Рита, – и еще пока нигде не была.

– Вот у нас уже нашлось что-то общее.

Он поднял бокал, салютуя. Рита пригубила вино. Беседа выходила простой и непритязательной. Легкой. В другой ситуации Рита уже давно расслабилась бы, но сейчас не получалось.

«Отдыхай, веселись, но без перегибов, – звучал в голове голос Николая Александровича. – Постарайся ему понравиться. Главное – будь естественной».

Она так старалась быть естественной внешне, что внутри все дрожало от напряжения. А еще было душно. Рита потянула шарфик, обнажая шею.

Нильс замер с бокалом в руке. Улыбка слетела с его лица с той же легкостью, с какой ткань шарфа скользнула по Ритиной шее. Взгляд Железного дровосека намертво прилип к ключице, где красовалась нарисованная родинка, о которой Рита успела позабыть.

– Мархи… – хрипло произнес он.

Или зарычал, как раненый зверь?

– Что? – не поняла Рита.

Взгляд нужного человека снова стал вменяемым. Нильс даже попытался вернуть улыбку на лицо.

– Вы сказали, вас зовут Маргарита. А домашние вас как называют? Мархи? Марго?

– Арита, – тихо произнесла она, мимолетно вспомнив о японской мультяшной принцессе Аритэ.

– Арита, давайте выпьем по вашей традиции и станем говорить друг другу «ты».

– Вообще-то это средневековая европейская традиция, – поправила Рита.

Нильс не ответил, он обвил ее руку своей и припал к бокалу. Рита тоже. Сладкое вино пилось легко, но согревало и пьянило буквально на глазах. Похититель не отпускал ее взглядом. Казалось, он пил из двух сосудов сразу: вино из бокала и саму Риту глазами. До дна.

Наконец он отставил в сторону пустой бокал, дождался, пока Рита опустит свой, и придвинулся лицом – для поцелуя. Рита обмерла – все же это не украдчивые чмоки-чмоки с одноклассниками на вечеринке в одиннадцатом классе, – но Нильс вдруг замер, продолжая близко-близко, в упор, разглядывать ее глаза. Эта странная дуэль длилась секунды три, не больше, но Железного дровосека точно что-то напугало. Он осторожно освободил руку, не глядя поставил бокал и без голоса, с неожиданным акцентом, сказал:

– М-может быть, пойдем прогуляемся?

Говорят, свежий воздух трезвит. Рита этого не почувствовала. Они выпили еще одну бутылку вина, покинули ресторан, долго ловили машину, потом нарезали круги по центру города, разглядывая подсвеченные достопримечательности через окно автомобиля. Потом поехали на смотровую площадку на каких-то Воробьевых горах, но, доехав только до моста через Москву-реку, решили погулять и бросили машину.

Количество воздуха, попавшего в организм после алкоголя, было значительным, а Рита по-прежнему чувствовала хмельную расслабленность и легкое головокружение. Видимо, усталость, нервотрепка и пустой желудок дали о себе знать.

Нильс тоже не выглядел трезвым. Впрочем, это как раз было неудивительно. Выпить он успел порядочно, а кроме того, мешал все подряд, меняя градус во всех направлениях. Такое количество при таком замесе могло свалить кого угодно, несмотря на габариты.

Железный дровосек держался. Кроме того, держал Риту под руку и шел почти ровно, ориентируясь на линию бордюра, как на нить Ариадны. При этом умудрялся что-то рассказывать. Разгоряченный, оживившийся, увлеченный. В одной рубашке.

Рита зябко поежилась.

– Тебе не холодно?

Нильс покачал головой.

– Я человек севера, – гордо поведал он и указал вперед. – Знаешь, что это?

Рита знала. По фотографиям на открытках, что привез из Москвы отец. И местность была знакомой – Ленинские горы. Так значилось на обороте открытки. Правда, ее спутник еще в машине сообщил, что они едут на Воробьевы горы, но за последние двадцать лет, в которые фактически умещалась вся Ритина жизнь, в России столько всего переименовывали туда и обратно, что это как раз не удивляло. Кроме того, иностранец мог и напутать. А вот перепутать здание, на которое указал Нильс, было трудно.

Готическая громадина университета подсвечивалась только сверху. Нижняя часть не то в целях экономии, не то еще по какой причине тонула в условной темноте московской ночи.

– МГУ, – поделилась познаниями Рита.

– У вас при Сталине строили очень странные и очень интересные здания, – с каким-то благоговением в голосе сообщил Нильс. – В России вообще все странно и интересно.

Рита с удивлением посмотрела на спутника. Она привыкла думать, что все европейцы поголовно недолюбливают шестую часть суши и презирают тот период истории, что закончился в год ее рождения.

– Нравится Россия?

– Да, – не задумываясь, ответил Железный дровосек.

– Мне казалось, в Европе не очень любят русских. И Сталина.

– Сталин – это история. Зачем любить или не любить? Надо трезво оценивать.

Он споткнулся, увлекая Риту за собой, но удержался на ногах и виновато поглядел на девушку.

– Идем?

Рита не стала спорить. Она уже давно не спорила, отдавшись приключению.

Аллея поредела. Впереди светилась смотровая площадка. На дороге рядком стояли припаркованные мотоциклы. Черные силуэты «Круизеров», отблескивающие хромом, пара «Чопперов». С краю пестрела яркой петушиной расцветкой спортивная «Ямаха».

В стороне у парапета, перегородив тротуар, расположилась компания массивных мужчин в кожаных куртках. Байкеры потягивали пиво и спокойно говорили о чем-то. Их негромкая многоголосица звучала вполне мирно. Но от вида толпы мужиков на пустой безлюдной улице ночью Рите интуитивно захотелось перейти на другую сторону.

Нильс же пер, как танк, держась линии бордюра. Казалось, если сделает шаг в сторону, пойдет винтом или вовсе завалится. Здравый смысл все же возобладал над беспечностью приключения. Рита потянула Железного дровосека за руку.

– Давай обойдем, – предложила тихо.

– Зачем? – не понял тот.

– Не надо туда, – пробормотала Рита, не зная, как в двух словах поделиться с иностранцем жизненным опытом новосибирской девчонки, подсказывающим, что встреча поздним вечером с большим сборищем выпивающих русских мужиков не предвещает ничего хорошего.

– Почему?

– Там люди, – совсем уж несуразно объяснила она.

– А мы кто?

Притормозивший было, Нильс снова набрал крейсерскую скорость. Рита почувствовала, как чужая воля несет ее вперед, туда, куда, в самом деле, не надо.

Толпа приближалась. Уже можно было в подробностях расслышать разговоры, но Рита не слышала слов, они пролетали мимо. Романтическое настроение без следа растворилось в ночи. Ноги сделались ватными, внутри зрела тревога. Наверное, необоснованная, потому что байкерам не было до идущей мимо парочки никакого дела. Она уже почти успокоила себя, когда ее спутник, топающий вдоль самого бордюра, локтем зацепил стоящий с краю мотоцикл, ту самую спортивную «Ямаху». Звякнул брелок – крохотный серебристый череп с крылышками.

– Э! Конь педальный! Ты не охренел? – перекрыл байкерские разговоры недовольный вопль.

Внутри у Риты все оборвалось. Сердце пропустило удар.

Нильс между тем повернулся в сторону толпы и с пьяно-дружелюбной улыбкой направился к парапету.

– Вы мне?

– Тебе! – из толпы навстречу выдвинулся молодой парень.

Слишком лощеный для этой компании. Он отличался от кожаных мужиков примерно так же, как кичливый спортивный мотоцикл от спокойных основательных «Круизеров». Лишившийся путеводного бордюра, Нильс, пошатываясь, подошел ближе, остановился совсем рядом.

– Извините. Я не нарочно.

– Маме своей это скажи, – огрызнулся парень.

– Мажор, ты поспокойнее, что ли, – предложил стоящий рядом круглолицый бородач с добродушной ухмылкой. – Он нечаянно.

– Иди в жопу, Бегемот. За нечаянно бьют отчаянно, – петушился Мажор. – Если б он твой байк забодал, ты бы так не лыбился.

Байкеры прекратили разговоры, но на рожон не лезли, с любопытством наблюдали за разговором. Рита осторожно подошла ближе. Нильс оглянулся на нее, кинул взгляд на спортивную «Ямаху».

– Это ваш? – спокойно спросил у Мажора. – У меня в юности такой был.

Кто-то в толпе хмыкнул.

– Не звизди, в твоей юности ни хрена таких не было, – парень снова повысил голос, словно безобидная реплика Нильса задела его за живое. – Это модель две тысячи седьмого года. Пол-ляма стоит. У тебя денег не хватит расплатиться.

Рита остановилась рядом с Железным дровосеком. Тот, будто почувствовав ее присутствие, добавил в голос бравады, с какой пьяные мужики любого возраста красуются перед слабым полом:

– Чужие деньги считать некрасиво.

Байкеры одобрительно загыгыкали. Смешки своих заводили Мажора все больше и больше.

– Забирай свою шалаву и мотай отсюда, понял? – с угрозой прорычал парень.

Рита вздрогнула. Мажору не стоило этого говорить. Нильс изменился в лице и пошел на обидчика, расставив руки. Тот, не дожидаясь продолжения, отступил в сторону и резко ударил. Нильс отшатнулся. Кулак парня шваркнул по челюсти Железного дровосека.

Рита вскрикнула. Ее спутник пошатнулся, но удержался на ногах и качнулся в обратную сторону. Она не успела понять толком, что произошло. Двое – молодой и пьяный – опасно сблизились, замелькали руки, послышался тупой звук удара, яростный крик «С-сука!», а затем ее спутник отлетел назад и грохнулся-таки на землю.

Все замелькало, как в калейдоскопе.

Мажор с рассаженной скулой дернулся добить поверженного…

Нильс с невероятным для нетрезвого человека проворством поднялся на ноги…

Рядом с Мажором появился все тот же бородатый дядька лет пятидесяти и взял молодого парня за плечо…

Рита схватила за руку Нильса…

– Спокойно, Мажор, – осадил бородатый.

– Убью суку! – прорычал парень. – Дядя Веня, какого хера? Отпусти!

Байкеры обступили молодого со всех сторон, нехорошо смотрели на чужака. Нильс напрягся. Рита повисла на его руке всем весом.

– Не надо, – попросила тихо и жалобно.

У парапета повисло напряжение. Воздух звенел, как перетянутая струна. Тяжело сопел Мажор, хрипло дышал Нильс. Бородатый дядя Веня смотрел на него, как взрослый смотрит на нашкодившего ребенка.

– Слушай, друг, – сказал спокойно, – вечер хороший. Давай не будем его друг другу портить. Идите, куда шли, ага?

Нильс стоял напряженный как скала.

– Пойдем, – с мольбой в голосе попросила Рита еле слышно.

Томительно тянулись секунды. Наконец Железный дровосек выдохнул, и она почувствовала, как расслабляются мышцы любителя пошвырять топор. Хорошо, что топора у него с собой не было. Рита потянула его за собой, и Нильс поддался. Не думая, куда идти, лишь бы поскорее покинуть смотровую площадку, она заторопилась в обратную сторону, на аллею. Мимо мотоциклов.

Нильс шел, спотыкаясь, повинуясь теперь ее воле.

– Мотай, ссучила! – ударил в спину злой голос Мажора. – Скажи спасибо дяде Вене и сучке своей.

Рита почувствовала, как снова напрягается рука Железного дровосека. Как возвращается решимость. И вот уже не она тащит его за собой, а он тащит ее.

– Не надо! – предчувствуя страшное, отчаянно пискнула она, боясь, что он повернет обратно.

– Иди за мной, – процедил Нильс сквозь зубы.

Голоса за спиной снова ровно загудели, возвращаясь к прерванным разговорам, кто-то обсуждал случившееся. Сердито, на повышенных тонах, говорил что-то Мажор.

Закончился ряд припаркованных мотоциклов. Нильс резко остановился возле спортивной «Ямахи».

– Садись, – приказал таким голосом, что невозможно было не повиноваться, и в одну секунду оказался в седле.

Все произошло молниеносно. Поворот ключа, на котором болтался черепок с крылышками, убранная подножка.

– Э-э! – завопил сзади Мажор так, будто его режут живьем.

Еще не осознав, что происходит, Рита прыгнула в непривычное, но вдруг такое удобное седло за спину Нильсу. Взревел мотор, дернуло.

Она испуганно обхватила своего спутника, вцепилась ногтями в неожиданно мускулистый торс. «Ямаха» с места набрала оглушительную скорость.

– Сука!!! – верещал сзади молодой хозяин спортивного мотоцикла.

– Мажор, мудрило, кто ключи в зажигании оставляет? – громогласно веселился в улетающем гвалте круглолицый бородач.

А потом все потонуло в реве мотора.

Ветер свистел в ушах. Мелькали огни большого города – фонари, дома, витрины. Мотоцикл несся куда-то с бешеной скоростью. Рита изо всех сил вцепилась в Нильса, старалась не смотреть по сторонам. Смотреть куда-то было страшно. Вообще было страшно. На этот раз хмель выдуло напрочь. Не осталось приятного головокружения и расслабленности. Только накатившее волной напряжение и ужас осознания происходящего. Они угнали дорогой мотоцикл. И Рита неслась на нем со скоростью двести километров в час в компании пьяного незнакомого иностранца…

Может быть, модельный бизнес и не ограничивался подиумами и показами, но в ее понимание профессии никак не умещались ни конфликты с байкерами, ни кража мотоциклов, ни езда в пьяном виде с нарушением всех правил. И хотя ехал Нильс ровнее, чем шел, это никак не отметало ощущения, что она сидит сейчас верхом на бомбе, готовой взорваться в любой момент.

А завтра в новостях скажут: «Ночью на пересечении такой-то и такой улиц произошло дорожно-транспортное происшествие с участием мотоцикла «Ямаха». Превысив скорость, мотоцикл вылетел на перекресток, водитель не справился с управлением и врезался в столб. От удара «Ямаху» выбросило на встречную полосу. Водитель и пассажирка скончались до приезда “скорой”…»

Рита зажмурилась. Господи, только бы не врезаться! Только бы ее похититель не завалил мотоцикл. А это легче легкого даже в трезвом виде. Два колеса – не четыре. Бабушка не переживет. Да и мама тоже…

Опасно кренясь, мотоцикл вошел в поворот. Рита закусила губу, чтобы не завизжать от страха. Но Нильс удержал мотоцикл, выровнял, снова понесся ночными улицами по прямой. Может, он тоже протрезвел?

Словно подслушав ее мысли, Железный дровосек вдруг запел на странном языке:

 
Villemann gjekk seg te storan å,
Hei fagraste lindelauvi alle
Der han ville gullharpa slå
For de runerne de lyster han å vine
 

Голос у Нильса оказался мощным и довольно приятным. Песня на незнакомом языке звучала бодро и яростно. Под такую песню можно идти на смерть, совершать подвиги. Или заниматься любовью. Почему-то Рита подумала об этом.

 
Villemann gjenge for straumen å stå,
Hei fagraste lindelauvi alle
Mesterleg kunne han gullharpa slå
For de runerne de lyster han å vine
 

Язык был совершенно незнакомый. Рита не поняла ни слова, зато надежда на то, что ее спутник протрезвел, унеслась в осеннюю московскую ночь вместе с ветром. Так, с куражом и самоотдачей, петь могут только очень пьяные люди.

 
Han leika med lente, han leika med gny,
Hei fagraste lindelauvi alle
Han leika Magnhild av nykkens arm
For de runerne de lyster han å vine
 

Нильс сбавил скорость, свернул во двор. Рита почувствовала облегчение. Однако радость оказалась преждевременной. И без того узкие дорожки во дворе были сплошь уставлены машинами.

Мотоцикл замотало. Чем меньше становилась скорость, тем сильнее болтало угнанную «Ямаху». В какой-то момент показалось, что они сейчас завалятся набок. Нильс шкрябнул припаркованную на углу иномарку, качнулся в сторону, едва не забодав мусорный бак, и остановился, заглушил мотор.

– Все! – выдохнул он.

Рита отцепилась от Железного дровосека, на дрожащих ногах слезла с мотоцикла. Внутри все дребезжало, как крышка у закипающего старого бабушкиного чайника. Хотелось плакать. Нильс неуклюже сполз с седла и повалил-таки «Ямаху». Мотоцикл грохнулся набок, ободрав полировку об асфальт.

– Т-туда, – нетрезво махнул рукой в сторону пьяный угонщик. Покачиваясь, двинулся в темноту двора.

Не зная, что делать, Рита пошла следом. Догнала, взяла под руку, как настоящая подруга. Нильс петлял дворами, забирая то влево, то вправо. Сколько они так ходили, Рита не знала. Время потеряло осязаемость. Вскоре возникло ощущение, что ее спутник просто заблудился и не может найти дорогу домой. А может, он вообще ехал не домой? Кто знает, что у пьяного мужика перемкнуло в голове. Сейчас заведет на какую-нибудь стройку и…

– О! – поведал Нильс, когда Рита была уже на грани истерики, и свернул к подъезду огромного старого дома.

На нужный этаж поднялись с трудом. Потом Железный дровосек долго тыкался в дверь, пытаясь попасть в замок ключом, ругаясь на незнакомом языке. Когда дверь наконец открылась, он оторвался от Риты, как корабль от причала, и винтом ушел вглубь квартиры, громко бухая ботинками по паркету.

Рита прикрыла дверь, нащупала выключатель. Постояла, пока глаза привыкли к свету, разулась, поискала глазами тапочки, не нашла и осторожно пошла следом прямо так. Нильс не ушел далеко. Его хватило лишь на то, чтобы добраться до комнаты, посреди которой стояла большая кровать, и, не раздеваясь, рухнуть поверх покрывала.

Угонщик спал. Его разметало по всей постели. В комнате стоял могучий храп. Рита постояла в дверях, подошла ближе, осторожно заглянула в лицо, освещенное полоской света из прихожей.

Отрубился.

Что дальше?

Она подумала, потом совершенно по-бабьи вздохнула и сняла с Железного дровосека огромные ботинки. На цыпочках вернулась в коридор, прошла в другую комнату, прикрыла дверь, села за стол. Уняв нервную дрожь, достала телефон и набрала номер. Единственный, который знала. Который мог помочь.

– Алло, – холодно отозвалась трубка голосом лилльского палача. Он что, никогда не спит?

– Это я, – тихо сказала Рита.

– Ты где?

– У… у него, – выдавила Рита.

– Хорошо, – без намека на эмоцию ответила трубка. – А он?

– Спит. Он очень много выпил… – затараторила Рита. – Николай Александрович, миленький, заберите меня отсюда.

– Успокойся, – посоветовал бесцветный голос. – Забирать тебя сейчас никто не будет. Оставайся там. Работай.

В груди екнуло. Слова, которых еще секунду назад было так много, куда-то потерялись.

– Николай Александрович, – помертвевшим голосом произнесла Рита. – Я не хочу так. Я не могу так. Это не та работа, которая… Заберите меня, я не буду больше работать. Я уйду!