Электронная библиотека » Нора Букс » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 29 апреля 2019, 10:41


Автор книги: Нора Букс


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сирин побывал в двух крупнейших французских издательствах, «Грассе» и «Файяр» – они скоро станут издавать его книги во Франции. Познакомился с переводчиками своих романов – Денисом Рошем, который перевел «Защиту Лужина», и Дусей Эргаз, которая в будущем переведет «Камеру обскура» и станет его главным литературным агентом в Европе. Он был представлен Жану Полану (Jean Paulhan), центральному персонажу парижской литературной жизни. Полан был в восторге от рассказа о швейцарской гувернантке Набокова «Mademoiselle O» и предложил напечатать его в журнале «Mesures», где был главным редактором. Это Полан предложил Набокову в 1937 году написать для Nouvelle Revue Française, главного французского литературного журнала, эссе о Пушкине, которым и стало «Пушкин, или Правда и правдоподобие» («Pouchkine, ou le vrai et le vraisemblable»). И еще. Владимир завязал теплые отношения с французским философом и драматургом Габриэлем Марселем.

В Париже Набоков наслаждался атмосферой доброжелательности и восхищения, которая встречала его повсюду. Он вернулся в Германию через Бельгию, где по приглашению княгини Зинаиды Шаховской выступил перед русской публикой.

Возвратившись в Берлин, Сирин закончил роман «Отчаяние» и приступил к новому – «Дару».

Работа над произведением началась с написания IV главы – «Жизни Чернышевского». А точнее, с чтения и собирания для нее материала. На это занятие ушли 1933 и 1934 годы. Всю зиму 1933 года Владимир провалялся в постели с острыми приступами межреберной невралгии. Друзья приносили ему книги из государственной и университетской библиотек.

Приход Гитлера к власти изменил атмосферу и в русской колонии Берлина. Правые русские стали упрекать Набокова за его сотрудничество с евреями, в частности в «Современных записках». В июле 1933 года в Берлине стала выходить газета «Русское слово», основанная как независимая газета русской колонии в Германии, но она «очень рано стала финансироваться ведомством А. Розенберга»[119]119
  Закат российской эмиграции во Франции в 1940-е годы. История и память. Под общей редакцией М. Якунина. Париж – Новосибирск, 2012. С. 171.


[Закрыть]
. Вера и Владимир Набоковы сделались невольными свидетелями, как 1 апреля 1933 года штурмовики и члены СС громили еврейские предприятия, писали на витринах «Jude» и звезду Давида, маршировали по городу, выкрикивая антисемитские лозунги, громили еврейские магазины, нападали на евреев на улицах. С этого дня постоянно происходили еврейские погромы, избиения, насилие. Доносы на евреев принимали масштабный характер. Фирма, где работала Вера, закрылась. Начался бойкот еврейских магазинов. А в мае стали жечь костры из книг. Летом Набоков написал рассказ «Королек», он был напечатан в конце июля в парижских «Последних новостях». Текст представлял собой бытовую зарисовку, которая отражала новую атмосферу насилия, торжества грубой силы, агрессивности по отношению к выделяющимся из толпы людям в гитлеровской Германии. Главные герои рассказа: два брата – работяги, чья философия сводится к простому идеалу: «Мы устроим мир так: всяк будет потен, и всяк будет сыт…»[120]120
  Набоков В. Королек // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 3. С. 630.


[Закрыть]
; «Бездельникам, паразитам и музыкантам вход воспрещен»[121]121
  Набоков В. Королек. Указ. соч. С. 631.


[Закрыть]
. Братья замечают, что в их дом вселился новый жилец. И когда он еще только вкатывал свою тележку, «безошибочным своим нюхом они почуяли: этот – не как все»[122]122
  Набоков В. Королек. Указ. соч. С. 631.


[Закрыть]
. И стали его травить. И как ни увертывался сосед, братья двигались на него как судьба. И в конце концов убили, думая, что убили поэта. А когда пришла полиция, оказалось, что парень был фальшивомонетчик, королек, из тюрьмы вышел, чтоб деньги рисовать. И тут братья вспомнили, что всучили ему трубку, а он им десятирублевкой заплатил. «Подсунул, надул мошенник!»[123]123
  Там же. С. 638.


[Закрыть]
.

Теперь Вера работала гидом с иностранными туристами и переводчицей на конференциях. А Набоков изучал материалы о Чернышевском. Как сообщает Б. Бойд, в январе 1934 года Николай Яковлев прислал Набокову из Риги список дворянских родов, откуда писатель и взял фамилию Чердынцев. Эта версия не исключает, однако, другую, непосредственно связанную с Чернышевским, которая представлена мной в главе «Роман-оборотень», посвященной «Дару».

10 мая 1934 года у Набоковых родился сын. О беременности Веры почти никто не знал. Она скрывала свое положение. Извещены были только Анна Фейгина и Иосиф Гессен. Даже мать Владимира, Елена Ивановна, ничего не знала о предстоящем событии. Родители назвали сына Дмитрием.

«Ты помнишь все наши открытия (предположительно делаемые всеми родителями): идеальную форму младенческих ногтей на миниатюрной руке, которую ты без слов мне показывала у себя на ладони, где она лежала, как отливом оставленная маленькая морская звезда…»[124]124
  Набоков В. Память, говори. Указ. соч. С. 573.


[Закрыть]
– эти строки в автобиографии «Память, говори» звучат в особой тональности нового для писателя чувства – родительской любви. В начале лета 1934 года, работая над текстом о Чернышевском, Набоков вдруг начал новую вещь – «Приглашение на казнь». Он написал ее быстро и потом перерабатывал вплоть до 15 сентября и отослал в «Современные записки».

Подробно роман этот рассмотрен в главе «Эшафот в хрустальном дворце».


В 1934 году доходы Сирина были скудными, но все-таки они были: «Отчаяние» и «Камеру обскура» должны были издавать в Англии, «Камеру обскура» – во Франции и Чехии, «Защиту Лужина» – в Швеции. В начале 1935 года во Франции на французском появился «Соглядатай». Но денег на жизнь катастрофически не хватало. В апреле Иосиф Гессен устроил на квартире литературный вечер Сирина. Пришло более ста человек. И Сирин читал отрывок из завершенного жизнеописания Чернышевского. Зинаида Шаховская пригласила Сирина на литературный вечер в Брюссель, где просила прочитать что-нибудь по-французски. И Владимир за три дня написал свой французский рассказ «Mademoiselle O», который произвел столь сильное впечатление на Жана Полана.

В середине января 1936 года Сирин отправился в Брюссель, где с успехом выступил в ПЕН-клубе, а несколько дней спустя – в Русском еврейском клубе, где читал последние главы из «Приглашения на казнь».

Из Брюсселя писатель отправился в Париж. Он остановился в большой квартире Фондаминского. И туда вскорости нагрянул Бунин. Вот как о встрече с Буниным рассказывает сам Набоков: «Помнится, он пригласил меня в какой-то – вероятно, дорогой и хороший – ресторан для задушевной беседы. К сожалению, я не терплю ресторанов, водочки, закусочек, музычки – и задушевных бесед. Бунин был озадачен моим равнодушием к рябчику и раздражен моим отказом распахнуть душу. К концу обеда нам уже было нестерпимо скучно друг с другом. “Вы умрете в страшных мучениях и совершенном одиночестве”, – сказал он мне, когда мы направились к вешалкам. Худенькая девушка в черном, найдя наши тяжелые пальто, пала, с ними в объятьях, на низкий прилавок. Я хотел помочь стройному старику надеть пальто, но он остановил меня движением ладони. Продолжая учтиво бороться – он теперь старался помочь мне, – мы медленно выплыли в белую пасмурность зимнего дня. Мой спутник старался было застегнуть воротник, как вдруг лицо его перекосилось выражением недоумения и досады. Общими усилиями мы вытащили мой длинный шерстяной шарф, который девица засунула в рукав его пальто. Шарф выходил очень постепенно, это было какое-то разматывание мумии, и мы тихо вращались друг вокруг друга. Закончив эту египетскую операцию, мы молча продолжали путь до угла, где простились»[125]125
  Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 243–244.


[Закрыть]
.

В этот приезд Сирин выступал на литературном вечере вместе с Ходасевичем, а затем снова вместе с ним на вечере, где участвовали также Адамович, Берберова, Бунин, Гиппиус, Иванов, Мережковский, Одоевцева, Смоленский и Цветаева. Букет был богатый, но состоял из неравных сил. Кажется, на этом вечере Адамович сказал, что в романе «Приглашение на казнь» чувствуется влияние Кафки. Это вызвало резкую отповедь Сирина.

Владимир возвратился в Берлин в конце февраля 1936 года и снова засел за «Дар». Это время интенсивной работы над романом. За три с лишним года черновой вариант был завершен, и Сирин принялся за правку и переписывание текста. Из Парижа и Брюсселя его снова приглашали выступать. Он написал на французском новое произведение – эссе о Пушкине. 18 января 1937 года он отправился в Брюссель, а потом в Париж. Больше в Германию Набоков никогда не вернется.

В Бельгии он остановился у Зинаиды Шаховской и вечером 21 января читал эссе о Пушкине в брюссельском Дворце искусств. И оттуда – в Париж. Так же, как когда-то в Берлине, теперь во Франции жило около полумиллиона русских эмигрантов. Здесь сконцентрирована была влиятельная и активная эмигрантская пресса, оставалась культурная среда, серьезная читательская аудитория. Набоков подумывал о переселении в Париже, но получить во Франции разрешение на работу было исключительно сложно. А прокормить семью только на заработки в эмигрантских газетах и журналах было невозможно. Набоков прекрасно владел французским, у него было признанное литературное имя, но все равно шансы устроиться во Франции были ничтожно малы.

Как и в прошлый раз, Владимир остановился у Фондаминского. Его первое выступление 24 января состоялось снова в зале «Социального музея» на улице Лас-Кас. Вступительное слово произнес В. Ф. Ходасевич. Владимир читал два отрывка из неоконченного романа «Дар» и, как явствует из отчета о вечере, опубликованном в газете «Возрождение» за 30 января 1937 года, «особенно блестящ – второй отрывок, изображающий в слегка сатирических тонах эмигрантское литературное собрание»[126]126
  М. Вечер В. В. Сирина // Возрождение. 30 января 1937. № 4063. С. 9.


[Закрыть]
. Красота сиринской прозы, ее художественная изысканность, ее остроумие, выразительность и точность пародийных попаданий вызывала восхищение одних и яростную зависть других. Гораздо позднее в «Память, говори» Набоков так написал о себе самом и о восприятии собственной прозы читателями: «На русских читателей, вскормленных решительной прямотой русского реализма и повидавших фокусы декадентского жульничества, сильное впечатление производила зеркальная угловатость его (Сирина. – Н.Б.) ясных, но жутковато обманчивых фраз и сам факт, что подлинная жизнь его книг протекала в строе его речи…»[127]127
  Набоков В. Память, говори. Указ. соч. С. 565.


[Закрыть]
. 13 февраля в газете «Возрождение» в рубрике «Книги и люди» появилась статья В. Ф. Ходасевича «О Сирине», где тонкий и проницательный критик сформулировал главную тему Сирина – «жизнь художника и жизнь приемов в сознании художника»[128]128
  Ходасевич Вл. О Сирине // Возрождение. 13 февраля 1937. № 4065. С. 9.


[Закрыть]
.

Но тогда на вечере в «Социальном музее» к окруженному слушателями автору подошла Вера Кокошкина и пригласила на обед его, Фондаминского и Зензинова. Не принять предложение было невозможно. Вера и Владимир Кокошкины были люди одного с Набоковым петербургского круга. Брат Владимира, второго мужа Веры, Федор Федорович Кокошкин, был одним из руководителей конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), как и отец Набокова. Он был убит вместе с А. И. Шингаревым 11 декабря 1917 года большевиками прямо в больнице. Владимир помнил это страшное событие и в годовщину гибели Кокошкина и Шинкарева еще в Крыму в 1918-м посвятил им стихотворение. Теперь Вера Кокошкина держала недорогой ресторан в Пасси. Ее дочь от первого брака, Ирина Гуаданини, писала стихи и была пламенной поклонницей творчества Сирина. Их знакомство состоялось еще на вечере 24 января и неожиданно для Владимира довольно быстро переросло в нечто большее. Ирина была стройная миловидная 32-летняя женщина с правильными чертами лица и несколько меланхолическим выражением. Она вышла замуж за полковника П. В. Малахова, человека немолодого, служившего в Бельгийском Конго, но ехать за мужем в Экваториальную Африку отказалась, осталась в Париже и с Малаховым развелась. Она была хорошо образована, сама писала стихи, была наблюдательна, иронична и без ума от Набокова. Их стали замечать вместе в городе, и, конечно, поползли слухи, а кто-то из «доброжелателей» сообщил Вере в Берлин.

А Набоков не на шутку увлекся. И чем сильнее действовало на него очарование Ирины, тем острее и мучительнее он страдал из-за сложившейся ситуации. За спиной были счастливые годы брака с Верой, ее бесконечная преданность и его глубокие чувства к ней, маленький сын и опасное положение Веры с ребенком в Берлине. У Владимира начался псориаз, депрессия, он был готов наложить на себя руки. Он писал жене ежедневно, умоляя ее поскорей приехать, и сам цепенел от мысли, что вынужден будет с Ириной расстаться. Вера предлагала поехать в Прагу. Владимир переубеждал ее, что незачем забираться в далекую Прагу, где он будет отрезан от издателей.

Набоков дорабатывал свое французское эссе о Пушкине, когда ему позвонил Габриэль Марсель с предложением заменить заболевшую венгерскую писательницу Йолан Фолдес на вечере, который должен состояться через несколько часов. Владимир согласился. Когда он поднялся на сцену, представители венгерской колонии, поняв, в чем дело, потянулись к выходу. В зале остались только те, кого успел пригласить Набоков, и – Джеймс Джойс.

Набоков сделал попытку устроиться в Англии. В конце февраля он отправился в Лондон, выступил на литературном вечере Общества северян, встретился с Глебом Струве, который преподавал в Институте восточных и славянских языков, но ни в академической среде, ни в кинематографической (были надежды, что Ф. Кортнеру, артисту и режиссеру, бежавшему из нацистской Германии из-за своего еврейского происхождения, удастся поставить «Камеру обскура») шансов на работу не было.

В конце апреля Вера с сыном поехала в Прагу. И Набоков, с большим трудом получивший новый нансеновский паспорт (прежний истек) и чешскую визу, в конце мая отправился к ним. Разорвать с Ириной Владимир пока не мог. Ирина писала ему в Прагу до востребования на имя баронессы фон Корф. В Чехии Набоковы отправились в Франценсбад, где Вера принимала ванны от ревматизма. Но Владимир очень скоро вернулся в Прагу к матери и провел у нее пять дней. Он выступил на литературном вечере, который организовала его мать. Они проговорили все пять суток, которые судьба дала им перед последней разлукой. 23 июня Владимир простился с матерью и отправился в Мариенбад к Вере. Больше матери он не увидел.

В Мариенбаде Набоков написал «Облако, озеро, башня», самый таинственный и самый пронзительный свой рассказ. Герой его, русский эмигрант, «скромный, кроткий холостяк и прекрасный работник»[129]129
  Набоков В. Облако, озеро, башня // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 4. С. 582.


[Закрыть]
, которого автор называет «одним из моих представителей»[130]130
  Набоков В. Облако, озеро, башня. Указ. соч. С. 582.


[Закрыть]
, на благотворительном балу выигрывает увеселительную поездку. Первым желанием его было отказаться, но так как сделать это оказалось чрезвычайно сложно, он сдается и собирается в дорогу. На вокзале он узнает, что едет не один, а в группе «из четырех женщин и стольких же мужчин»[131]131
  Там же. С. 583.


[Закрыть]
, таких же счастливчиков, как и он. Набоков остроумно и одновременно пугающе описывает тиранию коллектива. Героя заставляют петь хором песни, играть в идиотские игры, делить общую трапезу, при этом «его любимый огурец из русской лавки»[132]132
  Там же. С. 586.


[Закрыть]
под общий смех выбрасывают в окно. После изнурительного путешествия на поезде, ночевки на соломенных тюфяках и пешего марша они наконец оказываются перед озером: «…и открылось ему (герою рассказа. – Н.Б.) то самое счастье, о котором он как-то вполгрезы подумал.

Это было чистое синее озеро с необыкновенным выражением воды»[133]133
  Там же. С. 587.


[Закрыть]
. А над ним висело облако и на горе высилась башня. Ничего особенного в этом виде не было. Но «по невыразимой согласованности его трех главных частей, по улыбке его, по какой-то таинственной невинности, – любовь моя! послушная моя! – был чем-то таким, таким единственным и родным, и давно обещанным…»[134]134
  Набоков В. Облако, озеро, башня. Указ. соч. С. 587–588.


[Закрыть]
. Герой, убежденный, что нашел свое счастье, хочет остаться у озера навсегда, но компания считает его сумасшедшим и насильно увлекает с собой в Берлин. Рассказ кончается тем, что герой, постаревший и опустошенный, приходит к автору и просит его отпустить. И автор его, разумеется, отпускает. Безусловно, это рассказ о насилии общества над индивидуумом; безусловно, он об агрессии толпы, восприятие которой так остро недавно пережито было Набоковым в Германии, но кроме этих очевидных тем в нем звучит трагический мотив невозможности обретения человеком лишь ему одному понятного счастья, не общего, а его личного рая. И еще, кажется, звучит в этом рассказе едва произнесенная, словно случайно прозвучавшая нота потаенной, обреченной любви.

Из Мариенбада они уехали в Париж. Набоков вел переговоры с издательством «Галлимар» о продаже прав на перевод романа «Отчаяние» на французский. Этот перевод будет осуществлен не с русского, а с английского языка. Такая судьба ждала большинство его русских произведений.

В Париже Набоков встречался с Ириной. Но буквально через неделю он с семьей отправился в Канны. Они поселились в дешевой маленькой гостинице у железнодорожного моста на границе старого города. И Набоков признался жене, что влюблен в Ирину. Вера сказала, что тогда надо ехать к Ирине в Париж. Но Владимир остался, хотя переписку с Ириной не прекратил.

В апреле в «Современных записках» появилась первая глава «Дара». Вторая глава требовала еще серьезной доработки, и Владимир решил нарушить нумерацию и отправить в редакцию главу IV – «Жизнь Чернышевского», которая была готова и которой сам Набоков был доволен. Пакет с текстом был отправлен в начале августа. Но Вадим Руднев, прочитав главу, категорически отказался ее печатать. Ситуация возникла скандальная. На протяжении своей 20-летней истории «Современные записки» были журналом чрезвычайно терпимым, защищающим принципы свободы слова. Однако в этот момент редакторы его почувствовали свою партийную принадлежность, все они были эсерами, для которых фигура Чернышевского являлась сакральной. Между журналом и автором возник идеологический конфликт. Набоков написал Рудневу, попытался переубедить его, но напрасно. Редактор предложил Набокову напечатать все остальные главы романа, за исключением «Жизни Чернышевского». И просил через неделю прислать следующую, вторую главу. Бойд пишет, опираясь на переписку Руднева и Набокова, что ночью накануне назначенного дня для присылки текста редактор не мог сомкнуть глаз, опасаясь, что утром увидит пустой почтовый ящик[135]135
  Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы. Указ. соч. С. 515.


[Закрыть]
. Но Набоков, который испытывал в этот момент настоящую нужду, доработал и прислал рукопись.

Драматический оборот приняла и романтическая линия жизни Владимира. Вера узнала о его тайной переписке с Ириной. В семье бушевали страсти. И Ирина решила приехать в Канны. Она встретила Владимира с сыном на пляже. Что сказали они друг другу в это последнее свидание? Известно только, что Владимир остался с Верой. Позднее он прислал Ирине все ее письма и попросил вернуть свои. Так завершилась короткая лирическая глава в большой, долгой и счастливой книге жизни Владимира и Веры Набоковых.

Судьба Ирины сложилась несчастливо. Она осталась одна. Зарабатывала на жизнь стрижкой пуделей. Была членом Объединения молодых писателей и поэтов Парижа. После войны работала машинисткой на радиостанции «Свобода». В 1962 году в Мюнхене вышла маленькая книжечка ее стихов под названием «Письма». Последнее называлось «Лазурный берег»:

 
Я не вдыхаю запах розы
На благосклонном берегу,
Но ярких дней апофеозы,
Как клад, в душе я берегу…
 
 
Лазурный берег в дымке тает,
Стремится к берегу волна —
Она поет, она сверкает,
Она уходит, набегает,
Минутной прелести полна.
………………………………….
О призрак радости и счастья,
Ты за руку ведешь меня
С улыбкой нежного участья
К концу земного бытия…[136]136
  Гуаданини И. Лазурный берег // Гуаданини И. Письма. Мюнхен, 1962. С. 38.


[Закрыть]

 

В октябре 1937-го Набоковы переехали в Ментону, они сняли комнаты в пансионе. Город им понравился. Они загорали на пляже, гуляли. К ним приезжали друзья. Зимой 1937–1938 годов при ближайшем участии Ильи Фондаминского в Париже начали создавать Русский театр. Он открылся по адресу: улица Ришелье, 100. Для репертуара нужны были пьесы. И Набоков откликнулся на призыв к русским писателям и засел за пьесу. Он написал «Событие», а в начале 1938 года закончил «Дар» (роману «Дар» посвящены две последние главы книги). Зиму и весну 1938-го Набоковы прожили в Ментоне. Владимир старательно зарабатывал на хлеб составлением шахматных задач. Пьеса «Событие» хоть и имела успех, но денег не принесла. В апреле в США вышел на английском языке роман «Смех в темноте». Так Набоков перевел название своей «Камеры обскура». Получив гонорар за книгу, писатель был разочарован. Половина денег ушла на уплату налога с издания. Это был период, когда Набоков с семьей испытывал настоящую нужду. Он писал об этом знакомым, и его крик о помощи услышал Сергей Рахманинов, который высоко ценил его искусство. Рахманинов отправил писателю 2500 франков.

В поисках более дешевого жилья Набоковы оставили Ментону и переехали в Мулин, деревеньку в Приморских Альпах, а оттуда снова вернулись на побережье в русский пансион в Кап д’Антиб. Там Набоков написал еще одну пьесу – «Изобретение Вальса» – для Русского театра в Париже.

Осенью Набоковы наконец, вернулись в Париж. Они сняли однокомнатную маленькую квартирку на 8 рю де Сайгон, поблизости от Булонского леса. Когда приходили гости, их принимали на кухне, чтобы не мешать спать Дмитрию. В этой тесной, неудобной квартирке Набоков работал в ванной комнате и написал там два рассказа, «Посещение музея» и «Лик».

В декабре 1938 года он приступил к своему первому роману на английском языке – «Подлинная жизнь Себастьяна Найта». Думал ли Набоков тогда, что станет англоязычным писателем? Так или иначе, несомненно, он решил попытаться, как пишет Бойд, «прорваться в англоязычный мир»[137]137
  Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы. Указ. соч. С. 585.


[Закрыть]
. В реальности проекта убеждали его собственные переводы своих романов на английский, которые художественно превосходили работы профессиональных переводчиков. Но мысль о расставании с русским языком тогда не допускалась Набоковым. Едва закончив английский роман, он стал думать о продолжении «Дара».

Это было время лихорадочных поисков выхода. Набоков не оставляет надежды устроиться в Англии, едет в Лондон в апреле, а затем еще раз в мае в Манчестер по приглашению профессора Винавера. Но судьба упрямствовала.

Второго мая в Праге умерла Елена Ивановна. Она умерла в больнице, в общей палате, потому что на лучшие условия средств не было. Первый биограф писателя Э. Фильд рассказывает, как Набоков вышел к своим друзьям Георгию Гессену и Михаилу Каминке и сказал спокойным, ровным голосом: «Сегодня утром у меня умерла мать»[138]138
  Field Andrew. Nabokov: His Life in Part. NY: McGraw-Hill, 1971. P. 86.


[Закрыть]
. Некоторые знавшие Набокова принимали его умение владеть собой за душевную холодность и даже черствость. Но достаточно прочитать страницы его автобиографии, посвященные матери, чтобы понять, как глубоки были его любовь и привязанность к ней.

Четырнадцатого июня умер Владислав Ходасевич. Набоков откликнулся «Некрологом», опубликованным в «Современных записках», книге LXIX. «Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней»[139]139
  Набоков В. О Ходасевиче // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 5. С. 587.


[Закрыть]
, – писал Набоков. И далее: «В России и талант не спасает; в изгнании спасает только талант. Как бы ни были тяжелы последние годы Ходасевича, как бы его ни томила наша бездарная эмигрантская судьба, как бы старинное, добротное человеческое равнодушие ни содействовало его человеческому угасанию, Ходасевич для России спасен…»[140]140
  Набоков В. О Ходасевиче // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 5. С. 588.


[Закрыть]
Набоков всегда высоко ценил талант Ходасевича-поэта. А Ходасевич, как никакой другой критик среди эмигрантских рецензентов, сумел проникнуть в суть творчества Сирина и оценить его художественное слово. Их знакомство состоялось 23 октября 1932 года, когда Набоков впервые приехал на квартиру Ходасевича на окраине Парижа. В автобиографии «Другие берега» и «Память, говори» Набоков дал портрет поэта. В романе «Дар» Ходасевич выведен в образе поэта Кончеева, с которым Годунов-Чердынцев дважды ведет мысленный диалог. Восхищение мастерством Ходасевича Набоков пронес через всю жизнь.

Случались в жизни Набоковых в этот тяжелый период европейских сумерек и приятные сюрпризы. Так, неожиданно в начале лета 1939-го рассказ «Картофельный эльф» приняли в журнал «Esquire» – и появились деньги. Их было немного, но хватало, чтобы летом поехать к морю, и Набоковы, верные своей неизменной непрактичности, отправились отдыхать.

В сентябре, по возвращении в Париж, их снова ждали неприятности. Первый английский роман Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» не взяло ни одно издательство. Набоков по-английски написал очерк о военном Париже, но и он не был принят ни американскими, ни английскими журналами. Безденежье снова поселилось в их квартире. К счастью, Набоковым помогал их старый друг Самуил Кянджунцев, тот самый, что одолжил писателю свой смокинг для первого выступления в Париже. Теперь он, владелец кинотеатра, помогал ему деньгами. Владимир опять стал давать уроки английского.

Одним из последних его произведений, написанных в Европе по-русски, стала повесть «Волшебник». Она оставалась долго в архивах писателя и увидела свет впервые по-английски в 1986 году. Ее перевел и напечатал сын, Дмитрий Набоков. Повесть кажется своеобразной предтечей будущей «Лолиты», но и сама по себе представляет шедевр набоковской зрелой прозы. Содержание ее сводится к следующему: герой, сорокалетний мужчина, испытывающий страсть к девочкам, женится на больной вдове, у которой есть 12-летняя дочь. Когда жена умирает, он увозит падчерицу на отдых, планируя, что постепенно приучит ее к сексуальным играм. Но в первую же ночь, не совладав со своей страстью, начинает ласкать девочку. Та в ужасе поднимает крик. Герой бросается на улицу и погибает под колесами грузовика. В один из вечеров 1940 года Набоков прочитал повесть некоторым своим друзьям, в числе которых были Фондаминский, Зензинов, Алданов. Кажется, ему посоветовали повесть не печатать. Во всяком случае, Бойд сообщает, что «Современные записки» не приняли ее. А позднее, видимо, и сам Набоков потерял к ней интерес, а потом и «Лолита» оттеснила ее в тень.

В апреле 1940 года в 70-м номере «Современных записок» появился фрагмент будущего продолжения «Дара», который, по мнению Б. Бойда, должен был стать его второй главой. Назывался он «Solus Re» («Одинокий король»). Эта книжка журнала была последней. Эпоха расцвета эмигрантской культуры заканчивалась.

Что чувствовал Набоков в эти тревожные, безнадежные, тяжелые дни?

О Набокове этого периода оставила воспоминание Нина Берберова: «В последний раз я видела его в Париже в начале 1940 года, когда он жил в неуютной и временной квартире (в Пасси), куда я пришла его проведать: у него был грипп, впрочем, он уже вставал. Пустая квартира, то есть почти без всякой мебели. Он лежал бледный, худой в кровати, и мы посидели сначала в его спальне. Но вдруг он встал и повел меня в детскую, к сыну, которому тогда было лет 6. На полу лежали игрушки, и ребенок необыкновенной красоты и изящества ползал среди них. Набоков взял огромную боксерскую перчатку и дал ее мальчику, сказав, чтобы он мне показал свое искусство, и мальчик, надев перчатку, начал изо всей своей детской силы бить Набокова по лицу. Я видела, что Набокову было больно, но он улыбался и терпел. Это была тренировка – его и мальчика. С чувством облегчения я вышла из комнаты, когда это кончилось»[141]141
  Берберова Н. Курсив мой. Указ. соч. С. 375.


[Закрыть]
.

Спасение, однако, все-таки пришло. Добрым ангелом для Набокова стал Марк Алданов. Получив приглашение от профессора Стэнфордского университета прочесть лекции по русской литературе в Летней школе при университете в 1940 году, Алданов порекомендовал вместо себя Набокова. Тот с радостью принял предложение хоть и на временную, но работу. Началось мучительное собирание документов, а потом и денег на билет. Как пишет Бойд, Набоковым не хватало 560 долларов, сумма, которую они сами собрать не могли. Набокову устроили благотворительный вечер, где он читал свой рассказ «Облако, озеро, башня». Несколько состоятельных евреев помогли ему деньгами, как и некоторые старые друзья. Когда все приготовления были закончены, Набоков пошел прощаться. Многих он уже не увидит никогда. В том числе и брата Сергея, который погибнет в немецком лагере. 10 мая немцы начали наступление на Францию. Наступление шло с невероятной быстротой, и пароход, который должен был отбывать из Гавра, уходил из Сен-Назера. В Америку, в новую эмиграцию отплывал Владимир Набоков.

Писатель Владимир Сирин оставался на континенте русской культуры навсегда.

 
Но воздушным мостом мое слово изогнуто
Через мир, и чредой спицевидных теней
Без конца по нему прохожу я инкогнито
В полыхающий сумрак отчизны моей[142]142
  Набоков В. Слава (1942) // Набоков В. Стихи. Ардис: Анн Арбор, 1979. С. 268.


[Закрыть]
.
 

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации