Текст книги "Сестра-отверженная"

Возраст, раса, класс и пол: как женщины переопределяют различие[125]125
  Доклад, прочитанный на коллоквиуме Коупленда в Амхерстском колледже в апреле 1980 года. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Большая часть западной европейской истории приучает нас воспринимать различия между людьми как упрощенные противопоставления: господство/подчинение, хорошие/плохие, наверху/внизу, достойные/неполноценные. Если благо в обществе определяется в контексте прибыли, а не человеческих потребностей, то в нем всегда должна быть такая группа людей, которая в результате систематического угнетения будет чувствовать себя ненужной и занимать место дегуманизированных и неполноценных. В нашем обществе эта группа состоит из Черных, людей Третьего мира, рабочих, пожилых и женщин.

Как сорокадевятилетняя Черная лесбиянка, феминистка и социалистка, мать двоих детей, в том числе одного мальчика, состоящая в межрасовых отношениях, я обычно оказываюсь в группе, которую определили как другую, девиантную, неполноценную или просто неправильную. Традиционно в американском обществе именно от представительниц угнетенных, объективированных групп ожидают, что мы будем прилагать усилия и преодолевать разрыв между реалиями нашей жизни и сознанием угнетателя. Ведь чтобы выжить, тем из нас, для кого угнетение – это так же по-американски, как яблочный пирог, приходится быть наблюдательными, усваивать язык и нравы угнетателя, иногда даже перенимая их ради некой иллюзии защищенности. Всякий раз, когда возникает потребность изобразить нечто вроде коммуникации, те, кто получает выгоду от нашего угнетения, призывают нас делиться с ними нашим знанием. Иными словами, объяснять угнетателям их ошибки – обязанность угнетенных. Это я должна просвещать учительниц, которые в школе обесценивают культуру моих детей. От Черных людей и людей Третьего мира ожидается, что мы будем объяснять белым, что мы тоже люди. Женщины должны просвещать мужчин. Лесбиянки и геи должны просвещать гетеросексуальный мир. Угнетатели держат позицию и уклоняются от ответственности за свои действия. Так мы постоянно растрачиваем силы, которые лучше было бы направить на то, чтобы переопределять себя и разрабатывать реалистичные сценарии изменения настоящего и построения будущего.

Институционализированное отвержение различий абсолютно необходимо для экономики прибыли, которая нуждается в отверженных как лишних людях. Как участницы такой экономики, все мы приучены отзываться на различия между людьми страхом и отвращением и справляться с таким различием одним из трех способов: игнорировать его, а если это невозможно – перенимать его, когда мы считаем его атрибутом господства, или же уничтожать, если мы видим в нем признак подчиненности. Но у нас нет шаблонов для того, чтобы строить равные отношения поверх различий между людьми. Так что эти различия неправильно называют и используют, чтобы разделять и запутывать.

Безусловно, между нами есть вполне реальные различия: по расе, возрасту, полу. Но не различия разделяют нас. Разделяет наш отказ признавать их и изучать искажения, возникающие из-за того, что мы неправильно называем эти различия и их воздействие на поведение и ожидания людей.

Расизм – убеждение в безусловном превосходстве одной расы над всеми другими и, следовательно, праве на господство. Сексизм – убеждение в безусловном превосходстве одного пола над другим и, следовательно, праве на господство. Эйджизм. Гетеросексизм. Элитизм. Классизм.

Устранить эти искажения из нашей жизни, в то же время признавая, переприсваивая и определяя те различия, на которые они наложены, – задача всей жизни для каждой из нас. Ведь все мы выросли в обществе, где эти искажения всегда были присущи нашей жизни. Слишком часто мы растрачиваем энергию, нужную для распознавания и изучения различий, на то, чтобы притвориться, будто эти различия – непреодолимые преграды или что их вообще не существует. Это приводит к добровольной изоляции или к фальшивым, ненадежным связям. В любом случае мы не разрабатываем средства для того, чтобы сделать из различий между людьми трамплин для творческого изменения наших жизней. Вместо человеческих различий мы говорим о человеческой ненормальности.

Где-то на грани сознания живет то, что я называю мифической нормой, о которой каждая из нас в глубине души знает: это не я. В америке норма обычно определяется как белый, худой мужчина, христианин, молодой, гетеросексуальный и материально обеспеченный. Именно эта мифическая норма наделяется в нашем обществе атрибутами власти. Те из нас, у кого нет доступа к этой власти, часто находят в себе одно отличие от нее и предполагают, что это и есть первопричина всего угнетения, забывая о других различиях и связанных с ними искажениях, которые мы, возможно, и сами практикуем. По большей части в современном женском движении белые женщины сосредоточены на своем угнетении как женщин и игнорируют различия расы, сексуальных предпочтений, класса и возраста. Так создается видимость однородности опыта, которую называют словом «сестринство», но в действительности этой однородности не существует.

Непризнание классовых различий лишает женщин энергии и творческой проницательности друг дружки. Недавно коллектив одного женского журнала решил в одном номере публиковать только прозу, заявив, что поэзия – не такая «cтрогая» и «серьезная» художественная форма. Однако даже формы нашего творчества – часто классовый вопрос. Из всех видов искусства поэзия – самая экономная. Она самая тайная, требует меньше всего физического труда, меньше всего материалов, ее можно писать в перерывах между сменами, в подсобке больницы, в метро, на клочках лишней бумаги. В последние годы, когда я писала роман в стесненных условиях, я оценила неимоверные различия в материальных потребностях поэзии и прозы. Когда мы переприсваиваем нашу литературу, именно поэзия становится основным голосом бедных, рабочих женщин и женщин Цвета. Возможно, чтобы писать прозу, нужна своя комната, но еще нужны кипы бумаги, пишущая машинка и масса времени. В изобразительном искусстве реальные требования его производства тоже определяют, кому принадлежит тот или иной вид искусства, по классовому признаку. В наше время завышенных цен на материалы кто наши скульпторки, наши художницы, наши фотографини? Когда мы говорим о широкой женской культуре, мы должны иметь в виду влияние классовых и экономических различий на доступность ресурсов для производства искусства.

В нашем продвижении к созданию общества, в котором каждая сможет процветать, эйджизм – еще одно искажение отношений, которое мешает нашему видению. Игнорируя прошлое, мы скорее повторим его ошибки. «Разрыв поколений» – важный социальный инструмент любого репрессивного общественного строя. Если молодые участницы сообществ смотрят на старших с презрением, недоверием или считают их лишними, они никогда не смогут объединиться с ними, чтобы изучить живую память сообщества и задать важнейший вопрос: «Почему?» Это порождает историческое беспамятство, из-за которого мы вынуждены трудиться и каждый раз изобретать колесо, выходя в магазин за хлебом.

Снова и снова нам приходится повторять и переучивать старые уроки, те же, которые повторяли матери, потому что мы не передаем наше знание или не готовы слушать. Вот один пример: сколько раз всё это говорилось раньше? И вот другой: кто бы могли подумать, что наши дочери вновь позволят стеснять и мучить свои тела корсетами, каблуками и узкими юбками?

Пренебрежение расовыми различиями между женщинами и последствиями этих различий представляет самую серьезную угрозу для мобилизации коллективной силы женщин.

Когда белые женщины игнорируют врожденную привилегию белости и определяют женщину лишь с точки зрения собственного опыта, женщины Цвета становятся «другими», чужими, чей опыт и традиции слишком далеки, чтобы понять их. Пример тому – знаменательное отсутствие опыта женщин Цвета как источника на курсах по женским исследованиям. Произведения женщин Цвета редко включаются в курсы по женской литературе и почти никогда – в другие литературные курсы, равно как и в женские исследования вообще. Слишком часто это оправдывают тем, что литературу женщин Цвета могут преподавать только женщины Цвета, или тем, что она слишком трудна для понимания, или тем, что студентки не могут достаточно «погрузиться» в нее, потому что она пишется на основе «совсем другого» опыта. Я слышала такой довод от белых женщин, которые в остальном отличаются вполне ясным умом и без видимого труда преподают и комментируют тексты, написанные на основе такого разнообразного опыта, как опыт Шекспира, Мольера, Достоевского и Аристофана. Наверняка этому должно быть другое объяснение.

Вопрос далеко не простой, но я думаю, что одна из причин, почему белым женщинам так трудно читать работы Черных женщин, кроется в их неготовности видеть Черных женщин как женщин, которые в то же время непохожи на них самих. Чтобы действительно изучать литературу Черных женщин, нужно видеть в нас цельных людей во всей нашей сложности: как индивидов, как женщин, как человеческих существ – а не те проблематичные, но знакомые стереотипы, которые навязывает общество вместо подлинных образов Черных женщин. Думаю, это относится и к произведениям не-Черных женщин Цвета.

Литература всех женщин Цвета воссоздает текстуру нашей жизни, а многие белые женщины очень заинтересованы в том, чтобы игнорировать настоящие различия. Ведь пока любое различие между нами означает, что кто-то из нас ниже и хуже, до тех пор признание различия сопряжено с чувством вины. Позволить женщинам Цвета выйти за рамки стереотипов вызывает слишком сильное чувство вины, поскольку ставит под угрозу самодовольство тех женщин, которые рассматривают угнетение только по признаку пола.

Отказ признавать различия лишает нас возможности увидеть и различия в проблемах и ловушках, подстерегающих нас как женщин.

Таким образом, в патриархальной системе власти, для которой привилегия белой кожи – важнейшая опора, приспособления для нейтрализации Черных и белых женщин неодинаковы. Например, структура власти легко может использовать Черных женщин против Черных мужчин – не потому, что они мужчины, а потому, что они Черные. Поэтому Черным женщинам необходимо всегда отличать потребности угнетателя от наших собственных легитимных конфликтов внутри сообществ. У белых женщин такой проблемы нет. Черные женщины и мужчины вместе испытывали и до сих пор испытывают на себе расистское угнетение, хотя и по-разному. Из этого общего угнетения мы выработали общие способы защиты и общую уязвимость по отношению друг к дружке, подобных которым нет в белом сообществе, за исключением отношений между еврейками и евреями.

С другой стороны, белые женщины сталкиваются с ловушкой соблазна – присоединиться к угнетателю под предлогом разделения власти. У женщин Цвета подобной возможности нет. Токенизм[126]126
  Токенизм (от англ. token – символ, внешний признак) – включение представитель_ницы меньшинства в какую-либо группу для создания видимости справедливости и разнообразия.


[Закрыть], который нам иногда предлагают, – не приглашение присоединиться к власти, наше расовое «различие» – зримая реальность, которая делает это очевидным. Белым женщинам предложен более широкий спектр мнимых вариантов выбора и наград за присоединение к патриархальной власти и ее орудиям.

Сегодня, с поражением Поправки о равных правах[127]127
  Поправка о равных правах должна была закрепить запрет на дискриминацию по признаку пола в Конституции США. Американские феминистки лоббировали ее внесение с 1920-х вплоть до 1970-х годов. Она была принята Конгрессом в 1972 году, но не получила ратификации во всех штатах, из-за чего до сих пор не зафикисирована в Конституции США. – Примеч. авт.


[Закрыть], экономическим спадом и усилением консерватизма, белым женщинам снова легче верить в опасную фантазию о том, что если только быть хорошей, милой и тихой, следить за собой, правильно воспитывать детей, ненавидеть тех, кого положено, и выходить замуж за правильных мужчин, то тебе позволят сосуществовать с патриархатом в относительном мире – по крайней мере, пока какому-нибудь мужчине не понадобится твое рабочее место или по соседству не поселится насильник. И действительно, если ты не живешь и не любишь в окопах, трудно помнить, что война с дегуманизацией никогда не заканчивается.

Но Черные женщины и наши дети знают, что ткань нашей жизни прошита насилием и ненавистью, что покоя нет. Мы имеем с ними дело не только на пикетах, в темных ночных переулках или там, где решаемся выказать сопротивление. Для нас насилие всё чаще вплетается в повседневное полотно нашей жизни: в супермаркете, на уроке, в лифте, в клинике и на школьном дворе; от слесаря, пекаря, продавщицы, водителя автобуса, кассирши банка или официантки, которая отказывается нас обслуживать.

Некоторые проблемы у нас как женщин общие, другие – нет. Вы боитесь, что ваши дети вырастут, присоединятся к патриархату и станут свидетельствовать против вас – мы же боимся, что наших детей выволокут из машины и расстреляют на улице, а вы не захотите ничего знать о том, от чего они гибнут.

Угроза различия ничуть не меньше слепит глаза людям Цвета. Черные люди должны понимать, что реалии нашей жизни и борьбы не защищают нас от того, чтобы игнорировать различия и называть их не теми именами. В Черных сообществах, где расизм – живая реальность, различия между нами часто кажутся опасными и подозрительными. Необходимость единства часто ошибочно называют необходимостью единообразия, а видение Черных феминисток принимают за предательство наших общих интересов как народа. Из-за непрекращающейся борьбы с расовым уничтожением, общей для Черных женщин и Черных мужчин, некоторые Черные женщины отказываются видеть, что мы угнетены еще и как женщины и что враждебность к Черным женщинам по признаку пола применяет не только белое расистское общество, но и наши Черные сообщества. Это болезнь, поражающая сердце Черной нации, и молчание не заставит ее исчезнуть. Усугубляемое расизмом и давлением бесправия, насилие в отношении Черных женщин и детей в наших сообществах часто становится мерилом мужественности. Но акты ненависти к женщинам редко обсуждаются как преступления против Черных женщин.

Женщины Цвета – самая низкооплачиваемая группа в америке из всех работающих по найму. Мы – основная мишень принудительных абортов и стерилизации в этой стране и за ее пределами. В некоторых регионах Африки маленьких девочек до сих пор зашивают между ног, чтобы они были покорными и служили мужскому удовольствию. Это явление известно как женское обрезание, и это не культурная особенность, как настаивал ныне покойный Джомо Кеньятта[128]128
  Джомо Кеньятта (1891–1978) – один из лидеров панафриканского движения, первый премьер-министр, а позднее президент Кении.


[Закрыть], – это преступление против Черных женщин.

Литература Черных женщин исполнена боли от постоянных посягательств – не только со стороны расистского патриархата, но и со стороны Черных мужчин. Однако необходимость и история общей борьбы сделали нас как Черных женщин особенно уязвимыми перед лицом ложного обвинения в том, что антисексизм направлен против Черных людей. Между тем женоненавистничество, это прибежище бесправных, истощает силы Черных сообществ и наших жизней. Растет число изнасилований, зарегистрированных и незарегистрированных, а изнасилование – не агрессивная сексуальность, но сексуализированная агрессия. Как отмечает Черный писатель Каламу я-Салаам: «Пока существует мужское господство, будут существовать изнасилования. Только когда женщины восстанут, а мужчины будут вынуждены осознать свою ответственность за борьбу с сексизмом, изнасилованиям можно будет коллективно положить конец»[129]129
  ya Salaam, Kalamu, Rape: A Radical Analysis, An African-American Perspective, Black Books Bulletin, vol. 6, no. 4 (1980). – Примеч. авт.


[Закрыть].

Различия между нами, Черными женщинами, тоже называют не теми именами и используют, чтобы разделять нас. Как Черная лесбиянка-феминистка, живущая в мире с многообразными составляющими моей идентичности, и как женщина, приверженная свободе от расового и полового угнетения, я ощущаю, что меня постоянно подталкивают выдернуть какую-то одну свою часть и представить ее значимым целым, вымарывая или отрицая остальные. Но такой способ жить разрушает и фрагментирует. Добиться наиболее полного сосредоточения энергии возможно лишь тогда, когда я соединяю все части своего существа, открыто, позволяя силе из отдельных источников моей жизни свободно перетекать сквозь все мои разнообразные «я», не ограничивая их навязанными извне определениями. Только тогда могу я отдать себя и свою энергию целиком на службу той борьбе, которую я принимаю как часть моей жизненной практики.

Страх перед лесбиянками или страх быть обвиненными в лесбийстве вынуждает многих Черных женщин свидетельствовать против самих себя. Он приводит некоторых из нас в разрушительные союзы, а других – к отчаянию и изоляции. В сообществах белых женщин гетеросексизм иногда бывает плодом идентификации с белым патриархатом, отказом от взаимозависимости между женщинами, идентифицирующимися с женщинами, – взаимозависимости, которая позволяет «я» просто быть, а не служить мужчинам. Иногда гетеросексизм отражает упорную веру в защитную окраску гетеросексуальных отношений, иногда – взрощенную в нас с рождения ненависть к себе, с которой приходится бороться всем женщинам.

Хотя элементы таких установок есть у всех женщин, среди Черных женщин гетеросексизм и гомофобия имеют особое значение. Несмотря на то что в африканских и афроамериканских сообществах привязанность между женщинами имеет долгую и почтенную историю, несмотря на знания и достижения множества Черных женщин, идентифицирующихся с женщинами, в политической, социальной и культурной сферах, гетеросексуальные Черные женщины часто склонны игнорировать или преуменьшать существование и труд Черных лесбиянок. Частично такое отношение порождено понятным ужасом перед нападками Черных мужчин в тесных рамках Черного общества, где любое женское самоутверждение всё еще наказывают, обвиняя женщину в том, что она лесбиянка и поэтому недостойна внимания и поддержки немногочисленных Черных мужчин. Но отчасти эта потребность в неправильном обозначении и игнорировании Черных лесбиянок происходит из обоснованного страха, что Черные женщины, открыто идентифицирующиеся с женщинами и больше не зависящие в своем самоопределении от мужчин, вполне способны в корне изменить все наши представления об общественных отношениях.

Черные женщины, которые когда-то настаивали, что лесбийство – проблема белых женщин, теперь утверждают, что Черные лесбиянки – это угроза Черному национальному единству, что они заодно с врагом и вообще не Черные. Эти обвинения от тех самых женщин, к которым мы обращаемся в надежде найти глубокое и подлинное понимание, привели к тому, что многие Черные лесбиянки продолжают скрываться, не находя себе места между расизмом белых женщин и гомофобией своих сестер. Часто их труд игнорируют, принижают или неправильно называют, как это было с работами Анджелины Гримке, Алисы Данбар-Нельсон, Лоррейн Хэнсберри[130]130
  Анджелина Гримке (1805–1879) – белая американская аболиционистка и участница женского движения. Элис Данбар Нельсон (1875–1935) – Черная поэтесса и активистка. Лоррейн Хэнсберри (1930–1965) – Черная писательница и драматургиня.


[Закрыть]. Однако женщины, привязанные к женщинам, всегда были частью силы Черных сообществ – от наших незамужних тетушек до амазонок Дагомеи.

И определенно, это не Черные лесбиянки нападают на женщин и насилуют детей и бабушек на улицах наших сообществ.

По всей стране, как в Бостоне весной 1979 года, после нераскрытых убийств двенадцати Черных женщин, Черные лесбиянки встают во главе движения против насилия над Черными женщинами.

Какие конкретные детали в жизни каждой из нас нужно тщательно рассмотреть и поменять, чтобы запустить масштабные изменения? Как нам переопределить различия в интересах всех женщин? Не различия разделяют женщин, а наше нежелание признать эти различия и действенно преодолевать искажения, порождаемые игнорированием и неверным именованием этих различий.

Одно из средств общественного контроля – подталкивать женщин признавать реальной лишь одну область различий между людьми, а именно различия между женщинами и мужчинами. И мы научились действовать поверх этих различий с расторопностью, свойственной всем угнетенным и подчиненным. Всем нам пришлось научиться жить, работать или сосуществовать с мужчинами, начиная с наших отцов. Мы признали эти различия и научились обращаться с ними, хотя это признание лишь продолжало старый режим отношений господства и подчинения, где угнетенные вынуждены признавать различие хозяев, чтобы выжить.

Но будущее наше выживание зависит от нашей способности строить отношения в рамках равенства. Как женщины, мы должны искоренить в себе усвоенные схемы угнетения, если хотим добиться чего-то большего, чем поверхностных общественных изменений. Теперь нам нужно признать различия между женщинами, равными нам, не стоящими ни ниже, ни выше нас, и придумать, как использовать наши взаимные различия для обогащения нашего видения и нашей общей борьбы.

Будущее нашей земли, возможно, зависит от способности всех женщин находить и разрабатывать новые определения силы и власти и новые модели построения взаимоотношений поверх различий. Старые определения не приносят пользу ни нам, ни земле, которая нас поддерживает. Старые схемы, как бы хитроумно ни были они перестроены для имитации прогресса, обрекают нас на косметически подправленные повторения тех же старых взаимодействий, той же старой вины, ненависти, взаимных обвинений, жалоб и подозрений.

Потому что во всех нас заложены старые схемы ожиданий и реакций, старые структуры угнетения, и их нужно менять в то же самое время, пока мы меняем условия жизни, возникшие из этих структур. Потому что орудия хозяина никогда не разрушат хозяйский дом.

Как хорошо показывает Паулу Фрейре в «Педагогике угнетенных»[131]131
  Paulo Freire. The Pedagogy of the Oppressed (Seabury Press, New York, 1970). – Примеч. авт. [На русском языке: Фрейре, П. Педагогика угнетенных / пер. с англ. И. Никитиной, М. Мальцевой-Самойлович. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2018. – Примеч. ред.]


[Закрыть], истинный фокус революционных изменений – не просто ситуации угнетения, от которых мы стремимся избавиться, но та укорененная глубоко внутри каждой из нас частичка угнетателя, которая знает только угнетательскую тактику и угнетательские отношения.

Изменения означают рост, а рост может быть болезненным. Но мы оттачиваем самоопределение, раскрывая свое «я» в борьбе и работе, плечо к плечу с теми, кого мы определяем как отличающихся от нас, но разделяющих те же цели. Для Черных и белых, старых и молодых, лесбиянок и гетеросексуальных женщин это может стать новым путем к выживанию.

 
Мы выбрали друг друга
и край наших битв
война одна
если мы проиграем
когда-нибудь женская кровь свернется
на поверхности мертвой планеты
если мы выиграем
кто знает
мы ищем за пределами истории
новой и более возможной встречи[132]132
  Из неопубликованного стихотворения «Очертания» (Outlines). – Примеч. авт.


[Закрыть].