Текст книги "Сестра-отверженная"

Скольжение по поверхности: несколько замечаний о препятствиях на пути к женщинам и любви[36]36
  Впервые опубликовано в Black Scholar, vol. 9, no. 7 (1978). – Примеч. авт.


[Закрыть]

Расизм – убеждение в безусловном превосходстве одной расы над всеми другими и, следовательно, праве на господство.

Сексизм – убеждение в безусловном превосходстве одного пола и, следовательно, праве на господство.

Гетеросексизм – убеждение в безусловном превосходстве одного способа любить и, следовательно, его праве на господство.

Гомофобия – страх чувства любви к людям одного с тобой пола и, следовательно, ненависть к таким чувствам у других.

Названные выше формы человеческой недальновидности произрастают из одного корня – неспособности признать идею различия как движущую человеческую силу, которая при общих целях обогащает определяемое «я», а не угрожает ему.

В значительной степени – по крайней мере, на словах – Черное сообщество отошло от понимания отношений между полами как «на два шага позади своего мужчины», как это иногда провозглашали в шестидесятые. То было время, когда расистские силы продвигали миф о Черном матриархате как социальном недуге[37]37
  Речь идет о так называемом Докладе Мойнигана – пропагандистском тексте 1965 года, в котором бедность Черного населения США объяснялась моральным упадком в результате отсутствия в семьях отцов и господства матерей. В рамках критики «Доклада Мойнигана» было впервые предложено понятие «обвинение жертвы».


[Закрыть], чтобы отвлечь наше внимание от настоящих причин угнетения Черных.

И для Черных женщин, и для Черных мужчин самоочевидно, что если мы не определяем себя сами, то нас определят другие – в своих целях и в ущерб нам. Развитие самоопределенных Черных женщин, готовых пробовать свои силы и преследовать свои интересы в наших сообществах – ключевой элемент в борьбе за Черное освобождение. В образе ангольской женщины, держащей одной рукой ребенка, а другой – ружье[38]38
  Отсылка к плакату 1973 года, который использовало Движение в поддержку освобождения (Liberation Support Movement) в кампании солидарности с антиколониальной борьбой в Анголе. – Примеч. пер. и ред.


[Закрыть], нет ни выдумки, ни романтики. Когда Черные женщины в этой стране объединяются в совместном поиске источников силы и поддержки, осознавая наши общие социальные, культурные, эмоциональные и политические интересы, такой процесс может только способствовать укреплению всего Черного сообщества. Безусловно, это ни в коей мере его не ослабляет. Потому что только путем объединения самореализованных индивидов, женщин и мужчин, и можно добиться реальных успехов. Старые отношения власти между полами, основанные на модели господства и подчинения между неравными людьми, не принесли нам блага ни как народу, ни как индивидам.

Черные женщины, определяющие себя и свои цели за пределами сферы сексуальных отношений, могут привнести в любое начинание фокус осознанности цельных, а значит сознающих свою силу людей. Черным женщинам и Черным мужчинам, которые понимают, что развитие их собственных качеств и интересов не отнимает у других, нет нужды тратить силы на борьбу за власть друг над дружкой. Мы можем сосредоточить внимание на реальных экономических, политических и социальных силах в сердце этого общества, которые раздирают на части нас, наших детей и наши миры.

Всё чаще, несмотря на сопротивление, Черные женщины объединяются, чтобы изучать и менять те проявления нашего общества, которые угнетают нас иначе, чем Черных мужчин. Это не угроза Черным мужчинам. Так это воспринимают лишь те Черные мужчины, которые решили воплощать в себе те самые проявления угнетения женщин. К примеру, ни одного Черного мужчину не принуждали вынашивать ребенка, которого он не хочет или не может содержать. Принудительная стерилизация и недоступные аборты – орудия угнетения Черных женщин, так же как и изнасилование. Только те Черные мужчины, кто не понимает пути собственного определения, могут видеть угрозу в самоактуализации, сближении, совместной самозащите Черных женщин.

Сегодня в Черном сообществе используют обвинения в лесбийстве как уловку, чтобы скрыть истинное лицо расизма/сексизма. Черные женщины, связанные между собой тесными политическими или эмоциональными связями, не враги Черным мужчинам. Но слишком часто некоторые Черные мужчины пытаются через запугивание контролировать тех Черных женщин, которые им скорее союзницы, чем враги. Эти тактики проявляются через угрозы эмоционального отвержения: «Стихи у них неплохие, но от этого сборища лесбиянок меня тошнит». Когда Черный мужчина говорит так, он скрыто предупреждает каждую присутствующую Черную женщину, заинтересованную в отношениях с мужчинами, – а таких большинство – что, во-первых, если она хочет, чтобы он признавал ее работу, она должна быть предана исключительно ему, а во-вторых, если она ищет его дружбы или поддержки, лучше ей не «мараться» интересами, идентифицируемыми как женские[39]39
  Понятие «идентифицируемые как женские» или «идентифицированные с женщинами» (woman-identified) отсылает к The Woman-Identified Woman («Женщина, идентифицирующаяся с женщинами») – манифесту радикального лесбийского феминизма, опубликованному группой Radicalesbians в 1970 году. «Женщина, идентифицирующаяся с женщинами» означает отказ мужчинам в праве определять, что такое «женщина». Манифест также включал требование радикального преобразования феминистских движений и включения в них лесбиянок. – Примеч. пер. и ред.


[Закрыть].

Если таких угроз клеймения, поношения или эмоциональной изоляции оказывается недостаточно, чтобы привести Черных женщин в лагерь покорных последовательниц или убедить нас политически и эмоционально избегать друг дружки, то власть через террор может выражаться и физически, как в конце семидесятых в кампусе Нью-Йоркского государственного университета, где Черные женщины пытались объединиться вокруг женских проблем. Тем Черным женщинам, которые посмели начать выяснять возможности феминистских связей с не-Черными женщинами, звонили по телефону и угрожали насилием. Некоторые из этих женщин, напуганные угрозами и неодобрением Черных мужчин, в самом деле обратились против своих сестер. Когда угрозы не смогли предотвратить коалицию феминисток, весь кампус охватила истерия, и несколько Черных женщин были избиты и изнасилованы. Угрозы ли Черных мужчин привели к этим нападениям или они просто способствовали атмосфере враждебности, которая сделала это возможным, – результат для пострадавших женщин остался тем же.

Война, тюремные заключения и «улица» выкосили Черных мужчин брачного возраста. Злость многих Черных гетеросексуальных женщин на белых женщин, которые встречаются с Черными мужчинами, берет корни в этом неравном соотношении полов в Черном сообществе, поскольку всё, что угрожает увеличить этот разрыв, вызывает глубокое и открытое негодование. Но по сути своей это негодование неконструктивно, потому что оно направлено только в стороны. Оно никогда не приведет к настоящим изменениям в этой области, потому что не подвергает сомнению ни вертикальные оси власти и господства, ни сексистские представления, диктующие правила конкуренции. А расизм белых женщин лучше обсуждать в тех ситуациях, где он не осложнен их собственным половым угнетением. Здесь тон задает не белая женщина, а Черный мужчина, который отворачивается от самого себя в своих сестрах или – из-за страха, заимствованного у белых мужчин, – воспринимает их силу не как богатство, а как вызов.

Слишком часто Черные женщины слышат от Черных мужчин ясно и недвусмысленно: «Я – единственная достойная награда, таких, как я, не так уж и много, и помни, я всегда могу уйти. Так что если хочешь быть со мной, то знай свое место и держись подальше от других женщин, иначе я назову тебя лесбиянкой и уничтожу». Черные женщины приучены определять самих себя через мужское внимание и бороться за него между собой, вместо того чтобы распознавать наши общие интересы и стремиться к ним.

Тактика поощрения горизонтальной вражды, затмевающей более насущные проблемы угнетения, вовсе не нова и не ограничена отношениями между женщинами. Та же тактика поощряет разделение Черных женщин и Черных мужчин. В дискуссиях о найме и увольнении Черных преподаватель/ниц в университетах часто звучат обвинения в том, что Черных женщин охотнее берут на работу, чем Черных мужчин. Поэтому сложности Черных женщин с повышениями и получением постоянных контрактов не рассматриваются как важные, поскольку считается, что они просто «отбирают рабочие места у Черных мужчин». И снова энергия тратится на борьбу между собой за жалкие крохи, а не на объединение усилий и совместную борьбу за повышение доли Черных людей в преподавательском составе. Второй вариант – это вертикальная борьба против расистской политики в самой структуре академии, и она может привести к реальной власти и переменам. Неизменности хотят те, кто наверху, и это они получают выгоду от бесконечных кухонных войн.

Вместо того чтобы сосредоточиться на наших истинных потребностях, огромное количество энергии Черного сообщества тратится сегодня на антилесбийскую истерию. Однако женщины, идентифицировавшие себя с женщинами, – те, кто искали собственную судьбу и пытались осуществить ее помимо мужской поддержки, – с давних пор были частью наших сообществ. Как отметила Ивонн Флауэрс из Йоркского колледжа в недавней дискуссии, многим из нас с детства хорошо знакома фигура незамужней тети, бездетной или нет, чей дом и средства часто становились желанным прибежищем для разных родственни/ц. И сегодня в наших домах, в наших Черных общинах вовсе не Черная лесбиянка из смещенной и невыносимой фрустрации бьет и насилует наших малолетних девочек.

Черная лесбиянка всё чаще становится мишенью и для Черных мужчин, и для гетеросексуальных Черных женщин. Точно так же, как существование самоопределенной Черной женщины не угроза для самоопределенного Черного мужчины, Черная лесбиянка представляет эмоциональную угрозу только для тех Черных женщин, чьи чувства родства и любви к другим Черным женщинам почему-либо кажутся им неправильными. Слишком долго нас учили смотреть друг на друга с подозрением как на вечных соперниц или как на отражение нашего неприятия самих себя.

Однако традиционно Черные женщины всегда объединялись и поддерживали друг дружку, пусть и не без сложностей и перед лицом разнообразных других обязательств, которые препятствовали этим связям. Мы сплачивались между собой ради мудрости, силы и поддержки, пусть даже в отношениях с одним мужчиной. Взгляните на близкие, хотя и сложные, запутанные отношения между африканскими женами общих мужей или на воительниц-амазонок древней Дагомеи, которые сражались вместе и составляли главную и самую беспощадную гвардию короля[40]40
  Дагомейскими амазонками европей_ки называли мино или минон – женские военные подразделения в королевстве Дагомея, просуществовашем в Западной Африке с 1600-х до 1904 года.


[Закрыть]. Взгляните на ту многообещающую власть, которой пользуются современные объединения торговок в Западной Африке[41]41
  Объединения женщин, занятых в рыночной торговле (англ. market women associations), широко распространены в Западной Африке. Они традиционно воздействовали на социальные и политические процессы через неформальные связи и были важными акторками антиколониальных освободительных движений. – Примеч. пер. и ред.


[Закрыть], и на те правительства, которые возникали и исчезали по их желанию.

Пересказывая свою жизнь, девяностодвухлетняя женщина из народа эфик-ибибио из Нигериии вспоминает свою любовь к другой женщине:

У меня была подруга, которой я доверяла свои тайны. Она очень любила хранить тайны. Мы были как муж и жена. Мы всё делали вместе, и оба наши мужа знали о наших отношениях. В деревне нас звали близняшками. Когда у меня был разлад с мужем, она всегда нас мирила. Я часто посылала своих детей поработать у нее в благодарность за ее доброту ко мне. Моему мужу больше повезло, у него было больше земли, чем у ее мужа, поэтому он выделил ей надел, хотя она и не была его второй женой[42]42
  Iris Andreski, Old Wives Tales: Life-Stories of African Women (New York: Schocken Books, 1970), 131. – Примеч. авт.


[Закрыть].

На западном побережье Африки у дагомейского народа фон по сей день существует двенадцать разных типов брака. Один из них известен как «дать козу козлу», когда экономически независимая женщина женится на другой женщине, которая может остаться бездетной или же родить детей, и все эти дети будут принадлежать к кровной линии первой женщины. Некоторые браки такого типа заключаются, чтобы обеспечить наследниками женщину с достатком, которая хочет остаться «свободной», а некоторые из них скрепляют лесбийские отношения. Подобные браки встречаются по всей Африке, в разных регионах, у разных народов[43]43
  Melville Herskovits, Dahomey, an Ancient West African Kingdom, 2 vols. (Evanston, Illinois: Northwestern University Press, 1967), vol. 1, 320–322. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Общины считают такие браки обычным делом и принимают таких женщин, оценивая их не по их сексуальности, а по той роли, которую они играют в общине.

В то время как частичка каждой Черной женщины помнит старые обычаи забытых мест – когда мы радовались друг дружке в сестринстве, объединенные работой, игрой и силой, – другие, не столь конструктивные части нас, глядят на других женщин с недоверием. В интересах разделения Черных женщин приучают видеть друг в дружке подозрительных, бессердечных соперниц в борьбе за немногих мужчин – важнейшую награду, которая может узаконить наше существование. Это дегуманизирующее самоотрицание не менее смертоносно, чем дегуманизация через расизм, с которой оно тесно связано.

Если современные нападки на лесбиянок в Черном сообществе основаны исключительно на отвращении к идее сексуального контакта между людьми одного пола (а такие контакты существовали веками в большинстве женских домов по всему африканскому континенту), то почему тогда идею сексуального контакта между Черными мужчинами принимают легче или просто не замечают? Может быть, воображаемую угрозу представляет просто существование самостоятельной, самоопределяющейся Черной женщины, которая не боится, не страдает от ужасного возмездия богов за то, что не ищет своего отражения в глазах мужчины, даже если он стал отцом ее детей? Семья без мужчины в Черном сообществе – не всегда вынужденная ситуация.

Искажение отношений, в которых говорят: «Я не согласен с тобой, поэтому я тебя уничтожу», – приводит к тому, что все наши победы как Черных людей бесплодны и в любой общей борьбе мы проигрываем. Эта беспощадная психология основана на заблуждении, что твое самоутверждение – это нападка на мое «я» или что мое самоопределение почему-то должно помешать твоему. Вера в то, что один пол не может существовать без одобрения другого, мешает обоим определять себя и вместе идти к общей цели.

Такой способ действия – распространенная ошибка угнетенных народов. Она основана на ложном представлении о том, что в мире есть ограниченное, строго определенное количество свободы, что его нужно разделить между нами и что самые большие и сочные куски свободы – добыча, которая принадлежит победителю или сильнейшему. Поэтому вместо объединения в борьбе за большее мы ссоримся друг с дружкой, чтобы урвать себе кусок побольше. Черные женщины дерутся за мужчин вместо того, чтобы стремиться к самораскрытию и употреблять свою самость и свои силы для долговечных изменений; Черные женщины и мужчины спорят, у кого больше права на свободу вместо того, чтобы увидеть борьбу других как часть общей борьбы, необходимую для наших общих целей; Черные и белые женщины выясняют, кто больше угнетены, не замечая те области, в которых у нас общее дело. (Конечно, последнее разделение усугубляется непримиримым расизмом белых женщин, который они слишком часто отказываются или не могут признать.)

Недавно на одной конференции по Черной литературе гетеросексуальная Черная женщина заявила, что одобрять лесбийство значит одобрять смерть нашей расы. Эта позиция – следствие либо огромного страха, либо логической ошибки, поскольку она снова приписывает ложную силу различию. Для расист/ки Черные люди настолько могущественны, что присутствие одно/й из нас может испортить целый род; для гетеросексист/ок лесбиянки настолько могущественны, что присутствие одной из нас может отравить целый пол. Эта позиция предполагает, что, если не искоренить лесбийство в Черном сообществе, все Черные женщины превратятся в лесбиянок. Она также предполагает, что у лесбиянок не бывает детей. Оба предположения заведомо ложны.

Черные женщины вынуждены иметь дело со всеми реалиями нашей жизни; как Черные женщины мы подвергаемся риску, будь мы гетеро– или гомосексуальны. В 1977 году в Детройте молодая Черная актриса Патрисия Коуэн была приглашена на пробы в пьесе «Молот» – она пришла туда, и молодой Черный драматург забил ее молотом до смерти. Патрисия Коуэн погибла не просто потому, что она была Черной. Она погибла потому, что была Черной женщиной, и ее дело касается всех нас. История не сохранила сведений о том, была ли она лесбиянкой, но сообщает, что у нее был четырехлетний ребенок.

Из четырех групп: Черных и белых женщин, Черных и белых мужчин – у Черных женщин самая низкая средняя заработная плата. Это насущная проблема для всех нас – неважно, с кем мы спим.

Как Черные женщины, мы можем и должны определять себя и искать союзов для общей борьбы: с Черными мужчинами против расизма, между собой и с белыми женщинами против сексизма. Но самое главное – как Черные женщины мы можем и должны признавать друг дружку без страха и любить там, где мы выберем. У Черных лесбиянок и гетеросексуальных женщин сегодня есть общая история привязанности и силы, и нельзя позволить, чтобы ее затмевали наши сексуальные идентичности или другие различия.

Применения эротического: эротическое как сила[44]44
  Доклад, представленный на Четвертой беркширской конференции по истории женщин в Колледже Маунт-Холиок 25 августа 1978 года. Впервые опубликован в виде брошюры издательством Out & Out Books (распространяется издательством The Crossing Press). – Примеч. авт.


[Закрыть]

У силы множество разновидностей: применяемых и не находящих применения, признанных и непризнанных. Эротическое – ресурс внутри каждой из нас, лежащий в глубоко женской и духовной плоскости, прочно укорененный в силе нашего невыраженного или нераспознанного чувства. Чтобы закрепиться, любому угнетению нужно отравить или извратить те разнообразные источники силы в культуре угнетенных, которые могут дать энергию для перемен. Для женщин это означает подавление эротического как признаваемого источника силы и информации в нашей жизни.

Нас приучили относиться к этому ресурсу с подозрением, в западном обществе его принижают, поносят и обесценивают. С одной стороны, поверхностно эротическое поощряется как знак женской неполноценности; с другой стороны, женщин заставляют страдать и чувствовать себя одновременно презренными и подозреваемыми в силу его существования.

От этого остается всего один шаг до ложной уверенности в том, что только подавление эротического в нашей жизни и сознании может сделать женщин по-настоящему сильными. Но эта сила иллюзорна, ведь она создана в контексте мужских моделей власти.

Как женщины, мы научились не доверять той силе, которая берет начало в самом глубинном и нерациональном нашем знании. Всю жизнь нас предостерегал от нее мужской мир, который достаточно ценит эту глубину чувств, чтобы держать женщин при себе и использовать ее в интересах мужчин, но который в то же время слишком боится этой глубины, чтобы исследовать ее возможности внутри себя. Поэтому женщин держат в отстраненном/подчиненном положении, чтобы психологически доить их – так муравьи держат колонии тли, получая от них живительную субстанцию для своих хозяев.

Но эротическое дает источник восстановительной и дерзкой силы женщине, которая не боится ее откровений, но и не поддается мнению, что достаточно одного только чувственного восприятия.

Мужчины часто называли эротическое ложными именами и использовали его против женщин. Его превратили в путаное, тривиальное, психотическое, запаянное в пластик ощущение. Поэтому мы часто отказываемся от изучения и обсуждения эротического как источника силы и информации, путая его с его противоположностью – порнографией. Но порнография – это прямое отрицание силы эротического, так как она представляет собой подавление истинного чувства. Порнография сосредотачивается на ощущении без чувства.

Эротическое – это соотношение между началами ощущения собственного «я» и хаосом сильнейших наших чувств. Это внутреннее ощущение удовлетворения, к которому, однажды испытав его, мы можем стремиться вновь. Ведь испытав полноту этой глубины чувств и осознав ее силу, в гордости и самоуважении мы не можем ожидать от себя меньшего.

Требовать наибольшего от себя, от своей жизни, от своего труда – всегда нелегко. Поощрять совершенство – значит выходить за рамки посредственности, поощряемой в нашем обществе. Но сдаться перед страхом чувства и работы на полную мощность – роскошь, которую могут позволить себе лишь те, кто живет непреднамеренно, а непреднамеренность – удел тех, кто не хочет управлять собственной судьбой.

Внутреннее требование стремления к совершенству, которому мы учимся у эротического, не следует неверно понимать как требование невозможного от самих себя или от других. Такое требование лишает всех причастных способности к действию. Ведь эротическое – вопрос не только того, что мы делаем; это вопрос того, насколько остро и полно мы можем чувствовать в действии. Как только мы узнаем предел своей способности чувствовать это удовлетворение и завершенность, тогда мы сможем наблюдать, какое из разнообразных начинаний в нашей жизни приводит нас ближе всего к этой полноте.

Цель всего, что мы делаем, – сделать нашу жизнь и жизнь наших детей богаче и возможнее. Когда я воздаю честь эротическому во всех своих начинаниях, мой труд становится осознанным решением – желанным ложем, куда я ступаю с благодарностью и откуда поднимаюсь с новыми силами.

Конечно, женщины, наделенные такой силой, опасны. Поэтому нас учат отделять эротическое требование от всех ключевых областей нашей жизни, кроме секса. И равнодушие к эротическому источнику и удовлетворению от нашего труда ощущается в том разочаровании, которое приносит нам многое из того, что мы делаем. Например, как часто мы чувствуем подлинную любовь к своей работе, даже когда она особенно тяжела?

Главный ужас любой системы, определяющей благо с точки зрения прибыли, а не с точки зрения потребностей человека или определяющей потребности человека, исключая психические и эмоциональные компоненты этой потребности – главный ужас такой системы заключается в том, что она лишает наш труд присущей ему эротической ценности, эротической силы, живого обаяния и удовлетворения. Такая система сводит работу к пародии на целесообразность, к обязанности и службе, при помощи которой мы зарабатываем на хлеб или забытье для себя и своих любимых. Но это равносильно тому, чтобы лишить художницу зрения, а потом велеть ей работать лучше и наслаждаться процессом рисования. Это не только почти невозможно, но еще и крайне жестоко.

Как женщинам, нам нужно изучать, какими путями наш мир может стать по-настоящему другим. Я говорю здесь о необходимости переоценить качество всех аспектов нашей жизни, нашего труда и того, как мы движемся к ним и через них.

Само слово «эротическое» происходит от греческого слова «эрос» – олицетворение любви во всех ее проявлениях, рожденное Хаосом и воплощающее творческую силу и гармонию. Следовательно, когда я говорю об эротическом, я говорю об утверждении женской жизненной силы, о той творческой энергии обретения силы, знание и применение которой мы теперь переприсваиваем в нашем языке, нашей истории, наших танцах, нашей любви, нашем труде, наших жизнях.

Часто пытаются приравнять порнографию и эротизм – два диаметрально противоположных применения сексуального. Из-за этих попыток стало модно отделять духовное (психическое и эмоциональное) от политического, считать их противоположностями: «Как это – поэтесса-революционерка? Скажите еще медитирующий торговец оружием!» Точно так же мы попытались разделить духовное и эротическое, сведя духовное к миру уплощенного аффекта, миру аскета, который стремится ничего не чувствовать. Но нет ничего более далекого от истины. Ведь аскетическая позиция – это позиция сильнейшего страха, могильная неподвижность. Суровое воздержание аскета становится господствующей навязчивой идеей. И это идея не самодисциплины, а отказа от себя.

Дихотомия между духовным и политическим тоже ошибочна и происходит из недостатка внимания к нашему эротическому знанию. Потому что соединяющий их мост образован эротическим – чувственным – теми физическими, эмоциональными и психическими проявлениями самого глубинного, мощного и яркого в каждой нас, что мы разделяем – любовных страстей, в самом глубоком значении этих слов.

За пределами поверхностного восприятия обдуманная фраза «Я чувствую, что так правильно» признает силу эротического и делает его истинным знанием, ведь ее значение есть первая и ярчайшая путеводная звезда, указывающая дорогу к любому пониманию. А понимание – служанка, лишь сопровождающая или проясняющая знание, рожденное в глубине. Эротическое – это кормилица или нянька всего нашего глубинного знания.

Эротическое действует на меня множеством способов, и первый из них в том, что оно дает силу, которая возникает из любого устремления, глубоко разделенного с другим человеком. Разделение радости, будь она физической, эмоциональной, психической или интеллектуальной, выстраивает мост между теми, кто ее делит, и такой мост может стать основой для понимания того, что ими еще не разделено, уменьшая угрозу их взаимного различия.

Еще одна важная функция эротического – открыто и бесстрашно подчеркивать мою способность к радости. В том, как мое тело тянется к музыке и раскрывается в ответ, откликаясь на ее глубинные ритмы, так что каждый уровень, на котором я чувствую, тоже открывается навстречу опыту, приносящему эротическое удовольствие, – танцую ли я, мастерю книжную полку, пишу стихотворение или обдумываю мысль.

Эта разделенная связь с самой собой есть мера радости, которую я способна чувствовать и осознавать, напоминание о моей способности чувствовать. И это глубокое и незаменимое знание моей способности радоваться переходит в требование ко всей моей жизни, чтобы она была прожита в знании того, что такое удовольствие возможно и не обязано называться «браком», или «богом», или «загробной жизнью».

Вот одна из причин того, что эротического так боятся и запирают его в стенах спальни, если вообще признают. Ведь как только мы начинаем глубоко чувствовать все стороны нашей жизни, мы начинаем требовать от себя и от наших жизненных начинаний, чтобы они ощущались в соответствии с той радостью, на которую, как мы знаем, мы способны. Наше эротическое знание наделяет нас силой, становится линзой, через которую мы тщательно рассматриваем все стороны нашего существования, и оно заставляет нас оценивать их честно, с точки зрения их относительной значимости в нашей жизни. И такова большая ответственность, пробивающаяся в каждой из нас изнутри, – не соглашаться на удобное, низкосортное, конвенционально ожидаемое или всего лишь безопасное.

Во время Второй мировой войны мы покупали запечатанные пластиковые пакеты белого неокрашенного маргарина с крошечной яркой капсулой желтого красителя, как топаз, примостившийся под прозрачной оболочкой. Мы оставляли маргарин на некоторое время подтаять, а потом сдавливали эту маленькую капсулу, чтобы она лопнула внутри упаковки и выпустила свою яркую желтизну в мягкую, бледную массу маргарина. Затем, осторожно сжимая ее между пальцами, мы мягко разминали маргарин взад и вперед, снова и снова, пока цвет не распространялся по всему фунтовому пакету маргарина, окрашивая его полностью.

Я вижу эротическое таким ядром внутри себя. Освобожденная из своей яркой и тесной капсулы, она растекается по моей жизни и окрашивает ее энергией, которая возносит, очувствляет и наполняет силой весь мой опыт.

Нас приучили бояться слова «да», звучащего внутри нас, бояться наших самых сокровенных желаний. Но если мы признаем их, то те желания, что не улучшают наше будущее, теряют свою силу и могут быть изменены. Пока мы боимся своих желаний, они остаются подозрительными и одинаково, без разбора могущественными, потому что подавлять любую истину – значит придавать ей силу, перед которой не устоять. Страх того, что мы не сможем перерасти те искажения, которые можем найти внутри себя, держит нас послушными, смиренными, подчиненными, определенными извне и заставляет нас принимать множество граней нашего угнетения как женщин.

Когда мы живем вне себя – то есть лишь по внешним предписаниям, а не из нашего внутреннего знания и потребностей, – когда мы отделены от наших внутренних эротических ориентиров, тогда наша жизнь ограничена внешними и чуждыми формами, и мы подчиняемся потребностям структуры, не основанной на общечеловеческих потребностях, не говоря уже об индивидуальных. Но когда мы начинаем жить изнутри наружу, в контакте с силой эротического внутри нас, и позволяем этой силе направлять и освещать наши действия в мире, тогда мы становимся в самом глубоком смысле ответственными перед собой. Потому что по мере того как мы начинаем распознавать свои глубинные чувства, мы неизбежно перестаем довольствоваться страданием и самоотрицанием или же бесчувственностью, что в нашем обществе так часто представляется единственной альтернативой. Наши действия против угнетения становятся неотделимой частью нашего «я», так как обусловлены и подпитываются изнутри.

Когда я в контакте с эротическим, я больше не готова мириться с бессилием или другими навязываемыми и не свойственными мне состояниями бытия: безропотностью, отчаянием, самоуничижением, унынием, самоотрицанием.

Да, иерархия есть. Есть разница между покраской забора и написанием стихотворения, но только количественная. И для меня нет разницы между тем, чтобы написать хорошее стихотворение, и тем, чтобы выйти на солнечный свет и прижаться к любимой женщине.

Так я подхожу к последнему соображению об эротическом. Разделять силу чувств друг дружки – не то же самое, что использовать чувства другого человека, как мы используем бумажную салфетку. Когда мы отворачиваемся от нашего опыта, эротического или иного, мы используем, а не разделяем чувства тех, кто участвует в этом опыте вместе с нами. А использование без согласия используемых – это насилие.

Чтобы применять наши эротические чувства, мы должны сначала распознать их. Потребность в разделении глубоких чувств – общечеловеческая потребность. Но в европейско-американской традиции эта потребность удовлетворяется определенными запрещенными эротическими сближениями. Для этих моментов почти всегда характерно одновременное отведение взгляда в сторону и притворство, когда их называют чем-то еще: религией, приступом, массовыми беспорядками или даже игрой в доктора. И это неправильное именование потребности и действия порождает то искажение, которое приводит к порнографии и непристойности – злоупотреблению чувством.

Когда мы отворачиваемся от важности эротического в развитии и поддержании нашей силы или когда мы отворачиваемся от самих себя в тот момент, когда удовлетворяем свои эротические потребности совместно с другими, то мы используем друг дружку как объекты удовлетворения вместо того, чтобы разделять нашу радость в удовлетворении, вместо того, чтобы соприкасаться с нашими сходствами и нашими различиями. Отказаться осознавать то, что мы чувствуем, в любое время, каким бы удобным ни казался такой выбор, – значит отрицать большую часть опыта и позволять сводить себя к порнографическому, к абсурдному, к объекту злоупотребления.

Эротическое нельзя ощутить опосредованно. Как у Черной лесбиянки и феминистки, у меня есть особое чувство, знание и понимание тех сестер, с кем я отдавалась танцу, играла или даже ссорилась. Это глубокое участие часто становится предвестником совместных согласованных действий, невозможных прежде.

Но этот эротический заряд нелегко разделить с женщинами, которые продолжают действовать исключительно в рамках европейско-американской мужской традиции. Я хорошо помню, как он был недоступен мне, когда я пыталась приспособить свое сознание к этому образу жизни и ощущений.

Только сейчас я встречаю всё больше и больше женщин, идентифицирующихся с женщинами, у которых хватает смелости пойти на риск и разделить электрический заряд эротического, не отводя взгляда и не искажая могущественную и творческую природу э того обмена. Признание силы эротического в наших жизнях может дать нам нужную энергию, чтобы бороться за подлинные изменения в этом мире, не довольствуясь одной лишь сменой персонажей в той же надоевшей драме.