Текст книги "Сестра-отверженная"

Потому что мы не только прикасаемся к глубинному источнику творчества внутри себя, но и делаем нечто женское и самоутверждающее перед лицом расистского, патриархального, антиэротического общества.

Сексизм: американская болезнь в блэкфейсе[45]45
  Впервые опубликовано под названием «Великая американская болезнь» (The Great American Disease) в The Black Scholar, vol. 10, no. 9 (May-June 1979) в ответ на статью Robert Staples, The Myth of Black Macho: A Response to Angry Black Feminists, The Black Scholar, vol. 10, no. 8 (March-April 1979). – Примеч. авт.


[Закрыть]

Черный феминизм – не то же самое, что белый феминизм в блэкфейсе[46]46
   Блэкфейс – расистская практика, когда белые люди изображают или пародируют Черных при помощи грима.


[Закрыть]. У Черных женщин есть особые и легитимные проблемы, затрагивающие нас как Черных женщин, и обсуждение этих проблем не делает нас менее Черными. Попытка начать диалог между Черными женщинами и Черными мужчинами путем нападок на Черных феминисток выглядит недальновидной и обреченной на провал. Однако именно это делает Черный социолог Роберт Стейплс в «Черном ученом»[47]47
  Роберт Стейплс (1942–2020) – американский социолог, специализировавшийся на социологии семьи, автор ряда книг о Черных семьях. «Черный ученый» (The Black Scholar) – первый американский академический журнал по Черным исследованиям (Black studies), основанный в 1969 году.


[Закрыть].

Несмотря на экономические улучшения последних лет, Черные женщины по-прежнему остаются наиболее низкооплачиваемой группой в стране по полу и расе. Это дает некоторое представление о неравенстве, которое служит нам отправной точкой. По словам самого Стейплса, в 1979 году Черные женщины лишь «угрожают обогнать Черных мужчин» [курсив мой] к «следующему столетию» по уровню образования, занятости и доходам. Другими словами, неравенство самоочевидно – но как его можно оправдать?

Черные феминистки говорят как женщины, потому что мы женщины и не нуждаемся в том, чтобы другие говорили за нас. Пусть же Черные мужчины заговорят и расскажут нам, что за угроза нависла над их мужественностью и почему она оправдывает направление их гнева в первую очередь на Черных женщин. Как правильно проанализировать капиталистического дракона, внутри которого мы живем, чтобы сделать вывод, что Черные мужчины имеют право насиловать Черных женщин?

Черные феминистки и другие Черные женщины, по крайней мере, начали этот столь необходимый диалог, пусть наши слова и неприятно слышать. По крайней мере, мы не расстреливаем наших братьев на улице и не забиваем их до смерти кувалдами. Пока. Мы сознаем ошибочность сепаратистских решений.

Стейплс защищает свой тезис, утверждая, что для удовлетворения капитализм оставил Черному мужчине лишь его пенис и «особую ярость». Разве эта ярость более легитимна, чем ярость Черных женщин? И почему Черные женщины должны молча терпеть мужскую ярость? Почему ярость мужчины не направлена на те силы, которые ограничивают его самореализацию, то есть на капитализм? Стейплс видит в пьесе «Цветным девушкам» Нтозаке Шанге[48]48
  Нтозаке Шанге (1948–2018) – американская драматургиня и поэтесса. Пьеса «цветным девушкам, которые задумывались о самоубийстве / когда радуги достаточно» (for colored girls who have considered suicide / when the rainbow is enuf) – первая и самая известная ее пьеса, удостоенная ряда наград. Пьеса представляет собой серию поэтических монологов о расистском и сексистском угнетении.


[Закрыть] «коллективную жажду Черной мужской крови». Но это мои дочери и мои Черные сестры лежат вокруг меня и истекают кровью, утолившей жажду наших братьев.

В какой теоретический анализ Стейплс впишет Патрисию Коуэн? Она откликнулась на объявление в Детройте, приглашавшем Черных актрис на пробы для пьесы «Молот». Когда она играла сцену ссоры на глазах у брата драматурга и своего четырехлетнего сына, Черный драматург взял молот и забил ее до смерти. Сможет ли «сострадание к заблудшим Черным мужчинам», к которому призывает Стейплс, вернуть к жизни эту молодую мать, найдет ли оно какое-то оправдание ее бессмысленной смерти?

Чувство растоптанности, которое переживают Черные мужчины, их трудности, их страх уязвимости – всё это должно быть предметом разговора, но говорить об этом должны не Черные женщины и не тогда, когда это происходит за счет нашей «особой ярости».

Если наше общество приписывает Черным мужчинам роли, которые не позволяет им выполнять, неужели Черные женщины должны смиренно выравнивать эту несправедливость за счет собственных жизней, или всё-таки измениться должно общество? И зачем Черным мужчинам принимать эти роли как правильные, зачем считать их чем-то еще, кроме дурманящего обещания, которое помогает принять другие грани их угнетения?

Один из инструментов Великого американского двоемыслия – обвинение жертвы в том, что ее сделали жертвой: Черные люди якобы провоцируют линчевание, потому что мы не знаем своего места; Черные женщины якобы провоцируют изнасилования, убийства и насилие тем, что недостаточно покорны, или слишком соблазнительны, или слишком…

Стейплс называет «фактом», что Черные женщины реализуются через материнство, но это факт лишь тогда, когда он звучит из уст Черных мужчин, а любой Черный человек в этой стране – даже женщина «в счастливом браке», – живущий «без накопившейся фрустрации, требующей высвобождения» (!), либо глуп, либо безумен. Попахивает старейшей сексистской уткой всех времен – о том, что женщине, чтобы она «успокоилась», просто нужен «хороший мужчина». Из той же серии: «У меня даже есть друзья…»

Вместо того чтобы начать столь необходимый диалог между Черными мужчинами и Черными женщинами, Стейплс отступает в оборонительную позицию, напоминающую белых либерал/ок в шестидесятые, многие из которых видели в любом заявлении о Черной гордости и самоутверждении непременную угрозу своей идентичности и попытку стереть их с лица земли. Здесь же перед нами умный Черный мужчина, который верит – или, по крайней мере, утверждает, – что любой призыв к Черным женщинам любить себя (причем никто не говорит, что только себя) – это отрицание или угроза его Черной мужской идентичности!

В этой стране Черные женщины традиционно проявляют сострадание ко всем, кроме самих себя. Мы заботились о белых, потому что были вынуждены – за плату или ради выживания; мы заботились о наших детях, и отцах, и братьях, и возлюбленных. История и популярная культура, так же как и наши собственные жизни, полны рассказов о Черных женщинах, которые проявляли «сострадание к заблудшим Черным мужчинам». Наши израненные, сломленные, избитые, погибшие дочери и сестры – немое свидетельство этой реальности. Мы должны учиться проявлять заботу и сострадание и к самим себе.

В свете того, сколь многим Черные женщины часто добровольно жертвуют ради наших детей и мужчин, этот призыв необходим, и не важно, какое неправомерное применение находят для него белые СМИ. Призыв ценить и любить себя – вовсе не нарциссизм, что Стейплс наверняка хорошо понимает. Нарциссизм происходит не из любви, а из ненависти к себе.

Если у Черных мужчин нет разумной и внятной позиции по этим вопросам – это не ответственность Черных женщин. Слишком часто от нас ждали, что мы будем выполнять все роли для всех людей и говорить от имени кого угодно, только не самих себя. Черные мужчины не настолько пассивны, чтобы Черные женщины говорили за них. Это знает даже мой четырнадцатилетний сын. Черные мужчины должны сами изучать и выражать свои желания и мнения, и они должны брать на себя ответственность за их последствия. Ни одну из этих задач не решает Черный мужчина-интеллектуал, когда попросту ноет о том, что в творчестве Черных женщин не представлена его точка зрения. Угнетатели всегда ожидают, что угнетенные проявят к ним то понимание, на которое они сами не готовы.

Когда Стейплс заявляет, в частности, что уход Черных мужчин из семьи – это форма протеста против того, что решения в доме принимает женщина, этот тезис прямо противоречит его же наблюдениям в «Мифе о Черном матриархате»[49]49
  Robert Staples, The Myth of the Black Matriarchy, The Black Scholar, vol. 1, no. 3–4 (January-February 1970). – Примеч. авт.


[Закрыть].

Наверняка есть еще Черные мужчины, которые женятся на белых женщинах, потому что им кажется, что белая женщина лучше соответствует продвигаемой в этой стране модели «женственности». Но когда Стейплс, оправдывая такой выбор, использует причину, по которой он совершается, и обвиняет во всем этом Черных женщин – это не просто очередная логическая ошибка. Это как оправдывать лемминга, который бежит за своими собратьями к обрыву на верную смерть. То, что это происходит, не значит, что так и должно быть или что это способствует благополучию индивида или группы.

Черной америке не предначертано судьбой повторять ошибки белой америки. Но мы будем повторять их, если будем принимать внешние атрибуты успеха в больном обществе за признаки осмысленной жизни. Если Черные мужчины будут и дальше определять «женственность» вместо своих собственных желаний, если они и дальше будут делать это в архаичных европейских терминах, то они продолжат ограничивать всем нам доступ к энергии друг дружки. Свобода и будущее для Черных состоит не в том, чтобы перенимать болезнь сексизма, свойственную господствующим белым мужчинам.

Как Черные женщины и мужчины, мы не можем надеяться на диалог, если он начинается с отрицания того угнетения, которое несут мужские привилегии. И если Черные мужчины решают воспользоваться этими привилегиями для чего угодно – чтобы насиловать, мучить, убивать Черных женщин, – то игнорировать эти акты угнетения со стороны Черных мужчин в наших сообществах только играет на руку тем, кто хочет уничтожить нас. Одно угнетение не оправдывает другого.

Стейплс говорит, что Черным мужчинам нельзя отказывать в личном праве выбирать женщин, удовлетворяющих их потребность в доминировании. В таком случае и Черным женщинам нельзя отказывать в праве делать личный выбор, и этот выбор всё чаще связан с самоутверждением и ориентацией на других женщин.

Как народ, мы, безусловно, должны действовать сообща. Недальновидно было бы полагать, что в обществе, где правят белые мужские привилегии, в описанных выше ситуациях повинны лишь Черные мужчины. Но Черное мужское самосознание должно дорасти до понимания того, что сексизм и женоненавистничество несут прямой вред мужскому освобождению, поскольку они возникают из того же сочетания причин, которое порождает расизм и гомофобию. Пока не будет этого самосознания, Черные мужчины будут продолжать считать сексизм и уничтожение Черных женщин косвенными по отношению к Черному освобождению, а не центральными для него. Пока это происходит, мы не сможем начать диалог между Черными женщинами и Черными мужчинами, необходимый для выживания нашего народа. Эта постоянная неспособность увидеть друг дружку играет только на руку угнетающей системе, в которой мы живем.

Мужчины избегают женских наблюдений, обвиняя нас в «примитивности». Но как бы глубоко мы ни вникали в корни Черного женоненавистничества, это не вернет назад Патрисию Коуэн и не утолит горе ее семьи. Боль очень примитивна, особенно для тех, у кого болит. Как сказала поэтесса Мэри Макэналли: «Боль учит нас УБИРАТЬ пальцы из клятого огня»[50]50
  Mary McAnnally, We Will Make A River (Cambridge, Massachusetts: West End Press, 1979), 27. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Если проблемы Черных женщин вторичны по отношению к коренному противоречию между трудом и капиталом, то же верно и для расизма, но все мы должны бороться и с тем, и с другим. Капиталистическая структура – многоглавое чудовище. Добавлю еще, что ни в одной социалистической стране, которую я посетила, я не обнаружила отсутствия расизма или сексизма, так что искоренение обеих болезней, похоже, требует чего-то сверх устранения капитализма как института.

Ни один разумный Черный мужчина не станет одобрять изнасилования и убийства Черных женщин Черными мужчинами, не назовет их достойным ответом на капиталистическое угнетение. И уничтожение Черных женщин Черными мужчинами явно не знает классовых границ.

Каковы бы ни были «структурные основания» (по Стейплсу) сексизма в Черном сообществе, очевидно, что основной удар этого сексизма принимают на себя Черные женщины, и поэтому устранить его в наших интересах. Мы призываем наших Черных братьев присоединиться к нам, потому что в конечном счете его устранение отвечает и их интересам. Ведь Черные мужчины тоже проигрывают от сексизма – он лишает их содержательных связей с Черными женщинами и с нашими проблемами. Но поскольку насилию подвергаются Черные женщины, поскольку проливается наша, женская кровь, это Черным женщинам решать, считать ли сексизм в Черном сообществе нездоровым явлением. И разговор об этом для нас – не теория. Те «творческие отношения», о которых говорит Стейплс, в Черном сообществе почти неизменно приносят выгоду Черным мужчинам, учитывая соотношение Черных мужчин и женщин и вытекающий из него баланс власти в контексте спроса и предложения. Многоженство считается «творческим», а лесбийские отношения – нет. Примерно так же «творческими отношениями» между хозяином и рабом всегда считались такие, которые приносили выгоду хозяину.

Результат женоненавистничества в Черном сообществе – трагедии, которые наносят ущерб всем Черным людям. Эти действия нужно рассматривать в контексте систематического принижения Черных женщин в этом обществе. Именно в этом контексте мы становимся законными и приемлемыми мишенями для ярости Черных мужчин, настолько приемлемыми, что даже Черный социолог-мужчина оправдывает и извиняет это обезличивающее насилие.

Черные женщины больше не согласны терпеть это насилие во имя солидарности или Черного освобождения. Куда бы ни привел диалог между Черными женщинами и Черными мужчинами, начинаться он должен с этого.

Открытое письмо к Мэри Дейли

Это письмо я написала Мэри Дейли[51]51
  Мэри Дейли (1928–2010) – белая радикальная феминистка, теологиня и философиня. «Гин/экология» – одна из самых известных ее книг, в которой она рассматривает патриархат как религию. Дейли также была научной руководительницей Дженис Рэймонд, авторки «Транссексуальной империи» и одной из основоположниц трансэксклюзивного радикального феминизма.


[Закрыть], авторке «Гин/экологии»[52]52
  Mary Daly, Gyn/Ecology: The Metaethics of Radical Feminism (Boston: Beacon Press, 1978). – Примеч. авт.


[Закрыть], 6 мая 1979 года. Четыре месяца спустя, не получив ответа, я делаю его открытым для женского сообщества.

Дорогая Мэри,

В минуту спокойствия посреди этой безумной и кровавой весны[53]53
  Весной 1979 года в Бостоне и окрестностях было убито двенадцать Черных женщин. – Примеч. авт.


[Закрыть] я хочу сказать тебе то, что давно уже обдумывала. Я надеялась, что наши пути пересекутся, что мы сможем сесть и поговорить, но этого не произошло.

Я желаю тебе силы и удовлетворения от твоей будущей победы над репрессивными силами университета в Бостоне[54]54
  С 1967 года Дейли преподавала в Бостонском колледже и вступала в конфликты с администрацией, так как отказывалась допускать на свои занятия студентов-мужчин и критиковала сексизм и дискриминацию в университете; это привело к ее увольнению в 1999 году. В апреле 1979 года, в ходе очередного конфликта на этой почве, на территории колледжа состоялось публичное феминистское собрание. Поддержать Дейли пришли несколько сот человек, и им пришлось стоять, так как в аудитории не хватило мест.


[Закрыть]. Я рада, что так много женщин пришли на собрание, и надеюсь, что эта демонстрация объединенных сил поможет расширить пространство для твоей жизни и роста.

Спасибо, что выслала мне «Гин/экологию». В ней так много значительного, полезного, плодотворного, вдохновляющего. Как и в «Помимо Бога-Отца»[55]55
  «Помимо Бога-Отца: к философии женского освобождения» (Beyond God the Father: Toward a Philosophy of Women’s Liberation) – книга Мэри Дейли, вышедшая в 1973 году. – Примеч. пер.


[Закрыть], многие твои идеи поддерживают меня и придают мне сил. Именно благодаря тому, что ты дала мне в своей прошлой работе, я пишу тебе сегодня это письмо, надеясь разделить с тобой плоды моих озарений, как ты разделила свои со мной.

Я пишу с задержкой, вызванной тяжелыми сомнениями в том, стоит ли обратиться к тебе, так как то, что я хочу предложить к размышлению, – нелегкие и нерадостные вещи. Мешает мне долгая и удручающая история неспособности белых женщин слышать слова Черных женщин и вести разговор с нами. Но поверить заранее, что ты не услышишь меня, было бы, пожалуй, проявлением не только истории, но и того старого – то защитного, то непродуктивного – способа строить отношения, который мы как женщины, создающие наше будущее, надеюсь, прямо сейчас разрушаем и преодолеваем.

Я верю в твои добрые намерения по отношению ко всем женщинам, в твое видение будущего, которое принесет процветание всем нам, и в твою приверженность тяжелому и часто мучительному труду, необходимому для перемен. Взяв это за основу, я приглашаю тебя совместно прояснить некоторые различия между нами: Черной и белой женщинами.

Когда я начала читать «Гин/экологию», я искренне восхищалась той картиной, которая вставала за твоими словами, и кивала, когда в «Первом коридоре»[56]56
  Книга «Гин/экология» строится на метафоре путешествия по лабиринту. Разделы книги называются «коридорами» (Passages) в «Лабиринте экстаза». – Примеч. пер.


[Закрыть] ты говорила о мифе и мистификации. Твои слова о природе и функции Богини, о том, как вымарывался ее образ, согласуются с тем, что я узнала в своих изысканиях по африканской мифологии/легендам/религии об истинной природе древней женской силы.

Поэтому я удивилась: почему Мэри не рассматривает пример Афрекете[57]57
  Афрекете – по некоторым данным, богиня, перешедшая из пантеона народов эве и фон в Дагомее в афро-кубинскую традицию. Исключительно важная фигура для Лорд, также играющая центральную роль в ее биомифографии «Зами: как по-новому писать мое имя». Лорд считала, что богиня Афрекете, трикстерка, переводчица и посредница между богами и людьми, в позднейшем культе была вытеснена мужской фигурой – богом Эшу.


[Закрыть]? Почему ее образы богини только белые, западноевропейские, иудеохристианские? Где же Афрекете, Йемайя, Ойо и Мавулиса[58]58
  Йемайя – богиня-мать в мифологии йоруба (Нигерия). В пантеоне йоруба также почитается Ойя – богиня ветров и гроз, наездница и воительница. Мавулиса – двуединое божество-творец в пантеоне фон: Маву – богиня-мать, Лиса – бог-отец.


[Закрыть]? Где богини-воительницы вуду, дагомейские амазонки и воительницы дан[59]59
  Вуду (тж. водун) – западноафриканская религия, ставшая также источником ряда религий в африканских диаспорах Северной и Южной Америк. Богиня-воительница Ойя принадлежит и к пантеону вуду. Дан – западноафриканский народ на территории современных Кот-Д’Ивуара и Либерии.


[Закрыть]? Наверное, подумала я, Мэри сознательно решила сузить свой предмет и рассматривать только экологию западноевропейских женщин.

Затем я дошла до первых трех глав твоего «Второго коридора», и здесь уже стало понятно, что ты рассматриваешь и неевропейских женщин, но только как жертв или охотниц друг на дружку. Я почувствовала, как моя история и мои мифические истоки искажаются отсутствием образов моих могущественных праматерей. То, что ты пишешь об африканских калечащих операциях на гениталиях[60]60
  Калечащие операции на гениталиях, иногда также некорректно называемые «женским обрезанием», – частичное или полное удаление внешних половых органов, оправдываемое стремлением к целомудрию. Помимо ряда стран Африки, практикуется в Западной и Юго-Восточной Азии и в России.


[Закрыть], – важная и необходимая часть в любом исследовании женской экологии, и об этом до сих пор слишком мало написано. Но делать из этого вывод, что все женщины испытывают одно и то же угнетение просто потому, что мы женщины, – значит не замечать всё многообразие орудий патриархата. Это значит игнорировать то, как женщины неосознанно используют эти орудия против других женщин.

Отвергнуть наших Черных праматерей – это, вполне возможно, означает отвергнуть тот источник, от которого европейские женщины научились любви. Как афроамериканская женщина в белом патриархате, я привыкла к искажениям и тривиализации моего архетипического опыта, но очень больно переживать это от женщины, чье знание так соприкасается с моим.

Когда я говорю о знании, ты знаешь, я говорю о той темной и истинной глубине, которой служит и сопутствует понимание и которую оно посредством языка делает доступной для нас и для других. В этой глубине внутри каждой из нас взращивается видение.

То, что ты исключила из «Гин/экологии», отвергает мое наследие и наследие всех других неевропейских женщин и отрицает подлинные связи, существующие между всеми нами.

Очевидно, что для этой книги ты проделала грандиозную работу. Но исключать связь с небелой женской силой и символикой даже из примечаний к твоей книге просто потому, что об этом так мало написано словами белых женщин с радикально-феминистской точки зрения, – значит отрицать источник неевропейской женской силы и мощи, питающий видение каждой из нас. Это сознательный выбор и высказывание.

Далее, когда я поняла, что единственные цитаты слов Черных женщин в твоей книге – это те, что ты использовала в начале главы об африканских калечащих операциях на гениталиях, я невольно задумалась, зачем вообще нужно было их использовать. Если говорить за себя, я почувствовала, что ты извратила мои слова, использовав их как свидетельство против меня же как женщины Цвета. Ведь те мои слова, что ты взяла, подходят для этой главы не лучше и не хуже, чем «Поэзия – не роскошь» или любое другое мое стихотворение – для других частей «Гин/экологии».

И поэтому, Мэри, в моей голове возникает вопрос: читаешь ли ты когда-нибудь на самом деле работы Черных женщин? Читала ли ты когда-нибудь мои слова или просто пролистала их в поисках цитат, которые, по твоему мнению, пригодились бы для подтверждения уже готовой идеи, затрагивающей какую-то старую и искаженную связь между нами? Это не риторический вопрос.

Для меня это ощущается как очередной случай, когда знание, кронология[61]61
  Крон-ология (англ. crone-ology) – женская хронология. Этот термин впервые предложен Мэри Дейли в «Гин/экологии» и образован от crone – «старуха» или «карга». – Примеч. пер. и ред.


[Закрыть] и труд женщин Цвета отправлены в гетто белой женщиной, которая опирается только на патриархальную западноевропейскую систему ориентиров. Даже твои слова на странице 49 «Гин/экологии»: «Сила, которую само-ориентированные женщины обретают, находя наши Истоки, есть наша собственная сила, которую мы возвращаем своему „я“» – звучат иначе, если вспомнить те древние традиции власти, силы и заботы, которые встречаются в отношениях африканских женщин. Этот источник открыт для всех женщин, которые не боятся открыть для себя связь с самими собой.

Читала ли ты мои работы и работы других Черных женщин, чтобы найти то, что они могли тебе дать? Или ты лишь охотилась за словами, которые бы придали легитимности в глазах других Черных женщин твоей главе об африканских калечащих операциях на гениталиях? И если так, то почему не использовать наши слова, чтобы подкрепить или пояснить другие места, в которых мы связаны в нашем бытии и становлении? Если же таким образом ты пыталась обратиться не к Черным женщинам, то как наши слова пояснили твою мысль для белых женщин?

Мэри, я прошу тебя вдуматься в то, как это служит деструктивным силам расизма и разделения между женщинами, – допущение, что женская история и мифология белых женщин – это легитимная и единственная женская история и мифология всех женщин, к которой им надлежит обращаться в поисках силы и истоков, и что небелые женщины и наши истории достойны упоминания лишь как украшения или как примеры викитимизации женщин. Я прошу тебя обратить внимание на последствия такого пренебрежения для сообщества Черных женщин и других женщин Цвета и на то, как оно обесценивает твои собственные слова. Это пренебрежение ничем существенно не отличается от того прицельного обесценивания, которое делает Черных женщин жертвами – в том числе жертвами убийств, прямо сейчас происходящих в твоем городе. Когда патриархат пренебрегает нами, он потворствует нашим убийцам. Когда нами пренебрегает радикальная лесбийская феминистская теория, она роет яму сама себе.

Это пренебрежение – нешуточная преграда для общения между нами. Из-за этой преграды гораздо проще отвернуться от тебя совсем, нежели попытаться понять ход мысли, приводящий тебя к твоим решениям. Что будет дальше между нами: война, сепарация? Ассимиляция с чисто западноевропейской женской историей неприемлема.

Мэри, я прошу тебя вспомнить то темное, древнее и божественное внутри тебя, что помогает тебе говорить. Как отверженные, мы нужны друг дружке для общения, поддержки и всех других надобностей жизни в приграничье. Но чтобы встретиться, мы должны узнать друг дружку. Пока же мне кажется, что если ты настолько сильно раз-знала меня, то, возможно, я ошиблась в тебе и больше тебя не узнаю.

Я чувствую, что ты ценишь различия между белыми женщинами как творческую силу, направленную на изменения, а не как причину для непонимания и разъединения. Но ты не сознаешь, что эти различия подвергают всех женщин – в качестве женщин – разным формам и степеням патриархального угнетения и что некоторые из них мы разделяем, а некоторые – нет. Например, наверняка тебе известно, что для небелых женщин в этой стране смертность от рака груди составляет 80 процентов, что они подвергаются неоправданным вскрытиям брюшной полости, удалению матки и стерилизации в три раза чаще, чем белые женщины, и что риск изнасилования, убийства или нападения для них в три раза выше, чем для белых женщин. Это статистические факты, а не совпадения или параноидальные фантазии.

Внутри сообщества женщин расизм – реальная сила, влияющая на мою жизнь так, как она не влияет на твою. Белые женщины в капюшонах, раздающие на улицах в Огайо брошюры Ку-клукс-клана, возможно, не одобрят то, что ты говоришь, но меня они пристрелят на месте. (Если бы мы с тобой вместе зашли в женскую школу в каком-нибудь захолустном городке в Алабаме, где о нас знали бы только то, что мы обе лесбиянки/радикалки/феминистки, ты бы сразу увидела, о чем я говорю.)

Угнетение женщин не знает ни этнических, ни расовых границ, это правда, но это не значит, что в рамках этих различий оно одинаково. Этих границ не знают и вместилища нашей древней силы. Обращаться к одному, даже не упоминая о другом, – значит искажать и нашу общность, и наше различие.

Потому что тогда за пределами сестринства всё так же царит расизм.

Мы впервые встретились на панельной дискуссии Ассоциации современных языков «Преобразование молчания в язык и действие». Это письмо – попытка нарушить обет молчания, который я дала себе самой незадолго до того дня. Тогда я решила, что никогда больше не буду говорить с белыми женщинами о расизме. Я чувствовала, что это пустая трата сил – из-за деструктивной вины и оборонительной позиции, а еще потому что всё, ч т о бы я ни сказала, могли бы сказать друг дружке белые женщины – сказать лучше, с несоизмеримо меньшими эмоциональными затратами для говорящей, и, скорее всего, их бы лучше услышали. Но я бы не хотела уничтожать тебя в своем сознании, я хотела бы, чтобы мне не пришлось этого делать. Поэтому на правах сестры-Ведьмы[62]62
  «Ведьма» – одно из оскорблений в адрес женщин, которые Дейли призывала переоценивать и переприсваивать. Сама она любила называть себя «отвратительной ведьмой» (revolting hag).


[Закрыть] я прошу тебя ответить на мои впечатления.

Сделаешь ты это или нет, Мэри, в любом случае я снова благодарю тебя за то, чему научилась у тебя.

Это письмо – мой ответный дар.

В руках Афрекете,

Одри Лорд