Текст книги "Змеиный князь"

ГЛАВА IX. НИБУР – ГОРОД ИНЖЕНЕРОВ

Хуфтор повел пилигримов дальше в сторону от реки, рассчитывая сократить путь до Нибура. Нил делал очередную петлю, и дорога вдоль берега заняла бы куда больше времени, чем та, что пролегала вдали от него. Весь следующий день путники монотонно покачивались в седлах и наблюдали однообразный пейзаж египетской саванны. Вечером они остановились в том месте, где накануне провели ночь бедуины. Там, где прошлой ночью горел костер, Морквард подпалил хворост, и Верн принялся за приготовление ужина.

Мал предложил леопарду лепешки и вяленое мясо, но тот отказался. Капитан с Илин поили верблюжьим молоком лошадей из широкой медной миски. Леопард степенно подошел к ним, дождался, когда ему поднесут белый как облако, напиток и принялся пить, аккуратно лакая языком.

Утром в лагере появился пожилой араб. Из одежды на нем была одна набедренная повязка. Его силы были на исходе: он тяжело дышал и едва переставлял ноги, с ужасом оглядываясь на кочевников, неспешно едущих вслед за ним на верблюдах. Их было четверо. Старик воскликнул:

– Не трогайте меня, – споткнулся, упал, поднялся, пробежал еще несколько шагов.

Его зрачки расширились, он задрожал. Из горла вырвался глухой звук:

– Мeртв, – и араб опять упал.

Над ним склонился Верн.

– Не дышит, – сообщил он после краткого осмотра.

Вскоре кочевники подъехали к лагерю и остановились чуть поодаль, явно опасаясь приближаться к леопарду, еще не успевшему открыть глаза после ночного сна. Один всё же преодолел страх перед пятнистым зверем. Он дружески поприветствовал Хуфтора, подошел к неподвижно лежащему на земле соплеменнику и, хитро улыбаясь, похлопал того по спине.

– Он мертв, – пояснил Верн.

Но кочевник продолжал улыбаться и тормошить бездыханное тело.

– Вставай, дорогой! Зачем улегся? – ласково спросил он.

Учтивое обращение к человеку, находившемуся в положении раба и, мало того, пытавшемуся совершить побег, смутило принца – он с недоумением посмотрел на Хуфтора. Тот улыбался. Кочевник, так и не сумев уговорить мертвеца вернуться с того света, сел рядом и затянул заунывную песню. Пение араба оборвал Морквард:

– Разве ты не понял, что твой раб мертв?

На этих словах лежащий на земле старик жадно втянул в себя воздух.

– Я живой! – сказал он, повернувшись к Моркварду. – Деньги давай! – эти слова ожившего трупа были уже обращены к сидевшему рядом с ним кочевнику.

– Собачий сын! – выругался тот, и добродушное выражение исчезло с его лица. Он достал из кошелька несколько серебряных монет, отдал их, немедля встал с земли и пошел к верблюдам.

Старик отправился вслед, весело подражая походке молодого кочевника. Так же, как и все остальные, он сел на подоспевшего к окончанию представления пятого верблюда и поехал своею дорогой.

– Они поспорили, – объяснил Хуфтор, – и старик выиграл.

– И в чем же заключался этот спор? – поинтересовался Морквард, почесывая за ухом.

– Старик должен был изобразить мертвого раба. В своей смерти ему легко удалось убедить Верна. Но если бы ты во всеуслышание не назвал его рабом, старик мог бы и проиграть спор.

– Лучше бы они в кости сыграли, – разочарованно сказал Морквард. – Всё было бы быстрее и без лишней суеты.

– Бедуины с сожалением относятся к тем, кто отдается во власть случая, – с усмешкой произнес Хуфтор. – На это способны люди низкого происхождения. Они не в состоянии избавиться от страха, с которым появились на свет, и лишь в азартных играх забывают о нем. Благородный муж предается более изысканным развлечениям, где требуется проявить воображение и тонкость ума.

Весь день пилигримы могли наблюдать, как племя бедуинов перегоняло по саванне стада овец, коз и коров. Никто из них не пытался приблизиться к чужеземцам, предпочитая проявлять любопытство на почтительном расстоянии.

– Здесь не так много мест, где можно пасти скотину. После того, как животные опустошат одно пастбище, пастухам приходится по нескольку дней гнать их, пока они не достигнут другого источника воды, позволяющего сочной траве прорастать сквозь землю, – разъяснил Хуфтор.

После полудня объявился старик – победитель утреннего спора. Теперь его тело было скрыто под одеждой из белой ткани. Подошвы ног защищала открывающая верх стопы обувь из верблюжьей кожи с загнутым носом. Он обратился к Хуфтору по имени, назвался Гафаром и предложил купить у него овец, коз, соль и чистую медь.

Хуфтор согласился на парочку молодых козлят, и Мал спросил леопарда:

– Не хотел бы ты отведать козлиного мяса?

– Я сыт, – отвечал зверь.

– Но ведь к вечеру ты проголодаешься, – предусмотрительно заметил Мал.

– Нет, – сказал леопард и недовольно зарычал.

Капитан расплатился, и они продолжили путь.

Поздним вечером опять появился Гафар. Теперь его сопровождали около десятка кочевников. Они придержали лошадей, а Гафар подъехал к костру. Хуфтор пригласил купца к ужину. От мяса и лепешек он отказался, а финики съел с удовольствием:

– Бедуину достаточно полдюжины фиников, чтобы пересечь пустыню, сразиться с врагом и провести ночь в любовных утехах.

Гафар рассказал, что ищет девочку, рожденную в семье его дочери, и сюда он пришел по ее следам. Хуфтор предложил осмотреть шатер, чтобы убедиться в том, что девочки здесь нет. Верн зажег масляную лампу, и кочевник осмотрел ночное пристанище пилигримов. Никого не обнаружив, он попросил прощения у Хуфтора за свои подозрения и, пожелав мира, удалился.

В эту ночь пилигримы охраняли лагерь по двое: капитан с Илин, Хуфтор с Морквардом и Мал с Верном. Мал так и не смог уснуть. Он был слишком взволнован, догадываясь, что тело девочки похитила оборотень, и намеревался, как только она появится, отправить ее обратно. Посреди ночи он почувствовал, что задыхается. Горло пронзила острая боль. Мал вынул меч Рамзеса из ножен в надежде освободиться от боли и вернуть хладнокровие. Но в этот раз меч ему не помог.

– Неужели страх перед той опасностью, что может навлечь на нас оборотень, превосходит страх, исходивший от Хашшишина? – подумал Мал.

Опасения оказались напрасны: оборотень так и не пришла. Под утро он заговорил с бодрствующим капитаном:

– Кажется, всё обошлось…

– Сегодня ночью ты слился с Оборотнем в едином предчувствии, – сказал капитан. – Грозящая всем опасность для вас двоих стала явью. И всё же удивительно, что оборотень смогла преодолеть страсть к тебе…

Мал понял, почему меч Рамзеса не освободил от боли и волнений: он побеждает те страхи, что навязаны чужой волей. Против страхов, порожденных самим малом, меч обратиться не в силах.

К завтраку вернулся исчезавший на ночь леопард и лег рядом с Малом. Вслед за ним появился недовольный Гафар с отрядом кочевников. Не сходя с лошади, он объявил, что зверь задрал двух овец. Мал посмотрел на леопарда.

– Я охотился, – объяснил зверь.

Капитан вытащил несколько монет и протянул их Гафару. Старик взял их, после чего опять предложил купить овец, коз, соль и чистую медь. Вместо ответа Хуфтор поинтересовался, нашел ли он девочку. Гафар сообщил, что нашел ее: девочка была в беспамятстве, а, очнувшись, сказала, что в нее вселился шайтан. Не дождавшись пожеланий приобрести товар, купец попрощался и уехал.

Мал, сидя на бегущем вперед леопарде, всматривался в небо серого цвета. Сегодня оно было плоским и пустым, тогда как солнце всю дорогу скрывалось за невидимыми облаками. Деревья казались искусственными, и ковер из зеленой травы, устилавший землю, был подобен старому, покрытому морщинами пергаменту. Спутники Мала следовали за ним, как безмолвные тени. Он утратил способность воспринимать их как живых людей. Зато Мал всё больше думал о Лесном воине и смутно предощущал его появление. Он сказал об этом капитану, но тот ничего не ответил.

– Здесь стоял храм сына Анубиса – Упуата, – Хуфтор по своему обыкновению начал рассказывать очередную историю, – и был разрушен испанцами. Когда вера в древних богов пошатнулась, жители ближайшей деревни разобрали остатки священных стен, а камни растащили кто куда. Случилось так, что их поразила проказа…

Хуфтор неожиданно прервался и так и не возобновил рассказ. Вечером Мал заставил себя съесть несколько пресных лепешек и запить их безвкусной водой, хотя ни аппетита, ни жажды не испытывал…

Он проснулся от боли в груди. Мал развязал платье и прижал руку к тому месту, где в страхе металось сердце. На нем была чужая одежда, змеиная кожа исчезла вместе с мечом Рамзеса. Мал лежал один в неизвестном лесу, не помнил, как здесь очутился, но знал, что где-то поблизости таится опасность. Он поднял голову и увидел тонкий женский силуэт, высвеченный лунным светом.

– Мерит! – сорвалось с его губ.

Она повернула к нему лицо, окаймленное темными волосами, и посмотрела пустым взглядом.

– Это ведь я – твой любящий брат! – воскликнул Мал.

В ответ она прыгнула, прижала его сильными руками к земле, приоткрыла рот, но не для поцелуя, а для того, чтобы впиться зубами в шею. Издалека послышался волчий вой. Девушка повернулась в ту сторону, откуда он доносился, сорвалась и исчезла в темноте. Мал увидел, что находится в кольце волков. В их глазах холодным светом сияли ум и способность к безжалостному убийству. Мал не испытывал страха, он был готов умереть прямо сейчас. Но вместо того, чтобы растерзать, волки повели его, окружая со всех сторон, вглубь леса.

Стражи скрытого в лесу храма воинственного волка Упуата встретили Мала устрашающим рычанием. Это были звери, намного превосходящие лесных собратьев ростом и мощью. Волчица, самая крупная и свирепая из всех, приказала войти внутрь. Мал подчинился ее воле. Вместо стен и колон за храмовыми воротами он увидел всё тот же ночной лес. Из-за ближайшего дерева вышел один из проводников Мала.

– Ты не выдержал испытания. Ты предал моего отца и будешь наказан, – сказал зверь и побежал прочь.

– Прошу тебя, остановись! Верни мне Мерит, какой она была прежде!

Старший сын фараона Рамзеса сказал:

– И ничего нет для меня дороже сестры Мерит. Когда она берет в руки благозвучный систр и играет на нем, даже странствующие боги Энеады замирают от наслаждения, что уж говорить о простых смертных. Когда голос ее льется в стенах дворца, они падают ниц, не в силах скрыть благоговение перед пением, уносящим их душу в небесное царство. Счастлив, кто смог уловить в своих одеждах аромат умащений Мерит, потому как нет ничего прекрасней их благоухания. Счастлив похититель черного, как ворон, волоса, упавшего с ее головы, и тот, на кого она случайно обратила взор, ниспослав свое снисхождение. Мне ли, брату ее, не заботиться о той, что испила молока из груди матери моей, мне ли не хранить ее безмятежность?

С малых лет отец обучал меня воинскому искусству. Показывал, как мастер выделывает лук из древа жизни и смерти и крепит на нем бычьи жилы. Я стоял с ним на колеснице, когда озирал он поле при Кадеше. Из моих рук сын бога Ра принял стрелу с широким острием – ту, что положила начало великому сражению с хеттами. Возложил ее воспаленный гневом Рамзес на середину лука, пустил в сторону врага и полетел в битву. Пришло время, и у меня достало сил натягивать тетиву, и падали звери, пронзенные моими стрелами, и нес их к ногам прекрасной Мерит: кто еще достоин моей жертвы? У кого тонкий стан, соперничающий в стройности с виноградной лозой, кто глядит на мир глазами бездонными как ночное небо над Нилом, кто ступает по земле легче полевой лани, какие еще губы источают сладчайший сок, пьянящий как шедех, чей еще голос подобен дыханию северного ветра?

Как зачарованный внимал я нежным песням Мерит, мечтая о том, чтобы дни похожи были друг на друга, как листья с одной и той же ветви. Но нить судьбы, связующую нас, прервал отец. Он полководцу лучшему из лучших обещал, что станет дочь его женой за доблесть на полях сражений.

– Но ведь любовь пронзила нас огненными стрелами, и все воды Нила не смогут залить огонь, что пылает в наших сердцах. Смилуйся, отец, отдай мне ее в жены! И властью, что дана богами, позволь быть вместе брату и сестре.

И слышать не желая этих слов, отец был непреклонен в своей воле. Тогда в отчаянии проник в покои к Мерит, сорвал с нее одежды. Не сдерживая страсть, вкусили мы плоды запретного блаженства. Тогда же схвачен был и брошен на колени пред тем, кто ныне царствовал в Египте.

– Ты свободен от тяжелых работ и кожа рук твоих нежна, живешь в доме, что тяготиться от роскоши, и в конюшнях твоих много быстроходных скакунов. Ты одет в дорогие одежды и ни в чем не испытываешь недостатка. Неужели ты несчастлив?

– Мерит невиновна – я овладел ей против ее воли, – было сказано мною в ответ.

Фараон милостиво даровал мне смерть, предначертанную судьбой. С рожденья предсказана мне гибель от змеиного укуса. Еще в семь лет я в кровь свою впустил змеиный яд. Отец испытывал меня и дал возможность выжить. Противоядие избавило от мук. Но вместе с ними страх мой не исчез. Он до сих пор преследует меня. Теперь я спущен в подземелье, и кобра вслед за мною. Что мне осталось? Молить Анубиса, чтоб покровительствовал во мраке царства мертвых? Змея подползла, капюшон расправила и тело мое обвила, раскрыла пасть, и к коже прикоснулась раздвоенным, как ветка, языком, зубами впилась в грудь. Глаза закрыл от нестерпимой боли, с нею тяжесть навалилась на всё тело. Огненный шар вспыхнул на месте укуса и выжег воздух в груди. Разомкнул веки и вслух проговорил:

– Змея, меня защищает Анубис, так что убирайся прочь, ешь мышей и птиц, предназначенных тебе в пищу богами.

Кобра смотрела на меня неотрывно, и взгляд ее был исполнен сострадания.

– Мерит, кто завтра войдет в чертоги твои, кто будет восхищаться тобою, кто будет любить тебя? – сказал и погрузился в предсмертный сон.

Но огонь, разгоревшийся в моем теле, не спалил дотла. Прохладная влага проникла внутрь и потушила полыхающее пламя. Жажду утолив, глаза открыл, увидел, что губами приник к женской груди, а тело женщины свивается вокруг. Сама змея меня поила молоком!

– Анубис-саб, где ты, открой мне путь в долину мертвых! – призвал стоящего впереди чертога богов.

– Спи, сын мой! – в ответ услышал, и сном заснул без сновидений».

Я очнулся в темноте от ощущения холода, обхватил тело руками и не узнал его. Что со мной и где я? Я лежал на холодном каменном полу, но ни стен, ни потолка не видел. Мое туловище было покрыто змеиной кожей, а ноги, руки и голова остались прежними. Тьма рассеялась, и я смог различить существо с головой собаки:

– Анубис! Значит, я в царстве мертвых?

– Ты не умер, сын моей дочери, – сказал Анубис. – Кебхут, посмотри на него!

К Анубису подползла иссиня-черная кобра, та самая, что накормила меня молоком, и величественно подняла голову. Колени мои подогнулись, и я в благоговении пал ниц.

– Ты просил моей защиты, и я явился к тебе. Я – твой господин, – сказал Анубис.

– Я повинуюсь тебе.

– Ты обретешь силу и могущество – весь Египет будет у твоих ног.

– Хочу, чтобы Мерит была со мною! – я не решился сказать об этом вслух, но Анубис услышал мои мысли:

– Она будет твоей, если ты будешь верой и правдой служить мне.

– Я клянусь тебе в верности.

– Я принимаю твою клятву. Ступай, тебя ждет мой сын Упуат. Он укажет путь, – сказал Анубис.

Всё разом исчезло, как будто я провалился в глубокий колодец, а вынырнул из него уже рядом с Мерит. Она лежала на лесной траве, и ее охранял волк Упуат. Вокруг лежали мертвые тела вооруженных людей. Среди них был и жених сестры. Вода протекавшего рядом ручья помутнела от крови. Мерит открыла глаза и долго смотрела на меня, потом прикоснулась к лицу, провела рукой по плечу и желто-коричневой змеиной коже, улыбнулась и прильнула ко мне. Я облегченно вздохнул:

– Она всё знает.

Любовь нахлынула с новой силой. Я поцеловал ее в губы и, нежно отстранив, подошел к мертвому жениху, снял с него доспехи, отбросил их в сторону, стащил с тела платье с широкими рукавами и надел его.

– Я знала, что ты жив, – сказала сестра и с благодарностью посмотрела на волка, – он пообещал мне, что ты придешь за мной.

Упуат встал и призвал идти за собою. К вечеру мы прибыли к вратам Саиса. Нас препроводили к наместнику. Тот вел себя так, как будто был заранее извещен о нашем прибытии, проявляя чудеса гостеприимства. Казалось, утраченное без возврата счастье вернулось…

Но длилось оно лишь семь дней, пока в Саис не прибыл Фараон в сопровождении Великого жреца. Мы встретили их в городском саду. Увидев нас вместе, жрец задрожал всем телом и сказал:

– Их нельзя убивать, повелитель. Принадлежащие им тела связаны с душами священных животных. Если они умрут по вашему приказу, Египет снова разделится на две половины, и белая корона объявит войну красной.

– Вняв его словам, фараон велел слугам проводить нас в храм Тота. Я и Мерит, держась за руки, вошли в лабиринт и долго переходили из одного коридора в другой, пока не увидели светящееся облако, которое постепенно приобретало очертания человеческой фигуры. Мы пошли навстречу и остановились, различая во всем величии облик божества с головой Ибиса, могущественного Тота, источающего свет мудрости. Мы разомкнули руки, склонились и услышали мягкий голос:

– Змея и волк похитили ваши души – хотите ли вы вернуть их?

– Великий Тот, мне не хватает ума, чтобы понять сказанное тобою, – ответил я, не поднимая глаз.

– Во власти Упуата находится душа твоей сестры, и он поместил ее в волчье тело, твоя же душа принадлежит Кебхут, уподобившей тебя змее.

– Но разве с Мерит произошло то же, что и со мной? Ведь ее тело… – промелькнуло в моей голове.

– Ее тело, – продолжил за меня Тот, – покрыто волчьей шерстью, подобно тому как твое – змеиной кожей.

– Но почему я не вижу этого?

– Также как и она… – сказал Тот, продолжая читать мои мысли.

– Брат мой, ты каждую ночь ласкаешь мое тело, неужели ты не видел… – смущенно проговорила Мерит.

– Ваш истинный облик скрыт друга для друга, ваши глаза обманывают вас, – сказал Тот.

Вот почему сестра нисколько не удивилась, впервые увидев меня со змеиной кожей!

– Зачем богам наши души?

– У них, как и у людей, свои цели: взамен они вам дали часть себя, но вовсе не для того, чтобы вы наслаждались.

– Боги выбрали нас, чтобы мы исполнили их волю.

– Боги выбрали вас, чтобы самим исполнить свою волю, – поправил меня Тот. – Они будут действовать через вас, но вы никогда не будете ни знать, ни помнить об этом.

– Почему? – вымолвил я.

– Вы сами вручили себя богам.

Значит, мы больше не сможем стать людьми. И как бы это ни было страшно, мы должны принять долю, уготованную богами. В этом – высшая добродетель, и боги вознаградят нас.

– Служить богам – великая честь, – провозгласил я.

– Я помогу вам победить сомнения, – сказал Тот. – Обернитесь!

Мы послушались и увидели две дороги.

– Справа – путь человека, слева – путь змея и волка. Правильный путь в душе каждого из вас, – хладнокровно произнес Тот.

Мы одновременно сделали первый шаг, и я стал спокоен так, что даже удивился своему спокойствию. Я шел легко и свободно, рядом со мной – Мерит. Она была прекрасна, и невозможно было налюбоваться на нее. Протянул ей руку, но она не взялась за нее. Я ступил на правый путь, в то время как Мерит ступила на левый. Я шел по пути человека! Но ведь я решил выбрать путь змея – как это могло случиться? Что я натворил?

– Мерит! – закричал я. Но она не отозвалась. Ее глаза были закрыты. Мы отдалялись друг от друга, и я не мог ничего изменить. Я не мог отступить, вернуться назад.

– Но ведь это произошло случайно! Я этого не хотел!

– Правильный путь в душе каждого из вас, – повторил Тот.

– Этот путь неправильный! Я не должен был идти сюда! Мерит! – воззвал я.

Оглянувшись, увидел, что земля уходит из-под ног, стоит мне сойти с нее – вернуться назад невозможно. Я избрал путь человека…

Мал осмотрелся в поисках дороги, ведущей из леса, но, не успев вглядеться во тьму, был сбит с ног. Перед ним мелькнула волчья пасть, и через мгновение Мал почувствовал острые зубы, впивающиеся в шею. Силы покидали его вместе с вытекающей кровью. Мала охватила слабость, он понял, что умирает. Но через некоторое время Мал очнулся и не почувствовал ран на шее. Волчица тотчас подскочила к нему и снова разорвала клыками человеческую плоть. Мал провалился в пустоту и вскоре опять пришел в себя живым и невредимым. Смерть и возрождение повторялись из раза в раз. Волчица не оставляла Мала в покое – она была сильнее и легко одерживала победу. Но он не мог умереть, и Мал стал учиться продлевать возвращения после очередной попытки убить его. Воскреснув, он старался лежать как можно тише, потом вскакивал и бежал, пытаясь на ходу высмотреть укрытие. Иногда ему это удавалось, и Мал успевал подумать, как ему прекратить этот бесконечный поединок. Волчицу могла остановить только смерть. В очередной раз вернувшись к жизни, он сосредоточился и вспомнил задуманное. Стараясь не шелохнуться, он приготовился встретить убийцу. Когда над ним показалась волчья голова, он сам бросился на зверя, опередил его, схватил руками за шею и принялся со всей яростью душить. Он влил в усилие все желание мести, что накапливалось в нем с каждой пережитой им смертью, и убил ее. Он нависал над телом животного, содрогавшегося в предсмертных судорогах, чувствовал прилив сил и странное, до сих пор неизведанное им наслаждение. Но когда волчица обратилась в Мерит, его Мерит, разум Мала помутился: что он натворил? Как он мог лишить ее жизни своими руками?

И Мал проклял самого себя. Он оплакивал Мерит и мечтал о собственной смерти. Но Анубис не открывал ему врата в мир мертвых. Мал не ел и не пил. Обретая ночную смерть от голода и жажды, он пробуждался к жизни, как после тяжелого сна, с первыми лучами солнца. Мал приходил в себя среди истлевшей травы и высохших деревьев – растения жертвовали собой, даруя ему жизнь помимо его воли. И Мал решил покинуть лес. Он пробирался сквозь заросли, и звери бежали от него прочь, птицы покидали гнезда, даже мошкара, и та растворялась в воздухе перед ним. Мал думал, что Анубис наказал его бесконечным заточением в лесу. Но он ошибался. Лес выпустил его. Сразу за ним стояла небольшая деревушка. Ее жители приняли Мала, дали ему пищу и кров, и когда они проснулись на следующее утро, то увидели, что через их кожу просачивается кровь. Мала, единственного из всех, эта странная болезнь не коснулась. Еще через день лица и тела людей были обезображены язвами, и Мал ушел. Он попросил приюта в другой деревне, и всё повторилось. Мал отплатил за гостеприимство язвами и кровью точащейся через кожу. Лишь тогда он осознал, что источник боли и страданий проистекает из него самого, и способность не умирать получена за счет чужих жизней. Таково проклятие Анубиса!

– Я пришел в Саис в надежде, что Тот освободит меня. Но бог с головой Ибиса признался, что не может снять заклятие. Это было не в правилах богов. Тот предложил мне кров, пищу и, самое ценное – знания. Они наделяли меня силой и могуществом. С их помощью я надеялся вернуться к прежней жизни. Но тщетно – шли годы, а я так и оставался пленником чудовищного бессмертия. Лишь в храме Тота мне удавалось удерживать голод. И тогда я восстал против Анубиса. Я уничтожал его храмы и убивал его верных слуг. В ответ он заточал меня во мраке леса, и когда я выходил на свободу, то видел, что разрушенные храмы восстановлены, а свита Анубиса пополнилась новыми тварями. Я возвращался в Саис в поисках оружия, разящего богов, погружался в изучение тайных знаний и снова бросал вызов Анубису. Опять попадал в плен, освобождался, обучался новым премудростям в Саисе, после чего снова вызывал бога на поединок. Три тысячи лет я сражался, но так и не смог победить Анубиса. Всё, что я делал, было бессмысленно. И мною овладела тоска – желанный свет освобождения от тягостей нового существования погас. Я оставил Саис и отправился скитаться по земле. Где бы я ни шел, плодородные земли превращались в пустыни, а люди умирали пораженные страшными болезнями – так я уничтожал жизнь. Чтобы искупить вину, я убивал тех, кто губил человеческий род: магов и зверей. Люди дали мне прозвище «Лесной воин», потому что я мог жить только в лесах. Я спасал храмы от разорения, пряча их в чреве пустыни, карал похитителей, проникавших за наживой в священные пирамиды, и ждал, что боги вознаградят меня за благочестивые деяния. Это произошло: Тот снова призвал меня в Саис. Я вернулся к нему и принялся за изучение тайных наук. Но они больше не несли мне надежды. Теперь я поглощал их так же, как поглощал жизни – голод и здесь управлял мною. Зачем мне те знания, что не позволяют сдерживать собственный голод? Я отверг мудрость Тота, не желая менять одну несвободу на другую. За дерзость Тот лишил всего, что было обретено мною в Саисе, но я утратил и способность к забвению – таково было проклятье. Когда между богами случилась ссора, и волки в союзе с псами разрушили Саис, я вновь стал пленником Анубиса. Я принял очередной плен с покорностью: ничтожная жизнь научила меня смирению. Но однажды я был вознагражден: Анубис предложил мне свободу. И ее цена, Мал, оборотень – твой оборотень!»

Мал проснулся в походном шатре:

– Кто-то захотел, чтобы я знал, что произошло со стариком от начала и до конца. Кто бы это мог быть? Сам Лесной воин, его господин Анубис, или премудрый Тот? Видение произошло там, где сын Рамзеса потерял возлюбленную. Почему мы не прошли мимо? Неужели здесь нет другой дороги?

Мала охватил страх навсегда потерять Маргариту. Он припоминал, что в истории Лесного воина есть тайный смысл, который ускользал от него. Старик знал что-то важное о богах, но не хотел делиться сокровенным знанием. Оно связано с его судьбой – Мал в этом не сомневался, и, преодолевая страх, пытался уловить суть того, что поведал сын Рамзеса.

– Или же сами боги не хотят, чтобы я узнал про них тоже, что и Лесной воин? – принц направился в лес.

Верн последовал за ним, но Мал решительно остановил его. Он шел к храму Упуата. Каждый шаг в лесу, лишенном влаги, сопровождался хрустом ломающихся веток. На холме сидели два волчонка. Они смотрели на него так, словно бы знали, кто он и зачем сюда пришел. Из лесных зарослей вышла волчица, легла рядом со своими детенышами и с любопытством поглядела на пришельца.

Лесной воин встретил принца на обратной дороге.

– Ты вправе делать всё, что пожелаешь, Мал. Ведь ты свободен в отличие от меня, – сказал седобородый старик.

– Я не более свободен, чем ты. Внутри меня живет Змей, и я не властен над ним.

– Хорошо, что ты понял это.

– Я признателен тебе за меч – он спас меня.

– Ты не должен меня благодарить.

Мал услышал гул за спиной, обернулся и ничего не увидел. Он повернулся обратно. Лесной воин успел исчезнуть.

На обратном пути Мала встретил леопард. Зверь сказал, что дальше не пойдет, – он вернется, когда Мал покинет город. Принц впервые в жизни сел на верблюда. Ходьба двугорбого разительно отличался от поступи жаждавшего бешеной скачки Ориона или мягких прыжков уверенного в себе леопарда. Всадник почти не замечал, как невозмутимый верблюд переставляет ноги одну за другой. Он умиротворенно плыл сквозь пространство, и Мал плыл вместе с ним.

Хуфтор объявил, что они въехали на одну из четырех дорог, ведущих в Нибур. До прославленного города инженеров осталось не более одного дня пути. Вскоре они догнали караван торговцев, ехавших в сопровождении паломников и воинов. Вместе с ними путешествовала и труппа странствующих актеров. Хуфтор разговорился с ее хозяином. От него он узнал, что актеры постоянно переезжают из одного места в другое, развлекая публику то тут, то там. Главное для них – увидеть мир, и в бродячей жизни и заключается актерское счастье. Хуфтор в ответ поделился рассказом о своей страсти к путешествиям. Мал вспоминал о Маргарите, и на этот раз за ее образом простирались неведомые дали. Стоило Хуфтору умолкнуть, в разговор вступил капитан. По его словам, где-то в Западном океане в нескольких днях плавания от Испании расположены острова Блаженных. Там всегда стоит теплая погода, вместо дождей – серебряная роса, а земля безо всяких усилий рождает вкуснейшие плоды, которые никогда не иссякают и которым наслаждаются счастливые обитатели этих островов. Это мир, где болезни и смерть не существует, это место вечной юности, красоты и счастья. Но попасть туда можно только с помощью поста и молитвы, как попал туда Святой Брендан с полным кораблем паломников и монахов, или по приглашению волшебных существ, населяющих этот остров.

Пока капитан говорил, Илин неотрывно смотрела на него взглядом, полным любви и восхищения.

К Нибуру пилигримы подъезжали вдоль реки. В небе над городом Мал заметил небольшую точку.

– Это корабль, – объяснил Хуфтор.

– Я слышал об этом чуде, – сказал Морквард, – неужели плавающий в небесах корабль и вправду существует?

– Как видишь, корабль, сотворенный халдейскими магами, существует.

– Почему халдеи, превратив города в прах, не позаботились об уничтожении флота? – удивился Мал.

– Корабль подарили фараону Рамзесу еще до завоевания Халдеи. Маги намеренно оставили его египтянам. Зачем они это сделали, мне неизвестно. Когда Рамзес вторгся в страну магов, корабль был в небесах. Он провел там ночь и спустился на землю на рассвете. С тех пор корабль взлетает раз в году, когда наступает день падения Халдеи, и приземляется, как только солнце следующего дня появляется над горизонтом. Он неподвержен разрушительной силе времени и не горит в огне. Лучшие инженеры съезжаются со всего мира, чтобы изучать его. Каждый из них мечтает раскрыть секрет корабля, чтобы потом сотворить подобный ему. Но понять, как он устроен, еще никому так и не удалось. Встречаются и те, кто, соприкоснувшись с тайной, увидев ее воочию, бежит прочь в страхе. Но с годами загадка летучего корабля становится всё более притягательной. Общепризнанно, что принадлежит он вовсе не Египту, а городу и сразу всем инженерам цивилизованного мира, так что воспарение корабля – это большой праздник для жителей Нибура.

– Я всегда мечтал взглянуть на него, – признался капитан.

– Инженеры боятся, что корабль может быть захвачен, поэтому они выстроили настолько прочные стены, что город невозможно взять приступом. Нибур так велик, что окружить его не хватит сил ни одной армии. Но если она когда-нибудь возникнет, то город сможет выдерживать любую осаду бесконечно долго.

– А если найдутся ловкачи, которые вздумают похитить корабль? – спросил Мал.

– Это невозможно. В Нибуре, конечно, есть воры, но их все знают, и они подчиняются общим порядкам. Если среди них появится чужак, городские воры без зазрения совести выдадут его.

– Неужели? – изумился Мал.