Текст книги "Глаз Паука"

И никто не стал их задерживать – потому что гигантский паук из черного мрамора зашевелился, пытаясь выбраться на свободу из каменного плена. А из мрака вылетел здоровенный, как буйвол, туранец в серой кабе и с тяжелым ятаганом в руке.

* * *

– Что происходит? Хасти, какого демона ты творишь?!

– Помогите! Уберите от меня это!

– Проклятье, сматываемся отсюда! Где выход?

Орали все, кто во что горазд, и не слыша притом друг друга. Рейф кричал, что надо взяться за руки и всем пробираться к выходу; Аластор требовал, чтобы ему помогли вынести беспомощную Клелию; Кодо требовал, чтобы ему отдали на растерзание Аластора, а там будь что будет; Трижды Повешенный ничего не требовал, а просто ругался последними словами. Толчки продолжались. Дальний конец зала утонул во тьме, и неясно было, есть ли еще выход или он уже завален наглухо грудами камня, рухнувшего с потолка. В режущем глаз свете Ока было видно, что огромный паук уже выпростал две передние лапы размером с лошадиную ногу и пытается приподнять чудовищное туловище.

Во всей этой суматохе лишь два человека сохранили относительное хладнокровие. Одним из них был, как ни странно, Ши – одной рукой он крепко держал визжащую Юнру, другой что-то лихорадочно делал на одной из колонн; другой же была Эсма Халед, про которую все забыли. Поднявшись на ноги, она вычертила в воздухе сложный знак, и на белой стене фреска с изображением паутины стала разгораться синим огнем. Золотой паучок выполз из ее середины и проворно побежал по расширяющейся спирали, оставляя за собой яркий оранжевый след.

Маг высшей степени посвящения, посмотрев на шустрого паучка, понял бы, что имеет дело с редкой и сложной разновидностью магии, так называемым постоянным порталом. Эсма Халед собиралась воспользоваться им, прихватив с собой магический шар – при всем ее фанатизме приятная перспектива стать добычей для нарождающегося воплощения Великого Паука жрицу отнюдь не прельщала. Но сейчас между ней и Оком Бездны стоял Хасти, совершенно, правда, обалдевший – то ли от внезапно вернувшейся к нему памяти, то ли от случайно учиненной им катастрофы.

– Великие Небеса, да сделайте же что-нибудь! – отчаянно выкрикнул Рейф.

Навряд ли Хасти услышал его слова во все усиливающемся шуме, но «что-нибудь» он сделал. Увы, толку от этого «что-нибудь» вышло чуть-чуть. Око сверкнуло алой вспышкой, раздался короткий оглушительный свист, и жуткий, сводящий с ума рев обрезало, как ножом. Гигантский паук по-прежнему упорно выдирался на поверхность, только теперь делал это лишь под хруст взламываемого камня и вопли испуганных людей. И оставалось ему совсем немного.

Эсма метнула в Одноглазого трескучую синюю молнию. Хасти молча сложился пополам и рухнул навзничь. Бегом, насколько позволял вздрагивающий пол, жрица бросилась к драгоценному талисману.

Наперерез ей метнулись сочащиеся смертельным ядом клыки и рубиновые глазки Хозяина Великой Паутины – а навстречу им взлетел кривой туранский ятаган.

…Теймураз иль'Ваххаби потерял всю свою «гвардию». Большинство полегло под мечами живых и ржавыми ножами неупокоенных, а несколько уцелевших пустотников-Обращенных попадали замертво, стоило только Хасти коснуться магии Ока. Иль'Ваххаби остался один – слишком хороший воин, чтобы пасть в обычной схватке, он носил в себе недостаточно Пустоты, чтобы разделить печальную участь «серых». С самого начала, когда все пошло наперекосяк, он так и не смог пробиться на помощь Эсме: неупокоенные отчего-то кидались на него втрое злее, чем на прочих стражей. Теперь вот пробился, но поздно.

Со дня частично пройденного им ритуала Пустоты иль'Ваххаби почти не испытывал обычных человеческих чувств – по крайней мере, сколько-нибудь сильных чувств, затмевающих разум. Ему уже начинало казаться, что он превыше пагубных страстей. Превыше боли. Боли он и впрямь не ощущал, однако сейчас бесстрастный воин испытывал сильнейшее раздражение пополам с досадой. Все пошло прахом. Кто бы мог подумать, что слепая случайность да обычные люди, этакий вот сброд – воры да наемники – способны разрушить планы Вездесущего?!

Или, возможно, именно таков и был Его план, ибо кто может понять помыслы божества?

Так или иначе, теперь единственное, что осталось, это достойно умереть.

Ну не злая ли насмешка судьбы – быть сожранным тем, кому верно служил?!..

* * *

Неистовый туранец отвлек на себя чудовищное воплощение Хозяина – несомненно, ценой собственной жизни. Эсма вновь потянулась к талисману. И вновь неудачно. Чья-то сильная рука грубо отшвырнула жрицу прочь.

Перед ней стоял Аластор Кайлиени, зло сверкая глазами. За его спиной Одноглазый потихоньку поднимался на ноги.

– Живучая тварь, – процедил Альс, доставая нож. – Вредная, кусачая сколопендра. Может быть, мы все здесь умрем, но ты будешь первой. По твоему приказу убили моих друзей и мою жену. Ты убила множество людей, своими руками или чужими, а сама до сих пор жива – так не пора ли исправить эту несправедливость?

Он занес клинок для удара. Эсма, настороженная, как пантера, чуть отступила назад, понимая, впрочем, что этого недостаточно – вот если бы еще пару шагов… и демон с ним, с Оком.

– Нет, – вдруг сказал Хасти, хватая Аластора за руку.

– Что?! Какого…

– Это Эсма Ворчунья, знахарка.

– Ты рехнулся?! Она опасна, как стигийская кобра!

– Она спасла мне жизнь, – упрямо возразил Одноглазый.

– А сколько жизней погубила?! – вскричал Аластор, вырывая руку и нанося удар.

Но Эсме Халед хватило этой маленькой заминки как раз на пару шагов. Удар Альса запоздал – жрица с удивительной для своего сложения ловкостью нырнула в портал, который тут же сомкнулся за ней, не оставив на гладкой стене ни малейшего следа.

– Зачем ты это сделал? – яростно выкрикнул Аластор. – Она…

– …выйдет из магических врат на крохотном островке посреди Закатного Океана. Я позаботился. Уверяю тебя, выберется она оттуда нескоро. Если вообще выберется.

Стены и потолок подземного капища содрогались все сильнее. Неподалеку с тяжким грохотом осела колонна, за ней еще одна. В темноте Теймураз иль'Ваххаби насмерть сцепился с гигантским пауком – судя по звукам, и тому, и другому приходилось несладко.

– Альс! Хасти! – завопили сразу несколько голосов. – Скорее сюда! Скорей же!

Ши стоял, пригнувшись, возле низкой дверцы, из которой лился неясный свет. Дверца была прорезана прямо в колонне. Аластор на миг оторопел. Потом до него дошло.

– Помнишь городскую казну? Я еще тогда задумался: а что, если отмычки, – воришка многозначительно побренчал связкой чрезвычайно знакомых отмычек, и по физиономии его расползлось в точности такое выражение, какое бывает у кота, догадавшегося, как безнаказанно добраться до миски со сметаной, – открывают не дверь, а место? Так я был прав. Прошу.

Предпоследним в странную дверцу прошел Рейф. Последним – Хасти. Зачем-то Одноглазому позарез понадобилось задержаться.

Как незамедлительно обнаружилось, с другой стороны дверца открывалась прямо в спальню некоего розового особняка на улице Лодел.

…Слуги покинули «Альнеру» сразу, как только поняли, что дело нечисто; «черные балахоны», перепуганные до потери сознания, выскакивали изо всех дверей еще довольно долго и сразу попадали в руки месьора Рекифеса с его немедийцами. Никто даже и не думал сопротивляться. Напротив, большинство были просто до неприличия счастливы, некоторые изъявляли желание немедленно и чистосердечно раскаяться.

Рекифес мог их понять. Спустя десять ударов сердца после того, как стремглав выбежал последний Искатель Истины, рухнула крыша, и стены дома начали заваливаться внутрь. Огромная куча мусора, в которую превратилось большое и роскошное имение, неведомой силой сминалась и проваливалась сама в себя. Под конец из руин ударил в небо ядовито-зеленый луч и послышался жуткий, замогильный стон…

Хасти не зря, рискуя жизнью, старался подольше задержаться рядом с Оком. Одноглазый маг – а после всего происшедшего ни у кого из участников не оставалось и тени сомнения в магических способностях Хасти – уходя, сделал все, чтобы печальная история «Альнеры» не повторилась никогда.

Глава девятая
Представление продолжается!

1 день Первой осенней луны 1264 года

по основанию Аквилонии.

Слитный шум голосов напоминал рокот океанского прибоя – налетал, на мгновение оглушая, волок за собой и разбивался о камни дождем сверкающих брызг. Конное Ристалище славного города Шадизара, вмешавшее до пяти тысяч зрителей, сегодня было переполнено едва ли не вдвое – люди стояли и сидели в проходах, на каменной ограде, вскарабкались даже на каменную квадригу, украшавшую главные ворота Поля. Гулявшие последние две седмицы по Шадизару слухи обещали горожанам нечто невиданное и потрясающее. Сегодня с утра любой, сумевший наскрести денег для оплаты самого дешевого места, устремился к Конному Полю, по пути прихватывая с собой любопытствующих родственников, друзей, подружек и корзинку с едой – поскольку основная часть зрелища должна была разворачиваться после наступления сумерек. Месьор Аддах Рабиль, владелец Ристалища, весьма удивился этому требованию нанимателей – они пожелали взять Поле в найм на две ночи.

– Только без колдовства и чародейства, – наполовину в шутку, наполовину всерьез предупредил месьор Рабиль, ставя свою подпись внизу пергаментного листа с договором. – Девственниц в жертву не приносить, демонов не вызывать, оргий не устраивать и Затху извращенным образом не поклоняться. Иначе договор расторгается, заклад не возвращается, а вы имеете кучу неприятностей.

– Никакой волшбы, исключительно высокое искусство и ничего, кроме искусства, – в тон господину Аддаху откликнулся один из троицы нанимателей – смазливый парень шемитских кровей, старательно выписывавший в положенном месте свое имя, «Ши Шелам». Его компаньонами выступали небезызвестный Амиль дие Кьеза, глава лицедейской труппы из Офира, и Адриеш Тавилау, наследник Дома Тавилау. Собственно, если бы не участие Адриеша, месьор Рабиль еще трижды подумал, прежде чем соглашаться на предложение неизвестного парня и такой сомнительной в денежном отношении личности, как дие Кьеза. Но за Адриешем стояли золотые сундуки его папаши, договор был заключен и заверен всеми сторонами, обусловленный залог в звонких империалах и офирском серебре принесен и вручен, и Аддаху Рабилю оставалось лишь надеяться, что на месте Поля не останутся дымящиеся развалины.

Задуманный дие Кьезой и Ши Шеламом план по устроению грандиозного песенного представления втягивал в себя все больше и больше самых неожиданных личностей. Адриешу, увлекшемуся затеей, пришло в голову, что для пущей зрелищности надо выпустить на сцену с десяток хорошеньких танцовщиц – мол, красивые девушки никогда не помешают. Ши незамедлительно кликнул своих подружек из «Золотого павлина». Те за компанию притащили тощую рыжую девицу по имени Алефи, обладательницу голоса столь потрясающей силы, что Альс безоговорочно согласился взять ее в качестве подпевающей.

Диери Эйтола привела парочку молодых живописцев, пробавлявшихся рисованием фресок в небогатых храмах. У торговцев тканями выдался доходный день – бегавшие по лавкам порученцы дие Кьезы скупили весь запас полотна, превращенного в отменные декорации.

Из-за нарядов для танцовщиц случилась небольшая размолвка между покровительствовавшей затее Клелией Кассианой и Хиссом. Глянув на предложенные Змеиным Языком образцы, Клелия язвительно поинтересовалась: он старается таким образом уменьшить расходы? Или у нее внезапно ухудшилось зрение? Во что, собственно, облачены девицы, кроме парочки золотых шнуров и обрывков ничего не скрывающего шифона? Спор завершился тем, что ее светлость взялась за дело сама, ворча, что ей поздновато уже начинать карьеру белошвейки.

Совершенно неожиданный вклад в общее дело внесла Ильха Нираель. В один прекрасный день она явилась в «Рубиновую лозу» в обществе хмурого дверга по имени Нунри. Девица Нираель – иногда одна, иногда с помощью Хасти – вновь начала проводить служения в капище на Плешке, и сей подгорный житель явился к ней со своей трудностью. У Нунри имелось диковинное увлечение, совершенно неприемлемое для его сородичей. Он обожал музыку – причем исполняемую на любых ударных инструментах, и даже выучился играть сам. В Чамгане его за это безжалостно высмеивали, а Ильха незамедлительно потащила к устроителям зрелища на Конном Поле. Дверг сразу же вусмерть переругался с Аластором – причину их спора мало кто понял – плюнул и согласился принять участие.

Теперь барабаны Нунри, от маленьких до огромного, в два человеческих роста, туранского военного чудовища, купленного по случаю на Блошином рынке диковин и издававшего звук навроде рычания голодного демона, занимали добрую треть задней части амфитеатра, в кратчайшие сроки возведенного на Конном Ристалище. Дверг блаженствовал. Он наконец нашел свое место в жизни и, когда б его не отрывали силком, мог молотить по своим рокочущим игрушкам с утра до ночи и с ночи до утра.

Деньги Тавилау, преприимчивость Ши и Амиля дие Кьезы, талант собственно главных участников представления, Альса Кайлиени и Хасти – и казавшаяся совершенно невыполнимой идея обрела зримое воплощение.

* * *

Ложа для почтенных гостей постепенно заполнялась. Одной из первых пожаловала Клелия Кассиана диа Лаурин, вкупе с новыми задушевными подругами, Юнрой Тавилау и Диери Эйтолой. Ее светлость уже вполне оправилась от последствий случившегося с ней в подземелье виллы «Альнера», если не считать некоторой интересной бледности и двух широких браслетов из жемчуга, украшавших ее запястья и прикрывавших шрамы, оставленные ножом Эсмы Халед. Расположившись в огромном кресле с позолоченными завитушками, Клелия благосклонно обозрела погружающееся в сумерки Поле, десятки трепещущих факелов и разноцветных ламп, темную колышущуюся массу на трибунах и повернулась к Юнре:

– Ума не приложу, дорогая, как тебе удалось уговорить своего почтенного отца выделить средства на эту безумную затею…

– Я посчитала расходы, потом – возможные доходы, и он не устоял, – хихикнула Юнра. В последние дни знакомые и родня отказывались узнавать в этой цветущей и жизнерадостной девице прежнюю замкнутую, постоянно хмурящуюся Юнру Тавилау, какой она была предыдущие восемнадцать лет своей жизни. Братец Адриеш хватался за голову, утверждая, что в капище поклонников Затха на любимую сестрицу наверняка напустили порчу, компания из «Рубиновой лозы» понимающе хмыкала, а Юнре было наплевать на все и вся. Она даже подумывала о том, чтобы сбежать из дома и поселиться вместе с Шеламом где-нибудь в городе, но потом рассудила – к такому подвигу она еще не готова. Да и зачем? Им и так неплохо. А то, что по Ламламу вовсю гуляют сплетни о ее похождениях, так ведь людям необходимо перемывать чьи-нибудь косточки.

На огромную сцену под обрадованный гул выпорхнули танцовщицы, закружившиеся под ритмичный стук барабанов Нунри. Лохматая макушка дверга едва виднелась за расставленными инструментами, и казалось, что барабаны грохочут сами по себе. Отдернулся сшитый из множества разноцветных кусков занавес, открыв задник сцены – размашисто выписанное на огромном полотне легко узнаваемое изображение Шадизара, каким он открывается путнику, одолевшему перевал в Карпашских горах. Вилась изрядно нуждавшаяся в починке крепостная стена, пестрыми заплатами разбегались кварталы, устремлялись к небу шпили Городской Ратуши, и все это разноцветное скопище домов, улиц и людей освещали одновременно солнце и луна.

– Очень мило, не правда ли? – госпожа диа Лаурин обратилась к человеку, только что со всеми удобствами устроившемуся во втором ряду кресел. Собеседник ее светлости отозвался растерянным «э-э…».

Светские беседы никогда не были сильной стороной Кодо Сиверна.

Месьор Сиверн совершенно не хотел идти на Конное Поле. Его смущала столь явно выказываемая благосклонность офирской графини, приславшей вожаку Нарикано личное приглашение (ну да, он выволок эту красотку из-под обломков рушащейся «Альнеры», и что с того?), но еще больше Кодо Ходячий Кошмар терялся из-за своей спутницы – скромно одетой девицы, носившей на шее загадочный золотой треугольник с рубиновым глазом посредине. Традиции обязывали любого предводителя квартала показываться в обществе непременно под ручку с роскошной красоткой, самой дорогой из девиц Ак-Сорельяны, но не с такой серой мышкой, пусть она даже и самозваная жрица.

Ходячий Кошмар влип, и сам понимал это. Из всего многообразия женщин Шадизара только случайно встретившаяся на пути нескладеха Ильха Нираель терпеливо выслушивала все, что он не мог сказать никому иному, и каким-то чудесным образом могла посоветовать, что с этим делать. Помаявшись еще немного, Кодо махнул рукой, рассудив: пришло время менять обычаи!

А тому, кто посмеет хихикать за его спиной, головорезы из Нарикано быстро растолкуют, что к чему в этой жизни.

В ложу рысью влетел разряженный в пух и прах Адриеш Тавилау, тут же остановленный бдительными телохранителями Клелии. Следом за ним чинно, как подобает недавно объявившей о своей помолвке парочке, вошли Хисс Змеиный Язык и Лиа Релатио.

– Сейчас начинаем! – оповестил Адриеш, хотя это было ясно и без него. – Держи, едва раздобыл несколько оставшихся! Расходится лучше, чем пирожки на ярмарке! – он сунул сестре ворох скомканных листов. – Ши и Амиль носятся за кулисами, проверяют, все ли готово. Диери, твой варвар просил передать, что придет, как только закончат подсчитывать выручку – мол, он никому не доверяет и должен собственными глазами видеть: ничего не прикарманено. Я убегаю, дел невпроворот! – и Младший Тавилау покинул ложу с той же стремительностью, как и появился.

– Что это он притащил? – заинтересовалась Диери, отбирая у Юнры лист и аккуратно расправляя его.

– Юнра, господин Рекифес настрого запретил вам этим заниматься! – укоризненно напомнила Клелия, также завладевшая одним из принесенных Адриешем листов.

– Он запретил нам делать «Вестник Шадизара», – невозмутимости Тавилау-младшей не было предела. – Убедитесь сами, эта называется совсе по-другому!

В верхней части листа и в самом деле красовались тщательно выведенные слова – «Всевидящее око». Ниже шло с полдюжины весьма живо и талантливо нарисованных картинок с пространными подписями, повествовавших ни много ни мало как о разгроме доблестной Сыскной Когоротой ужасной секты поклонников Великой Пустоты. Здесь нашлось место всему: и похищению невинных девиц, и коварным адептам, и даже жертвоприношению вкупе с явлением Великого Паука и изгнанием оного за грань миров. Изображенные герои истории в основном имели мало общего с настоящими участниками событий в поместье «Альнера», но, скажем, госпожу диа Лаурин можно было узнать без труда. Также как и Рекифеса Рендера – при известной доле воображения.

– Все было совсем не так! – запротестовала Клелия Кассиана, пристально разглядывая рисунки. – И Хасти не размахивал пылающим мечом, и госпожа Эсма раза в два моложе, чем ее тут изобразили…

– Зато людям нравится, – хмыкнул Змеиный Язык. – И они платят, чтобы в свое удовольствие любоваться на злых волшебников, красавиц и жутких чудищ. Помяните мое слово, чангиры на рынках еще сложат об этом кучу песен, а лет через десять никто и не вспомнит, как оно там было на самом деле. Получится еще одна замечательная шадизарская байка.

Вдоль сцены, пригибаясь, пробежал мальчишка с факелом, поджигая фитили множества кхитайских хлопушек. Диковинная забава зашипела, плююясь во все стороны фонтанчиками радужных искр. Толпа завыла и заголосила, предвкушая доселе невиданное и неслыханное. У выстроившихся в два ряда танцовщиц в руках затрепетали длинные атласные ленты, образовавшие круглую арку.

Холстина с нарисованным городом с неслышным в общем шуме треском разорвалась в двух местах снизу доверху. Под оглушительную раскатистую дробь Нунри на сцену через прорехи стремительно ворвались две фигуры – белая, сверкаюшая сотнями нашитых на ткань хрусталиков, и затянутая в черное, в разлетающемся алом плаще.

Черноволосый человек в белом шагнул вперед, вскидывая обе руки навстречу клокочущему Конному Полю. Звонкий голос, усиленный выгнутым в виде ракушки огромным навесом над сценой, прокричал:

– Привет, Шадизар!

* * *

Отголоски бушующего над Конным Ристалищем буйства звуков и красок долетали и сюда, в казармы Человекоохранительной Управы на улице Ратай. Месьор Рекифес Рендер, уже третий колокол сидевший за столом черного дерева, оторвался от разложенных перед ним листов и мельком взглянул в окно, где в мелких стеклах дробились цветные сполохи фейерверков. Припомнилось, что его тоже зазывали на это безобразие. Да, вот и доставленное от ее светлости диа Лаурин личное приглашение – не откажите, присоединитесь, будем очень рады… и прочая вежливая чепуха.

Может, и в самом деле сходить? Что они там творят, полгорода содрогается от грохота?

Взгляд месьора Рекифеса снова вернулся к пергаментным листам, заполненным безликим уставным почерком. Записанное на этих листах звучало для него слаще музыки гармонии Сфер, подвтерждая, что в этом мире еще есть справедливость. Верховному Дознавателю и его людям даже не пришлось прикладывать особых усилий, чтобы выпотрошить изловленную в рушащейся «Альнере» и насмерть перепуганную шайку горе-чародеев. С десяток человек, к сожалению, остались под развалинами и тем избежали ответственности, но те, кто угодил в руки к Когорте…

Каков успех! Полный, безоговорочный успех! Разгром тайного общества чернокнижников, с обличающими признаниями участников! Месьор Дознаватель наслаждался воспоминаниями о том, как эта кучка растленных юнцов и девиц две с лишним седмицы торчала под замком в Алронге и под конец была стерта в порошок его речью в суде. Родные, конечно, не допустят, чтобы их драгоценные полоумные чада сполна отбыли назначенное им наказание, начнут рьяно хлопотать о смягчении приговоров. Однако многие получат свое сполна. Он снова и снова перечитывал допросные листы, смакуя в уме каждое слово.

«Я, Карион Рамси Сегеван, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее. С туранским подданным Теймуразом иль'Ваххаби я впервые встретился осенью прошлого, 1263 года, в книжной лавке „Обитель мудрости“. Разговор зашел о разногласиях в некоторых аспектах мировоззрения поклонников Эрлика Меченосного, и меня поразила глубина его замечаний и обширность познаний. Наши встречи встали происходить чаще, и на них присутствовали мои друзья. В начале зимы 1264 года мы рассказали иль'Ваххаби о созданном нами обществе „Искатели Истины“, а также о том, что лишены достойного места для осуществления ритуалов и церемоний. Он сообщил, что недавно стал владельцем виллы „Альнера“, каковую с глубочайшим удовольствием предоставит в наше распоряжение. Поразившись такой щедрости, мы в ту же седмицу перебрались в поместье.

…О подземелье я впервые услышал о иль'Ваххаби в первую весеннюю луну. Он уверил меня, что не знал о нем, покупая имение, а вход в него случайно обнаружили при работах по обустройству винного погреба. Мне показалось, он лжет, но расспрашивать подробнее я не стал. Меня очень обрадовала мысль о возможности иметь свое потаенное капище. Мы спустились туда, обнаружив фреску с изображением Паука и магический шар в тайнике. Мы не знали, что это такое, и не рисковали к нему прикасаться до тех пор, пока…»

«Я, Барренса Вираль, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее…

…Эсму Халед я знала давно, с детства. Ее всегда приглашали к моей матери, когда той начинало казаться, будто из стен лезут демоны. Слуги говорили, Эсма – ведьма. Меня очень интересовали составы и зелья, которые она готовила, и я стала расспрашивать ее, как она это делает. Она научила меня составлять эликсиры, помогающие видеть иные Сферы. Когда я вошла в Общество Искателей Истины, я подумала, что Эсма может быть нам полезна и привела ее… Халед умела видеть сильные и слабые стороны каждого, умела подчинять себе… Вскоре она стала руководить нашими изысканиями. В отличие от нас, Эсма точно знала, что ищет. У нее получались чудеса.

Когда мы перебрались в «Альнеру» и обрели капище, Эсма Халед разгадала тайну магического шара. Она называла его «Оком Бездны», говорила, что эта вещь сделана еще в кхарийские времена. Эсма научилась с ним разговаривать и утверждала, будто способна слушать Великую Паутину. Она показывала нам картины – прошлое и настоящее, чем заняты интересующие нас люди, о чем они думают и что затевают. Спустя некоторое время она стала использовать более сложное колдовство, а затем обучила магическому умению и нас.

Нет, поклонницей Всезнающего она была с детства. Она как-то обмолвилась, что ее семья уже которое поколение входит в число Ткущих Паутину. Но после прихода Обманщика и войны культов храмы Вездесущего захирели, и мечты Эсмы о власти развеялись. Будучи лекаркой, она частенько намекала страждущим: они выздоровеют, если начнут следовать ее учению. Многие соглашались – все-таки память о временах, когда Затх правил нашей страной, еще сильна. На самом деле таких последователей Эсма презирала, говорила – они, как бездомные псы, побегут за любым, кто поманит косточкой. Нас Халед тоже недолюбливала, все время твердила: мы – богатые бездельники и слишком ленивы, чтобы стать настоящими магами.

Однако с иль'Ваххаби она быстро нашла общий язык. Он подчинялся ей с каким-то удовольствием, словно наконец обрел человека, которому можно служить. У иль'Ваххаби была своя навязчивая идея – он хотел найти способ стать непобедимым воителем. Стать самому или обратить кого-нибудь. Эсма Халед сказала: «Надо вынуть из человека суетную душу и впустить Пустоту». Она это сделала – с воинами из Турана, сопровождавшими иль'Ваххаби, и с некоторыми нашими телохранителями. У нее все получилось, только они больше не были людьми, а стали чем-то иным. Их нельзя было убить. Да-да, я собственными глазами это видела – они были очень сильны, выносливы, не умирали, даже если их пронзить мечом, и не чувствовали боли. Теймураз не решился полностью пройти через ритуал, но какую-то часть души Око Бездны у него забрало…

Чего мы добивались?.. Не знаю. Нам не требовалась власть или золото, просто все это было так захватывающе и интересно, а потом Нейрза…»

«Я, Киннамон Кадоре, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее…

…Нейрза Сейдан вечно шаталась по Сахилю и Нарикано в поисках приключений. Мы не раз ее предупреждали: добром это не кончится. Она познакомилась там с каким-то уличным вором. Пыталась изображать простушку, но парень ее быстро раскусил. Пару раз я видел их вместе. Он мне не понравился – не в моем вкусе.

Нейрзе взбрело в голову попробовать на нем свое умение ворожить, и он ходил за ней, как собака. По-моему, он убедил себя, что Нейрза когда-нибудь уйдет к нему. Иногда Нейрза поручала ему достать что-нибудь для нашего Общества… Где-то в середине лета ее приятель рассказал ей, что знает, где можно запросто добыть целую кучу настоящих магических талисманов большой силы. Мол, и делать ничего не придется. Придти и взять потихоньку. Сам он брать не хотел, говорил, могут заподозрить. Пусть лучше кто-то со стороны.

Как раз и случай выдался подходящий – его дружки что-то праздновали. Теймураз иль'Ваххаби нанял в Нарикано какую-то шайку и еще прихватил Обращенных, мы их называли «Дети Пустоты», вы называете «серыми»… Вернулся весьма раздраженным: в таверне, откуда они забирали вещи, вспыхнула драка. Пришлось кого-то убить, да еще дом загорелся. Правда, вещи он принес. Эсма утащила их в подземелье и принялась ворожить. Насколько я понял из ее объяснений, она хотела напитать Око Бездны могуществом этих вещиц и сделать что-то… что-то невероятное.

Насчет фирмана государя Илдиза? Я сам его сотворил, прямо перед вашим визитом. Это было несложно. Наша магия может и не такое… в смысле, раньше могла…»

«Я, Вельбор ит'Фехдари, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее…»

«Я, Минсла диа Тарквиль, по существу предъявленных мне обвинений…»

«Я, Гиллем Лариан, по существу предъявленных мне…»

«Я, Нейджел Виллиа…»

Впервые в бытностью свою Верховным Дознавателем Шадизарского протектората Рекифес Рендер был почти счастлив.