Текст книги "Глаз Паука"

Крохобор крякнул, поскреб в затылке, обдумывая что-то, зыркнул на своих бойцов и повернулся к Кодо:

– Во как. Я ж говорю, дрянная это история. Есть у вас еще вопросы?

– Интересно выходит, – сказал Кодо Сиверн, глядя сверху вниз на Марди. – А ты, значит, вроде бы и ни при чем? Чем ответишь, Крохобор, что ведать не ведал об их самовольстве?

Круглая физиономия Арбиса побагровела от гнева. Но ответил «смотрящий» Каменного Рынка без промедления, сделав притом быстрый и сложный жест, сопровождающий нерушимую воровскую клятву.

– Подлый пес Зуад был моим «пастухом», но эта кровь – только на его руках. Я ничего не знал о его предательстве и законы шейвар блюду свято, в том даю слово вора. Клянусь Ключами Бела и Плетью Нергала, всеведущих богов и все Ночное Братство призываю в свидетели, и пусть не будет мне удачи в жизни и покоя в смерти, если вру…

– Зачем тогда шакала этого на сегодняшний стык тащил? – опять возник Хисс, тщетно пытаясь найти хоть какую-то зацепку на пути к неведомым нанимателям Зуада. – Откуда знал, что речь о «Норе» зайдет?

– Уйми ты своего рыжего, Кодо! – не на шутку взъярился Крохобор. – Пока я его сам не успокоил! Ему моей воровской клятвы мало?! Знал, не знал, да зачем привел… Чтоб свое честное имя перед братьями защитить, если спросят, вот зачем! А хоть и не спросили бы – сам бы эту крысу канавную вам на расправу отдал, чтоб другим неповадно было!

– Ладно, забыли, – сумрачно рыкнул Кодо Ночной Кошмар. – Вот теперь вижу, что не врешь. Ну как, доволен?

Последний вопрос предназначался Хиссу. Рыжий мошенник смотрел на пытающегося сесть Зуада так, будто забыл что-то важное и теперь отчаянно пытался вспомнить. Однако времени на размышления у него не оставалось. В устремленных на него маленьких буркалах Кодо, помимо некоего уважительного сочувствия, явственно читалось нетерпение.

– Доволен.

– Хвала Творцу, – буркнул Марди, остывая. – Осталось тут прибраться, и покончим с этим. Парень, то тело, что ползает сейчас у твоих ног – уже не человек. Живым он с Плешки не уйдет, но и мы об эту падаль мараться не станем. Право крови за вами. Так что давай, делай чего положено…

– Сам управишься? – почти дружелюбно осведомился Ходячий Кошмар. – Или помочь?

В поисках поддержки Хисс глянул на Малыша и Ши Шелама. Мрачный подросток-варвар размашисто кивнул. Воришка развел руками и скорчил выразительную рожу – мол, ты предводитель, тебе и решать. Зуад Шептун, сидя на земле, по-прежнему таращился на россыпь трещин в пыльной глине и раскачивался из стороны в сторону. Мельком глянув на него, Хисс не ощутил ни полагающейся злости, ни удовлетворения от того, что изначально безнадежный замысел привел к такому поразительному успеху. Что такое Зуад и его шайка? Всего лишь туповатые исполнители, с потрохами купленные за пару сотен золотых империалов. Истинный виновник погрома в «Норе» по-прежнему остается неизвестным и недосягаемым.

– Сам, – решительно сказал Змеиный Язык.

Из обоих бойцовских шеренг донеслось одобрительное ворчание. Ночное Братство издавна придерживалось незыблемого правила: пойманный за руку на провинности перед Братством должен сполна расплатиться за промах. Чаще всего – кошельком, порой можно отделаться каким-либо увечьем; но когда дело касается законов шейвар, виновный расплачивается только собственной жизнью.

– Валяйте, – снисходительно отозвался Марди Арбис. – Одним паршивым шакалом на свете станет меньше.

Змеиный Язык потянул из-за пояса кинжал. Легкий и острый как бритва клинок сделался вдруг почти неподъемным. Хиссу доводилось убивать, и не раз, как в прежней аристократической жизни, так и в нынешней, шадизарской; случалось и на дуэли драться, и в кабацкой драке пустить противнику кровь. Однажды зимней ночью в лабиринте кривых шадизарских улочек его нож оборвал жизни двоих агентов немедийской тайной канцелярии, идущих по следу беглого конфидента. Но то был честный бой, самому Хиссу оставивший на память тонкий шрам на правом боку; а зарезать, как свинью, безоружного и полубезумного… На миг рука немедийца застыла в воздухе.

Затем он вспомнил мертвую Кэрли. Райгарха. Ферузу.

Но, похоже, его колебания слишком затянулись, и еще кое-кто подумал о том же мгновением раньше. Конан, сделав три быстрых шага, взмахнул рукой. Тяжелая дубинка свистнула в воздухе, послышался глухой треск, и туранец с проломленным черепом повалился ничком.

Кодо Ночной Кошмар одобрительно крякнул.

– Слишком легкая смерть для такого ублюдка, – недовольно скривился Марди Крохобор. – Одно дело сделано. Гусь, Борода, оттащите его подальше да заройте поглубже!

– А мы теперь можем уйти, да? – вякнул совсем воодушевившийся Ши.

– Как это уйти? Куда уйти?! – нехорошо осклабился Кодо. – Веселье только начинается, верно, Марди? Так что ты там говорил про моих бойцов – вроде как-то нехорошо отзывался о них, а?

Хисс Змеиный Язык первым почуял недоброе и подался назад, потянув за собой Конана.

– Зачем мне вообще говорить про твоих жалких калек, Сиверн? – Марди Арбис обнажил в ответной ухмылке изрядно прореженные множеством драк зубы. – Клянусь бедрами Дэркето, они не стоят того, чтобы сотрясать из-за них воздух! Отправь свое так называемое войско просить подаяния, и тогда, возможно, заработаешь на безбедную старость!

– Вот сейчас и поглядим, кто сильнее – мои калеки или твои шелудивые псы, годные только рыться в помоях ради сахарной косточки! – рявкнул Кодо по прозвищу Ночной Кошмар, и оба его мощных кулака, как по волшебству, вдруг блеснули тусклым металлом массивных кастетов. – Быть меж нами крови, отныне и до тех пор, пока один из нас не умрет или не запросит пощады!

– Быть крови! – эхом откликнулся Крохобор. Его телохранители, как один, выхватили короткие ножи. Слитный короткий рык из четырех десятков глоток прокатился над пыльным пустырем.

Горестный вопль Ши Шелама в этом яростном боевом кличе оказался совершенно неразличим.

* * *

Попытка Хисса удержать подростка-варвара с самого начала была обречена на провал. Едва две шеренги в облаках поднятой пыли ринулись друг на друга, Конан вырвался и бесследно сгинул среди дерущихся. Что касается Ши, воришка поступил в полном согласии со своими взглядами на жизнь – прошмыгнул прямо под ногами у Ночного Кошмара и резвой рысью устремился в сторону спасительных переулков Нарикано. Будь Змеиный Язык один, он, не раздумывая, кинулся бы следом за приятелем. Пусть мородовороты Кодо и Марди Арбиса взаимно крушат черепа и челюсти в общей свалке, он, Хисс, намерен еще пожить на этом свете! Конечно, потом не оберешься насмешек и подначек – трусоват оказался наш Змей, уполз, чтоб хвост в толчее не отдавили… только какое это имеет значение?

Но в этом вопящем хаосе из мельтешащих кулаков, ног, дубинок, ножей и кастетов исчез Малыш. Малолетнее порождение Полуночных гор то ли всерьез вообразило себя мстителем за погибших обитателей «Уютной норы», то ли не смогло устоять перед столь доброй дракой. Хисс был уверен, что целым и невредимым Конану к вечеру не бывать. И пусть скажет спасибо, если отделается парой переломов или разбитой головой! В подобных свалках шутки не шутят, бьют насмерть… Прикончат юнца за милую душу, тот и своей дурацкой дубинкой взмахнуть не успеет. Бел-Хранитель, что делать-то? Лезть вытаскивать? Так самого немедля прибьют…

Общая драка – не место для долгих раздумий. Хиссу повезло: в первые мгновения он очутился на самом краю клокочущего на Плешке побоища. Он еще мог бы воспользоваться благосклонностью судьбы и последовать примеру Ши… но тут вылетевший после могучего удара из общей круговерти некий громила зацепился налитым яростью взглядом за одиноко торчащую фигуру.

Испустив рев, более смахивающий на мычание разъяренного быка, «боец» ринулся в атаку. Без сомнения, он входил в шайку Марди – о чем свидетельствовала разлохмаченная белая тряпка, болтавшаяся на левом запястье. Змеиный Язык успел с небывалой четкостью разглядеть и тряпицу, и зажатый в кулаке нападающего широкий нож – в тот краткий удар сердца, за который он сам успел нырнуть в сторону, выдернуть из ножен собственный кинжал и наискось отмахнуться. Нанести второй удар он не успел – под ногу подвернулась горка козьих катышей. Хисс поскользнулся, полетел спиной вперед и шмякнулся на твердую, как камень, землю пустыря.

Бандит Арбиса надвигался, как горная лавина – и рыжий мошенник стремительно ткнул острием клинка в мелькнувший рядом сапог. Отточенное лезвие с легкостью прошило толстую кожу, скрипнуло по кости, атакующий взвыл, теряя равновесие и рушащейся сторожевой башней заваливаясь набок. Хисс уже нацелился полоснуть по толстой шее поверженного врага…

– Остановитесь, безумцы! Одумайтесь, говорю вам, пока еще не поздно!.. – прогремело над Плешкой.

Раскатистым и низким голосом, казалось, заговорило само безоблачное летнее небо. Наполнявшая его сокрушительная мощь проникала в самые глубины разума и души, подчиняя, заставляя внимать, боясь упустить хоть слово.

Бой мгновенно затих. Точно мимохожий колдун шутки ради огласил над Плешкой заклятье окаменения, заставив участников общей свалки замереть в самых причудливых и нелепых позах. Гулко ухнула выпавшая из руки Крохобора булава. Разжимались пальцы, намертво стиснутые на горле противника, опускались занесенные кинжалы и кастеты. Кодо Ходячий Кошмар выпустил из удушающего захвата бойца с Каменного Рынка, уже не сопротивлявшегося и начинавшего синеть. Свалившийся в бурьян противник Змеиного Языка сел, позабыв о полученной ране, и непонимающе вытаращился на Хисса, словно хотел спросить: «Слушай, парень, а что мы тут забыли?»

Хисс не слишком уверенно поднялся на ноги и завертел головой, ища, откуда доносится громогласный повелевающий голос. В божественное вмешательство рыжему мошеннику не верилось – да и с какой бы стати Покровителю Обманщиков либо кому еще из Великих мира сего встревать в выяснение отношений между двумя заурядными шайками?

Подле покосившейся молельни из черного мрамора возвышался некий странный тип – долговязый и широкоплечий под стать лучшим бойцам Ночного Братства, но явно безоружный, в поношенном синем балахоне и с лицом, наискось перехваченным тряпицей (зубы болят, что ли?) Тип обвел замершее побоище яростным взглядом единственного глаза и величественно поднял правую руку, словно митрианский жрец на проповеди перед пилигримами. Не то окончательно выживший из ума бродячий проповедник, не то в самом деле заглянувший на шум и вопли колдун…

«В любом случае ему не поздоровится, – рассудил Хисс. – Сейчас ребятки Кодо и Марди опомнятся и навешают ему с обеих сторон. Но какова, однако, голосина у человека! Трубит, ровно вендийский елефант!»

Мрачное пророчество Хисса не сбылось. Собравшиеся на пустыре и в самом деле постепенно приходили в себя, вставали с земли, отряхивались, растерянно переглядывались и подтягивались к капищу, однако нападать на неожиданного оратора не спешили. Напротив, его слушали. И слушали очень внимательно.

Загадочный проповедник гремел, и Хиссу невольно вспоминались древние легенды о деяниях святого Эпимитриуса:

– В бессчетный раз вопрошаю вас: разумные создания вы или звери дикие? Нет, куда вам до зверей лютых, ибо даже тварям ведом закон – не обнажай клыка на ближнего своего! Вы, смертные создания, единые в подзвездном мире, способны за малую корысть сгубить подобного себе, разодрать его на клочья мелкие! В краткие мгновения жизней ваших никогда не бывает вам покоя, ибо вечно гложет вас зависть к соседу вашему! Не к тайнам Вечности устремлен ваш взгляд, но на кошель с монетами златыми, чей блеск вам затмевает и солнце, и звезды! Опомнитесь, люди! Вопросите хоть единый раз в жизни в душах ваших: что вы творите? Во имя чего обрываете нити жизней ближних своих? Что скажете в свое оправдание, представ перед Творцом своим?..

«Что я человек, а потому несовершенен», – мысленно процитировал Хисс подходящую фразу из митрианского трактата «Поучения смиренного» и покосился по сторонам. К безмерному удивлению Змеиного Языка, матерые душегубы Нарикано и Сахиля, коих отродясь не трогали никакие мольбы, просьбы и молитвы, внимали непонятному незнакомцу в почтительном и сосредоточенном молчании. Никто не орал, не пытался перебивать, не хватался за оружие. Только в краткой паузе, когда оратор набирал воздуху перед тем, как снова обрушить на слушателей карающий бич новых обличений, кто-то робко спросил:

– А что же нам делать-то? Такие уж мы, как есть. Иначе не проживешь – загрызут…

– Что делать? – вдохновился вовремя подброшенной идеей проповедник. – Если ты воистину взыскуешь ответа, то раскрой уши свои, человече! Не ты первый оглашаешь мир перечнем горестей своих, говоря: «Весь мир приходит в упадок! Что я, слабый человек, могу в нем изменить?» Так слушай же и запоминай, а запомнив, поведай сородичам своим, и друзьям, и встреченным на пути…

…В разрозненных и противоречивых летописях Шадизара нашлось место случаю на пустыре у границ кварталов Нарикано и Сахиль. Со слов очевидцев там описан и стык, и наказание уличенного нарушителя законов Ночного Братства, и явление в разгар схватки шаек таинственного проповедника. Приведены его речи и вызванное ими примирение между Кодо Сиверном, Ходячим Кошмаром, и Марди Арбисом с Каменного Рынка, более известным как Марди Крохобор.

Когда же вожаки шаек пожали друг другу руки, поклявшись более не допускать напрасного кровопролития, а восхваляемый всеми проповедник удалился, некто, чье имя летописи не сохранили, воскликнул: «Вот между нами отныне мир и это хорошо. Но по соседству с нами продолжает осквернять мир мерзкий кровопийца Гонжа из Скены, и доколе будем мы это терпеть?»

Общество дружно согласилось, что терпеть чинимый Хватами произвол более никак невозможно, а потому необходимо прямо же сейчас навестить квартал Скена, дабы раз и навсегда принести его обитателям спокойствие и процветание.

В ходе длившихся два дня погромов шайка Хватов была почти полностью истреблена, их предводитель, Гонжа из Скены, убит, а его владения поделены между Нарикано и Сахилем. Засим в Шадизаре воцарился мир, длившийся ровно три седмицы, пока доверенное лицо Марди Крохобора в частной беседе не допустило оскорбительных высказываний по отношению к господину Кодо Сиверну…

И все началось заново.

Часть вторая
Великая Паутина

Глава первая
Тот, кого не ждали

Стремление подшутить над знакомыми и друзьями, пускай и самое безобидное, порой оборачивается совершенно неожиданными и непредсказуемыми последствиями.

Справедливость этих слов могла подтвердить Ильха Нираель, девица двадцати трех лет, уроженка Заморы, сухопарая, не слишком привлекательная, любительница рассуждений на отвлеченные темы и прирожденная неудачница.

В последнее время дела Ильхи, смирившейся с тем, что жизнь всегда будет поворачиваться к ней темной стороной, внезапно пошли в гору. Она нашла себе приятеля – настолько диковинного, что представить трудно. Приятель обладал неоценимым умением любому заговорить зубы и вдобавок осчастливил без того сумбурный Город Воров новым учением о развитии духовной уверенности, как ни странно, приобретшим расширяющийся с каждым днем круг последователей.

Ильха выполняла при нем должность помощницы, жрицы и ученицы – всего понемногу. Она заботилась о получении с адептов надлежащей мзды, распространении слухов, привлекающих новых страждущих, и больше всего беспокоилась, как бы известия об их промысле не достигли ушей жрецов, заправляющих в храмах города. Однако местных настоятелей занимали собственные интриги и хлопоты, и девица Нираель вместе со своим другом и четвероногим любимцем, тощим котом по кличке Тилль, пребывала в относительном благоденствии.

Дружная компания обосновалась на пустыре, тянувшемся вдоль задворок небогатого квартала Нарикано, что полуночном восходе города. Трудами Ильхи и последователей нового верования пустырь слегка облагородили – повыдергали кусты репейника и заросли лопухов, засыпали особенно большие ямы, убрали россыпи козьих катышков и разогнали нищих, повадившихся устраиваться здесь на ночлег. Купленные по дешевке подгнившие бревна стали седалищами для взыскующих ответа, кособокий навес с обложенными камнями кострищем – жильем новоявленной жрицы.

Ее удивительный приятель не нуждался в таких мелочах, как крыша над головой или пусть скудный, но зато ежевечерний ужин. Он вообще не нуждался ни в чем, кроме понимающих собеседников. По очень простой причине – наставник Ильхи Нираель не принадлежал к людскому роду.

Он был строением. Маленьким, не лишенным изящества сооружением высотой в два человеческих роста, из синевато-черного с белесыми прожилками камня. По углам его украшали четыре витые колонны из дымчато-серого горного хрусталя, на крыше лежала темно-красная черепица, из остроконечной макушки торчал серебряный шпиль. В капище также имелась узкая дверь, обрамленная плоскими колоннами, с треугольным портиком, несшим на себе изображение каменного глаза со зрачком – граненым плоским рубином. Глаз обладал способностью поворачиваться и различать окружающие предметы.

Поразительное умение повергало непосвященных в настоящий трепет, усиливавшийся при первых звуках раскатистого и бесконечно утомленного голоса, доносившегося из капища. Каменный знакомец Ильхи мог разговаривать – не имея рта и полагающегося языка. Сомневающимся девица Нираель предлагала лично обыскать молельню: вдруг обнаружат потайной лаз, слуховую трубу или спрятавшегося в полой колонне человека? Поиски ни к чему не приводили. Внутри здания не имелось места для устройства тайников, и никаких хитроумных приспособлений найти тоже не удавалось. Оставалось пожать плечами и нехотя согласиться с тем, что на заброшенном пустыре имеет место самое настоящее чудо.

В первые дни знакомства с Голосом Ильха откровенно его побаивалась. Затем ей удалось разузнать о событиях, предшествовавших возникновению капища из черного мрамора, и девица Нираель стала втихомолку посмеиваться над своим бестелесным приятелем, высокопарным и порой чрезмерно занудливым. Она соглашалась, что Голос умен – как может быть умен философ, живущий на всем готовом и годами не вылезающий из библиотеки – однако при этом совершенно не знает правил жизни в окружающем его мире.

В последнее время Ильха завела привычку невинным тоном расспрашивать Голос о его внешнем облике. Ответом ей служило невнятное бурчание, либо же глаз на фронтоне закрывался каменными веками, намекая на нежелание продолжать беседу.

* * *

Сегодня Голос попытался достойно ответить на шпильки своей приятельницы. Причиной, должно быть, послужил успех его недавно закончившейся проповеди: на нее явилось не меньше трех десятков человек, и кое-кто даже оставил пожертвования. Ильха с нескрываемым удовольствием пересчитала медные и серебряные монеты, спрятав их в ямке, вырытой под фундаментом молельни.

Долгий летний день клонился к вечеру. Ильха жарила лепешки под навесом, Тилль бродил по пустырю, охотясь на ящериц, Голос благодушно рассуждал о несовершенствах людского рода.

– Ты у нас зато совершенный, – ехидно поддела его девушка. – Не ешь, не пьешь, только болтаешь целыми днями. Не надоело отсиживаться в своем Нигде? Выбирался бы, хоть гляну, чьей жрицей мне довелось побывать. Может, ты самый обычный демон из Нижней Сферы – чешуйчатый, хвостатый и завтракаешь маленькими детишками?

– Опять ты за свое, – кротко отозвался Голос.

– Сам посуди! – Ильха встала, ткнув одну руку в бок и для пущей убедительности размахивая зажатой в другой ложкой для теста. – Ты сам говорил – здесь, в камнях этой постройки, присутствует только твоя часть. Дух, так сказать. Где же все остальное? Духу без тела никак невозможно. Верно?

– Не то чтоб невозможно… но неприятно, – после долгого размышления согласился Голос, и девушке показалось, будто по серебряному шпилю пробежала цепочка синих огоньков.

– И я что говорю! – обрадовалась Ильха. – Твоя душа сумела перебраться сюда? Сумела! Где душа – там и ее вместилище. Неужели ты хочешь до скончания веков торчать на пустыре в виде молельни?

Рубиновый глаз подернулся еле различимым туманом глубокой задумчивости.

– Зачем тебе это надо? – внезапно осведомился Голос. – Носишься с этой безумной идеей, как твое ручное животное – с новой игрушкой!

– Вовсе она не безумная! – запротестовала девица Нираель.

– А я повторяю, она лишена малейшего намека на разумность, – Голос начинал сердиться.

– Да ты просто боишься попытаться! – в запальчивости выкрикнула Ильха.

Из темного дверного проема мраморного капища донесся нарастающий звук, похожий на звяканье огромных цепей, перемежаемый далеким стоном ветра. Девушка презрительно фыркнула:

– Прибереги свое загробное вытье для более пугливых. Неужели это все, что ты можешь сказать?

Вой и звяканье оборвались. Изрядно раздраженный Голос осведомился:

– Если ты полагаешь себя такой мудрой и знающей, ответь – каким образом мне покинуть место, где я нахожусь?

– Ты к нему что, привязан, как собака к конуре? – огрызнулась Ильха. – Откуда мне знать, как вы, духи, шастаете из мира в мир? Может, тебе достаточно просто захотеть оказаться здесь?

– Личное желание не может быть движущей силой, – возразил Голос, правда, не слишком уверенно. – Этого недостаточно…

– Тогда я захочу! – сердито заявила девушка. – Немедленно иди сюда! Мне надоело говорить с бывшим нужником!

Она топнула ногой, едва не перевернув тарелку с лепешками. Гревшийся на солнце кот поднял голову и, жмурясь, неодобрительно взглянул на хозяйку.

– Ох уж эта мне людская самонадеянность, – снисходительно хмыкнули из недр молельни. – Всегда-то вам кажется, что…

Он не договорил. На кончике шпиля вспыхнула отчетливо различимая искра ярко-зеленого цвета. Мирно вылизывавшийся Тилль поднял шерсть дыбом, пронзительно мяукнул и мохнатым шариком скатился в ближайшее укрытие под уцелевшим кустом репейника. Без того перекошенный навес вздрогнул и начал складываться – Ильха едва успела отпрыгнуть в сторону от целившей ей в голову жерди.

– Эй, прекрати! – испуганно взвизгнула она. – Перестань! Что ты делаешь? Я пошутила!

Поздно. Внутри тонких дымчатых колонн суетливо заметались радужные сполохи, по стенам часовни ползали крохотные синие молнии, трещавшие, как спятившие цикады летней ночью, земля на пять шагов вокруг покрылась сетью расширяющихся трещин, в одну из которых свалилось шаткое жилище Ильхи. Девица Нираель, пытавшаяся сбежать, не устояла на ногах и шлепнулась, вытаращившимся глазами уставившись на узкую дверцу каменного строения.

Внутри крохотного помещения бушевало пламя. Ослепительный, золотисто-оранжевый, совершенно неправильный огонь – устремлявшийся не снизу вверх, а наоборот. Длинные лохматые языки плясали на потолке, тянулись к выложенному черно-белыми плитками полу, шелестели, подобно сухим листьям на ветру, не оставляя следов копоти на камне. Вопреки известной поговорке, это был огонь без дыма: чистый, незамутненный, яростный костер.

Тихо попискивавшая от страха Ильха догадывалась, откуда могло взяться такое диво – из крохотной стаи колдовских светлячков. На пустыре недавно закончил свое существование Пожиратель, круглый летающий пузырь с зубами, почти три седмицы изводивший горожан своими выходками. Прожорливого демона утянули за Грань. После его кончины по округе диковинными бабочками запорхали обрывки разорванной Ткани Миров. Один такой залетел в капище, да так и остался висеть под потолком гроздью светящихся искр. Голос счел незваного жильца безобидным и, как выяснилось, ошибался.

Ильха успела раз десять пожалеть о своих неосторожных словах, клятвенно пообещать никогда в жизни не дразнить Голос и в панике соображала, что делать, ежели из молельни вывалится новый Пожиратель.

Огненные нити соткались в некий вместительный предмет, напоминающий корзину или мешок. Он величественно колыхался под потолком, и девице Нираель вдруг показалось, что внутри него находится нечто живое, яростно бьющееся в попытках выбраться наружу. Моргая, девушка слезящимися глазами всматривалась в переплетения быстро мелькающих языков пламени, сменивших окрас с малинового и оранжевого на пронзительно-голубой. Теперь в молельне висела огромная, светящаяся полупрозрачная капля, чей острый кончик сливался с последними кружащимися искорками призрачной вуали. Ильха видела – не глазами, каким-то иным зрением – как истончается трепещущая нить, удерживающая каплю в подвешенном состоянии…

Спустя еще миг связь между Сферами оборвалась. Капля упала на черно-белые плиты с оглушительным шлепающим звуком, словно из большой бочки выплеснулась вода. Стоявшая на четвереньках Ильха отпрянула в сторону, невольно опасаясь быть увлеченной хлынувшим наружу колдовским потоком. Мимо нее в самом деле пронесся обжигающе-холодный вихрь, точно дуновение далеких Граскаальских гор – и все внезапно закончилось. Прекратилось крохотное землетрясение, потухли огоньки в колоннах и зеленая искра на шпиле. Единственным напоминанием о недавнем происшествии остались только разбегающиеся во все стороны трещины в сухой почве пустыря.

– Голос? – надтреснутым шепотом позвала Ильха. – Ты живой?

Ответа не последовало. Так и не решившаяся встать на ноги девушка подползла к дверному проему, настороженно заглянув внутрь. Совершенно сухие мраморные квадратики пола, ровные гладкие стены без малейших следов бушевавшего здесь пожара…

И свернувшееся посреди молельни нечто человекоподобных очертаний, объятое тающим призрачным светом. Непонятно откуда взявшееся существо судорожно корчилось, а по мере того, как меркло голубое сияние, девица Нираель начала различать испускаемые неведомым созданием звуки: полные отчаяния, неразборчивые и пронзительные крики, словно ввинчивающиеся прямиком ей под череп. Девушка зажала уши руками – не помогло. Истошные вопли продолжали звенеть, становясь все громче. Перепуганная до смерти Ильха поползла прочь, едва не свалившись в оказавшийся у нее на дороге провал в земле. Теперь она хотела только одного – оказаться как можно дальше от молельни и находящегося в ней создания, чем бы оно не было.

Шагов через десять девушка попыталась вскочить на ноги, запуталась в подоле платья и снова упала, разбив колено. Всхлипывая и шатаясь, Ильха добралась до границы пустыря, мешком свалившись прямо посреди узкой пыльной улочки. Крики в ее голове словно отдалились, став немного потише, но, если кто-нибудь из жителей окрестных домов увидел ее сейчас, наверняка счел бы девицу Нираель помешавшейся. Смутно Ильха понимала, что должна обратиться за помощью или хотя бы набраться смелости и возвратиться к капищу, но сил встать у нее не было.

Так она просидела с четверть колокола, раскачиваясь и хныча, пока на нее не наткнулись бодро шагавшие к пустырю знакомцы. Двое из них принадлежали к числу поклонников новой веры, третий увязался следом за приятелями в надежде увидеть объявившееся в Шадизаре диво.

Запинаясь и икая, Ильха Нираель растолковала им, почему торчит здесь в столь неприглядном виде, и что с молельней стряслось нечто необычное. Рассказывая, она несколько успокоилась. Когда ее приятели, поразмыслив, решили пойти и глянуть, что делается в капище, самозваная жрица последовала за ними – в отдалении, чтобы успеть сбежать, если что-то пойдет не так.

* * *

Постройка из черного мрамора стояла на прежнем месте. Правда, теперь она оказалась в центре паутины расколовших землю неглубоких трещин и слегка покосилась набок. У порога стоял, настороженно принюхиваясь, взъерошенный черно-рыжий кот. Завидев людей, Тилль на редкость предусмотрительно шмыгнул в заросли, предоставив поле боя более разумным созданиям.

Напугавшие Ильху вопли стихли – как в ее разуме, так и наяву – сменившись вполне отчетливо доносившимися из недр маленького строения протяжными, душераздирающими стонами. Троица так отважно сунувшихся на пустырь молодых людей шла все медленнее, косясь на мелькающие вдалеке спасительные огоньки в окнах домов. Заявись они сюда поодиночке, они вряд ли рискнули лезть проверять слова Ильхи, больше походившие на лихорадочный бред. Увели бы девицу Нираель прочь и вернулись наутро, желательно с подкреплением. Может, даже с двумя-тремя городскими стражниками – будет кого бросить на прокорм чудовищу из иной Сферы, ежели оно и в самом деле обосновалось в капище.

– Похоже, там и в самом деле что-то есть, – вполголоса заметил один из визитеров, носивший имя Уиджи. Несколько дней назад Голос Капища возвратил ему утраченную было удачу игрока и снабдил талисманом для привлечения успеха, так что Уиджи чувствовал себя обязанным как Ильхе, так и ее диковинному наставнику. – Надо бы заглянуть…

– Валяй, заглядывай, если такой смелый, – незамедлительно откликнулся его спутник, Гайраль, промышлявший срезанием кошельков на Каменном Рынке. – В случае чего мы тебя вытащим.

– Тебя или то, что от тебя останется, – уточнил третий, туранец Мейгелен, явившийся сюда исключительно за компанию и уже начинавший жалеть о своем намерении поглазеть на небывалую диковину. Прислушавшись к отражавшимся от стен капища дрожащим звукам, он авторитетно добавил: – Кто бы там не прятался, он вот-вот концы отдаст. Если мы хотим узнать, кто это, надо пошевеливаться.

– А может, там чудище завелось. Навроде того, что недавно мертвяков на виселице у Алронга сожрало. Подманивает нас, как куропаток на манок, – предположил Уиджи. Нехотя, бочком, он преодолел расстояние до молельни, на всякий случай сжимая в отведенной за спину руке стилет с тонким лезвием. Приятели держались шагах в пяти от него. Втянувшая их в эту неприятность девица Нираель, бледная и нервно теребившая в руках пояс своего платья, предусмотрительно замерла шагах в двадцати от капища.

Садившееся за покосившиеся крыши квартала Нарикано солнце отразилось от гладких хрустальных колонн по углам сооружения, бросило луч в узкий проем входа. Поразмыслив, Уиджи подобрал горсть земли и швырнул ее внутрь молельни. Ничего не произошло, разве что невнятное бормотание стало громче.

Игрок перевел дух, оглянулся на друзей, жестами поддержавших его в намерении сунуться в пасть неведомому зверю. Осторожно, стараясь двигаться как можно тише, выглянул из-за края плоской колонны. Ему уже доводилось видеть внутренность мраморного капища – крохотное помещение с узкими окнами под потолком, гладкие стены да пол в черно-белую клетку. На полу и в самом деле кто-то лежал – скорчившись в три погибели, ровно подраненный зверь или младенец в утробе. Непонятный обитатель молельни глухо, надрывно стонал, иногда судорожно дергаясь, но не пытаясь встать на ноги. Уиджи показалось, перед ним человек – хотя трудно составить верное представление, глядя на бесформенную груду тряпья.