Текст книги "Глаз Паука"

Вот только сам Хисс не крал золотого гребня в богатом квартале Ламлам ни луну назад, ни в какое иное время. Он вообще впервые узрел безделушку не далее как прошлым вечером. Как нерадивый ученик обманывает строгого учителя, подгоняя решение под заранее известный ответ, так и Хиссу перед разговором с Кодо пришлось использовать весь свой дар убеждения, подкрепляя его щедрыми подачками. Вызнав у хорошо знакомого ему ювелира о вещах, пришедших из рук двух злосчастных бойцов Марди Крохобора, Хисс выбрал то, что поприметнее прочих. Эта часть легенды звучала неплохо, и все же оставалась опасность, что Кодо задумает копнуть глубже. К примеру, спросит, в каком именно богатом доме рыжий мошенник присвоил безделушку. Тогда Хиссу пришлось бы нелегко.

Хвала богам, Ходячий Кошмар обошелся без вопросов.

– Варин оказался до чрезвычайности упрямым парнем, – продолжал Хисс. – Однако общими усилиями мы его разговорили, узнав кое-что любопытное. Он сознался, что принимал участие в налете на «Нору». Само собой, не в одиночестве – там собралось около дюжины человек, в том числе и его дружок, некий Тишван, коего мы тоже… повстречали в темном переулке. Почти все нападавшие, как мы выяснили – сторожевые псы Крохобора…

– Куда вы их дели? – резко осведомился Ходячий Кошмар. – Тех, кого ты назвал – Варина и второго, как его? Надеюсь, у вас хватило ума запереть их понадежнее. Значит, так: возьми моих мальчиков и доставь обоих крысюков сюда. Управишься до вечера?

– Никак невозможно, – с удрученным видом развел руками Хисс. Кодо вопросительно поднял бровь. – Тишван, когда его прижали, схватился за нож, мало того, принялся этим ножом размахивать направо-налево… ну, и вон то порождение Полуночи сгоряча развалило бедолагу надвое от ключиц до пупа. Нож против меча, в общем-то, не очень… С Варином, признаю, я сам погорячился, думал, он протянет еще денек-другой. Трупы мы отвезли к Старым Бойням и там спалили. Не на леднике же их держать, в самом деле? После чего пораскинули умом и решили придти к тебе, – Змеиный Язык сделал крохотную паузу и продолжил, стараясь говорить как можно ровнее и спокойнее: – Мы знаем, кто на нас напал и с какой целью. Но мы – всего лишь мелкая шайка, к тому же наполовину разгромленная. Мы не в состоянии на равных тягаться с Марди Арбисом и предъявлять ему какие-либо обвинения. Единственное, что нам остается – положиться на тебя, почтеннейший Кодо. Нарикано теперь стал твоим владением, и мы будем платить тебе за защиту и покровительство также, как платили Назирхату уль-Вади… если ты окажешь нам эту защиту.

Краем глаза Хисс покосился в сторону окна. Предусмотрительность Кодо обратилась теперь против него самого. Нет сомнений, мимо настороженных ушей двух свидетелей не проскочило ни одно слово из сказанного. Кодо не сможет выставить незваных гостей или отделаться от них невнятными посулами, ему придется принять решение и дать точный ответ.

Понимал это и хозяин Нарикано. Хиссу померещилось, он отчетливо слышит скрежет и лязг, с коим в голове месьора Сиверна проворачиваются жернова и раскачиваются весы, тщательно взвешивая все «за» и «против». Пожалуй, и всесильный Назирхат уль-Вади в такой ситуации не стал бы торопиться с ответом: вражду шаек легко разжечь и до чрезвычайности трудно погасить. В такт своим мыслям Кодо выбивал пальцами на столешнице неразборчивый мотивчик, Хисс и Медвежонок терпеливо помалкивали. Еле слышно, усыпляюще шелестели разворачиваемые писцами свитки и поскрипывали перья.

Внезапно Ночной Кошмар хлопнул по столу лопатообразной ладонью. Резкий звук заставил нервно подпрыгнуть на табуретах не только Хисса и Малыша, но и обоих «кротов».

– Ты врешь мне, рыжий, и я это чую, – громыхнул Кодо. – Не могу сказать наверняка, в чем, но врешь. Признаешься сам или мне тебя заставить? Ну?

– Зачем же мне врать, Кодо? – так же, как в давешнем поединке характеров с громилой-привратником, Хисс усилием воли сохранил внешнее спокойствие – только теперь бесстрастная маска далась ему стократ труднее. – Что проку…

– Зачем? Я скажу, зачем, – Кодо угрожающе воздвигся над заваленным бумагами столом, навис осадной башней над оставшимся сидеть Хиссом. – Предположим, Добряк Гонжа из квартала Скена заплатил тебе пару серебрушек – ай, как славно будет Хватам из Скены, если парни Кодо Сиверна и ухорезы Марди перережут друг друга, а? Это – так, например. Или еще по дюжине причин. Потому что итог твоих речей – если только я поверю тебе – может быть только один: я назначаю Марди «кровавый стык»… и что я ему предъявлю? Твое слово против его слова? Да он рассмеется мне в рожу. Вот эту побрякушку, которую ты якобы опознал у Жебела? Жебел скажет, что в первый раз ее видит. Еще что? Мне нужны доказательства! Ну хоть одно! Хоть самое завалящее, чтобы я убедился, что ты не врешь!

– Тишван и Варин назвали имена, а я назвал их тебе. Сыщи тех парней да порасспроси с пристрастием, и убедишься, что я говорил правду, – стоял на своем Хисс.

– Когда мне потребуется хороший совет, обязательно тебя позову, – мрачно усмехнулся Ходячий Кошмар. – Это, значит, по одному твоему слову я должен ни с того ни с сего запытать пару-тройку бойцов Крохобора? Это ты умно придумал. Хвалю.

Он нагнулся через стол к рыжему мошеннику и просипел зловеще:

– Тогда вот что, парень. Раз у вас троих достало ума, как ты утверждаешь, добраться аж до ребят Марди Арбиса, то почему бы вам было не начать с самого начала – с себя? Ну-ка скажи мне: кто из твоих друзей разболтал Крохобору об алмазной короне? А? Не слышу!

Хисс с каменным лицом молчал, уставясь в угол. Да и что он мог ответить? Этим вопросом – кто предатель? – каждый из них задавался добрую сотню раз, но что толку? И что проку теперь продолжать беседу – Кодо не верит ему, и будет верить тем меньше, чем дольше он будет настаивать. Пожалуй, лучше всего встать и уйти. Прямо сейчас.

Если, конечно, им позволят уйти живыми.

Змеиный Язык был настолько раздосадован явным провалом их авантюрной затеи, что даже не сразу узнал голос, раздавшийся за его спиной. Узнав – удивился.

Прислушавшись же к смыслу произносимого – ужаснулся.

– …ты отличил верно. Мы не сказали всей правды, но в главном не солгали, – говорил Конан. – Мы уверены, что на «Уютную нору» напали люди Марди с Каменного Рынка. Да, у нас нет тех доказательств, которых ты просишь. Но чтобы ты не счел нас лжецами или кем похуже, мы готовы прийти на стык с Крохобором сами и сами потребуем у него ответа. Если правда не на нашей стороне, мы умрем первыми. Если же боги за нас – добьемся справедливости.

Для того нескладного юноши-киммерийца, которого Хисс привык звать Малышом, то была удивительно долгая и гладкая речь. Старшина квартала Нарикано выслушал подростка не перебивая, со странным выражением на грубом, будто из дерева вырезанном лице.

– Ты все сказал? – почти ласково осведомился он, когда Конан закончил.

– Э… Кодо, – опомнился Хисс. – Послушай, он же еще совсем мальчишка, у него разума…

– …побольше чем у тебя, – рыкнул Ходячий Кошмар. – Теперь помолчи. Слово сказано, и я его услышал. Этот мальчишка готов отдать жизнь за свою правду, а такая готовность для меня много значит. Сходимся с Крохобором завтра на Плешке ровно в полдень. Так я решил. Кстати, чтоб ты не возгордился – стык назначен давно и собирается не только заради вашего дела. Мне с Марди много о чем нужно пошуршать. Он последнее время что-то зарвался, поучить его немного надо… Но теперь со мной пойдете вы, все трое. Все трое, понял? И ты, Змеиный Язык, – не я, Кодо Сиверн, а ты сам, лично! – предъявишь Крохобору за смерть людей Джая Проныры.

– Я?! – задохнулся Хисс.

– Ты, ты! Кто же еще? Я бы, честно говоря, предпочел вот его, – Ходячий Кошмар кивнул на киммерийца. – Но он пока не наш, к тому же слишком молод, Марди не станет его слушать на стыке. Этого вашего чернявого карманника никто всерьез не примет, а больше-то никого и нет. Так что говорить тебе, рыжий, вроде как за старшего… а уж я постою рядом, погляжу Крохобору в свиные глазки да посмотрю, не сыгранет ли у него кое-чего кое-где… Если почую, что его вина – так и быть, поглядим, как кости выпадут да чья сталь острее. Но если врешь ты – скормлю вас всех воронам и глазом не моргну. Так что если у тебя есть что оставить по наследству, я бы на твоем месте распорядился загодя. Так, на всякий случай.

Сиверн уселся на свой табурет, жалобно скрипнувший под его мощной тушей, махнул «писарям» и взялся за перо – это означало, что разговор безусловно окончен.

…Маска спокойствия продержалась на лице Хисса ничуть не более, чем потребно, чтобы пройти по улице Лодел полста шагов и свернуть в пыльный проулок. Едва свернув за угол, Змеиный Язык резко подался к своему спутнику и вскинул было руки, словно намереваясь схватить того за горло – но вместо этого отмахнулся обессиленно и привалился к стене, цветом лица сровнявшись со свежей побелкой.

Пожилой водонос, выходящий со своими кувшинами из узкой калитки, услышал, как тощий парень с копной вьющихся рыжих волос, сидящий на корточках прямо в пыли, мертвым голосом сказал второму – долговязому серьезному юнцу с длинными ножнами за правым плечом:

– Ты понимаешь, что теперь будет? Если уж ты так веришь в богов – молись, чтобы мы увидели завтрашний закат…

– С нами Кром-Воитель, – отвечал юноша с мечом, – и я буду молить его о справедливости.

Однако в голосе его слышалось сомнение. Старик-водонос, проходя мимо, лишь украдкой пожал плечами. Он многое повидал на своем долгом и беспокойном веку и точно знал, как капризны бывают боги.

А уж требовать от них справедливости – и вовсе дело безнадежное.

Глава четвертая
Сила обмана

Местечко это знающие люди именовали «Плешкой». Незнающие – не именовали никак, ибо, с точки зрения человека постороннего, не было в Плешке ничего такого, чтоб ломать голову над названием. Пустырь как пустырь, окруженная заборами да глухими стенами пыльная проплешина на полуночной окраине Шадизара, там, где смыкаются границы кварталов Нарикано и Сахиль. Полста шагов в поперечнике, груды мусора под заборами, чахлая поросль сорной травы, на которой пасутся две-три тощих козы, принадлежащих владельцам окрестных домишек – вот и вся Плешка, в обычное время просто-таки воплощение бесхозности и запустения.

Однако как колдун способен извлечь воду из камня, так житель Столицы Воров сможет найти полезное применение даже пустоте. Плешка, куда отродясь не заглядывали представители закона, именно в силу своей заброшенности оказалась самым подходящим местом встреч для тех самых знающих людей, что для краткости объяснения нарекли это место его нынешним именем. Люди эти, сами себя именовавшие шадизарским Ночным Братством, сходились на забытом богами и городской стражей пустыре для того, чтобы разрешить спорные вопросы – те вопросы, в которых никак невозможно разойтись миром. Сходились часто или редко, раз в году или, случалось, два-три раза за луну.

Иногда после таких встреч с Плешки уносили раненых, которых пользовали потом подпольные костоправы. Бывало, утаскивали трупы. Иных бедолаг, чей жизненный путь оборвался в желтой пыли пустыря, зарывали здесь же – на такой случай под мусорными кучами предусмотрительно были спрятаны несколько заступов. Последнее, впрочем, случалось крайне редко и лишь в тех случаях, когда воры решали, что усопший недостоин правильного погребения – например, не убит в честном поединке, а казнен за нарушение шейвар, неписаных законов Братства.

Словом, всякий член Братства, от квартального смотрящего до мнимого калеки из тех, что не брезгуют ни подаянием, ни грабежом, знал: если стык назначен на Плешке – пять к одному, быть драке. Обитатели прилегающих к пустоши улочек каким-то верхним чутьем научились угадывать приближение очередной грозы: спешно загоняли во двор коз, накрепко запирали ворота, а двери подпирали поленьями. Лишь в щели захлопнутых ставен нет-нет да блестел чей-нибудь любопытный глаз.

Вот и сегодня, начиная с десятого утреннего колокола, невидимая метла вымела с Плешки всех посторонних зрителей. Что же до участников предстоящего тревожного действа, они не заставили себя ждать. Безлюдный пустырь постепенно заполнялся людьми, подходившими по двое, по трое и сбивавшимся в группки по разные стороны пыльного круга. Границей между ними служила незримая черта, проходящая через маленькое капище черного мрамора, чуть более луны назад появившееся на пустыре. Про эту странную, непонятно кем и зачем в одночасье воздвигнутую молельню ходили странные слухи. Теперь она покосилась набок, выглядела заброшенной и обветшалой, и все равно близко к загадочному капищу люди старались не подходить.

День с самого утра выдался жарким. Из рук в руки передавались фляги с разбавленным красным вином или холодной водой. В воздухе повис негромкий гул голосов.

– …Попрятались, как тараканы по щелям. Чуют кровь, заразы, – шипел Хисс, нервно озираясь по сторонам.

Вокруг возбужденно гудели отборные бойцы Кодо Сиверна, числом что-нибудь около двух десятков. От такого количества страховидных рож и смертоносной стали, распиханной за поясами и голенищами сапог, кому угодно стало бы не по себе. Ши Шеламу, например, хватило и меньшего. Едва узнав, что утром им всем предстоит стык с головорезами Крохобора на зловещей Плешке, воришка впал в состояние, близкое к истерике, и его пришлось полночи отпаивать крепким вином. На стык Ши все же пришел – да и куда бы он девался? – но с виду походил на покойника, поднятого из гроба черным колдовством: шел, куда сказано, стоял где велено, покорно отступал, если толкали, и молча смотрел прямо перед собой стеклянным взглядом.

Конан казался спокойным, лишь еще более мрачным, чем обычно, и еще менее разговорчивым. Возможно, его угрюмость отчасти была вызвана невозможностью взять с собой на стык свой любимый меч. Никакой брони или самострелов, никаких клинков длиной более двух ладоней, только короткие ножи, кастеты и дубинки – так гласили общепринятые правила подобных сходок. По настоянию Хисса варвар прихватил дубинку длиной в локоть из железного дерева, залитую свинцом. Неплохое оружие в умелых руках, вот только Змеиный Язык сильно сомневался, что юный варвар хоть немного продержится против матерых бандитов Марди Крохобора.

Сам Хисс кроме короткого кулачного ножа, что был с ним постоянно, сунул сзади за пояс широкий, острый как бритва клинок. А потом вознес горячую молитву покровителю воров и поэтов Белу, чтобы оружие не пригодилось на предстоящей сходке, и пошел просить у Лиа успокоительного зелья.

…Чем ближе к назначенному сроку, тем плотнее сбивались группы по обе стороны невидимой границы, стихали разговоры, твердели лица, поудобнее подтягивались черенки дубинок и рукояти коротких ножей. Наконец две длинных людских цепочки встали друг против друга – отборные бойцы Кодо по прозвищу Ходячий Кошмар и Марди с Каменного рынка, по два десятка от каждого из старшин. Те, что подошли со стороны квартала Сахиль, деловито обвязывали левое запястье белыми тряпицами – чтобы в гуще рукопашной схватки отличить своих от чужих.

– Идут! Идут…

– Ну, помоги нам Бел и Лучезарный Митра, – выдохнул Хисс, завидев одновременно показавшиеся с разных концов пустоши процессии.

Кодо Сиверн и Марди с Каменного рынка явились на стык в сопровождении телохранителей, но при этом пешими и одетыми совсем просто – явно не из скромности, но скорее для удобства в грядущей драке. На Кодо были просторные парусиновые штаны, подпоясанные широким алым кушаком, потертая безрукавка из коричневой бычьей кожи выставляла напоказ мощные татуированные бицепсы. Крохобор оказался громилой под стать Кодо – пониже ростом, но тяжелее самое малое на стоун, и сжимал в руке массивную булаву на коротком черене. Походка его была уверенной, а широкая, с заплывшими глазками ряшка, покрытая жесткой, как проволока, черной щетиной, походила на кабанью морду. «Смотрящий» Каменного Рынка производил впечатление человека напористого и неуступчивого.

Он и начал разговор первым, едва оба вожака вышли на середину, сразу и без лишних предисловий перейдя к делу:

– Ты звал, я пришел. О чем говорить будем?

* * *

– Неужто двое взрослых и умных мужчин не найдут тему для разговора, Марди? – коротко хохотнул Кодо, не отрывая взгляд от лица противника. – Даже если ты совсем нелюбопытен, у меня к тебе всегда найдутся вопросы!

Крохобор ничего не ответил. Он лишь попрочнее утвердился на ногах, похлопывая по ладони тяжелым шаром булавы да поглядывая исподлобья на Кодо. Ходячий Кошмар продолжал:

– Вот например. Менчу, торговец шерстью с улицы Кипарисов – ты знаешь его лавку, там на двери нарисованы сторожевые кобры, хотя на самом деле никаких кобр у Менчу нет – заплатил мне на прошлой седмице за охрану, все по чести. А на этой седмице твои «стригуны» снова заставили его платить – на этот раз уже в твою казну и вдвое больше. Они сломали ему руку, когда он попробовал отказаться! Теперь Менчу стал грустен, он спрашивает: в чем смысл жизни, если кто угодно может приходить и ломать руки бедному торговцу за его же деньги?

– А чему тут удивляться? – пожал плечами Крохобор. Оба вожака нарочно говорили достаточно громко, чтобы их разговор слышали бойцы обеих сторон. – Старый дурак Менчу получил по заслугам – он надеялся, что нарисованные кобры охранят его дом лучше настоящих стигийских, а твои люди окажутся сильнее моих, а главное, обойдутся дешевле! Но он ошибся, как и все скряги. Фаттах! – окликнул Марди одного из своих телохранителей. – Когда в следующий раз пойдешь к Менчу за данью, объясни ему, что смысл жизни в том, чтобы сделать правильный выбор!

Ответ Марди обе группы бойцов встретили дружными выкриками – одобрительными с одной стороны и злобными с другой. Лицо Кодо потемнело от гнева. Намек Крохобора был более чем прозрачен: Сиверн и его воины – никчемная дешевка, лавку на улице Кипарисов беззастенчиво и безусловно берет под себя банда Марди, так же, как вскорости заграбастает и прочие источники дани, некогда находившиеся под опекой Назирхата уль-Вади. Это был, по сути, прямой вызов. Назначая стык, Кодо собирался предъявить Крохобору счет еще за добрых полдюжины опекаемых им лавок, но теперь видел, что дальнейший разговор не имеет смысла. Решающим аргументом в споре за границы влияния для Марди Арбиса, похоже, могла быть только сила.

Что ж, оставался еще один вопрос, возникший не далее как вчера – Крохобор не мог подготовиться к нему заранее, интересно, что-то он скажет в ответ на обвинение Змеиного Языка? Одно дело – «стричь» лавочников и делить доходные места, совсем иное – нарушить неписаные законы воровского Братства, устроив кровавую резню на чужой земле из-за чужой добычи. По-прежнему не спуская глаз со стоящего неподвижно Марди, Кодо повелительным жестом подозвал Хисса, переминавшегося с ноги на ногу позади шеренги бойцов.

При виде тощего рыжего парня, ничуть не похожего на могучих громил Сиверна, и двоих его спутников, державшихся чуть позади – еще более молодых и зеленых с виду – в маленьких глазках Крохобора мелькнуло недоумение.

Оно, впрочем, сменилось чем-то похожим на странный интерес, когда Хисс закончил свою обвинительную речь.

– Я не понял, ты что, собрался эту бойню беззаконную мне навесить? Мне? – насмешливо хрюкнул Арбис. – Силен, однако… Ну теперь давай доказывай. Только смотри, из штанов не выскочи.

– Имена, которые я назвал… – начал Змеиный Язык.

– …верблюжьего плевка не стоят, – отрезал Крохобор. – Ты что, шутишь, парень? Имена ему… Имен я тебе сам полную пазуху накидаю, и что с того? Вон, смотри: Винс Удавка, Эвар Жареный, Шрам, Гиря, Трижды Повешенный, еще с полдюжины тех, что там стоят, – Марди махнул рукой в сторону людей Кодо Сиверна. – Дык вот я тебе точно говорю: они-то ваш кабак и спалили, корону продали в «Черной Луне» лысому стигийцу с бородавкой на лбу, а деньги в «три скорлупки» проиграли. Мне об этом Колченогий Марра с Нищебродки шепнул, он прямо сам все видел. Только он уж подтвердить не может – давеча в термах поскользнулся на мокрой ступеньке, череп пополам, мозги наружу… Веришь мне, рыжий? Нет? А чего так? Что, мое слово дешевле твоего стоит?

Напряженную тишину над пустырем нарушили ехидные смешки – раздавшиеся притом с обеих сторон.

И тогда снова заговорил Кодо Сиверн, решив более не тянуть с неизбежным и рубануть напрямую:

– Ладно, ты сказал – я услышал. Но вот вижу я, Крохобор, прямо-таки нутром чую: ребята Джейвара правду говорят, а вот ты толковать по-людски не хочешь, юлишь, отбрехиваешься, ровно шакал блудливый. Есть на тебе грех, у меня на такие штучки чутье верное! А раз так – быть тогда промеж нами крови, отныне и…

– Э, постой-ка, молодой-горячий! Разлетелся, не догнать! – внезапно перебил Марди, не дав Кошмару закончить традиционный для Ночного Братства вызов на поединок. Крохобор протестующе вскинул руки, и в его лениво-безразличном доселе голосе появился даже некий намек на просительность.

– Железом мы помашем, успеется – зря, что ль, собрались? Только сперва я кой-что прояснить хочу, и для тебя, и для себя, и для Братства. Меня, бывало, по-разному называли всякие людишки, земля им пухом. Но чтоб слушок покатился, будто Марди с Каменного Рынка воровской закон забыл – этого я допустить не могу! Так что прежде чем мы друг друга начнем на куски рвать, давай разберемся с этой твоей «Норой» как ты хотел, по-человечески. Потому как чую я во всей этой заварухе мерзкий такой запашок. Навроде того смердения, что из твоей, Кодо, пасти исходит, когда ты ее распялишь до ушей.

Поскольку Марди понизил голос, бойцам обоих шаек тоже пришлось притихнуть, дабы расслышать своих вожаков. Хисс стоял, не веря своим ушам – их безумная затея, их сметанная на живую нитку история из полуправды и лжи, грозила вот-вот обернуться чем-то непонятным и непредсказуемым! Это поняли даже засопевший от умственного и душевного напряжения Конан и сбросивший оцепенение Ши. Змеиный Глаз подскочил от неожиданности, когда за его спиной послышался громкий шепот:

– Получилось! Будь я проклят!

– Будешь, если не заткнешься, – пробормотал Малыш, незаметно наступая болтуну на ногу.

Хисс только открыл рот, собираясь пригрозить обоим приятелям за невместную болтливость самыми жуткими карами, но тут Марди Крохобор ткнул в его сторону черенком своей булавы:

– Подойди-ка ближе, умник. Да повтори, внятно и раздельно: на кого из моих людей ты возводишь поклеп в разгроме вашего паршивого хлева?

– Варин, Тишван, Пег Конокрад, иль-Нарим, Гобдик, Джавад… – начал перечислять Хисс. Список вышел немаленьким. – Старшим над ними ходил Зуад по прозвищу Шептун. Твой, достопочтенный Марди, верный пес и «пастух». Я уже сказал это один раз и повторю, сколько понадобится. Если ты по-прежнему считаешь, что мое слово верблюжьего плевка не стоит, позови сюда тех, кого я обвинил. Пускай скажут, прав я или нет, перед всеми братьями и перед старшинами…

– Прыткий какой, – буркнул Марди, заметно помрачнев лицом. – Ну да, все как один, весь зуадов десяток до последнего… Позвать, говоришь? Договоришься с Нергалом – позову. Все они теперь там, у него на постое…

– Как? Они что, мертвы?! – опешил Змеиный Язык. Такого поворота он не ожидал.

– Нет, живыми на Серые Равнины ушли, обещали вернуться! – взорвался хозяин Каменного Рынка. – Ясное дело, мертвы! Мертвее не бывает! А вот теперь смотри, как все было. Пег-Конокрад своему гнедому овса задавал и вроде как палец наколол. Еще гнедой морду в кормушку не сунул, как Пег почернел весь и в корчах помер. Иль-Нариму ночью в ухо сколопендра заползла, утром глядь – он уж остыл. Джаваду прямо за столом крохотный паучок за шиворот упал с потолка, раз-два – и нету Джавада. Гобдик Пыльный Мешок в «Дубовой ветке» гулял с парнями, пошел отлить на задний двор. Через полколокола нашли его там синего, перекошенного и вся рожа в пене. Хосреф-Здоровяк умудрился сесть на черного скорпиона. Скорпион, понятно, своего не упустил… И все за последних три дня!

– А Шептун… – заикнулся Хисс. Марди рыкнул:

– Ты слушай дальше! Значит, за три всего-навсего дня я узнаю, что шестерых моих бойцов до смерти покусали какие-то мухи, пауки и прочие скорпионы, а еще четверо пропали начисто – как сквозь землю провалились. Все, заметь, из одного десятка, где старшим – Зуад Шептун. А что самое смешное, при покойниках денег нашли гораздо больше, чем полагалось бы им по уму. Полновесные туранские империальчики недавней чеканки. Та-ак, думаю, что-то тут нечисто. Говорю парням: а подать сюда Шептуна!

Крохобор повернулся к своим и гаркнул:

– Тащите ублюдка!

Нестройная шеренга головорезов с Каменного Рынка раздалась в стороны, пропуская двоих громил. Между ними, обвиснув и неохотно перебирая ногами, влекся жилистый полуголый туранец – нечесаная копна смоляных волос закрывала лицо, лишь яркой искрой блестела золотая серьга-кольцо в мочке левого уха. Пленника выволокли на середину и бесцеремонно стряхнули наземь. Туранец тут же подобрал под себя ноги и уселся прямо в пыли, чуть заметно покачиваясь и глядя перед собой пустым взглядом, да еще еле слышно мычал себе под нос тягучую, заунывную мелодию.

Похоже, ничто более в бренном людском мире не волновало Зуада по прозвищу Шептун, бывшего «пастуха» с Каменного Рынка. Хисс взирал на это странное и жалкое существо с молчаливым изумлением. Зато Ходячий Кошмар нехорошо оживился.

– Клянусь единственным зубом моей покойной тетки! – воскликнул он. – Точно, и впрямь Шептун! Но какого демона вы с ним сделали?!

– Мы? – мрачно ухмыльнулся Марди. – Да мы только и делали, что следили, дабы ни один волос не слетел с этой трижды презренной башки, – он наградил туранца увесистым пинком. Тот и глазом не моргнул. – Мои люди отыскали это тело у старого Ишмика в его курильне. Закопался там, как клоп промеж старых ковров, и не выпускал изо рта трубку с дурманным зельем. Докурился до того, что разве только из ушей дым не пускал. Ну, помня, что приключилось с остальными, я велел запереть его в пустом чулане и приставил аж трех человек, чтоб денно и нощно приглядывали за его здоровьем и в особенности – за всякими ползучими гадами…

Зуад вздрогнул и покосился на хозяина.

– Сперва тихо сидел, – продолжал Крохобор. – Потом, когда дурман отошел, те трое его едва удержали. Рвался как одержимый, требовал лотоса и вопил, чтобы убрали пауков…

Шептун тоненько завыл. Крохобор, поморщившись, легонько тюкнул его по макушке тяжелым шаром булавы, и туранец умолк.

– …пауков, значит, требовал убрать – мол, из стен лезут, большие, ядовитые… Пришлось связать и принести кальян с зельем, а то у меня от его воплей уши заболели. Вот с тех пор он такой. А знаешь, что самое интересное? Мои люди, те, что его стерегли пуще глаза, и впрямь прибили рядом с ним двух скорпионов и одну «черную вдову» – это в закрытой-то, начисто выметенной комнате без единого окна! Вовремя успели, кстати. Иначе бы он тут не сидел.

– А говорить он пока не разучился? – полюбопытствовал Кодо.

– Ха, а как же! Зачем бы я иначе до сего дня его стерег и на стык тащил? Все он мне выложил, как миленький, про кабак ваш разнесчастный, про кровь беззаконную да про деньги легкие… Но тут особый подход нужен. Хочешь послушать? – не дожидаясь ответа, Арбис отвесил туранцу крепкий подзатыльник и вкрадчиво произнес, нагнувшись к самому уху сидящего в пыли человека:

– Гляди-ка, сюда скорпион ползет. Большой такой, черный. Отвечай на вопросы, иначе засуну его тебе в глотку и пасть зашью. Понял меня?

Зуад взвыл и на карачках пополз прочь от несуществующего скорпиона. Марди изловил его за шею и встряхнул так, что у проштрафившегося «пастуха» отчетливо щелкнули челюсти.

– Говори давай!

– Уберите скорпиона! – завизжал в ответ пленник, судорожно дергаясь и пытаясь закопаться в твердую, как камень, землю пустыря.

Крохобор с отвращением сплюнул, изобразив, что давит сапогом нечто невидимое. Из шеренг долетело чье-то приглушенное ругательство, послышались изумленные возгласы. Кое-кто из бойцов посуевернее делал знаки от дурного глаза.

– Все, раздавил! Теперь отвечай! – скомандовал Крохобор. – Кто вас купил? Какого демона им нужно было в той таверне?

Шептун продолжал дергаться, однако теперь его невнятные вопли стали больше походить на членораздельную речь:

– Он уверял, что это совсем несложно! Что Братства это вовсе не касается, а никакой крови не будет!.. Всего лишь открыть пару замков и приглядеть, чтобы никто не крутился под ногами! И все! Он мне сам так говорил!.. И платил, щедро платил, сколько бы мы не требовали!

– Кто «он»? – почти одновременно спросили Кодо и Хисс.

– Имя у него есть? – рыкнул Кодо.

– Он – это он, – Зуад съежился, безуспешно стараясь стать совсем маленьким и незаметным. – Подошел ко мне луну назад в «Дубовой ветке». Я не спрашивал имя… потом спросил, он не ответил… Но – земляк мой, туранец, это точно! По выговору судя – из самого Аграпура, да не из простых. Здоровенный, огромный, в четыре локтя ростом, грудь как бочонок… Между собой мы его кликали Верзилой, лица не видали, Белом-Покровителем клянусь! Серый балахон на нем был с капюшоном, закрывал лицо… Золота у него в кошеле было – как грязи…

– Плохо учишь своих людей, Крохобор, – съязвил Кодо. – Дураки они у тебя. Ну, много ли надо ума догадаться, что за простые дела золотишко пригоршнями не раздают?

– Жадность порождает глупость, глупость же не имеет границ, – пожал крутыми плечами Марди Арбис, вновь встряхивая Шептуна и тем кладя конец словоизвержению бывшего верного соратника. – Есть такие шакалы – сколь ни корми его, а все одно за фальшивый сикль призового жеребца догонит и под хвост поцелует… Ну, про нанимателя он больше ничего не знает, хоть на жаровню его сажай. Только это и твердит. Об остальном можешь расспросить, только спрашивай побыстрей…

– Что унесли из «Норы»? – спросил Хисс, подавшись к Зуаду. – Куда дели?

– Всякий хлам… Какую-то книгу, маленькое зеркальце, флакон с душистым маслом, еще что-то – полная чепуха, пригоршни монет не стоит… кроме алмазной короны, вот это была настоящая добыча… Отдали все Верзиле, он заплатил, как договорились, все по чести. Я только корону отдавать не хотел – такую кучу алмазов я и не видел никогда, думал зажилить… Так этот бык бешеный чуть душу из меня не вытряхнул. Драться с ним не с руки было: переполох, все горит, народ сбегается… к тому ж из десяти моих четверо в кабаке сгорели, а с ним трое были, те еще волки, моим не чета… пришлось отдать… – бормотал Шептун, копошась в пыли.

– Что за трое? – внезапно подал голос Малыш.

– Не знаю я, что за трое! – вдруг зашелся в крике бандит. – Не помню! И вспоминать не хочу! Жуть какая-то ходячая, нелюдь в людском обличье! Не говорят, не дышат, и сталь их не берет…