Текст книги "Рассвет над Майдманом"

– Жаль, что всех мохнатых тут не окружили. Лови их теперь по степи. Сам его величество когда пожалует?

– Завтра к вечеру. Пока на ту сторону войска надо перебросить. К утру бы всю пехоту перевести да конницу, чтобы степь смотрели. Не дай бог, ударят, сбросят обратно в реку.

– Не сбросят, первые полки уже на Холмах там выстроились, часть попавших к оркам в полон я туда же отправил, чтобы укреплять берег помогали, другая часть тут поможет мертвым честь воздать.

– Хорошо, сэр Швитц. Отец приказал вашему соседу, сэру Троллеру принять под крепкую руку болотников, они должны утром быть у восточного моста. Ему держать правый фланг. Вам – центр на том берегу. На левую руку встанет сын барона Клохорайна, молодой Летер. Король жаловал ему это право в память о бесстрашии отца. Мне надлежит быть на этом берегу, проследить за переправой и встретить основные войска. Помните, хоть на рассвете у нас будет на том берегу до пяти тысяч пехоты и трех тысяч конницы, но остатки орков мы здесь не раздавили, а по расчетам их не меньше четырех тысяч. Поэтому – глядите в оба и не зевайте. Осталось день продержаться, потом нас из-за мостов не сковырнуть.

– Не беспокойтесь, мой господин, они пообломали зубы о нас один раз, обломают и во второй.

И вскинув закованную в железо руку в приветствии, барон тронул коня, направляясь следом за вереницей солдат, медленно двигающихся через реку навстречу быстро темнеющему небу.

Скоропись причудливой вязью покрывает желтоватый лист бумаги.

«Спасибо за полученные вести, Фрайм. Очень интересная информация. Прошу продолжать в том же духе. Я только сегодня утром вернулся в Кхур и уже не успеваю в южные земли. События ускоряют темп, и нам выгоднее быть в их гуще, а не бегать по окраинам. Радует лишь то, что собранные нами деньги не пропали даром. Соседи успели прислать достаточно оружия и припасов, чтобы Драконы после полученной оплеухи проснулись и начали отвечать сталью. Местные торговцы стенают – в городе не осталось даже бродяг. Каждый способный держать меч или стучать молотком подался на север. Кто-то в ополчение, кто-то в трудовые отряды. Дошли слухи о чудовищном поражении орков под Ладарайном, их остатки сейчас гонят к реке. Наверное, на днях мы услышим, как их добили у мостов. Днем быстрым маршем туда же, на север, ушли конные наемники Зур, все прекрасно вооруженные. Возможно, к осени головы орочьих вождей украсят местные стены, а к зиме все Орочье поле будет принадлежать Драконам.

Как только победа станет явной, сюда съедутся полномочные послы всех заинтересованных сторон. Представители Болотного королевства уже мозолят глаза местным царедворцам. Хотя за тебя проплачено, но тебе нужно будет остаться в Оромане. Твоя информация, твои глаза и уши мне важнее сейчас там. Вместе с этим письмом я перешлю пару расписок, обернешь их в столь любимое тобой золото. Вот перечень дел, на которые, не скупясь, потратишься…»

Через четыре дня Фрайм получил это письмо, скрытое в кожаном кошеле вместе с другими важными для него документами.

Давно прошли те времена, когда в каждом мало-мальском городке можно было увидеть торговую лавку гнома, или меняльную контору, или даже отделение Всеобщего Гранитного банка. Во времена тяжелых потрясений гномы оказывали любую помощь своему Владыке. Люди не забыли тех, кто ковал их врагам лучшее на этом материке оружие. После победы многие бородатые головы легли под топоры палачей, а накопленные долгими годами сокровища сменили хозяев, частью попав в кладовые тех или иных королей, частью в руки лихих людей, громивших лавки и дома «презренного народа».

Дважды за прошедшие две тысячи лет гномы пытались вернуться в человеческие города и села. Дважды после этих массовых переселений их беспощадно вырезали. Лишь последние четыреста лет взаимная ненависть пошла понемногу на спад. То ли отчаянных гномов остались единицы, то ли люди расселились настолько широко, что среди них сгорбленные фигурки окончательно потерялись. Но даже в наши дни пробирающийся по улице гном легко мог получить в спину недоброе слово, а то и камень. А мелкие шайки считали этот народ своей законной добычей.

Но несмотря на все трудности жизни в человеческих городах, подземный народ все равно содержал магазинчики и пытался возродить растерзанную банковскую паутину. Они торговали самоцветными камнями, поставляли различным коронам самородное золото и занимались ростовщичеством. Через редких представителей в горы тянулся ручеек продовольствия, кож и тканей, а обратно ночами доставляли драгоценности и металлы. В гонцы отбирали самых хитрых и осторожных, способных обмануть любого соглядатая и доставить ценный груз, который мог прокормить не один год десяток дерзких людей. Но сегодня одному из путников не повезло. Гном успел незаметно передать бесценный мешок своим родственникам, но его запутанную дорогу домой прервали рядом с портовыми складами.

В последнее время Глэду понравилось забираться ночью на крыши складов, окружающих рынки. Здесь шла своя жизнь. Многочисленные носильщики после тяжелого трудового дня поднимались на нагретые жарким солнцем плоские глиняные крыши, расстилали свои циновки и делили скудную трапезу, торговали, менялись, выясняли отношения, спали. Рано утром, с первыми лучами солнца, вся эта огромная масса медленно спускалась в укрытые тенью улицы и площади и растекалась по многочисленным лавкам, чтобы успеть привести пространство перед ними в порядок, принести необходимые грузы и убрать мусор, либо втянуться в портовые и прочие хозяйственные строения огромного города и прожить еще один день, тяжким трудом зарабатывая на кусок хлеба.

Глэд с интересом приглядывался к открывающейся перед ним новой стороне города, изредка приторговывая соленым мясом из своих скудных запасов и при малейшей опасности скрываясь в подвалах. Вот и сейчас он сидел, скорчившись, на краю крыши, с интересом разглядывая происходящее под ним, в одном из бесконечных тупиков у торговой площади.

Один из нападающих уже не издавал ни звука, лежа под стеной и обхватив руками вывалившиеся внутренности, пока его более удачливые напарники окружили жертву, прижав ее к глухой стене, и пытались достать добычу. Окровавленный гном стоял у стены, отбиваясь двумя широкими ножами, каждый из которых блестел от свежей крови. Сильный и неожиданный удар смягчил легкий шлем, поддетый под мягкую войлочную шляпу. Кровь еще не успела спечься на спутанных волосах, мелкими каплями пробираясь по шее и пятная груботканую рубаху. Но силы медленно покидали беднягу. Хотя пара атаковавших еще обильно кропила пыльные камни тупика своей кровью, шестеро нападающих, несмотря на серьезные раны, не собирались отступать.

– Ты покойник, войлочная башка, ты покойник! – тяжело дышал вожак шайки. – Даже если ты пустой, мы тебя все равно на куски порежем, в назидание другим!

Гном быстрым движением смахнул пот и кровь с бровей, удобнее перехватил рукояти ножей.

– Спящий возьмет твою душу, – буркнул он на языке гор и плотнее вбил ступни в мостовую.

Глэд послушал чужую речь и отогнал яркие образы, мелькнувшие перед его глазами: маленьких людей, протягивающих черные топоры оркам; бородатых, закутанных в меха гномов среди гигантских деревьев и заросшего бородой до глаз осанистого купца, сидящего в утлой лодчонке посреди болотных камышей.

– Огненный народ. – Древний язык тронул губы безглазого. Глэд окинул взглядом крыши, неслышной тенью возник у натянутой веревки с сохнущим бельем, и тряпки легли на крышу.

Еще один нападавший взвыл и выронил палку с набитыми на нее гвоздями, пытаясь унять черный поток из располосованной руки. Остальные отпрянули от крутящегося волчком гнома, не сумев нанести смертельный удар. Но силы добычи таяли с каждым мигом. До развязки оставалось уже недолго.

Гном оперся гудящей спиной о стену, глотнул воздуха и вдруг почувствовал, как что-то мягко и неотвратимо сжало горло, после чего его ноги оторвались от земли, а тело взмыло вверх. Не выпуская из рук ножей, бородач в одно мгновение оказался на крыше, где над ним склонился обтянутый кожей череп, в безглазых глазницах которого плескался мрак.

– Огненный человек, ты уже собрался повидать своих предков? – полилась речь мертвых народов, оставивших свои пещеры гномам.

– Нет, – с трудом выдохнул спасенный в ответ.

– Тогда иди за мной, пока не истек кровью.

Глэд положил веревку на сброшенные им тряпки и быстро пошел между валяющимися вповалку телами. Спотыкающийся гном, с трудом различая дорогу, спешил за ним, стараясь не наступать на спящих или притворившихся спящими. За спиной все глуше раздавались крики ярости лишенных своей добычи, а двое беглецов петляли по бесконечным крышам, пробираясь к северной части рынка. Там Глэд спустился к одной из облюбованных им дыр в подвалы, дождался спутника и, взяв его за руку, повел бесконечными переходами.

Они остановились лишь через час, в маленькой пещерке где-то в глубинах города. Безглазый человек помог раздеться шатающемуся от усталости гному и быстро осмотрел его. Он промыл припасенной соленой водой из щербатого кувшина разбитую голову, куском ветхой, но чистой тряпки перевязал раны и усадил гнома к стене, вложив в руки кусок мяса и чашку с застоявшейся водой.

– Ешь и пей, огненный человек. Тебе нужны силы.

– Мне необходимо предупредить родных.

– Стены дома твоих родных не будут штурмовать, но дикие люди на улицах ночного города будут искать тебя. Отдыхай, я помогу тебе вернуться, когда взойдет солнце. При солнечном свете ты будешь в относительной безопасности.

Гном с интересом разглядывал в неверном свете масляного светильника спасителя.

– Я, Глонг, сын своего отца и подземного народа, благодарен тебе. Любой другой на твоем месте удавил бы меня там, в переулке. А потом поделил бы добычу с остальными.

– Мне нет дела до диких людей и их охоты на других жителей. Я – сам по себе.

– Кто ты?

Глэд отщипнул кусок мяса, пожевал и пожал плечами:

– Я не знаю, кто я. Я вижу сны, где я ловлю рыбу среди корней кувшинок, или бью стрелой быстрых кабанов в степи, или собираю смолу в поднебесных высях с отливающих красным деревьев. А иногда я вижу оскаленные зубы, залитые кровью, и тогда в моей груди становится сначала больно, а потом все заполняет желание убивать. Но я не знаю, кто я. Мне кажется, что я сплю, и мои сны сожрали мою душу, не оставив мне ничего взамен.

– Но ты говоришь на языке, который знаем только мы, гномы!

– Ты ошибаешься, Глонг, сын огненного народа. На этом языке говорили ваши соседи из бескрайних Северных болот, а также пели песни на этом языке те, кто хранит покой лесов на южных просторах в тысяче миль отсюда. Я знаю этот язык. Как и некоторые другие.

Гном осторожно отпил воды и, не сводя взгляда с собеседника, медленно принялся за трапезу. Глэд же устроился напротив него, вытянул ноги и, казалось, погрузился в дрему. Медленными каплями текли минуты, пока Глонг не закончил свои размышления и не прервал наступившую тишину:

– Прости, что мешаю тебе, но как мне называть своего спасителя?

Безглазый человек медленно повернулся к говорящему:

– Меня зовут Глэд. Безглазый. Хотя я бы назвал себя Спящим. Но сны становятся все короче, и я чувствую, что скоро проснусь. Значит, мне нет необходимости менять имя.

– Глэд… Странное имя. Нечеловеческое. Я читал легенды моего народа, написанные еще до того, как Владыку лишили права распоряжаться судьбами мира и заточили в Усыпальнице. Там сказано, что после кровавых веков придет не-человек, потерявший душу во тьме, познавший боль и горечь утрат, но увидевший свет чужих костров и впитавший душу чуждых ему песен. Этот не-человек вернет свободу нашему народу и выведет гномов на утраченные ими равнины.

– Может быть, но не сейчас.

Глонг осторожно приблизился и заглянул в пустые глазницы:

– А когда? Если ты – это он, то когда?!

– Не торопись, человек из огненного народа. Когда я проснусь, я смогу дать тебе ответ. Сейчас же я блуждаю во тьме.

– Но если ты тот, о ком я думаю, ты обязан знать истинное имя Владыки! Назови его, чтобы я мог надеяться, надеяться на чудо!

– Разве это так трудно? – удивился Глэд. – Все народы, за исключением забывчивых людей, знают истинное имя Владыки.

Безглазый наклонился к забинтованной голове гнома и шепнул что-то ему на ухо. Глонг с ужасом откинулся к стене, выпученными глазами взирая на все столь же спокойного голого собеседника, который равнодушно стал убирать остатки позднего ужина.

– Никто не может этого знать, никто! Только мы, отринутые хранители подземелья, знаем истинное имя!

– Это знание есть у всех народов. Тот, кто плачет в моей душе и жаждет отмщения, собрал воедино память болот и лесов, послушал степной ветер и назвал тебе имя прошлого. Прости меня, любитель длинных волос на бороде, если я нарушил звучание твоих легенд.

– Нет-нет, ты меня вовсе не огорчил, отнюдь… – Гном слепо нашарил шлем, осторожно надел его, пристроил поверх шляпу и стал что-то судорожно искать за пазухой. – Позволь сделать тебе подарок, уважаемый Глэд, подарок от всего сердца! Где же он…

Наконец Глонг вытащил маленький круглый каменный медальон, подвязанный к плетеному тонкому шнуру.

– Эту вещь мне подарил мой отец, этот камень приносит удачу. Могу я просить тебя оказать мне великую честь?! Если ты примешь мой дар, я буду счастлив, безмерно счастлив!

Глэд с интересом ощупал медальон, понюхал его, потом приложился ухом и прикрыл глазницы. Через несколько минут слабая улыбка тронула его губы:

– Сильный камень. Поющий камень. Добрый камень. Ко мне добрый, – поправился он. Еще через мгновение он надел шнурок на шею и поклонился гному: – Спасибо, добрый сын своего отца. Мне нравится твой дар.

От избытка чувств гном крепко обхватил Глэда, потом отвернулся и смахнул что-то с глаз:

– Это честь для меня, спасибо…

Глонг старательно перепоясался, спрятал свои ножи и уже с сухими глазами повернулся обратно.

– Ты можешь меня вывести к старой мануфактуре, что у храма Большим Штормам? Там еще высокий забор с каменными украшениями в виде бараньих голов.

– А за забором привязан большой раскрашенный пузырь с лодкой под ним?

– Ты был там?

– Нет, я не выходил. Там всегда стражник ходит по двору ночью, а днем и не один. Сколько их на стенах дремлет, я не считал. Но туда ведет узкий лаз из канализации, можно пробраться прямо во двор.

– Замечательно! Ты можешь провести меня именно туда?

– Ты не боишься стражи?

– Ночью только один солдат? Тогда не боюсь.

– Как хочешь, Глонг. Правда, от твоей одежды будет плохо пахнуть после этой прогулки. Но я доведу тебя.

Худая жилистая рука погасила светильник, и две тени во мраке скользнули в бесконечный лабиринт ходов. Одна тень двигалась бесшумно, с грацией не этого мира, другая же изредка поминала всех подземных богов после особенно глубокой ямы или неожиданно возникшей в темноте стены.

На заре стража почтовой имперской службы подняла тревогу. Пришедший на смену караул нашел одного мертвого солдата с перерезанным горлом. И не нашел малый летучий корабль, обслуживающий исключительно императорских гонцов, которые изредка появлялись в этом охраняемом дворе в силу чрезвычайных обстоятельств. Машина, построенная гением мастеров Южной империи, пропала с охраняемой стоянки, не оставив каких-либо следов своре налетевших чиновников, пытающихся вытрясти хоть что-нибудь из покойника или несуществующих свидетелей.

– Кто ведро утопит, лично ракам скормлю!

Рыбий Зуб в ярости выглядел страшно. Спутанную бороду слева успел попробовать на зуб огонь, обнаженное по пояс тело запятнали следы ожогов, на закопченном лице ярко выделялись лишь бешеные глаза. Капитан метался по палубе, щедро раздавая затрещины команде, успевая при этом везде, где возникала необходимость. Матросы споро таскали с одного борта воду и обильно поливали широкие деревянные щиты, укрывающие палубу галеры от нескончаемого дождя пылающих стрел. У обстреливаемого борта за щитами укрылись многочисленные солдаты, максимально быстро перезаряжающие тяжелые арбалеты. Волна накативших на пехоту орков расстреливалась беспощадно, и две оставшиеся галеры, стоя на якорях, вносили своим прицельным огнем опустошение в ряды степняков. Третья галера, не справившись с ответным огненным обстрелом, смрадно чадила, своим видом подстегивая матросов на оставшихся кораблях.

Ранним утром отдохнувшая конница баронов смешанными отрядами выдвинулась в степь, преследуя остатки орков. Больше трех тысяч конных ушли на север, щедро рассыпав разведку по округе, однако, несмотря на все старания, нашли лишь истоптанные бесчисленными следами пустые равнинные просторы. Ближе к полудню совет баронов, возглавляющих вылазку, принял решение возвращаться. Но не успели еще закованные в сталь солдаты повернуть коней, как арьергард поднял тревогу – над оставленной за спиной рекой вновь поднялся дым.

Никто так и не смог сказать, как именно орки сумели избежать погони. Но, пропустив мимо конницу, Дикие бесшумно заняли позиции и ближе к полудню атаковали оба оставшихся моста. Вожди вольного народа явно собирались устроить людям тот самый «мешок», в который самих кочевников не смогли запереть на южном берегу. Центральный мост прикрывали четыре тысячи пехотинцев, которые вместе с освобожденными крестьянами успели разобрать остатки сожженной деревни и поставили засеку на прибрежных холмах. Командующий ими барон Швитц гонял подчиненных до кровавого пота, но успел до нападения орков выстроить приемлемую защиту. Его сосед справа, сэр Троллер, обосновался у восточного моста с одной тысячей ополчения и двумя тысячами болотников. Две тысячи орков разметали ополчение в несколько минут, вышибли со слабо укрепленных позиций бородатых наемников и попытались устроить резню. Но вольные ватажники быстро оправились от первых кровавых минут неожиданной атаки, перегруппировались и не дали окончательно сбросить себя в реку. Орки сумели поджечь восточный мост, однако подошедшие три галеры склонили чашу весов на сторону людей. Прикрытые тяжелыми щитами бородатые воины отчаянно рубились огромными мечами, контратаковали при первой возможности и умирали на берегу реки, не отступая больше ни на шаг. Тяжелые арбалетные болты дырявили кожаные доспехи орков и собирали обильную жатву. Степняки сумели горящими стрелами поджечь один из кораблей, но в остальном удача от них отвернулась. Обе стороны сцепились на небольшом пятачке и не желали уступать.

У центрального моста оркам повезло меньше. Лишь с третьей атаки они сумели прорвать спешно возведенную на холмах оборону, засыпав неглубокие рвы своими телами. С большим трудом им удалось оттеснить с Холмов беспощадно огрызающуюся сталью пехоту на пепелище разоренной и разобранной деревни. Но здесь их атака захлебнулась. Изрядно поредевшие четыре тысячи профессиональной пехоты маневрировали небольшими резервами, крепко держа строй и не давая противнику, не имеющему численного перевеса, прорваться где-либо к единственному целому мосту, по которому бесконечной чередой шли в одну сторону пополнение, припасы и заполненные тулы со стрелами, а обратно ополченцы оттаскивали раненых солдат. Орки, осатаневшие от нескончаемой рубки, уже не держали жалкое подобие строя и втянулись в схватку всей массой, по большей части спешившись.

А когда солнце побежало по небосводу к закату, из степи вернулась ушедшая в разведку конница. Возможно, в одну реку войти и нельзя дважды, но не успевшие уничтожить пехоту орки вновь оказались в стальном капкане, и второй раз августовское жаркое светило смотрело на избиение степного народа. Меньше пяти сотен раненых орков сумели прорваться через ряды легкой конницы и помчались в степь, усыпая путь телами. Лишь наступившая ночь позволила остаткам Орды сбросить со следа яростных преследователей и рассыпаться по бесконечным оврагам и руслам пересохших ручьев, держа дорогу домой, в свои полупустые становища.

А на берегу Шепорота выстоявшие дружины праздновали столь тяжело доставшуюся победу. Впервые за долгие годы люди сумели не просто отразить набег беспокойных соседей. Впервые с начала летописных времен королевство Драконов смогло уничтожить пришедшую набегом Орду почти полностью, сохранить свои опаленные огнем границы и не допустить полного разорения Приречных земель. Ночные костры озаряли непокоренные королевские штандарты на северных землях, щедро омытых кровью и усыпанных телами павших.

На рассвете следующего дня Рыбий Зуб похоронил погибших членов команды. Стоя перед матросами, он глухим голосом закончил перечислять имена навсегда покинувших эти берега.

– Клянусь всеми богами, я не буду продлять контракт с их величествами этой осенью. Мы потеряли больше трети экипажа. Пусть идиоты бьют себя в грудь и кричат про великую битву, в которой они приняли участие. Но по возвращении домой мне с боцманом обходить семьи погибших, и я врагам не пожелаю эту тяжкую ношу. Лучше зарабатывать меньше на китовой охоте, чем сыпать золото на могилы друзей. Те, кто хочет вновь оказывать поддержку войскам в следующем месяце, пусть ищет другой корабль…

Боги любят шутить злые шутки. Рыбий Зуб сдержал слово и осенью увел команду в Западный океан, где в прибрежных водах они ждали мигрирующих на юг китов. Смелому капитану не пришлось больше носить скорбные вести семьям своих моряков. Налетевший шквал пустил на дно тяжелогруженый корабль и всю его неразлучную команду…

Хмурый отбросил полог и шагнул в сумрак юрты, едва разгоняемый слабым костром.

– Какие вести?

Старый шаман скрючился на подстилке у костра. Прошли те времена, когда после камлания он мог еще пировать ночь и отвечать на ухаживания самок. Сейчас после каждой встречи с духами ночи или общения с собратьями по ремеслу старику приходилось отлеживаться до утра. Одно счастье, что пара внуков быстро входят в силу и скоро смогут заменить его у тотемного столба.

– Садись, Дикий вождь. Будем говорить, пить кумыс и думать.

– Спасибо, шаман. Хотя ты слишком щедр, награждая меня чужим титулом.

– Прости старика, я слишком тороплюсь, мне так мало осталось. А что до титула, то готов поспорить на пару коней, тебе недолго ходить вольным. Не успеем до Города павших добраться, как твое имя назовут у клановых костров.

– Мне еще тридцати нет, кто посмеет назвать молодого орка хранителем клана?

Шаман пожевал губами и вздохнул:

– Сегодня множество Диких семей с радостью предложат тебе эту тяжкую ношу…

Слабые отблески огня терялись в черных глазах Хмурого.

– Что, так все плохо?

– Да, молодой орк. Вчера Орда пала на южных границах. В ближайшие дни люди пойдут в степь. Они будут убивать беззащитных самок и наших детей. Драконы перехитрили ваших шаманов. Войска баронов не готовились к войне с Зур, они собрали силы у Приречья и уничтожили ваших лучших воинов.

– Наших? Боюсь, старик, что сейчас уже поздно делить на наших и ваших. Если сказанное тобой правда, Дикий народ смотрит смерти в глаза. Кому нужны нахлебники, неспособные защитить свой очаг? А молодняк подрастет через десять лет, не раньше. Этот набег собрал всех, кто мог носить оружие в Диких семьях.

– Многоголовый не бросит родню. Уже посланы гонцы в стойбища. Мы должны собрать народ в одно целое, на северных равнинах места хватит всем.

– Люди придут туда еще до первого снега.

– Мы не должны этого допустить. Мой вождь передал приказ: пять сотен из нашей тысячи скорым маршем вернутся в основную ставку. Шестая сотня уже ушла оповещать семьи в степи. Еще одна сотня рассыплется мелкими дозорами по всему западу, чтобы поххоморанцы не ударили нам внезапно в спину. Ты с оставшимися пойдешь к Шепороту, мы должны видеть все действия противника. Будешь следить, беспокоить мелкими атаками, сковывать по возможности их движение. Постарайся зря бойцов не терять. Я тебе оставлю одного из внуков, он позволит поддерживать связь.

Хмурый тяжело повел плечами. Дикий орк – это воюющий орк. Свободный, смелый, признающий над собой только сильного и удачливого вождя, дающего обильную добычу в набегах и сытный стол долгими зимами. Но всего за несколько дней сталь уничтожила всех ушедших в набег, и теперь степные кланы беззащитны перед соседними народами, которые не преминут посчитаться за прошлые обиды. А противопоставить закованным в железо воинам нечего.

– Иди, будущий вождь. В твои три сотни отобрали лучших. Каждый хочет поквитаться с драконьими выкормышами. Используй всю хитрость, полученные от совета шаманов знания и память дорог в южных степях. Убей сколько сможешь и выиграй время для своего народа. А зимой за ритуальными плясками будет кому назвать твое имя.

– Северные вожди не примут меня на равных. Дикие семьи теперь сольются с Разделенными, и мой народ растворится на холодных степных просторах. Некому будет кидать кости в мою миску на совете.

Старик закашлялся, отхлебнул из миски настойку, неодобрительно глянул на сидящего:

– Научись думать дальше той травы, что топчут ноги боевого коня. Ты – воин, вскормленный шаманами. Пусть они полегли вместе с остальными в тысячах перестрелов к югу отсюда. Но знающие камлание не забыли про тебя. Многоголовый не может править в одиночестве, ему нужны крепкие плечи и грамотные головы. А после этого похода живых и способных драться воинов из южных семей можно будет пересчитать по двум десяткам лап. Рано или поздно ваши дети подрастут, и лучше совету иметь вождя Диких за одним костром, чем устраивать потом охоту на непокорных, которые пойдут за баламутом. Докажи, что не зря постигал воинские науки в своем клане. Сможешь проявить себя, мы о тебе не забудем. Ни один вождь не вечен, надо заранее думать о возможных преемниках.

Хмурый оставил шамана и вернулся в свой шатер – собираться в дорогу. До зимних вьюг еще надо дожить, а пока следовало решить текущие проблемы. Одним из первых встал вопрос о завоевании доверия в порученных ему трех сотнях. Сумеет подчинить себе своенравных северных родственников – сможет вцепиться в человеческие отряды. Благо в родных краях ему каждая былинка известна.

– У меня свежие новости, – тихий голос шелестел над огнем свечи.

– Орки вырезали Драконов?

– Что ты, мы бы тогда не угомонили этих беспокойных степняков. Наоборот, все получилось, как мы и планировали. Драконам пустили кровь, но они смогли похоронить всю Орду, пришедшую на их берега. Я думаю, к зиме господин Даш-пятый вместе с детишками придет в гости к Разделенным. А мы получим возможность ударить по лучшим солдатам с человеческих земель.

– Если только эти солдаты не сметут остатки орков одним ударом.

– Ну зачем же допускать столь ненужного нам усиления одного из противников? Мы помогли людям собраться вместе и защитить свои дома, неужели мы не поможем и оркам в благочестивом деле защиты родных могил? Зато ближе к весне вся эта куча беспокойных соседей немного угомонится и будет больше озабочена вопросами сохранения своих шкур, чем походом на Усыпальницу. Мы сможем уделить больше времени для решения затянувшегося вопроса с Четвертым Хранителем.

– Кстати, многие из Ищущих крайне озабочены сложившейся ситуацией. Их беспокоит разгорающаяся война в северных землях.

– Ничего, пусть пока поволнуются. Скоро дойдут руки и до них, а то зажрались на дармовом золоте. Скоро придет пора встряхнуть эту кучу сброда, неспособную выполнить даже простую задачу.

– Не разломать бы уже построенное и работающее.

– Не беспокойся, я никогда не любил неосмотрительных поступков. Мы еще успеем запустить этот вопрос в совет, пусть подумают, что можно сделать с их любимой игрушкой. А ближе к весне постараемся получить одобрение нашему решению, которое хорошенько просчитаем. С учетом всех заинтересованных сторон. У меня же в свете последних событий к тебе просьба. Лично к тебе.

– Я весь внимание.

– Загляни к Хранителям. Пусть подумают, чем они смогут поделиться в ближайшие месяцы. Думаю, им легче будет отдать часть своих запасов, чем потерять все.

– На Хранителей нельзя давить.

– Зачем же давить? Только просить, никакого давления. Мы все же как-никак одно дело делаем. Можно сказать, о них заботимся…

Огонь свечи заколыхался в такт тихому скрипучему смеху.

Август тратил свои последние дни, щедро заливая жаркими солнечными лучами землю. В главном зале младший Дракон принимал за обеденным столом баронов из лучших южных семей.

– Вы правы, господа, ситуация крайне сложная. К сожалению, нашим отрядам не удалось разгромить кочевья степняков. Орки сумели увести большую часть населения на север, наши отряды постоянно беспокоят их военные группы.

– Так чего же ждать?! Следует снять конницу с южных границ и перебросить за Шепорот!

– Это уже сделано. На южных границах осталось не так много боеспособных частей. Кроме того, мы потеряли слишком много солдат. Сейчас у нас всего лишь чуть больше пяти тысяч конницы и около шести тысяч пехоты. Это не считая наемников. Сумеем собрать за месяц до десяти тысяч ополчения. Но дружины баронов обескровлены. В Приречье сожжены два города дотла, больше сотни сел разграблено. По приблизительным оценкам до двадцати тысяч крестьян перебито в набеге и больше пяти тысяч успели угнать в степь. Нам обязательно нужна помощь соседей в том, чтобы раз и навсегда решить северную проблему.

– Вот еще! Мы проливаем свою кровь, а эти мерзавцы будут на наших могилах делить завоеванные не ими земли!

– Не беспокойтесь, господа, никто им не позволит хапнуть ни пяди нашей земли. Но часть Орочьего поля придется отдать. Болота, солончаки и другие, не менее замечательные участки рядом с их границами. – Дрим подождал, пока стихнет смех, и продолжил: – Орки воспользовались устойчивым северным ветром и подпалили степь. Его величеству пришлось отвести войска ближе к реке. Сейчас спешно восстанавливаются мосты и сооружаются укрепления на северном берегу. Второй раз оркам не удастся застать нас врасплох. За ближайшие два месяца мы собираемся договориться с соседями о совместной операции, где они будут представлены войсками, а не жалкими подачками в виде подгнившей сбруи и старых сухарей. Через полмесяца сюда должны прибыть оставшиеся посольства.

Бароны раздраженно загомонили.

– Не беспокойтесь, разве корона забывает своих добрых подданных? Но пора прекратить терять своих сыновей.

Стоящий с бокалом в руке Дрим дождался относительной тишины.

– Итак, к настоящему времени мы имеем двукратный перевес в хорошо подготовленных войсках. Мы надеемся достичь как минимум пятикратного превосходства и ударить в самое сердце кочевников. Веками они сохраняют гнездо ужаса в северных предгорьях. Мы ударим по Усыпальнице. Угроза разрушения их святыни заставит врага собрать войска в одном месте, и нам не придется бегать за ними по степям. Зимы сейчас мягкие, снега немного, пехоте и коннице будет легко передвигаться. До февральских ветров мы успеем покончить с их армией, затем к тающим снегам вычистим степь от остатков орков, и уже к теплому весеннему солнцу можно будет решить вопросы с новыми наделами.