Текст книги "Рассвет над Майдманом"

– О чем ты?

– Я знаю главное. Он проснулся! Ты слышишь меня, Гаттарам? В свете умирающего талисмана я видел – сознание Его очистилось, Он пришел в себя. Я звал Его изо всех сил. Надеюсь, Он слышал мой зов и придет к нам…

Обессиленный гном сипло хватал открытым ртом воздух. Сидящий рядом старец превратился в каменное изваяние с выпученными глазами…

– Боги! Это все же свершилось… Тень человека сожрала все остальное, и что-то теперь осознало себя… Что же ждет нас в ближайшее время? Какие муки принесет нам Тот, Кто обрекает на страдания всех прикоснувшихся к Нему?

– Нет, ты не прав! Он не специально! Его атаковали, но Он жив, хоть и слаб. Он жив, и это главное. – Из глаз больного покатились слезы. – Но я больше не чувствую Его… Мое обращенное в камень имя сохранило нам жизнь, но талисман погиб, я больше не слышу Его…

Гаттарам обнял рыдающего, который весил после нескольких бесконечных мучительных суток меньше пушинки.

– Тихо, тихо, не волнуйся, мы решим эту проблему. Я шел с надеждой спасти твою душу или хотя бы облегчить твои последние минуты. А вместо этого ты даришь мне другую надежду, способную затмить все случившееся ранее. Не волнуйся, ты поправишься, ты уже идешь на поправку. Все будет хорошо, все будет…

Убеленный сединами гном тихо притворил дверь в каморку и неодобрительно глянул на сидящих на кровати:

– Если ты и дальше будешь проверять на крепость его кости, он испустит дух раньше этой догорающей свечи.

Гаттарам осторожно уложил больного на подушки:

– Конечно, Гурдо. Похоже, наш бедолага чувствует себя чуть лучше.

Седовласый племянник старейшины недоверчиво хмыкнул, подошел к кровати и осторожно стал ощупывать больного. Через пару минут он еще раз хмыкнул, на этот раз удивленно, и направился к столу, заставленному многочисленными горшочками и тарелками.

– Может, ему и чуть лучше, но все равно постарайся оставить его в покое. А уж за его тело и душу я теперь смогу побороться хоть с самой смертью…

– Да, конечно. Недаром моя семья считает тебя лучшим врачевателем в роду…

Глонг слабо сжал руку сидящего рядом с ним, губы беззвучно шевелились. Гаттарам приблизился к нему и с трудом разобрал:

– Я собрал серебро. Сколько смог. Все собрал и отдал лично Старому Ворону. Ты уж присмотри за этим. Я скоро поправлюсь и поеду. С оружием, выкованным под единственную руку, достойную носить его…

– Конечно, я понял тебя, не волнуйся. Все будет сделано.

Выходя, глава малого совета наклонился к племяннику:

– Запомни, для всех наш гость при смерти. Ты делаешь, что возможно, но надежды нет. Я не хочу найти вас с кинжалами в спинах. Все понял?

Гурдо спокойно поправил ножны на поясе, распахнул куртку и показал скрытую под ней кольчугу.

– Я и говорю, больной ловит попутные ветра в выработках для последней дальней дороги. Иди, я позабочусь о нем.

И убеленный сединами гном тщательно закрыл за ушедшим крепкую дверь, обитую железом.

А спящему гному снились бесконечные коридоры, по которым он шел с улыбкой, вдыхая неизвестно откуда взявшийся в этих глубинах лесной воздух…

Окровавленное тело забилось в бездонную нору в самых нижних катакомбах огромного города. На поверхности опаляющий день сменял жаркую ночь, а в беспросветном мраке метался в бреду человек, пытаясь второй раз в этом мире удержаться на грани безумия. Глэд не помнил, как он дополз до тайного пристанища, подготовленного на крайний случай. Лишь на четвертый день жар начал спадать, и бывший бухгалтер смог утолить жажду затхлыми запасами воды и пожевать просоленное крысиное мясо. Высокая температура сменилась ознобом и, закутавшись в драное тряпье, безглазый человек провалился в вереницу видений…

Души умерших воинов оставили пришедшему из чужого мира не только целиком память и накопленные веками знания их народов. Ушедшие во мрак воины постарались передать измотанному судьбой уверенность в тающих силах, жажду жизни и радость вкуса крепкого вина, пьянящий запах трав и чарующие отражения звезд в бесконечных протоках среди камышей, навеянные дурманом священных смол видения прошлого и строгий молчаливый хор застывших багровых деревьев, поглотивших под собой Южные пределы… Сковавшая разум пелена медленно рассеивалась, и вновь обретающий себя человек с горечью вспоминал произошедшее с ним за последние месяцы. Боль утраты сжимала сердце и бередила проснувшуюся душу. Но память ушедших не смогла подсказать ответы на вставшие перед Глэдом вопросы…

Ночь снова окутала город мерцающим покрывалом, громыхая надвигающейся с моря грозой. Неисчислимый народ подземелий разделился по личным пристрастиям. Отработавшие днем прятались в собственноручно выкопанных клетушках и углах, надеясь забыться после череды попрошайничества, воровства и борьбы за пищу с соседями. Более молодые и агрессивные выходили на опустевшие ночные улицы на охоту за чужим добром и чужими жизнями. Но ни первые, ни вторые не видели, как в глубине тоннелей возникла во тьме неслышная тень, сжимающая в худой руке самодельное копье.

Глэд потратил более получаса рядом с местом схватки, вынюхивая и прислушиваясь к малейшим шорохам. Лишь убедившись в полном одиночестве, он скользнул в пещеру. Бурые потеки на стенах коридора для его внутреннего взора предстали рыжими пятнами на серых песчаных стенах. Осторожно присев в стороне, он стал разглядывать убитого харнета.

– Надо же, тебя даже крысы не тронули. А от могилы Рыбака после твоего посещения несет страшнее, чем от нечищеных баков в порту… Кто же натравил тебя на мой след? И зачем? Кто и зачем привел тебя в мой дом? Как подсказывают мне мои друзья, твой крошечный разум убийцы не способен выбрать жертву осмысленно. Ты лишь способен жрать и убивать оказавшихся рядом беззащитных. Но ко мне ты пришел по чьему-то приказу. Мало того, ты нашел меня даже здесь… Почему?..

Так и не сумев найти ответ, Глэд стал наводить подобие порядка в бывшем жилище. Он снова закопал разрытую могилу, соскоблил засохшую на пасти харнета слюну в металлический пузырек, где раньше держал крошки специй. Закопав в другом углу зверя, собрал накопленные скудные пожитки и покинул это место, завалив входы припасенными ранее плитами. Через два часа одинокий скиталец уже обосновался в последнем тайном пристанище, которое высмотрел себе раньше в путешествиях по подземельям. Полвека тому назад казармы портовой стражи перестраивали на новый лад после очередного пожара и в спешке замуровали часть полуобвалившихся казематов в подвалах. Любопытный Глэд нашел это место случайно и взял на заметку. Близость к скорым на расправу стражникам отпугивала от этой части порта любого любителя легкой наживы. Безглазый легко приспособил ошибку строителей под маленький склад с двумя замаскированными выходами в катакомбы и одним лазом под пирс. Теперь устроился на импровизированном топчане, пятью этажами ниже пирующей стражи, обдумывая в тишине дальнейшие действия. В отличие от «смутных времен», как он называл для себя недавние дни, из одежды теперь он стал носить лишь набедренную повязку.

Нанесенные харнетом раны потихоньку затягивались, оставив отметины на лице и глубокие шрамы на груди. Поверх отливающих синевой рубцов на длинном плетеном шнуре покоился круглый каменный амулет. После болезни камень почернел и окрошился по краю, но Глэд не снимал подарок, лелея в душе ощущение единственной личной вещи, связывающей его с другим живым существом в чужом для него мире.

С возвращением памяти вернулась и часть утраченных было привычек. Сейчас, расслабленно лежа на тряпье как в прошлые годы, он гонял языком во рту кусочек вяленого мяса. Неожиданно Глэд проглотил пищу, сел на корточки и обхватил руками лысую голову.

– А ведь я тебя помню… Помню! Я видел тебя минимум дважды на рынке, когда с крыш смотрел на молодых карманников. Точно! Ты покупал вина в одной и той же лавке, напротив старика Харрима, что собирает милостыню у малого входа в старые базарные казематы… О да… Ты растолстел, сменил одежду солдата на обычную накидку, но я тебя помню. Как помню твои руки, которые держали раскаленное железо, лишившее меня света!

Глэд возбужденно крутнулся на месте.

– Как хорошо осознавать себя! Как это хорошо – помнить и понимать, что говорят тебе картины прошлого! Мои братья во тьме дали мне знания об этом мире, а моя прошлая жизнь научила осторожности и умению просчитывать будущие действия… Пора собрать это вместе и пустить в дело… Пора…

Безглазый резко закрыл себе ладонью рот и настороженно прислушался к окружающей тишине. Через несколько мгновений он с кривой улыбкой приложил грязный палец к губам и продолжил уже про себя:

«Здесь даже стены имеют уши. Учись молчать, глупец! Спасшие тебя старики умерли под завалами, тебе больше не с кем делиться пережитым. Говори с собой о важном. А окружающие пусть услышат лишь то, что им надлежит услышать…»

Наскоро закончив ужин, Глэд свернулся калачиком и стал сосредоточенно составлять план ближайших действий. Образ квартала, где предстоит действовать, пути отхода, одежда для передвижения по городу, деньги на подкуп излишне бдительных стражников, оружие… Впитанный опыт чужих засад и нападений скрупулезно учитывался и адаптировался под новую задачу. Холодный разум, привыкший к цифрам, отбрасывал излишне рискованные варианты и рождал невиданные в этих землях планы решения проблемы. Наверху шумные стражники возвращались с дежурства и костерили непогоду. А глубоко под ними засыпающий человек впервые за долгое время улыбался самому себе:

– Я доберусь до тебя, и ты расскажешь мне все. А потом, опираясь на необходимые мне знания, я смогу вернуться домой… Домой…

Четыре окладистых бороды обильно сдобрены крепким пивом. Уже который час гильдия часовщиков отмечает юбилей одного из своих лучших мастеров. Под непрекращающийся шум заздравных криков и стук столовых приборов мастеровой люд расслабляется после очередного тяжелого дня. Но кому неизвестно, что гномы лучшие не только в тонких науках и работе с металлом. Никто не поспорит с тем, что вряд ли найдется человек, способный перепить гнома на доброй пирушке. А уж в хорошей компании духи гор просто сами подливают в стакан хмельное пиво, развязывающее язык и веселящее добрых жителей возрождаемого города…

И где еще плести тонкую сеть заговора, как не среди скопления гномов? Вот и поднимает высоко бокал с пенным напитком почтенный Гаттарам, между делом шепотом давая наставления лучшим друзьям:

– Пусть славится гильдия, давшая нам столь доброго мастера! – И, почти не шевеля губами, под радостный рев сидящих в зале: – Все готово. Через пару недель у нас будут в гостях орки. Вместе с ними в обратный путь мы и отправим верных людей. А чуть позже выведем через старые шахты бывшего больного, он захватит с собой подарок…

– Пива нам! Еще доброго пива! Или вы решили нас тут заставить страдать от жажды?! Но талисман молчит, как мы найдем Его?

– Пара Хранителей и старый Буквоед готовы помочь с решением этой проблемы. Они проведут инициацию и повернут связь с талисманом вспять. Глонг сможет услышать его зов. Нам лишь остается надеяться, что Он не бросил этот кусок камня.

– Но совет против… Только-только стало все успокаиваться после вести о смерти очередного претендента.

– Совет давно против. Слишком много седых голов привыкли к захваченному полуцарственному положению. Но законы велят нам поступать, как завещано, а не как стало удобно части наших выборных правителей.

– Да, это так. Руны не лгут – древние книги перечитаны вновь, и мы находим все больше совпадений в предсказанных нам знамениях…

– А вчера от Хранителей пришла весточка, впервые за три сотни лет! Хранители готовы официально предоставить просьбу о выделении запасов оружия оркам из наших кладовых!

– Тссс! Тихо!.. Значит, действуем, как договорились… И не забываем – осторожность и еще раз осторожность…

Наполненные кружки звонко встретились в центре стола, и радостные голоса заговорщиков вплелись в вереницу чествований именинника…

– Кхохолом! Кхохоло-о-о-ом! Где эта старая вонючая бездарь!!!

Семенящий Тертедуэй в ярости колотил черенком копья, которое приспособил для ходьбы по плитам коридора. Из-за дверей спальни высунулся заспанный колдун, мятый ночной колпак которого в этот момент больше напоминал драный носок, чем головной убор.

– Да, господин комендант, что стряслось?

– Орки, безмозглые орки у наших границ, что еще может стрястись!

С заспанного старика мигом слетели остатки ночной дремы:

– Где?! Сколько?! Мы уже выступаем?!!

– В пяти днях пути от наших дальних границ! Наши следопыты убедились, что банда спятивших ящеров убралась дальше в степь и по возвращении нашла свежий след. Целый табор мохнатых негодяев шляется у наших границ! Я только что получил донесение от главы следопытов…

– Табор? А воины?

– Про воинов пока ничего не известно, и это беспокоит меня еще больше! Где бродят их вонючие самки, там рядом крутятся и эти клыкастые ублюдки, которым дай только волю пощекотать тебя кривыми мечами…

– Табор… Табор… – Кхохолом рассеянно стянул с головы колпак, пожевал кисточку на нем и просветлел лицом: – Так это же нормально! Перед набегом их молодняк с самками разбежался по всей округе, а теперь удирает еще дальше, чтобы не попасть в лапы Драконам! Вряд ли там есть воины!

– В любом случае, я немедленно приказал усилить патрули, отослать часть следопытов в секреты и собираюсь отправиться к его величеству с требованием форсировать выход в степь. Мы должны предотвратить возможное нападение, задавить этих обезьян в их собственных юртах!

– Мы выезжаем в Ороман? Прямо сейчас?

Старый военачальник кузнечиком подскочил к колдуну:

– Боюсь, что прямо сейчас я способен лишь на то, чтобы хорошенько взгреть одного бездельника, который должен заботиться о моем здоровье! О какой поездке может идти речь, если я с утра не способен разогнуть спину и согнуть мои натруженные ноги?! Я сейчас больше похож на хромую кобылу, которую ведут на живодерню! Как, пусть сожрут вас демоны, как я должен предстать перед его величеством?! А?!

Кхохолом осторожно выглянул из-за плеча наскакивающего на него старика и отчеканил адъютанту, внимавшему в пяти шагах дальше:

– Ту большую бочку, где мы парили господина Тертедуэя две недели назад, наполнить. Горячей водой. Чтобы рука еле терпела. Мы сейчас же спускаемся… Да, кстати, – улыбнулся он замершему Маленькому грифу, – пока мы возвращаем боевой дух вашему телу, вы сможете раздать необходимые поручения. Сейчас еще первая утренняя стража. Мы же успеем выступить до обеда.

Немного остывший комендант почесал редкую бороду и ткнул пальцем в грудь колдуну:

– После. После обеда. Дорога дальняя.

Затем скосил глаза на адъютанта:

– Почему ты еще тут?

По коридору горохом рассыпался топот ног спешащего солдата, а через пару минут Кхохолом в наброшенном наспех балахоне сопровождал будущего главу непобедимых войск к выходу во двор, навстречу обжигающим процедурам.

Травы успели пожелтеть под горячим летним солнцем, побежавшие осенние дни приблизили на треть дыхание будущей зимы. А немногочисленный клан, давший жизнь Хмурому, медленно уходил к северу, подальше от Шепорота. Подальше от злой реки, принявшей в глубокие воды кровь ушедших в набег воинов. Пять старых юрт, три десятка коней под присмотром двух десятков молодых орков, не проживших и десяти лет. Девять самок уводили клан от тайного распадка, где схоронили большую часть добра. Добра, оставшегося от шаманов и воинов обоих полов, повернувших коней на юг. У кочующих в более спокойные места имелось с собой в переметных сумах только самое необходимое. В степи в эти дни скорость передвижения намного важнее пары лишних чугунков.

Мало-Мохнатая выбралась из шатра наружу, прищурилась на заходящее солнце. Юрты поставили среди кустарника, в маленьком распадке рядом с ручьем. Вода в эти жаркие дни стала большой редкостью, пришлось даже подойти ближе к западным соседям, лишь бы не остаться с пересохшими бурдюками в дороге. Старуха потеряла большую часть шерсти в одном из беспощадных степных пожаров еще пятнадцать лет тому назад. Тогда она сумела провести через огонь часть пойманных в огненную ловушку соплеменников и возненавидела сухие травы, способные отнять жизнь в любой момент. Вот и сейчас, по всеобщему согласию, она вела остатки клана ближе к истокам Сестер, где в бесконечных камышах легко будет затеряться и спокойно перезимовать эти приближающиеся страшные месяцы.

Мало-Мохнатая гортанным криком отправила пару малышей за водой для вечерней похлебки, еще раз оглядела окрестности и нырнула обратно за полог. С дальнего края распадка из-за кустов ее проводила пара внимательных глаз. Затем человек переключил внимание на дальнюю часть лагеря. Посланная на другую сторону распадка часть следопытов должна уже занять позиции. Как только они подадут условленный сигнал, можно будет начинать. Невелика радость – припоздниться и искать потом маленьких змеенышей в наступающей ночи.

– Подайте бедному старику на пропитание, почтенные! Сжальтесь над сединами! Во имя морских богов, пусть ваш путь будет спокоен и успешен!

Харрим тянул щербатую миску к проходящим мимо него морякам. Уже больше десяти лет он теплыми днями сидел напротив винной лавки, в одном из наиболее бойких мест у Припортового рынка, самого крупного и грязного рынка в Полане. Устроившись у высокой складской стены, в невообразимо драном тряпье, бойкий старик не лез за словом в карман, молил милостыню, ругался с другими попрошайками, гонял маленьких воришек и по мере сил помогал хозяину лавки, вывеска которой служила ориентиром многим страждущим после бурных пьяных ночей. За необременительные труды он получал обеденную похлебку. Одновременно с этим успевал торговать всеми слухами и сплетнями, что пробегали мимо него. Всегда на виду, готовый услужить в меру сил, не замеченный ни в одной краже.

– Я – честный человек, судьбой лишенный крова над головой! Пусть так и будет, – отмахивался он от любых сомнительных предложений.

Лишь немногие серьезные люди в подземельях и катакомбах знали, что Харрим какой год занимает место старшего припортового в гильдии. А Воровская гильдия – это намного серьезнее, чем мелкие кражи и пара-тройка монет в грязной чашке для милостыни. Платящие дань торговцы даже не подозревали, кто стоит у вершины пирамиды, опирающейся на человеческие отбросы, день за днем скрывающиеся в бесконечных мрачных подземных переходах города. Но хитрый старик, видящий все и всех, не обращает внимания на груду мусора, сваленную у края нависающей над ним складской крыши. Там, под парой присыпанных пылью досок лежит безглазый наблюдатель за наблюдателями. Уже третий день он неслышной тенью на рассвете просачивается в это укрытие и впитывает в себя все происходящее на рынке.

Глэд уже может описать обычные маршруты движения городской стражи на утреннем и вечернем обходах. Может назвать все ватаги мальчишек, которые крутятся в этой части рынка, и кто из них больше ворует, чем помогает торговцам. Может узнать в лицо любого серьезного человека, у кого в кошеле звенит больше потертого медяка. А еще Глэд может сказать, сколько секунд ему потребуется для того, чтобы в случае опасности исчезнуть с добычей из любой точки рынка. Как именно придется кружить, пытаясь сбить с толку преследователей: как минимум двух крепкого сложения мужчин, которые каждый раз сопровождают его мучителя в прогулках по рынку.

– Пусть боги хранят тебя, добрый человек! – заголосил снизу Харрим, радостно бренча монеткой в чашке вслед степенно вышагивающему моряку с северных галер. – Пусть льды обойдут стороной твой корабль и будут ветры милостивы утром и вечером!

Глэд насторожился, пытаясь поймать промелькнувшую мысль. Ветер, сезон южных ветров, северяне начинают выводить корабли домой с попутными ветрами, усилены портовые и городские караулы, последнюю партию дешевого вина с утра выгружают на распродажу… Слабая улыбка тронула губы безглазого, головоломка сложилась в стройную картину, в которой нашлось место и любви врага к возможности купить дешевую выпивку за бесценок, и жадности Харрима, и ненависти к нарушителям неписаных правил. Оставалось лишь нанести пару визитов после захода солнца, и ловушка будет готова.

В ухе гулко звенело после очередного удара, а старый стражник примеривался ударить еще раз. Кто бы мог подумать, что этот рыхлый старик способен там приложить!

– Я правду говорю, правду! Вы же меня знаете, господин стражник!

– Ты мне зубы не заговаривай, правдолюбец! То-то у тебя вся рубаха в крови! Небось хозяина давно уж в колодец спустил, а нам тут заливаешь!

Морман судорожно сжался, увидев в очередной раз взлетевший тяжелый кулак, но удержаться на табурете после удара так и не сумел, грохнулся в грязный угол. Следивший за допросом десятник сплюнул и вышел на улицу, где в тени черепичного навеса уже толпились счастливчики, закончившие дневное дежурство и ожидающие команды на построение. А потом их ждет медленно теряющий жару вечер, холодное пиво и отдых. Да продлятся годы его величества, не забывающего выплачивать щедрое довольствие городской страже!

– Что за шум у вас который час подряд? – Рядом с десятником возник сапожник, живущий при казармах и обеспечивающий хорошей обувью большую часть «хранителей покоя».

– Днем на рынке чужаки побезобразничали, разбираемся. Какой-то шустрый молодец сдернул кошелек у покупателя, когда тот выкладывал денежки за вино, и дал деру. За ним припустили разиня и двое его слуг. Вся эта орава бегала там по углам, сшибая прохожих. Заодно пару лавок разметали. Куча избитых торговцев, претензии за битую посуду и порченый товар.

– Поймали?

– Трудно сказать. Воришку все же нашли потом рядом со складами. Вот только сказать он ничего не сможет, его язык теперь торчит из перерезанной глотки. Кошель нашли пустым. Пока бегали, еще и продавца потеряли. Слуг задержали рядом с трупом вора и с окровавленной хозяйской одеждой в руках.

– Нехорошо, давно у нас такого не случалось, чтобы среди дня поножовщину устраивали. Комендант будет недоволен.

– К морским демонам коменданта! Мы из-за этих любителей побегать перетряхнули весь рынок. Торговцы откажутся платить еженедельный взнос из-за понесенных убытков. Вот это меня беспокоит больше, чем все коменданты, вместе взятые.

– Кто хоть пропал? Купец с севера или кто из наших?

– Толстая жаба Тортоман. Не так давно служил в крепости, нос задирал так, что облака об него спотыкались. Сколько раз наши с ним ругались – не перечесть. То одно не по нему, то другое, все жалобы строчил на стражу о плохом надзоре за порядком. Я о нем и не жалею. Гниет теперь где-нибудь в катакомбах. Там колодцев старых и ходов крысиных – не сосчитать.

– А, помню такого. Он у меня пару раз хотел сапоги заказать, но все жаловался на высокие цены.

– Вот-вот. Я и говорю. Слуг себе подобрал под стать. Чего только этот Морман стоит, который сейчас на допросе. Он у него палачом служил в крепости, теперь за домом присматривает.

– И что, палач сам хозяина прибил?

– Нет, не похоже. Он за Тортоманом сидел как за каменной стеной, а теперь кому будет нужен? Да и весточку мне принесли с рынка от гильдии, они там уже порядок наводят и извинения за безграмотных чужаков просят. Как-никак, а это безобразие ни нам, ни им не нужно. Пообещали разобраться и все исправить.

– Поди, и деньги вернут?

– Ха-ха, смешно! Это же законная их добыча, кто заработанное отдаст? Местное отребье перетряхнут и доложат, как именно дело было. Судя по всему, Тортоман сумел воришку догнать, за что ножом и получил.

– Так если слуга этот не виноват, чего вы на нем топчетесь?

– Это один из моих парней старые долги возвращает. Накопились у них разногласия, а тут такой повод. Скоро уж закончит и в подвал его до утра. Будет наука, как на моих ребят доносы строчить.

– Что-то мы упустили, но пока не могу сказать, что именно…

Харрим раздраженно пожевал губами. Сидящий слева от него молодой человек лишь равнодушно повел крепкими плечами под затертым до бесцветности халатом.

– Чакки его видел. Этот крысеныш пришел от припортовых, их люди уже подтвердили. В последнее время стал на нож ставить всех, до кого дотянется. Через день себе дозу костолома покупал, конченый человечек. И на кошелек позарился, когда перед ним за винишко полновесными расплачивались. А уж как по рынку метался – при всем желании не повторить. Народу стража перемяла не счесть, пока бегала следом, посуды побили – хватило бы нам на год. У лавки с коврами соседские кувшины с красками расколотили, торговцев потом разнимали всем базаром. Оба раскрашены – почище парусов у северян на галерах, а ковры теперь можно лишь собакам на подстилку использовать.

– О купцах потом, о деле давай.

– А что о деле? Ты же сам сказал, как только заваруха началась – чужака к ногтю. Вот мальцы его в тупичок и направили. А там уже с подземной барахолки ребятишки подоспели. Правда, большую часть кошелька не собрать, но два полновесных империала мы все же в счет доли получили.

– Да не о деньгах я с тобой толкую! Кто чужака кончил?! Где покупатель, из-за которого весь рынок трясут?

– Припортового барахольщики уговорили, они все кричали, что кошелек полон золота, а он делиться не хотел. А штаны покупателя рядом в шахте нашли, все в крови. Я так понимаю, что они как раз с чужаком наверху отношения выясняли, дедок по черепу получил и в шахту спорхнул. На шум наши вышли, а кто не такой прыткий – покойничка оприходовал. Там пара пещер горшечников почти рядом, они не все время лишь крысами питаются. Заглянуть к ним можно, но я предлагаю не ворошить их зря.

– Горшечники? Это не они тогда вторую пещеру на еду пустили и остатки по горшкам засолили?

– Они самые. Наших людей они не трогают, информацией делятся бесплатно, готовы при случае помочь. Полезные люди, как мне кажется. Неприятных гостей можно им же на прокорм отдавать – концов потом не сыщешь.

– Кажется тебе, кажется. Все-то тебе лишь кажется…

Харрим налил себе в светло-голубую пиалу горячего чая и задумался, потягивая пахучий напиток.

– Как ты сказал, мальца я отправил, десятник до завтра нас беспокоить облавами не будет. Ответ ждет.

– Десятник – человек маленький, над ним начальства еще столько, что рынок можно ими заставить и места не хватит… Значит, так. Остатки шмотья, которые в шахте нашли, страже выдать. Про людоедов – рассказать. Пусть знают, что у нас не только крыс любят – меньше соваться станут. А то последнюю облаву прямо на барахолке устроили, совсем страх потеряли. Любителю ковры в краске пачкать и его соседу – на месяц разрешение не платить за место. Пусть все об этом знают, мы с пострадавших лишнюю монету не трясем. А припортовым – десять золотых отступных за пришедшего идиота. Пусть на контролируемой территории кончают таких веселых любителей костолома и прочей дряни. На всех обкурившихся палаток на рынке не хватит… Все, ступай.

Молодой собеседник с готовностью раскрыл ладонь, на которой как по волшебству возникли две потертые золотые монеты. Харрим показал один палец и потянулся за чайником. Один золотой звякнул о дно висящего в углу кошеля, второй мгновенно исчез за поясом уходящего вора.

Старик с наслаждением вдохнул поднимающийся над пиалой аромат и стал наслаждаться напитком. Но казавшееся безмятежным лицо продолжали украшать мелкие озабоченные морщинки в уголках глаз…

Висящий под потолком пещеры человек замычал и попытался пошевелиться. Вздернутые вывернутые руки крепились к крюку, вбитому в потолок, обнаженные ноги в бурых потеках запекшейся крови немного не доставали до песчаного пола. На рыхлом бледном теле играли отсветы костра, разведенного в углу пещеры. Другой человек подбросил дров в огонь и подошел к пленнику. Тот с трудом приподнял голову и захрипел:

– Почтеннейший, прошу тебя – подумай! Я – добрый человек, никому не причинил вреда! Все случившееся со мной – какая-то ошибка, безумная ошибка!

Стоящий рядом молчал, медленно разглядывая висящего перед ним. Тот попытался сглотнуть и зачастил:

– Ты не думай, я не очень богат! Но я найду деньги, если надо, ты только скажи сколько? Я пойду к друзьям, я соберу! Меня в округе все знают, меня знают очень уважаемые люди, они мне в долг дадут! Ты только скажи сколько!

Глэд повернулся к костру, и Тортоман засипел, поперхнувшись от ужаса. Слабая улыбка бывшего пленника не сулила ничего хорошего.

– Ну что, уважаемый господин советник по безопасности? Как я понимаю, вы меня вспомнили. Хотя не так много дней прошло с той поры, как этими вот руками вы выжгли мне глаза. Всего лишь три месяца, если мне память не изменяет.

Висящий задергался всем телом, безуспешно пытаясь освободиться.

– Надеюсь, вы меня хорошо теперь понимаете? К сожалению, я не могу похвастать красивым произношением, умные слова мне плохо даются, я их просто не знаю. Что поделаешь, меня учили крестьяне и рыбаки. А слышал я по большей части ругань в местных лабиринтах и крики торговцев на рынке. Хотя теперь я могу перевести, какие именно слова так вас рассердили в тот вечер. Эти слова я не забуду до последней моей минуты. Этими словами меня приветствовали ваши подчиненные в крепости каждое утро, перед каждым упражнением… Если вас это порадует, я могу извиниться за сказанное. Не знал, что произношу, не объяснили мне тонкости местных наречий.

Глэд вернулся к костру, перевернул охваченные огнем поленья и вернулся обратно.

– Нет, нет, – сипел Тортоман, – я ни в чем не виноват, это все они, колдун и его прихвостни! Это они письмо написали про орков, а у меня приказ, я действовал по приказу!

– Тссссс… – приложил палец к растрескавшимся губам безглазый. – Суетиться не будем. Я не закончил. Осталось чуть-чуть. Как говорил, я приношу свои извинения за то, что произнес три месяца тому назад. Но должен вас расстроить, господин советник… Или вы уже бывший советник? Должен расстроить, так как скажу то же самое, но уже совершенно осознанно. Ты у меня кровью мочиться будешь, су…

Горячая струя побежала по ногам и закапала на песок, в нос ударил резкий запах мочи. У висящего глаза налились кровью, а всю пещеру заполнил его нескончаемый вопль ужаса. Глэд тем временем расстелил рядом с пленником небольшой коврик и стал выкладывать на него пугающие обломки костей, заостренные палочки и прочие непонятные предметы. При этом он спокойно продолжил речь, не обращая внимания на бьющееся в страхе тело.

– Надо признаться, господин советник, что вы меня сильно рассердили. Правда, желание просто порвать вас на части прошло. Но ненависть, она осталась. Холодная и неприятная для вас рассудительная ненависть. А еще у меня к вам есть ряд вопросов. Разных вопросов. Может быть, слишком много вопросов для столь слабого человека, как вы. Но я постараюсь получить от вас ответы. Даже если вы не захотите со мной разговаривать. Кстати, надо заметить, что мы находимся на моем персональном кладбище. Видимо, скоро здесь будет прибавление. В любом случае – место тут тихое, безлюдное. Нас никто не побеспокоит во время беседы. Надеюсь, что потом, когда все закончится, вам тут понравится. Чистый песок, персональная могила, могу оформить личное надгробие. После одного неприятного инцидента больше покойников тут никто не раскапывает.