Текст книги "Кто проспал начало войны?"

Кстати, вопреки расхожему мнению, подобных «поручиков», ставших перед войной генералами РККА и не состоявших при этом в компартии, было очень много. Это к вопросу о том, что каждый красный командир «при Сталине обязан был быть, и был коммунистом», если хотел вырасти в звании, и о том, что «всех славных поручиков перестреляли в 1937» вместе с таким же бывшим поручиком Тухачевским. Только у Павлова в ЗапОВО были арестованы и расстреляны за сдачу округа три бывших «поручика» – генерал Климовских, начштаба округа, генерал Клич, начальник артиллерии округа, генерал Коробков, командующий 4-й армии, прикрывавшей Брест. А еще был начштаба ПрибОВО Кленов, также расстрелянный за 22 июня, и его заместитель, начоперотдела ПрибОВО Трухин, сдавшийся в плен, служивший у Власова в РОА и повешенный с Власовым в 1946. Так, может, мало таких «поручиков» в 1937 году перестреляли? Но справедливости ради надо сказать, что на самом деле в партию коммунистов таких «поручиков» в 1930 годы не пускали по особому решению самой ВКП(б). Право стать коммунистом надо было еще заслужить. Однако при этом никаких особых ущемлений по службе у «поручиков» не было – многие становились генералами, и награды правительственные имели многие.

Между прочим, в то время, когда на кафедре академии ГШ отсиживался бывший начальник Оперативного управления Генштаба Герман Капитонович Маландин, начальником Академии ГШ с марта 1942 года стал другой «герой 22 июня» – генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, бывший командующий ПрибОВО, ухитрявшийся перед 22 июня одновременно выдавать совершенно противоположные приказы по округу. И кстати, генерал Кузнецов, выходец из крестьян, в Первую мировую был прапорщиком. Ох уж эти… «разночинцы»… Но опять же – огромное количество «поручиков» Россию-СССР защищали как Герои. И фамилии этих русских офицеров как раз и надо помнить.

(Примечание. И не хотелось бы делать акцент на «социальном происхождении» всех этих бывших прапорщиков и поручиков, особенно тех, кто занимал ключевые посты в событиях вокруг 22 июня, да не получится.

Дело в том, что еще во время испанских событий НКВД проводило спецоперации по устранению руководителей РОВСа – «Российского Общевоинского Союза, которые в эти годы пошли на открытый союз с нацистами Германии, надеясь с их помощью вернуться в Россию. Руководителем „Союза“ был генерал Миллер, немец наполовину, которого похитили в Париже и на пароходе вывезли в СССР. После похищения Миллера РОВС захирел и к 22 июня практически прекратил свое существование. Политической пользы от РОВСа и от белой эмиграции в целом к моменту нападения на СССР уже не было, но абвер перед нападением на СССР ставил задачу своим агентам выяснить, сколько бывших офицеров царской армии продолжают служить в Красной армии! Видимо, некую надежду на бывших прапорщиков и поручиков в Германии все же питали. Да и в рядах вермахта было немало „белого“ отребья.

Перед 22 июня начались аресты «верхушки» Красной армии. Часть была арестована до, а часть – после 22 июня. Многих арестовывали на основе показаний командиров, уже расстрелянных по «Делу Тухачевского» два – три, а то и четыре года назад. Видимо, ведомство Берии, наконец, дошло до подробного изучения «дел маршалов». Появилось так называемое «Дело Героев» – многие арестованные в мае – июне 1941 года командиры действительно были Героями Советского Союза. Но также среди этих «Героев», расстрелянных осенью 1941 года и в феврале 1942, было много именно «бывших поручиков»…)

Почему в ПрибОВО сделали подробную «Директиву № 1» для войск округа, а в ЗапОВО Павлов ограничился куцей отпиской? Дело в том, что подробно расписывать войскам (подчиненным), что и как им делать (тем более в ограниченные указанные сроки), можно только в том случае, если подчиненные вам войска способны выполнить в эти сроки (несколько часов) поставленные задачи. Если «войска знают свой маневр». Т. е., если до этого они уже выполнили и отработали некие мероприятия – по повышению боевой готовности войск и о выдвижении этих войск на рубежи обороны согласно «Планов прикрытия». Но что и кому мог приказывать Павлов, если его войска в большинстве своем спали в казармах, в лучшем случае – находились на марше? Потому Павлов и отделался примитивной отпиской. Но мало того, что не выполнил Директивы от 10–18 июня и не довел их до подчиненных, в качестве последней подлости он отправил своим войскам совершенно бредовый «приказ по округу», который окончательно поставил в тупик штабы армий. И даже этот приказ к моменту нападения Германии был доведен далеко не до всех частей.

Обратите внимание также на замечательную фразу в приказной части «Директивы № 1» в ПрибОВО: «4. Обстановку разъяснить начальствующему составу и красноармейцам».

Вспомните, как нарком Тимошенко после часа ночи по телефону «успокаивал» Павлова, а потом тот расхолаживал и своих подчиненных, вместо того, чтобы «обстановку разъяснить начальствующему составу и красноармейцам». Павлов не просто скопировал московский «приказ Наркомата обороны», он его урезал до неузнаваемости, сделал нечитаемым, и в таком виде Директива стала для его подчиненных действительно и «странной», и «несуразной». И, разумеется, Павлов «забыл» «разъяснить начальствующему составу и красноармейцам» обстановку.

Почему в павловской «директиве» (в версии Яковлева) после слов «быть в полной боевой готовности» стоит запятая, которой нет ни в черновике оригинала, ни в директиве по ЗапОВО из «СБД № 35» от 1958 года, ни в директиве по ПрибОВО? Да потому, что, копируя «канон» от Жукова, Яковлев и его товарищи, возможно, в глаза не видели пресловутый черновик «Директивы № 1». И, естественно, им и в голову не приходило задаться вопросом, почему у Жукова эта запятая стоит, а в приказе Павлова по ЗапОВО из СБД № 35 и в приказе по ПрибОВО – нет.

Зато, например, в книге маршала Василевского «Дело всей жизни» 1978 года издания, где «Директива № 1» цитируется не дословно, эта запятая стоит.

Впрочем, возможно, здесь ее поставили корректоры издательства:

«В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г. К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адреса командования Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов. В директиве говорилось, что в течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немецких войск на фронтах этих округов. Указывалось также, что нападение может начаться с провокационных действий; поэтому задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокации, которые могли бы вызвать крупные осложнения.

Однако далее подчеркивалась необходимость округам быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар противника. Директива обязывала командующих войсками: а) в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; б) перед рассветом рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; в) все части привести в боевую готовность; войска держать рассредоточено и замаскировано; г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов. Никаких других мероприятий без особых распоряжений директива не предусматривала. В 00.30 минут 22 июня 1941 года директива была послана в округа…»

Кстати, Василевский дает и «точное» время поступления «Директивы № 1» в Оперативное управление Генштаба, и точное время, когда она якобы была отправлена в округа, полностью повторяя слова Жукова: «В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать… директиву в адреса командования… военных округов… В 00.30 минут 22 июня 1941 года директива была послана в округа».

По версии Василевского на отправку директивы во все четыре округа потребовалось менее получаса. Должно было потребоваться. При одновременной отправке во все округа. Примерно так пишут все мемуаристы вслед за Жуковым. А может, все же не «одновременно»? Или, скорее, не совсем в 00.30?! Сначала валандались в кабинете Тимошенко, когда Жуков красиво переписывал текст черновика в «блокнот для радиограмм», затем Василевский и Ватутин отправляли приказ в округа, и оперативный дежурный с 0.30 до 1.20 сообщал в округа, что к ним идет важная телеграмма (Баграмян тоже «Директиву № 1» называет телеграммой), приказ наркома. Ведь начштаба ОдВО генерал Захаров написал вполне конкретно: «Примерно во втором часу ночи 22 июня дежурный по узлу связи штаба доложил, что меня вызывает оперативный дежурный Генерального штаба…“У аппарата ответственный дежурный Генштаба. Примите телеграмму особой важности и немедленно доложите ее Военному совету”…».

Но, скажем, шифровальщики тянуть время не могли. Их дело – зашифровать текст и передать его для отправки. И если в шифровальный отдел текст поступил в 23.45, то, потратив на зашифровку минут 20–30, «Директиву № 1» должны были передать в Оперативное управление ГШ как раз сразу после полуночи – к первому часу ночи, как и пишет Василевский. А уже здесь, в Оперативном управлении, скорее всего, еще «полчасика» и накинули… а потом начальник Оперативного управления всю войну проходил генерал-лейтенантом за эти «полчасика», хорошо еще, что к стенке не поставили за компанию с Павловым. А в результате войска на границе получили приказы о приведении в полную боевую готовность и сообщение о начале войны – под бомбами и обстрелами (кроме ОдВО). И если «Директиву № 1» действительно отправили из Генштаба не в 00.30, как пишут Жуков и Василевский, а примерно к 1.00, то для Маландина это уже вполне подсудное дело.

Но вообще-то текст «Директивы № 1» это всего лишь бумажка, которую можно пришить в «Дело». Не более. И если бы Тимошенко и Жуков действительно стали бы сразу после 23.00 обзванивать командующих западных округов, как сделал нарком флота в отношении своих подчиненных, сообщать о приведении в боевую готовность всех войск округов, «расположенных в лагерях», требовать поднимать войска по тревоге… Ведь перед 22 июня таких звонков в округа с «личными указаниями» от наркома было много. Если бы сами командующие, как Захаров, приказали «немедленно» объявлять «боевую тревогу во всех гарнизонах», то все получили бы «сигнал боевой тревоги» вовремя. Двух – трех часов вполне хватило бы для того, чтобы убрать личный состав из спящих казарм, растащить за хвосты и замаскировать самолеты… Но этого не произошло.

Но пора, наконец, объяснить, что же такого важного в пресловутой запятой и почему она появилась в жуковском варианте в 1969 году, если ее не было в оригиналечерновике, как не было и в настоящих директивах по округам. Дело в том, что, когда текст «Директивы № 1» писался в кабинете Сталина, то там никакую запятую после слов «быть в полной боевой готовности» не поставили, потому что она не была нужна, даже мешала правильно воспринять суть данной директивы (ну, и еще потому, что Сталин отличался высокой грамотностью). И, когда директиву получили в округах, то, как и положено, никакой запятой не поставили и в приказах по округам.

Вот эта фраза из черновика-оригинала: «Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».

А вот как она показана в «Воспоминаниях» Жукова: «Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».

В 1969 году корректор, зная, что в русском языке «однородные сказуемые, не соединенные соединительным союзом “и” разделяются запятой», поставила эту запятую после слова «готовности». Но! Это было бы правильно только в том случае, если рассматривать отдельно только вторую часть всего предложения – «быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников». В этом случае запятая нужна.

При допечатной проверке «Воспоминаний» Г. К. Жукова корректоры поставили запятую в длиннющем предложении после слов «быть в полной боевой готовности», а запятую перед словом «или» убрали. Сравнивать текст с оригиналом документа, как следует делать при публикации серьезных документов, не стали (и кто бы еще дал корректорам «черновик»), и вот уже «запятая» начала свою долгую жизнь в исторической науке. Потом ее добросовестно переносили во все издания и делают это и сегодня, в том числе и в электронном варианте жуковских «Воспоминаний», представленном в Интернете. Оставили эту запятую и Яковлев со товарищи в своем сборнике документов.

Впрочем, в наше время этой запятой уже вообще не ставят. Например, в новой книге А. Исаева «Неизвестный 1941. Сорванный блицкриг» или в книге Е. Прудниковой «Технология невозможного» в этом месте «Директивы № 1» вообще нет никаких «запятых». Гуляет уже такой вариант: «…быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников». Без всяких запятых вообще, как в варианте из ВИЖ от 1989 года.

Но этой запятой после слов «быть в полной боевой готовности» на самом деле быть не должно. В этом длинном предложении, при этих «однородных сказуемых», есть важное слово, «общий второстепенный член» – «войскам». Постановка запятой после слов «быть в полной боевой готовности» отделила бы понимание того, «кому быть в готовности», в пользу одного «сказуемого» – «быть». И если поставить эту запятую, то действительно становится непонятно, кому следует «встретить возможный внезапный удар…». «Директива № 1» с этой запятой действительно становится и «несуразной» и «безграмотной», как было не раз подмечено.

Нет этой запятой в черновике, нет в изданных вариантах «Директивы № 1» от 1958 года, нет в приказах по округам. Нельзя менять запятые в вышестоящих приказах. А в оригинале «Директивы № 1» написано было так, как надо, и именно так и была эта фраза передана в округа, именно так ее вставляли в тексты своих директив в округах, именно так она и должна была выглядеть в мемуарах Жукова.

К сожалению, в «СБД № 36» от 1958 года нет аналога «Директивы № 1» для Киевского ОВО или Одесского ВО. Можно было бы посмотреть и сравнить, есть ли там эта запятая после слов «быть в полной боевой готовности», и, главное, проверить, что же вообще сочинил Кирпонос для своего округа, такую же туфту, как и Павлов, или все же нечто более грамотное, как в ПрибОВО? Или же он действительно просто скопировал текст директивы, «Приказа Наркомата обороны»? Вроде бы «Директива № 1» по КОВО есть в книге «Лето 1941. Украина: Документы и материалы. Хроника событий. Коллектив авт., сост.: Замлинский В. А. (рук.) и др. – Киев. Изд-во „Україна“, 1991. – 512 с.: ил.». Но эту книгу найти пока проблематично.

Впрочем, если «Директиву № 1» для КОВО и «забыли» опубликовать в 1958 году, то, возможно, она не слишком отличается от павловской. Время приема приказа наркома там, скорее всего, вообще не стоит (как и на Директиве из ПрибОВО), а время отправки – примерно 2.30, как написал Баграмян в 1971 году. Впрочем, часть этой директивы и время поступления в войска есть в воспоминаниях начштаба 12-й «приграничной» армии КОВО генерала Арушаняна.

Генерал-лейтенант Арушанян Б. И., «Боевые действия 12-й армии в начальный период войны», «ВИЖ», 1973, № 6. Размещено на сайте – http://www.rkka.ru/oper/12A/main.htm:

«21 июня я засиделся в штабе армии, который располагался в Станиславе, за разработкой очередного планового учения и вернулся домой очень поздно. В четвертом часу ночи меня разбудил телефонный звонок:

– Товарищ генерал, докладывает оперативный дежурный. Вас срочно вызывает к аппарату начальник штаба округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев.

Быстро одеваюсь, еду в штаб. Дежурный доложил: только что по “ВЧ” звонил командующий войсками округа генерал-полковник М. П. Кирпонос и приказал срочно вызвать в штаб командующего армией генералмайора П. Г. Понеделина и Вас. Командарм еще не прибыл.

Я доложил о своем прибытии командующему войсками (около 4.00).

– Какова обстановка в полосе вашей армии? – спросил генерал М. П. Кирпонос.

– Пока все спокойно.

– Хорошо. Возьмите бумагу, карандаш и записывайте. Немецко-фашистская авиация, – диктует Кирпонос, – сегодня в 3:00 бомбила Киев, Одессу, Севастополь и другие города. С 3 часов 30 минут артиллерия ведет сильный огонь по нашим пограничным заставам и укрепленным районам. Приказываю:

1. Немедленно поднять войска по тревоге, рассредоточить их и держать в боевой готовности; авиацию рассредоточить по полевым аэродромам.

2. Огневые точки УР занять частями укрепрайонов.

3. Полевые войска к границе не подводить, на провокации не поддаваться.

Я повторил записанное распоряжение.

– Выполняйте, – сказал Кирпонос. – Пусть командарм позвонит мне.

Положив трубку, я приказал оперативному дежурному по боевой тревоге поднять личный состав штаба. Затем начал передавать по “ВЧ” связи командирам корпусов и армейским частям полученный приказ. В это время прибыли генерал П. Г. Понеделин и член Военного совета бригадный комиссар И. П. Куликов. Я доложил им о приказе и принятых мерах. Вскоре собрался и весь состав штаба. Ознакомившись с обстановкой, офицеры приступили к работе.

Примерно через час (около 5.00? – К.О.) генерал М. А. Пуркаев вызвал меня к аппарату «Бодо» и передал условный сигнал для ввода в действие плана прикрытия государственной границы – “КОВО 1941”. Я сразу же доложил командарму, в кабинете которого находился и член Военного совета. Мы немедленно оповестили соединения и части.

Наша армия по плану штаба Киевского Особого военного округа (КОВО), имевшая два стрелковых и один механизированный корпуса, должна была прикрыть станиславское и черновицкое направления.

Военный совет и штаб армии разработали (в мае – июне) подробный оперативный план прикрытия государственной границы. Согласно этому плану армия имела оперативное построение в два эшелона: первый составляли стрелковые корпуса для создания прочной обороны, второй – механизированный корпус для нанесения мощного контрудара в случае прорыва противника.

…Получив сигнал на прикрытие государственной границы, соединения первого эшелона армии, соблюдая все меры маскировки, довольно быстро заняли свои полосы.

22 июня активных действий против войск армии противник не предпринимал. Из штаба округа, преобразованного в этот день в Юго-Западный фронт, и штаба 26-й армии нам сообщили, что немецко-фашистские войска развернули наступление в полосе армии, особенно ожесточенные бои идут за Перемышль. Его успешно обороняла 99-я стрелковая дивизия. Атаки частей 52-го корпуса, стремившихся прорвать оборону к югу от Перемышля, в том числе и нашей 192-й дивизии, были отражены».

Как видите, в КОВО Кирпонос сообщал в армии о том, что в округ пришел «приказ Наркомата», не так, как это делал Захаров в ОдВО – сразу после получения «Директивы № 1» из Москвы. Кирпонос это сделал только в 4.00 утра, после того, как война началась. Еще хорошо, что в полосе этой армии 22 июня со стороны вермахта не было активных действий. Но эта армия была приграничной, находилась в «Львовском выступе», и, однако же, ее приграничные дивизии ничего не знали о «приказе ГШ от 18 июня», и в боевую готовность они приводились только утром 22 июня. А еще интересно то, как Кирпонос лично обзванивает армии и под карандаш диктует им «приказ по округу». Отправкой приказов в войска должен заниматься оперативный отдел. Однако по приказу Кирпоноса (точнее, Пуркаева) оперотдел КОВО не убыл на полевой КП вместе со штабом округа-фронта. Баграмян получил команду прибыть в Тарнополь только к утру 22 июня:

«Я, естественно, выразил удивление, что командование выезжает на командный пункт без оперативного отдела: ведь случись что, оно не сможет управлять войсками, не имея под рукой ни офицеров-операторов, ни специалистов скрытой связи. Но предложение оставить со мной двух – трех командиров, а остальных во главе с моим заместителем отправить одновременно с Военным советом не было одобрено Пуркаевым. В этом нет необходимости, пояснил он: к утру 22 июня оперативный отдел будет уже в Тарнополе, а до этого вряд ли он потребуется.

– Так что все идет по плану, – нетерпеливо махнул рукой генерал, давая понять, что нечего тратить время на разговоры…»

Баграмян прибыл в Тарнополь только к 7 утра 22 июня. А до этого приказы по округу диктовались по телефону лично Кирпоносом или Пуркаевым. Под карандаш.

А теперь посмотрите, какой еще «боевой приказ» выдал Павлов в ЗапОВО после получения «Директивы № 1» из Москвы. Почти такой же короткий приказ-команду, какой был дан для войск Белоруссии, отдавал флотам адмирал Кузнецов. Правда, Кузнецов давал свой приказ до нападения, а Павлов отдал его после:

«Особо секретно

Командующим 3, 10-й и 4-й армиями

Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю:

Поднять войска и действовать по-боевому.

Павлов Фоминых Климовских».

На документе отметка: «Отправлен 22 июня 1941 г. 5 часов 25 минут».

(ЦАМОФ. 208, оп. 2454сс, д. 26. л. 76.)

И все бы ничего в этом приказе, да вот только при получении такого «приказа», «боевого распоряжения», командующим армиями этого округа оставалось разве что пустить себе пулю в лоб. Особенно командирам корпусов и дивизий в этом округе. При получении подобного приказа командиры должны вскрыть «красные пакеты» и начинать, согласно приказам в этих «пакетах», «действовать по-боевому» – выполнять План прикрытия. Вот здесь и произошло то, что привело к разгрому ЗапОВО: практически все дивизии и корпуса не имели никакого понятия о том, что им делать и куда выдвигаться. А все потому, что «вскрывать» им было нечего.

Дело в том, что при составлении Плана прикрытия каждый командир каждой части, любого подразделения, если его часть указана в этом «плане», должен быть ознакомлен с этим «планом» в части, его касающейся. Если в Плане прикрытия указан район обороны и план действий для конкретной дивизии, то командир дивизии должен иметь тот самый «красный пакет», в котором эти действия и район обороны будут указаны. В «красных пакетах» дается общее указание и разрешение на выполнение «Плана прикрытия» в части, касающейся этой конкретной дивизии, – куда двигаться, в какие сроки и т. п. Так вот практически во всех корпусах и дивизиях ЗапОВО «красные пакеты» просто отсутствовали – в связи с тем, что армейские «красные пакеты», даже если они и были, находились «под сукном» в штабе округа на утверждении у командующего округом Павлова.

С одной стороны, окружной «ПП» на 22 июня еще не был утвержден в Москве. Однако «хитрость» была еще и в том, что командиры дивизий и корпусов даже на стадии разработки «Планов прикрытия» не были с ними ознакомлены «в части их касающейся» и не участвовали в их разработке. Хотя генерал Коробков, командующий 4-й армией в Бресте, по словам его начштаба Сандалова, в полночь с 21 на 22 июня срочно выдал неутвержденные «пакеты» в части! Сандалов писал об этом в 1960 годы. Впрочем, при Сталине, отвечая на вопросы Покровского, Сандалов давал несколько другие ответы.

Из того, что на сегодняшний день накопали «архивные археологи», получается что Планы прикрытия действительно не были к 22 июня утверждены в Генштабе Жуковым. Вот что один из них, полковник запаса С. Булдыгин («ник» в Интернете – «Прибалт») утверждает на одном из форумов:

«Утверждающая надпись на экземпляре ПП ПрибОВО для ГШ заделана, но подписей на ней нет. Отсюда и следует, что ПП утвержден не был. Такая же ситуация и по остальным планам. Думаю, что в ГШ собирали все планы вместе, чтобы утвердить одним махом. Но к началу войны так и не собрали. План прикрытия КОВО уехал из округа только 19 июня (об этом четко написал и Баграмян! – К.О.), План прикрытия ОдВО – 19 июня, План прикрытия ЗапОВО – 11 июня, План прикрытия ЛВО прибыл в ОУ ГШ 10 июня. ПП ПрибОВО был разработан где-то к числу 10 июня и сразу доставлен к ГШ. Что подтверждается датировкой Генштаба…

То, что ПП составлялись, известно, вопрос – были ли они утверждены? Вот Захаров, например, имеющий опыт штабной работы, пишет, что в ОдВО Директиву выполнили, ПП разработали, в ГШ его представили. Но для доклада ПП в Москву убыл не ком. округом и не НШ, а – нач. операт. отдела штаба округа. Дальше мне, например, вообще ничего непонятно: “Не ожидая утверждения его Наркоматом обороны, штаб округа дал соответствующие указания командирам корпусов по отработке своих частных планов” (Захаров, ГШ в предвоенные годы, с. 396). Это что – анархия? Нет, скорее, это пришло соответствующее распоряжение из ГШ…»

Его оппонент («ник» – «ccsr»), отслуживший в армии 26 лет полковник ГРУ Сергей Мильчаков, уверяет, что для боевой готовности округов это в принципе не играло роли, т. к. вторые экземпляры утвержденных Планов прикрытия все равно находились в округах с начала июня, в ПрибОВО это точно было именно так. И ознакомление командиров (в части их касающейся) с этими планами должно было происходить и происходило вовсе не по отдельному распоряжению «из ГШ»:

«… Директива НКО от 14 мая 1941 г. № 503920/сс/ов…: “5. План прикрытия разработать в двух экземплярах, один экземпляр через начальника Генерального штаба представить на утверждение, второй экземпляр, опечатанный печатью военного совета округа, хранить в личном сейфе начальника штаба округа”… Слово “один экземпляр” означает не “первый экземпляр” и это понятно любому грамотному офицеру. Так как НКО подписал второй экземпляр, который после регистрации в Управлении делами НКО был передан командующему (начальнику штаба) округа, то первый экземпляр с отметкой, заверяющей подпись НКО остался в Генштабе. Если бы у вас был опыт штабной работы, то вы бы знали, что НКО (и все другие большие начальники) подписывают только ОДИН экземпляр, если дело касается подчиненных ему структур, а остальные заверяются печатью и текстом, где указано кем подписано с датой указания подписи. Начальник Генштаба, кстати, имеет право за своей подписью издавать приказы НКО (в части касающейся)… Так что план прикрытия ПрибОВО с подлинной подписью НКО хранился в опечатанном виде в сейфе нач. штаба округа согласно директивы НКО от 14 мая 1941 года…»

Маршал Захаров пишет, что директива НКО и ГШ на разработку окружного «ПП» пришла в Одессу еще 6 мая. Но командиры дивизий и корпусов ОдВО знали на 22 июня «свой маневр» только потому, что сами участвовали в разработке частей окружного плана прикрытия, как это и должно происходить в таких случаях. И то, что сам ПП был представлен в ГШ на утверждение только 20 июня, особого значения не имело, и кто его повез в ГШ – тоже было не важно. В «красных пакетах» находились все необходимые указания, и командиры частей прекрасно знали, что им делать в случае нападения. Но сами планы должны были доводить до командиров еще в процессе их разработки. Командующий войсками округа доводит общий ПП командармам, а те, после ознакомления – командирам дивизий, которые и разрабатывают свои «частные планы».

Так что даже то, что проекты «ПП» оказались в Генштабе только во второй половине июня, не значит, что командование округов не должно было доводить до своих подчиненных суть этих планов «в части их касающейся». В сборнике Яковлева и выше уже показывался приказ Павлова на отработку в армиях ЗапОВо в конце мая своих Планов прикрытия согласно окружного «Плана» и Директивы НКО и ГШ для ЗапОВО «№ 503859/сс/ов»:

«№ 468. Директива военного совета ЗапОВО командующему 3 армией

№ 002140/сс/ов 14 мая 1941 г. Совершенно секретно Особой важности Экз. № 2

1. На основании директивы народного комиссара обороны СССР за № 503859/сс/ов (от 5 мая) и происшедшей передислокации частей, к 20 мая 1941 года разработайте новый план прикрытия государственной границы участка:…

Командиры частей должны в совершенстве знать свои боевые задачи и свои участки во всех отношениях, особенно хорошо следует изучить пути, переправы и рубежи, удобные для развертывания и ведения боя». Т. е. в каждой дивизии и полку должны были отработать свои новые Планы прикрытия, по которым «командиры частей» и должны были «в совершенстве знать свои боевые задачи и свои участки во всех отношениях…

Штарм – Гродно…

Командующий войсками ЗапОВО генерал армии Д. Павлов

Член Военного совета ЗапОВО корпусный комиссар Фоминых

Начальник штаба ЗапОВО генерал-майор Климовских».

(ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп. 2951. Д. 248. Лл. 36–54. Машинопись на бланке: «НКО СССР. Штаб Западного Особого Военного Округа». Исполнитель: зам. начальника штаба ЗапОВО генерал-майор Семенов. Указана рассылка. Подлинник, автограф.)»

То есть никакого «разгильдяйства» со стороны Д. Г. Павлова и его замов в отработке этих документов в это время не наблюдалось – директива для 3-й армии достаточно подробная и вполне грамотная. А на основании этих армейских планов прикрытия в армиях должны были в каждой дивизии и полку отработать свои новые планы прикрытия, по которым «командиры частей» и должны были «в совершенстве знать свои боевые задачи и свои участки во всех отношениях». И в армиях должны были отработать «красные пакеты» для отдельных частей, которые утверждались в штабе армии. Однако как раз это и не было сделано. И «красных пакетов» в частях не было, и сами командиры толком не знали, что там разработано в новом майском окружном ПП «в части их касающейся». Начштаба 4-й армии Сандалов прямо написал после войны, что майского Плана прикрытия он в глаза не видел, а значит, даже приказа на разработку нового ПП для 4-й армии Павлов не подписывал или до начштаба не довел. В 3-й армии видимо с отработкой ПП многое было сделано, и ее командующий генерал В. И. Кузнецов и расстрелян не был и потом и Берлин штурмовал. В 10-й – начштаба Ляпин также вынудил Павлова выдать ему ПП для ознакомления и для отработки. А вот в 4-й армии Коробкова это было полностью сорвано.

Но если нет пакета, нечего вскрывать, и командиру дивизии или корпуса (до которого «планы прикрытия» вообще не доводились, как К. К. Рокоссовскому в КОВО) непонятно, что делать, – и начинается «вечный русский бардак».

Прочитайте еще раз «вопрос № 1» «от Покровского». Вопрос этот комплексный и включает в себя в том числе вопрос о «красных пакетах», которые в округах командование «забыло подписать» и выдать командирам дивизий и корпусов до 22 июня. Такое вот «извечное русское разгильдяйство»…