Электронная библиотека » Олег Суворов » » онлайн чтение - страница 18

Текст книги "Красотки кабаре"


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 12:57


Автор книги: Олег Суворов


Жанр: Шпионские детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Берта вздрогнула, пошатнулась и схватилась одной рукой за горло, а другой за перила, ограждавшие прогулочную палубу. Только после этого Морис опомнился и обхватил девушку за талию.

– Вам нехорошо? Простите меня, я словно обезумел… Не надо смотреть вниз, на море, вам станет еще хуже. Поднимите голову и посмотрите на небо. Какие красивые облака!

Говоря это, сам Морис смотрел на Берту. Нежный, прозрачный румянец, розовые, чуть припухлые губы, влажные полуприкрытые глаза. А как хороша эта маленькая стройная ножка, что так изящно выглядывает из-под подола голубой юбки…

Зачем он вздумал пугать это чудное и милое создание, марая ее ясное сознание, отражавшееся в этих карих глазах и таившееся под высоким и нежным лбом, своими омерзительными воспоминаниями, так и сочившимися кровью, грязью и фекалиями, которыми были покрыты посиневшие от удушья трупы, выносимые из газовых камер… О Боже, но ведь и она могла оказаться там! От этой дикой мысли он едва не застонал.

Через несколько минут заметно побледневшая Берта пришла в себя и даже отказалась от предложения Мориса спуститься вниз, в свою каюту.

– Мне лучше побыть на свежем воздухе, – с робкой улыбкой пояснила она.

– О да, разумеется. Знаете, Берта, но мне кажется, что именно морской воздух – это воплощенный аромат свободы. Ах, как бы я хотел умереть в открытом море!

– Но почему?

– А куда может деться наша душа – этот крохотный огонек человеческого «Я», – когда она покидает тело, находящееся в открытом океане, – ведь вокруг только море и небо? Или вознестись наверх, или раствориться внизу…

– Не надо больше говорить о смерти, – попросила Берта. – Лучше расскажите мне о том, как вам удалось выбраться из этого ада. Вас спасло какое-то чудо?

– О нет, все было гораздо проще. – Молодой скрипач тоже успокоился и вновь был грустен и задумчив. – У меня есть богатый дядя, которому удалось подкупить охранников и устроить мне побег во время перевозки из одного лагеря в другой. Нанятые им люди снабдили меня фальшивыми документами и доставили на этот пароход, провезя через всю Францию. Мое имя действительно Морис, но настоящую фамилию мне запрещено разглашать… Знаете, фрейлейн, мне кажется, что даже на этом пароходе за мной постоянно следят. Возможно, это просто нервы… Но теперь я твердо знаю одно, – и голос Мориса вновь зазвенел от внутреннего напряжения, – что никогда больше не буду покорным! Лучше смерть, чем снова лагерь!

– Успокойтесь. – И Берта положила свою руку поверх его руки.

Они замолчали, причем Морис смотрел прямо перед собой, а Берта искоса наблюдала за его сосредоточенным лицом. И тут над их головами послышался крик чайки. Через мгновение, заглушая этот крик, взревела пароходная сирена. Оба испуганно вскинули головы, но тут же поняли причину:

– Земля!

Впереди, прямо по ходу корабля, горизонт закрывала плотная и темная полоса.

– Это Большие Антильские острова. Мы почти у цели! – закричал Морис. – Осталось миновать Кубу, Флоридский пролив и Мексиканский залив. Берта!

Они обменялись сияющими взглядами, и вдруг Берта первой обняла его за шею, и они впервые – неловко, смущенно, но радостно – поцеловались.

* * *

– А, господин Вондрачек! Признаться, я ждал вашего визита. Ведь это вы прислали ко мне капитана Гильбо?

Приветливость Сильверстоуна ошарашила комиссара. Он кивнул, насупился и молча вошел в каюту англичанина, не преминув окинуть ее беглым взглядом. Сильверстоун перехватил этот взгляд и усмехнулся.

– Присаживайтесь. Я вижу, как у вас слегка оттопыривается правый карман. Что вы для меня приготовили – наручники или револьвер?

– Вы заслуживаете и того, и другого, не говоря уже о виселице…

– В самом деле? И в чем же вы меня обвиняете или подозреваете?

– В убийстве фрейлейн Берты Тымковец, а также господина Ласло Фальвы.

– Давность лет, недоказанность, отсутствие свидетелей, не говоря уже о полном отсутствии у вас всяких законных полномочий… господин комиссар полиции не существующих больше на карте Европы государств – Австро-Венгерской империи и Чехословацкой республики.

– О нет, свидетели все-таки есть.

– Вы имеете в виду Адольфа Гитлера? – В голосе англичанина послышалась нескрываемая насмешка.

– Нет, – раздраженно буркнул Вондрачек, – вас видела служанка гостиницы «Майстринг», что в Кальтенбрюндльберге, где вы убили фрейлейн Тымковец. Кроме того, вы оставили отпечатки пальцев в номере Фальвы и в каюте господина Вульфа. – Последнее заявление было откровенным блефом, ибо Вондрачек и сам понимал всю шаткость своих обвинений.

– О нет! – И англичанин протестующе покачал головой. – К смерти последнего я имею лишь косвенное отношение. Да, не отрицаю, что я находился в каюте господина Вульфа в тот момент, когда с ним случился сердечный приступ. Поняв, что случилось, я сам попытался оказать ему первую помощь, поскольку имею медицинское образование, но, к сожалению, все мои усилия оказались тщетны. Поверьте, мне искренне жаль, что я разволновал нашего бедного русского друга и тем самым поневоле стал косвенной причиной его смерти…

– Искренне жаль? – отчетливо выговаривая слова, переспросил Вондрачек. – А разве существует нечто такое, к чему бы вы относились искренне?

– Не будем вдаваться в эти психологические тонкости, – поморщился Сильверстоун. – Итак, вы можете предъявить мне что-нибудь еще?

– Фальшивый германский дипломатический паспорт на имя Герберта фон Хаусхофера.

– С чего вы взяли, что он фальшивый?

– Накануне прошлой войны вы были секретным агентом Британской империи и, помнится, звались лордом Льюисом Сильверстоуном.

– Ну и что? Разве я не имею права переменить свое имя, тем более что Хаусхофер – это девичья фамилия моей матери, которая была австрийской немкой. А разве человек не волен менять свое подданство, убеждения…

– Скажите короче – хозяев!

Сильверстоун зло блеснул глазами.

– Да, я космополит, и моя единственная отчизна – это власть. Но ведь и вы служите только одному богу – закону.

– Который является воплощением справедливости!

– Ошибаетесь, комиссар. Закон – это инструмент власти, и только она решает, что считать справедливым, а что нет.

Вондрачек с сожалением покачал головой.

– Вы умный человек, господин Сильверстоун. Почему же вы так презираете свободу, что готовы служить любой диктатуре?

– Философский вопрос, комиссар, не слишком уместный в контексте нашего разговора. Однако я вам отвечу. Все дело в том, что всемогущество, даваемое абсолютной властью, – это единственное, что может заменить человеческую тягу к бессмертию, естественную даже у атеиста!

– Кстати, эта штука вам знакома? – И комиссар показал свастику, увитую змеями, – тот самый медальон, который когда-то был на груди покойного Фальвы.

– Какая ерунда! – усмехнулся Сильверстоун. – Да, это масонский символ. Но знаете, господин Вондрачек, в наш век массовых коммуникаций все эти игры в масонов пора оставить детям. Сейчас, чтобы прорваться к власти, надо не тайные общества создавать, а стараться постоянно быть на виду.

– Мне тоже приходили в голову подобные мысли, – пробормотал Вондрачек. – Слушайте, Сильверстоун, я не знаю, как вы оказались на «Бретани», но абсолютно уверен в том, что это неспроста. За кем из пассажиров этого парохода вы ведете слежку?

– А, так вы этого еще не поняли! Прекрасно, значит, я смогу спокойно довести свое дело до конца. – И Сильверстоун победно-снисходительно посмотрел на сурового комиссара. – Признаться, я ожидал встретить в вас более проницательного противника…

– И не слишком ошиблись! – Вондрачек сделал быстрое, но неуклюжее движение – словно бы передернул плечом после укуса осы, – после чего в его руке оказался револьвер.

– Что это? Вы жаждете моей крови? – издевательским тоном поинтересовался англичанин.

– Точнее сказать, возмездия!

– Значит, вы решили сами вершить правосудие? Но согласитесь, что размахивать револьвером, чтобы добиться признаний обвиняемого, – это топорная работа…

– Если вы не скажете мне, с какой целью находитесь на борту «Бретани»…

Комиссар не успел договорить, как вдруг почувствовал столь резкую, обжигающую боль в руке, что охнул и, скривившись, выронил револьвер на пол. Во время разговора Сильверстоун ухитрился незаметно нащупать рукой тонкий и острый стек, лежавший на постели позади него. Не вставая с места, он первым же стремительным движением выбил револьвер, а вторым – ногой – отбросил его к входной двери. Револьвер с грохотом откатился, а Вондрачек, продолжая морщиться от боли и унижения, молча взглянул на него.

После этого противники несколько мгновений пристально смотрели друг на друга.

«Какой у него удивительный, немигающий взгляд, – подумалось Вондрачеку. – Это глаза не преступника, а правителя… Впрочем, нет, для этого в его глазах не хватает фанатизма. Скорее, это глаза подручного тирана, „серого кардинала“, цинично использующего глупость и недальновидность своего официального повелителя во имя собственных целей… В сущности, он прав – что я такое? Лысый старик в потертом костюме и с пышными, старомодными бакенбардами, за которым уже не стоит полиция крупнейшей центрально-европейской империи… Даже револьвером разучился пользоваться – выбили, как у мальчишки». Комиссар продолжал держаться за окровавленную кисть руки, с бессильной злобой уставившись на своего противника.

– Сами виноваты, – по-своему истолковав его взгляд, заметил Сильверстоун. – Как видите, реакция у вас уже не та, кроме того, я моложе и сильнее. У вас нет никаких шансов, комиссар…

Его слова прервал рев корабельной сирены. Стоило ей смолкнуть, как в коридоре раздались быстрые шаги, которые затихли у двери, после чего послышался условный стук: два раза – пауза – еще два раза.

– Войдите! – скомандовал Сильверстоун.

В дверном проеме возник тот самый тип, следивший за фрау Лукач и ее дочерью, когда его приметил Вондрачек. Подручный англичанина явно не ожидал увидеть комиссара, а потому замер на пороге, вопросительно глядя на Сильверстоуна.

– Говори, – приказал тот, – что означает эта сирена?

– На горизонте показалась Куба.

– Прекрасно, – не сдержался Вондрачек, – теперь вам конец!

– Вы в этом уверены? – Англичанин зло стиснул зубы и вдруг отрывисто приказал своему подручному: – Выпроводи отсюда этого старого болвана!

Глава 7
Гаванский тупик

На радиозапрос портовой службы Гаваны капитан Гильбо отвечал, что конечный пункт «Бретани», на борту которой находятся эмигранты из Европы, – мексиканский порт Веракрус. Кроме того, француз запросил разрешение бросить якорь на рейде, чтобы пополнить запасы пресной воды и угля. Особая необходимость была именно в угле, поскольку Мексиканский залив славился штормами, а в условиях сильного шторма потребление угля резко возрастало.

Разрешение было получено, и «Бретань» застыла в километре от берега, на расстоянии прямой видимости от кубинской столицы. Неподалеку бросили якорь американский эсминец и три торговых судна, между которыми сновали катера береговой охраны.

Тропический сезон дождей, продолжавшийся с мая по октябрь, был в самом разгаре, а потому окрестный пейзаж застилала плотная серая пелена сильного ливня. Стоило тучам рассеяться, как пассажиры «Бретани» высыпали на палубы, чтобы полюбоваться «жемчужиной» Карибского моря. Одиночные пальмы, которые росли по краям песчаных пляжей и овевались теплым береговым бризом, лениво шевелили своими раскидистыми кронами, похожие на осьминогов, насаженных на палки. Поздно вечером вспыхнули огни Гаваны, издали казавшиеся невольным узникам парохода – а сход на берег был запрещен – недостижимым раем.

К полудню следующего дня на борт «Бретани» прибыли два человека – представитель Кубы и немало удивленный сотрудник мексиканского посольства, немолодой, но еще статный сеньор с живыми глазами и морщинистым лицом, похожий на стареющего жиголо.

Причина удивления мексиканского сеньора выяснилась вскоре после того, как оба латиноамериканца, сопровождаемые приветливыми возгласами пассажиров, проследовали в каюту капитана Гильбо.

– Итак, ваша цель – доставить эмигрантов из Франции в мою страну на постоянное место жительства? – уточнил мексиканец, внимательно выслушав капитана.

– Совершенно верно, – подтвердил тот.

– Но это невозможно!

– Почему?

– Мексиканское посольство во Франции было эвакуировано по распоряжению президента Карденаса еще два месяца назад, сразу после вторжения германских войск. Поэтому никаких въездных виз оно выдавать просто не могло!

– Не может быть, – неуверенно возразил Гильбо, – я сам видел документы многих своих пассажиров, и там стоят именно мексиканские визы.

– Все они наверняка фальшивые, – заметил представитель Кубы – толстый, но элегантный сеньор средних лет с крупными лоснящимися губами. – И это надо обязательно проверить. А до тех пор, пока мы не проясним эту странную ситуацию, вашему кораблю запрещено поднимать якорь!

Мексиканец красноречивым жестом выразил согласие со словами своего кубинского коллеги.

Заложив руки за спину, капитан Гильбо прошелся по каюте, остановился, побарабанил пальцами по стеклу настенного барометра и наконец решительно повернулся к обоим сеньорам, выжидательно следившим за его перемещениями.

– Признаюсь вам честно, господа, я почти уверен в том, что эти визы действительно фальшивые, – заявил он. – Более того, у половины пассажиров моего парохода наверняка не окажется вообще никаких виз!

Оба латиноамериканца изумленно зашевелили бровями.

– Эти люди бежали от нацистских концлагерей, – продолжал Гильбо, – и «Бретань» была их последним шансом на спасение. Теперь им нет пути назад, тем более что уже почти вся Европа оккупирована Гитлером. Что вы на это скажете?

– Этот вопрос – не в моей компетенции, – холодно ответил мексиканец, пожимая плечами.

– Я вынужден буду запросить правительство своей страны на предмет того, как следует поступить с вашим кораблем, – поднимаясь со своего места, официально заявил кубинец. – А до тех пор никто не должен покидать борта «Бретани». Всего доброго, капитан.

– До свидания, сеньоры.

Гильбо проводил своих гостей до самого катера, а потому стал свидетелем странной сцены. Один из пассажиров – невзрачный человек в сером плаще – быстро приблизился к представителю мексиканского посольства и перекинулся с ним несколькими короткими фразами. Мексиканец удивленно покачал головой, но сделал приглашающий жест – и пассажир вслед за ним спустился в катер.

* * *

Каким-то образом слухи об этом разговоре быстро распространились среди пассажиров «Бретани», вызвав взрыв всеобщего возбуждения, а кое-кого повергнув в панику.

– Так что же – нейтральная Мексика отказывается нас принимать? Тогда нам надо обратиться к США или, на худой конец, к той же Кубе, – предлагали одни.

– И то, и другое бесполезно, – отвечали им другие. – Кубинское правительство Батисты является марионеткой в руках американцев, а потому не способно принимать самостоятельные решения. Ну, а сама Америка не захочет ссориться из-за нас с нацистами.

– Но почему, почему?

Ответ на этот вопрос относился к сфере большой политики. Германский поверенный в делах Ганс Томсен расходовал в Вашингтоне большие средства на поддержку так называемых «изоляционистов», которые стремились настроить американское общественное мнение против вступления США в войну. Летом 1940 года в Соединенных Штатах бушевали партийные съезды, и Томсен всячески стремился повлиять на внешнеполитические программы республиканцев и демократов. Естественно, самым простым способом был элементарный подкуп. Некоторые американские конгрессмены, получая немецкие деньги, открыто высказывались за изоляцию Америки от европейских событий и даже способствовали публикации соответствующей газетной рекламы. Так, в конце июня «Нью-Йорк таймс» вышла с крупной «шапкой» на всю полосу: «Держать Америку вне войны!» Незадолго до этого в «Джорнэл Америкэн» было напечатано интервью с Гитлером, в котором он высказывался за мир с Англией. Томсен позаботился о том, чтобы тираж этого журнала был увеличен на 100 тысяч экземпляров. Кроме того, Риббентроп согласился оплатить расходы Томсена в размере 20 тысяч долларов – за работу пяти известным американским литераторам, выразившим согласие написать книги на нужную нацистам тему.

Вся эта возня гитлеровских эмиссаров, желавших изолировать Америку и принудить Англию к заключению мира, не на шутку обеспокоила Черчилля, который предпринял решительные контрмеры и наотрез отказался вести какие-либо переговоры с нацистами до тех пор, пока они не гарантируют освобождение всех захваченных ими европейских стран.

Ситуация быстро накалялась, а главные события Второй мировой войны были еще впереди…

* * *

– Дело дрянь, – говорил Вондрачек Эмилии. – Я сразу заподозрил неладное, когда увидел этого англичанина на борту «Бретани». Вы заметили, как он подал знак одному из своих людей и тот покинул корабль вместе с представителем Мексики?

– Нет, я этого не видела, – отвечала встревоженная женщина. – А что это значит?

– Это значит, что возможен подлый политический сговор, а потому нам стоит поискать спасения собственными силами. Нацисты способны на все, и я даже не исключаю возможность диверсии. А влиятельные мексиканские круги испытывают симпатию к немцам еще со времен знаменитого письма Циммермана.

– А что это за письмо?

– Давняя история, – нахмурился Вондрачек. – В феврале семнадцатого года американцы перехватили письмо, отправленное статс-секретарем германского МИДа Циммерманом немецкому послу в Мексике. Послу предлагалось обсудить с тогдашним мексиканским президентом следующий вопрос: не пожелает ли Мексика напасть на США, чтобы отнять у них Техас и два других своих штата, если Америка объявит войну Германии? Американский президент Вильсон воспользовался этой чудовищной тупостью Циммермана, чтобы сделать именно то, чего тот боялся, – то есть явиться в конгресс и заявить о необходимости для США вступить в войну с Германией. Кстати, где ваша дочь?

– О, теперь она целые дни напролет проводит в обществе своего нового знакомого – еврейского юноши по имени Морис Дан. Вы знаете, когда я вижу, какими глазами они смотрят друг на друга…

– Черт, как же мне сойти на берег! – перебив Эмилию, озабоченно воскликнул Вондрачек.

– Но зачем?

– Затем, что «Бретань» все больше становится похожей на мышеловку, а я всегда считал себя котом, – мрачно сострил комиссар, бережно поглаживая свои пышные усы. – Мне надо известить кубинскую полицию о том, что на борту судна совершено убийство. Боюсь, что капитан Гильбо этого не сделал…

– Бедный господин Вульф! – неожиданно воскликнула Эмилия, и ее глаза быстро наполнились слезами. – Со дня его смерти не прошло и трех дней, а мы о нем совсем забыли. Кстати, я прочитала то эссе, которое вы мне оставили, и подумала…

– Господин Вульф? – перебил ее комиссар. – А что, это прекрасная мысль! Надо будет обговорить ее с капитаном.

– О чем вы?

– Да о том, что наш бедный русский друг даже своей смертью может дать нам шанс на спасение!

* * *

Через день, когда обстановка на «Бретани» уже накалилась до предела в результате того, что бежавшие ради свободы люди вновь почувствовали себя пленниками, на борт парохода поднялся представитель американского посольства. Это был надменный и неулыбчивый дипломат с внешностью типичного янки – загорелый, энергичный и подтянутый, с квадратным подбородком и прямыми соломенными волосами. Мрачное выражение его лица не предвещало ничего доброго, а немецкая фамилия привела пассажиров в ужас. Дипломата звали Гарри Штрайхер.

Из-за непрекращавшегося тропического ливня пассажиры «Бретани» собрались не на прогулочных палубах, а в самом большом из трех салонов – танцевальном, где находились рояль и небольшой подиум для оркестра.

Американец не стал тянуть время и категорическим тоном заявил, что получение американских виз и соответственно въезд в США – а до побережья Флориды было рукой подать – абсолютно невозможны.

– Нельзя создавать опасный прецедент, – пояснил он потрясенным людям. – Ведь если сейчас поощрить ваш незаконный въезд на территорию Соединенных Штатов, то из Европы может хлынуть массовая волна нелегальной эмиграции. Атлантический океан буквально кишит немецкими подлодками, поэтому американское правительство не может брать на себя ответственность за возможную гибель ни в чем не повинных людей.

После такого лицемерного заявления в зале воцарилась мертвая тишина, но уже через мгновение ее прервал даже не вопль, а стон ужаса.

– Куда же нам плыть?

– А Куба? Почему нас не может принять Куба или какая-нибудь другая латиноамериканская страна?

– Так затопите нас, если не хотите принимать, тем более что ваш эсминец неподалеку!

– О Боже, где бы найти тот необитаемый остров, который бы мог стать прибежищем для всех этих несчастных! – громко восклицал пожилой раввин.

– Что же теперь делать?

Американец безразлично пожал плечами.

– В данный момент я не готов ответить на этот вопрос.

* * *

На следующий день, рано утром, пассажиров «Бретани» разбудил какой-то странный грохот. Те, кто первым выскочил на палубу, мгновенно поняли, в чем дело, и подняли крик. Двое молодых евреев оттеснили изумленного вахтенного матроса и принялись отчаянно звонить в судовой колокол.

Причина суматохи состояла в том, что борт о борт с «Бретанью» покачивалась открытая баржа, доверху заполненная углем. Чумазые кочегары проворно перегружали его в трюм парохода, производя тот самый грохот, что посеял всеобщую панику.

– Зачем нас грузят углем?

– Куда мы теперь направимся?

– Неужели нас отправят обратно в Европу?

– Где капитан?

Появившийся на ходовом мостике Гильбо попытался было успокоить толпу, но ему никто не верил.

– Господа, господа, – восклицал француз с помощью рупора, – не надо так волноваться. Мы зашли в Гавану лишь для того, чтобы пополнить запасы угля, после чего непременно продолжим наше плавание. И не надо мешать кочегарам, иначе я вынужден буду принять самые решительные меры. Даю вам честное слово, что до тех пор, пока мы не загрузимся, судно все равно не поднимет якорь!

– А куда вы собираетесь плыть, капитан? – спросил пожилой еврей в строгом черном костюме и не слишком-то уместном в тропиках котелке.

Этот очевидный вопрос поставил Гильбо в тупик. Он опустил рупор и пожал плечами.

– Данный вопрос еще не решен, однако…

И вновь толпа разразилась негодующе-страдальческими воплями, прервав капитана на полуслове.

– Если кубинское правительство согласится принять нас у себя, то незачем грузиться вообще! – кричал один из пассажиров, ближе всех стоявших к ходовому мостику.

– Чушь! – громогласно воскликнул Гильбо. – Порт приписки «Бретани» – Брест, и я в любом случае должен буду вернуться в Европу.

– Но вы можете дать нам гарантии, что ваш пароход отправится в Европу без нас?

После этого возгласа быстро воцарилась тишина, и теперь взоры всех присутствующих были прикованы к французскому капитану. Он сделал эффектный жест – правой рукой указал на небо, а левую прижал к сердцу.

– О вашем возвращении в Европу и речи быть не может. Я обещал доставить вас в безопасное место, и я выполню свое обещание. А теперь прошу всех разойтись по каютам. Желающие позавтракать могут пройти в ресторан.

Еще несколько минут пассажиры возбужденно обсуждали обещание капитана, а потом нехотя стали расходиться. К тому времени разгрузка баржи была уже закончена, однако она не торопилась с отплытием. Те немногие из пассажиров, кто продолжал оставаться на палубе, увидели, как четверо матросов вынесли из подсобного помещения парохода цинковый гроб, после чего стали крепить его к лебедке, намереваясь опустить на баржу.

– Я еду на берег, – тихо, но возбужденно сообщил Эмилии невесть откуда появившийся Вондрачек. – Мне удалось договориться с капитаном, и он предупредил береговые службы о том, что сопровождать умершего в пути пассажира будет его ближайший родственник.

– Вы нас оставляете, комиссар? – так же тихо, но с нескрываемым испугом спросила женщина.

– Я обязательно вернусь, – пообещал Вондрачек и поспешил к бортовому трапу.

Эмилия осталась на месте, провожая печальным взглядом медленно колыхавшийся гроб, осторожно спускаемый вниз. В этом гробу не только покоилось тело обаятельного русского литератора, который так любил ее во времена далекой молодости; в этом гробу словно уместились лучшие дни ее жизни – дни огненных венгерских чардашей, рукоплещущей венской публики, страстной любви и огромных букетов цветов… Как быстро все это стало прошлым и как стремительно это прошлое удаляется все дальше, со смертью каждого из его свидетелей. Кто теперь помнит о бывшей примадонне «Иоганн Штраус-театра»? Стареющая одинокая женщина, единственным достоянием которой является ее дочь. «Красотки, красотки, красотки кабаре, вы созданы лишь для развлеченья…»

Но где же Берта и почему она не вышла на палубу, чтобы проститься с господином Вульфом?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации