Текст книги "Юлия Самойлова. Муза Карла Брюллова"
Автор книги: Ольга Буткова
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава 3. Русская дама из Милана
Страна солнца и красоты
Об Италии Юлия Павловна была наслышана с детства. И о древних городах, и о дворцах, принадлежащих дедушке Юлию Помпеевичу, и о творениях Леонардо да Винчи, что трудился некогда в Милане при дворе дедушкиных предков и написал мадонну в голубом плаще, украшавшую особняк на Миллионной.
Влюбленность в Италию – страну солнца, искусства и любви – Европа переживала и в XVIII, и в XIX вв. Когда великий Гете оказался в Риме, он ощутил, что исполнилось его самое заветное желание.
Новый всплеск всеобщей любви к Италии был связан с появлением книги знаменитой французской писательницы мадам де Сталь «Коринна, или Италия». Женщины разных стран Европы читали ее и понимали: именно здесь, под южным небом, живет любовь и красота. Здесь – прибежище непонятых художников и земля обетованная для тех, чьи сердца стремятся к искусству. Ведь роман уверял их: «В Риме даже простолюдины разбираются в искусствах и со знанием дела толкуют о статуях; картины, монументы, памятники древности, литературные заслуги – любое выдающееся явление искусства становится там предметом всенародного внимания».
Милан в XIX веке
Пришельцы из северных стран благословляли итальянскую погоду, подобно герою романа, британцу Освальду: «Яркое солнце, солнце Италии, засияло ему прямо в глаза, и сердце его дрогнуло от любви и благодарности к небу, которое посылало на землю свои дивные лучи, словно желая напомнить о себе». Они учили наизусть вдохновенные строки Коринны: «Италия, страна солнца! Италия, владычица мира! Италия, колыбель науки, приветствую тебя! Сколько раз человеческий род покорялся тебе, сложив оружие к твоим ногам, преклонив колена перед твоими искусствами и твоими небесами!»
Эти слова повторяла про себя и молодая графиня. Она поселилась в Милане, но никак не могла насытиться Италией и совершала частые путешествия в Рим, Геную, Венецию…
Конечно, Италия оказалась совсем не такой, как в романе мадам де Сталь. Она была грязной и бедной, разоренной войнами, оккупированной австрийскими войсками. Но разочарования не было. Божественное искусство и сияющая природа заставляли забыть обо всем остальном.
Италия оккупированная
Восторженные читатели мадам де Сталь не вполне отдавали себе отчет, что после падения Наполеона Италия переживала не лучшие времена. Первая половина XIX в. принесла множество судьбоносных изменений в жизни страны.
Наполеон был, конечно, завоеватель, но принес в Италию множество либеральных реформ и освободил страну от власти австрийцев. Когда французский император потерпел поражение, Северная Италия снова попала под власть австрийской династии Габсбургов и была оккупирована. В сравнении с австрийцами Наполеон казался итальянцам свободолюбивым и гуманным, о нем вспоминали с сожалением.
Часть населения по природному своему оптимизму не видела в нынешнем положении вещей большой трагедии, другая часть пыталась бороться. Борьба шла с переменным успехом в течение нескольких десятилетий. Восстания вспыхивали и угасали, национальное самосознание росло. Недовольство и сопротивление постепенно увеличивались.
Сама мадам де Сталь с оттенком грусти констатировала: «При современном положении дел итальянцам осталась возможность искать себе славы лишь на поприще искусств». И довольно прозорливо добавляла: «Итальянцы гораздо более замечательны своим прошлым и своим возможным будущим, чем тем, каковы они сейчас».
Гоголь в своем «Риме» выражал огорчение политическим упадком Италии. Однако большинство иностранцев, нежно любивших солнечную страну, не заметили за итальянской веселостью и красотой подспудно зреющего политического сопротивления. Рисорджименто, то есть обновление или возрождение, – так называлось национально-освободительное движение, пронизывавшее все слои итальянского общества и завершившееся наконец объединением Италии и изгнанием австрийцев.
Разумный деспотизм
Наполеон похитил у Франции свободу, которой она пользовалась, в 1800 году, и вернул в нее иезуитов. В Италии он уничтожил злоупотребления и оказывал покровительство всему достойному. Если бы этот великий человек осуществлял свой разумный деспотизм лет двадцать, здешний люд, может быть, дорос бы до двухпалатной системы.
Стендаль. Рим, Неаполь и Флоренция
В. В. Стасов даже впоследствии упрекал Гоголя:
«Ни римлян, ни их князей, ни их молодежи вовсе и не знал Гоголь; он и не подозревал, какие среди них готовились бойцы 1848 года и какая освобождающаяся от австрийцев и папы – Италия!»
Но уж если Гоголь с его чуткой и проницательной душой не разглядел нарождающейся революции, чего ожидать от молодой русской графини? Для нее присутствие оккупационных австрийских войск означало, к сожалению, только возможность общения с блестящими офицерами в красивых мундирах. И она была рада видеть австрийцев в своем доме.
Не будем судить Юлию Павловну за легкомыслие – впоследствии ей пришлось за него поплатиться.
Дом графини
Миланские адреса графини Самойловой хорошо известны. Сразу после приезда в город она могла остановиться в доме графа Литты, палаццо Литта на Корсо Маджента, 24. Это старинный и основательный дом, сохранившийся до наших дней, одна из миланских достопримечательностей – с большими воротами, атлантами у входа, широким балконом, откуда можно обозревать окрестности, а главное – с внушительным гербом рода Литта, который можно разглядеть даже издалека. Находится он неподалеку от знаменитого миланского замка Сфорца, где некогда жили предки графа Литты из герцогского рода Висконти, легендарные правители Милана.
Конечно, Юлия могла оставаться в палаццо Литта, однако у графа были и другие родственники, а потому, чтобы чувствовать себя абсолютно ничем не стесненной, Юлия Павловна предпочла приобрести собственный дом на виа Боргонуово, 20, в самом сердце старого Милана, неподалеку от картинной галереи Брера и театра Ла Скала. Этот изящный особняк XV в. принадлежал вымершему роду итальянских аристократов и носил имя палаццо Бильи вплоть до 1827 г., когда начал называться палаццо Самойлофф. На долгое время стал он приютом муз, где звучала божественная музыка, висели на стенах великолепные полотна. А после смерти графини дом вновь сменил название и стал называться особняк Безоццо.
Был и еще один загородный дом, ныне на окраине Милана, окруженный огромным парком – именно он изображен на картине К. Брюллова «Всадница». Там и сегодня живут потомки графа Литты, а в комнатах стоит мебель, привезенная Юлией Павловной из Петербурга. Обитатели дома до сих пор берегут портреты Юлия Помпеевича и его непутевой наследницы, не желая передавать их музеям. Туда наносят визиты российские историки искусства, однако наследники миланских аристократов секреты свои берегут основательно и к семейным архивам ученых не подпускают.
И была прекрасная «Вилла Джулия» в Белладжио, на озере Комо, где два рукава глубокого синего озера расходятся в разные стороны, словно обнимая землю.
Красота Милана
Милан в первой половине XIX в. сильно отличался от сегодняшнего мегаполиса с его торговыми центрами. В своей знаменитой книге «Рим, Неаполь и Флоренция» Стендаль посвятил Милану множество вдохновенных страниц. Павел Муратов также написал оду Милану в своих «Образах Италии».
Собор, хотя и перестроенный, сохранился до наших дней, в отличие от большей части того старинного Милана, о котором мы знаем лишь по воспоминаниям и гравюрам. Впрочем, кое-что существует и в наше время, и не только улицы и дома, но, главное, ощущение комфорта, окружающего человека на каждом шагу: «Из всех европейских городов в Милане самые удобные улицы и самые удобные и самые красивые внутренние дворы. Квадратные дворы эти окружены, как в Древней Греции, портиком из прекрасных гранитных колонн. В Милане, пожалуй, не менее двадцати тысяч таких колонн: гранит добывают в Бавено на Лаго Маджоре и доставляют по знаменитому каналу, соединяющему Адду с Тессино. Работу по проведению этого канала вел в 1496 году Леонардо да Винчи. Мы, как и все северные страны, были тогда варварами», – писал Стендаль.
Д. Холланд. Миланский собор. Интерьер
Миланский собор
Все эти вечера, около часу пополуночи, я хожу смотреть на Миланский собор. В ярком свете луны церковь эта являет зрелище чарующее, ни с чем в мире не сравнимое. Никогда архитектура не производила на меня подобного впечатления. Этому белому, филигранно выточенному мрамору не хватает, конечно, великолепия и мощности лондонского святого Павла. Людям с врожденным художественным вкусом я скажу: «Это блестящее зодчество – готика, освобожденная от идеи смерти. Она веселость сердца, которому вообще свойственна грусть. А так как архитектура эта, лишенная разумных оснований, кажется воздвигнутой по какой-то причуде, она находится в согласии с безрассудными иллюзиями любви. Замените серым камнем сияющий белизной мрамор, и идея смерти утвердится снова». Но обыватель не понимает этих вещей, они раздражают его. В Италии подобных обывателей немного; во Франции они – огромное большинство.
Стендаль. Рим, Неаполь и Флоренция
Графиня Самойлова, итальянка по воспитанию, вскоре ощутила себя в Милане как рыба в воде. В этом городе она чувствовала себя свободной и легкой: она понимала, что именно здесь могут осуществиться ее мечты о собственном салоне, о жизни в окружении музыкантов и художников.
Дебют в свете
30 января 1828 г. графиня дебютировала на балу-маскараде венгерского магната Баттиньи. Большое впечатление на гостей произвел ее «костюм русской крестьянки» – то есть красное платье с белыми рукавами и вуаль, которая спускалась до самого пола. Не правда ли, именно так должны одеваться русские крестьянки? Во всяком случае, все были очарованы красотой, изяществом и вкусом молодой графини.
Итальянская исследовательница Серена Витале так рисует жизнь графини в Италии: «Вскоре она стала известна как „русская дама из Милана“, прогремевшая своими бурными любовными историями, экстравагантностью, щедростью к бедным и пышностью ее незабываемых вечеров, которые заставляли каналы Навильи, слабое подобие Невы, искриться в ночи песнями и светом».
Именно здесь, в Милане, родилась настоящая графиня Самойлова, в душе которой так изящно сочетались русская щедрость и миланская disinvoltura – то есть свободолюбивое презрение к мнению света.
Неизвестный художник. Портрет Ю. Самойловой. Литография Греведона
Ее знали и любили не только в Милане, но и далеко за его пределами. Так, знаменитый французский писатель Шатобриан вспоминал: «Эта племянница княгини Багратион… все так же она хороша, как была в Риме в 1829 году, когда столь восхитительно пела у меня на концертах». В 1832 г. «русская дама из Милана» дала бал, затмивший маскарад Баттиньи.
Милан светский
Центр светской жизни, по мнению француза Стендаля, располагался не в салонах знати, а в ложах театра Ла Скала.
В чем же причина подобной привлекательности миланцев? Да в том, что здесь никто не собирался ради мнения света маскировать свои чувства или скрывать свои увлечения. И все это было как нельзя более по душе графине Самойловой, ненавидевшей лицемерие.
Даже ревность принимала здесь забавные и безобидные формы – по крайней мере, в интерпретации Стендаля: «Дня два тому назад хозяин одного из этих прекрасных домов, будучи не в состоянии уснуть, прогуливался у себя под портиком в пять часов утра. Шел теплый дождь. И вот он видит, как из маленькой двери в первом этаже выходит некий весьма привлекательный молодой человек из числа его знакомых. Он сразу понял, что тот провел ночь у него в доме. Так как этот молодой человек очень любил сельское хозяйство, муж под предлогом, что надо переждать, пока пройдет дождь, в течение двух часов засыпал его бесконечными вопросами о сельском хозяйстве, прогуливаясь с ним под портиком. Около восьми часов, хотя дождь еще не перестал, муж весьма учтиво распрощался с приятелем и удалился к себе на второй этаж. У жителей Милана сочетаются два свойства, которых мне никогда не приходилось наблюдать вместе и в равной степени: проницательность и добросердечие».
Очарование миланского общества
Захожу в восемь или десять лож. Нет ничего милее, приятнее, достойнее любви, чем нравы миланского общества. Совершенная противоположность Англии: ни одного сухого, унылого лица. Женщин обычно сопровождают их возлюбленные. Безобидные шутки, оживленные споры, громкий смех, но никто не напускает на себя важности. В отношении нравов Милан – это республика, униженная пребыванием в ней трех немецких полков и вынужденная выплачивать трехмиллионную дань австрийскому императору. Наше чванство, которое итальянцы называют sostenuto, наше великое искусство принимать представительный вид, без чего нельзя рассчитывать на общественное уважение, у них вызвало бы предельную скуку. Проникшись очарованием этого милого миланского общества, невозможно от него отрешиться. Многие французы великой эпохи, явившись сюда, добровольно надели на себя цепи и несли их уже до самой смерти.
Стендаль. Рим, Неаполь и Флоренция
Миланское общество не порицало женщину за то, что у нее есть любовник. Оно осуждало лишь ту, которая, расставшись со своим возлюбленным, не заводит нового. Это великодушное, приятное, в высшей степени терпимое к человеческим слабостям общество не прощало только одного – бедности. А уж в бедности графиню Самойлову заподозрить было трудно. Ее лошади, выписанные из России, вызывали всеобщее восхищение. Ее платья служили предметом обсуждения всех миланских модниц. А о вечерах в ее особняке вспоминали месяцами. Тем более что на них частыми гостями бывали великие итальянские композиторы, певцы и музыканты.
Юлия Самойлова в роли хозяйки музыкального салона была поистине великолепна. Стены дома на улице Боргонуово помнят Россини, Беллини, Доницетти. Россини посвятил хозяйке одну из своих пьес из цикла «Музыкальные вечера». Здесь давал свои первые итальянские концерты Ференц Лист.
Разумеется, к графине приходили и соотечественники – поэты Василий Жуковский и Федор Тютчев, художник Сильвестр Щедрин, ученый и публицист Александр Тургенев. Они, как правило, восхищались красотой и художественным вкусом графини, но одновременно ужасались ее эксцентричности и легкомыслию.
Милан музыкальный
Если Италия была самой музыкальной страной Европы, то Милан – самым музыкальным городом Италии. Миланский собор рассказывал о прошлом. Миланский театр Ла Скала говорил о прекрасном настоящем. Музыка по-прежнему являлась предметом национальной гордости итальянцев, едва ли не единственным. Но ни один театр не умел так превращать каждую оперу в пышное и великолепное зрелище, как Ла Скала. Ни в одном театре не было такой блистательной труппы. Каталани, Паста, Малибран…
И практически все иностранцы разделяли чувства Стендаля, отправляясь в Милан, как в музыкальную Мекку: «Выхожу из Скáла. Ей-богу, восторг мой нисколько не уменьшается. Я считаю Скáла первым в мире театром, ибо его музыка доставляет больше всего удовольствия. В зале нет ни одной лампы: он освещен лишь отраженным от декораций светом. Даже вообразить невозможно что-либо более величественное, более роскошное, более впечатляющее, чем все его архитектурные формы. Сегодня вечером одиннадцать раз меняли декорации. Теперь я обречен на вечное отвращение к нашим театрам – вот где отрицательная сторона путешествия по Италии».
В. Беллини. Партитура
Творческий огонь
Поговорим о музыке: только это искусство еще и живо в Италии. Кроме одного-единственного человека (Антонио Канова. – О. Б.), вы найдете здесь таких же живописцев и скульпторов, как в Париже и Лондоне, – людей, думающих прежде всего о деньгах. Музыка, напротив, еще хранит немного того творческого огня, который одушевлял в этой стране сперва Данте, потом Рафаэля, поэтов, художников и, наконец, таких музыкантов, как Перголези и Чимароза».
Стендаль. Рим, Неаполь и Флоренция
Даже сами итальянцы готовы были признать, что художества в XIX в. находятся в упадке – все, кроме музыки. Искусство оперы переживало свой расцвет. Одна за другой появлялись на миланской сцене премьеры опер, которым суждено было на века остаться в репертуаре всех театров мира – новые творения Россини, Мейербера, Доницетти, Верди, Беллини, Пуччини.
Кроме того, в Италии – как нигде в мире – все благоприятствует любви, а ведь музыка сродни любви.
«В Италии жива только музыка. В этой прекрасной стране надо заниматься лишь любовью. Для всех других наслаждений души ставятся всевозможные препятствия. Человек, желающий быть гражданином, умирает здесь, отравленный унынием. Подозрительность гасит дружбу, но зато любовь в Италии пленительна. Повсюду в других странах это лишь копия с итальянского подлинника», – писал Стендаль, один из лучших в мире знатоков изящных искусств и нежной страсти.
И графиня Самойлова с наслаждением окунулась в стихию итальянской музыкальной жизни и любви.
Провал «Нормы»
Графиня стала завсегдатаем Ла Скала и завела множество знакомств в артистическом мире. Ей никогда не был свойственен аристократический снобизм, с певцами и художниками она общалась абсолютно на равных, а потому пользовалась искренней любовью в мире театра. Ее дом был всегда открыт для людей искусства.
Что касается романа графини с тенором Джованни Давидом, о котором судачил австрийский посол Аттиньи, возможно, эти слухи были и небеспочвенны. По крайней мере, сохранились свидетельства о том, что графиня покровительствовала певцу, а от покровительства до любви у нее всегда был один шаг. Впрочем, вполне возможно, что она просто благоговела перед удивительным талантом певца, который являлся живым воплощением итальянских музыкальных традиций – ведь его отец, Джакомо Давид, тоже был настоящим виртуозом и легендой итальянской сцены.
Сохранился заказанный Самойловой портрет Джованни Давида кисти Франческо Хайеца в опере Джованни Пачини «Арабы в Галлии». Заметим, что Хайец был одним из самых знаменитых и модных итальянских художников, так что подарок – знак любви или восхищения талантом – был очень дорогим.
Графиня Самойлова покровительствовала Верди и способствовала успеху его первых опер. В музее театра Ла Скала даже сохранилась часть архива графини: принадлежавшие ей автографы Россини и Доницетти, а также собственноручное письмо графини известному издателю музыкальных произведений Рикорди.
Но наибольшую пищу для обсуждения давало увлечение графини композитором Джованни Пачини.
Мы встречаем его имя в знаменитой книге Стендаля, которую мы цитировали уже не раз: «За роялем сидел молодой композитор Пачини. Подобно Ронкони, он блистает скорее изяществом и живостью, чем силой».
Сегодня имя Джованни Пачини помнят немногие любители музыки. Он был почти что вундеркиндом, первая его опера была поставлена, когда композитору только минуло семнадцать лет. Необычайно плодовитый композитор, Пачини писал по две-три оперы в год, а кроме того, теоретические сочинения о музыке и учебники. Как многие творцы, Пачини обладал несносным характером – обидчивым и самолюбивым.
Д. Верди
В ХХ в. шла только одна опера Пачини – «Сафо», а уже в XXI в. в Неаполе состоялась новая постановка «Последнего дня Помпеи», остальные его творения подзабыты.
А ведь когда-то имя Пачини гремело. И особенно прославилась опера «Последний день Помпеи», написанная в 1825 г. Соперничество Пачини с Беллини и Верди было весьма ожесточенным.
Однако личная жизнь композитора давала не меньше пищи для разговоров, чем его произведения.
Поговаривали о связи молодого Джованни с красавицей Полиной Боргезе, любимой сестрой Наполеона Бонапарта. Сам композитор в своих воспоминаниях лишь таинственно и глухо намекает на некие «связи в высшем свете». Связь была весьма опасной, ибо муж Полины, принц Камилло Боргезе, жену отчаянно ревновал ко всем и каждому – даже к великому скульптору Антонио Канова, который сделал красоту Полины бессмертной, изваяв ее в образе полуобнаженной Венеры.
Решив прервать эти отношения, Пачини уехал в Неаполь и женился там на дочери отцовского друга. Жена подарила ему дочь, но через три дня после родов умерла. И Пачини снова попал в объятия знатной дамы – восторженной русской графини Юлии Самойловой. Пачини был невероятно честолюбив; заботы Юлии Павловны о нем, его семье и успехе композитор принимал как должное.
В Милане считали, что графиня нанимает клакеров для поддержки Пачини и для того, чтобы посрамить соперников. Прием, прямо скажем, не очень честный, но применявшийся в Италии довольно часто.
Так, пристрастность Юлии Павловны стала причиной провала премьеры одной из величайших опер – «Нормы» Винченцо Беллини.
Как известно, в 1831 г. первое представление «Нормы» прошло неудачно, не имело успеха у публики. Мало того, опера была освистана и ошикана.
Маэстро Беллини хорошо знал причину провала и был в ярости. Ведь еще совсем недавно Юлия Павловна Самойлова была столь мила с ним и даже подарила ему дорогие часы. Он в свою очередь посвятил графине вторую редакцию оперы «Бьянка», премьера которой состоялась в 1828 г. в Генуе. Потом Самойлова написала ему трогательное письмо, в котором благодарила за то, что он не верит нелепым слухам о ее связях с Пачини.
А теперь – как не верить?
Она из какой-то своей женской прихоти погубила его детище. С итальянской пылкостью и гневом Беллини восклицал в письме: «Фиаско! Фиаско! Торжественное фиаско!» И пояснял, что всему виной «чудовищная партия», существующая «на огромные деньги, которые тратит эта сумасшедшая… Понятно? Потому что на днях идет опера Пачини… Понятно?..»
В. Беллини
Действительно, через несколько дней должна была состояться премьера новой оперы Джованни Пачини «Корсар». И она была принята публикой куда лучше, чем злополучная «Норма». Так графиня вмешивалась в судьбы итальянского искусства. Время, правда, все равно расставило все по местам.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.