Текст книги "Сталин мог ударить первым"

Глава 32
Фальшь – ярмо на шее потомков

После завершения операции по уничтожению Крым-фронта фон Манштейн, как говорится, не переводя дух, начал перегруппировку войск к штурму Севастополя, который был запланирован на 7 июня.

Вот уже которое десятилетие подряд военные историки убеждают своих наивных читателей в том, что к этой дате у немецкой стороны было:

– «общая численность вражеских войск достигла 230 000 человек, имевших на вооружении 450 танков и более 2000 орудий и минометов, на аэродромах Крыма находилось до 600 самолетов. С моря Севастополь блокировали 19 торпедных и 30 сторожевых катеров и 8 охотников за подводными лодками»;

– «командование 11-й армии сосредоточило под Севастополем 204 000 солдат и офицеров, 2045 орудий и минометов, 450 танков, около 600 самолетов»;

– «в мае на Черное море были переброшены 6 итальянских малых подлодок (полная чушь. – Авт.), для срыва снабжения Севастополя немцы выделили до 150 самолетов»;

– «в июле 1942 г. гитлеровцы имели на Черном море вспомогательный крейсер, 4 эсминца, 3 миноносца, 4 сторожевых корабля, 4 канонерские лодки и 7 подводных лодок (?! – Авт.), 13 тральщиков, 16 торпедных и 30 сторожевых катеров, около 100 самоходных барж и свыше 300 самолетов»;

– «для морской блокады Севастополя немецко-фашистское командование создало специальную группу, состоявшую из самолетов, торпедных катеров и подводных лодок. В мае противник, используя авиацию, приступил к минированию внутреннего рейда и Севастопольской бухты»;

– «для авиационной поддержки третьего штурма враг сосредоточил 600 (в отдельные дни свыше 1000 самолетов, в том числе 700 бомбардировщиков и 200 истребителей)»;

– «авиация противника ежедневно совершала 600—1000 самолетовылетов».

Тогда как, по тем же многочисленным источникам, у советской стороны имелось:

– «гарнизон Севастополя насчитывал 120 000 человек при 606 орудиях, 1999 минометах, 38 танках и 109 самолетах»;

– «защитники города смогли противопоставить врагу гораздо меньше: 106 000 бойцов, более 600 орудий и минометов, 38 танков и 53 самолета»;

– «общая численность личного состава боевых частей войск Севастопольского оборонительного района составляла 106 625 человек, 606 разных артиллерийских орудий, 38 танков, 109 самолетов»;

– «в то время Черноморский флот насчитывал линейный корабль, 4 крейсера, лидер, 7 эсминцев, 5 канонерских и 41 подводную лодку (!!! – Авт.), 62 торпедных катера, 3 минных заградителя, 30 тральщиков и другие корабли, а также 216 самолетов».

(Взято из разных печатных изданий, уже называемых в книге, а также см. сборник «Музей героической обороны и освобождения Севастополя». Симферополь, 1978; с. 103.)

Очень любопытна таблица соотношения сил в книге генерала Моргунова «Героический Севастополь» (с. 313); в ней, в частности, утверждается:

– Пехотных батальонов было у советской стороны – 70 общей численностью 106 625 человек, у немецкой – 87 общей численностью 203 800 человек. Соотношение 1:1,9.

– Противотанковые орудия: 189 советских и 655 немецких. Соотношение 1:3,5.

– Орудия 75 мм и выше: 417 советских и 670 немецких. Соотношение: 1:1,5.

– Танки: 38 советских и 450 немецких. Соотношение: 1:12.

– Самолеты: 115 советских и 600 немецких. Соотношение: 1:5,2.

Фальшь, растиражированная однажды, превратилась в тягчайшее ярмо на шее потомков; но упади это ярмо – и от былого величия жертвенной борьбы «до последней капли крови», от бесчисленных подвигов и славы НЕ останется ровным счетом ничего… разве что насилие одних людей над другими, использование их в бойне во имя защиты интересов тех, кто останется у Власти…

И если, как указывалось выше, «общая численность вражеских войск достигла 230 000 человек», то отчего же тогда погибает там их больше, чем якобы имеется?!

Вот цитата: «В борьбе за Севастополь противник потерял до 300 тыс. человек убитыми и ранеными». Эти слова принадлежат контр-адмиралу И. Русанову, заместителю начальника кафедры оперативного искусства ВМФ ВАГШ ВС РФ (см. «Морской сборник» № 5 за 2002 г., с. 28).

Или: «В июньских боях под Севастополем немецко-фашистские войска понесли большие потери. Только за последние 25 дней боев противник потерял до 150 000 солдат и офицеров, более 250 танков, до 250 орудий и более 300 самолетов. Всего за время обороны враг потерял под Севастополем до 300 000 убитыми и ранеными, свыше 370 танков, более 350 танкеток и бронемашин, 760 орудий, около 600 самолетов, около 2000 минометов и много другого вооружения» (Сб.: «Черноморский флот России». Под редакцией адмирала В.П. Комоедова; с. 252).

Или: «Серьезный урон противнику наносила и авиация Черноморского флота, действовавшая в исключительно трудных условиях базирования при ограниченном составе сил. За период третьего штурма Севастополя 3-я особая авиагруппа совершила 3144 самолетовылета, в воздушных боях сбила 61 вражеский самолет и 70 повредила, на аэродромах уничтожила 43 самолета и 29 повредила. Авиагруппа уничтожила 87 танков, 312 автомашин, 82 повозки». (Там же, с. 253)

Благодаря советским «историкам» и их бездумно переписывающим последователям только за несколько дней боев доблестная Красная армия и ЧФ уничтожили больше сил противника, чем тот имел за всю Крымскую кампанию! Так отчего же тогда освобождение Крыма стоило сотен тысяч жизней русских, украинцев, татар, белорусов и других народов страны?!

Задумайтесь, отчего, приводя подобные «цифры», нам не говорят о потерях с советской стороны при обороне Севастополя?

А может, как раз названные цифры «немецких потерь» и есть потери советских матросов и солдат действующей армии под Севастополем, не считая потерь штрафбатов и штрафрот?!

…Если поправить советских историков и военачальников-фальсификаторов – так называемых ведущих участников обороны Севастополя, отсиживавшихся на Кавказе, то получим следующую картину. Численность вермахта всех трех корпусов 11-й армии генерал-полковника (с 1.01.1942 г.; генерал-фельдмаршалом он станет с 1.07.1942 г.) фон Манштейна оставалась в пределах 6 дивизий, т. е. по 2 дивизии на каждый корпус. Но к ним прибавилась румынская армия, имевшая в своем составе 3 кавбригады и 3 горные дивизии, которые с начала боев в Крыму уже потеряли почти 2/3 своего личного состава. Даже вместе с румынами количество войск не превышало 140 000 человек (более реальная цифра – 75 000 человек вермахта). Я повторяюсь? Да, но это единственный способ донести истину до читателя, заставить его думать, думать, думать и сопоставлять…

За время, пока фон Манштейн просчитывал возможное развитие ходов будущей военной операции, он несущественно, но все же пополнил свои силы. Во-первых, за счет побывавших в Германии (либо в санаториях Украины) и подлечившихся от ранений солдат и офицеров, во-вторых, ему были выделены в резерв 2 моторизованных полка и… ни одной танковой части. С воздуха армию продолжал поддерживать корпус люфтваффе, но его задача уже была нацелена скорее не на Севастополь, ведь ожидался приказ переброски корпуса в излучину Дона.

В Крыму действительно скопилось около 450 (а не 600) бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей, а также вспомогательной авиации, которые уже почти не участвовали в налетах на Севастополь. Хотя бы по той причине, что фон Манштейн к этому времени разрушил многие узловые оборонительные сооружения вокруг города, подавил крупнокалиберные батареи, уничтожил основные запасы, находившиеся в арсеналах, уничтожил нефтебазы, узлы связи и командные пункты.

Поэтому даже такое количество самолетов в этой спланированной операции не выгодно не только с тактической стороны, но и с чисто материальной. Что-что, а фон Манштейн, в отличие от красных командиров, умел считать боеприпасы, бензин, вооружение, боевую технику, свои потери и потери противника.

К слову, Севастополь не был блокирован и ВМС Румынии по причине того, что командование румынских ВМС знало, что их сил не достаточно, чтобы справиться с эскадрой ЧФ. Однако эскадра ЧФ в июне 1942 г. почти не участвовала в обороне Севастополя, выполняя главную задачу, о которой говорилось выше.

Обезопасив свой тыл, командующий 11-й армии вновь вернулся к оставленной задаче – штурму Севастополя.

3 июня 1942 года его войска нанесли по крепости мощный артиллерийский удар, задействовав в общей сложности 1300 орудий. Боевые действия осуществлялись при поддержке авиации 8-го воздушного корпуса.

Между станциями Бель бек и Биюк-Сюрень, буквально в 70 м от дома управляющего, в котором останавливался фон Манштейн, под горой была размещена особая батарея вермахта. То были осадные орудия «Гамма», «Карл-60» калибра 420 мм с дальностью стрельбы 48 км 5-тонными снарядами. А также осадное орудие «Дора» («Густлов») с дальностью стрельбы 37 км 7-тонными снарядами. Расчет этого орудия составлял 500 солдат и офицеров в обслуживании и 420 – непосредственно осуществляющих ведение стрельбы. Штатная категория командира батареи – генерал-майор; ему подчинялись батареи «Гамма» и «Карл». Эти орудия пугали воображение советских историков; тогда как польза от них немцам была смехотворная. Семью выстрелами «Дора» уничтожила башни форта Молотов, а «Карл» уничтожил башни 30-й батареи – форт «Максим Горький» в Мекензиевых горах.

Тогда же 30-й корпус совместно с румынским корпусом закрепился на Орлиной высоте у Сапун-горы; а тылы и склады находились в Темной балке и Камышлах. 54-й армейский корпус двигался по долине речки Бельбек; в его составе были: 132-я и 22-я пехотные дивизии, 50-я румынская дивизия и бригада специального назначения под командованием генерал-майора Циглера, под руководством которого совсем недавно была осуществлена блестящая десантная операция в районе Феодосии, что обеспечило успех 5 (из 6 дивизий) 11-й армии в разгроме трех (!) советских армий на Керченском плацдарме.

Вот умышленно забытая секретная страница военной истории интересующего нас периода; из секретов вокруг трагедии Черноморского флота времен Второй мировой войны можно написать несколько внушительных книг; впрочем, для их опубликования и восприятия нужен иной менталитет: менталитет НЕ уничтоженного и НЕ униженного русского человека.

Одной из важнейших операций генерал-майора Циглера была утвержденная фон Манштейном операция по уничтожению туннеля арсенала Черноморского флота, который был прорыт в 30-е годы ХХ века в Севастополе ценой неимоверных усилий советских рабов-заключенных от поселка Голландия до Аполлоновой бухты (где ныне расположен хорошо известный севастопольцам и черноморцам «тринадцатый судоремонтный завод ЧФ»), к которой примыкает Угольная пристань, проходя под дном бухты. Уникальный и единственный в своем роде проект, его можно сравнить разве что с туннелем, прошедшим под Ла-Маншем и соединившим Англию и Францию, – но это произошло уже во второй половине ХХ века, причем с помощью новейших технологий. В основу же строительства туннеля под бухтой был положен разработанный в конце XIX века русскими учеными и инженерами уникальный проект строительства туннеля между Чукоткой и Аляской через Берингов пролив, о чем также нашим «историкам» не известно! Процесс эксплуатации был таков: железнодорожные составы прибывали на Угольную пристань, затем отдельно каждый вагон с боеприпасами спускался с гидравлической горки (тормоза железнодорожники проще называют «горки») в туннель, сопровождаемый двумя мотовозами. Снаряды, бомбы, мины, гранаты и торпеды разгружались и складировались частью в нишах туннеля, но большей частью доставлялись в штольни арсенала. Функционировать секретный арсенал боеприпасов начал еще за два года до начала войны. Саперы и диверсанты бригады Циглера вместе со своим командиром сумели со стороны поселка Голландия и Цыганской железнодорожной туннели двумя группами проникнуть в ночное время на территорию арсенала, а далее – в туннель, заминировав его. Операция произошла столь профессионально, что находившиеся на отдыхе бойцы из флотского караула не услышали, как немецкие солдаты десантно-штурмового отряда (диверсанты) одного за другим ликвидируют караульных, а саперы минируют объект. Когда десантники бесшумно вышли на возвышенность и направились в сторону Мекензиевых гор в расположение своих войск, за их спинами раздался чудовищный взрыв. Те, кто не спал в ту ночь по обе стороны, на Северной и на Корабельной, увидели как над бухтой поднялся вал воды высотой выше видневшихся естественных возвышенностей, гигантские волны ударили о Графскую пристань и сорвали сети боновых ворот у Константиновского равелина.

Июнь 1942-го был тяжелейшим месяцем для защитников Севастополя. На рассвете 27 июня внезапно был высажены тщательно подготовленные морской и воздушный десанты под командованием генерал-майора Циглера, закрепившиеся на плацдармах центральной части города. Затем корректировщики среди десантников начали корректировать огонь артиллерии и авиации, и началась мощная артиллерийская и авиационная подготовка.

После чего войска Эриха фон Манштейна перешли в наступление и через какое-то время его авангардные части ворвались в город.

И тогда командованием ЧФ было принято решение послать в Севастополь эсминец «Совершенный», за ним – эсминец «Свободный», транспорт «Абхазия» и судно «Гюйс», чтобы те доставили боеприпасы и вывезли оставшийся командный состав. Но кораблям прорваться не удалось. За время обороны города советские корабли выполнили 407 стрельб и израсходовали более 12 000 снарядов. Характерно, что количество погибших солдат вермахта от артиллерийских налетов советского флота было практически равно… нулю. Отсутствие корректировки (а вы уже знаете, где и для чего были собраны корректировщики) делало невозможным попадание по конкретным целям, оттого снаряды с кораблей и пахали горячую крымскую землю, калечили и убивали мирных жителей Бельбекской долины.

Последним надводным кораблем, прошедшим в Севастополь, был лидер «Ташкент» под командованием капитана 3-го ранга Василия Николаевича Ерошенко. В ночь на 27 июня на нем вывезли 2000 раненых солдат и командиров заградотрядов, которые взяли на борт обрывки полотна знаменитой панорамы «Оборона Севастополя 1854–1855 гг.».

Многими историками и командованием ВМФ, партийными и советскими руководителями утверждалось, что когда началась война на Крымском полуострове, то территория Исторического бульвара, на котором находится знаменитый 4-й бастион и панорама, были объявлены «территорией вне войны», т. е. немцам предлагалось совершить гуманный акт: не бомбить знаменитое сокровище – полотна основоположника русского панорамного искусства художника-баталиста Франца Алексеевича Рубо (1856–1928), написавшего панораму «Оборона Севастополя» к 1905 году, к 50-летию Крымской войны. И Эрих фон Манштейн также подтвердил мне, что ни одна бомба, а в этом его заверял и генерал фон Рихтгофен, командир 8-го авиакорпуса, не упала на территорию Исторического бульвара.

Но некоторым особо приближенным к власти известно было другое, о чем поговаривали в тесных кремлевских кругах: что Мехлис отдал спецприказ подразделениям ГУГБ, сотрудники которых вместе с подготовленными для подобных целей летчиками небезызвестного чекиста генерала И. Серова на самолетах немецких образцов нанесли бомбовый удар по Историческому бульвару, в результате чего пострадала панорама. И это также закрытая страница той чудовищной войны. Наш читатель НИЧЕГО не знает об этом генерале и его отрядах головорезов! – утверждаю с полной ответственностью за свои слова. Потому что если бы знали хотя бы частично об их злодеяниях против собственного народа, то поняли: кого еще следовало бы судить в ходе Нюрнбергского трибунала!

Севастопольцы, пережившие не только оборону, но и оккупацию (по словам очевидцев, находящиеся тогда при немцах жители Корабельной стороны чувствовали себя более защищенными, чем при красной оккупации в 20—30-е годы), – утверждают, что во время этой бомбардировки несколько бомб упало около памятника генерал-лейтенанту графу Эдварду Иоганновичу (а не Эдуарду Ивановичу, как его именуют!) Тотлебену, но повреждений не произошло, разве что осколок попал в бедро монументального солдата с винтовкой наперевес. Это отверстие было вплоть до конца 50-х гг. (я сам хорошо это помню; еще и сейчас видна «заплатка»); а экскурсоводы, в том числе и бывшие комиссары бригад морской пехоты, а после войны – полковники в отставке Николай Евдокимович Ехлаков и Арам Исаакович Сунгурьян, с упоением рассказывали о том, как «фашистские звери» разбили панораму и с памятника генералу Тотлебену, немцу по происхождению, срезали голову и что весь период оккупации статуя так и простояла изуродованной. Только жители Севастополя и окрестных сел знают и помнят, что этот акт вандализма произведен в одну из июньских ночей 1942 года руками сотрудников госбезопасности. Людям по радио и через местную печать тогда «разъяснили», что голову на памятнике срезало осколком во время бомбардировки.

Глава 33
Надежда возлагается на… обреченных

К началу сражения, или, как называют советские историки, третьего штурма Севастополя, численность оборонявшихся в городе-крепости солдат и моряков флота и Приморской армии достигла 230 000–250 000 человек.

Но обратимся еще раз к свидетельству непосредственного участника тех трагических событий, генерал-фельдмаршала фон Манштейна. Его рассказ о боевых действиях в 1942 году под Севастополем для одних читателей может являться выдумкой, для других – правдой, в зависимости от восприятия. Не стану навязывать свои суждения, как читать и воспринимать нижесказанное. Склонившийся над разложенными перед нами картами из его домашнего архива, показывает и рассуждает Эрих фон Манштейн:

– Наступление на севере должен был вести 54-й ак в составе 22-й Нижнесаксонской пехотной дивизии во главе с генерал-лейтенантом Вольфом, 24-й пд во главе с генерал-лейтенантом бароном фон Теттаном, 132-й лпд во главе с генерал-лейтенантом Линдеманном, 50-й пд во главе с генерал-лейтенантом Шмидтом и усиленного 213-го пп 22-й дивизии под командованием полковника Хитцфельда (который впоследствии захватит 30-ю батарею капитана Александера у поселка Любимовка. – Авт.). Численный состав наших дивизий, не имевших пополнений после боев на Керченском плацдарме, которые по штату должны иметь 15 860 (вернее – 15 859), на самом деле имели от 8000 до 10 000 человек, а в 132-й лпд количество солдат и офицеров было немногим более 6000. Считаешь? Ну и как?

Я приказал 54-му корпусу сосредоточить свои силы на высотах севернее восточной оконечности бухты Северной. Участки укрепрайона необходимо было подавить огнем, чтобы взять их с тыла. Левый фланг корпуса должен овладеть высотами у села Гайтаны и юго-восточнее его, чтобы обеспечить наступление румынского горного корпуса.

Наступать на южном участке я поручил 30-му ак в составе 72-й пд во главе с генерал-лейтенантом Мюллером-Гепгардом, 170-й пд во главе с генерал-лейтенантом Зандером и 28-й легкой пд во главе с генерал-лейтенантом Зингубером. 30-й корпус должен был захватить исходные позиции и артиллерийские НП с целью дальнейшего наступления к Сапун-горе. Но прежде нужно было овладеть первой линией обороны противника на рубеже Северный нос – Камары. Для выполнения этой задачи 72-й пд было приказано наступать по обе стороны шоссе на Севастополь. А 28-й лпд – захватить северную гряду восточнее Балаклавской бухты. 170-ю пд оставили в резерве. Местность там, как ты знаешь, резко пересеченная, так что каждый обязан исполнять точную и хорошо просчитанную конкретную задачу. Румынский горный корпус должен был сковывать противника перед своим фронтом. Румынская 18-я дивизия – прикрывать наступление левого 54-го ак. Южнее 1-я румынская горная дивизия должна была поддерживать наступление северного фланга 30-го ак в районе Сахарной головки.

Что касается артиллерийской подготовки самого наступления, то мы отказались от огневого налета, это, если тебе известно, излюбленный прием нашего противника. Во-первых, ситуация была не та, да и боеприпасов не хватило. Потому артиллерия вела корректируемый огонь за пять дней до начала наступления пехоты. После, во время корректировочного огня, начал работать 8-й авиакорпус, совершая непрерывные налеты на военные и военно-тыловые объекты Севастополя, на портовые сооружения и аэродромы.

Главное командование предоставило в наше распоряжение мощные огневые средства. На позициях 54-го ак начальник артиллерии генерал Цукерторт имел в своем подчинении 56 батарей большой мощности и 40 батарей легкой артиллерии, 18 минометных батарей, их обслуживали солдаты 10-го и 14-го дивизионов. Знаю, что после войны было много разговоров о знаменитой пушке «Дора» калибра 800 мм, спроектированной для разрушения сооружений линии Мажино. Но ее эффективность невысокая, так, грозная игрушка. Однако «Дорой» был поражен склад боеприпасов на Северной стороне и несколько незначительных объектов. Артиллерией 30-го ак командовал генерал Мартинек, австриец по национальности. Он погиб, командуя впоследствии корпусом. А в 30-м ак он просто-таки блестяще организовал использование артогня, почти все снаряды дивизионов поражали цели противника. В его подчинении в двух дивизионах было 25 батарей. 30-му корпусу был придан 300-ый отдельный батальон танкеток, которые, к сожалению, оказались совершенно бесполезными в боях (а не танки, как указано в мемуарах и на картах у высоты 555,6, где написано «72-я пд с танками»; это между Варнуткой – Биюк-Мускомья – совхозом «Благодать». Танки туда, на крутые, густо поросшие горы, просто НЕ залезут! В этих местах лишь в конце 70-х годов ХХ века построили дорогу Ялта – Севастополь, пробивая между гор целые пласты грунта. – Авт.) Да, еще румынский горный корпус имел 20 батарей.

Хорошим подспорьем для артиллерии было и то, что командир 8-го авиакорпуса генерал фон Рихтгофен выделил для наземных боев четыре зенитно-артиллерийских полка. В Севастополе мы показали высокий уровень массированного применения артиллерии по конкретным целям противника.

Командование 54-го ак силами 132-й лпд предприняло на правом фланге своего корпуса наступление через долину реки Бельбек на высоты, расположенные южнее, оставляя в стороне плацдарм противника в районе Любимовки. А левее 22-я пд наносила удар с востока южнее той же реки Бельбек через ущелье Камышлы, обеспечивая тем самым 132-й пд оперативное преодоление долины реки. 50-я пд наступала из Темной балки через Камышлы и наносила удар в юго-западном направлении. На левом фланге корпуса 24-я пд продвигалась на Гайтанские высоты. Левый фланг этой дивизии прикрывался румынской 18-й пд.

В первый день при поддержке артиллерии и 8-го авиакорпуса, совершавшего постоянные налеты на позиции противника, удалось преодолеть Камышлы, перекрыть долину реки и закрепиться на господствующих высотах по линии Мекензиевы горы – Любимовка и сделать рывок в сторону Бартеньевки. На южном фланге 30-й ак, как и планировалось, захватил обе стороны севастопольской дороги, чтобы через несколько дней начать наступление главными силами.

13 июня солдатам 16-го пп под командованием полковника фон Холтица из 22-й дивизии удалось овладеть фортом «Сталин». Ценой больших потерь удалось вклиниться в оборонительный рубеж на севере и захватить оборонительные сооружения «ЧК», «ГПУ», «Сибирь», «Волга». В ожесточенных боях 72-я пд овладела укрепленными пунктами «Северный нос», «Гора Капелла», «Руина», а 170-я дивизия заняла наконец-то Камары.

Второй этап наступления начался 17 июня. Сражения достигли особого напряжения. 1-я румынская горнострелковая дивизия после многократных безуспешных атак овладела Сахарной головкой. 28-я лпд с боями медленно продвигалась в прибрежных горах. Каждый успех добывался с трудом и с неимоверным упорством. А противник все не ослабевал, казалось, его силы неистощимы.

Командование 54-го ак отвело с фронта 132-ю лпд, заменив ее пехотные полки, понесшие тяжелые потери, полками 46-й пд с Керченского плацдарма. Вместо 46-й дивизии там должна была появиться 24-я пд. В это время поступило сообщение из ОКХ, и, пожалуй, меня впервые начали торопить с проведением наступления, чтобы снять 8-й авиакорпус с Крыма и перевести его для наступления на Украину. Но я считал, что наступление при любых обстоятельствах должно вестись до окончательной победы, а для этого 8-й авиакорпус нужен в Крыму. Мне удалось отстоять свою точку зрения. Но силы полков иссякали, а ОКХ требовал дать гарантию о скором падении города-крепости. Тогда я попросил выделить нам хотя бы три пехотных полка. ОКХ дал согласие, полки должны были подоспеть по крайней мере к последней фазе схватки.

Корпуса моей армии, пользуясь преимуществом наступающих, по своему усмотрению выбирали направление главного удара, ставя тем самым противника перед фактом внезапности. Это правило я использовал на протяжении всей Второй мировой войны. Тем самым исключался шаблон в действиях командиров. Большая самостоятельность гарантировала и то, что подчиненные генералы не стремились мне угождать.

Командование 54-го ак, введя в бой 213-й пп и 24-ю пд, развернуло фронт на запад. 213-й пп под командованием полковника Хитцфельда захватил броневую батарею «Максим Горький-1».

Наступая, 22-я дивизия овладела скалистыми высотами, обрывающимися у северного берега бухты. На стыке между 22-й и 50-й пд шли ожесточенные сражения за железнодорожный туннель, так называемый Цыганский. После того, как нам наконец удалось овладеть им, оттуда вышли сотни солдат и матросов, а вслед за ними большое количество гражданского населения: мужчины, женщины, дети. Особенно трудным оказалось выбивать противника из его последних укрытий на северном берегу бухты…

К 26 июня 1942 года наша 11-я армия захватила весь внешний оборонительный обвод крепости; а противник был загнан внутрь ее. Командованию армии довелось в сжатые сроки решать, как прорвать внутренний пояс обороны… В последние дни июня вновь отличилась бригада генерала Циглера. Его саперами и был взорван подводный туннель арсенала Черноморского флота.

Нам было известно, что командование крепости официально заявило о невозможности рассчитывать на эвакуацию войск из Севастопольской крепости. Однако, по сведениям нашей разведки, и мы это знали, командование крепости и ЧФ, а также чекисты и командование заградотрядов на советских подлодках тайно покидает Севастополь, практически бросая на произвол судьбы защитников города. О подобной подлости я слышал еще не раз… Возглавлять оборону оставались те чекисты и комиссары, которые были рангом поменьше… да знали: отступать некуда, потому что немцы их расстреляют за их преданность советской власти, а бежать на Кавказ – они будут расстреляны своими как предатели. Именно на этих обреченных и возлагалась надежда обеспечить задержку противника, пока все комиссары, чекисты, адмиралы и генералы сбегут на безопасный Кавказ.

…После того как 22-я пд закрепилась на берегу Северной бухты, я прибыл в полки этой дивизии. Перед нами лежала бухта шириной около 1000 м, в которой в свое время стояли на якоре мощные флотские эскадры, а на противоположной стороне виднелся легендарный еще по Крымской войне 1854–1856 годов Севастополь. Тогда подумалось, что именно с северной стороны, откуда противник меньше всего ожидает, и необходимо начать захват Севастополя. Так и оказалось: никто не думал, что мы будем форсировать бухту. И чтобы еще больше сбить с толку, в считанные часы было имитировано «генеральное наступление» на позиции Сапун-горы.

Однако к вопросу форсирования в штабе 54-го ак отнеслись настороженно; некоторые подчиненные командиры дивизий высказывали сомнения: как преодолеть широкую морскую бухту на штурмовых лодках на виду хорошо оборудованных и оснащенных высот южного берега? Приводили аргументы: моряками давно пристреляны цели из городской части по Северной. Ведь следовало каким-то образом через обрывистые скалы доставить на берег штурмовые лодки, погрузить в них штурмующие батальоны; тогда как доступ к берегу шел через несколько глубоких ущелий, нет сомнений, что противник с противоположного берега просматривал и держал их под огнем. Но этот рискованный план мог стать залогом удачи…

Буквально через несколько дней я беседовал с оказавшимся в плену советским генералом Новиковым, который мне рассказал, что именно за те 2–3 дня, когда я обсуждал ситуацию со своими подчиненными офицерами, он докладывал руководству Черноморского флота и Приморской армии свое мнение, что наш 54-й корпус будет форсировать Северную бухту, предварительно высадив морской десант по типу Феодосийского. И, как ты думаешь, что он услышал в ответ? – что за подобные разговоры он, Новиков, будет расстрелян… Это была армия… армия… не подберу слова, чтобы оно не прозвучало обидно… солдатам, матросам и командирам настолько забили сознание, что они с презрением относились к понятию гибель, их собственные жизни не стоили для них ничего… как будто воевали не люди, а обреченные марионетки… «Я тоже презирал смертельную опасность, – сказал мне генерал, – но, невзирая на реальную угрозу, озвученную комиссаром госбезопасности 2-го ранга в мой адрес, заявил, что для того, чтобы не допустить форсирования немцами Северной бухты, необходимо перебросить в городскую часть с Сапун-горы и Максимовой дачи имевшуюся там артиллерию. Но…никто не хотел слушать…» Рассказ этого русского патриота генерала Новикова спустя всего несколько минут подтвердил на допросе взятый в плен и комиссар госбезопасности.

После того как я отдал приказ о форсировании Северной бухты, все штабы немедленно взялись за его воплощение, особенно старались саперы и пехотинцы.

Еще за сутки до этого 50-я дивизия форсировала реку Черная и заняла станцию и поселок Инкерман. Здесь произошла трагедия, еще раз показавшая чудовищный фанатизм большевиков и чекистов. Высоко над станцией поднимается длинная, уходящая далеко на юг скалистая стена, в которой имелись огромные галереи и штольни, служившие винными погребами завода шампанских вин. Там оставались еще большие запасы шампанского, но большевики создали там склады боеприпасов, разместили десятки тысяч раненых и бежавшего гражданского населения. Когда части 50-й дивизии ворвались на станцию, вся огромная скала, нависающая над Инкерманом, задрожала от чудовищной силы взрыва. Стена длиной 500–700 м и высотой до 75 м обрушилась, похоронив под своими громоздкими обломками десятки тысяч раненых матросов, солдат и гражданских. Неужели такова цена преданности режиму? Ведь те, кто взорвал своих сограждан, остались в живых и на свободе… Знали ли те, кто погребен, что они обречены? …а крымчане, когда пьют шампанское, вспоминают ли этих несчастных, безвинно убиенных Советами, или даже не знают, а? …молчишь…