Текст книги "Авантюристы"

Глава 2

Через несколько дней по городу поползли упорные слухи: якобы в доме небезызвестного пана Кравчика гостит некая молодая kobieta[22]22
  Женщина (польск.).


[Закрыть], весьма красивая, благородная и благовоспитанная. Она в спешке покинула Москву, мол, генерал-губернатору не нравилось ее излишняя популярность в светских кругах, затмевающая его молодую красавицу супругу. Да и вообще негоже державе – победительнице в войне с Францией, привечать всяких там незаконнорожденных отпрысков Наполеона, хоть и обаятельных.

Лодзь бурлил, новость передавалась из уст в уста, обрастая все новыми интимными подробностями. Договорились до того, что сия особа состоит в любовной связи с самим паном Кравчиком: иначе как бы она оказалась в его доме? Перезрелые девы и вдовы в срочном порядке сметали в галантерейных лавках модные кружева и тесьму, в суконных лавках – шелковый муар, не говоря уже об обуви – обувщики ликовали: никогда за последние пятьдесят лет, если только вспомнить нашествие Наполеона, туфли на венском каблуке не раскупались в таком количестве! Но зачем?! На этот вопрос никто не мог ответить… Возможно, понравиться пану Кравчику, ставшему в городе столь популярным, что даже юные девушки находили его не лишенным привлекательности и хороших манер, не говоря уже об их почтенных матушках.

И в этот самый момент, когда любопытство горожан достигло своего апогея, таинственная piekna kobieta[23]23
  Красавица (польск.).


[Закрыть] пригласила всю знать города на костюмированный бал в доме господина Кравчика, причем в приглашении было указано: вход только в маскарадных костюмах.

Приглашенные лодзяне пришли в неописуемый восторг, почувствовав себя тем самым весьма значимыми и уважаемыми особами, если сама внучка Бонапарта прислала им приглашение на бал, да еще и подписанное собственной рукой.

Мужчины, томимые ожиданием увидеть прелестную особу, доселе пребывающую в доме Кравчика, дошли до того, что споры и ссоры по поводу дамы-инкогнито чуть было не закончились плачевно: за городом состоялись три дуэли подряд! Но, слава Богу, сии мероприятия закончились мирным путем: дуэлянты удовлетворились взаимными извинениями, пожали друг другу руки, договорившись встретиться на балу, обещая состязаться лишь на благотворительных торгах в пользу детского приюта в Смоленске, откуда и была родом дама-инкогнито.

* * *

Дамы и их кавалеры, облаченные в изысканные карнавальные костюмы, увешанные всевозможными драгоценностями, под сенью масок, в назначенный час переступили порог вожделенного дома, предъявив приглашение лакеям, весьма плотного телосложения, похожим скорее на отставных военных или полицейских.

Гости вошли в залу, – освещенную тысячью свечей, закрепленных в люстрах из венецианского стекла, – в центре которой стоял мужчина в костюме восточного шейха и маске, усыпанной жемчугом, и лишь по его роскошным усам вошедшие признали в нем хозяина дома.

– Господа! Я рад видеть вас на маскараде! Надеюсь, вы весело и беззаботно проведете сегодняшний вечер, – сказал он короткое приветствие, и тут же заиграла мазурка.

Мужчины, не растерявшись, подхватили своих дам, и закружились в вихре танца. На балконе второго этажа появилась женщина в наряде королевы: ее голову украшала диадема ослепительной красоты, волосы были убраны на затылке в пучок, собранный в золотую сетку, усыпанную драгоценными камнями, платье же свободно ниспадало с плеч и переливалось при каждом шаге оттенками сине-голубых цветов, лицо же скрывала маска в виде бабочки.

Зал замер: неужели это она – таинственная внучка Бонапарта? Пробежал легкий шепот, приглушаемый шелестом дамских вееров. Мужчина небольшого роста, облаченный в бархатный костюм пажа, гордо нес шлейф за королевой. Она же грациозно спустилась с бельэтажа под восторженные возгласы гостей, перекинула шлейф через левую руку, вышла в сопровождении пажа на середину зала, – вновь грянула музыка, – и они, подавая пример гостям, начали танцевать.

Мужчины, увлекая своих партнерш, все ближе и ближе к королеве бала, пытались разглядеть ее лицо, но – тщетно: маска и серебристая вуаль, ниспадающая с нижних крыльев бабочки, делали это невозможным.

После третьего танца, польки, в зале появились лакеи, облаченные в нежно-лиловые ливреи, с серебряными подносами в руках, уставленными различными прохладительными напитками, винами и мороженным.

Разгоряченные танцем и впечатлением дамы с удовольствием принялись за мороженное, их кавалеры – за вина. Вскоре, еще более разгоряченные, – польская аристократическая кровь бурлила через край, – мужчины стали приглашать на танец королеву бала. Та же не отказывала, а напротив, извлекла из складок просторного наряда крохотную записную книжечку и карандаш, записала всех претендентов по названию их костюмов: предположим, пират или эльф, маг-чародей, лев и тому подобное.

Мария кружилась в вихре венского вальса с неким господином, облаченным в костюм средневекового монаха-августинца. Августинец, не собираясь соблюдать воздержание и благочестие, как и было положено когда-то его собратьям по oрдену, нежно нашептывал королеве по-французски:

– Вы просто восхитительны. Запах ваших духов пьянит и толкает на необдуманные поступки. Умоляю вас, откройте свое прекрасное лицо…

– О, нет, месье! – возразила королева. – Вы желаете недозволенного и запретного, ведь мы – на маскараде. И все здесь скрывают лица. Отчего же я должна сорвать маску?

– Я жажду видеть вас, мадам!

– И что же! Многие этого хотят! Если я откроюсь перед вами, другие мужчины почувствуют себя обманутыми. Потерпите: скоро будут благотворительные торги в пользу детского Смоленского приюта, я буду вести его без маски.

* * *

Королева, утомленная вереницей поклонников, а более их назойливостью уделить внимание наедине, успела лишь отпить минеральной воды из бокала, как перед ней предстал кавалер в костюме французского полковника времен Наполеона Бонапарта.

Высокий стройный мужчина, видимо, в летах, не менее сорока, – Мария прекрасно научилась определять возраст поклонников еще в России, – слегка седоватый, что придавалo его облику еще более благородства, шарма и аристократизма, с перевязанным глазом черной шелковой лентой «а ля Кутузов», подхватил ее за талию и закружил среди множества пестрых пар.

Королева почувствовала непреодолимое влечение к полковнику-бонапартисту и покорно последовала за ним. Он же, изрядно закружив даму в танце, как бы невзначай, увлекая на балкон, где стал осыпать ее руки страстными поцелуями:

– Мадемуазель! Мы с вами созданы друг для друга… – восторженно изрек кавалер, слегка грассируя, на французский манер, и прекрасно изъясняясь по-русски.

– Я – замужем, а стало быть, – мадам…

– О! Это совершенно неважно! Скажите лишь одно: вы любите своего супруга? – настаивал полковник-бонапартист.

– Нет… Я оставила его в Москве. Отчего я, право, все это говорю? – удивилась Мария. – Мы ведь не знакомы.

– Это можно легко исправить, – кавалер сорвал шелковую повязку с глаза, – барон Арман де Ангерран к вашим услугам, мадам.

Неожиданно для себя Мария затрепетала, голубые глаза барона ранили ее в самое сердце.

– Очень приятно, барон. Мария Шеффер, – представилась она.

– Вы так скромны, сударыня. Весьма похвально для современной женщины. Француженки, увы, разочаровывают меня все более своим непреодолимым стремлением к свободе и независимости. Вы же – воплощение идеала.

– Месье, вы мне льстите и слишком преувеличиваете мои достоинства, – робко возразила королева.

– Нет, мадам, это просто невозможно сделать, ибо вы – та женщина, ради которой стоит жить. Мы с вами, как говорят в России, родственные души. Вы понимаете, о чем я говорю?

Барон страстно взглянул на женщину, та же почувствовала сладостную истому, пробежавшую по телу…

– Да, барон… – еле слышно ответила Мария.

Арман припал к ее губам.

* * *

В это время небезызвестный паж наблюдал за сей сентиментальной сценой, стоя за шелковой портьерой, стараясь быть незамеченным.

«Ай, да Мария! Я не ошибся в ней. Способная ученица… Вот благородный французский аристократ и у ее ног… Прости, друг Рокотов, но как говорится: се ля ви».

Глава 3

Предусмотрительный виконт Ла Шарите, он же верный паж королевы бала, гордо вышел в середину залы и объявил:

– Господа! Настало время благотворительных торгов! Прошу желающих проявить свою щедрость и состоятельность, проследовать в парк, в летний домик. Королева ожидает вас!

Гости все как один ринулись в распахнутые двери, ведущие в названном направлении: никому не хотелось показаться скупым и бедным, ведь собрались все сливки Лодзи. Включая даже Казимира Валевски, дальнего родственника kochanka[24]24
  Любовница (польск.).


[Закрыть] Бонапарта, владельца роскошной усадьбы в Тубондзине и дворца в Неборуве.

Мужчины мысленно прикидывали свои финансовые возможности, наполняющие кожаные портмоне, женщины же размышляли: каким из украшений можно будет пожертвовать, дабы не ударить лицом в грязь.

Летний домик, построенный в основном из цветного стекла, скорее напоминал оранжерею, нежели жилое помещение. Гости расположились в специально подготовленном по этому случаю зале: перед небольшой импровизированной сценой стояло множество стульев и кресел, – словом, все, что было пригодно для сидения в поместье пана Кравчика, было перенесено именно сюда. На сцене стоял массивный стол, уставленный различными вазами, настольными часами, «китайским» сервизом саксонской работы, деревянными и серебряными шкатулочками и другими не менее интересными мелочами.

Проворный паж поднялся на сцену:

– Панове! Прошу занять места. Сейчас начнутся благотворительные торги. Деньги, вырученные от продажи этих изделий, – он указал на предметы, стоящие на столе, – будут перечислены на счет детского приюта в Смоленске.

Гости многозначительно переглядывались: конечно, именно в Смоленске родилась внучка Бонапарта! А где она вообще могла родиться в России?! Только в Смоленске! О! Это так сентиментально: королева помогает своему родному городу заботиться о сиротах!

Дамы расположились на стульях, расправили юбки своих нарядов, зашуршали веерами. В зал вошла Мария и уверенно направилась к сцене.

Мужчины, томимые нетерпением, жаждали проявить себя перед королевой.

Мария поднялась на сцену и произнесла по-французски:

– Дамы и господа! Благодарю всех собравшихся за то, что согласились принять участие в благотворительном вечере. Надеюсь, вы непременно сделаете приобретения, средства от которых помогут маленьким русским сиротам.

Зал разразился рукоплесканием.

– Лот первый: ваза с изображением сцен из жизни греческих богов. Начальная цена: сто рублей или сто пятьдесят злотых. Посмотрите, как она прекрасна!

Некий молодой пан без маски поднял портмоне на вытянутой руке:

– Сударыня! Я готов заплатить двести рублей, если вы снимите маску!

По залу прошел шепот недоумения.

– Хорошо, – тут же согласилась Мария, понимая, что рано или поздно придется открыть лицо, ведь не будет же она постоянно носить маску.

Она сняла бабочку и положила ее на стол.

Мужская половина пришла в неописуемый восторг и возбуждение. Из зала раздались возгласы:

– Двести десять рублей!

– Двести тридцать!

– Триста злотых! – выкрикнул пан Кравчек, потрясая ассигнациями над головой.

– Тысяча злотых!!! – раздался зычный голос в зале. Все присутствующие обернулись к его обладателю.

– Итак! Тысяча злотых за вазу: раз! Тысяча злотых за вазу: два! Тысяча злотых за вазу: три!!! Ее обладателем становится пан… Прошу вас, назовите свое имя! – обратилась Мария к статному красавцу.

– Граф Казимир Валевски!

Зал зааплодировал.

Следующим лотом был саксонский сервиз, имитирующий китайский фарфор. Не надо быть знатоком китайского искусства, дабы понять: поделка чистейшей воды, даже уши у драконов собачьи!

Его обладательницей стала полная дама в ярком костюме бабочки, лот ушел за полторы тысячи злотых.

* * *

Мария, стоя на сцене, представляла последний лот: настольные часы с пухленькими амурчиками. Раздавались предложения: пятьсот злотых, шестьсот…

В зал вошел высокий солидный господин под руку с красивой дамой и неожиданно для всех предложил:

– Тысяча рублей! И – часы мои! Не так, ли мон шер? – обратился он к своей очаровательной спутнице. Та лишь кивнула и улыбнулась в ответ ослепительной улыбкой.

Мария тотчас узнала во вновь прибывших гостях Владимира Сазонова и его подругу Варвару.

Польские аристократы зашептались: женщины тут же заметили, как красив и состоятелен сей русский господин, мужчины же – как очаровательна его дама. Мария же невольно вспомнила про князя Рокотова: отчего же он не приехал в Лодзь?

* * *

Благотворительные торги достигли своего апогея: Мария сняла с шеи медальон, бережно скрывавший изображение Бонапарта и, открыв его, представила публике лик своего знаменитого предка.

Польские аристократы пытались перещеголять друг друга, и когда цена лота достигла пяти тысяч рублей, из зала поднялся барон Арман де Ангерран, ждавший этой заветной минуты на протяжении всех торгов, и произнес:

– Десять тысяч франков! Дайте мне перо и чернила! – он извлек из кармана чековую книжку, готовый поставить свою подпись и названную сумму.

Мария растерялась, сумма во франках несколько шокировала ее. Зато ее верный паж, виконт Николя Ла Шарите, стоя поодаль за сценой, – откуда открывался прекрасный вид на зал, – потирал руки от удовольствия.

* * *

– Итак, что мы имеем, – подытожил Ла Шарите, – чек на десять тысяч франков, пять тысяч рублей и семь тысяч злотых. Неплохо, – он записал названные суммы в небольшую записную книжку. – Что ж, дамы и господа, – обратился он к Марии, Владимиру и Варваре, – благотворительный вечер прошел с пользой дела. Вы, Владимир, появились в зале весьма вовремя. Непременно вас запомнили, я в этом просто уверен. Да, госпожа Шеффер, вам письмо от князя…

Мария неожиданно для себя разволновалась: вот как – письмо! – сам же не приехал!

Она тут же распечатала его, не стесняясь присутствующих:

«Дорогая Мари!

Вынужден сообщить Вам, что я не могу покинуть Москву, благодаря очередным козням моего ненавистного тестя. Постараюсь уладить сию проблему и выехать в Лодзь.

С любовью князь Александр Рокотов».

«Да, – подумала Мария, – это скорее – не письмо, а записка, или, вернее сказать: отписка!»

Ла Шарите внимательно наблюдал за выражением лица своей подопечной, будучи уверенным, что устранил соперника, князя Рокотова, благодаря ловкой интриге, позволившей вновь стравить его с тестем. Теперь женщина – полностью под его влиянием, ей же суждено стать разменной монетой в авантюрной игре.

Глава 4

Дом пана Вацлава Кравчика, как и предрекал прозорливый Ла Шарите, стал самым модным салоном Лодзи. Его завсегдатаями стали Казимир Валевски и даже сам Израиль Познанский, прочащий свою перезрелую дочь Сару за Кравчика, несмотря та то, что предполагаемый жених и будущий тесть были примерно одного возраста.

Пана Вацлава сие обстоятельство вовсе не смущало: конечно, Саре было уже тридцать, – она давно вышла из нежного девичьего возраста, – и формы ее несколько расплылись, а грудь и вовсе стала необъятной, но ему нравилась эта полная рыжеволосая барышня с аппетитными губами цвета коралла. Сара была не глупа, так как давно уже немолода, – барышни имеют свойство умнеть с годами, – практична в делах, порой она давала отличные советы отцу по поводу обуви, и он также, следуя мудрому решению дочери, окрестился вместе с ней в католическую веру, приняв церковное имя, но какое, никто не знал, ибо все привыкли величать его Израилем.

Пан Кравчик, давно лишенный сентиментальности, быстро просчитал: насколько выгоден для него этот брак, и как ни посмотри со всех сторон, – получался весьма привлекательным.

Сара стала все чаще посещать дом Кравчика и появляться вместе с ним на людях. Пан Вацлав с удовольствием выезжал с ней в экипаже, запряженнoм четверкой отменных орловских рысаков, а уж в лошадях он знал толк. В Лодзи поговаривали об их свадьбе, как деле решенном. Кравчик не опровергал сии слухи, и в подтверждение своих действий пригласил Сару в Неборув, где располагалось имение его покойной жены, которое он обычно посещал, если желал покататься верхом на своих рысаках.

Окрыленный и помолодевший пан Кравчик отбыл в Неборув вместе с мадемуазель Познанской, позволив гостям оставаться в его лодзинском доме столько, сколько они пожелают. Чем те и не преминули воспользоваться. Предприимчивый Ла Шарите заказал побольше приглашений в местной типографии, которые Варвара аккуратно рассылала раз в неделю по указанным адресам известных лодзинских семейств.

Салон в доме пана Кравчика открывался для посетителей по субботним вечерам, где в программе значились: музыкальные этюды, которые особенно полюбили юные барышни, жаждущие проявить свои таланты; поэтические вечера, утомлявшие неумелым ямбом и хореем поклонников госпожи Шеффер, и конечно, игрой в карты. Местная аристократия предпочитала игры: в «Пан», «Макао» и «Ремик», подобных пристрастий Владимир Сазонов не понимал и вовсе не собирался переучивать свою очаровательную сообщницу Варвару. Поэтому он ввел моду на покер, и преступил к привычному для него занятию – мошенничеству.

Мария, как женщина весьма не глупая, понимала, что Ла Шарите затеял некую игру: но какую? Она чувствовала, что виконт использует барона де Ангеррана в своих корыстных целях, – тот же окончательно потеряв голову от любви к ней, – швырялся франками налево и направо. По поводу Владимира и Варвары у госпожи Шеффер возникли подозрения еще в Москве в салоне Елены Яковлевны Скобелевой, она была почти уверенна в их истинном лице. Одно ее удивляло: как человек из такой состоятельной семьи, Сазоновых, опустился до карточного шулера? Мария не находила ответа. Она решила занять выжидательную позицию, посмотреть, как дальше будут развиваться события, но с твердым намерением не упустить барона Армана из своих рук, а в случае необходимости – постоять за него.

* * *

Шло время. Пан Кравчек благополучно скакал с невестой на рысаках в Неборуве, и когда сие занятие им наскучило, они отправились в Нижнюю Силезию во Вроцлав. Он отписал письмо виконту Ла Шарите, переполненное нежности по отношению к Саре, подтверждающее право гостей пребывать в его усадьбе в Лодзи. Для виконта этого было вполне достаточно, так как его продуманный план начинал постепенно претворяться в жизнь.

На вырученные деньги от благотворительного вечера виконт приобрел установку глубинного бурения, специально собранную по его заказу на заводе Крупа. Сия безделица обошлась ему в пятнадцать тысяч марок, но игра стоила подобных затрат.

По его настоянию установку транспортировали в Кале, где предприимчивый управляющий уже обустроил контору со знанием дела и арендовал часть причала, для размещения сего чуда технической мысли. Затем управляющий нанял рабочих, которые установили вокруг собственности Трансевропейской компании солидное металлическое ограждение. На ограждении появилась табличка с французским текстом: территория принадлежит Трансевропейской строительной компании, и по всем вопросам следует обращаться в контору, расположенную по указанному адресу. Таким образом, первый шаг авантюры был претворен в жизнь.

* * *

Ла Шарите, уверенный в том, что барон де Ангерран окончательно потерял голову от очаровательной внучки Бонапарта и не выскользнет из его рук, отправился в соседнюю Румынию, где за несколько дней в типографии по предоставленным эскизам напечатали партию акций номиналом в тысячу франков несуществующего Трансевропейского акционерного общества. Лишних вопросов виконту не задавали, чем он остался доволен: кто платит, тот и заказывает музыку.

В это время в доме пана Кравчика все шло своим чередом: Владимир и Варвара обирали доверчивых лодзинских аристократов, причем ставки в игре постоянно росли, доходя порой до пяти тысяч злотых. Пока виконт воплощал предприятие в жизнь, мошенники добывали своим «нелегким трудом» деньги на пропитание компании. Хотя французский барон и был щедр по отношению к любовнице, даже выкупив ее диадему, – правда, с камнями весьма сомнительного качества, – все же не был окончательным болваном, дабы передать свое состояние в руки новой пассии.

Ла Шарите настаивал на том, чтобы Мария вела себя как можно уверенней и агрессивней по отношению к барону, была требовательна к знакам внимания в виде драгоценностей и ценных подарков, но та лишь пожимала плечами, прекрасно понимая, что виконт намеренно разоряет ее любовника. Ла Шарите не ожидал, что натолкнется на подобное сопротивление «смоленской дурочки», постепенно осознавая, что имеет дело с женщиной незаурядного ума. Это-то как раз и не входило в его планы: а вдруг мнимая внучка Бонапарта спутает ему все планы? Виконт решил поторопиться.

* * *

Ровно в полдень Ла Шарите постучал в дверь апартаментов госпожи Шеффер.

– Войдите… – милостиво позволила она.

– Сударыня, вы прекрасно выглядите в этом пеньюаре, – сделал незатейливый комплимент виконт и приложился к ручке прелестницы.

Мария никак не прореагировала на сие замечание по поводу своего туалета, продолжая сидеть в позе турчанки на диване.

– Вы завтракали? – любезно поинтересовался виконт. – Иначе ваш дивный цвет лица поблекнет…

– Да. Горничная решила окончательно раскормить меня. Скоро я превращусь в мадемуазель Сару Познанскую.

Ла Шарите усмехнулся.

– Право же, сударыня, с вашей фигурой это вряд ли случиться.

– Вы по делу, виконт? – спросила Мария, утомленная пустой болтовней гостя.

– Безусловно. Я хочу получить франки. Те самые, которые барон дал вам взамен диадемы. Насколько мне известно, это составило пятнадцать тысяч.

Мария фыркнула.

– Ну и что! Это моя диадема!

Ла Шарите округлил глаза, подобного отпора он не ожидал.

– Голубушка, вы, видимо, забыли, на чьи деньги была приобретена сия диадема? В то время у вас не было ни копейки, как, впрочем, и сейчас.

– Отчего же! Сейчас у меня есть пятнадцать тысяч франков, – парировала Мария.

Лицо виконта постепенно наливалось кровью. Женщина прекрасно понимала, что спровоцировала его на скандал в «благородном семействе».

– Вы, наверное, забыли, что находитесь здесь лишь благодаря мне! И все, что на вас надето, было куплено на мои деньги!

– На ваши?! – искренне удивилась госпожа Шеффер. – А мне казалось, они пришли к вам другим путем…

– Что-о? – взревел виконт. – Вы решили вывести меня из терпения и насладиться сей картиной. Так вот: я не доставлю вам такого удовольствия. Деньги!!!

Мария не пошевелилась. Ла Шарите сел рядом с ней на диван с намерением задушить, если это понадобиться.

– У меня нет денег, – призналась Мария.

– Как нет? Куда же вы дели пятнадцать тысяч франков?

– Если помните письмо князя Рокотова, в нем он упоминал о затруднительном положении…

– И что? – постепенно виконт начинал понимать смысл сказанного Марией.

– Я отравила ему деньги в Москву через банк…

Виконт схватился за сердце: это был настоящий удар.

– Не может быть, вы лжете!

– Отнюдь! Я могу предъявить вам соответствующий документ. – Мария встала и направилась к секретеру. – Вот, смотрите…

Виконт подскочил и выхватил из ее рук листок бумаги: действительно подтверждение денежного перевода. Он был в шоке: неужели эта «смоленская мещанка» действительно умна?

– Почему вы это сделали, Мари?

– Я любила князя…

– А теперь?

– Теперь я люблю барона и буду заботиться о нем, – сказала она, многозначительно посмотрев на собеседника.

– Вы спутали мне все карты, – признался тот.

– Меня это мало волнует, сударь. Я не навязывалась с вами в Польшу и не просила трезвонить о том, что моя бабка имела связь с Наполеоном.

Ла Шарите снова удивился.

– Но, помилуйте, у меня создалось впечатление, что вы счастливы!

– Да, мне тоже так казалось. Но теперь я понимаю, что все ваше внимание и забота – ложь. Вы преследуете свои цели. Я же не хочу, чтобы меня использовали.

– И какие же?

– Не знаю, да и не хочу знать.

Ла Шарите задумался: дело принимало неожиданный оборот, Мария становилась опасной.

– Думаю, вы устали, Мари. Слишком много впечатлений за такой короткий срок. Поезжайте в бароном во Францию, развейтесь.

Мария пристально посмотрела на виконта: она одержала победу!