Текст книги "Шумел Камыш"

Глава 18. Есть такие женщины

Двумя днями ранее

Камыш

– Да, Елена Анатольевна, думаю, вы понимаете, что мой визит, как и весь наш разговор, носил строго конфиденциальный характер, – предупредил, задвигая шаткую кухонную табуретку под стол. – Болтать не рекомендую. Опасно для свободы, – пристально глядя ей в глаза. – Поверьте, жизнь в камере придётся вам не по вкусу.

– Полковник! – возмущённо вскинулась она. – Вы мне угрожаете? После того, как я же вам всё и рассказала?!

– Это не угроза, а добрый совет, – растянул губы в улыбке.

Соловьёва сперва побледнела, а потом зафыркала, как норовистая лошадь:

– Истинный отец своего сына. – В грудь будто горючее плеснули.

Гадюка ядовитая.

Отвернувшись, двинулся в прихожую.

– Сейчас она сдаёт квартиру? – уточнил, не замечая боли, казалось, раскалёнными клещами сжимающей череп.

– Нет, Карина её продала, – отозвалась она, следуя за мной. – У этой мразоты осталась целая куча долгов. Надо было их как-то отдавать.

Так, а это уже интересно.

– И последний вопрос, – сдёрнул пальто с вешалки и накинул на плечи. – Откуда Кириллу всё известно? Вы поделились, Елена Анатольевна?

Я сильно преувеличивал, точнее, откровенно блефовал, – по отголоскам фраз нашего скупого диалога с Сомовым я мог лишь догадываться о степени его осведомлённости, предполагать – но игра стоила того.

– Да, я сказала! – резким тоном ответила Соловьёва, словно приготовившись защищаться. – Потому что… – она медлила, явно подбирая слова.

– Оставьте подробности при себе. Мне это неинтересно, – перебил, не имея никакого желания разводить антимонию. – Что ж, Елена Анатольевна, спасибо за информацию. Как-нибудь сочтёмся. Только телефон мой не потеряйте, – сказал я и вышел из квартиры. Дверь за спиной закрылась.

Возле лифта меня вдруг качнуло. Опершись рукой на стену, наклонил голову и устало потёр шею, чувствуя, как сердце отчаянно рвётся наружу, заставляя мою грудную клетку буквально трещать по швам.

Пальцы плохо слушались, и я просто грохнул кулаком по кнопке вызова. Кабина заскрипела, приходя в движение.

Учащённо дыша, просунул ладонь под пальто, помассировал грудь – без толку. Горечь текла по венам и с каждым гулким ударом отдавалась в горле. А вокруг ни единого звука – глухота, как будто кто ваты в уши напихал.

Двери лифта разъехались, впуская меня, и я, механически переставляя ноги, вошёл внутрь. Надавив костяшками пальцев на цифру «один», откинулся назад, прижимаясь затылком к стене.

Стало понемногу отпускать.

«Первый этаж» – пропел женский автоматический голос.

Несколько шагов, и я толкнул подъездную дверь: слух резанул писк домофона, походивший скорее на крик голодного соколёнка.

Оглядевшись по сторонам, подошёл к машине и сел на заднее сиденье.

– Выйди! – приказал водителю. Он беспрекословно подчинился.

Остервенелыми движениями расстегнул пальто, едва не сорвав пуговицы, и, оттянув ворот изрядно взмокшего свитера, запрокинул голову, прикрывая глаза.

Да, подруга Кары довольно красочно описала все события тех дней, и моё разыгравшееся воображение сейчас охотно подкидывало мне всевозможные картины произошедшего.

К горлу опять подкатила дурнота. Как бы не выплюнуть прямо здесь свой желудок. Поморщился.

Твою ж мать… Девочка…

Сердце опалило раскаянием. Приторно-горьким. Невыносимо-тошнотворным. До сведённых челюстей. Точно это я сотворил с ней такое.

Нет. Не я. Но допустил.

Позволил быть. Существовать на этом свете.

Или не я…

Какая, к чёрту, теперь разница!

Зарычав, похлопал по карманам. Пусто, только мобильник. Отбросил его в сторону и опустил стекло.

– Коль, дай закурить! – Он засуетился: пошарил в брюках, затем полез в куртку. Отыскав пачку сигарет, протянул её мне и потом, пригнувшись, чиркнул зажигалкой.

Прикурив, я вновь нажал на стеклоподъёмник и, оставив тонкую полоску просвета для выхода дыма, наконец глубоко затянулся. Глотку приятно защипало. Несколько секунд попридержал дым в лёгких и только после этого полностью опустошил их:

– Кар-р-ра…

Покорная… Слабая… Беззащитная…

Это сводило его с ума?

Её страх…

«…вам – мужчинам нравится, когда женщины вас боятся. Вы сразу чувствуете свою власть…» – вспомнились её тихие слова в доме.

Но, если посмотреть глубже слов…

Её страх – его власть.

Её слабость – его самоутверждение.

Как она тогда прошептала?.. Когда мыла посуду на кухне. Нет нужды, нет страха? Значит, я всё-таки правильно расслышал.

Интересная фраза. Больше походила на самовнушение.

Всё это время я вдыхал и выдыхал дым машинально, не задумываясь, и вскоре обугленный фильтр всё же обжёг мои пальцы. Вздрогнув, открыл окно и выбросил бычок.

Мне захотелось услышать голос Кары. Прикинув в уме московское время, подхватил телефон и набрал её номер.

– Привет, – сонно ответила она, мою спину обдало тёплой волной.

Разговора не вышло. Да и откуда ему взяться?

Чёрт бы побрал эти тайны!

Кара задавала дежурные вопросы. Я вроде как даже на них отвечал… Что-то односложное. Нейтральное. На деле получалось грубо.

Наверное, стоило как-то пошутить, но у меня для этого было слишком поганое настроение. Поэтому я просто слушал её голос.

– Когда вы возвращаетесь? – поинтересовалась Кара.

– В четверг.

– Хорошо, – спокойно ответила она и замолчала.

– Кара, у меня через час встреча, – сообщил я, не давая паузе затянуться. – Нужно подготовиться.

– Да-да, конечно, тогда не отвлекаю! – отозвалась она. – Давайте я вам попозже перезвоню?

– Я сам тебя наберу.

– Тогда… до связи, – пробормотала и отключилась.

Покрутив телефон в руке, я скользнул пальцем по экрану и проверил время.

– Поехали! – крикнул в окно.

Машина слегка просела под тяжестью водителя.

– Куда едем, товарищ полковник? – обернулся Коля.

Получив адрес назначения, он включил первую передачу и тронул машину с места.

В пути мне вспомнился разговор, состоявшийся у меня дома с Кириллом спустя несколько дней после знакомства с Карой – накануне масштабной спецоперации по ликвидации нарколабораторий.

– Карина не для тебя, – ушёл он тогда от основной темы.

– А для кого? Для тебя?

– Она – не для тебя. Не для меня. Не для кого. Карина – для своих детей. Знаешь, есть такие женщины?

– Отчего ж не знаю? Знаю, – хмыкнул, подумав о маме. После расстрела отца она так больше и не вышла замуж. Посвятила всю свою жизнь мне, а потом и моим детям. – И, как по мне, так это величайшая бабская глупость. Поверь, её пацаны будут воспринимать этот акт самопожертвования, как данность.

– Она так не считает.

– Так надо было ей объяснить! – рявкнул я. – А заодно поинтересоваться, станет ли она меньше любить своих мальков, если у неё мужик появится?

– Конечно нет, – нахмурился.

– Тогда к чему такие жертвы, Кирилл?

– Ладно, – сказал он, – дело не только в этом, полковник.

– Выкладывай, – заинтересовался я.

Сомов ответил не сразу, будто обдумывал, взвешивал свои следующие слова:

– У Карины серьёзная психологическая травма.

Я задумался. Психологическая травма…

– А точнее, Кирилл? – поторопил его. – Какова её причина?

– На этом точка, полковник. Если она захочет, то сама тебе обо всём расскажет.

– Тогда я никак не могу взять в толк: для чего ты мне выдал эту недоинформацию? – откинулся на спинку кресла, дожидаясь подробностей.

– Для того чтобы ты понял, она – необычная женщина.

– Звучит бесподобно!

– Я серьёзно, полковник. Просто трахнуть её – не получится.

Мне всегда нравилась прямота и смелость Сомова, но в тот момент его последняя фраза, применительно к Карине, довольно неприятно резанула слух.

– Ну, непросто – это не невозможно, Кирилл, – усмехнулся я, камуфлируя своё раздражение.

Он вскочил с кресла.

– Если ты её обидишь, – зарычал он, – я не посмотрю на твои погоны!

– Сядь и успокойся! – гаркнул я, пресекая его дальнейшие угрозы. Кирилл подчинился.

– Как ты не понимаешь, полковник?! Не по тебе она! На неё нельзя давить! С ней надо… – Сомов осёкся, словно одёргивая себя, дабы не сболтнуть лишнего. – Чтобы её понять, нужно терпение, – продолжил он уже спокойнее. – Время. А у тебя ни того, ни другого.

– Кирилл, я ведь могу и оскорбиться, – прищурился, сжимая пальцами край разделяющего нас стола. – Ты своим заявлением фактически обвинил меня в профнепригодности: у полковника и отсутствует выдержка! А после ещё и вбил гвоздь в мой гроб. Ты меня на тот свет раньше времени не отправляй! У меня ещё полно времени. Ты мне вот что скажи – у тебя-то в арсенале имелось и терпение, и время. Сколько уже прошло со дня смерти мужа Карины? Два года? – Он кивнул. – Кстати, как его звали?

– Вы с ним полные тёзки, Вячеслав Алексеевич.

– Вот как? Интересно… Но я хотел спросить о другом. Лично ты, имея вагон времени и терпения, находясь постоянно рядом с Кариной и детьми, смог её добиться? – вопрос был риторическим, поэтому я продолжил: – Следуя твоей логике, должен был, – пристально посмотрел ему в глаза. – Кирилл, а тебе никогда не приходило в голову изменить свою тактику? К примеру, поднажать на Карину. Придушить немного – фигурально выражаясь, конечно.

– Это не по мне, – отрезал он, скрестив руки на груди.

Я опёрся щекой на кулак и тяжело вздохнул.

– Ты свыкся с той ролью, которую тебе отвела Карина в своей жизни. И думаю, что это случилось давно. А после смерти друга туда примешалось чувство вины, долг, может, ещё что-то. Не знаю. К чему это я?.. – задумался, снова откидываясь в кресле, провёл рукой по волосам. – А, да – к твоим словам «это не по мне». Я с ними в корне не согласен. Я бы здесь употребил другие – те, что ты сказал чуть раньше: «она не по тебе». – Он хотел что-то сказать, но я его опередил, добавив: – Нет, Кирилл, я бы понял, если бы у тебя отсутствовал характер. Правда, тогда – без вопросов. А так… – пожал плечами.

Сомов несколько секунд сурово сверлил меня взглядом.

– Ладно, со мной всё ясно, полковник. А вот ты, что с тобой? – уставился так, будто искал брешь, или трещину в моей защите. Молча встав из-за стола, я сунул руки в карманы брюк и подошёл к окну. Как объяснить то, что невозможно описать словами?.. – Я не люблю давать советы… – признался Кирилл. Я повернулся к нему лицом. – Но конкретно в этой ситуации не имею права промолчать. Я хочу, чтобы ты тысячу раз подумал, прежде чем пойти в наступление. Если для тебя, открыть этот ларчик – самоцель, погоня за чем-то… недоступным, то лучше оставь Карину в покое. Сейчас. Забудь и продолжай жить в своё удовольствие. У тебя его хоть отбавляй, – пытливо всмотрелся в мои глаза.

Я невесело ухмыльнулся и кинул взгляд на настенные часы.

– Я тебя услышал, Кирилл, – подошёл к Сомову. – По нашему делу – у тебя всё?

– Да, если Маша что-то вспомнит, то я доложу, – встал он и протянул мне руку.

– Тогда до связи, – крепко пожал его ладонь. – Завтра жду тебя с птичкой в больнице.

На выходе Кирилл задержался:

– И, полковник, я хочу, чтобы этот разговор остался только между нами. Карина не знает, что я в курсе её проблемы.

Глава 19. Мужской разговор

Камыш

Свернув с заснеженной трассы, мы направились к природному заповеднику «Столбы». На ближайшей развилке Коля вдвое снизил скорость и взял правее. Чем глубже он уводил машину в лес, тем глуше становилась накатанная дорога, а я становился всё радостнее от предстоящей встречи.

Вскоре впереди показалась знакомая сердцу поляна. С приближением, в её глубине всё отчётливее виднелся небольшой деревянный домик со струйкой дыма, поднимающейся из трубы в серое небо.

Притормозив неподалёку, водитель уточнил:

– Вас ждать, товарищ полковник?

– Нет, Коль, поезжай. Будешь нужен, наберу.

Вышел из тачки и, вдохнув полной грудью густой таёжный воздух, захмелел. Несколько минут я так и стоял, наслаждаясь его чистотой и вкусом. А после, заметив застывшую на крыльце высокую мужскую фигуру, поспешил по расчищенной дорожке к дому.

– Привет, крёстный! – широко улыбнулся Денис, едва я приблизился.

– Здорова, Дёня! – шагнув через две ступени, обнял его, сжимая могучие плечи. – Ты как будто выше стал, что ли! Подрос! – с улыбкой оглядел его с головы до пят, ненадолго задержавшись на наручных золотых часах, резко выделяющихся на фоне простой одежды.

– Намекаешь, что я смотрю на тебя свысока? Или ты опять забыл, сколько мне лет? – засмеялся он, выпуская изо рта пар: – Проходи, – жестом пригласил войти.

– Я смотрю, вы окна пластиковые поставили? – поинтересовался я, шагнув в тёплое, пахнущее печкой и едой нутро дома.

– Угу… Крёстный, мне в этом году стукнет тридцатник, приедешь?

– Обещать не буду, Дёнь, но постараюсь, – ответил я, в который раз пытаясь зафиксировать в памяти его возраст. – Отец-то уже здесь? – спросил, стягивая пальто в тесной прихожей, и в следующий момент входная дверь с размаху открылась.

– Денис! – крикнул Федя с порога, не сразу замечая моё присутствие. – О-о-о, Славик! Приехал всё-таки, дружище! – шагнул навстречу, сбрасывая рюкзак на пол, и мы крепко обнялись, хлопая друг друга по спине.

– Здорова! – приподнял друга и привычно задался вопросом: как мог у него родиться такой детина?

– Я утром ходил тропы топтать, – объяснил мне Федя, раздеваясь. – И знаете, кого встретил? Рысь! Мужики! Рысь! – у него так горели глаза, что можно было подумать, он шабаш голых ведьм увидел. – Денис, надо бы её как-то назвать.

– Подумаем, пап, – согласился крестник. – Давайте за стол. Всё готово.

За обедом мы много говорили, спорили: о тайге, о политике, делились новостями и вспоминали прошлое.

– Слушай, а я помню, ты ведь искал свою Ведьмочку, – припомнил друг. – Нашёл?

– Нашёл, Федь. На кладбище. Умерла она.

– Давно?

– Через два месяца после родов, – ответил я. Он нахмурился. – Помнишь, она ведь беременна была?

– Конечно, помню, – кивнул. – По-моему, примерно в то же время твоего отца судили. Слав, но ты же говорил, что она аборт сделала.

– Не сделала, Федь… Не сделала… Обманула.

Его брови взлетели вверх.

– И где теперь он?.. Или она. Девчонка вроде с бабкой жила. Получается, она воспитывала ребёнка?

– Нет, Настя ещё при жизни отправила сына в дом ребёнка, – продолжил я под внимательным прицелом двух пар глаз. – На время. Я ездил туда, общался с директором, – нервно сглотнул подступивший к горлу ком. – Она в то время работала там психологом и как раз проводила с ней беседу. – Я ненадолго замолчал и, подхватив горячую кружку с травяным сбором, отпил глоток безвкусного напитка.

Денис отнёсся к моим словам с долей скепсиса:

– Крёстный, как она может её помнить? Тридцать лет прошло.

– Она на коленях молила взять ребёнка… – зарычал я, в раздражении вскакивая с места, стул грохнулся на пол. Перед глазами лениво поплыли чёрные мушки, больше походившие на пепел. Пепел прошлого… – Навсегда, Федь, – я уставился невидящим взглядом на друга, вспоминая слова женщины. – Она рассказала такие вещи, что у меня волосы дыбом встали.

– Какие – такие, Слав? – услышал я его глухой голос.

Потерев ладонью затылок, я принялся ходить по комнате, поскрипывая половицами.

– Настя с пеной у рта отрицала, что она его мать. Кричала, что скинет его в Енисей, если они не заберут этого бесового сына. – Глаза запекло огнём. – Утверждала, что не может спать. Боится опять увидеть во сне его будущее.

– Крёстный, – снова встрял Денис, – да она, похоже, того… – свихнулась. – Задумчивый Федя вдруг резанул по сыну взглядом.

– Слав, причина её смерти… – суицид?

Я остановился в центре комнаты:

– Да, Настя легла на рельсы.

– Так я и думал… Сядь, Славик, не мельтеши, – добродушно произнёс друг. Подняв опрокинутый стул, я послушался. – Директриса дала тебе наводку? ФИО, адрес? Сколько ему сейчас лет? Если Денису…

Свежие раны внутри зашипели. Я поморщился, переплетая пальцы рук, с силой сжал их.

– Федь… – оборвал его.

– Что?

– Ты не собираешься его искать? – с осуждением уставился на меня крестник.

– Я его нашёл, – горло сдавил удушающий спазм.

Не знаю, что Денис увидел на моём лице, но его взгляд стал более осмысленным.

– Он тоже мёртв… – догадался он.

– Федь, может, выпьем? – предложил я, давая себе небольшую передышку.

– Мне не нравится, как ты выглядишь, Слав, – ответил друг после короткой паузы, в течение которой пристально рассматривал моё лицо. Но потом, немного поколебавшись, всё же встал, не торопясь направился к холодильнику и, достав початую трёхлитровую бутылку с горячительным, вернулся за стол.

– Крёстный, а что, если это был не твой сын? – предположил Денис, встречая мой взгляд. Я ответил не сразу, некоторое время обдумывал его слова.

А Федя между тем поднырнул рукой под тюль на окне, и на столешницу со стуком опустились три губастика. Щедро плеснув в них бражки на берёзовом соке, он вздохнул.

– Мой, – наконец сказал я, и мы лихо опрокинули свои стаканы. Не чокаясь, не морщась и после не закусывая. – По всем подсчётам он – мой.

– Да какие могут быть в этом деле подсчёты? Ну, правда, товарищ полковник. Может она через неделю от кого ещё залетела, а ты места себе не находишь! – горячо воскликнул крестник и следом, извинившись, выругался.

– Что ты предлагаешь, Дёнь? Эксгумировать тело, чтобы проанализировать его ДНК?

– Почему бы и нет. С твоим-то уровнем полномочий и целой кучей связей. Кстати, а как давно он умер?

– Около двух лет назад. – Денис задумался.

– А это законно? Вот так взять и вскрыть могилу, – заволновался Федя.

– Слушай, госинспектор! – усмехнулся я. – Ты за своей лесной зоной следи. – Друг криво улыбнулся и вновь разлил брагу.

– Можно провернуть это дело через перезахоронение, – продолжил крестник. – Я так понимаю, что родственников у него нет?

– Есть. Жена и двое мальков. – Я поднял свой стакан и одним махом осушил его, замечая, как Федя с подозрением прищурился.

– Так это отлично! – воскликнул Денис. – В таком случае можно собрать биоматериал у детей!

– Дёнь, я не хочу, чтобы они что-то узнали. По крайней мере, не сейчас.

– Тогда… если у тебя есть с ними прямой контакт, то можно попробовать собрать материал без их ведома. Нужно вырвать несколько волосков – и готово дело. Самое главное – проследить, чтобы на них была фолликула – корень. Иначе образец будет бесполезным. Ну, и само собой в герметичный пакет, чтобы туда не попали частицы извне…

– Я сам всё это знаю! – раздражённо отрезал, ловя себя на мысли, что не имею ни малейшего желания этим заниматься.

Крестник ответил мне упрямым взглядом. Затем перевёл его на отца, и они, не сговариваясь, потянулись к наполненным стаканам. Чокнувшись, залпом выпили содержимое и довольно крякнули.

– Крёстный, – шарахнули пустыми губастиками по столу, – я хочу помочь тебе разобраться, ты мне не чужой. Да и сам знаешь, я ж додельный.

– Дёнь, спасибо, – хлопнул его по плечу, крепко сжал. – Я подумаю. Хочу ли я в этом теперь разбираться.

Федя хотел что-то сказать, но вместо этого отвернулся к окну, за которым сквозь тюль угадывались силуэты занесённых снегом деревьев. На улице вечерело.

– Только не затягивай, – предупредил Денис. – Пока всё удачно складывается. Я сейчас исполняю обязанности Юрьева, поэтому можно будет организовать всё без лишних глаз.

– А его куда дели? В отставку?

– А ты не слышал? Его две недели как задержали, – равнодушно сообщил он. – У нас же построили новое патологоанатомическое бюро. Ну, и он вроде как получил взятку за подписание актов-приёмки медоборудования.

– Чтобы не препятствовал, – понятливо кивнул я.

– Да. Пока это только подозрение, конечно. Но поверь, сейчас копнут поглубже, и из его шкафов повываливается столько скелетов, что на целое кладбище хватит, – недобро оскалился крестник и поправил часы на запястье. Я хмыкнул.

Мы проговорили ещё около двух часов, после чего Коля отвёз меня в квартиру – единственную недвижимость, оставшуюся у меня в этом городе.

Позже ночью я долго лежал без сна. Глядел во тьму комнаты, а видел пропасть карих глаз. Её глаз.

Кары…

В голове со скоростью истребителя проносились мысли, выводы, обрывки фраз Соловьёвой, переплетающиеся с предложением Дениса… За последнее время накопилось столько всего, что от воспоминаний можно двинуться умом.

Мой сын… Моя кровь…

Тот, кто не должен был родиться, но родился.

Если Настя планировала сделать аборт, то почему его не сделала? Обманула меня? Или просто не смогла? А впоследствии не вынесла того, что увидела…

Фактически она тогда и сама ещё была ребёнком – семнадцать лет. Возможно, имела место быть послеродовая депрессия, которая могла наложить свой отпечаток на её психическое состояние. Я это проходил с Ниной – матерью Эммы. Но её в тот момент поддержала моя мама, а вот был ли такой человек у Насти?

Я должен был им стать. Тем плечом. Той стеной. Той защитой.

Тем, кто должен был принимать участие в его воспитании. В своё время всё объяснить. Показать. Дать выбор. Был ли он у него? Или всю жизнь его наставляли только женщины? Воспитатели в детдоме, учителя в школе и университете.

Ходил ли он на бокс? Какие трудности и испытания прошёл? Показывал ли каждый день свой характер? Как преодолевал страх и неуверенность, добивался маленьких и больших успехов?

Понимал ли он, что имел полное право менять свою жизнь по своей воле?

Существовал ли у него шанс вырасти другим человеком? Или его будущее было предопределено? И он всё равно стал бы тем, кем он стал…

Все эти мысли выворачивали меня наизнанку.

Радонежский Вячеслав Алексеевич.

Почему Настя назвала сына моим именем? А отчество… Зачем? Без задней мысли? Или догадывалась, что я открою эту тайну? Знала? Хотела?

Что, если Ведьмочка видела во сне всё, что сейчас происходит? И начала видеть ещё до родов…

Поток мыслей не прекращался до утра, шумел в глубине черепной коробки, пульсирующей болью разрывая её изнутри. Чутьё подсказывало, что я на верном пути. Но мне никак не удавалось ухватить что-то важное – то, что точно помогло бы внести ясность в странное поведение Насти.