Текст книги "Шумел Камыш"

Глава 13. По закону совпадения

Машина приехала на удивление быстро, как будто стояла возле соседнего дома и выжидала, когда же я сделаю заказ. А стоило мне увидеть Peugeot с уже знакомым нам водителем за рулём, то всё сразу встало на свои места – действительно ждал.

Оказавшись в своей квартире, я погрузилась в царящий вокруг непроглядный мрак. Включила свет и, сняв пиджак, что вновь накинул мне на плечи полковник перед самым выходом из дома, не удержалась: прижала его к носу и глубоко втянула свежий аромат парфюма.

Как только в глаза бросились счета на оплату, я оставила в покое мужскую вещь и, разувшись, шустро припрятала их в потайное местечко.

Перед тем как сон затянул меня в свои владения, я какое-то время переписывалась с девчонками в чате и параллельно раз за разом прокручивала в голове разговор с Вячеславом Алексеевичем.

«Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь» – вспомнились его слова.

Что он хотел этим сказать?..

Конечно, я догадывалась, что род деятельности полковника позволял разузнать обо мне всю подноготную, и убеждена, он так и поступил, но… «лучше, чем ты думаешь»… Навряд ли бы он стал понапрасну разбрасываться такими словами.

От этих мыслей сердце упало и, содрогнувшись, я хрипло прошептала в темноту:

– Нет. Он не может ничего знать.

Ещё немного повозившись под одеялом, я наконец крепко уснула.

А ранним утром позвонил Назар. Ох, как же я ждала его звонка! Как была рада услышать его добродушный голос: не обижался, много работал, очень рад слышать и готов увидеться в полюбившемся мне японском ресторанчике «Сэйери» для обсуждения партнёрства. Да я только за! Всеми руками и ногами.

Неторопливо собравшись, я вспомнила про верхнюю одежду и принялась искать в недрах шкафа зимний пуховик. Ровно за этим занятием меня и настиг звонок полковника. Мужчина собирался передать мне забытую в баре шубу и предложил вместе пообедать. Я, даже не задумываясь, согласилась. Условившись, что он подъедет к «Сэйери» через два часа, мы отключились.

Вскоре я уже входила в небольшой зал, выдержанный в традиционном японском стиле. Перед глазами тут же появился Назар и, проводив меня к нашему столику, первым делом в шутку поинтересовался, не забыла ли я опять свой ежедневник, чем, признаться, сильно меня застыдил. Я демонстративно достала его из сумки и с невозмутимым видом положила на центр стола. Мы рассмеялись.

Сделав заказ, обсудили все рабочие вопросы, и только после этого приступили к еде. Назар расслабился: начал делиться разными историями, которые приключились с ним за последнюю неделю, а я с интересом его слушала и улыбалась.

Мы говорили, говорили, пили чай, смеялись и потом как-то плавно перешли на меня, детей… Я словила себя на мысли, что мне легко и комфортно в компании этого мужчины.

– Назар, у меня через десять минут встреча, – извиняющимся голосом сказала я. Затем схватила ежедневник с ручкой и убрала их в сумку. Мужчина заметно расстроился, но всё-таки понятливо кивнул. – Очень приятно было пообщаться. Деньги за проживание я переведу вечером и сразу отпишусь, – поднялась.

– Я тебя подвезу, – вставая следом.

– Нет-нет, спасибо, за мной приедут.

Перед выходом я остановилась напротив зеркала и, присмотревшись в отражение, тряхнула непослушными кудряшками. Прямо за спиной показался Назар. Аккуратно поправив ворот моей куртки, он коснулся волос, проводя по ним пальцами. Мужчина сделал это как бы невзначай, но я заметила, как после заблестели его глаза.

Внутри поднялось какое-то безотчётное волнение…

Разогнав неприятные ощущения, повернулась.

– Хорошего дня, Назар, – улыбнулась я и направилась к выходу.

– Карина! – догнал он меня, едва я сошла со ступеней. От порыва ветра полы мужского пальто взметнулись. – Постой здесь, я сейчас, – попросил он и, не дожидаясь моего ответа, зашагал в сторону цветочного ларька.

Сделалось как-то неловко и неудобно. Но долго подумать об этом мне не дали: пара минут, и мужчина вернулся с десятком великолепных белоснежных калл. Я округлила глаза.

– Наза-а-ар, – восторженно прошептала, принимая букет. – Какие они красивые! Каллы – мои любимые цветы! Такое совпадение…

– Я рад, – довольно улыбнулся он, медленно моргнул, и его взгляд изменился… В глазах появилось что-то странное…

Мужская рука вдруг мягко скользнула мне на талию. Я напряглась, сжимаясь от его прикосновения.

Стало неуютно… Муторно…

– Назар…

– Ты красивее любых цветов, – перебил он, выдыхая огромное облако пара, и внезапно впился в мои губы жёстким поцелуем так, будто хотел меня сожрать.

Задохнувшись от неожиданности, я взмахнула руками, и цветы шлёпнулись на тротуарную плитку.

Резкий сигнал клаксона остановил это безумие: чужие губы оторвались от моих, хватка ослабла, и я молниеносно отшатнулась. Жадно хватая ртом воздух, опустила глаза и поторопилась нагнуться, чтобы трясущимися руками поднять изрядно растрёпанный букет.

– Чёрт, прости, – Назар нервно провёл ладонью по голове. – Сам не знаю. Не выдержал. Ты такая… – сумбурно продолжил. – Я всё испортил, да?

– Всё нормально… – замялась, не зная как объяснить своё состояние. Ведь я прекрасно понимала, что ничего ужасного он не совершил. Дело не в нём, а скорее во мне.

В следующую секунду сигнал клаксона повторился, и мы синхронно повернули головы на звук: на парковке перед ресторанчиком стоял до боли знакомый мне универсал Audi – Мамочки! Он всё видел?!

Полковник широко распахнул пассажирскую дверь, как бы командуя мне присаживаться, а я… Я вернула взгляд Назару.

– Я тебе позвоню, – его брови дёрнулись в попытке нахмуриться. Сжав цветы, я лишь согласно моргнула в ответ и двинулась к машине.

За всю дорогу Вячеслав Алексеевич не проронил ни слова. Хотя я пыталась начать диалог. И он даже коротко кивнул. Правда, мне показалось, с явной неохотой.

На руле то и дело белели костяшки пальцев, откровенно выдавая его напряжение, а я тем временем боролась с нестерпимым желанием вытереть рукой свои губы.

Спустя время полковник резко свернул, словно передумав следовать по первоначальному маршруту. И в итоге мы приехали к нему в коттедж.

Дома он резанул взглядом по цветам, судя по всему мысленно отрубая им бутоны, и сразу отправился на второй этаж.

Заглянув в пустую кухню, пришла к выводу, что совместный обед отменяется, и разговора по душам в этот раз не избежать…

Пусть так. Тогда почему он оставил меня одну?

Да, ситуация получилась довольно неприятная, но… вины за собой я совершенно не чувствовала. Поэтому, немного злясь на молчание полковника, уверенным шагом поднялась по лестнице.

Мужчину я застала в своей спальне. Он стоял возле окна, расстегивая манжеты на рукавах.

– Привет, – прошла в комнату.

Он обернулся. С задержкой. Лениво… Окинул меня ледяным равнодушным взглядом, и мои ноги буквально пристыли к полу.

Так он на меня ещё никогда не смотрел.

– Всё в порядке? – негромко спросила, не в силах больше молчать.

– Нет, – закатывая рукав. – Не в порядке, – шагнул ко мне, а я, как заворожённая, глядела в его глаза, не в состоянии сдвинуться с места.

Снежная трясина затягивала… Морозила…

По зажатой от напряжения спине побежали мурашки, заставляя поёжиться.

– Выходит, у тебя есть мужик, – остановился, не дойдя до меня пару шагов, и закатал второй рукав. Цвет глаз мужчины неуловимо менялся… темнел, превращаясь из светлой стали в расплавленную чёрную смолу.

Из глубины поднялась тошнота…

Он не станет ничего слушать…

Грудь сдавило так сильно, что чудилось – будто меня вот-вот вывернет наизнанку.

– Я… – горло сковало спазмом.

– Зачем играла в неприступную крепость? Почему не сказала? – хлестнув взглядом, шагнул ближе. Я попятилась, пока не упёрлась в кровать. – Я не хотел напугать тебя своим напором. Думал, ты боишься меня. Да хрен знает что думал!

– Он сам меня… поцеловал, – всё же выдавила я. Рассудок закричал, завопил, призывая к молчанию, но я, затолкав его подальше, скривилась и выплюнула: – А вам так не терпится потрахаться.

– Потрахаться? – жёсткая усмешка. – Не-е-ет, – протянул он, сокращая между нами расстояние до минимума. – Сейчас я не хочу трахаться. Я хочу трахать, – сквозь зубы.

Эти слова, как плётка, полоснули по моим нервам. В глазах потемнело, я покачнулась и, потеряв равновесие, упала на матрац. Сопротивляясь панике, я стремительно перевернулась на живот, чтобы перебраться через кровать, но не успела – тяжёлая мужская рука с силой надавила мне на спину.

Я задохнулась диким страхом. В глазах зарябило. Это нереально…

Тишина, всего вздох назад наполнявшая пространство, сменилась глухим гулом страданий…

Глава 14. Самый…

В ту ночь я проснулась крепко привязанной к кровати.

Голая, открытая, с опухшими от слёз глазами, я не сразу сориентировалась, где нахожусь и почему не могу нормально пошевелиться.

Я ослепла?.. Нет. Всё дело в царящей вокруг кромешной темноте.

– Слав, – сдавленно захрипела, одновременно пытаясь вспомнить последние события…

– На, – суёт мне в руку тысячу рублей. – Разменяй по пятьсот. – И выходит из детской. Я испуганно бросаю взгляд на мирно посапывающих детей – полуторагодовалого Никитку и двухмесячного Зорю. С облегчением выдыхаю: слава Богу, не проснулись.

Выхожу следом за мужем и мягко прикрываю за собой дверь.

– Славик, ты же знаешь, что у меня нет денег, – догоняя, шепчу ему как можно тише, чтобы не разбудить только-только заснувших сыновей.

Резко развернувшись, он наклоняется, хватает мой подбородок, до боли впиваясь пальцами, и шипит прямо в лицо:

– И что? Где хочешь, там и меняй. – Тут же с силой отпихивает, заставляя меня отшатнуться и поморщиться от неприятных ощущений. Полы халата распахиваются, оголяя мою грудь. Невольно стягиваю их, прячась от голодного взгляда мужа, и внутренне сжимаюсь.

От бездонной пропасти накопленных обид горло стискивает спазм. Жестокий. Мучительный.

– Где я сейчас разменяю, Славик? Ночь. Все спят, – выдавливаю.

– Не разменяешь, я не дам спать детям, – издевательски усмехается. – Так что давай, беги к своей суке-подружке, – заводится муж. – Буди её, – хлопает меня по щеке ладонью. Моргаю, перед глазами пляшут чёрные точки. – Это ведь она тебя надоумила подать на развод? Она?! – повышает голос, снова нависая надо мной.

Втягиваю голову в плечи, чувствуя, как глаза наливаются горячими, обжигающими слезами.

– Ты что, Славик, я не подавала… – обрываюсь на полуслове, замечая, как он звереет на глазах. Господи, как он узнал?! Я ведь на следующий день забрала заявление! – Славик, не кричи, я тебя прошу, – умоляю. – Зоря с Никиткой только уснули, – слёзы текут и текут. Я срываюсь с места. – Я сейчас разменяю. Сейчас-сейчас. Только не кричи, – бормочу себе под нос, нисколько не сомневаясь, что муж всё слышит.

Выхожу из квартиры. На площадке прохладно и неуютно, но я не останавливаюсь, бесшумно, как мышка, чтобы в очередной раз не опозориться перед соседями – стыдно, спускаюсь на этаж ниже, к Леночке.

Легонько стучу в дверь. Несколько бесконечных секунд мне никто не открывает, из квартиры не доносится ни звука, отчего у меня внутри всё холодеет: ведь подруги может попросту не быть дома…

Стучу ещё – немного громче, но всё так же с опаской, чтоб не наделать слишком много шума. За дверью слышится шорох.

– Кто там? – сонным голосом спрашивает Лена и затихает, по-видимому, припадая к глазку. А я уже готова разреветься в голос.

– Карина? – удивлённо восклицает подруга и широко распахивает дверь.

Один миг, и я в прихожей, а в следующий – уже висну на её шее. И реву. Реву. Реву. Не могу успокоиться. Руки дрожат, из груди вырываются надрывные всхлипы. Я вою от своей слабости. От отчаянья. От горькой обиды на Славу. Больше не могу. Устала. Нет сил больше терпеть его болезненную опеку и контроль… это бесчеловечное отношение, унижение, сотни хлёстких слов, всегда безошибочно попадающих точно в цель.

За что? Что я делаю не так? И когда всё изменилось?..

Как могло случиться, что я даже не заметила, как «забота» и «любовь» мужа переросли в жёсткие запреты и наказания?.. В какой именно момент тёплые мужские руки вдруг похолодели, а родные губы стали грубыми… и чужими?.. И самое главное… куда исчез тот взгляд… полный любви и нежности, что так пленил меня в студенческие годы?

Пока я лихорадочно стискиваю майку подруги, она без остановки гладит меня по голове, словно маленькую девочку.

– Лен, я так больше не могу-у-у… – протяжно, дрожащими губами.

– Тварь. Какая же он – тварь. Я сейчас этой гниде… – намереваясь меня отстранить, но я вцепилась в неё мёртвой хваткой.

– Нет! Пожалуйста, не ходи! Он… Он… – заикаясь от испуга. – Он разбудит мальчиков. Пусть спят. Я их еле уложила. Зоря очень неспокойный, а у Никитки так и держится температура. Клыки режутся, – отодвигаясь от подруги. – Пожалуйста, разменяй мне тысячу, – вспоминаю, наконец, зачем пришла и трясущейся рукой протягиваю банкноту, – по пятьсот рублей.

– Сейчас, – забирая, отвечает на автомате, и её глаза расширяются от внезапной догадки. – Это он тебя заставил, да? Да кто ж такого ублюдка только породил! – Лена уходит, а я обессилено опускаюсь на пуфик в коридоре и утыкаюсь невидящим взглядом в стену. – Этот мудак над тобой издевается, Карин! – кричит из комнаты и, выйдя, продолжает тише: – Понимает, что тебе некуда идти. Что ты без денег и очень зависишь от него. Особенно сейчас – после родов. Чувствует, что боишься потерять детей.

Я отстранённо киваю, мыслями находясь сейчас совсем в другом месте.

– Я побегу, Леночка, – поднимаюсь, хлюпнув носом. Судорожно вздыхаю. – Там… Я боюсь, как бы он чего… Господи, что я несу… Ведь он их отец…

– Это не отец, Карин, это – мразота.

– Лен, прости меня. Прости, что я тебя среди ночи… вот так вот… разбудила, – вытираю мокрые щёки. – Тебе завтра в больницу на дежурство?

– Да, – она щурится, всматриваясь в моё лицо. – Тебе тоже нужно поспать… – Вот зачем она это сказала? Мои веки мгновенно тяжелеют. Я страшно хочу спать. Постоянно. – А ещё тебе нужна работа, Карин. Тогда у тебя и деньги будут, и возможность поя́вится от него уйти. Не боясь, что он отнимет детей. Ты же хотела организовывать свадьбы. Вот и попробуй! Уверена, у тебя всё получится. Только этому не вздумай говорить! Надо по-тихому, чтобы он ничего не знал. У нас медсестра одна замуж выходит. Я завтра ей предложу.

Подруга порывисто меня обнимает на прощание.

– Спокойной ночи, – шепчу ей в ухо сквозь слёзы, ещё даже не подозревая, что для меня эта ночь станет самой бесконечной в жизни…

Вернувшись, я тихонько вхожу в квартиру.

– Разменяла? – совершенно равнодушно.

– Да, – отдаю ему деньги.

– Это что? Ты совсем тупая? Я сказал разменять по сотне.

– Нет, Слав, – качаю я головой, – ты сказал, по пятьсот, – боязливо смотрю ему в глаза.

– Ты не только тупая, но ещё и глухая. Значит, иди теперь и меняй эти пятихатки, – развернувшись ко мне спиной, направляется в детскую. – А я пока покурю на балконе.

– Славик, не надо! – встревоженно. – Дым потянется в комнату…

– Тогда шевели своей задницей и быстрее возвращайся.

Я бегом кидаюсь обратно к Лене и через минуту уже передаю мужу десять банкнот.

– Я знаешь, что подумал… Наверное, всё же стоило разменять по пятьдесят… – глумится он. – Ладно, – снисходительно, – пошли. А то забегалась уже. Не хочу трахать тряпичную куклу.

Весь последующий час я, наотрез отказавшись от близости с мужем, сижу в туалете. Он требует, чтобы я вышла, затем снова грозится разбудить детей и даже в итоге обещает, что не будет меня сегодня трогать, но я… жутко боюсь. До трясучки. И до отвращения не хочу секса. Чувствую, что после родов ещё не готова. Рано. Не хочу. Будет больно.

– Тебе же хуже, – цедит сквозь зубы и грохает по двери ногой. А я молюсь, чтобы дети не проснулись.

Чувствуя, что начинаю засыпать сидя на унитазе, я решаюсь выйти. В коридоре прислушиваюсь к негромкому храпу Славы и, быстро приняв душ, кормлю Зорю. И только после этого проскальзываю в нашу с мужем спальню и аккуратно ложусь на край кровати, чтобы хоть чуть-чуть поспать…

От воспоминаний к горлу подкатил ком, глаза привычно защипало.

Выходило, что Слава притворился спящим, а на самом деле всё это время…

Страх… Настоящий животный страх буквально хлынул по венам… В висках надсадно заколотилось.

В густом мраке спальни я буквально кожей почувствовала обжигающий, словно лёд, взгляд мужа… Он беспокойно скользил по моему голому телу, будоража каждую клеточку, каждый волосок…

Я отчаянно задёргала скованными конечностями, выгнулась, пытаясь высвободиться, но ничего не получилось.

Вспышка яркого света, и я зажмурилась, привыкая… Заморгала и тотчас натолкнулась на… глухую стену – так Слава на меня ещё никогда не смотрел… Стеклянным, почти неживым взглядом.

– Слав… Зачем ты меня привязал? – пропищала, бегло осматривая своё тело: мои запястья и щиколотки были охвачены широкими лентами… Розовыми и голубыми… Теми, что остались с нашей свадьбы.

Неожиданно он подскочил со стула, резким движением стянул футболку, боксеры.

– Не надо… Прошу тебя… – беспомощно зашептала, уставившись на его возбуждённый член. – Пожалуйста…

Он набросился на меня, как изголодавшийся дикий зверь на свою жертву. Я задохнулась… от тяжести мужского тела… от накрывшей меня паники… Из груди в один миг вышибло весь воздух.

– Я не хочу… не хочу… не хочу… – замотала головой, затрепыхалась в путах.

…убежать от его прикосновений…

…увернуться от жёстких губ…

…не чувствовать его безжалостных пальцев, впивающихся в кожу так, словно он яростно желал набить на ней татуировки. Выжечь личное клеймо…

Противно… мерзко… жутко.

Он ничего не слышал… Всё бесполезно…

Мощный толчок… чудовищная невыносимая боль… и будто росчерком когтей по сердцу… Грудную клетку разорвало от сдавленного воя.

Я вязла… С каждым его неумолимым рывком он перекраивал меня под себя, а я погружалась всё глубже и глубже…

Он брал меня так, как ему хотелось… и сколько… А я терпела. Сжав зубы, надрывно стонала, захлёбывалась слезами и всё терпела. Ради тишины. Ради детей.

Я приняла его дикость… Ведь у меня не существовало право выбора… Меня лишили права голоса.

И в какой-то момент я перестала что-либо чувствовать… Вроде ещё живая, но где-то очень-очень далеко…

… Замученная его пытками… униженная… потерянная… я выгорела в ту ночь дотла…

– Я хочу, чтобы ты была послушной девочкой, – развязывая мои намученные руки… безвольные ноги… – Ну, не обижайся. Что ты, как маленькая? – прилёг рядом, подтянул к себе спиной. – Ты сама виновата. Я просил тебя по-хорошему. Это всё для твоего же блага…

…А потом он шептал мне всякие мерзости… И не разрешал сходить в душ… После всего, что… И тогда я долго лежала без сна, дожидаясь, когда он уснёт… Чтобы улизнуть в ванную и до рассвета стоять под горячими струями. Пока голова не закружится, а кожа на подушечках пальцев не превратится в жёваную бумагу.

В ту ночь он своими собственными руками окончательно разрушил ту едва уловимую, хрупкую грань между здравым рассудком и безумием… Сумел убедить, что тело, которое всего день назад, казалось, принадлежало только мне – теперь не только моё… В любой момент он может подойти и воспользоваться им по своему усмотрению…

Он – мой самый близкий и родной мужчина. Единственный…

Тот, кому доверяла. На кого полагалась.

Кого любила…

Больше я никогда ему не отказывала.

Глава 15. Одиночество

Громкий звонок мобильного буквально выдернул моё сознание из воспоминаний, заставляя вернуться в реальность – в ту самую, где меня всё ещё прижимала к кровати тяжёлая мужская рука, а я, жмурясь до боли в глазах, судорожно стискивала пальцами тёмное покрывало.

– Твою ж мать! – выругался полковник, и давление на спину исчезло.

В первое мгновение я не поверила в своё внезапное освобождение. Потому что не надеялась… Не могла рассчитывать на такую невероятную удачу.

Замерла, прислушиваясь к происходящему.

Секунда…

Вторая…

Удаляющиеся шаги…

– Эдуард Витальевич… – хлопок двери. – Как долетели? – послышалось за стеной – в соседней комнате.

«Давай, Кари, очнись! Приди в себя!» – приказала себе, и тут же почувствовала, будто какая-то сила подталкивает меня. Подскочила с кровати, как ужаленная.

Голос за стеной неожиданно стих.

Застыла, боясь пошевелиться, страшась сделать даже короткий вдох.

Сквозь грохот отчаянно колотящегося о рёбра сердца я всё же сумела вновь расслышать мужской голос и только после этого позволила себе медленно выпустить из лёгких воздух.

Сморгнув пелену слёз, настырно застилающую глаза, я вдохнула поглубже и на цыпочках подкралась к закрытой двери. Опасливо опустила ручку и, чуть приподняв дверь вверх, чтобы избежать ненужного скрипа, выскользнула из комнаты в холл.

Снова остановилась, вслушиваясь: полковник продолжал разговор.

Выброшенный в кровь адреналин подстёгивал ускориться, но я не поддавалась. Осознавая, что мне просто жизненно необходима хотя бы малюсенькая фора, я не спешила.

Стиснув губы, заглянула в соседнюю комнату – да, рискуя, сильно рискуя стать замеченной, но что делать? Полковник стоял спиной к входу, прижимая к уху телефон.

А вот теперь нельзя мешкать! Шагнула к лестнице и неслышно спустилась вниз.

Натянула один сапог…

Второй…

Стараясь одеться как можно быстрее и тише, я чувствовала, как с каждой секундой шум в ушах усиливался, мешая контролировать разговор полковника.

Накинула куртку, схватила сумку. Миг, и я на улице. Бегом преодолев расстояние до забора, выскочила за территорию и сразу свернула направо… Ещё поворот… Пролетела мимо двух коттеджей, и снова поворот.

Всю дорогу ледяной воздух обжигал горло, я жмурилась, ощущая на ресницах, застывшие на морозе слёзы, но продолжала петлять, пытаясь затеряться в домах. Оказавшись возле очередного строения, наконец притормозила: сложившись пополам, закашлялась, жадно глотая воздух до тех пор, пока дыхание не выровнялось.

Господи, что со мной не так?! Почему я привлекаю таких мужчин? Жестоких. Желающих подчинить. Сломать. Подавить все мои чувства.

Или… возможно… это они меня привлекают?..

В этот момент из-за поворота вырулил потрёпанный ПАЗик. Громко урча, он доехал до ржавой заброшенной торговой палатки и притормозил – да это же рейсовый автобус!

Шмыгнув носом, я сорвалась с места и припустила в его сторону. Успела. Порывшись в сумочке, отдала водителю пятьсот рублей и, предупредив, что сдачи не нужно, прошла в полупустой салон. Двери за спиной с грохотом захлопнулись, словно отрезая меня от внешнего мира, мы тронулись.

Удерживаясь за поручень, кое-как добралась до заднего ряда. Да, здесь гораздо сильнее трясло и подбрасывало, но зато меня не разглядеть с улицы.

Плюхнувшись на сиденье, я непослушными пальцами застегнула куртку, и едва мы выехали на трассу, опять расплакалась. По щекам текли слёзы, сердце ныло, сжимаясь от обиды и унижения, жаловалось. А я, дрожа всем телом, крепко прижимала к животу сумку и чувствовала себя безумно одинокой.

Когда мы въехали в город, я более-менее успокоилась. Пассажиры покидали автобус на своих остановках, в салоне пустело, а я всё ехала и ехала. Здравый рассудок подсказывал, что сейчас мне ни в коем случае нельзя возвращаться домой: это первое место, куда нагрянет полковник, едва обнаружит мою пропажу. В том, что он отправится на мои поиски, я почему-то не сомневалась.

На смену прежним эмоциям пришли злость и решимость. Было бы неплохо где-то затаиться. Чем больше времени пройдёт до встречи с Вячеславом Алексеевичем, тем лучше. Для нас обоих. Пусть он остынет, успокоится, а я всё обдумаю и морально подготовлюсь к разговору.

Непроизвольно сжала в руках сумку, на дне которой лежала связка ключей – не только от квартиры…

Доехав до автостанции, я вышла из ПАЗика, прямой наводкой направляясь в кассы. Купила билет и, присев на пластиковое кресло в зале ожидания, посмотрела на часы – до отбытия оставалось полчаса.

Задумавшись, кивнула своим мыслям и отлучилась в супермаркет. Купила немного еды и как раз подоспела к ожидающему с открытыми дверями автобусу.

Домчались минут за сорок.

В деревушке Голыши в эту пору было тихо. Дачники разъехались, и почти все дома стояли пустые, утопая в снегу. Теперь жизнь здесь закипит лишь с приходом весны: зажужжат садовые триммеры, затарахтят культиваторы, хозяйки привезут из города рассаду… От представшей перед глазами картины я улыбнулась.

Миновав пару домов по широкой, хорошо расчищенной дороге, шагнула к забору из профнастила высотой в человеческий рост и мгновенно провалилась по щиколотку в снег.

Мне повезло, что за две недели не выдалось сильных снегопадов.

Выудив из сумки связку, я зазвенела ключами по железу и очутилась во дворе. Уже на автомате, даже не поворачивая головы, протянула левую руку и схватилась за черенок деревянной лопаты.

Ловко расчистив снег, что мешал подобраться к домику, я вернула на место инструмент и попыталась закрыть дверь забора на засов. Не получилось: он намертво примёрз и никак не хотел поддаваться.

– Ну, и чёрт с тобой, – бросив эту затею, я устремилась к крыльцу и вскоре уже вошла в холодный дом.

Зябко поёжившись, поставила пакет продуктов с сумкой на стол и побежала за дровами. После чего, не снимая куртки, растопила печку, радуясь про себя, что год назад, покупая этот аккуратный домик из красного кирпича, сдержалась и не рассказала о нём ни единой живой душе. Так он и стал моим тайным местом. Моим убежищем, где я могла подумать… или просто отдохнуть. Вспомнить… или, напротив, забыться.

Сейчас я очень хотела забыться…

Отчётливо ощутив паническую дрожь в теле, я подкинула поленьев в печку и, шагнув к стене, сдёрнула пару чёрных боксёрских перчаток. Затем скинула куртку, обулась и в одном свитере выскочила на улицу.

Остановилась ровно напротив вкопанного в землю толстого деревянного столба. Не знаю, возможно, предыдущие хозяева установили его для каких-то других целей…

С остервенением натянула перчатки.

Выдох, и я резко выбросила правый кулак, целясь в брус.

Поморщилась от подступивших слёз.

«Давай, Кари! Давай!».

Снова прямой правый. Ещё.

Нет нужды…

После левый… Удар. Удар.

Нет страха…

Дальше колотила безостановочно. Глотая ледяной воздух, не чувствуя мороза. Не оберегая глаза от вихря колких снежинок, летящих в лицо и неприятно царапающих чувствительную кожу.

Да, бестолково. Да, неумело… Но настойчиво. Пока не заболели руки, а по спине не заструился пот, выгоняя из меня все обиды и страх последних часов. Смывая нервное напряжение, потерянность… Да много чего.

Тяжело выдыхая клубы пара, я обняла столб и упёрлась в него горячим лбом. Кровь бешено пульсировала в висках, а я радовалась возможности вновь почувствовать уверенность в себе. В своих силах. И вернуть внезапно потерянный контроль над собственной жизнью.

Через несколько минут оказавшись в доме, повесила перчатки на гвоздь и, подбросив в печку новую порцию дров, созвонилась по видеосвязи с сыновьями.

Во время разговора запоздало сообразив, что вокруг меня незнакомая обстановка и у мальчишек, или у мамы может возникнуть вопрос – где я нахожусь, незаметно сдвинулась в сторону пустой стены, тем самым меняя задний фон.

Весело переговариваясь, мы проболтали около получаса и затем отключились. Повертев в руках телефон, я чуть подумала и вовсе его выключила.

Направилась к пакету с продуктами. Стоило мне на него взглянуть, как в животе громко заурчало. И это неудивительно: как-никак вечерело, а я после побега так ничего и не поела.

Приготовив на скорую руку чай с бутербродами, утолила голод и переоделась в тёплую пижаму, не забывая при этом на автомате подбрасывать по одному полену в топку. Пришла в себя, когда стало жарко – всё-таки переборщила.

Не зная, чем себя занять, немного прибралась в доме, а потом, прихватив со стеллажа один из любовных романов, заинтересовавших меня обложкой, прилегла на диван – то, что нужно, чтобы расслабиться и отрешиться от окружающего мира… забывая обо всём: о его глазах цвета стали…; о прикосновениях, обжигающих, словно летний зной; забывая, как он закрывал мне уши при первой встрече, крепко-крепко прижимая к себе; поил сладкой настойкой…; как спас мне жизнь на той свадьбе, а после шумел… как может шуметь только Камыш; как нёс на руках в клубе… берёг мою лодыжку…

И его «Кар-р-ра»…

«…не хочу трахаться. Я хочу трахать».

– Какая же я дура! – с силой захлопнув книгу, отбросила её в сторону, сдула с лица прядь волос и подскочила с дивана.

Рассерженная подлетела к окну и, открыв одну из створок на проветривание, намертво вцепилась пальцами в подоконник. Стиснула губы.

Вдох-выдох – шумно задышала.

Осознание собственной ненужности, незначимости – убивало меня.

Наверное, впервые я так и не смогла ощутить в этом доме привычного спокойствия.

Развернувшись к столу, сдёрнула со стопки постельного белья яркий пододеяльник и опять легла, сворачиваясь калачиком и кутаясь в хлопковую ткань. Прикрыла глаза.

Хватит.

Мне никто не нужен.

Только мои дети. Только жизнь для них и ради них.

Разорвать эту болезненную связь… Сейчас. И больше никогда не видеть друг друга. Это единственный выход.

Пока не поздно.

Пока не глубоко.

Пока нет нужды…

Ведь нет?..

Погружённая в свои мысли я не заметила, как уснула.

А ранним утром проснулась от глухих ударов топора, что доносились сквозь шум ветра за окном.