Текст книги "Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы"

Помню идеи, которые им владели перед работой над «Жертвоприношением»: ведьма, через которую нужно пройти; ведьма – болезнь, которой нужно отдаться, чтобы совершить переход к новой жизни; болезнь – учительница, ведущая тебя куда надо. Думаю, он дал ведьме доброе лицо; болезнь – это призыв к изменению, это страдание души, выраженное через физическое недомогание. Болезнь может покинуть тело, так и не освободив человека от боли заблуждения.

«Жертвоприношение» он задумал давно, еще в России. О главном герое он говорил мне: «Это не персонаж картины должен умереть, это я должен. Но время еще не пришло».

За двадцать дней до смерти он попросил, чтобы я с детьми пришла к нему на виллу в Арджентарио.[79]79
  Анжела Флорес ошибается – за 20 дней до смерти Андрей лежал в парижской клинике. Очевидно, последняя встреча с Флорес состоялась в сентябре – октябре 1986 года, когда Андрей находился в Анседонии.


[Закрыть] Он был веселым, щедрым, красивым… Не хочу пересказывать то, что он говорил тогда – слова, которые будут поняты посторонними слишком поверхностно…

Он готовился к смерти как к жизни. Был спокоен, зная, что работа его продолжается. Я не была в Париже, когда он умер, но я немного помогла ему в подготовке к переселению; впрочем, он и сам был готов к этому. Ему оставалось только лишиться дурного тела, так измучившегося за последнее время.

– Он верил в перевоплощение души?

– В некотором смысле – да. Он верил в высшую жизнь, будто он ее уже прожил, вспомнил и еще пожелал.

Предсказания и предчувствия

Свидетельствует Анжела Флорес:

Андрей был сильным экстрасенсом. Меня сразу потрясла его способность видеть сущность человека, его сокровенные переживания, скрытые глубоко за корою тела. Однажды во время сеанса аутотренинга его тело стало совершенно синим – кроме меня, это видели и другие люди. Это значило, что душа его покинула тело. Когда к нему вернулось сознание, я сказала:

– Андрей, посмотри на свои ноги.

Ноги у него еще оставались синими. Он глянул и ответил:

– Ничего страшного. Мне сейчас очень хорошо.

Норман Моццато говорит:

Андрей умел лечить пранотерапией. Он знал, как воздействовать на тело, чтобы разряжать отрицательную энергию, он учил этому и меня. Однажды вечером я снимал болевые ощущения у своей матери, но в чем-то ошибся. Я позвал Андрея, он пришел ко мне домой и за полчаса исправил мои ошибки. Затем он терпеливо, как ребенку, объяснил мне, что надо и что не надо делать…

Мистических эпизодов в жизни Андрея было слишком много для теории вероятности. Сестре и ее мужу Андрей рассказывал случай, приключившийся с ним в геологической экспедиции на Курейке в 53-м году.

Лежит он в охотничьей избушке один, ночью… Воет ветер, деревья скрипят, надвигается буря. И вот вдруг слышит он голос: «Уходи отсюда!» Такой вот отчетливый тихий голос. Андрей не шевельнулся. Голос снова: «Уходи отсюда!» Андрей выбежал из избушки, то ли повинуясь этому голосу, то ли от испуга, то ли впоследствии третьей, неизвестной ему причины. И тут же огромная лиственница, сломанная, как спичка, могучим порывом ветра, упала на избушку по диагонали, как раз на тот угол, где минутой раньше лежал Андрей…

Порой Тарковский придавал мистическое значение даже каким-то мелким происшествиям. Таковым он считал случай, когда он обыграл в карты компанию поездных попутчиков.

Играли на деньги, и выигрыш получился немалым. Другая история, которую Андрей часто рассказывал друзьям, произошла на спиритическом сеансе не то в 1968, не то в 1969 году. Тарковский осмелился вызвать «дух Бориса Пастернака» и спросил его, сколько картин он снимет в течение жизни. «Дух» ответствовал:

– Семь.

– Неужели так мало? – огорчился Андрей.

– Мало, но зато хороших!

«Дух Пастернака» почти угадал. Если не считать студенческих работ, картин, снятых Андреем, действительно семь.

Впрочем, Андрей и сам обладал пророческими способностями. Вот лишь несколько любопытных фактов. В первоначальном варианте «Жертвоприношения» главный герой – Александр – болен раком. Во время съемок сцены апокалипсиса кинокамера стояла почти на том самом месте, где спустя полгода был убит премьер-министр Швеции Улоф Пальме. Наконец, премьера «Жертвоприношения» в Швеции совпала с аварией на Чернобыльской АЭС. Шведские журналисты были потрясены, называли режиссера пророком.

Лейла Александер вспоминает:

Андрей всегда говорил: я очень боюсь «Жертвоприношения». Это страшный фильм. Он хотел сделать русский фильм, но считал, что советские зрители его никогда не увидят. Часто говорил: у меня столько долгов в России, и не только денежных, многих людей, которых любил, я незаслуженно обидел. Две последние его картины фатально перекликаются с его собственной судьбой. Как герой «Ностальгии» Горчаков, Тарковский ехал в командировку, но остался за границей. С героем «Жертвоприношения» его судьба перекликается еще более страшно. «Я хочу снять простой классический фильм с единством времени, действия и места», – говорил Андрей. Но снял – самый таинственный и загадочный.

По мнению Александра Гордона, Андрей Тарковский начал интересоваться парапсихологией, восточной философией, метафизическими и мистическими явлениями в 1970-х, во время съемок «Зеркала». Однако одноклассник Андрея Владимир Куриленко утверждает, что увлечение Тарковского мистикой началось еще со школьной скамьи. Куриленко рассказывает, как однажды он показал Андрею стихотворение Валерия Брюсова, начинавшееся словами:

 
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В громкозвучной тишине…
 

Спустя несколько дней Андрей предложил приятелю создать Общество мистиков, на что Владимир без раздумий согласился. По предложению Андрея общество назвали «Фиолетовые руки».

Это было, наверное, единственное в мире «научное» общество, состоявшее из двух человек. Мы завели папки, на обложках которых было написано: «Странно», «Интересно», «Загадочно». В них мы начали складывать соответствующие вырезки.

Позднее Андрей использовал это в «Жертвоприношении» – в образе почтальона, «коллекционировавшего» сообщения о странных, загадочных случаях.

С самим Тарковским такие случаи происходили не раз. Мы уже упоминали историю с потерей осенью 1983 года (перед поездкой в Лондон) записной книжки с деньгами и паспортами – своим и Ларисы, где уже были поставлены английские визы. Тогда их помогла вернуть Анжела Флорес. Потрясенный, Андрей записал в дневнике:

Это действительно чудо! Анжела сказала, что это произошло специально для того, чтобы утвердить меня в вере, отбросить сомнения.

Нечто похожее случилось с Тарковским много лет назад в Москве, о чем можно узнать из его дневника. Он забыл в такси на углу улицы Горького (ныне Тверская) напротив «Националя» беловую рукопись сценария «Андрея Рублева» (не имея черновика!). С горя Андрей напился в «Национале», а затем отправился в Дом актера (он тогда находился на углу Страстного бульвара и улицы Горького). Через два часа, спускаясь вниз на том же углу, где он потерял рукопись, затормозило такси (нарушая правила). Шофер из окна протянул Андрею его рукопись. Андрей воспринял это как чудо.

Вернемся к воспоминаниям А. Гордона.

Между прочим, стал я замечать, что Андрей занимается йогой, пользуясь свободными часами, и занимается регулярно. Я терпеливо ждал окончания этих занятий, иногда по нескольку часов. А когда начиналась беседа, ее могла прервать приехавшая машина, которая увозила его к врачам-психологам. Активная внутренняя жизнь была расписана по часам. Он иногда иронизировал над своим «расписанием», но признавался, что это его бодрит. Вообще, семидесятые годы принесли новые веяния и соблазны. В литературной и студенческой среде началось увлечение дзен-буддизмом, ходили по рукам сочинения Блаватской (Андрей презрительно отмахивался от нее). Парапсихологи «вершили чудеса», «пассы» восточной женщины над полуживым генсеком получили официальное признание. Андрея это интересовало.

Особенно усиливался интерес к восточной философии, ее знакам, звукам, музыке. Даосские мотивы оказались близки Тарковскому.

Герой «Сталкера» в центральном монологе цитирует изречение из «Книги пути и благодати» древнекитайского философа Лао-Цзы: «Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево растет, оно полно и гибко, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. Черствость и сила – спутники смерти. Гибкость и сладость выражают свежесть бытия».

6 февраля 1976 года Андрей пишет в дневнике, что был у женщины по имени Варвара, а на следующий день расшифровывает:

Она скорее коллекционер пси-явлений, чем ясновидящая или целительница. Хотя энергия ее ощущается. Потом неизвестно, услугами каких духов она пользуется. Она и сама этого не знает <„.>. Хотя она делает большое дело – старается помочь узакониванию парапсихологии как науки.

В марте 1979 года Андрей знакомится с одним из самых знаменитых советских экстрасенсов Владимиром Сафоновым. Книги Сафонова «Нить Ариадны», «Нечто», «Несусветная реальность» и другие расходились в «самиздате» многотысячными копиями.

Тарковский отмечает в дневнике, что Сафонов ставит диагноз даже по фотографии пациента, и затем приводит список заболеваний своих родных и даже собаки (!), определенных экстрасенсом по фотоснимкам.[80]80
  Вера в экстрасенсов в те годы была всеобщей. Примерно в это же время я познакомился с несколькими экстрасенсами-целителями. Особое впечатление произвела на меня Татьяна Ледина, и я привез ее к Арсению Тарковскому. Она не лечила его, но поставила диагноз (о состоянии печени и сердца), который оказался совершенно точным. (Примечание А. Лаврина).


[Закрыть] Далее Андрей пишет, что Сафонов определил:

У Ларисы:

1. Поражена правая часть головы (пространство вокруг правого глаза).

2. Урологическая зона (как он выразился, «Бермудский треугольник»).

3. Правое бедро (я об этом не знал. Оказалось правдой). У Ольги:

1. Лобная часть головы (мы ничего не знаем).

2. Область сердца.

У Дака:[81]81
  Собака Тарковских.


[Закрыть]

1. Задние ноги (знаем).

2. Печень (не знаем. Все после чумки?).

Оказавшись в Италии, Андрей продолжил занятия йогой, медитациями и т. д. 1 августа 1979 года он записывает:

1-й урок медитации. Кажется, получается. Вечером (сейчас) не очень. Мне кажется, что я засыпал, а не видел своих голубых пульсаций». На следующий день: «Медитация утром. Глубже, но иногда засыпал. Плохо, что день голодания попал на первый день медитации. Голубых пульсаций не было.

Еще через пару дней он записывает последовательность состояний, которые можно достичь в результате медитаций. Будем снисходительны, перечитывая этот список – Андрей иногда был большим ребенком, которому так хотелось верить в то, что на свете есть чудеса и они подвластны воле человека – стоит только сосредоточиться и пройти необходимые ступени медитации.

1. Бодрствование.

2. Сон.

3. Гипноз.

4. Трансцендентальное сост[ояние].

5. Космическое.

6. Единство.

7. Божественное.

8. Абсолютное.

Все эти состояния становятся доступными в результате медитации.

Еще один знакомый Тарковского, обладавший даром «предвидения» – Сергей Митрофанов. В дневнике (22 ноября 1979 года) Андрей описывает очередную их встречу:

Мы созвонились, и он пришел. Много рассказывал о йоге. Все гадания, спиритизм и проч[ее] он объясняет одним и тем же способом – получением информации при помощи концентрации. Он два раза гадал мне: раньше и вот теперь:

1. Вопрос (раньше): Стоит ли мне круто менять жизнь, начиная ее почти наново, во всяком случае, в новых обстоятельствах. Ответ: Да, стоит. Если все останется по-прежнему, сказал он, то я погрязну в денежных делах и буду иметь много врагов. Если я изменю жизнь, то ко мне придет слава. (Раз слава, то будет и работа, вот что главное.)

2. Вопрос (теперь): Имею ли я моральное право на эти изменения? Ответ: Да, имею.

3. Вопрос (теперь): Верить ли, что Б. Л. Пастернак сказал мне правду о четырех фильмах?

Ответ: Нет, не верить, это не так.

4. Вопрос (теперь): Смогу ли я взять с собой Андрюшу? Ответ: Да. И это будет зависеть от женщины.

(От Ларисы? Джанкарлы? Послихи?)

Вопрос об Андрюше (удастся ли его взять в Италию, а позднее – выпустят ли Ларису за границу вместе с Тяпой), Тарковский задавал буквально каждому «ясновидящему» – и в России, и в Италии. Все, как один, давали утвердительный ответ. И все, как один, попали пальцем в небо. Андрюшу выпустили только после того, как генсеком стал Горбачев и в СССР началась перестройка.

Анжела Флорес утверждает: Андрей знал, что Россия вскоре изменит свой облик. Он сказал ей об этом в 1982 году и огорчался, что не будет жить в то время, когда Россия станет иной… Вот слова Андрея в пересказе Анжелы:

Страдание русских – это недуг большой, связанной души. Моему народу брошен вызов. Он будет мучиться, претерпевать страдания из-за легкомысленности кучки людей во время перехода тоннеля от старой к новой жизни. Христианство России освободится внезапно, как гроза; это будет одна из тех сильных гроз, которые приносят очищение. Никакая сила не остановит эту христианскую реку…

«Пугает ли меня смерть»
Италия – Франция. 1985-1986

Сколько раз Андрею Тарковскому приходилось заново строить свой дом! Помимо семейных и бытовых проблем, случались катастрофы, связанные с работой, с творчеством, когда рушилась тщательно возводимая им постройка. Взять, например, историю с пленкой, на которой снимался «Сталкер»… Фильм этот «на корню» (до съемок) купил западный кинопрокатчик Гамбаров под одно имя Тарковского. В качестве платы была получена кинопленка «Кодак». Большую часть ее выделили Сергею Бондарчуку для съемок «Степи» и Андрею Кончаловскому на «Сибириаду». А с тем, что получил Тарковский, произошла драматическая история, о которой мы уже упоминали – из-за неправильной проявки погибла большая часть отснятого материала.

Заново создана семья.

Заново снят фильм.

Заново строится жизнь – за рубежом.

Как перенести фатальное, текучее непостоянство судьбы? Где та опора, которая ставит человека выше обстоятельств? Эти и подобные вопросы занимали его всегда.

Из заметок к замыслу фильма «Искушение Св. Антония»:

Некто хотел спастись и вдруг почувствовал себя предателем, Великим Грешником, противопоставив себя всем остальным. Себя – жизни.

Эта запись говорит о той проблеме, которая сильно волновала Андрея в конце жизни: этично ли спасаться одному, когда гибнет остальной мир? Не есть ли это самый большой грех, самое большое предательство?[82]82
  Заметим, что 15 лет назад он думал абсолютно по-иному: «Спастись всем можно, только спасаясь в одиночку. Настало время личной доблести…» (Запись в дневнике 9 сентября 1970 года.)


[Закрыть]

Андрей такого предательства не совершил. Он жил и страдал болями мира до последней своей минуты. И – работал, пока позволяли силы. Он строил Дом, которым для него было искусство, искал ответы на «проклятые» вопросы человеческого бытия.

Андрей размышляет в фильме Донателлы Баливо:

Пугает ли меня смерть? По-моему, смерти вообще не существует. Существует какой-то акт, мучительный, в форме страданий. Когда я думаю о смерти, я думаю о физических страданиях, а не о смерти как таковой. Смерти же, на мой взгляд, просто не существует. Не знаю… Один раз мне приснилось, что я умер, и это было похоже на правду. Я чувствовал такое освобождение, такую легкость невероятную, что, может быть, именно ощущение легкости и свободы и дало мне ощущение, что я умер, то есть освободился от всех связей с этим миром. Во всяком случае, я не верю в смерть. Существует только страдание и боль, и часто человек путает это – смерть и страдание. Не знаю. Может быть, когда я с этим столкнусь впрямую, мне станет страшно, и я буду рассуждать иначе… Трудно сказать.

Нет, по-другому рассуждать он не стал.

Рассказывает Франко Терилли:

Незадолго до смерти Андрей прислал мне из Парижа листок, на котором были нарисованы бокал и роза. Ему уже было трудно писать. За несколько дней до его смерти мне позвонили и попросили, чтобы я на другой день связался с Андреем – он хотел сказать мне что-то очень важное.

Письмо Андрея Тарковского к Франко Терилли, написанное за 11 дней до смерти

Когда я дозвонился, он поднял трубку, но ничего не сказал. Я понял, что он хотел проститься со мной молчанием.

А за год до этого, кажется, в декабре 86-го он позвонил мне из Флоренции: приезжай сейчас же. Я приехал. Не вставая с постели, он попросил Ларису оставить нас вдвоем.

– Не бойся того, что я тебе скажу, – произнес Андрей, – сам я этого не боюсь. И он сообщил, что накануне был звонок из Швеции – анализы показали, что у него рак и что жить ему осталось совсем немного.

– Я не боюсь смерти, – Андрей говорил это так спокойно, что я был поражен…

Посылая Франко Терилли листок с рисунком, в тот же день Андрей сделал последнюю запись в дневнике:

Гамлет… Весь день в постели, не поднимаясь. Боли в животе и спине. И еще нервы. Не могу пошевелить ногой. Шварценберг не понимает, откуда эти боли. Я думаю, что мой старый ревматизм разыгрался от химиотерапии. Руки невыносимо болят. Это тоже что-то вроде невралгии. Какие-то узлы. Я очень плох. Я умру?.. Гамлет?.. Но сейчас у меня совсем нет никаких сил ни для чего – вот в чем вопрос.

Рассказывает Лариса Тарковская:

Все началось в Берлине, куда нас пригласила немецкая академия. Он стал сильно кашлять; в детстве у него был туберкулез, он все время кашлял, и потому не обращал на это внимания. Но когда в сентябре 85-го он приехал во Флоренцию работать над монтажом «Жертвоприношения», у него постоянно держалась небольшая температура, и это его уже беспокоило. Такое ощущение, как при затяжной простуде… Вот в этот момент он и заболел. Но мы еще не догадывались…

Когда пришло известие о страшном диагнозе, Тарковские находились в сложном материальном положении. Деньги за «Жертвоприношение» еще не поступили; медицинской страховки не было, а курс лечения требовал значительных денег – 40 тысяч французских франков. Одно только обследование стоило 16 тысяч. Деньги на это дала Марина Влади. В дальнейшем ее муж, профессор Леон Шварценберг стал лечащим врачом Андрея.

В дневниках Тарковского есть запись, сделанная в больнице Сарсель:

11 января 1986 г. Да, вчера забыл – важное – Марина Влади дала мне на лечение два чека – на 16 и на 5 тысяч франков, чтобы заплатить за сканер. Она просто ангел.

Андрей и Марина Влади
Москва. 1970-е

Познакомились Андрей Тарковский и Марина Влади давно, в начале 1970-х, благодаря Владимиру Высоцкому; Марина даже пробовалась на роль матери и Натальи в «Зеркале».

Рассказывает Марина Влади:

Однажды утром ты[83]83
  Имеется в виду В. Высоцкий.


[Закрыть] говоришь мне с напускной небрежностью: – Знаешь, Андрей хотел бы поговорить с тобой тет-а-тет.

Я немного удивлена, тем более что мы виделись с Тарковским несколько дней назад. Он – твой друг юности и один из поклонников. Я знаю его уже много лет. Это невысокий человек, живой и подвижный – замечательный гость за столом. Кавказец по отцу, он обладает удивительным даром рассказчика и поражает всех своим умением пить не пьянея. К концу вечера он обычно веселеет и почему-то каждый раз принимается распевать одну и ту же песню.[84]84
  Песня на стихи Г. Шпаликова «Ах, утону я в Северной Двине».


[Закрыть]

По твоему тону я понимаю, что речь идет о чем-то очень важном. Ты говоришь:

– Андрей готовит фильм, он хотел поговорить с тобой и, вероятно, пригласить тебя на пробы.

И тут на меня находит. Я не нуждаюсь в пробах, меня никогда не пробовали ни на одну роль, за исключением первого раза, когда я снималась в тринадцать лет у Орсона Уэллса. Но ты так долго уговариваешь меня не отказываться, что я соглашаюсь.

Андрей объясняет мне, что фильм «Зеркало» – автобиография. И он хочет попробовать меня в нем на роль своей матери. Усы у него всклочены больше, чем обычно, и он, заикаясь, пересказывает мне весь сюжет.

Через несколько дней небольшая съемочная группа выезжает в подмосковную деревню. Поставлена камера. Марина тщетно пытается понять актерскую задачу. Андрей подробно объясняет ей сцену: на пороге избы женщина долго ждет любимого человека. Становится прохладно, женщина зябко кутается в шаль, наконец, в последний раз в отчаянии смотрит на тропинку, ведущую к дому, и, сгорбившись от горя, уходит в избу.

Деликатный Андрей (он еще не видел отснятый материал) делает Марине Влади комплименты, она довольна собой. Еще бы! Это они в СССР должны быть счастливы, что заполучили актрису европейского класса!

Вернувшись со съемок, Марина Влади рассказывает Владимиру Высоцкому, как прошел день, и они начинают мечтать. Если Марина снимется в этом фильме, сразу решится множество проблем – у нее будет официальная работа в СССР, она сможет дольше жить рядом с любимым. Да и сниматься у Тарковского – это такое счастье!

Марина описывает дальнейшие события:

Проходит несколько дней. Мы звоним Андрею, но все время попадаем на его жену, и та, с присущей ей любезностью, швыряет трубку. Я чувствую, что звонить бесполезно – ответ будет отрицательным. Но тебе не хочется в это верить, и, когда через несколько дней секретарша Тарковского сообщает нам, что роли уже распределены и что меня благодарят за пробы, ты впадаешь в жуткую ярость. Ты так зол на себя за то, что посоветовал мне попробоваться, да к тому же ответ, которого мы с таким нетерпением ждали, нам передали через третье лицо и слишком поздно… Тут уже мне приходится защищать Андрея. Наверное, у него слишком много работы, много забот, да и вообще у людей этой профессии часто не хватает мужества прямо сообщать плохие новости. Ты ничего не хочешь слышать. Ты ожидал от него другого отношения. И на два долгих года вы перестаете видеться. Наши общие друзья будут пытаться примирить вас, но тщетно.