Текст книги "Проклятие любви"

30

Хранитель царских регалий встал на колени, чтобы принять крюк, цеп и скимитар и благоговейно поцеловать их, прежде чем осторожно положить в золотой сундучок. Согнувшись почти вдвое, слуга поднялся по ступеням трона и, бормоча извинения, промокнул пот с лица бога и аккуратно подправил черную сурьму вокруг его глаз. Огромная зала медленно наполнялась пышно разодетыми придворными, посланниками и управителями, утомленными церемониями, длившимися все утро. У подножия помоста застыли воины отряда личной стражи, настороженно оглядывая зал, и вестники с белыми жезлами в руках терпеливо ждали, когда нужно будет призвать собравшихся пасть ниц. Носитель сандалий стоял на коленях рядом с пустым ящичком. Справа и слева от трона носители опахал держали подрагивающие белые символы неотъемлемого права фараона на защиту, а перед троном великолепный в своей жреческой леопардовой шкуре, ворчливый и постаревший Мэйя воскурял ладан.

В зале слышались обрывки разговоров, накрашенные глаза в ожидании часто устремлялись к помосту. Хоремхеб заставлял всех ждать. Повернувшись, он улыбнулся Мутноджимет, движения которой сковывало одеяние из льняной ткани с золотыми нитями и множеством драгоценностей; рогатый диск короны императрицы тускло поблескивал над ее головой. Ладонью, выкрашенной рыжей хной, он взял ее за подбородок, на руке вспыхнули кольца, и губы ее растянулись в ответной улыбке. Он настоял, чтобы она приняла корону императрицы во время церемонии, не потому, что империя была уже отвоевана, – корона была знаком, обещанием привилегированным собравшимся, что это непременно случится. Он уронил руку и поманил пальцем Нахт-Мина. Носитель опахала склонился к нему.

– Что желает великий царь?

– Сегодня время начинаний, – сказал Хоремхеб. – Старые управители уволены, новые назначены, розданы титулы знати, вручены награды. Это моя божественная воля, чтоб ты был освобожден от поста носителя опахала по правую руку, Нахт-Мин.

Нахт-Мин старался скрыть свое огорчение. Это была самая желанная должность в Египте, за ней неизбежно следовала такая должность, как «глаза и уши» фараона, или же звание личного царского писца. Улыбаясь про себя, Хоремхеб наблюдал за его усилиями совладать с собой.

– Как будет угодно фараону, – с трудом выдавил, наконец, Нахт-Мин.

Хоремхеб рассмеялся.

– У меня есть для тебя другой пост. Разве четыре года службы у фараона Осириса Эйе заставили тебя позабыть, кто ты есть на самом деле?

Лицо Нахт-Мина прояснилось.

– Конечно же, нет, Великий Гор.

– Вот и славно. Я хочу поручить тебе командование армией. В Дельте сосредоточены войска. Пора выдвигать их в южную Сирию. Это – первый указ моего правления. Я собираюсь назначить молодого Рамзеса визирем Юга, но хочу, чтобы он был пока твоим заместителем. Звание визиря поможет ему сохранить бодрость духа. Он хороший солдат.

Он отмахнулся от изъявлений благодарности Нахт-Мина, его взгляд задумчиво проследовал вглубь залы, где собрались члены иноземных посольств. Они съехались сюда, в Мемфис, чтобы прощупать почву нового правления. Хоремхеб заметил хмурое лицо представителя хеттов, присланного их новым правителем, сыном Суппилулиумаса Мурсилисом. Он снова улыбнулся про себя. Мурсилис скоро получит более чем учтивые приветствия от Египта. Он снова обратился к Нахт-Мину:

– Пусть твоим последним поручением на посту носителя опахала будет отдать приказ архитекторам подготовить проект моего триумфального пилона в Фивах. Храм Нефертити в Карнаке следует разрушить, чтобы обеспечить подвоз камня для строительства. Храм Эхнатона в Карнаке тоже будет разрушен до основания, и ты можешь объявить, что любой, кому нужен камень для памятников, может беспрепятственно забрать все, что ему понравится, из мертвого города Ахетатона.

Он сделал знак вестникам, те немедленно подняли свои жезлы и принялись выкрикивать его титулы. Люди распростерлись ниц.

Хоремхеб со спокойным удовлетворением обозревал поклоняющуюся ему толпу. Так я сотру воспоминания о них с лица земли, – думал он, – и боги простят мне все. Завтра мы вернемся в Малкатту, и над Египтом наступит новый рассвет. Я избавлю останки императрицы Тейе от оскверняющего соседства с ее сыном и положу ее в священную гробницу истинного супруга. А Эхнатон? Его я сожгу, я стану очистительным огнем его Атона. Моя воля – закон, потому что, наконец, я сделался богом. Он почувствовал, как рука Мутноджимет коснулась его руки, и вышел из задумчивости. Люди поднялись и терпеливо ждали. Пора было начинать. Хоремхеб ощутил тяжесть двойной короны на своей голове. Он откашлялся.

– Мэйя, выйди вперед! – приказал он. – Слушай мое желание для Дома Амона…