Электронная библиотека » Павел Фокин » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 21 апреля 2022, 17:43


Автор книги: Павел Фокин


Жанр: Языкознание, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Раскольников ошибся в себе. Его черт попутал. Он сбился с пути, заплутал в словах, поддался демону теории, живую жизнь подменил мертвенной диалектикой. Он действует против своей природы. «Что ж, что вас, может быть, слишком долго никто не увидит? Не во времени дело, а в вас самом. Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем» (6, 352) – эти слова Порфирия Петровича являются ключевыми для понимания внутреннего конфликта Раскольникова.

Харизма, отчетливо осознаваемая окружающими, не всегда видна самому ее носителю – таково одно из открытий Достоевского. Харизматичность присутствует в человеке независимо от его воли и самосознания. Харизма есть дар, но и испытание одновременно. Это данная человеку сверхчеловеческая сила, которую человек обязан постичь, принять и которой обязан овладеть. Нереализованность харизматического потенциала чревата драматическими последствиями. Подобная слепота может привести к трагическому исходу и погубить самого харизматического лидера.


Прямым продолжением поисков Достоевского стал образ князя Мышкина. В нем харизматическое начало значительно усилено. Вопреки всей странности своего поведения и облика, князь удивительно быстро завоевывает симпатии даже самых непримиримых своих противников. Он умеет покорять себе людей, но при этом совершенно не способен управлять той силой, которая ему дана. Он и осознает свой потенциал, хочет его как-то реализовать, но при этом абсолютно неискусен в практике реального общежития. Все его попытки реализовать себя в качестве авторитета приносят разрушение и беды. Мышкин, как и Раскольников, хотя и по иной причине, оказывается в роли самозванца. Апофеозом его самозванства, со всеми вытекающими последствиями – развенчанием и низвержением, – становится званый вечер на даче у Епанчиных, где князь и впрямь начинает поучать и проповедовать, точно Чацкий на балу у Фамусова. Как известно, все закончилось разбитой китайской вазой.

Идиот Мышкин наделен харизматическим даром изначально, как говорится, от природы. Тут Достоевский пока оставляет в стороне всю метафизику вопроса, ему открывается другое: это особое природное свойство личности может быть реализовано только в социальной среде, но для этого должно пройти определенную обработку. Предоставленная сама себе, личность, наделенная харизматическим потенциалом, даже осознавая свои возможности, не способна к полноценному деятельному существованию. Неуправляемая харизматичность столь же опасна и губительна, как и харизматичность невостребованная.


Первый абсолютный харизматический лидер в творчестве Достоевского – Николай Ставрогин из «Бесов». И «Бесы» – первый роман писателя, в котором проблема харизматического лидерства дана комплексно, в динамическом контексте социально-политических отношений. Если Раскольников – нереализованный харизматический лидер, Мышкин – харизматический лидер, не способный себя реализовать, то Ставрогин осознанно и активно реализует свой харизматический потенциал, предаваясь всевозможным экспериментам в сфере социальных и межличностных отношений.

Достоевский покорил своему герою таких сильных в индивидуальном плане персонажей, как Шатов, Кириллов, Петр Верховенский. Каждый из них в отдельности – личность незаурядная. В романе развернута завораживающая панорама идейных исканий этих героев. Каждый из них мономан своей идеи, но все они добровольно отдаются чарам Ставрогина. «Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк <…>. Без вас я муха, идея в стклянке, Колумб без Америки», – истерически захлебывается Верховенский (10,324). «Вспомните, что вы значили в моей жизни, Ставрогин», – просит решившийся на самоубийство Кириллов (10, 189). «Разве я не буду целовать следов ваших ног, когда вы уйдете? Я не могу вас вырвать из моего сердца, Николай Ставрогин!» – буквально стонет Шатов (10,202). «Вы, кажется, смотрите на меня как на какое-то солнце, а на себя как на какую-то букашку сравнительно со мной», – удивленно восклицает Ставрогин в ответ на страстные речи Шатова (10,193). Остальные герои попросту трепещут перед Ставрогиным. Сила обаяния Ставрогина подчеркнута четырьмя любовными романами героя.

Но Ставрогин, так же как и Мышкин, оказывается бессильным в отношении своего дара. Он не в состоянии с ним справиться. Не имея стойких духовных оснований, Ставрогин не знает, как им распорядиться. Активно экспериментируя с человеческим материалом, он при этом абсолютно равнодушен к предмету своих опытов, его не интересует результат. Только сам процесс, действие, бесцельное и беспрерывное, привлекает его. Тайна Ставрогина – в словах Апокалипсиса, которые по его просьбе читает Тихон: «И ангелу Лаодикийской церкви напиши: сие глаголет Аминь, Свидетель верный и истинный, Начало создания Божия: знаю твои дела; ни холоден, ни горяч; о если бы ты был холоден или горяч! Но поелику ты тепел, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты жалок, и беден, и нищ, и слеп, и наг…» («У Тихона»; Откр. 3:15–17) «Теплый» Ставрогин равнодушен к добру и злу и потому в равной степени способен на подвиг и на подлость.

Ставрогин безразличен к миру людей, но мир, соприкасаясь с безразличием Ставрогина, содрогается. «Теплота» и «харизма» в соединении дают ядерную смесь. Равнодушный Ставрогин опаснее Ставрогина в ярости. Его безразличие на самом деле очень агрессивно, оно питается страданиями окружающих. В Ставрогина влюбляются, ему покоряются, в него верят, и когда он молча отворачивается, страсть, направленная к нему, бумерангом возвращается назад, поражая насмерть того, кто ею возгорелся. Когда страсть охватывает весь город, гибнет весь город. Стоит страсти охватить мир, и конец света неминуем. По мысли Достоевского, неизбежна и гибель самого героя.


Абсолютными харизматическими лидерами представлены также Версилов в романе «Подросток» и Алеша Карамазов в романе «Братья Карамазовы». В художественной структуре «Подростка» харизматический лидер выведен на периферию сюжетного пространства, но даже и в этом случае остается полюсом духовного притяжения. В этом романе акцент сделан не столько на самом лидере, сколько на его адептах, самым страстным и заинтересованным из которых является рассказчик-повествователь Аркадий Долгорукий. Через его суждения, оценки, размышления и вопросы проступает та сторона проблемы харизматического лидерства, которая связана с психологией восприятия и поведением людей, попавших в поле духовной зависимости.

Образ Версилова существует в романе в отраженном виде, он в известной степени некий миф, легенда, нежели реальная личность. Достоевский обнаруживает способность харизматического лидера влиять на окружающих не только при непосредственном личном контакте с ними, но и опосредованно, отражаясь в ментальном пространстве информационных зеркал. Тема отраженного образа возникала уже и в «Бесах» в связи с интригами серого кардинала Петра Верховенского, но была заявлена лишь частично, как элемент «политических технологий». В «Подростке» проблема соотношения харизматической личности и ее виртуального образа вынесена в центр художественного исследования, являясь одним из двигателей всего романного действия.


Алеша Карамазов, притом что он заявлен как главный герой романа, так же как и Версилов, выведен за пределы главных коллизий. Даже тогда, когда он намерен активно включиться в действие, он оказывается лишь сторонним наблюдателем. Его участие в событиях носит опосредованный, отраженный характер. Место Алеши Карамазова в художественной системе романа довольно точно описывают слова признания, сделанного Иваном Карамазовым в конце его встречи с младшим братом в трактире «Столичный город». «Вот что, Алеша, – проговорил Иван твердым голосом, – если в самом деле хватит меня на клейкие листочки, то любить их буду, лишь тебя вспоминая. Довольно мне того, что ты тут где-то есть, и жить еще не расхочу <…>» (14, 240). Вслед за Иваном эти слова могли бы повторить многие герои «Братьев Карамазовых». Достоевский показывает, что харизматическая личность обладает неким идеальным обликом, который оказывает постоянное воздействие на людей, вне зависимости от того, где в данный момент находится сам харизматический лидер.

Алеша своего рода образец, пример, духовный ориентир для окружающих. Он может оставаться в стороне от событий (не по собственной прихоти или равнодушию, а в силу объективных обстоятельств), но его присутствие в мире ориентированных на него людей необходимо. Такой видится Достоевскому роль харизматического лидера в социальной структуре общества. Без него действительность утрачивает свою цельность и определенность. Фактически речь идет о личности, способной в условиях повседневного мирского существования определять метафизическую иерархию помыслов, слов и поступков людей. Эта участь достается лишь избранным.


Уже в «Преступлении и наказании» Достоевский задался вопросом о тех качествах личности, которые выделяют ее из общего социального фона. В процессе художественного постижения проблемы Достоевский делает выбор в пользу этической составляющей. Хотя в самом начале романа и сказано, что Раскольников «был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен» (6,6), он, однако же, в первую очередь привлекателен именно своим сложным духовным миром, той напряженной духовной энергией, которая исходит от всех его слов и поступков. Значительно большую роль играет внешняя привлекательность харизматического лидера в романе «Бесы». О красоте Ставрогина говорится несколько раз и всегда в каких-то предельно крайних выражениях: «волосы <…> были что-то уж очень черны, <…> цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые» (10, 37). В «Бесах» эстетический критерий выходит на первое место, при этом с эстетической точки зрения оцениваются как телесные достоинства героя, так и его духовный мир. Вспомним предупреждение Тихона, вынесенное Ставрогину по прочтении его «Исповеди»: «Некрасивость убьет». В образе Версилова актуализируется интеллектуальная привлекательность героя, которая была заявлена уже в Раскольникове и получила своеобразное преломление в образе Ставрогина. Но всегда есть еще что-то неуловимое, что делает человека неизменно привлекательным, позволяет ему быть особенным, исключительным.

По мысли Достоевского, харизма есть знак присутствия в человеке мистического начала. Харизматическая личность представляет собой явление пограничное, находящееся на стыке двух миров – человеческого, земного и сверхчеловеческого, идеального. Она – проводник, дверь между этими двумя мирами. Конечно, каждый человек соприкасается своей душой с «мирами иными», но только харизматическая личность способна эти миры соединять. Через харизматическую личность – ее облик, образ мыслей и тип поведения – идет диалог двух сфер бытия. Удел харизматической личности – постоянное пребывание «на пороге, как бы двойного бытия», говоря стихами Тютчева.

Жизненный и художественный опыт Достоевского свидетельствовал о равных возможностях Добра и Зла обладать харизматическим потенциалом. С помощью харизматических личностей Бог организует земную жизнь, направляя политические, экономические и духовные устремления людей в русло истинного порядка; нечисть, напротив, стремится использовать их властный потенциал в качестве орудия разрушения и лжи. В зависимости от того, какая сила входит в мир через избранную личность, Достоевский выявляет несколько типов харизматического лидерства. С одной стороны, это святые (Мышкин, Алеша Карамазов), с другой – бесы (Ставрогин). Есть и третий тип – великие грешники и страдальцы, за души которых идет борьба (Раскольников, Версилов). Наделенные харизмой герои Достоевского по-разному откликаются на обстоятельства окружающей действительности. В их власти покорять мир как любовью, состраданием и милосердием, так и насилием, равнодушием и презрением. Их участие в жизни может вести как к преображению ее, так и к ее искажению.

Романное исследование типов харизматического лидерства стало для Достоевского инструментом постижения законов мироустройства. Именно в образах харизматических лидеров, созданных гением Достоевского, открывается нам мистическая востребованность социальной составляющей универса.


Среди лиц, одержимых идеей власти, Достоевский, с пристрастием всматривавшийся в эту проблему в течение многих лет, обнаружил и художественно осмыслил тип социального лидерства, который на языке современной политологии именуется метафорическим термином «серый кардинал». Суть этого явления определяется как тайное, закулисное руководство действиями лица, облеченного реальной властью. «Серый кардинал», как правило, находясь в тени реального политика или руководителя, стремится навязать ему свою волю и подчинить себе его действия. «Серый кардинал», не обладая необходимой легитимностью, стремится узурпировать власть и добиться полного обладания ею. Политическая природа «серого кардинала» родственна самозванству, но отличается от него стратегией и тактикой поведения, в свою очередь обусловленных особенностями психологического склада личности.

Политическая сторона этого типа социального лидерства со всей очевидностью предстала перед Достоевским после нечаевского дела, анализ ее во многом определил художественную структуру романа «Бесы», но сама проблема тайного руководства поведением окружающих, корыстного использования их социального потенциала была отмечена писателем задолго до того.

В редуцированном виде тип «серого кардинала» представлен уже в Свидригайлове. Его неустанное шпионство за Раскольниковым, навязчивые намеки на возможность некоего союза между ними, предложения объединить силы, наконец, откровенный шантаж с целью заставить Раскольникова подчиниться его планам, в принципе, вписываются в образ действий «серого кардинала». Но психологически, конечно, Свидригайлов представляет собой совсем иной характер. И Раскольников нужен ему вовсе не из практических соображений – сладить женитьбу на Авдотье Романовне, Дунечке Раскольниковой, как поначалу рекомендуется Свидригайлов: мол, можете «помочь в одном предприятии, прямо касающемся интереса сестрицы вашей» (6, 214). Дунечка, похоже, к моменту появления Свидригайлова в романе интересует его скорее уже не как возможная невеста, а как повод к знакомству с Раскольниковым. На прямой вопрос Раскольникова: «Вы ведь то, что называется „не без связей“. Зачем же вам я-то в таком случае, как не для целей?» (6, 214) – Свидригайлов уклоняется ответить. С самого начала отношений этих героев Достоевский обращает наше внимание на то, что Свидригайлова не беспокоят меркантильные интересы и что за его поведением скрывается некая иная причина. Позже прояснится метафизический смысл странного знакомства.

Свидригайлова притягивает харизматичность личности бедного студента. В Раскольникове он чувствует источник колоссальной энергии, направление которой пока еще до конца не определилось. «Материал, по крайней мере, заключаете в себе огромный, – раскрывает свои карты Свидригайлов во время последнего свидания с Раскольниковым. – Сознавать много можете, много… ну да вы и делать-то много можете» (6,371). Утративший смысл жизни, экзистенциально опрокинутый герой стремится избыть скуку собственного существа участием в чужом подвиге, для чего и хочет прибрать его к рукам. «Представьте же себе <…>, – откровенничает Свидригайлов, – что я сам-то, еще ехав сюда, в вагоне, на вас же рассчитывал, что вы мне тоже скажете что-нибудь новенького и что от вас же удастся мне чем-нибудь позаимствоваться!» (6,371) В аспекте нашей темы случай Свидригайлова интересен обнажением компенсаторной мотивации поступков серого кардинала. Личность, склонная к такого рода поведению, замечает Достоевский, характеризуется внутренним изъяном, ущербностью, она испытывает духовный дискомфорт и ищет восполнения себе, паразитируя на личностном потенциале более цельных натур. Не столько экономический интерес, сколько социальный, психологический, метафизический вампиризм суть личности «серого кардинала».


Но Свидригайлов, конечно, даже не проба пера, а скорее интуитивная находка, как всегда гениально высмотренная Достоевским в потоке живой жизни. Лебедев – вот, кто, пожалуй, первый, осознанно выписанный серый кардинал Достоевского. Его персональная ничтожность и вызванный ею промысел профессионального соглядатая и наблюдателя жизни социально успешных лиц заявлены в первой же характеристике героя: «Большею частию эти всезнайки ходят с ободранными локтями и получают по семнадцати рублей в месяц жалованья. Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения и даже высокого духовного довольства» (8,8).

В отличие от Свидригайлова, тоскующего в присутствии жизни, Лебедев – человек деловой. Он мгновенно подключается к любой ситуации, в которой видит перспективу личного участия. Он, конечно, не упустит своей выгоды, но пьянит его больше не жажда наживы, сколько возможность деятельного вмешательства в события, которые по сути своей его напрямую не касаются, более того, и не могут касаться по определению. Роман его судьбы выписан в иных координатах, но он совершенно не собирается мириться с этим. Лебедев стережет каждую уловку, чтобы выскочить из своего ничтожества. И вот он уже прихлебатель у Рогожина, доверенное лицо Мышкина, конфидент Настасьи Филипповны. Лакей? Что ж, можно и в лакея сыграть, дурачком представиться, но зато потом наверстать все самым неожиданным образом. В дом к Епанчиным его и на порог не пустят, но зато он залучит к себе на дачу несчастного князя – и вот уже все генеральское семейство невольно оказывается у него в гостях, да не однажды – к великому удовольствию Лукьяна Тимофеевича.

Незаметно подчиняет себе Лебедев почти всех участников драмы. Важность его роли подчеркнута композиционно. Его физиономия появляется в романе одновременно с лицами Мышкина и Рогожина и сопутствует им до конца: «квартира Рогожина, – сообщает повествователь в „Заключении“, – была отперта при полиции, при Лебедеве, при дамах и при братце Рогожина, Семене Семеновиче Рогожине, квартировавшем во флигеле» (8, 507; курсив мой. – П. Ф.). Обратим внимание, Лебедев входит в дом Рогожина вслед за полицией, то есть вторым после представителей официальной власти. А был ведь поначалу просто попутчиком, соседом в вагоне третьего класса. Какова карьера!

Но, естественно, не личные успехи Лебедева интересны Достоевскому. Куда важнее метафизика его поведения. Достоевский сразу разворачивает проблему в онтологических координатах. Вся совокупность действий «серого кардинала» может быть охарактеризована как богоборческий бунт. Неслучайно же Лебедеву присвоено звание «профессора антихриста». Одно это именование героя уже показательно, оно куда острее фиксирует его ситуацию метафизического вампира, нежели возможный и, пожалуй, более соответствующий традиции титул «профессора Апокалипсиса», например, что почти даже уже и академично. «Профессор Апокалипсиса» – лицо вполне рутинное, без особых амбиций; совсем иное – «профессор антихриста». Тут самое живое намерение быть вблизи источника силы. И какой силы!

Не имеет особого значения, насколько действительно ловок Лебедев в толковании Апокалипсиса, существеннее сама претензия на истолкование, интерпретацию, творческое прочтение – сотворчество. Лукьяну мало самому понять одну из самых загадочных и тревожных книг Священного Писания, ему важно это свое понимание транслировать окружающим, подмять их под себя. Но и того недостаточно, в азарте Лебедев распространяет свою экспансию и на самый текст. Ведь там, где толкование, – там и перетолковывание, переделка, подмена. Как бы ни были оригинальны и остроумны наблюдения Лебедева, они произвольны и самозванны, и в той же мере проясняют текст, сколь и замутняют. И в обоих случаях искажают оригинал. И не что-нибудь, а Божественное Откровение. Так же и в повседневной жизни, которая по природе своей тоже несет на себе отпечаток Божественного участия, Лебедев своим незваным энтузиазмом вспомогателя вмешивается в Промысел Божий и искажает его. Так серый кардинал, компенсируя собственную убогость, уродует бытие, выступая соперником Творца, Его оппонентом и критиком. Пример Лебедева свидетельствует: тайная, теневая власть не может быть позитивной, она всегда состоит на службе у зла. Серый кардинал именно есть «профессор антихриста». Художественно Достоевский закрепит эту мысль спустя десять лет в образе великого инквизитора.


«Бесы», как уже говорилось, дают нам историю политической деятельности «серого кардинала». Петр Верховенский формулирует свою доктрину с нескрываемым цинизмом и откровенностью, без церемоний раскрывает механизм и технологию ее реализации. Главным его инструментом оказывается управляемый реальный политик. «Знаете ли, – с какой-то нечеловеческой гордыней, равной безумию, признается он Ставрогину, возвращаясь от „наших“, – я думал отдать мир папе. Пусть он выйдет пеш и бос и покажется черни: „Вот, дескать, до чего меня довели!“ – и всё повалит за ним, даже войско. Папа вверху, мы кругом, а под нами шигалевщина. Надо только, чтобы с папой Internationale согласилась; так и будет. А старикашка согласится мигом» (10,323). Но конечно, папа далеко, да и не так-то просто будет подчинить себе волю «старикашки», поэтому – «К черту папу!» Зато рядом безусловный лидер Ставрогин. Его-то Верховенский и добивается: «Вы именно таков, какого надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…» (10, 324) «Серый кардинал» расчетлив, и, несмотря на головокружительные фантазии и планы, действует вполне трезво. Он игрок, но не в рулетку, а в покер. Да к тому же предпочитает крапленые карты.

Поражает бесцеремонность, с какой Верховенский распоряжается в своих мечтах-планах судьбами мира. Нет предела авантюрным фантазиям «серого кардинала». Он способен помыслить самое невероятное, то, на что реальный политик даже в самом отчаянном своем положении не решится. И тут выявляется главное качество теневого лидера – свобода от ответственности за свои слова, идеи, поступки. Точнее, поступки вообще не его прерогатива. Он участвует в жизни опосредованно, через лиц влияния. Вся романная авантюра Петра Верховенского строится на использовании им подставных лиц – «наших», Шигалева, Кириллова, Федьки Каторжного, Лебядкиных, Варвары Петровны – всех. Лишь Ставрогин ему не дается, хотя как только ни обхаживает его Петруша, как ни обольщает!

«Серый кардинал» – профессиональный провокатор. Он даже не руководитель, а только лишь подсказчик. В то же время ему нельзя отказать в решительности и целеустремленности. Он готов ради достижения своих задач идти на самые крайние шаги. Убийство Шатова дело рук Петра Степановича, да и Кириллова он готов был лично пристрелить. Даже находясь в тени, «серый кардинал» остается лидером. Страсть к верховодству оказывается сильнее чувства самосохранения. Это люди по-настоящему одержимые. Со стороны Верховенский выглядит помешанным (так квалифицирует его Ставрогин). Да так и есть. Но мешается не ум, а душа. «Серый кардинал» отнюдь не сумасшедший, он – душевнобольной. Именно этот изъян личности пытается компенсировать в своей деятельности теневой лидер. Неспособность к сочувствию и любви восполняется безудержным социальным вампиризмом, неизбежно ведущим к насилию и кровопролитию. И чем черствее душа, тем большей крови она жаждет.


В образной системе «Братьев Карамазовых» описываемый нами тип социального лидерства заключен в диалектическое единство пары Смердяков – великий инквизитор. Они – две крайние формы проявления тайного владычества: уголовно-бытовая и религиозно-мистическая. Сводя их в едином хронотопе духовных мытарств Ивана Карамазова (вспомним, во все время разговора с Алешей в душе Ивана «сидел лакей Смердяков»), Достоевский как бы накладывает семантику одного образа на другой, создавая сюжет исключительный по своей метафорической содержательности.

Изгой и аутсайдер Смердяков, живя в тени и питаясь озлобленной энергетикой Ивана, осмеливается на бунт и вершит собственную инквизицию. Немочный лакей оказывается сильнее и брутального Мити, и гордого интеллектуала Ивана, и «херувима» Алеши, не говоря уже о развратном старике Карамазове. Он перестраивает под себя весь уклад усадьбы Карамазовых и подчиняет ненавистное ему семейство своей воле, вершит суд и приводит приговор в исполнение. Поэма Ивана в контексте окружающих ее романных событий оказывается переводом на язык философской прозы мстительных фантасмагорий Смердякова.

В свою очередь, обличительный пафос великого инквизитора, пропитавшись запахом кухни, обнаруживает свою метафизическую маргинальность. Поднявший руку на Христа и Его учение, «кардинал великий инквизитор» по природе своей тот же лакей, обслуживающий «страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия». Формально великий инквизитор обладает легитимной властью, но, как следует из его признаний, пользуется ею совсем в ином качестве, нежели предусмотрено уставом, под маской благочестия скрывая истинное лицо даже уже и не «профессора антихриста», а настоящего «академика сатаны». Особенность положения великого инквизитора в том, что он паразитирует не на иной физической личности, а на должности, т. е. на юридической личности, обращая ее в собственную противоположность. В образе великого инквизитора Достоевский закрепляет мысль о прямой зависимости любой теневой власти от сил зла, противостоящих и противоборствующих Богом данной реальности.


Вот уже почти сто двадцать пять лет не оставляет читателей в покое поэма Ивана Карамазова «Великий инквизитор». Гениальное сочинение Достоевского по-прежнему таит в себе множество загадок, несмотря на то, что к его осмыслению и интерпретации в течение всего XX века обращались выдающиеся представители отечественной и зарубежной гуманитарной мысли – литературные критики, филологи, писатели, философы, богословы.

«„Великий Инквизитор“ оригинальностью замысла и блеском художественного выполнения так поражает наше воображение, что на первый взгляд кажется, будто это произведение зародилось в творческом горниле Достоевского совершенно самопроизвольно, помимо внешних литературных влияний. Однако оригинальность философской мысли и мастерство ее художественного выполнения не будут нисколько умалены, а, наоборот, еще более выиграют в нашей оценке от указаний некоторых параллелей историко-литературного и философского характера», – писал в 1929 году И. И. Лапшин[23]23
  Лапшин И. И. Как сложилась легенда о великом инквизиторе // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881–1931 годов. М., 1990. С. 374.


[Закрыть]
. Этот тезис, справедливый в отношении к Достоевскому, столь же справедлив и в отношении к другому автору «поэмы» – Ивану Карамазову. Но если о творческой истории главы «Великий инквизитор» из романа «Братья Карамазовы» существует целая литература[24]24
  См.: Розанов В. В. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. СПб., 1893; Лапшин И. И. Как сложилась легенда о великом инквизиторе // О Достоевском. Сб. статей / Под ред. А. Л. Бема. Прага, 1929; Гроссман Л. П. Достоевский-художник // Творчество Ф. М. Достоевского. М., 1959; Евнин Ф. И. Достоевский и воинствующий католицизм 1860-1870-х годов (К генезису «Легенды о великом инквизиторе») // Русская литература. 1967. № 1; Туниманов В. А. О литературных и исторических «прототипах» Великого инквизитора // Ученые записки Чечено-Ингушского пед. ин-та. Серия филологическая. 1968. Вып. 15. № 27; Фридлендер Г. М., Кийко Е. И. Комментарий к роману «Братья Карамазовы» // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1976. Т. 15; Багно В. Е. К источникам поэмы «Великий инквизитор» // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1985. Вып. 6; Сузи В. Н. Тютчевское в поэме Ивана Карамазова «Великий инквизитор» // Новые аспекты в изучении Достоевского. Петрозаводск, 1994.


[Закрыть]
, то «писательская лаборатория» Ивана долгое время не привлекала к себе пристального внимания исследователей. Лишь в статье Л. И. Сараскиной «Поэма о Великом инквизиторе как литературно-философская импровизация на заданную тему»[25]25
  Сараскина Л. И. «Поэма о Великом инквизиторе» как литературно-философская импровизация на заданную тему // Достоевский в конце XX века. М., 1996. С. 270–288.


[Закрыть]
был предложен основательный анализ творческого процесса Ивана Карамазова, восстановлен его путь литератора, определена специфика жанра «поэмы».

Среди наиболее принципиальных наблюдений Сараскиной следует выделить особо мысль об активной созидательной роли слушателей поэмы-импровизации, в частности Алеши Карамазова. Алеша «становится соавтором „Поэмы“ и дальнейшее ее течение без него невозможно», – пишет исследователь[26]26
  Там же. С. 286.


[Закрыть]
. Действительно, без Алеши поэмы просто бы не существовало. Вся она – от первого до последнего слова – сочинена-исполнена только для него. Но одного только участия-присутствия Алеши для возникновения поэмы тоже мало. Круг «соавторов» Ивана значительно шире.

Примечательна реакция Ивана на братский поцелуй Алеши в финале их встречи. «Литературное воровство! – вскричал Иван, переходя вдруг в какой-то восторг, – это ты украл из моей поэмы! Спасибо, однако. Вставай, Алеша, идем, пора и мне и тебе» (14,240). Сперва «восторг», потом, без перехода, учтиво-холодное «Спасибо, однако» и резкое завершение, буквально обрыв встречи: «Вставай, Алеша, идем». И при чем здесь «литературное воровство»? Алеша мыслит и поступает совсем в иной системе координат. В конце концов, если уж на то пошло, то в данном случае следовало бы говорить о цитате, а не о «литературном воровстве». Можно предположить, что Иван пытается таким грубым способом скрыть свое смущение, которое охватило его после открыто христоподобного поступка брата. Этот психологический нюанс, безусловно, присутствует в реплике Ивана, но движет им и вполне профессиональный инстинкт литератора, оказавшегося вдруг под угрозой разоблачения. И есть из-за чего волноваться: именно финальный поцелуй Пленника делает поэму гениальной. Иван это понимает. Поцелуй противоречит всему мировоззрению автора поэмы, каким оно представлено в романе, он глубоко чужд Ивану-идеологу, но безмерно дорог Ивану-художнику. Поцелуй Пленника является главной загадкой творческой истории поэмы Ивана, и он готов на все, чтобы ее сохранить. Но, обвиняя Алешу в «литературном воровстве», Иван выдает себя с головой, и потому, спохватившись, спешит оборвать встречу.

Однако внимательный читатель не упустит из виду, что Алешу уже однажды обвинили в «литературном воровстве». Случилось это накануне встречи двух братьев, после знаменитого скандала в келье старца Зосимы. «Семинарист-карьерист» Ракитин, отвечая на слова Алеши о брате Иване: «Ум его в плену. В нем мысль великая и неразрешенная. Он из тех, которым не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить», замечает: «Литературное воровство, Алешка. Ты старца своего перефразировал <…>» (14, 76). Думается, в этом неслучайном совпадении есть подсказка, дающая указание и на источник «литературного воровства» Ивана. Он тоже, в некотором роде, «старца перефразировал».

Задуманная «с год назад» (14, 224), поэма о великом инквизиторе ожила и начала воплощаться в текст не в скотопригоньевском трактире «Столичный город», где встретились братья Карамазовы, а в келье старца Зосимы. Появление в ней представителей семейства Карамазовых, как известно, было вызвано идеей примирения Федора Павловича и Дмитрия Федоровича, однако по стечению обстоятельств в первые минуты «неуместного собрания» центром внимания оказался Иван. В ожидании опаздывающего Мити собравшиеся принимаются обсуждать статью Ивана о церковном суде и, как установила Сараскина[27]27
  Сараскина Л. И. Указ. соч. С. 278–279.


[Закрыть]
, его «поэму» «Геологический переворот». Иван, приехавший в монастырь любопытства ради и приготовившийся было к роли активного наблюдателя и свидетеля, вдруг оказывается втянутым в очень энергичный диалог весьма заинтересованных собеседников. Он мобилизует свои интеллектуальные и творческие силы, готовясь ответить любому оппоненту и развернуть перед ним всю систему аргументации. Каждое слово и жест спорящих Иван воспринимает с обостренным вниманием. И тогда его чуткий к образности и символизму ум не мог пропустить реплику отца Паисия, уподобившего авторитарную власть «третьему диаволову искушению» (14, 62). Это почти цитата из монолога великого инквизитора.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации