Текст книги "Исход"

Горная девка

– Поднимайся, внученька! – ласково поглаживая ладонью по голове девочки, будила утром Леночку Агафья Ивановна. – Позавтракай и накорми цыплят, пока я в магазин хожу…

– Хорошо, – потянулась в постели девочка. – Сейчас…

Через полчаса девочка во дворе поставила для цыплят плоскую консервную баночку с молоком и призывно восклицая: «Куть-куть, куть-куть!» – начала рассыпать хлебные крошки на широкой круглой крышке от старой стиральной машины.

Баба Ганя подошла неожиданно, и тяжело вздыхая, присела на толстый берёзовый чурбан возле дома.

– Вот уж в горку подняться без одышки не могу: знать и смерть уж близко, – посетовала с грустью она.

– Ну, что ты бабушка, – начала её успокаивать внучка. Есть же люди, которые очень долго живут…

– Есть и бессмертные, – отвечает хозяйка усадьбы.

– Расскажи, – тут же привязалась к ней девочка.

– Бессмертными они становятся не в нашем мире, а в другом… А как это получается – мне не ведомо, но в народе такие истории живут; вот одну подобную побасёнку часто вспоминают в селе Чусовом.

Там был прекрасный музей в котором были собраны картины и различные предметы старины. Очень часто в музей бегал маленький мальчонка по имени Василий; значился он под фамилией Волеговых. В музее находился большой портрет девушки, дочери графини Стенбок – Фермор. Эта графиня, которую жители села назвали: «Повернись на бок», была последней владелицей железоделательного завода в Шайтанке. Однажды, уже перед самой революцией 17-го года она вместе с дочерью приехала в Шайтанку. Вместе с ними приехал известный художник из столицы. Вот он нарисовал портрет дочери на фоне чусовских камней. Только не долго графиня пребывала в селе. Однажды её дочь ушла в лес и не вернулась. Все поиски девушки были напрасными. Таинственным образом портрет девушки остался на заводе, – старая графиня видать находилась в помрачении рассудка. Дочь графини была на картине в длинном платье стального цвета; лицо строгое, глаза жесткие… Красивая, но с очень недоброй привлекательностью… Чем она приглянулась Васятке? – трудно понять, но любил он на этот портрет глазеть.

Вокруг деревни Шайтанки в старину велись разработки железной руды. Вот однажды Васятка-то Волегов обнаружил в бывшей деревне Руда шахту для добычи железной руды глубиною ально метров двадцать, и решил её обследовать, – любят нынешние школьники, без разрешения родителей, самовольничать. Когда родители ушли на покос со старшими Васяткиными братьями, он взял верёвки, шнуры и прямым ходом отправился в бывшую деревню Руда; в ней уже не было ни одного жителя. За мальчонкой увязалась маленькая собачонка по кличке Тинка. Возле заброшенной шахты мальчик нашёл большое бревно, привязал к нему верёвки, шнуры и начал спускаться в шахту. И когда до дна шахты оставалось не более одного метра верёвка неожиданно возле бревна оборвалась. Заплакал мальчонка горькими слезами, но ничего сделать не мог. Тинка долго визжала на верху, но потом убежала обратно в деревню и когда пришли с покоса родители, стала упорно, хватаясь зубами, за штаны отца Михаила и старшего брата Василия Николая тащить их в направлении деревни Руда. Испугались родители и все члены семьи, но решили для верности следовать за собакой. Когда они приблизились к шахте, то сразу всё поняли: на бревне болтался обрывок верёвки. Они долго кричали в шахту, надеясь, что мальчик жив и ответит на зов родственников, но тщетно. Послал отец в деревню Николку, чтобы принёс верёвки: надо достать хоть тело мальчика и похоронить его по православному обряду. Но когда Николка прибежал домой, то обнаружил Васятку дома.

– Ты, как здесь оказался? – изумился он, – тебя ищут в шахте!

– Пойдём быстрее туда, – по дороге расскажу… И вот что поведал ему Васятка. Когда он остался на дне шахты один, то неожиданно перед ним появилась девушка в точь – точь похожая на портрет в деревенском музее.

– Не бойся, Васятка… Со мной тебе не будет страшно – доверься… Дай руку!

Васятка подал ей руку. Рука у ней была очень холодной и сильной, как клещи у отца в гараже. Она повела меня вначале по штреку, а затем прямо по каким – то коридорам под землёй, которые освещались яркими камнями различного цвета, почти, новогодние гирлянды.

– Нравиться тебе здесь, Васятка? – спросила она его.

– Очень, но только холодно…

– Здесь много драгоценных камней – они все будут твоими, если ты останешься здесь. Как я в своё время, – начала уговаривать мальчишку девушка.

– Не могу, – захныкал он. – Папа и мама ругаться будут… И зачем мне богатство если о нём никто знать не будет…

Он продолжал хныкать. В это время они вошли в большой ярко освещённый зал, обставленный огромными зелёными, розовыми вазами с цветами из камня, а по окружности всего помещения стояли рубиновые колонны. В самом центре зала стоял стол со всевозможными яствами, которые Васятка никогда в своей деревне не видывал.

– Угощайся, мальчик, – пригласила его хозяйка подземных кладовых к столу.

– Не-а, э-э меня мама с папой ждут. – захныкал вновь малыш.

– Ох, какой ты «памятный»! Ну, хоть испить фруктовых соков желаешь? – вновь начала она его уговаривать.

– Не-а-а, – вновь заныл он.

– Ну, если ты даже на минуту не можешь забыть своего села и родителей, то идём, – рассердилась она.

Девушка, а это была хранительница горных богатств, повела его снова по подземным коридорам, и шли они долго, пока не вышли на поверхность земли.

– Ну, прощай, Васятка, – сказала она, положив в его руку большой камень жёлтого цвета. – Иди, но только вторично не приходи: никогда не выйдешь из моих чертогов. Люб ты мне за то, что нашёл в моём портрете красоту, чего люди не могли обнаружить… Иди!

Вышел он на повехность земли, и ход за ним сразу сомкнулся. Огляделся Васятка кругом: оказался на Ильинской горке.

– Вот смотри, Коля, – мальчик вытащил из кармана штанов большой желтого цвета камень.

– Это золото! – воскликнул брат. – Быстрее к папе! Позднее Волеговы сдали самородок золота государству и на вырученные деньги купили новый мотоцикл, телевизор, а часть денег оставили на ремонт дома. И хорошо что так получилось, но старые люди говорят: если бы Васятка хоть капельку откусил или отпил из яств Горной девки то он полностью бы забыл своих родителей и село. Они говорят: подобным образом оказалась под землёй дочь графини «Повернись на бок». Если бы ей удалось заманить мальчика, оставить его под землёй, то она смогла бы покинуть холодные подземные чертоги и закончить жизнь на земле обычной женщиной, – так говорят. А вот Васятка мог бы надолго остаться под землёй хозяином богатств…

– Она и сейчас там живёт? – спросила заинтересовано внучка.

– А где ей быть! – ждёт когда хоть кто – то сможет обзариться на подземные богатства. А если не найдётся: она будет бессмертной, но мне такой участи не хочется, ибо один день общения с тобой дороже столетий под землёй. Вот и отдохнула, – поносим воду в баню, а вечером устроим постирушку… Да, в магазине видела твою мать, – заказывали тебя домой: родители соскучились по тебе.

– Я не соскучилась: мама рассказывает всё только о школе, а папа о рыбалке только «стрекочет»: сказок из жизни они совсем не знают, скучно с ними…

Поганыш

Вечереет. Дневное буйство жизни замирает: ветер утихает, полуденный зной спадает. Агафья Ивановна, присев на деревянную колоду возле избушки, остановила свой взгляд на гладкой поверхности пруда. Тонкая, легкая дымка тумана, подобная серому бархату, появилась над зеркальной гладью водоёма. Зябко поёживаясь и потирая натуженные руки, она невольно вспомнила молодость, шестерых детей, которые разъехались по стране, и тяжело вздохнув, вслух посетовала,

– Жизнь прошла…

– Бабушка, что ты говоришь? – неожиданно громко кричит, подбегая, внучка. – Всё только начинается!

– Ой, – вздрогнула от неожиданного появления девочки старушка, – как ты меня напугала!

– Меня опять родители к тебе отпустили, – ты рада? – запрыгала возле бабушки Леночка. – А там смотри! – она показывает рукой на крону тополя, – белка…

Агафья Ивановна, поднимаясь с колоды, успевает различить в гуще зелёных ветвей белку,

– А, видать, лешак опять их гоняет…

– Ему что делать нечего?

– У каждого по своёму свойству работа: у лешего – лешачья… Только и белки больно шустрые и беспокоят сильно его… Вот он их иногда и выгоняет из лесу, бывает, что и огромными стаями гонит… Ох! Идём ужинать, – пусть зверёк здесь отдохнет – не пугай.

– А потом сказку из жизни расскажешь, – начала домогаться внучка.

– Расскажу, если вспомню, – открывая скрипучую дверь во двор, ответила баба Ганя. – Только сказки из нашей жизни не всегда бывают добрыми, но неразумных кой-чему научить могут, хоть и без грамоты жизнь прожили, а всё-таки могли отличить хорошее от плохого.

Через три четверти часа внучка сидела возле бабы Гани. лежащей на кровати.

– Устала за день – набродилась, – пытается оправдаться перед девочкой старушка.

– Ты лежи, бабушка, только сказку рассказывай – и всё, – не упускала своей цели внучка.

– Слушай. – Начала рассказ Агафья Ивановна. – Давно это было. Жил в наших местах, в Шутёме, хороший парнишка Коньков Петя. Умный юноша был, коли перед войной смог поступить в институт. Но обнаружили там, в заведении, кулацкое прошлое – не указал в автобиографии, – отчислили из института с поселением в Туринском районе. Затем началась война. Его призвали на фронт уже в конце июня; воевал он недолго: из-за тяжёлого ранения в ногу вернулся в родную деревеньку.

Ввиду большой нехватки учителей, он начал работать учителем начальных классов. Твой отец Панко начинал учиться у него. Учить он умел, коли сама Роза Тарутина – главный специалист по русскому языку в районе отмечала: дети из Шутёма приходят в районную школу грамотными, но не об этом мой сказ.

Вскоре Петр женился. В жены взял проворную и бойкую девчонку Комягину Надю. Черед два года после свадьбы у них родился сын, которого назвали Александром. Парнишка рос быстро, на радость отцу и матери, но в три года приключилась с Сашей беда: он приковылял к группе ребятишек, которые баловались с ружьём – в те времена не строго было с оружьем-то.

Ружьё выстрелило, и заряд дроби угодил прямо в голову мальчишки. Саша чудом выжил, но остался абсолютно слепым. В те времена никакой заботы об инвалидах не было, все проблемы этих людей решали родственники или сами инвалиды. Не ждал милости от властей и этот мальчик. Он научился опознавать предметы и людей по звуку и развил эту способность до большого мастерства: к нему невозможно было близко подойти, даже на расстоянии пятнадцати метров он слышал дыхание человека. Вот так! Отец обучил его математике и другим разным наукам. Саша в этом преуспел настолько, что начал ремонтировать радиоприёмники, телефоны, патефоны у жителей окрестных деревень.

По населённым пунктам он ходил вначале со своим младшим братом Юркой, а потом самостоятельно освоил все маршруты. Основной путь в те времена пролегал по железной дороге от станции Глухарь до станции Шамары. Ремонтом радиоаппаратуры инвалид зарабатывал не только себе на жизнь, но и помогал отцу содержать большое семейство.

Иногда жители деревень бились на спор: кто ближе сможет бесшумно подкрастись к инвалиду. Ближе, как я говорила пятнадцати метров не смог к нему подобраться ни кто, даже местные охотники Анчугов, Дюжев, Михеев. Однажды, когда охотники сидели за бутылкой водки, к ним подошёл местный милиционер Выкрутаскин и как бы между прочим сказал,

– А я мужики к Сашке – слепому подойду бесшумно и оглушу его. Не верите!?

– Не может быть! – ответили охотники, наливая милиционеру в стакан водку.

– Спорим на два литра водки! – подзадорил он мужиков. По рукам ударили тут же.

Недели через две Саша возвращался из деревни НижНяя Баская. В этот же день из Вязовки топал Выкрутаскин. Он увидел далеко впереди идущего юношу и решил к нему незаметно приблизиться. Когда расстояние между ними сократилось до ста метров милиционер стал выжидать удобный момент. И когда стал слышен шум приближающегося поезда, Выкрутаскин встал на рельс и быстро кинулся, не теряя равновесия к слепому юноше. Когда милиционер был уже на расстоянии десяти метров, Саша интуитивно понял, что к нему кто – то приближается, но из-за паровоза, шум которого наростал, он не смог определить направление опасности и крутился на месте, размахивая тростью. Земля, от которой в обычных условиях он чувствовал колебания тоже не могла ему помочь – сотресение путей от поезда перебивало обычное колебание почвы от людей. Выкрутаскин приблизился к к объекту очень близко, и когда юноша с тростью отвернулся в другую сторону, подставил к его уху пистолет и выстрелил. Острая боль пронзила ухо юноши; там лопнула какая-то перепонка, через которую человек слышит. С трудом юноша дошёл до дому, но после этого случая он уже не мог хорошо улавливать направление движения людей, зверей и машин. Милиционер Выкрутаскин выиграл спор с охотниками, получив два литра водки.

Он часто бахвалился: охотнички паршивые, даже к Сашке – слепому не можете приблизиться, – вам ли дичь выслеживать! Возможно он сделал эту подлость из глупости, а может по причине отсутствия обычного у людей сочувствия к бедным и обездоленным – пустой видать был человек. Сашка тоже обиделся на милиционера и решил его тоже пугнуть. Он смастерил бомбу, – умелец был на все руки, – заложил её под железнодорожное полотно и спустившись под откос стал ждать Выкрутаскина., когда последний будет возвращаться из деревни Палёнки в Шутём. Он дождался своего часа, но это время со стороны Щутёма шел поезд, который полностью нарушил его планы; он не смог рассчитать точно расстояние до милиционера. Испорченный Выкрутаскиным слух подвёл его на этот раз; бомбу он привёл в действие наугад. Испугать сильно милиционера не смог, а вот движение поезда задержал на целых два часа. Взят он был Выкрутаскиным с поличным, после чего «герой» был переведён в райцентр с повышением и наградой.

Судьба юноши была более чем печальной: его приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, как особо опасного государственного преступника – диверсанта.

Суд не принял во внимание ни его инвалидность ни мотив поступка, – милиции в те времена верили полностью, доверяли. Так впервые инвалида первой группы, чего не было даже у немцев – фашистов, приговорили к смертной казни. Народ в данном случае ничего не мог сделать, дав лишь милиционеру дурную кличку: Поганыш.

– И после этого его по ночам не мучила совесть? – необычно яростно и возбужденно закричала девочка.

– Не шуми. Я устала… Совесть его похоже не мучила, ибо он женился на учительнице, и кажется, здоров, радуется жизни, да и как поганка-гриб может понять собственную ядовитость – не может, так и люди подобные поганкам дурных поступков осознать не могут…

– Значит: среди людей, как среди грибов есть добрые и поганые, которых нельзя исправить, – добро бессильно!

– Значит так, – однозначно ответила Агафья Ивановна.

– Мне почему – то стало грустно и неуютно рядом с тобой, – опечалилась Леночка.

– Я тебя, внучка, понимаю: рассказы о таких людях не вызывают радости в Душе, но и негодование, в этом случае, исходит от большой любви, которое, ты питаешь к обездоленным и униженным. А теперь давай спать…

Иванковы жар – птицы

– Бабушка, – громко крикнула Леночка, нарушив дремотную утреннею тишину ветхой избушки.

– Что случилось? – заворочалась в постели Агафья Ивановна. – Не спишь: рань – то какая…

– Милиционер приснился страшный с наганом возле моего уха – испугалась, – объяснила девочка своё странное поведение.

– Ну, беги ко мне.

Девочка быстро перебралась на кровать бабашки и прижавшись к ней попыталась заснуть, но сон уже не мог прервать её тревожных мыслей.

– Ты, бабушка, мне больше не рассказывай страшных сказок из вашей жизни, – неожиданно заявила внучка.

– Какова наша жизнь была, таковы и сказы – иных нет… Радости было мало… – Она тяжело вздохнула и немного полежав, добавила. – Пора пожалуй вставать и завтрак готовить, а ты ещё полежи…

Она выставила ноги из-под одеяла, расчесала волосы, Заплетя их в две тонкие, как мышиные хвосты косички и медленно, шаркая большими тапочками, направилась к рукомойнику. Чуть позднее старушка, накинув на голову платок, читала молитву перед почерневшими от времени иконами. Через полтора часа баба Ганя будила Леночку,

– Вставай, егоза, блины с вареньем есть! Поторопись, пока горячие…

Вскоре внучка уже сидела за столом, а бабушка примостилась рядом и подперев рукою подбородок с умилением наблюдала за ней.

– Бабушка, а ты что блины – то не ешь? – не успев прожевать очередной блин спрашивает девочка.

– Возле плиты наелась, да ты не обращай на меня внимания – ешь; твой отец – то тоже любит блины, только всё больше со сметаной. Раньше бывало отсепарирую молоко, вынесу в кладовку, а вечером там уже половина: Панко потаскивал, как кот, а всё думали: домушник чудит… Много чего можно на бессловесную тварь наговорить…

– А расскажешь мне сказку добрую, чтобы во сне не страшно было, – вытирая губы, попросила девочка.

– Расскажу, но только на улице, когда отдыхать будем, после того, как сложим дрова в поленницу. Одень старенькое платьице – чего новое – то пазарить…

Поленницу Агафья Ивановна начала выкладывать прямо возле толстого ствола тополя.

– Начнём здесь, а потом ребята придут, и колья поставят с другой стороны…

Ребятами она называла обычно своих сыновей, а дочерей не иначе как девками.

– Хорошо, что раскололи, а уж сложу сама, – им всё некогда.

Дрова носить было недалеко: немногим более трёх метров. Баба Ганя несла обычно четыре полена, а внучка не более двух. Так они работали два часа, выложив поленницу длиною около трёх метров.

– Ну, вот и пристали, – пора сказы творить, присела на чурбан баба Ганя, положив коричневые жилистые руки на колени. Леночка присела рядом.

– Проживало в Сабике семейство Климовых; родители – то «шатунами» были: очень любили ездить по стране, уж больно неусидчивыми были, но в этом посёлке они почему – то задержались на довольно длительное время. Здесь родилось у них трое мальчишек из четырёх. Первым появился на свет Иван; он пожалуй чуть моложе твоего отца – то будет. Парнишка рос тихим, спокойным, задумчивым, не пакостливым. Любимым занятием у него было рисование; а всё больше птиц рисовал. Нарисует бывало трясогузку или синицу, а вот хвост у неё обязательно сделает пышный, кружевной, как у жар-птицы. И ещё он любил из дерева разные фигурки вырезать, и тоже всё больше птиц мастерил – такая у него причуда в характере была. Пойдёт Иванко в лес и всё примечает: какие птицы летаю, как поют, а главное: какие древесные выросты, сучья имеют схожесть с птицами. Принесёт иногда домой корягу и мудрствует над ней несколько дней пока не вырежет что-то похожее на птицу. Отец часто бранился: никакого толку от тебя Иван нет: учился бы как отец шоферить, – одни птахи на уме. И чего ты в них нашёл? – дурак, и всё тут!

– Я и сам того не знаю, но что-то светлое и большое спасибо, говорит мне: Иван, твою судьбу Жар-птица определит; не выпускай её из рук, – отвечал он обычно своим родителям, а те лишь качали головою. Закончил Иванко школу, даже успел немного поучиться в институте, но быстро понял: без природы ему нет жизни, и отправился он как и его отец ездить по стране: там охотой занимается, в другом месте по рекам рыбу промышляет, а то с геологами и лесниками бродит. Только в голове иногда всплывает далёкий Сабик, в котором жила его детская мечта о Жар-птице. Уже семьёй на Алтае он обзавёлся, ребятишки один за другим пошли, а покою обрести не может: что-то светлое и большое постоянно тревожит его Душу: Иван почему ты оставил родной Сабик? Почему не озарил его Жар-птицей? Помоги мне озарить зыбучую глубину порочных сердец!

Однажды он собрал нехитрый скарб и приехал в родной посёлок. Никто его здесь не ждал, и никто даже не узнал – забыли напрочь, и только дурнушка Варя – ненормальная весело закричала,

– Иванко приехал! В Сабике птицы запоют!

Удивился Иван такому приёму, но особо не расстроился. Жена – Ольга устроилась работать в школу, он тоже решил не отставать: пошёл учителем по трудовому обучению, но работал там недолго – начальство в школе не смогло понять его приёмов обучения, хотя детишки его очень любили. Стал с тех пор Иван заниматься любимым делом: резьбой по дереву.

Работа конечно не постоянная и заработка большого нет, да и население в посёлке по большой части бедное.

Вот придёт иной раз житель посёлка и просит: Иван Вадимович, уж изладь мне наличники на окна и двери, а я уж с тобой расплачусь молоком или овощами по осени.

Не ропщет Иван и делает – несёт радость землякам.

Наличники у него получались на заглядение: кружевные, пышные… Птицы всё выходили весёлые, игривые.

И каждый новый заказ Иван пытался сделать на особинку, чтобы повторения не было. Вот и стали жители – то рассуждать: под Иванковыми Жар-птицами куда сподручней стало жить: в семье мир и спокой. Даже под старость у людей просыпались добрые чувства друг к другу. А однажды в посёлке был пожар… Так четыре дома сгорели разом, а вот дома с Иванковскими наличниками огонь не тронул. Вот народишко и стал размышлять, что не иначе как Иван – то волшебной силой владеет и начали к нему ходить и просить этой самой силы. Только он улыбался в ответ и говорил им: «Свет и во тьме светит – найдите его; он у каждого есть, только снимите пелену с глаз: будьте чисты как дети, не заполняйте сердце корыстью…»

Не понимали его люди в посёлке, и только Варя – ненормальная весело прыгала по улицам посёлка и кричала: Иванковы птицы поют – людям счастье несут!.. А жители посёлка дивуются, но говорят: чего с дуры взять! Однажды к нему зашёл умный человек, какой-то профессор из города, и откровенно спросил: «Вот, мол живу здесь на даче у друга, и заприметил: жители, которых ты „обналичил“, то есть которым сделал наличники добрее и светлее. В чём секрет?»

– Его и нет, – ответил Иван. – Просто когда у человека появляется потребность в красоте, это значит: Душа желает возвышенного. Если Душа жаждет красоты, то она волей или неволей будет стремиться к хорошим отношениям между людьми.

– Так значит: у Ивана из Сабика нет волшебной силы? – с огорчением воскликнула внучка.

– Есть, Леночка, ибо нет лучше волшебства, чем бескорыстное и доброе сердце. От добрых помыслов и дел у таких людей рождается божественная сила. Которая отгоняет тьму – злыдню с человеческих душ. А теперь, пожалуй, и обедать пора; пойдём в избу…

Баба Ганя медленно поднялась с чурбана и направилась к дому.

– Бабушка, – уцепившись за подол платья старушки, закричала девочка, – почему ты не закажешь себе наличники противопожарные у Ивана? – Слишком он теперь занят: правители в области вдруг начали думать по-Ивановски и решили на радость людям сделать родники и колодцы приглядными да баскими. Вот он теперь и работает над ними: украшает родники в родном Сабике птицами. Дай, Бог, здоровья хорошему человеку! Отпусти подол-то, а то с обедом припозднимся…