Текст книги "Исход"

Лешак

– Включи, внученька, чайник в комнате, – выскребая из кастрюли кашу на сковороду, попросила девочку баба Ганя, – а, то розетка на кухне только одна.

Через несколько минут Леночка кричит из комнаты,

– Бабушка, твой чайник «Тефаль» не шумит, – перегорел…

– Ничуть, – Ерошка шалит. Попробуй дать ему кусочек старой шаньги, положи под печь, – объяснила ситуацию Агафья Ивановна.

Девочка быстро выполнила странную рекомендацию старушки и чайник моментально закипел; девочка удивилась и радостно воскликнула,

– Бабушка, он закипел!

– То-то! Садись за стол – кашу разогрела, а тут и чай поспеет, – улыбаясь, вытирая руки о запон5858
  Запон – фартук.


[Закрыть] сказала баба Ганя.

– Не могу бабушка понять: почему домушник тебе мешает жить? – Он такой вредный? – взяв в руки ложку, проявила интерес к происшествию девочка.

– Наши – то лешаки не любят иностранного и нового: вот когда Ерошка сердит, то пытается портить импортные вещи. Я его характер изучила: чуть-что начнёт пакостить – сразу гостинец, и он перестаёт гневаться.

Когда мы с твоим дедом Марой переехали из Шутёма в Глухарь, то он по «первости» не мог никак выйти из лесу, даром что лесником работал: не полюбил местный лешак новичка. Каждый день твой дед блудил по лесу до вечера, а я грешила: думала, что он у гулеванки5959
  Гулеванка – любовница.


[Закрыть]^… Потом его прикормил, и всё стало нормально – такой уж народ – лешие…

Здесь хозяйка избушки положила себе в чашку каши и села напротив внучки.

– Да ты ешь, проголодалась наверное …А после расскажу тебе сказ, который приключился на станции Сарга. Кашу съесть всю – такой уговор. Хорошо!

– Ладно, – согласилась девочка. Через четверть часа, после того как была вымыта посуда, бабушка прилегла на кровать, внучка села на стул рядом с ней, посадив на колени кота.

– Рассказывай, – я слушаю, – обратилась Лена.

– Приключилось это совсем недавно, может быть всего десяток лет назад. Однажды главный инженер леспромхоза, расположенного на станции Сарга Волков Иван поехал на выставку в Екатеринбург. На выставке показывали разные механизмы и приспособления по работе в лесу. Уж очень ему приглянулись иностранные моторные пилы и небольшие трактора, которые наши – русские назвали стальными конями. Иностранные инженеры пояснили: такие механизмы позволяют лес вывозить к дороге без повреждения почвы и корней деревьев – очень удобные «кони». Загорелся Волков идеей: надо леспромхозу приобрести не только моторные пилы, но и несколько штук таких замечательных «лошадей». Начальник у него был податливый на хорошее дело и разрешил Ивану заключить договор с иностранцами на покупку «стальных коней» и моторных пил. Через полгода, уже осенью, когда выпал первый снежок в Саргинский леспромхоз привезли иностранцы новое для наших лесников оборудование. Обучать наших рабочих на новой технике прибыл представитель с ихнего завода с женой. Его звали Магнусом, а жену Екатериной, – она русской была и работала у мужа переводчицей. Ну, как в таких случаях водится на Урале, гостя сводили в баню, хорошо угостили пельменями с маринованными грибами, а затем отяжелевшего от большого хмеля, унесли на руках спать, – они оказывается очень любят нашу водку. На следующий день его едва смогли разбудить к обеду, но на этот раз уже не перегружали вином, ибо всё оборудование иностранной марки было уже в лесу. К нему приставили сторожем Истомина Ивана. Это был деловой и самостоятельный мужчина, на него в любом случае можно было положиться. Вот ночью, когда луна осветила лесную делянку, он вышёл из теплушки проверить охраняемые объекты, как услышал яростную ругать, аж с матом. Вначале он ничего понять не мог, а потом пригляделся и видит как на толстом сосновом пне дерутся два маленьких человечка.

Один из них с большой окладистой бородой, одетый в обычную телогрейку, суконные штанишки, лапоточки, а на голове – рваная шапка-ушанка. Его противник был очень форсист: суконный камзол украшал пояс с золотой пряжкой, на голове красовался колпак с кисточкой, на ногах были кожаные туфли, короткие штанишки были заправлены в цветные гетры. Здесь-то Иван Истомин сообразил: наш леший дерётся с иностранным лешаком…

– У них нет леших, бабушка, – поправляет старушку девочка. – Это был гном. Ты что не читала сказку про Белоснежку?

– Нет, не читала, но думается мне: иностранный гном, как наш леший. Только у них свой склад и норов6060
  Норов – характер.


[Закрыть]. Вот дерутся они, как в кино, даже приёмы специальные используют, но наш леший-то хоть и неповоротливый был, но крепок на удар; он так сильно саданул иностранца, что тот свалился с пенька. Встал форсистый леший с земли и говорит нашему: плёхо гость принимал – успех дело не будет!. И тут он исчез, как и не было.

А тут ещё сторож снежком в пенёк бросил, и наш леший исчез. Только и успел Иван подумать: что русскому лешему хорошо, то немецкому на гибель… Может и верна поговорка-то. Только я думаю, что мешают нам в делах не люди, а всякие лешаки, которых мы по настоящему не можем приучить к новой жизни.

На следующий день сторож специально осмотрел пенёк на котором проходила схватка леших: весь снежок на пеньке был утоптан. Тут приехал Иван Волков с иностранныи инженером и его женой – переводчицей. Они стали учить наших рабочих как пользоваться моторными пилами и как управлять «стальными конями» В течении одной недели лесники усвоили нехитрую премудрость: научились управлять маленькими тракторами и пользоваться на валке леса моторными пилами. Вскоре иностранец с русской женой уехал на родину. Наши работники успешно освоили моторные пилы иноземного привоза, а вот «стальные кони» не прижились: то снег глубокий, то лога крутые, то много других причин, одним словом: что немцу хорошо-то русскому плохо. Только с тех пор сторожа в лесу слышат постоянно печальные вздохи, а некоторые толмачат: видели в полнолунье как маленький старичок с окладистой бородой плачет на пенёчке. По всему видно: иностранный леший сделал дурной заговор.

– А что ему горевать: гнома-то вытурил! – недоумевает внучка.

– Как не печалиться, коли лесники с нашей техникой только пазарят лес: мнут молодняк, почву переворачивают и так отходами заваливают лесосеку, что и пройти даже лешему невозможно. Вот и горюет он, что зря выгнал иностранного лешего из саргинских лесов, ведь ему тоже хочется порядка в лесу, только не может понять: как это теперь сделать?

Полудница

В это утро баба Ганя не торопилась будить внучку, на улице моросил мелкий занудно – неприятный дождь.

К одиннадцати часам серенькие тучки рассеялись, а мелкие капельки дождя заискрились алмазной россыпью в лучах полуденного солнца. Девочка встала, потянулась и выглянув в окно с восторгом закричала:

– Бабушка! Твои «цыпушки» гуляют по бриллиантам… Целое чудо!

– Умывайся и за стол, – не разделила восхищения внучки Агафья Ивановна. – Это – хмарь и соблазн: полудница играет… вот и блазнит. Теперь она часто людей с ума сводит, особенно молодых – не счесть разводов – то… а всё она греховодит: чем меньше Бога поминаем, тем больше она хорохорится…

– Ой, бабушка, расскажи! – Только после того как приведёшь в порядок постель, позавтракаешь и сходишь за хлебом в магазин. Согласна?

– Я бабушка на всё согласна, но пусть и Серко помогает: спит – то он со мною…

– Пусть помогает, – улыбнулась старушка.

Через час Леночка принесла из магазина хлеб и сахар ный песок.

– Ох, совсем из головы «вышибло» – надо было ещё подсолнечного масла заказать, – посетовала баба Ганя. – Завтра уж постараюсь не забыть, – совсем дырявая память стала на старости лет…

– Рассказывай, бабушка!

– Давненько это было, но уже на моей жизни. Железной дороги через Илим и Колпаковку ещё не было. Жили там в основном «наш брат» – старообрядцы. Более всего они тянулись к Уню, как более отдалённому и глухому посёлку. Там и теперь много добродетельных людей, богобоязненных, а по тем временам неверующих и не было совсем. В Уню, в многодетной семье Гилёвых рос отрок по имени Парфений. Хорошим он парнем был: родителей почитал, по хозяйству помогал и молитвы усердно творил, а через некоторое время, когда бородка начала расти. Ушел в лес, в скит, который был расположен на половине пути между Колпаковкой и Унём, в аккурат на краю поля, как раз там, где особенно любит обитать полудница. Не поберёгся он. Более двух лет он вершил иноческий подвиг. Народ узнав о праведном его житии, начал тянуться к нему на исповедь после постов. Пришла к нему однажды девушка по имени Евдоха – Евдокия из Колпаковки. Девушка была молодая и красивая. После каждого поста она начала исповедоваться у Парфения. Что произошло в скиту и инока между ними – трудно теперь сказать, но решили они пожениться к осени и сыграть свадьбу как положено. Осенью Парфений появился у родителей в Уню и попросил у них благословения на брак. Родители помялись немного, но всё же решились на сватовство. К этому времени Парфений сбрил бороду, сбросил черные иноческие одежды, – хотел выглядеть современно, – прикупив пиджак, и вместе с родителями, на обычной телеге направился в Колпаковку, которая в то время была маленькой деревушкой. Без труда они нашли дом Евдохи, и после того как вошли в в него без стука, – у старообрядцев не положено стучать, – как водится, перекрестились, поприветствовали хозяина с хозяйкой и затянули песню на молодца:

 
Уж вы слуги мои, верны кучера
Запрегитека вороного коня.
Я поеду за суженой, Я поеду за ряженой.
Моя суженая – ряженая,
За берёзовый столик посаженная
У ней парочка парчевая
Опоясочка шёлковая,
Что по имени Евдокушка
Да по отчеству Ивановна.
 

Хозяева пригласили нежданных гостей за стол. Гилёвы выставили на стол бутылку водки, пряники, рыбный пирог и другие гостинцы. Выпили по стопке водки старшие, то есть родители, и тут отец Парфения Игнат завёл разгово,

– У вас есть товар – у нас купец…

– Мы воли с дочери не снимаем: коли захочет за Парфения – перечить не будем. О нём добрая слава идёт и родители самостоятельные – знаем… Ей, Евдоха! – неожиданно кричит её отец. – Выходи! Покажись гостям…

Девушка, откинув занавески, вышла из кухни. Парфений сразу на лице зарумянился, глаз не сводит с её, да только она будто его и не заметила.

– Вот, дочь, тебя сватают Гилёвы за сына Парфения. Согласна? – спросил отец. – Мы, с матерью, тебя неволить с ответом не будем.

Она ответила,

– Он мне не нужен в таком виде.

– Бабушка, – прерывает её рассказ Леночка, – боюсь забыть: почему староверы входят в чужой дом без стука.

– М-г-г. – выразила недовольство Агафья Ивановна, – с мысли только сбиваешь. Когда патриарх Никон захотел ввести новые обряды и начать гонения сторонников стаобрядческой веры, то он прежде чем зайти к царю постучал в дверь, то есть стук в дверьу старообрядцев обозначает неприятность, зло. Усвоила?

– Конечно. Я буду к тебе входить в избу без стука.

– На чём же я остановилась? Ах, да на ответе невесты, – вспомнила она. – Никакие увещания родителей и сватов не помогли. Они в один голос доказывали, что Парфений за столом и Парфений из скита одно и тоже лицо, но упрямая Евдоха твердила: я любила того, а не этого….

Так ничего с ней поделать и не могли.

Уехали сваты из Колпаковки в полном молчании и негодовании на своего сына Парфения, который выбрал для брака несерьёзную девушку. И к тому же оставил иноческое служение Богу. Через пару дней всё население Уня знало о неудачном сватовстве Гилёвых. Ребятишкам того и надо: назойливые песенки стали на деревне петь:

 
У нас в огороде не сноп ли?
Да у нас сват за стол не без ног ли?
Да у нас в огороде не ушат ли?
Да у нас жених за столом не плешат ли?
У нас в огороде не хлеб ли?
У нас сват за столом не ослеп ли?
 

Извёлся совсем Парфений и однажды исчез навсегда.

Поискали его родители по всем окрестным лесам, но так найти и не смогли.

– Бабушка, – всхлипнула Леночка, – мне Парфения жаль. Ему полюбилась совсем плохая девушка.

– Не любили они друг друга: соблазн был наведён полудницей – охмурила она их, после того как Евдоха увидела его в другом виде: у неё пелена и спала с глаз. Она любила не его, а его иноческую жизнь, тем самым введя его в большой грех. Раньше такие случаи были редки, а теперь молодёжь часто впадает в соблазн – полудница поигрывает… То и слышишь: свадьба – развод, свадьба – развод… Вот уж и обед пора готовить, – совсем старая заговорилась…

Хлопнула себя по коленям баба Ганя, поднимаясь со стула.

Рубашка

После обеда Леночка отпросилась у бабушки сходить к подружке Оле – девочке, живущей в соседях, немного поиграть в куклы.

– Ладно. Придёшь, – я пока отдохну, – будем окна мыть, а то совсем грязные – не зги не видно, – присаживаясь на кровать, согласилась баба Ганя.

Через два – три часа девочка появилась в избушке.

– Бабушка, я недолго гуляла? – осведомилась она.

– Нет, вытаскивай из нижнего ящика комода тряпьё, – а я пока воды приготовлю со стиральным порошком.

Через мгновение девочка показала бабе Гане старую мужскую нижнею рубашку, – это тряпьё пойдет? Там ещё новые тряпки…

– Ой, Леночка, не трожь её! Как ещё во-время я остановила тебя: а то поди6161
  Поди – недоумение; неприятность; вот и думай после этого; чай, надо – быть.


[Закрыть] всю бы испластала… Это намоленная и слезами облитая рубашка твоего деда Марковея.

Его мать Окулина, моя свекровь, перед тем как уйти Марковею с Михаилом – братом на фронт соткала и сшила им рубашки, которые полила слезами и начитала молитвами. Такие рубашки спасают от смерти. Твой дед только раз во-время войны её снял под Кенигсбергом – выстирал, – а тут случилась атака… Был ранен. А вот его брат Михаил всю войну прошёл и не разу не был ранен, а потом ещё и на Дальний Восток ездил японцев бить и хоть бы что: ни одной царапины. В атаки он ходил только в рубашке. Правда свекровь им ещё с собой Богородицину молитву на листочке давала… Положи её обратно, – найди другую тряпицу, – выставляя таз с водой на табурет, попросила она девочку.

– А почему матери теперь солдатам таких рубашек не шьют? – тогда бы они в Чечне не гибли. – Удивляется девочка.

– Надо ткать холст, а где пряжу – лён взять? Да и ткань нонешняя молодёжь не умеет и молитвы читать не научена, – что с них взять! Ну, вот теперь вспяливайся6262
  Вспялиться – залезть на что – либо или куда – нибудь.


[Закрыть] на подоконник: буду тебе тряпки смачивать и отжимать.

– Бабушка, а мне не верится, что рубашка от смерти может избавить, – почему и раньше старики гибли? В рубашке могли и не умирать! – размазывая мыльную пену по стеклу, «атаковала» старушку внучка.

– Вот поведаю тебе сказ – тогда и уймешься.

– Расскажи.

– Слушай. Только работай внимательно и старательно, не делай грязных размывов. Случилась эта история давно, когда ещё уральские заводы при Демидове – заводчике в силу стали входить. Железо хозяин заводов сплавлял по реке Чусовой, а там далее, по рекам Каме и Волге, а там далее по всей стране. В деревне Мартьяново, что основана беглыми людьми: Ошурковым да Мезениым, жили наилучшие по нашим местам сплавщики, – знали они на особинку характер реки. Не было в то время на Урале людей, которые со сплавным делом управлялись бы лучше мартьяновских мужиков. Каждую излучину реки они знали, все скалы умело упреждали; доверенный груз с уральских заводов всегда доставляли в целости.

Проживало в деревне семейство Волеговых, и было у них на выданье две дочери. Старшую звали Груней, а младшею Матрёной. Младшую – то в семье баловали через меру; всё хозяйство на старшей Груне «висело»: коровы, огород, пастьба. Терпела она терпела, да убёгом и вышла замуж за бедного паренька из деревни за Семёна Сарафанова. Жили они не богато, но дружно: почитали друг друга. Младшую сосватали за богатого паренька Ошуркова Ивана. Он хоть и богатый был, но сноровистый: везде успевал, – и в огороде садить картошку, и дрова в лесу заготовить, – всё сам, лишь бы Матрёнушка не надсадилась. Однажды прикатил с Шайтанского завода посланник, – по весне дело было, – и попросил мартьяновских мужиков сплавить до Нижнего Новгорода барки с железом. Такое известие мужики в деревне встретили с большой радостью: хороший барыш привезут домой – женам и детям лопатину6363
  Лопатина – верхнея одежда.


[Закрыть] купят. Жёны мужиков, которые собрались плыть до Нижнего Новгорода, сразу сели за кросна ткать холст, смачивать его слезами, читать молитвы. Только Матрёна не торопилась выполнять привычное для мартьяновских женщин дело, мало того она решилась по – просту купить холст у соседки. Через неделю, перед тем как выехать на завод, мужики-сплавщики в реке Чусовой опробовали свои намоленные рубашки. К ним привязывали камень, опускали в воду, и если она у кого – то тонула, то тот мужик обычно на сплав уже не ехал. На этот раз рубашка утонула только у Ивана Сарафанова. Да, ты, вытри стекло насухо. Вот этой тряпкой! И переходим к следующему окну… А потом ещё и с улицы нужно окна вымыть…

– Бабушка, ты не отвлекайся, – рассказывай, – слезая с подоконника, ответила Леночка, переходя к другому окну. – Хорошо. Мужики ему советовали не ходить на сплав, но он говорил, что обещал купить новую шаль Матрёнушке. Ненаплаканная рубашка, – уговаривали они его, – плохо жена трудилась: несчастье может быть! Но Иван настоял на своём, отмечая лишь: ничего серьёзного с ним не случится. Уехали они на Шайтанский завод и уже где-то дней через пять-семь должны проплывать мимо Мартьяново. Река в этот год была очень бурной, – много снега в горах выпало. Все жители деревни высыпали на берег реки. Вот показалась из-за поворота первая барка, а за ней вторая, третья… Иван стоял на носу первой барки и махал жене с родственниками шапкой… И что здесь произошло – никто не знает: вильнула барка немного с центрального русла реки и задела днищем дно, и Иван упал в воду. Бросили ему концы верёвок в поток воды, но толку мало, как камень ушёл он ко дну. Найти погибшего так и не смогли.

Только народ в деревне, после возвращения мужиков со сплава, сильно не взлюбил Матрёну. Она ещё долго жила у своих родителей, но потом неожиданно исчезла. Найти её не смогли… Только каждую весну всем жителям Мартьяново чудится: кто-то вечерами стучит кроснами на реке Чусовой, а догадки-то и нет, что это Матрёна пытается исправить ошибку своей молодости…

А Глафира – её сестра нарожала много детей и жила долго и счастливо. А теперь на улицу окна мыть, а затем козлушек пойдём пасти…

– Она – Матрёна ленивицей была! Я такой не буду, – закричала внучка.

– Молодец. Через свою лень такие люди губят дорогих себе людей, – ты правильно всё поняла. Твоя прабабка Окулина своим усердием спасла сыновей… Вот! У них даже прозвище было: Окулята, то есть сыновья матери Окулины. – А у меня есть прозвище?

– Ты тоже Окулёнок, ведь из того же роду – племени…

День спасенного Адама

Прошло полгода, как Леночка вновь появилась у бабы Гани. Стояли суровые февральские морозы; именно в один из таких дней девочка прибежала на знакомую уже нам Сипину гору.

– Ой, голяги-то наверное все заморозила! – запричитала старушка, раздевая девочку. – Что мать – то не могла потеплее тебя собрать?

– Мне совсем не холодно, – подпрыгивая на месте, ответила девочка.

– Разболакайся, и на печь, – пока чай вскипит, – требо вательно и строго распорядилась Агафья Ивановна.

– Мальчишки на санках меня катали – вот и замёрзла, а так не холодно, – растянувшись на тёплой печи, пояснила ситуацию девочка.

– А какой ноне день-то? – спросила неожиданно гостью хозяйка избы.

– Суббота, десятое февраля.

– Сегодня только девочки катают на санках мальчиков: День спасенного Адама… Такой праздник. Пока твой дед Марковей был жив, то каждый год в этот день его на санках в гору завозила. Особенно этот день почитают в Староуткинске, можно сказать: пресстольный праздник…

– Мы в школе такого праздника не проходили, – проинформировала собеседницу Леночка.

– Такое только от старожилов и можно узнать…

– Вот и расскажи мне, а я ребятам в школе…

– Чай будем пить – будем и сказ творить! Руки-то небось щиплет?

– Немножко.

Через три четверти часа девочка с бабушкой сидели за столом.

– Зачем прибежала? – отпивая чай из блюдца, спросила баба Ганя девочку.

– Будем у нашего Женьки – моего брата День рождения отмечать!

– Хорошее дело: вот и покатала бы его на санках, – день – то какой!

– Обещала, так рассказывай, – выставила вновь требование девочка, не забывая подкладывать земляничное варенье в стакан с чаем.

– Слушай, – отхлебнув глоток чаю, начала повествование Агафья Ивановна. – давно это было. В те времена на Урале сильно шалил Емельян Пугачев. У этого разбойника в услужении был атаман Белобородов. Вот зимою подошёл этот атаман со своим войском к Староуткинскому заводу, захватив перед этим все окрестные деревни и заводы. Заводское начальство в Староуткинске приняло кое – какие меры по защите от супостата: соорудило «заплоты», баррикады, изгороди из деревянных кольев, клети. Старшим в ополчении был назначен сержант Курлов. Если население посёлка желало оказать сопротивление атаману Белобородову, то рабочие завода взбунтовались против такого решения; они считали: завод не достаточно хорошо укреплён и будет легкой добычей пугачёвцев. В это критическое время на завод подошло подкрепление из Невьянска и Сылвы и местные рабочие прекратили бунт. Битва за завод началась в самом начале февраля; ополченцы сержанта Курлова отбили несколько приступов атамана Белобородова, но силы были неравными: осажденным на заводе срочно требовалась подмога. На совещании командиров, Курлов решил послать гонца в Нижний Тагил. В качестве такового напросилась его дочь Настя – самая красивая на заводе девушка. «И то, – подумал отец, – девке-то чай проще пройти через вражеские кордоны». Ещё в сумерках Настена отправилась в путь, и только вышла из посёлка, как на тагильской дороге повстречался дозор пугачёвцев.

– Стой! – закричали всадники, окружив девушку.-Куда путь держишь?

– На Сулём иду, к дедушке, – голодно теперь здесь… – Так это же дочь Курлова, – неожиданно вскрикнул один из всадников. – Хорошая «птица» попалась!

Здесь-то Настенька признала Журбинского, который работал до прихода Пугачёва в наших краях на Новоуткинском заводе каким – то начальничком. Год назад он сватался к Настёне, до только отец отказал ему – пожалел дочь: недобрая шла за ним молва. Что он задумал сделать – мы не знаем – но только девушку заарестовали, перепроводив в деревню Курью, где располагался штаб разбойников.

На следующий день Журбинский посадил Настеньку в сани и вывез перед заводские укрепления.

– Курлов, твоя дочь у нас – сдавай крепость! – а то девку повесим на дереве!!! – яростно кричал он осаждённым.

Хотел его из пушки пугнуть Курлов, да только ополченцы не дали: пожалели девушку – могли и её зацепить. Срок на сдачу завода разбойники установили всего двое суток. Ничего разумного руководитель ополчения предпринять не мог, и уже решил: держать оборону до конца, а с дочерью – нечего делать – придётся проститься: принять жестокую кару. В это время к нему подошёл Павлуха Мутовкин – ученик плотинного мастера.

– Дозволь мне за Настей сходить, – просит он Курлова. – В ночь обернусь…

– Ну, что здесь делать?! – согласился он, хотя и понимал серьезность опасности, предпринятого юношей решения. Взял Павлуха свои лыжи и поздно вечером отправился за реку Чусовую в сторону деревни Курьи. Лыжи он оставил возле проруби, из которой поили лошадей пугачёвцы, а сам ползком начал обследовать все дома возле реки. Возле одной невзрачной избы он обнаружил часового, который ёжился от холода, закутывая лицо в шаль.

– Здесь Настя, – подумал Палуха, и бросился на дремавшего часового. Схватка была недолгой: убил его Мутовкин. В избе, среди домочадцев, он нашёл и Настю, привязанную к полатям.

– Бежим, – обратился он к ней, – не шуми…

Хозяева в избе проснулись и попросили, чтобы их Павлушка связал и заткнул рот кляпом, чтобы пугачёвцы не подумали, что они пособники Курлова. Мутовкин всё и выполнил как его просили. Тихо они спустились к реке и на лыжах отправились к заводу.

Утром, пугачёвцы лишившись дочери начальника Староуткинской крепости, начали новые вылазки против осаждённых. Особенно серчал Журбинский, ибо он хотел вымолить согласие Насти на брак путём милости к пленённому Курлову, но ничего из этой затеи не получилось. Только у этого бывшего начальничка из Новоуткинского завода были в крепости дружки, и когда пугачёвцы ударили на приступ завода с двух сторон, то какой – то предатель открыл ворота возле плотины, куда и ворвались конные всадники. Павлуха Мутовкин сражался возле пушек вместе с отцом Настеньки. Начальника староуткинского гарнизона пронзил пикой лихой башкирец. Не избежал ранения и Павлуха. – Здесь баба Ганя прервала рассказ, чтобы убрать посуду со стола.

– Перейдём в комнату, – чего на кухне сидеть. В комнате бабушка прилегла на кровать, а внучка поглаживая кота Серко, присела рядом.

– Настенька – то успела затащить Павлушку в свой амбар и уже думала там схорониться, – продолжила повествование старушка. – Да только выследил их Журбинский. Атаман Белобородов уже хотел спалить амбар, но Журбинский попросил его не делать этого. Он крикнул Павлушке, чтобы тот отпустил девушку, если хочет ей живота. На что Павлуха тут же дал согласие, но только Настя не согласилась. Атаман Белобородов уже терял всякое терпение, ибо торопился отпраздновать взятие крепости. Наконец он крикнул,

– Настя, выходи! Возьми из амбара с собой самое ценное, – мы не тронем тебя… Согласна! – а то спалим!

– Твёрдо – ли слово атамана? – крикнула девушка.

– Крепче староуткинского железа! – ответил он.

Через некоторое время двери амбара отворились и из него вышла Настя, волоча за собою санки с раненым Павлушкой. Журбинский уже подбежал к ним размахивая саблей; он хотел зарубить юношу, но только атаман Белобородов крикнул,

– Не смей – я слово дал! Если вывезет санки с юношей в гору, то жить им обоим – таков мой указ!

А гора – то эта больно крута, – теперь Аникиной наречена. Со слезами на глазах, и на коленях, ползком девушка вытащила возлюбленного в гору. Там их и оставили пугачёвцы. С тех пор староуткинцы стали отмечать этот день. Женщины посёлка искренне считают: не токмо Ева появилась из ребра Адама, но и Адам в лице Павлухи Мутовкина был сотворён женщиной. Празднование проходит обычно: женщины на санках затаскивают своих мужей на Аникину гору. Особый смех у всех возникает, когда худенькая бабёнка тащит в гору на санках толстенного мужика, иногда это приходится делать целым гамазом¹ – иначе некоторых и с места не сдвинуть. По этой причине в Староуткинске толстые мужики не в моде: кто захочет с таким мучиться хотя бы один день в году.

– Ой, бабушка, а Женю мне тоже в гору не затащить!

– Ну, что делать, – приглядывай себе на будущее мужа худенького да маленького, – пошутила баба Ганя.

– Я всех девчонок в школе предупрежу…

– Конечно. А родителям передай, что к одиннадцати часам я обязательно приду. Хорошо! А теперь если надумала, – пока не стемнело, иди, или же завтра пойдём вместе.

– Лучше, бабушка, завтра, – я ещё послушаю твои сказы, – охотно согласилась на её предложение внучка.