Текст книги "Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России"

В отличие от двух своих предшественников – Ле Фло и Ламорисьера – новый посланник никогда не был республиканцем. Жак Доминик Бартелеми Арман маркиз де Кастельбажак[311]311
  См.: ААЕ. Personnel. 1-ге serie. № 783.


[Закрыть] принадлежал к древнему аристократическому роду. Он родился за два года до революции, успел поучаствовать в наполеоновских войнах, а в годы Реставрации входил в окружение дофина, как и два его приятеля-сослуживца – генералы д’Опуль и виконт де Лаитт. «В последние годы Реставрации, – сообщал Киселев в Петербург о новом французском посланнике, – Кастельбажак командовал полком драгун королевской гвардии. Июльская революция вынудила его оставить действительную службу, и лишь незадолго до падения Луи Филиппа он был возвращен в армию, согласившись принять под командование дивизию, дислоцированную в Бордо. На этом посту его застала Февральская революция. Кастельбажак, – продолжал Киселев, – вновь был отправлен в отставку, наряду с другими генералами, не вызывавшими доверия у Временного правительства. Позднее ему удалось вернуться на службу, благодаря старым друзьям – нынешнему министру иностранных дел [Лаитту] и военному министру [д’Опулю][312]312
  Наряду с постом главы кабинета, генерал д’Опуль получил в ноябре 1849 года портфель военного министра. – П. Ч.


[Закрыть], – которые способствовали его возвращению на политическую сцену в качестве посланника при нашем дворе»[313]313
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. 1849 г. Д. 125. Л. 375 об. – 376. Киселев – Нессельроде, 2/14 декабря 1849 г.


[Закрыть].

Завершая краткое представление нового посланника Франции в России, Киселев отметил: «Господин де Кастельбажак первым браком был женат на мадемуазель де Мак-Магон, которая принесла ему, как уверяют, значительное состояние. Его нынешняя супруга – урожденная де Ларошфуко, дочь герцога де Ларошфуко-Лианкура и сестра графа Ипполита де Ларошфуко, который одно время входил в состав посольства Франции в С.-Петербурге, а в эпоху Февральской революции был полномочным министром во Флоренции»[314]314
  Там же. Л. 376–376 об.


[Закрыть].

Такая биография уже сама по себе должна была заранее расположить императора Николая Павловича к новому французскому посланнику. Когда маркиз де Кастельбажак на исходе февраля 1850 года прибыл в промозглый Петербург, его ожидал там самый теплый прием. С первой встречи между русским императором и французским посланником установились доверительные отношения, и Кастельбажак вскоре займет привилегированное положение в петербургском дипломатическом корпусе.

Донесения, получаемые из столицы Российской империи от Кастельбажака, свидетельствовали о расположенности Николая I к Франции и лично к принцу-президенту. Очень скоро представился случай, подтвердивший добрые намерения России в отношении Франции. В июне 1850 года Петербург и Париж выступили с совместным демаршем против насильственных действий британского правительства в Греции, где Лондон поощрял оппозицию королю Оттону I, ориентировавшемуся на Францию. Поводом для совместной дипломатической акции стала блокада греческих берегов английским флотом после того, как в Афинах вооруженная толпа совершила нападение на дом еврея-ростовщика Пачифико, британского подданного. Россия поддержала протест Франции, но, к досаде императора Николая, дело в конечном итоге закончилось франкобританским примирением без русского участия. Более того, Луи Наполеон вынужден был пойти на уступки требованиям кабинета королевы Виктории в греческих делах, что было воспринято в Петербурге как свидетельство слабости позиций принца-президента не только в международных делах, но и внутри собственной страны.

Луи Наполеон и сам чувствовал неустойчивость своего положения. Дополнительные выборы в Законодательное собрание, состоявшиеся 10 марта 1850 года, принесли неожиданную победу крайне левым, которые обеспечили себе 21 депутатское место из 30 вакантных. При этом в столице все три депутатских мандата достались кандидатам от демократическо-социалистического блока, что обнадежило заметно активизировавшихся «монтаньяров».

Расширение левого представительства в парламенте вызвало тревогу в «партии порядка», инициировавшей принятие в мае 1850 года нового избирательного закона, который фактически отменил провозглашенное в 1848 году всеобщее избирательное право. Принятые консервативным парламентским большинством ограничения лишили права голоса примерно 3 млн. человек (29 % избирателей) – преимущественно сезонных и прочих наемных работников, вынужденных менять место жительства в поисках работы. Именно эта категория населения составляла значительную часть электората крайне левых. Что касается Луи Наполеона, то он предусмотрительно отмежевался от нового избирательного закона, возложив всю ответственность за его принятие на Законодательное собрание.

Несколько ранее, в марте 1850 года, был принят так называемый «закон Фаллу», поставивший всю систему образования в стране под контроль церкви. Законы, вотированные в июле того же года, существенно ограничили свободу печати и собраний, а также полномочия органов местного самоуправления. Здесь, как и в случае с новым избирательным законом, принц-президент благоразумно дистанцировался от их принятия.

Луи Наполеон умело пользовался возраставшим общественным недовольством, как деятельностью Законодательного собрания, так и политической нестабильностью в стране. Киселев сообщал из Парижа, что многие из серьезных политиков, с кем он регулярно встречался, убеждены в скором падении республики. Так, граф де Моле, бывший министр Луи Филиппа, заявил ему, что в ближайшие месяцы республика падет и на ее месте установится «диктаторский режим». Со своей стороны, генералы-республиканцы – Кавеньяк, Ламорисьер и Шангарнье, командующий войсками парижского гарнизона и столичной Национальной гвардией, – заверяли русского дипломата, что только они способны воспротивиться «империалистическим планам» принца-президента[315]315
  Донесения Киселева от 8 января и 19 февраля 1850 года: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. 1850 г. Д. 90. Л. 19–20; Л. 141.


[Закрыть].

Действительно, судя по секретным донесениям Я.Н. Толстого в Третье отделение, серьезным препятствием к осуществлению планов государственного переворота была позиция армии, где пока еще были сильны республиканские настроения. «Правительство, – с явным неодобрением констатировал русский резидент, – не предпринимает ничего, чтобы завоевать верность солдат – ни в плане введения строгой дисциплины, ни в плане должного оснащения армии». «В настоящий момент, – писал он в марте 1850 года, – переворот невозможен по причине неблагонадежности армии…» По прогнозам Толстого, переворот может созреть не ранее чем через два года, т. е. где-то в 1852 году при условии, что правительство и принц-президент примут для этого необходимые меры[316]316
  ГАРФ. Ф. 109 (Секретный архив). Оп. 4 а. Д. 200. Л. 15–17. Толстой – Сагтынскому 15/27 марта 1850 г.


[Закрыть].

Луи Наполеон лучше других понимал необходимость привлечения армии на свою сторону, освободив ее от влияния республиканских генералов и офицеров. Весной 1850 года он предпринял попытку существенно поднять жалование унтер-офицерскому составу, образующему костяк армии, но его предложения были заблокированы Законодательным собранием, сославшимся на отсутствие необходимых финансовых средств. Тем не менее, инициатива президента, получившая соответствующий отклик в печати, добавила ему сторонников в армии, где увидели, кто в государстве радеет о ее интересах, а кто проявляет безразличие.

К концу 1850 года президенту удалось под разными предлогами удалить с высших командных должностей в армии почти всех генералов-республиканцев, а также тех, кто мог претендовать на власть. Последней из крупных фигур оставался генерал Никола Шангарнье, под командованием которого находилась 40-тысячная Парижская армия и столичная Национальная гвардия. Как и его единомышленники, Кавеньяк, Ле Фло и Ламорисьер, он имел опыт военных действий в Алжире против повстанческих отрядов Абд эль-Кадера. На политическую сцену Шангарнье выдвинулся в результате подавления июньского восстания 1848 года в Париже, где был правой рукой Кавеньяка. С той поры он командовал парижским гарнизоном и Национальной гвардией. Однако занимаемое им положение в военной иерархии не удовлетворяло амбиций Шангарнье, откровенно завидовавшего Кавеньяку. Именно зависть, помноженная на непомерное честолюбие, побудила генерала выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах в декабре 1848 года, что, безусловно, ослабило позиции фаворита умеренных республиканцев, Кавеньяка. Правда, амбициозный генерал оказался аутсайдером избирательной кампании, получив менее 5 тысяч голосов.

Политические взгляды Шангарнье трудно поддавались четкому определению. Монархист по формации и образу мыслей, он из карьеристских соображений примкнул в 1848 году к республиканцам, но готов был предать их при первой же возможности, если судьба пошлет ему удобный случай. Сокрушительный провал на президентских выборах не остудил амбиций Шангарнье. После поражения Кавеньяка, отстранившегося от дел, принц Бонапарт представлялся Шангарнье единственным соперником в борьбе за власть. Имея под своим командованием внушительную военную силу и чувствуя за собой поддержку значительной части Законодательного собрания, видевшего в нем противовес Луи Наполеону, генерал Шангарнье не скрывал неприязни к президенту Республики и вел себя все более вызывающе, о чем в Петербурге хорошо были осведомлены из донесений Толстого. К слову сказать, парижский резидент был невысокого мнения о способностях Шангарнье, предрекая ему неминуемое поражение в схватке с Бонапартом[317]317
  Донесения Толстого в Третье отделение от 15 апреля и 30 июля 1850 г., 13 января 1851 г. // Там же. Д. 200. Л. 23–26, 87; Д. 201. Л. 1 об.-2.


[Закрыть]. О нараставшем конфликте президента с генералом Шангарнье неоднократно сообщал и Киселев. В одном из донесений он говорил о демонстративном разрыве контактов Шангарнье с Елисейским дворцом после того, как президент произвел замену одного генерала на другого в военном командовании без консультаций с командующим войсками Парижского гарнизона[318]318
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. 1850 г. Д. 92. Л. 3. Киселев – Нессельроде, 23 октября/4 ноября 1850 г.


[Закрыть].

Преодолев мучительные колебания, Луи Наполеон решился на смелый шаг, понимая, что Шангарнье представляет наибольшую угрозу для реализации его планов. 9 января 1851 года президент смещает Шангарнье с поста командующего войсками столичного гарнизона и назначает на его место лояльного себе генерала Маньяна, другого «алжирского» генерала. Одновременно президентским декретом было разделено прежде единое командование Парижским гарнизоном и столичной Национальной гвардией, во главе которой был поставлен другой генерал, также преданный Луи Наполеону.

Поводом для отстранения Шангарнье стало распространение среди солдат парижского гарнизона «антиправительственных» настроений, что позволило президенту обвинить генерала в бездеятельности и даже в потакании подрывным элементам, разлагающим армию.

Как ни странно, эта замена не вызвала ожидавшихся волнений ни в обществе, ни в армии, что поощрило главу государства предпринять новые шаги по укреплению своих позиций. Вслед за отстранением Шангарнье из Парижа были выведены неблагонадежные части. Их заменили войсками, срочно отозванными из Алжира. Вскоре последовала отставка неугодного президенту префекта парижской полиции. На его место был назначен Шарлемань-Эмиль де Мойа, давний соратник Бонапарта.

Начиная с середины 1850 года, Луи Наполеон готовит почву для намеченного им частичного пересмотра конституции. Прежде всего, он намеревался исключить из нее запрет для главы государства избираться более чем на один срок. По мнению Киселева, для принца-президента конституционный вариант укрепления своей власти был предпочтительнее государственного переворота. Все теперь зависело от Законодательного собрания – пойдет оно навстречу Луи Наполеону или отвергнет его домогательства?[319]319
  Донесения Киселева от 8 марта и 22 апреля 1850 г. // Там же. Д. 90. 209–211; Л. 305–315.


[Закрыть]

В Петербурге внимательно следили за развитием ситуации в Париже, обнаруживая все больше симпатии к принцу-президенту. Нестабильная Франция внушала беспокойство Николаю I.

В начале января 1851 года Луи Наполеон отправил в отставку кабинет д’Опуля и сформировал новое министерство, которому Законодательное собрание отказало в поддержке. Над страной вновь навис призрак политического кризиса. Он был предотвращен вынужденным временным сплочением распадавшейся «партии порядка» вокруг главы государства.

Генерал Кастельбажак сообщал из столицы Российской империи, что там «обеспокоены расколом в партии порядка и чередой правительственных кризисов, что, конечно, можно объяснить незнанием наших парламентских нравов». «Граф Нессельроде, – писал французский посланник, – рассматривает нашу министерскую нестабильность как препятствие для решения важных европейских вопросов», и выразил надежду на то, что «Президент Республики с присущим ему хладнокровием и энергией сумеет восстановить гармонию между ветвями власти в государстве и обеспечить своему правительству доверие европейских кабинетов»[320]320
  ААЕ. Correspondance politique. Russie. Vol. 206. Fol. 6 verso – 7 recto. Кастельбажак – МИД, 15 января 1851 г.


[Закрыть].

«Момент истины» наступил 19 июля 1851 года, когда при голосовании в Законодательном собрании не набралось необходимого большинства для внесения в конституцию поправки о втором сроке президентского мандата. Это означало, что через полтора года Луи Наполеон должен будет уйти в отставку с поста президента, что, разумеется, не входило в его планы. Он оказывается перед необходимостью форсировать подготовку государственного переворота, хотя, судя по всему, предпочитал законный вариант продления и расширения своих полномочий.

О планах переворота уже на следующий день после отклонения парламентом предложения главы государства стало известно резиденту Третьего отделения в Париже, которого снабжал информацией личный секретарь принца-президента, месье Паскаль.

«Меня только что посетил прибывший прямо из Елисейского дворца г-н Паскаль, – докладывал Я.Н. Толстой в Петербург 20 июля 1851 года. – Он сообщил мне, что президент всерьез задумал осуществить государственный переворот. Для этого необходимо будет, прежде всего, сосредоточить в Париже самые преданные войска. Генерал Маньян, который командует Парижским гарнизоном, заявил, что он сделает все возможное, чтобы поддержать президента. Судя по всему, план готовящегося государственного переворота скопирован с аналогичного плана 18 брюмера[321]321
  Речь идет о государственном перевороте Наполеона Бонапарта, осуществленном 9 ноября (18 брюмера по революционному календарю) 1799 года. – П. Ч.


[Закрыть]: предполагается окружить Законодательное собрание; депутаты, заявившие о своей лояльности, будут приглашены присоединиться к войскам; что касается остальных, то все они будут арестованы, начиная с генералов Кавеньяка, Ламорисьера и Шангарнье. Если монтаньяры окажут сопротивление, они будут беспощадно уничтожены. Таков смысл сказанного мне г-ном Паскалем, который, правда, говорил обо всем как о предположении, хотя и в состоянии крайней экзальтации. Тем не менее, было совершенно ясно, что он хотел сказать. Кстати, все другие служащие Елисейского дворца говорят то же самое. Один из них, доктор Конно[322]322
  Личный врач Луи Наполеона, также снабжавший Толстого ценной информацией, относящейся к принцу-президенту. – П. Ч.


[Закрыть], сказал, что этот план появился у президента уже давно и что он постепенно вызревал в его голове; идея пересмотра конституции вполне укладывается в этот план… Совершенно очевидно, что это предложение было сделано для того, чтобы ускорить силовое решение…»[323]323
  ГАРФ. Ф. 109 (Секретный архив). Оп. 4 а. Д. 201. Л. 62 об. – 64. Толстой – Сагтынскому, 8/20 июля 1851 г.


[Закрыть].

Таким образом, если верить Толстому и его информаторам в Елисейском дворце, то вся идея с пересмотром конституции выглядит как провокация, задуманная Луи Наполеоном, который изначально предвидел отклонение его предложения Законодательным собранием, что дало бы ему благовидный предлог для осуществления государственного переворота.

Важным шагом в подготовке переворота было назначение в конце октября 1851 года на ключевой пост министра внутренних дел, сводного брата принца-президента, графа Огюста де Мории[324]324
  Carmona М. Мошу, le vice-empereur. Paris, 2005. Р. 174. Шарль-Огюст-Луи Жозеф граф де Морни был побочным сыном Гортензии Богарне (супруги короля Голландии Людовика Бонапарта) и шталмейстера ее двора графа де Флао. Он был усыновлен бездетным графом де Морни, чье имя и носил.


[Закрыть].

Незадолго до переворота Луи Наполеон, встретившись с Киселевым, произнес многозначительную фразу, явно предназначенную для передачи императору Николаю. «Я знаю, – сказал принц-президент, – насколько мир интересуется тем, что здесь происходит, в виду 1852 года, и я желал бы, чтобы ваше правительство знало, что все происходящее в настоящее время ни в чем не изменит политики порядка, консерватизма и мира, которой я до сей минуты придерживался»[325]325
  Мартенс Ф. Указ. соч. T. XV. С. 248.


[Закрыть].

Киселев, разумеется, поспешил довести до сведения государя эти слова Луи Наполеона и одновременно запросил инструкций о своих действиях в конкретных ситуациях, которые могут возникнуть в ближайшее время в Париже. На полях его донесения император оставил свои краткие резолюции по каждому из заданных вопросов.

На вопрос посланника, какую позицию надлежит ему занять, если Луи Наполеон объявит себя военным диктатором или императором, царь ответил: «С этого самого момента кончится миссия Киселева».

Если Франция, спрашивал Киселев, вновь окажется во власти анархической партии, которая сформирует крайне левое правительство, то, как ему поступать в таком случае.

Николай написал: «то же самое».

Наконец, третий вариант: Луи Наполеон остается в рамках своих нынешних полномочий.

Резолюция государя: «В таком случае он остается тем, что он есть»[326]326
  Мартенс Ф. Указ. соч. T. XV. С. 249.


[Закрыть].

В соответствии с этими тремя вариантами действий канцлер Нессельроде составил две инструкции для Киселева (от 8/20 ноября и от 27 ноября/8 декабря 1851 года), в которых прописал все детали возможной реакции на развитие событий в Париже[327]327
  Там же. С. 249–250.


[Закрыть].

Главное, что Киселев должен был внушить Луи Наполеону, – это мысль о том, что все французские дела должны решаться «в границах страны». При таком развитии событий Россия останется совершенно безучастной к ним, т. е. не станет вмешиваться. Но если Франция вновь сделается очагом революционной пропаганды в Европе, то России и ее союзникам не останется ничего другого, как принять меры «для защиты общественного порядка».

В соответствии с этим Киселев должен остаться в Париже, если принц-президент вынужден будет принять решительные меры для обуздания революционной анархии, но без существенного изменения своих конституционных полномочий.

«Но, – писал канцлер, – если принцу Луи Наполеону, увлеченному видами личного тщеславия, удастся, посредством государственного переворота, захватить верховную власть с титулом Императора или Короля, то ваша миссия немедленно кончится. Однако, в этом случае вы останетесь в Париже и подождете инструкций от Министерства иностранных дел».

Таким образом, в Петербурге готовы были признать любой государственный переворот в Париже при условии, что не будет восстановления бонапартистской империи. «Пока президент не восстановит империи, – писал Нессельроде 4/16 декабря 1851 года в инструкции Киселеву, – он может рассчитывать на нашу поддержку»[328]328
  Там же. С. 250.


[Закрыть].

Давно ожидавшийся государственный переворот произошел в годовщину памятной битвы под Аустерлицем (2.12.1805), когда Наполеон разгромил русско-австрийскую армию. В ночь на 2 декабря 1851 года в Париже были проведены аресты лидеров оппозиции, а утром парижане узнали три новости – о роспуске Законодательного собрания и Государственного совета, о восстановлении отмененного парламентом всеобщего избирательного права и установлении временного военного положения[329]329
  См об этом: ВерморелъА. Деятели 1851 года. История президентства и основания Второй империи. СПб., 1870; Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T. 8. С. 115–217; Смирнов Андрей. Империя Наполеона III. М., 2003. С. 95–70.


[Закрыть].

Луи Наполеон поспешил закрепить успешно осуществленный переворот, прибегнув к всенародному плебисциту, который отныне станет излюбленным инструментом бонапартистского режима, претендовавшего на выражение общенациональных интересов и чаяний. В обстановке полицейских преследований, лишавших оппозицию возможности выступать легально, плебисцит, состоявшийся 21–22 декабря 1851 года, принес Бонапарту одобрение 76 % от числа голосовавших избирателей, значительная часть которых прежде поддерживала левые партии. Таким образом, принц-президент получил общенациональный мандат доверия.

Спустя три недели, 14 января 1852 года, была принята новая конституция, наделявшая президента очень широкими полномочиями и предоставившая ему десятилетний мандат.

Поскольку формально Луи Наполеон после переворота остался президентом Республики, у Киселева не было оснований для каких-либо демаршей и тем более для выезда из Парижа. Он действовал в полном соответствии с полученными из Петербурга инструкциями, поддерживая официальные контакты с новым правительством.

Между тем Луи Наполеона очень интересовала реакция императора Николая на переворот 2 декабря. Он с облегчением вздохнул, получив от Кастельбажака из Петербурга благоприятные для себя известия. «Император и канцлер империи [граф К.В. Нессельроде] очень благоприятно восприняли новость о событиях 2 декабря», – сообщал из Петербурга французский посланник новому министру иностранных дел Луи де Тюрго. Маркиз Кастельбажак отметил, что император и канцлер оценили смелый шаг принца-президента как добрый знак на пути «к восстановлению спокойствия во всей Европе»[330]330
  ААЕ. Correspondance politique. Russie. Vol. 206. Fol. 202 verso. Кастельбажак – Тюрго, 15 декабря 1851 г.


[Закрыть]. Позднее, на аудиенции, данной Кастельбажаку, Николай I выразил французскому посланнику «чувства уважения, симпатии и восхищения благоразумным, умелым и энергичным образом действий принца Луи-Наполеона»[331]331
  Ibid. Fol. 231. Кастельбажак – Тюрго, 28 января 1852 г.


[Закрыть].

Решающими для русского самодержца в признании переворота в Париже были два обстоятельства: во-первых, принц Бонапарт остался в республиканских рамках, а, во-вторых, он доказал решимость покончить с революционным беспорядком, с февраля 1848 года будоражившим всю Европу. Именно поэтому в Петербурге приветствовали государственный переворот, поначалу старясь не думать о других его возможных последствиях – как бы племянник не пошел и дальше по пути дяди…

Тем временем принц-президент с головой окунулся в преобразовательную деятельность. В феврале 1852 года был принят ряд декретов, регламентирующих деятельность различных ветвей власти, а также отношения между предпринимателями и наемными рабочими. Последние лишились своих прежних, профессиональных объединений, вместо которых повсеместно были созданы так называемые общества взаимопомощи под совместным патронажем мэров и священнослужителей. Принц-президент подписал также декреты, призванные обеспечить интересы французских производителей сельскохозяйственной продукции. Он не забыл о массовой поддержке крестьян, оказанной ему на президентских выборах 1848 года и на декабрьском плебисците 1851 года. Он рассчитывал и впредь опираться на крестьянство.

В середине марта 1852 года вместо распущенного парламента прежнего состава был избран новый представительный орган – Законодательный корпус с подавляющим влиянием бонапартистов (из 261 депутата только 8 представляли оппозицию). Вслед за этим было отменено военное положение, введенное 2 декабря 1851 года. Несколько позднее, 15 августа, президент амнистировал часть арестованных во время переворота оппозиционеров. Этот день, далеко не случайно совпавший с днем рождения Наполеона I, был объявлен новым национальным праздником Франции. Установленные Второй Республикой празднования по случаю начала революций 1789 и 1848 годов были отменены.

Действия Луи Наполеона по реорганизации государственного управления и меры, принимавшиеся им в социально-экономической области, о чем в Петербурге узнавали из депеш Киселева и донесений Толстого, пока еще вызывали одобрение у царя. Так, в беседе с маркизом Кастельбажаком Николай I выразил свое «полное одобрение конституции, вызывающей у него восхищение…»[332]332
  Ibid. Fol. 231 recto verso. Кастельбажак – Тюрго, 28 января 1852 г.


[Закрыть]. Зато, когда французы, проживавшие в Петербурге и Москве, пожелают торжественно отпраздновать свой новый национальный праздник им это будет запрещено высочайшим указом. Французскому посланнику в Петербурге и консулу Франции в Москве дадут понять, что день рождения Наполеона I это не та дата, которую можно публично отмечать в стране, подвергшейся в 1812 году наполеоновскому нашествию.

В начале апреля 1852 года, обсуждая с французским посланником последние декреты, подписанные Луи Наполеоном, русский император скажет Кастельбажаку: «Нужно быть справедливым – на всем, что делает принц-президент, лежит печать правительственного гения. Он один взял на себя смелость бросить прямой вызов демагогии[333]333
  Николай I имел в виду революционное движение, активизировавшееся с февраля 1848 года. – П.Ч.


[Закрыть], Европа должна быть ему признательна и обязана поддержать его. Многие опасались войны. Это абсурдно, и я не перестаю повторять: «Да хранит его Бог!»[334]334
  ААЕ. Correspondance politique. Russie. Vol. 206. Fol. 292 verso. Кастельбажак – Тюрго, 5 апреля 1852 г.


[Закрыть].

Пройдет совсем немного времени, и Николай I резко изменит свое отношение к Бонапарту и к его политике.

Укрепив свои позиции, принц-президент взял курс на восстановление наследственной империи Бонапартов. Еще в январе 1852 года Толстой предупреждал Петербург: «Несмотря на все его официальные заявления о том, что республиканский режим не будет изменен, президент со всей очевидностью идет прямой дорогой к установлению Империи». «Все сомнения окончательно отпали, – сообщал Толстой в последних числах сентября. – В самое ближайшее время будет провозглашена Империя»[335]335
  Донесения Толстого в Третье отделение от 6 января и от 29 сентября 1852 года // ГАРФ. Ф. 109 (Секретный архив). Оп. 4 а. Д. 201. Л. 162; Д. 202. Л. 137.


[Закрыть].

Об этом же писал и Киселев, но его в сентябре 1852 года неожиданно отозвали в Петербург. Формально он уезжал в отпуск, хотя время для отпуска было совсем неподходящее, учитывая, что в Париже по всем признакам очень скоро предстояли важные перемены. По всей видимости, это была предупредительная мера в отношении Луи Наполеона. Император и канцлер хотели непосредственно обсудить с Киселевым складывающуюся ситуацию и выработать линию действий. В современной дипломатии в подобных случаях принято говорить, что «посол отозван для консультаций». В отсутствие Киселева руководство миссией было возложено на князя Куракина, человека мало сведущего.

Единственным надежным источником в Париже оставался резидент Третьего отделения Я.Н. Толстой. Правда, был еще один, неофициальный источник информации – княгиня Дарья Христофоровна Ливен, родная сестра покойного графа А.Х. Бенкендорфа, давно проживавшая в Париже и находившаяся в близких отношениях с Франсуа Гизо, бывшим министром Луи Филиппа. Она была очень хорошо информирована в вопросах французской политической жизни и сообщала любопытные сведения на этот счет императрице Александре Федоровне, с которой поддерживала переписку[336]336
  См.: Таныиина Н.П. «Война кажется одновременно неизбежной и невозможной». Княгиня Д.Х. Ливен накануне Крымской войны // Россия и Франция: XVIII–XX века. Вып. 9. М., 2009. С. 100–123.


[Закрыть].

Тем временем Луи Наполеон, все еще колебавшийся в принятии окончательного решения о ликвидации республики, решил выяснить для себя настроения народных масс. В конце сентября 1852 года он отправляется в поездку по ряду департаментов, где стараниями его приверженцев устраивались многочисленные манифестации в пользу восстановления империи. Выступая 9 октября в г. Бордо, Луи Наполеон произнес слова, явно адресованные европейским державам, опасавшимся возрождения наполеоновской империи. «Некоторые говорят, что Империя породит войну. Нет, отвечаю им я. Империя – это мир, потому что этого желает Франция, а когда Франция удовлетворена, весь мир может быть спокоен…», – с пафосом воскликнул он[337]337
  «Le Moniteur universel». № 286. 12 octobre 1852. В приложении к депеше князя Куракина графу Нессельроде из Парижа от 30 сентября/12 октября 1852 // АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. 1852 г. Д. ПО. Л. 100. См. также: Castelot A. Napoleon III. L’aube des Temps modernes. Paris, 1999. P. 207.


[Закрыть].

Окончательно убедившись, что самая многочисленная часть избирателей – крестьяне – с восторгом относятся к идее восстановления бонапартистской империи, Луи Наполеон по возвращении в Париж дал команду безотлагательно принять необходимые юридические меры для превращения президентской республики в империю. Он хотел, чтобы все выглядело законно.

21 ноября 1852 года французские избиратели были в очередной раз приглашены высказаться – на этот раз по вопросу о новом государственном устройстве Франции. И опять Луи Наполеон одержал убедительную победу. 76 % избирателей, принявших участие в голосовании, одобрили восстановление Империи.

2 декабря 1852 года принц-президент Луи Наполеон был провозглашен императором французов под именем Наполеона III. Недолговечная Вторая республика прекратила свое существование, уступив место Второй империи[338]338
  Первая империя во Франции, как известно, была основана Наполеоном I в 1804 году и просуществовала до 1814 года.


[Закрыть].

Для Европы провозглашение во Франции Второй империи не стало полной неожиданностью. После 18 брюмера 1851 года мало кто сомневался, что Луи Наполеон пойдет до конца в реализации своих давних планов – реставрации наполеоновской империи. Тем не менее, появление в составе «оркестра» европейских государей нового лица – Наполеона III – вызвало явное замешательство, как среди «помазанников Божьих», так и у конституционных монархов. Для одних он, по-прежнему, оставался бежавшим из тюрьмы государственным преступником, другие считали его заурядным удачливым разбойником с большой дороги. Но главную опасность европейские дворы усматривали в самой идее возвращения к наследию Наполеона. А тот факт, что вчерашний президент республики короновался под именем Наполеона III (притом, что Европа не признавала существования Наполеона II)[339]339
  Этот титул сыну Наполеона, рано умершему герцогу Рейхштадтскому присвоили бонапартисты. Ни одно европейское правительство никогда не признавало существования Наполеона II. Незадолго до провозглашения империи, министр иностранных дел Франции Э. Друэн де Люис в разговоре с русским временным поверенным в делах князем Куракиным пытался обосновать предстощий выбор имени будущего императора. При этом министр постарался деполитизировать возложение на себя президентом Бонапартом титула Наполеон III. «У президента республики три имени, – напомнил Друэн де Люис: – Шарль, Луи и Наполеон. Назваться ему Карлом XI? Это было бы абсурдом. Принять имя Людовик XIX? Опять нелепость… Предоставим же Луи Наполеону принять титул, который ему нравится, и не будем его осуждать за то, что он будет называться так, как того желает Франция». //АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. 1852 г. Д. ПО. Л. 322 об. – 323. Куракин – Нессельроде, 15/27 ноября 1852 г.


[Закрыть], мог означать намерение Франции разорвать Парижский мирный договор 1815 года и вернуться к завоевательным химерам основателя Первой империи. Именно так оценили появление на европейской политической сцене Наполеона III бывшие участники антифранцузской коалиции – Англия, Австрия, Пруссия и Россия, хотя с самого начала между ними не было единства. Не только в либеральном Лондоне, но даже в Вене и Берлине, испытавших на себе последствия взрыва в Париже в феврале 1848 года, проявляли готовность договариваться с «узурпатором», который сумел погасить очаг революционной смуты и положить конец «анархии» во Франции. Уже за одно это он, с точки зрения прагматичных европейских политиков, заслуживал поддержки.

Самую непримиримую позицию занял Николай I. Он не ожидал ничего хорошего от провозглашенной Луи Наполеоном «народной монархии», основанной на всеобщем избирательном праве. Для царя империя Наполеона III была ничем не лучше «фальшивой монархии» Луи Филиппа. Эту мысль Николай высказал еще в декабре 1851 года. «…С той поры, как Луи Наполеон, выборный глава нации, хочет стать государем, – он становится узурпатором, потому что божественного права ему не хватает (parce que le droit divin lui manque). Будет ли он завоевателем или нет, это совершенно безразлично, поскольку речь идет о принципе. Он будет государем фактически, но никогда государем по праву, одним словом, он будет вторым Луи Филиппом, только без гнусного характера этого негодяя (l’odieux caractère de ce gredin)»[340]340
  Цит. по: Тарле Е.В. Указ. соч. T. VIII. С. 117–118.


[Закрыть].

В действительности вопрос о том, станет ли Луи Наполеон завоевателем, имел для Николая I решающее значение. В конце концов, он вынужден был смириться даже с «королем баррикад» Луи Филиппом исключительно по той причине, что тот проводил осторожную, можно сказать, миролюбивую политику в Европе. А вот можно ли будет ожидать такого же поведения от Луи Наполеона в роли императора, – в этом Николай I сильно сомневался.

По поручению императора Н.Д. Киселев, 27 ноября срочно вернувшийся в Париж уже в качестве посланника, буквально умолял Луи Наполеона отказаться от намерения провозгласить империю, а себя – императором Наполеоном III, называя все это «политической ошибкой». «Ведь имя Наполеон III, – убеждал Киселев президента республики, – это совершенно новое изобретение».

«Вы ошибаетесь, – ответил Луи Наполеон. – Это имя настолько не новейшего изобретения, что уже в 1833 году, после кончины дюка Рейхштадтского, появились мои портреты с именем Наполеон III. Впрочем, успокойтесь! На одном имени Наполеона сосредоточены все чувства Франции. Только ему обязан я тем, что я теперь есть и что мне возможно было сделать для страны. Все население, при моих посещениях, никогда иначе меня не приветствовало, как этим именем, и никогда не кричало Луи Наполеон. Наконец, вообще Наполеон известен народу, и только это имя я должен хранить, чтоб действовать согласно воле и вкусу народа»[341]341
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. 1852 г. Д. ПО. Л. 407–408 об. Киселев – Нессельроде, 27 ноября/9 декабря 1852 г.


[Закрыть].