Текст книги "Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России"

Россия и присоединение Корсики к Франции (1768–1769)
(По донесениям русского посольства в Париже)

История приобретения Францией у Генуэзской республики о-ва Корсика в 1768 г. достаточно подробно исследована во французской научной литературе[66]66
  См., например: Antonelli Р. Histoire de la Corse. P., 1973; Arrighi P. Histoire de la Corse. 2-erne ed. P., 1969; Emmanuelli E. Precis d’histoire de la Corse. P, 1970; Histoire de la Corce. Toulouse, 1971.


[Закрыть]. Гораздо менее изучены вопросы, связанные с реакцией на это событие третьих стран, имевших стратегические интересы в Средиземноморье – Великобритании, Турции, Венеции и других итальянских государств. К числу заинтересованных сторон можно было отнести и Российскую империю. Ее интерес к Средиземноморью был вызван назревавшей войной с Турцией за контроль над Северным Причерноморьем. Когда в конце 1768 г. русско-турецкая война была развязана, в Петербурге возник план нанесения дополнительного удара по турецким морским силам, базировавшимся в Средиземном море, куда в июле 1769 г. из Кронштадта была направлена русская эскадра, успешно действовавшая в этом районе против турок вплоть до окончания войны в 1774 г.[67]67
  См.: Головачев В.Ф. Чесма: Экспедиция русского флота в Архипелаг и Чесменское сражение. М.; Л., 1944; Тарле Е.В. Три экспедиции русского флота. М., 1956.


[Закрыть]

Появление русских кораблей в Средиземном море вызвало самые серьезные опасения у Порты и стоявшей за ее спиной Франции. Русско-турецкая война 1768–1774 гг. в значительной степени возникла в результате интриг французской дипломатии, стремившейся воспрепятствовать аннексионистским планам Екатерины II в Польше. Именно Франция подтолкнула султана в 1768 г. объявить войну русской императрице из-за ничтожного пограничного инцидента[68]68
  См.: Черкасов П.П. Двуглавый орел и Королевские линии: Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700–1775. М., 1995. Глава VIII.


[Закрыть].

С XVII в. Франция, установившая привилегированные отношения с Оттоманской Портой, считала себя чуть ли не хозяйкой в Средиземном море, ревниво оберегая здесь свои стратегические и торговые интересы. Поэтому она не могла приветствовать появление в Средиземном море ни английских, ни тем более русских боевых (да и торговых) кораблей.

Со времени Семилетней войны (1756–1763) Франция проявляла беспокойство относительно английского проникновения в ее заповедную зону, каковой она считала Западное Средиземноморье. Захваченный Англией еще в 1713 г.

Гибралтар служил для версальского двора постоянным напоминанием о возможности расширения британской экспансии в Средиземном море.

Особое беспокойство в Версале вызывала судьба о-ва Корсика, формально с 1347 г. принадлежавшего Генуэзской республике, но фактически с 1755 г. находившегося под контролем корсиканских повстанцев во главе с генералом Паскуале (Паскалем) Паоли, боровшихся за национальную независимость. У версальских политиков были все основания опасаться, что «бесхозный» остров, расположенный вблизи французских берегов, может привлечь к себе внимание «посторонних» – в первую очередь Великобритании. «Это просто чудо, – отмечал французский историк, – что в ходе борьбы в Средиземноморье в XVIII веке наш враг (Англия. – П.Ч.) не высадился там»[69]69
  Rain Р. La diplomatie frangaise d’Henri IV a Vergennes. P., 1945. P. 259.


[Закрыть].

Со своей стороны Генуя, будучи не в силах самостоятельно справиться с нараставшим освободительным движением корсиканцев, стремилась заручиться поддержкой Франции. Совпадение интересов двух стран позволило им 14 августа 1756 г. без особых трудностей заключить в Компьене договор, по которому в обмен на французские субсидии Генуэзская республика доверила Франции обеспечение внешней безопасности Корсики[70]70
  Текст договора см.: Recueil des Instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France depuis les traites de Westphalie jusqu’a la Revolution Frangaise. P, 1912. Vol. XIX. Florence, Modene, Genes. P. 330–335.


[Закрыть]. В связи с начавшейся войной между Францией и Англией Компьенский договор 1756 года имел явную анти-английскую направленность.

В соответствии с условиями договора французские войска под командованием генерала де Кастри высадились на Корсике и заняли береговые крепости, построенные в свое время генуэзцами. Генерал де Кастри имел приказ не допустить возможной высадки на остров англичан. В 1757 г. к французам присоединился 6-тысячный генуэзский отряд во главе с бывшим дожем Гримальди. В отличие от французов, не вникавших в местные дела, генуэзские военные прибыли на остров как каратели с единственной задачей – подавить вооруженное сопротивление.

Вплоть до самого окончания Семилетней войны в 1763 г. англичане так и не появились у берегов Корсики. Тем не менее, 6 августа 1764 г. Франция и Генуя заключили второй Компьенский договор, по которому в обмен на новые французские субсидии Генуэзская республика предоставила королю Франции в аренду сроком на два года четыре крепости на корсиканском побережье[71]71
  Ibid. P. 366–370.


[Закрыть].

Тем временем освободительное движение на Корсике набирало силу. Повстанцы во главе с Паоли взяли под свой контроль практически весь остров, за исключением четырех береговых крепостей, занятых французами, и Бастии, пока еще удерживавшейся генуэзцами.

Паоли первое время искренне надеялся, что Франция поможет Корсике окончательно освободиться от генуэзского господства. Невмешательство французских войск во внутренние корсиканские дела и подчеркнутая предупредительность генералов Его Христианнейшего Величества короля Франции к вождю повстанцев, казалось, давали Паоли такую надежду Он даже вступил в переписку с руководителем французской дипломатии герцогом Шуазелем, у которого просил военной помощи против Генуи[72]72
  Recueil des Instructions… Р. XCVHI.


[Закрыть].

Когда в декабре 1764 г. на остров прибыл дополнительный контингент французских войск во главе с генералом Марбефом, Паоли поинтересовался у генерала, чем вызвано усиление французских войск на Корсике, но не получил внятного ответа. Судя по всему, Марбеф и сам не был посвящен в планы своего двора. Некоторое время спустя к Паоли прибыл специальный эмиссар из Версаля – драгунский полковник Валькруассан, который передал вождю повстанцев предложение герцога Шуазеля перейти на службу к королю Франции в качестве командира королевского Корсиканского полка, существовавшего во французской армии со времен Франциска I. Паоли поблагодарил за оказанную честь, но отказался, заявив, что желал бы видеть свою родину независимой и процветающей под защитой короля Франции.

Наверное, уже тогда у Паоли появились первые подозрения в отношении намерений Франции. Тем не менее, в 1766 г. он направил в Версаль запрос о возможности французского посредничества в разрешении затянувшегося генуэзско-корсиканского конфликта, но ответ Шуазеля еще более насторожил Паоли. Шуазель предложил вождю повстанцев стать королем Корсики на условиях вассальной зависимости от Генуи и передачи последней береговых крепостей. Паоли согласился на предложение, но отверг навязываемые ему условия.

Тогда Шуазель предложил Паоли передать эти крепости Франции, но получил решительный отказ, после чего министр Людовика XV в мае 1768 г. прервал свою затянувшуюся переписку с корсиканским генералом.

В августе 1768 г. истекал очередной срок французской аренды у Генуи четырех крепостей на Корсике. Паоли рассчитывал на предстоящий уход французов с острова, но вместо подготовки к эвакуации генерал Марбеф, до того всегда ладивший с корсиканцами, неожиданно привел свои войска в состояние повышенной боевой готовности. Он даже начал произвольно расширять зону французского военного «присутствия» на острове, что вызвало серию вооруженных столкновений с отрядами корсиканских повстанцев.

Паоли, по всей видимости, не знал, что в это самое время близилась к завершению сделка между Францией и Генуей, определившая дальнейшую судьбу Корсики. Будучи не в силах далее удерживать мятежный остров в своих руках, одряхлевшая Генуэзская республика приняла решение передать Франции права на остров в обмен на новые французские субсидии.

* * *

Первая информация об усилении французских войск на Корсике поступила в Петербург во второй половине апреля 1768 г. В реляции Екатерине II от 31 марта 1768 г. русский поверенный в делах при версальском дворе Николай Константинович Хотинский сообщил о распространившихся в Париже слухах о предстоящем направлении на Корсику 16 батальонов французских войск. Цель намечавшейся Францией военной операции оставалась неизвестной. «…Один из послов, – докладывал императрице Н.К. Хотинский, – наведывался о подлинности сего [слуха] у дюка Шуазеля, который уверял его о ложности оного»[73]73
  Архив внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ). Ф. Сношения России с Францией. Оп. 93/6. 1768 г. Д. 239. Л. 108 об.


[Закрыть].

В одной из последующих реляций (от 7 апреля 1768 г.) Хотинский уточнил, что наибольшее беспокойство в связи с планами Франции на Корсике проявил, естественно, посол Англии, который «покусился наведаться у дюка Шуазеля» относительно намерений французского короля.

Шуазель, как сообщал Хотинский императрице, заявил английскому дипломату, что «он не имеет никакого права о том его спрашивать и что здешние (французы. – П.Ч.) в их внутренние дела и распоряжения не вмешиваются; и хотя после уверял он его в неосновательности подобных слухов, однако ж они продолжают распространяться. Действительно намечен поход тому войску в Корсику, но не прежде августа месяца, когда истекает известный Вашему Императорскому Величеству договор между Францией и Генуэзской республикой, да и то зависеть еще будет от некоторых распоряжений, о коих сии две державы ныне ведут переговоры.

Я, сколько можно, старался обстоятельнее о сем деле проведать, – продолжал Хотинский, – но никто об оном не имеет точных сведений, даже английский посол, который сообщил своему двору одинаковую с моей информацию»[74]74
  Там же. Л. 142–143 об.


[Закрыть].

И лишь три недели спустя (1 мая 1768 г.) русский поверенный в делах мог с уверенностью сообщить императрице: «Носившийся слух о походе здешних войск в Корсику действительно сбылся. Легионы принца Субизского и графа Коньи, составляющие десять тысяч человек, к тому назначены, и команда над ними доверена генерал-поручику маркизу Шовелену, который доселе был послом при туринском дворе. Вчера имел он честь благодарить короля за сей новый отличный знак доверенности к нему…

Все здесь задаются вопросом: какие намерения имеет Франция при посылке тех войск? Число их считают гораздо недостаточным, чтоб овладеть островом и покорить взбунтовавшихся жителей оного. Хотя тамошние доходы, сколько оных можно будет собрать, и способны обеспечить содержание такого войска, тем не менее сия экспедиция дорого обойдется Франции. Поэтому вряд ли она будет действовать там без пользы для себя и для Генуи. Мы ожидаем в скором времени заключения между двумя государствами договора…»[75]75
  Там же. Л. 180–181.


[Закрыть]

Генерал-лейтенант маркиз де Шовелен был назначен сменить отозванного во Францию генерал-майора Марбефа. В мае 1768 г. авангард нового контингента французских войск высадился на Корсике, о чем русский поверенный в делах поспешил сообщить императрице. «Об определенных в Корсику шестнадцати батальонах имеется известие, – докладывал Хотинский Екатерине II 5 июня 1768 г., – что два из оных, составляющие Бретонский полк, туда уже перевезены…

Ведаем мы также, что английское министерство спрашивало у пребывающего в Лондоне здешнего посла, с каким намерением войска в Корсику посылаются, и что он, сославшись на незнание того, прибавил, что о сей новости уведомлен он только партикулярными письмами.

Всемерно поручено английскому послу исследовать сие дело, – писал далее Хотинский, – но он, будучи около месяца болен, в Версаль не ездит и, хотя посылает туда секретаря посольства, неизвестно однако ж, что тот точно предпринимает там в этом направлении. Уверяют, что на вопрос его относительно объявленной экспедиции ответственно было, что оная предпринимается по причине прежнего с Генуэзской республикой договора, при возобновлении которого Франция ныне обязалась более эффективно действовать в ее пользу.

Помянутый английский секретарь посольства завтра в Лондон на время отъезжает по своим собственным делам. По крайней мере, он извещал меня о такой своей поездке два месяца тому назад»[76]76
  АВПРИ). Ф. Сношения России с Францией. Оп. 93/6. 1768 г. Д. 239. Л. 207–208.


[Закрыть].

Далеко идущие намерения Франции в отношении Корсики обнаруживались в таком, казалось бы, незначительном событии, как незаконное преследование французскими военными иезуитов, проживающих на Корсике. Дело в том, что в 1764 г. Людовик XV издал эдикт, по которому из Франции изгонялись иезуиты[77]77
  См.: Gaxotte Р. Le siecle de Louis XV. P, 1933. P. 313–357.


[Закрыть]. Теперь, в 1768 г. то же самое французские военные власти пытались осуществить и на Корсике, которая не входила в число владений Христианнейшего короля.

Вот что сообщал об этом Н.К. Хотинский Екатерине II в цитировавшейся выше реляции от 5 июня 1768 г. «Находящимся в Корсике иезуитам объявлено было французским командующим генерал-майором Марбефом, что занимаемые ими дома должны быть освобождены для войск французских. Не зная куда деваться, писали они к Папе о своем бедном состоянии. Папа, наконец, сжалился и дозволил им приехать в Рим»[78]78
  АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. On. 93/6. 1768 г. Д. 239. Л. 208.


[Закрыть].

Подобное поведение на чужой территории свидетельствовало только об одном – французы уже смотрели на Корсику как на часть своих владений. Оставалось лишь оформить де-юре фактическое положение вещей. Именно этим и занимались в Версале дипломаты Генуи и Франции, работая над текстом нового договора.

15 мая 1768 г. был подписан так называемый Версальский договор, в секретной части которого говорилось о передаче Генуей Франции всех прав на Корсику в обмен на 2 млн ливров, предоставляемых равными долями (по 200 тыс.) в течение десяти лет[79]79
  Recueil des Instructions… Vol. XIX. P. 370–375.


[Закрыть].

Заключение нового договора между Францией и Генуэзской республикой вызывало тем больший интерес в дипломатическом мире, что его полный текст не был опубликован и о его содержании можно было только гадать, чем и занимались, в частности, дипломаты в Париже, Надо сказать, наиболее заинтересованные и внимательные наблюдатели, к каковым безусловно относился английский посол Рошфорт, довольно быстро сумели выяснить суть Версальского договора от 15 мая 1768 г., о чем поспешил доложить Екатерине II ее поверенный в делах при дворе Людовика XV Н.К. Хотинский. В шифрованной реляции от 10 июля 1768 г. русский дипломат сообщил императрице о своей беседе с Рошфортом. который признался, что «наконец сообщен ему был тот трактат, по которому Франция обязалась покорить бунтующих жителей того острова, выговорив себе оный в качестве залога до тех пор, пока Генуя сможет выплатить те расходы, которые Франция понесет при завоевании острова»[80]80
  АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. On. 93/6. 1768 г. Д. 240. Л. 49–49 об.


[Закрыть].

Английский дипломат доверительно поведал своему русскому коллеге, что получил от своего двора «выговор за то, что он не достаточно твердо и громко по сему отзывался». Лорд Рошфорт не скрывал недоумения и даже возмущения упреками из Лондона, обвинив собственное правительство в «нерачении» и отсутствии четкой линии в корсиканском вопросе[81]81
  Там же. Л. 50–50 об.


[Закрыть].

Британский посол высказал свое мнение о том, «сколь вредно может быть такое французское владение в Средиземном море английской торговле», и добавил, что «интересы английские будут требовать помогать Корсике военными и съестными припасами». Лорд Рошфорт совершенно откровенно заявил в присутствии мальтийского посла о неизбежности войны между Англией и Францией из-за Корсики если «не в нынешнем году, то будущей весной»[82]82
  Там же. Л. 51–51 об.


[Закрыть].

Неосторожные заявления Рошфорта о возможности англо-французского военного столкновения из-за Корсики вызвали столь оживленные отклики в дипломатическом корпусе в Париже, что не на шутку напугали самого английского посла, который поспешил сгладить впечатление от своих собственных высказываний.

Уже 17 июля Хотинский уведомил Екатерину II, что «милорд (Рошфорт. – П.Ч.) от своих высказываний отрекся»[83]83
  Там же. Л. 58.


[Закрыть]. Вернувшийся в Париж из Лондона французский посол граф де Шателе, как писал в Петербург Хотинский, «приехал сюда с уверениями английского двора, что оный за Корсику войны не начнет, хотя ему и неприятна здешняя туда экспедиция»[84]84
  Там же. Л. 60 об.


[Закрыть].

Тем не менее, неосторожность английского дипломата вызвала немедленную реакцию в Версале. Как сообщал все тот же Хотинский, герцог де Шуазель вызвал к себе лорда Рошфорта и «весьма сурово с ним изъяснялся, даже до того, что назвал его поджигателем, и заявил, что он с ним о делах трактовать не будет»[85]85
  АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. Оп. 93/6. 1768 г. Д. 240. Л. 61.


[Закрыть].

Рошфорт действительно превысил свои полномочия. Он не мог не знать, что его правительство не желало ввязываться в войну из-за Корсики, хотя и выступило с осуждением французской оккупации острова. Сторонники военного вмешательства в британских правящих кругах, заявлявшие устами Бьерка «Корсика – французская провинция! У меня это вызывает ужас!», оказались в меньшинстве. Палата общин высказалась за сдержанность в корсиканском вопросе, ограничившись оказанием Паоли военно-финансовой помощи. «Наше министерство слишком слабое, а нация слишком мудрая для того, чтобы воевать из-за Корсики», – заявил по этому поводу лорд Мэнсфилд[86]86
  Цит. по: Guizot F. L’histoire de France depuis les temps les plus recules jusqu’en 1789. P, 1879. T. 5. P. 212.


[Закрыть].

Сразу же за подписанием Версальского договора на Корсику был направлен дополнительный контингент французских войск под командованием графа де Во, в результате общая их численность превысила 20 тыс. человек.

Франко-генуэзская сделка вызвала взрыв возмущения на Корсике, не желавшей менять одно иго на другое. По призыву Паоли корсиканцы поднялись против новых оккупантов, хотя и было ясно, что силы неравны.

Первое крупное сражение между французами и корсиканцами произошло на исходе лета 1768 г. и закончилось поражением повстанцев. Вот что писал об этом из Парижа Хотинский в реляции от 14 августа 1768 г.: «Четвертого дня по полудни получил здешний двор от нарочного, отправленного графом Марбефом из Корсики, известие об одержанной французскими войсками победе над корсиканцами. Сражение происходило 1 августа при деревне Барбаджио, лежащей между Бастией и Сан-Флоренцо. Граф Марбеф, с одной стороны, а генерал-майор де Гран Мезон – с другой, хотели между теми крепостями установить коммуникацию, которую до того имели только по морю.

По сведениям французов, корсиканцы потеряли от пятисот до шестисот человек убитыми и ранеными. В полон взято их восемьдесят человек. Французский же урон состоит из трех офицеров и около семидесяти человек рядовых, но о сем точных донесений еще не получено. Думают, что сия битва может быть решающей в покорении корсиканцев в непродолжительном времени, потому что они потеряли трех надежнейших своих полководцев, особливо славного между ними дон Карлоса. Но вряд ли сдадутся они так легко. По крайней мере, приготовления Паоли, который обложил всех поддерживающих его жителей чрезвычайными податями, свидетельствуют, что они готовятся к упорной обороне.

Прибывший курьер при мне рассказывал, что войска с обеих сторон дрались с особой яростью и будто бы зверство корсиканцев до того дошло, что они, поймав одного французского офицера, привязали его к дереву и разложили перед ним огонь, а другого солдата искололи кинжалами. Сколько сей народ еще ни дик, все же трудно поверить в такое его варварство. Впрочем, из такой их лютости можно заключить, что они в самом деле до последней капли крови вольность свою защищать будут, за что они уже столько лет воюют.

На другой день по получении сего известия господин Шовелен, коему поручено предводительство тех войск в Корсике, откланялся от двора и вчера выехал из Парижа», – завершал свою реляцию Н.К. Хотинский[87]87
  АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. Оп. 93/6. 1768 г. Д. 240.


[Закрыть].

Начало военных действий между французами и корсиканцами не повлияло на сдержанную позицию Великобритании, ограничившейся незначительной финансовой поддержкой повстанцев и некоторыми символическими жестами военно-политического характера. 21 августа 1768 г. Хотинский сообщал в Петербург о распространившемся среди дипломатов в Париже слухе, будто «один английский корабль высадил в корсиканской гавани Зола Росса трех английских офицеров, посланных якобы лондонским министерством к Паоли. Но о характере их поручения никто ничего не знает»[88]88
  Там же. Л. 87-877 об.


[Закрыть]. В то же время русский дипломат, сославшись на достоверные сведения, подтвердил неизменность сдержанной позиции британского кабинета по корсиканскому делу[89]89
  Там же. Л. 86 об.-87.


[Закрыть].

Победа при деревне Барбаджио, одержанная французами над корсиканскими повстанцами, ошибочно была оценена в Версале как окончательное поражение Паоли. 1 сентября 1768 г. Людовик XV подписал эдикт, объявлявший Корсику французской провинцией, о чем русский поверенный в делах поспешил известить свой двор, как только получил текст королевского эдикта[90]90
  Французская копия королевского эдикта была приложена к реляции Хотинского от 18 сентября 1768 г. (см.: там же. Л. 95–95 об. Русский перевод см.: Л. 99—100 об.).


[Закрыть]. «Вместе с оным, – уведомлял Хотинский императрицу в реляции от 18 сентября 1768 г, – маркизом Шовеленом опубликованы там (на Корсике. – П.Ч.) две другие декларации, из коих первая извещает, что всякое укрепленное или стеной окруженное место, которое не сдастся при первом требовании, буде предано грабежу французских войск. Вторая декларация запрещает всем корсиканским корабельщикам выходить в море иначе, как под французским флагом, и [предупреждает], что в противном случае будут с ними поступать как с морскими разбойниками»[91]91
  Там же. Л. 89 об.


[Закрыть].

Хотинский писал, что текст королевского эдикта о присоединении Корсики к Франции, а также две декларации маркиза Шовелена немедленно были посланы к Паоли, который, в свою очередь, не замедлил уже 2 сентября со своеобразным ответом. Во-первых, по словам Хотинского. на созванном Паоли Верховном совете Корсики «королевский эдикт и обе декларации изодраны и истоптаны были всеми шефами, которые при выходе из Совета кричали изо всех сил народу: Guerra! Guerra!». Во-вторых, Паоли переслал французам вместо ответа собственный манифест, в котором категорически отверг, как правомерность франко-генуэзской сделки относительно Корсики, так и французскую аннексию острова. В манифесте предельно четко говорилось о твердом намерении корсиканцев воспрепятствовать любым попыткам ввергнуть их в новое рабство[92]92
  АВПРИ. Ф. Сношения России с Францией. Оп. 93/6. 1768 г. Д. 240. Л. 90–91 об.


[Закрыть].

Хотинский сумел раздобыть копию манифеста Паоли и переслал ее в Петербург в качестве приложения к реляции от 22 сентября 1768 г.[93]93
  Там же. Л. 110–112 об; 119–120.


[Закрыть], в которой он сообщал о новых вооруженных столкновениях на Корсике и о значительных (до 300–400 человек) потерях французских войск[94]94
  Там же. Л. 105–105 об.


[Закрыть].

Попытка французской аннексии Корсики встретила самое ожесточенное сопротивление со стороны корсиканцев. Успехи французов чередовались с серьезными их поражениями. Временами казалось, что французским генералам не удастся сломить всенародное сопротивление, несмотря на все новые подкрепления, присылаемые из метрополии. Обо всем атом регулярно сообщал в Петербург русский поверенный в делах при версальском дворе.

Из реляции Н.К. Хотинского Екатерине II от 2 октября 1768 г.:

«Остров Капрая, принадлежащий Корсике, обороняемый всего лишь 97 человеками с тремя пушками, сдался французским войскам без сопротивления с 9-го на 10-е сентября. Говорят, что из находящегося на Корсике французского войска много уже померло от трудов, а еще более от непривычки к климату. По этой причине посылаются туда вновь восемь батальонов… Теперь всего в Корсику направлено 27 батальонов: но вряд ли этого будет достаточно для покорения того острова»[95]95
  Там же. Л. 123–123 об.


[Закрыть].

Из реляции от 6 октября 1768 г:

«Французы, вознамерившись воспрепятствовать собранию корсов в Казинке, назначенному Паоли в его манифесте на 20 сентября, решили овладеть тем городом и занять его окрестности. При этом, полагаясь на одержанные ими прежние победы или же на храбрость своих войск, они неосторожным образом и малочисленными силами приблизились в Казинке и были побиты корсами, потеряв до восьмисот человек, из коих три роты гренадеров взяты без всякого боя по причине неожиданного на них нападения…

Последние письма из Корсики уведомляют о разных операциях с 8-го по 13-е сентября, в которых корсы в разных местах были атакованы и побиты с уроном. Лишь при деревне Пинто, куда они сумели войти благодаря измене некоего попа, корсы взяли в плен одного капитана и сорок солдат его команды, а остальных убили. Главнейшая же атака была при Лоретте и Казинке, где корсы много народу потеряли… Но г-н Шовелен… все же за благо рассудил отойти от Казинки…»[96]96
  Там же. Л. 126 об.-128.


[Закрыть].

Из реляции от 30 октября 1768 г:

«По полученным в последние дни известиям из Корсики, Паоли, расположив свое войско таким образом, что оно в случае необходимости взаимно себе помогать могло, атаковал с 6 на 7 октября деташемент королевского легиона численностью шестьсот человек, расположенный в ретраншементах при деревне Борго, и взял его в плен, несмотря на прибывшую сильную подмогу… в составе трех полков… При сем случае было сильное сражение, в котором французы потеряли около восьмисот человек солдат и пятерых офицеров… Потери корсов, говорят, значительны, но точное число их неизвестно…Г-н Гран Мезон оставил Олетту и отступил в Барбаджио и Сан-Флоренцо. Уверяют, что г-н Шовелен просит еще двенадцать батальонов и что оные ему отправят сверх тех десяти последних, которые уже прибыли на Корсику»[97]97
  Там же. Л. 143 об.-144 об.


[Закрыть].

Пристальное внимание Хотинского к событиям на Корсике объяснялось прямыми указаниями Екатерины II постоянно держать ее в курсе этого дела. Вице-канцлер князь А.М. Голицын в переписке с русским поверенным в делах в Париже неоднократно указывал Хотинскому на необходимость внимательно следить за развитием событий на Корсике, карту которой он просил прислать лично для императрицы. Разумеется, поверенный в делах поспешил исполнить волю государыни. В письме от 17 сентября 1768 г. вице-канцлер известил Хотинского, что он передал императрице присланную из Парижа карту Корсики. Екатерина II внимательно изучила ее и заметила, что, по всей видимости, рельеф местности облегчает корсиканцам успешное сопротивление «иностранным войскам»[98]98
  Там же. Д. 244. Л. 17.


[Закрыть].

Русская императрица проявила самый живой интерес к «корсиканскому делу» и не скрывала своей симпатии к генералу Паоли, вождю повстанцев. Интерес этот в решающей степени объяснялся желанием Екатерины II насолить Людовику XV за его энергичные старания натравить Турцию на Россию, в то время как последняя была занята борьбой с польскими конфедератами. «Французы так разщекотали известных наших соседей (турок. – П.ЧД что они на нас вздумали наскакать», – писала императрица в октябре 1768 г. графу И.Г. Чернышеву, и добавляла: «Дай, Боже, здравствовать другу моему Паоли»[99]99
  Собственноручные письма императрицы Екатерины II к графу Ивану Григорьевичу Чернышеву // Русский архив. 1871. № 8. С. 1719.


[Закрыть].

В другом письме к Чернышеву Екатерина II писала: «Я нынче всякое утро молюсь: Спаси, Господи, Корсиканца из рук нечестивых французов»[100]100
  Собственноручные письма императрицы Екатерины II к графу Ивану Григорьевичу Чернышеву // Русский архив. 1871. № 8. С. 1318.


[Закрыть].

Императрица пожелала приобрести портрет Паоли и поместить его в своем кабинете. «Паолев портрет еще более бы меня веселил, если он сам продолжил проклятым нашим злодеям, мерзким французам, зубы казать. Однако я еще не отчаиваюсь, чтоб он продлил оборону, а если время ему выиграет, то уже много он сделает для надежды к спасению вольности своих сограждан», – писала она графу Чернышеву[101]101
  Там же. С. 1331.


[Закрыть].

Имя Паоли встречается и в письмах Екатерины II к Вольтеру. Говоря о войне с Турцией, навязанной ей стараниями дипломатии Шуазеля, императрица писала 17 декабря 1768 г. своему «учителю»: «Сделаю все возможное, чтобы привести турок на то же зрелище, на котором труппа Паоли играет так хорошо. Не знаю, говорит ли последний по-французски, но он умеет защищать свои жилища и свою независимость»[102]102
  Сборник Русского Исторического общества (далее – Сборник РИО). СПб., 1872. T. 10. С. 309.


[Закрыть].

Впрочем, Екатерина II не ограничилась выражением своей симпатии к вождю корсиканских повстанцев. Она решила установить с ним прямой контакт с намерением оказать Паоли какую-то реальную помощь, тем более что планировала летом 1769 г. отправить в Средиземное море русскую эскадру для боевых действий в морском тылу Оттоманской Порты. Восстание Паоли против французской оккупации было как нельзя на руку русской императрице. «Екатерина, – отмечал русский историк С.М. Соловьев, – хотела воспользоваться этой борьбой, поддержать ее, поддержать Паоли, приобрести в нем полезного союзника при открывшихся видах на Средиземное море и вместе заплатить герцогу Шуазелю за услугу, оказанную им России поднятием против нее Турции»[103]103
  Соловьев С.М. Соч. В 18 кн. Кн. XIV. М., 1994. Т. 28. С. 302.


[Закрыть].

Идея установления прямой связи («открытии канала») с Паоли, как свидетельствуют бумаги императрицы, обсуждалась Екатериной II с графом Н.И. Паниным в первых числах мая 1769 г.[104]104
  Сборник РИО. T. 10. С. 342–343.


[Закрыть] Наладить этот канал связи поручено было русскому поверенному в делах в Венецианской республике маркизу Маруцци, который отправил соответствующее письмо вождю повстанцев.

В ответном письме Паоли попросил маркиза Маруцци подробнее объяснить связь между русскими и корсиканскими интересами. В беседе с посланным от Маруцци курьером Паоли высказал пожелание получить от России помощь военными кораблями. «С 12 кораблями и с моим сухопутным войском, – говорил он, – я берусь прогнать французов с Корсики»[105]105
  Цит. по: Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. T. 28. С. 302.


[Закрыть].

Перспектива сотрудничества с Паоли, по-видимому, всерьез заинтересовала Екатерину II. Иначе трудно объяснить тот факт, что могущественная императрица всея Руси решила почтить корсиканского инсургента личным посланием, французский текст которого сохранился среди ее бумаг. Вот его русский перевод, сделанный публикаторами этого документа в 1872 г.[106]106
  Сборник РИО. T. 10. С. 342–343.


[Закрыть]:

Храбрым корсиканцам, защитникам их отечества и свободы, и в особенности генералу Паскалю Паоли

Государь мой. Восставать против угнетения, защищать и спасать отечество от несправедливого захвата, сражаться за свободу – вот что постоянно у вас видит Европа уже много лет. На обязанности человеческого рода лежит помогать и содействовать тем, кто высказывает чувства, столь благородные, высокие и естественные. Одно уважение к вашим неустрашимым действиям было бы пошлым и бесплодным, когда бы оставалось неосуществленным. Счастливы те, кто в состоянии, помогая вам, помогать добродетели истинных граждан, великих душ. Примите плоды вашей твердости, они заключаются в прилагаемом при сем реестре. Располагайте этим, как своим добром. Пусть ваши удачи равняются правоте вашего дела, признанного таковым от одного полюса до другого. Доказательством тому настоящее письмо, которое в то же время заставит почувствовать ваших неприятелей, что у храбрых корсиканцев есть бескорыстные друзья. Они, руководимые только началами человеколюбия, доставляют им облегчения – признаемся, несоответственные их нуждам, но желанию, которое у нас есть быть вам полезным.

Ваши искренние друзья, обитатели северного полюса.

1769 года, июнь.

В бумагах Екатерины II не сохранился упоминаемый в письме к Паоли реестр, но С.М. Соловьев высказал предположение, что «при письме посылались и деньги»[107]107
  Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т 28. С. 302.


[Закрыть] для корсиканских повстанцев.

Людовик XV, недовольный недостаточно энергичным, на его взгляд, маркизом де Шовеленом, отозвал его во Францию и назначил на его место графа де Во с твердым указанием в предельно короткие сроки покончить с восстанием на Корсике. Французские войска на острове получили свежие подкрепления.

Новый главнокомандующий, перегруппировав силы, начал теснить повстанцев со всех сторон, вынуждая их к генеральному сражению. Паоли ничего не оставалось, как принять вызов.

Сражение состоялось 9 мая 1769 г. на равнине Понто-Ново, у реки Голо, где 22-тысячная армия генерала де Во сумела разгромить отряды Паоли. Сам Паоли едва сумел спастись. 13 июня 1769 г. вместе с братом и несколькими верными соратниками он поднялся на борт поджидавшего его в Порто-Веккио английского военного корабля, который доставил его в Ливорно.

Паоли был встречен на континенте как герой. Его лично приветствовал император Иосиф II. Фридрих Великий прислал ему в подарок шпагу, на лезвии которой было выгравировано: «PUGNA PRO PATRIA» (Битва за Родину). А великий герцог тосканский Леопольд счел за благо ввести в своем государстве конституцию, написанную Паоли. Вольтер и Руссо, к вящему неудовольствию версальского двора, сравнивали Паоли с героями Плутарха. Как видим, не одна Екатерина II, явно опоздавшая с признанием Паоли, испытывала чувства восхищения корсиканским героем. Кстати сказать, два месяца спустя после того, как Паоли навсегда покинул берега Корсики, в городе Аяччо появился на свет другой корсиканец, которому суждена будет еще более громкая слава – Наполеон Бонапарт.