Текст книги "Запасной вариант"

Через полчаса со стороны лагеря послышались длинные автоматные очереди, и пара ребят, вскочив в джип, понеслись на помощь Тете, уже не чая застать его в живых…

Въехав в лагерь, они увидели Тетю, стоявшего у крохотной арабской лавочки и одной рукой держащего за бороду ее хозяина, а другой время от времени палящего в воздух из автомата, держа таким образом на расстоянии толпу арабов, которая явно была недовольна поведением израильского солдата.

– Суки такие, – сказал Тетя подошедшему к нему капитану, – вконец обнаглели, чуть армейское имущество не испортили – хотели мне вместо водки всучить метиловый спирт…

Тетя тогда загремел на неделю в тюрьму, причем отвозить его туда поручили Алексу, и вот за тот час поездки они окончательно и сблизились. Попав в армейскую тюрьму, Тетя познакомился там с каким-то хасидом, сидевшим за злостное неподчинение приказам, и через месяц уже напялил на себя черную ермолку и едва вообще не ушел в ешиву[21]21
  ешива – высшее религиозное учебное заведение


[Закрыть]…

А год назад Тетя вместе с такими же, как и он, «русскими» вселился в это объявленное правительством незаконным и «замороженным» поселение, и с тех пор жил один в роскошном двухэтажном доме, устланном белым мрамором, с комнатами, размер которых не снился ни одному тельавивцу. Прежде, чем попасть к Тете, Алекс, высадившийся из такси у самого начала поселения, долго бродил по его неасфальтированным, усеянным камнями улицам, силясь отыскать ту самую Большую Мудозвонскую, на которой поселился Тетя.

– Простите, вы не скажете, как пройти на Мудозвонскую? – спросил он проходящего мимо рыжего долговязого парня с узбекской тюбетейкой на голове.

– Отчего ж не сказать, – ответил тот на русском. – Сейчас выйдете на Пиздорваную, увидите магазин, свернете возле него в переулок Великого Долбака и через два дома повернете направо – будет Мудозвонская.

– У вас что – все улицы так называются? – поинтресовался Алекс.

– Все! – гордо ответил парень. – А что вам не нравится? Названия улиц утверждались на общем совете поселения.

Слегка ошалев от этих названий, Алекс пошел дальше, вскоре действительно вышел на улицу с весьма скабрезным именем, и, заметив магазин, решил зайти, чтобы не являться в дом Тети с пустыми руками.

Собственно, магазином этот сбитый из фанеры сарай, внутри которого были протянуты полки из необструганных досок, можно было назвать весьма условно. Войдя, Алекс долго привыкал к царившему в нем полумраку, так как все помещение освещалось исключительно с помощью узкой двери и небольших щелей между фанерными щитами.

– Желаете что-то купить? – пожилой продавец словно вынырнул откуда-то из темноты и совершенно фантастическим образом оказался за спиной Алекса.

– Да, только я пока не вижу ничего из того, что мне нужно… Шоколадные конфеты у вас есть?

– Ну, вы даете! – от неожиданного вопроса продавец аж присвистнул. – На кой хрен мне шоколадные конфеты?!

– А что есть?

– То, что вы видите – водка, хлеб, сигареты, соль… За всем остальным можно смотаться в Ариэль или в Кфар-Сабу. А мой магазин только для самых срочных покупок – если кто-то чего-то забыл или ему не хватает… Да вы же сами понимаете – я его не для бизнеса держу, а исключительно чтобы помочь людям. А вообще, я по профессии математик… Между прочим, профессор, автор доказательства теоремы Ферма… Если вы, конечно, о ней что-то слышали…

– Нет, – покачал головой Алекс, – не слышал… Дайте две бутылки водки, пожалуйста.

Еще минут через пять Алекс сидел в салоне Тетиной виллы, и тот был явно рад, что он приехал и ему есть с кем выпить так, как он любил пить – одну бутылку за другой, сдабривая их не столько закуской, сколько философскими сентенциями и разговорами об искусстве.

– Ну, давай еще по одной, и пойдем на партсобрание, – сказал Тетя. – И так опаздываем…

– На какое еще партсобрание? – спросил Алекс, выглядывая в окно, за которым еще виднелись горы, освещаемые розовым светом заходящего солнца.

– На какое, на какое – на наше еврейское. В синагогу, говорю, пойдем, поговорить с Вышестоящим начальством. Собирайся, я тебе кипу дам…

Они уже вышли из дома, когда внизу протяжно завыли собаки, затем послышалось несколько выстрелов и Алекс увидел, как Тетя весь напрягся, мгновенно став словно выше ростом.

– Что случилось? – спросил он у спешащего мимо невысокого мужика в точно такой же, как у него, кипе, держащего под мышкой новенький блестящий «узи»…

– Давай, Тетка, ты тоже собирайся, разбираться пойдем, – ответил тот. – Сейчас я и других ребят позову…

– Да что случилось-то?!

– Да опять наши пацаны с арабскими подрались…

– Зачем? Соседи ведь… – миролюбиво сказал Тетя, и при этих словах Алекс настороженно покосился на него: дружественное отношение к братскому арабскому народу никогда не входило в число Тетиных достоинств.

– Они у нас двух ишаков увели. Дети пробрались в их деревню и забрали ишаков обратно. Вот они и возмущаются…

– Кто? Ишаки?

– Да нет, арабы. Ты меня на прикол не бери, детей вытаскивать надо.

– Только подумай – какой-то ишак может вызвать международный скандал и разрушить миролюбивую политику нашего правительства, – сказал Тетя. – Ладно, постой здесь, я автомат возьму, и пойдем с местными ишаками разбираться…

Услышав эту сентенцию; Алекс невольно вспомнил, как долго потом командир их роты извинялся перед тем арабом, которого Тетя тряс за бороду, и всеми жителями лагеря вместе взятыми, показывая им бумажку, подтверждающую, что Тетя был сурово наказан за свое преступление.

Спустя пару минут Алекс с Тетей вместе с другими поселенцами уже спускались по крутому склону в русло высохшей реки. Солнце к этому времени почти погасло, но еще было ясно видно, как по одну сторону бывшей реки стоит, стреляя в воздух из «калашникова», какой-то араб, а возле него столпилось несколько арабских подростков, натужно лают собаки, по другую сторону выстроились четыре еврейских пацана лет двенадцати-тринадцати, осыпая арабов самым что ни на есть отборным арабским матом. А между ними, истошно крича, мечутся два ишачка, видимо, вконец напуганные всем этим скандалом, причем привязанные к их шеям длинные ворсистые веревки явно намотаны на руки мальчиков в кипах…

Увидев подходящих поселенцев, араб прекратил стрельбу, по его лицу на какое-то мгновение пробежала тень испуга, но он взял себя в руки и, широко размахивая ими в стороны, принялся что-то выкрикивать по-арабски…

– Как бы все это плохо не кончилось, – шепотом сказал Алекс стоявшему рядом с ним Тете.

– Не волнуйся, у нас с жителями этой деревни очень хорошие отношения, – ответил Тетя. – Бывают, конечно, разногласия на почве понимания международной обстановки, но это мелочи.

И, повернувшись к стоящему по другую руку такому же рослому, как он, с большим животом, мужику, бросил:

– Сема, спроси этого мудака, чего он хочет?

– Да я на иврите еле-еле говорю, а ты хочешь, чтобы я на арабском шпрехал, – огрызнулся Сема. – Или ты думаешь, что меня арабскому хохлы в Харькове учили?!..

– Слушайте, люди, прекратите базарить, разберитесь с этим арабом, – вмешался другой парень. – Вместо того, чтоб помолиться, сделать кидуш[22]22
  кидуш (иврит) – освящение; специальное благословение над вином и хлебом, лишь после прочтения которых еврей может приступить к вкушению других блюд и напитков.


[Закрыть] и принять положенные в субботу сто граммов, мы здесь торчим. Давайте уж по системе бекицер[23]23
  бекицер (иврит, идиш) – побыстрее.


[Закрыть] – у меня душа требует…

– Ладно, в духе новой политики правительства не будем портить отношения с ишаком… Эй, дядя, чего орешь-то, что случилось? – крикнул Тетя арабу на иврите, и тот замер, словно соображая, стоит ему отвечать или нет, а затем перешел с арабского на вполне приличный иврит.

– Снова ваши дети безобразничают, ослов вот увели…

– Слышь, тебя сейчас по телику никто не показывает, так что давай будем говорить правду: увели ослов, которых вы до этого и украли.

– Мы не украли! Сначала ваши дети двух наших ослов камнями покалечили, и их пристерлить пришлось. Так наши дети взяли этих двух ослов взамен тех…

– Теперь понял. Ладно, давай так – один осел пока будет ваш, а один наш, а потом уже окончательно разберемся…

И, повернувшись к детям, Тетя добавил по-русски:

– А ну-ка, отпустите одного ишака, а дома я с вами еще поговорю…

Увидев, что взрослые договорились, двое арабских пацанов вмиг спрыгнули на самое дно оврага и, взяв одного ишачка под уздцы, повели его вверх.

– Опять, между прочим, Сема, твой средний всех взбаламутил, – сказал Тетя. – Как вы его воспитываете, не понимаю… Ты же у нас по профессии учитель русского языка и литературы, должен сеять разумное, доброе, вечное. А вместо этого сам посмотри, что ты тут посеял! Твоему Яшке явно не хватает культуры!

– Палки ему не хватает, – хмуро сказал Сема, подходя к своему сыну, который при виде отца испуганно шарахнулся в сторону.

– Я тебе сколько раз говорил: не трогай дерьмо, чтобы оно не пахло?! Что ж ты меня и перед друзьями, и перед соседями позоришь?! Какого рожна вы их ослов камнями закидывали?!

– А ты забыл, как они этих ослов специально под наши машины бросают, чтобы те в пропасть съехали?! – все еще боясь подойти к отцу, бросил рыжий, полный подросток, представляющий собой чуть уменьшенную семину копию. – Вот мы и решили им показать…

– Кому показать – ослам, что ли?! Ладно, пошли домой, я с тобой там поговорю…

Они уже поднимались вверх по поросшему колючей травой склону, когда на вершине оврага появился армейский джип, из которого выпрыгнули офицер и трое солдат.

– Как всегда вовремя, – гоготнул Сема. – Приехали выяснить, кто кого тут перерезал – мы арабов или они нас.

– Что происходит? Опять с арабами чего-то не поделили? – спросил молоденький, видимо только-только закончивший офицерские курсы лейтенант, как только Тетя первым поднялся наверх.

– Да ничего особенного: ходили поздравлять соседей с наступлением субботы, а они нас – с окончанием пятницы[24]24
  «Ходили поздравлять соседей с наступлением субботы, а они нас – с окончанием пятницы» – мусульманский священный день отдыха – пятница, заканчивается в пятницу вечером, то есть тогда же когда, согласно иудаизму, начинается суббота – священный день отдыха и покоя.


[Закрыть]?

– А стреляли зачем?

– Кто – мы стреляли?! Да это араб праздничный салют в нашу честь устроил…

– Как араб?! – даже при свете фар джипа было заметно, как лейтенант побледнел. – Откуда у этого сукина сына оружие?!

– Это ты не у нас, а у нашего министра обороны с премьером спрашивай…

– Я пока с тобой говорю. Из какой он деревни?! Как выглядел?! Сейчас прочешем местность, возьмем этого террориста в два счета…

– Да брось ты, лейтенант! – из голоса Тети мгновенно исчезли шутливые нотки. – Не террорист он, просто крестьянин. Террорист бы не в воздух стрелял… Да и наши дети тоже виноваты, заварили всю эту кашу. Так что ты лучше никуда не лезь, мы с арабами этой деревни нормально живем, и ты нам отношения не порть.

Похоже, этот разговор, чем дальше, тем больше раздражал лейтенанта, потому что на какую-то секунду он замолчал, а потом вдруг резко командовал:

– Вот что: дети могут идти домой, а вы давайте все в машину. Дадите показания в жандармерии, заодно и ваши разрешения на ношение оружия проверим.

– Какого дьявола?! Сейчас суббота! Никуда мы не поедем! – взорвался Сема. – Кто дал вам право заставлять евреев ездить в субботу?!..

– Ты своими: ручками сильно не размахивай, – сказал лейтенант, – я тебе не араб. А будешь продолжать – пришью попытку нападения на офицера, месяц в камере субботу встречать будешь…

И неожиданно почти дружески добавил:

– Давайте, ребята, в машину. Ни вам, ни мне осложнения сейчас не нужны…

Сема, чертыхаясь, первым полез в джип, Алекс последовая за ним, и в результате оказался зажатым на сидении между Семой и Тетей так, что не мог пошевелиться – сказывались немалые семины габариты.

Двое остальных поселенцев разместились рядом с солдатами и, похоже, им тоже было тесновато.

В отделении армейской полиции у них отобрали удостоверения личности, быстренько переписали их в единый список, над которым, перешептываясь, склонились все тот же лейтенант и офицер службы безопасности. Наконец, они закончили шептаться и офицер службы безопасности, взяв список, вышел в другую комнату. Минут через пять он появился вновь, оглядел всю пятерку, мирно усевшуюся на скамейке и грызущую семечки.

– Можете идти, господа, – сказал он. – Если хотите, вас подбросят на машине прямо до дома. Не хотите – идите пешком[25]25
  «Не хотите – идите пешком» – согласно иудаизму, еврею в субботу запрещено пользоваться каким-либо видом транспорта.


[Закрыть]. А господина Алекса Лурье я попрошу немного задержаться,

– Это еще что за фокусы?! Алекс Лурье – мой гость, и я останусь здесь до тех пор, пока он не будет освобожден, – взвился Тетя. – И вообще, он человек посторонний, никакого отношения к местным разборкам не имеющий.

– Сержант, всех в машину и довезти до самого дома, – словно не слыша Тетю сказал контрразведчик. Затем, видимо, желая смягчить ситуацию, произнес куда более миролюбивым тоном:

– Да цел будет ваш гость, цел, никаких претензий к нему нет – просто хотим поговорить с ним на одну тему…

И когда дверь за Тетей и его товарищами закрылась, повернулся Алексу:

– Что ж вы так, господин Лурье?! Ваши друзья вас ищут, с ног сбились, а вы выходит от них на экскурсию по Самарии сбежали. Но, как говорят наши братья-арабы, если не Магомет идет к горе, то гора идет к Магомету. Посидите у нас часика полтора-два, и вы увидите, какой сюрприз мы вам приготовили… Очень приятный сюрприз!

– Самым приятным сюрпризом было бы для меня сейчас попасть в дом к моему другу и не видеть ваших физиономий, – ответил Алекс, глядя в глаза этому парню в штатском.

– Ну, зачем же вы так нашу армию обижаете?! Впрочем, мы привыкли – вы нас еще оккупантами назовите. Ничего, утремся…

– А я не про армию сейчас говорю. И даже не про то учреждение, которое вы представляете. Я лично про вас…

– А откуда вы знаете, какое именно учреждение я представляю? – с деланным удивлением спросил штатский. – Может быть, я наблюдатель ООН на контролируемых Израилем территориях?

– Да я таких наблюдателей, слава Богу, за свою службу в армии нагляделся… Кстати, я могу знать, по какому праву вы меня здесь держите?

– Вы знаете, господин Лурье так же хорошо, как и я, что у меня есть полное право задержать вас на 48 часов без всяких объяснений, – спокойно сказал штатский. – Но думаю, что вы не успеете просидеть два часа, как прибудет тот самый большой сюрприз из Иерусалима. А пока… Чай, кофе – налево, Хаим – направо…

– Какой еще, к чертовой матери, Хаим?

– А видите вон там, у столика сидит парень? Это и есть Хаим – чемпион нашей части по нардам. Так что если вы играете в «шеш-беш», скучать вам не придется!

Через полтора часа, когда была закончена, наконец, третья партия в нарды, Алекс почувствовал, что у него буквально раскалывается голова, а от одного вида кубиков начинает тошнить.

– Все, больше не могу, – сказал он Хаиму. – Считай, что турнир завершился со счетом два-один в твою пользу.

– Как это не можешь?! Мы же только играть начали! – искренне удивился Хаим. – А вообще здорово было бы, если бы тебя у нас на всю субботу у нас оставили, а то здесь настоящего игрока днем с огнем не найдешь…

– Во народ классно субботу встречает! Чай, кофе, нарды – и никаких забот! Слушай, лейтенант, может мне у вас тоже недельку посидеть?! – услышал Алекс за спиной знакомый голос и, обернувшись, столкнулся глазами с Йоси, который стоял у стойки дежурного, потряхивая своими кудряшками, и растянув губы во все той же, хорошо знакомой Алексу еще по Москве улыбке…

И значит, о чем должен быть предстоящий разговор, догадаться было несложно.

– Значит большой сюрприз, наконец, прибыл, – Алекс так резко отодвинул от себя нарды, что шашечки соскочили с доски, и румяное лицо Хаима от неожиданности вытянулось, так что со стороны могло показаться, что он вдруг резко сбросил килограммов десять. Но Алексу было сейчас не до Хаима…

– Уговаривать приехал? – спросил Алекс, глядя в глаза Йоси. – Я понимаю: служба такая собачья, начальство требует… Ну что ж, скажи все, что хочешь сказать – о Москве, о долге перед родиной – и разойдемся. А можешь просто доложить начальству, что убеждал, уговаривал, угрожал – ответ ты все равно знаешь…

– А я думал, мы все-таки друзья, – спокойно заметил Йоси, все еще продолжая улыбаться. – А друзей так не встречают.

И не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Лейтенант, найдите, пожалуйста, для меня какую-нибудь комнату на часик – мне с нашим гостем надо поговорить наедине.

Кровь бросилась в смуглое лицо лейтенанта от самого тона, которым с ним разговаривал Йоси, он уже хотел было отчеканить, что хозяином на этом блок-посту в данный жизненный момент является он, и потому никому не позволит так с собой разговаривать, но, поймав взгляд контрразведчика, осекся, и предельно вежливо произнес:

– Вон туда проходите – там никто вам не помешает… Чайник принести?

– Да нет, ничего не надо, – сказал Йоси, захлопывая за ним дверь и поворачиваясь к Алексу. Дождавшись, когда тот уселся на противоположный край длинного стола, Йоси тоже сел и резким взмахом головы откинул назад волосы.

Какое-то мгновение он так и сидел – молча, словно стараясь прийти в себя после полутора часов езды по ночной горной дороге, обхватив виски руками, и Алекс только сейчас заметил черные разводы под его глазами, делающими Йоси гораздо старше его тридцати с небольшим лет.

– Если честно, с кайфом встретился бы с тобой в другом месте и без всяких обязательство перед родной конторой, – сказал Йоси. Надеюсь, ты уже понял, о какой конторе идет речь…

– Уже понял, – усмехнулся Алекс. – О «Красном кресте и зеленом полумесяце». Тебе большой привет от одного наблюдателя ООН, который меня тут до тебя уговаривал поиграть в нарды… Ну, так вот, заявляю сразу и предельно откровенно: ни в какую Москву я не поеду и никаких дел с твоей паршивой конторой иметь не хочу.

– По-о-нятно-о, – протянул Йоси, выбрасывая на стол пачку «Мальборо». – Слушай, Алекс, у меня к тебе чисто абстрактный вопрос. Допустим, ты занимаешься каким-то делом, перед тобой поставили некую цель и ты знаешь, что достижение этой цели необходимо…

– Для кого? – перебил его Алекс.

– Ну… скажем так, для успокоения твоей же совести… В общем, ты должен достигнуть этой цели, чтобы не чувствовать себя последним дерьмом. Короче, если все обстоит именно так, то где проходит твоя красная черта? Где тот предел, дойдя до которого ты еще можешь сказать, что цель оправдывает средства?

– А ты, оказывается, еще и философ, – Алекс встал и вытащил из брошенной Йоси на стол пачки сигарету, это было, пожалуй, единственное" преимущество того, что он оказался здесь – у Тети никто бы не ограничивал его в водке и прочем горячительном, но вот курить до конца святой субботы Тетя ему бы не дал. – Не знаю, мне кажется, каждый сам проводит для себя эту черту. Во всяком случае, на подлость я бы никогда не пошел, какие бы цели там передо мной не стояли…

– А если бы речь шла о человеческих жизнях? Жизнях близких тебе людей? И ради этого нужно перешагнуть через себя и сделать откровенную подлость? Тогда как?..

– Ну, тогда не знаю… Может быть…

– Угу, «может быть». Спасибо, родной, ты мне просто душу облегчил. Дело в том, что это как раз то; что я сейчас собираюсь сделать. Понимаешь, вчера в Баку погиб мой близкий друг. Даже не друг – учитель, мужик, с которым я когда-то начинал работать, который натаскивал меня, как щенка… Звали его Арье Вайсброд. И он не первый, кто погибает из-за этого дела…

– Из-за какого дела?

– Я имею в виду нефтепровод… Ты только не придуряйся – вместе же с тобой дерьмо в Москве ели, ты сам в это дело влез…

– Никуда я; извини, не влезал. Вы меня в него запихнули и продолжаете запихивать…

– Ладно, – сказал Йоси. – сейчас можно долго спорить о том, сам ты туда влез или тебя кто-то запихивал, На самом деле никакого значения это не имеет. Ты уже внутри. Заменить тебя сейчас некем, а если бы даже и было кем, на это нет времени… Или ты нам поможешь вложить эти трижды проклятые 50 миллионов от имени компании Кроха, или…

– Что – или?!

– Или Израиль потеряет подряд на строительство нефтепровода по линии Азербайджан-Грузия-Турция, и тогда я даже на том свете не смогу смотреть в глаза людям, которые погибли ради всего этого. Поверь, Алекс, на этот раз все будет по-другому, мы все максимально четко организуем. В худшем случае на оформление необходимых формальностей уйдет пара дней… Я сейчас не говорю о том, что ты сделаешь, если согласишься, для Израиля – подумай о том, сколько еврейской крови из-за этого пролито! Подумай, в последний раз прошу!

– А я эту кровь на свою совесть не брал. А за твою совесть я тоже не в ответе – если уж она тебя так мучает, обратись к психотерапевту, – бросил Алекс и по тому, как вспыхнули при этих его словах глаза Йоси, понял, что насчет психотерапевта он, пожалуй, переборщил…

– Вот как, значит! – усмехнулся Йоси, отходя в угол комнаты и жадно затягиваясь сигаретой. – Извини, Алекс, ты просто не оставил мне другого выхода. Кроме того, ты сам признал, что в определенных случаях подлость допустима… – он сделал еще одну затяжку, бросил сигарету на каменный пол и, резко поменяв голос, который вдруг стал отчетливее и звонче начал говорить, выделяя каждое слово, словно читая полицейский протокол:

– Господин Лурье! Я имею полномочия сообщить вам, что МВД России потребовало выдать вас в руки российского правосудия в связи с подозрением в зверском убийстве российского гражданина Соломина. Кроме того, согласно имеющиеся у меня полномочиям, я должен сообщить вам, что вы арестованы, и я обязан немедленно доставить вас на Русское подворье[26]26
  «Русское подворье»


[Закрыть] в Иерусалиме для идентификации личности и полицейского допроса. С этого момента любое оказанное вами мне сопротивление будет рассматриваться как сопротивление властям.

– Да ты что, – почти шепотом, совершенно ошеломленный тем, что он только что услышал, спросил Алекс. – Ты же сам Лома в Лужниках… Да, ты…

– Кстати, насчет меня. – Йоси улыбнулся. – Имеются десятки свидетелей, которые подтвердят, что я на момент совершения этого преступления находился в Израиле и только в Израиле. Не существует никаких документов и улик, говорящих о том, что я когда-либо вообще пересекал границу России. Так что ты можешь говорить в русской милиции все_: что тебе вздумается…

И выйдя в большую комнату, бросил игравшему с Хаимом в нарды лейтенанту:

– Лейтенант, я забираю вашего гостя с собой. Можете нас не провожать…

– Как забираешь?! – похоже, для лейтенанта эти слова были совершенно неожиданными. – За что?! Мне было сказано, что вы только поговорите… Он что – что-нибудь натворил?

– Натворил, натворил… Только не здесь и не сегодня, а в одной северной стране… В общем, это наши дела и тебе про это знать совсем ни к чему…

– Ну, нет, – взвился лейтенант, – я его арестовывал по вашему идиотскому указанию, мне за него отчитываться и я же его буду сдавать. И без ордера на арест из полиции я его никуда отсюда не выпущу. Мне неприятности ни к чему…

– Ордер из полиции придет к тебе по факсу через несколько часов, – жестко сказал Йоси. – А неприятности у тебя действительно будут, и не маленькие, если ты сейчас будешь продолжать вытыкаться. Я понятно все разъяснил?

И, не оборачиваясь, скомандовал Алексу:

– Следуй за мной!

– Солдат возьмите, – сказал лейтенант. – Дороги сейчас небезопасные, в районе действует какая-то новая банда террористов. Я пойду, отдам распоряжение…

– Обойдемся, – ответил Йоси. – Как приехали, так и уедем….

– Хорошо звучит. Только, я смотрю, шишка ты большая, шкура у тебя драгоценная, и мне за твою шкуру отвечать не хочется, – зло сказал лейтенант. – У меня, слава Богу, хватает за кого отвечать…

– Спасибо за теплые слова, только мне твои ребята, лейтенант действительно ни чему. У меня в машине напарник. Пошли, – бросил он Алексу и, натянув капюшон своей поношенной куртки, вышел под начинавший накрапывать дождь.

Когда они подошли к стоявшему у беленого забора базы новенькому «форду» с красными полицейскими номерами, Йоси, избегая встречи глаза в глаза, произнес все тем же официальным тоном:

– Садись на заднее сидение с правой стороны. И без глупостей…

– Да уж, какие тут к черту глупости! Кстати, господин Мизрахи, вы забыли надеть мне наручники. Наденьте – тогда уж точно без глупостей…

– На наручники ты еще не заработал, – хмуро сказал Йоси, усаживаясь рядом с худощавым парнем с прыщавым лицом, на коленях у которого лежал «узи». Ладно, поехали! – и «форд» сорвался с места, разрывая фарами плотную ткань ночи.

– Неужели и в самом деле засадят? – крутилось в голове у Алекса. – Или просто берут на пушку?.. Идиотизм, полный идиотизм…

Устав от этих мыслей, он откинулся на мягкую спинку сидения и вдруг то ли боковым зрением, то ли спиной ощутил как в хвост их «форда» бьет невыносимо яркий свет идущейна обгон машины. Оглянувшись, Алекс увидел сквозь заднее стекло старенький «пежо», шедший с какой-то неимоверной скоростью и уверенно догонявший их «фордик».

– Справа, – сказал Йоси сидевшему за рулем парню.

– Вижу, – кивнул тот в ответ и, не выпуская руля, нащупал левой рукой «узи»…

Ничего больше он сделать просто не успел – «пежо» поравнялся с «фордом», из него прозвучала лающая автоматная очередь, и парень уткнулся лицом в руль, уводя машину влево. Йоси, держа пистолет в одной руке, другой ухватился за волосы водителя рывком стащил его вниз и попытался вывернуть руль, но потерявший управление «форд» съехал с горной дороги на обочину и, переворачиваясь, понесся вниз, на растущие вдоль дороги кедры; Алекс еще почувствовал сильный удар в голову, от которого все перед глазами закружилось, словно он несся на все стремительнее и стремительнее несущейся карусели, а затем темнота ночи окружила его, и осталось только звездное небо, на котором медленно, одна за другой, как свечи, гасли звезды.

…Очнулся он от того, что чьи-то сильные руки шарили по карманам его брюк. Боли не было, но его тело, каждая его клетка была чужой, словно он был где-то сам по себе, а тело – само по себе. Сквозь неведомо откуда взявшийся туман медленно проступало ночное небо с крошечными огоньками звезд. Наконец, видимо убедившись, что все имевшиеся у него карманы уже вывернуты, руки оставили его в покое, а затем сверху, над Алексом забил невыносимо яркий в этой темноте луч света и в нем ясно проступил силуэт мужчины, держащего в руках синюю корочку его удостоверения личности. По всей видимости, он чувствовал себя очень уверенно, этот незнакомец, так как в его движениях не было никакой суеты, а автомат Калашникова мирно болтался за плечом.

– Эй, Джибриль, – раздался откуда-то неподалеку хриплый голос на языке, который Алекс сумел бы узнать, находясь в любом состоянии, – ну что там у тебя?

– Да какой-то вонючий еврей… Вот только не пойму, дохлый или без сознания…

Стоявший над Алексом араб добавил еще что-то, чего Алекс не понял. Но даже не зная толком, жив ли он или уже находится на том свете и наблюдает за всем происходящим в этом мире исключительно как покойник, Алекс пожалел, что в школе прогуливал уроки арабского, а в армии так и не удосужился нормально освоить этот язык.

– А у тебя, Сиддик? – послышался третий голос откуда-то сбоку.

– А у меня… Слушай, у меня, по-моему, два офицера…

– Живы?

– Самый молодой отправился в ад, а второй… Вроде жив, только без сознания. Сейчас еще раз проверю…

– Давай проверяй, и надо сматываться. Если второй жив, тащи его в машину…

– А что с моим-то делать?! – выкрикнул Джибриль.

– Если он еще дышит, кончай его. Нам одного пленного за глаза хватит…

Стоявший над Алексом араб отставил ногу в сторону, прицелился и, размахнувшись, со всей силы нанес ему удар в живот. Дикая животная боль пронзила все его тело, напомнив Алексу о том, что он все-таки жив, и такой же дикий, как боль, крик вырвался из его горла. Впрочем, это ему только показалось, что он крикнул, – на самом деле это был лишь стон, который вряд ли можно было услышать за пять шагов. Через мгновение боль после удара притупилась, Алекс попробовал было пошевелить рукой, но та отказывалась повиноваться, и не было ничего противнее и обиднее этого чувства собственного бессилия. Даже не перед смертью – перед врагом.

– Ага, живой значит… Ну что, еврей, сейчас я отправлю тебя к шайтану. Алекс ясно, словно в замедленной съемке, видел, как араб снимает с плеча «Калашников», передергивает затвор и…

Неожиданно он захрипел, на его губах выступила кровавая пена, и он все так же медленно начал валиться на Алекса, пока не упал на него совсем, придавив своим телом.

– Сиддик, Джибриль, где же вы? – теперь было ясно слышно, что голос раздается со стороны дороги. – Давайте быстрее…

И словно в ответ на эти слова совсем рядом с Алексом раздалась длинная автоматная очередь, затем еще одна, и Алекс услышал, как пронзительно взвизгнули тормоза срывающейся с места машины.

– Надо повернуться, повернуться и сбросить с себя эту тушу, – подумал он, но эта мысль была какой-то вялой, словно подброшенной кем-то со стороны, и, не отликнувшись на нее, Алекс продолжал лежать на боку, когда вдруг, у самого его носа возникли ноги в хорошо знакомых ему белых кроссовках.

Эти ноги скинули с него тело араба, и теперь уже совсем близко, в нескольких сантиметрах от него словно выплыло из темноты лицо Йоси.

– Жив?! – спросил Йоси, осторожно касаясь его лица. И удовлетворенно хмыкнул:

– Жив! И ноги вроде целы… А рука? – когда Йоси дошел до руки, затихшая было боль ударила в плечо, и Алекс застонал.

– Черт, рука, похоже, сломана! Ну, давай, попробуй прийти в себя… Ну, будь мужчиной!.. Давай я попробую тебя посадить…

Повинуясь каждому движению Йоси, Алекс бросил корпус вперед и сел. Голова гудела неимоверно, тело по-прежнему было чужим, и все-таки ему было легче…

– Вот и отлично, – сказал Йоси. – Ты посиди, не ложись, а я пока попробую в машине найти мобильник, надо вызвать помощь, – и он пошел к лежащему в метрах десяти перевернутому «форду».

Однако искать сотовый телефон ему не понадобилось – дорогу осветили фары, потом она наполнилась чьими-то неясными голосами и, наконец, знакомый голос лейтенанта выкрикнул по-арабски:

– Эй, кто здесь?!

– Свои, свои! – ответил на иврите Йоси, на ходу сворачивая в сторону дороги. – Тут помощь нужна…

– Что произошло-то? – спросил лейтенант, пока двое солдат взваливали на себя Алекса.

– Обстреляли, суки, – хмуро сказал Йоси, закуривая сигарету. – Парня моего, кажется, насмерть, на месте…

– Командир, тут еще два трупа. Похоже, арабы, – послышалось из-за кустов.

– Моя работа, – произнес Йоси куда-то, в сторону, не глядя на лейтенанта. – Там лежит еще один…

– И как это ты их?

– Как – это дело техники! – ответил Йоси, делая еще одну затяжку.

Армейский джип потряхивало на ухабах, и каждый ухаб отдавался в теле Алекса бешеной болью, но к голове окончательно вернулась ясность, и за одно это Алекс готов был стерпеть любую боль. Йоси сидел рядом, плечом к плечу, и только теперь Алекс до конца осознал, что тот для него сделал. Никогда прежде смерть не была так близка, как сегодня. Никогда прежде – ни в Газе, ни в Набатии, ни в Москве…