Текст книги "Запасной вариант"

Глава 6

– А Москва все та же, ничего не меняется! – подумал Алекс, стоя на выходе из самолета и глядя в открытый люк, откуда врывался холодный, обжигающий лицо декабрьский воздух.

– Девочки, когда трап подадите?! – весело крикнул стоявший за ним здоровяк в черном пальто. – Уже десять минут с открытой дверью стоим! Так ведь и инструмент отморозить можно!

Переминавшаяся внизу с ноги на ногу молоденькая девушка-лейтенант пограничной службы хотела было в ответ на эти слова улыбнуться, но затем передумала, устало посмотрела вверх и пожала плечами.

Вечное российское разгильдяйство, к которому все давным-давно привыкли и которое воспринималось его попутчиками с юмором, как нечто само собой разумеющееся, без чего просто непредставима нормальная жизнь, окончательно убедили Алекса, что все это – не сон, что он действительно в Москве, и с этим чувством он начал спускаться по подкатившему, наконец, к дверям трапу.

Затем он, медленно прошел через зал аэропорта, мимо закрытых окошек погранслужбы аэропорта и, войдя в зал багажного отделения, встал в стороне от столпившейся в ожидании своих вещей публики. Все было нормально, все путем, и все-таки он чувствовал, что что-то во всем этом не так, чего-то ему явно не хватало…

– Пограничный контроль! – наконец, дошло до него. – Нет пограничного контроля! Нас никто не проверил ни внизу, ни внутри…

Ставшая привычной за время его поездок в Россию процедура осмотра в Шереметьево здесь, в Домодедово, отсутствовала, и это почему-то вызывало чувство дискомфорта.

– Да не стой ты, как истукан! У тебя такой вид, как будто тебе в рот кусок свинины засунули! Подойди ко всем честным гражданам пассажирам и получи вещи! – раздался за его спиной знакомый голос.

Обернувшись, он увидел сзади себя невысокого коротко стриженного брюнета с бородкой, чем-то напоминавшего депутата Кнессета от религиозной партии ШАС Арье Дери. Разница была только в том, что вместо кипы у него на голове была меховая ушанка, в которой он весьма забавно смотрелся.

– Ну, чего глаза вытаращил? – негромко сказал Йоси на иврите. – Может, тебе, для того, чтобы ты узнал друга, еще израильский флаг вытащить и перед носом помахать? Да я, это я! Только теперь меня зовут Эфраим Коэн, и я, между прочим, дипломат, советник израильского посольства по выращиванию диких ежиков в лесах Кавказа… Вот вынужден был немного изменить внешность, чтобы у моих российских коллег не возникало лишних вопросов.

– Да вижу, что ты, – улыбнулся Алекс. – Только боюсь, что твой маскарад тебе вряд ли поможет.

– Это еще почему?!

И когда Алекс коротко рассказал о том, что произошло с ним в Минске, резко посерьезнел:

– Так ты думаешь, что белорусы наведут?..

– Откуда я знаю, наведут или не наведут?! Это ты у нас специалист, а я так, твой личный фрайер, в ваших делах ни черта не понимаю.

«Личного фрайера» Йоси пропустил мимо ушей, и тут же, почти не поворачивая головы, беглым взглядом осмотрел зал ожидания.

– Вроде чисто, – сказал он. – Но все равно времени у нас, видимо, мало. Так что давай быстренько двигаться в гостиницу

– В какую еще гостиницу? У нас же квартира есть…

– Мало кто за этой квартирой приглядывает?! Да ты бери свои вещички, вон они уже подъехали, и быстро к машине…

Усевшись на заднее сидение стареньких «жигулей», за рулем которых сидел толстяк с короткой лоснящейся складками шеей, Алекс раздраженно заметил на иврите:

Зачем местного взял? Лучше было бы на посольской.

– А это, кстати, один из водителей посольства. А номера у него московские, что нам нам на пользу. Нам сейчас с израильскими номерами по Москве ехать ни к чему. Кстати, еще одно преимущество: на нашем ни бум-бум, можем спокойно общаться. Значит, объясняю обстановку: номер тебе заказан в гостинице «Москва». Оставляем там вещи и идем к Аркадию…

– Это еще что за хмырь?

– Обижаешь, начальник, – произнес Йоси по-русски и тут же снова перешел на иврит. – Это, между прочим, один из лучших представителей грузинской диаспоры в Москве, бизнесмен, меценат, большой друг покойного Давида и Профессора…

За окном «жигуленка» начали мелькать улицы Москвы, и Алекс смотрел на, припорошенную снегом, Тверскую и не мог насмотреться.

– Странно, – подумал он. – Не был в Москве всего-то полторы недели, а такое чувство, словно сто лет… Неужели соскучился?! Нет, приеду – пойду к психиатру! Нормальный человек по этому сумасшедшему городу скучать не должен.

…– Девочек не хотите?! – дикий, несущийся сразу с четырех сторон крик прервал эти его мысли, и Алекс увидел за стеклом пять или шесть круглых бабьих лиц, облепивших машину со всех сторон. Закутанные в какие-то тряпки, в поношенных черных пальто, чем-то похожие на немцев на знаменитой фотографии, запечатлевшей тех после Сталинградской битвы, они окружили их «жигуленок» плотным кольцом и, казалось, что еще минута – и они запросто перевернут машину.

О бандершах гостиницы «Москвы» ходили легенды. Как и все остальные гостиницы, выходившие на Тверскую и Красную площадь, «Москва» давно уже превратилась в огромный бордель, но только возле этой гостиницы десятки бандерш выстаивали часами на улице и, словно саранча, кидались на каждую проходившую мимо машину, тычась в ее окна своими смертельно бледными, словно у покойниц, обмороженными лицами. Сами «девочки» сидели неподалеку, греясь в машинах и от постоянного сидения возле печки разогревались до ярко-алого румянца на щеках, представляя собой разительный контраст с бандершами. Впрочем, все они числились товаром второго сорта, предназначенным не для постояльцев гостиницы, а для местных любителей дешевого секса, и предлагали свои услуги по вполне доступным ценам.

Пока Алекс с тоской оглядывал эту раскачивавшую машину толпу, Йоси умудрился отпихнуть стоявшую у его двери бабенку в двух оренбургских платках, вылез на улицу и, секунду осмотревшись, неожиданно громко, перекрывая стоявший вокруг него гвалт, выкрикнул:

– Помогите таджикским беженцам!

То ли его странный акцент, то ли сама эта фраза почему-то оказала на толпу женщин магическое действие: она мгновенно отхлынула от машины, чтобы через секунду броситься к следующей, и Алекс и Йоси продефилировали мимо сидящего в машинах и млеющего от жары «товара» к стеклянным дверям «Москвы». Гостиница не понравилась Алексу сразу же, едва он вошел в фойе. Прежде всего, из-за той публики, которая сидела вокруг баров, киосков и вообще, кажется, заполняла собой все огромное фойе «Москвы». Конечно, не знающий Москвы человек вполне мог принять их за постояльцев, но та уверенность, с какой эти ребята сидели за стойками, невольно наводила на мысль, что они здесь не постояльцы, а хозяева, что они здесь давно и надолго…

– А это что такое? – Алекс кивнул в сторону бара. – Только не говори мне, что это таджикские беженцы, которые зашли погреться с мороза, или участники семинара по решению грузинско-абхазского конфликта…

– Нет, эти ребята грузинско-абхазскую проблему давно уже решили, – спокойно ответил Йоси. – Карманники, между прочим, лучшие кавказские профессионалы. И не только кавказские…

– Понятно, – присвистнул Алекс. – Значит, ты хочешь, чтобы меня здесь сначала трахнули, а потом обчистили. Что, ничего более приличного найти не мог? Или у вашей конторы проблемы с финансами?! Так сказал бы, я бы свои доплатил за более приличное место.

– Да успокойся ты! Я специально эту гостиницу выбрал. Ее контролируют те самые ребята, с которыми нам придется общаться, так что ты будешь в относительной безопасности. А насчет трахаться – это твое личное дело. Здесь, кстати, девочки качеством получше, – и Йоси кивнул на сидевших в фойе проституток. Впрочем, – тут же добавил он, словно Алекс собирался прямо на месте снять девочку, – времени у нас сейчас на это нет. Вот ключи, оставь в номере вещички и пошли к нашему другу…

Дверцы взлетевшего на восьмой этаж гостиницы «Москва» лифта чуть взвизгнули, открывая вид на стандартный холл с дивном и телевизором, однако вместо привычной располневшей, полузаспанной и бывшей не раз в употреблении горничной перед Алексом и Йоси возник молодой коротко остриженный парень в строгом синем костюме. Невысокий, очень крепко сбитый, но в то же время явно не «качок», он на первый взгляд принадлежал к той породе молодых русских менеджеров, которые заполнили в последнее время все московские фирмы и старательно подражали в манерах своим европейским коллегам. И только напряженные, холодные глаза говорили о том» что у этого парня совсем другая профессия.

Увидев вышедших из лифта Йоси и Алекса, парень поднялся из-за стола и замер, ожидая, когда они приблизятся к нему.

– Что-то я таких горничных раньше не видел, – сказал Алекс Йоси на иврите.

– Да, шатены всегда были не в твоем вкусе, – в тон ему ответил Йоси и остановился в двух шагах от стола.

– Извините, господа, вы к кому? – парень бегло скользнул глазами по ним обоим и положил руку на трубку телефона.

– Мы к господину Шалишвили, – сказал Йоси. – У нас с ним назначена встреча…

– Минутку, – он продолжал говорить, придерживая плечом трубку и держа одну руку в кармане. – Назовите, пожалуйста, ваши имена и фамилии… Алекс Лурье и Соломон Коэн, – сказал он в трубку. – Есть такие? Угу… Ну, хорошо, только пусть кто-нибудь из ребят выйдет…

Дверь правого крыла открылась, и из нее пружинящей походкой вышел другой парень в точно таком же костюме, так что, если не очень приглядываться, их можно было принять за близнецов.

– Добрый вечер, господа. Прошу прощения за маленькое неудобство, – скороговоркой произнес он и так же быстро, как говорил, почти не касаясь их костюмов, провел руками сверху вниз, так что Алекс даже не сразу сообразил, что он делает.

А когда сообразил, то профессионализм этого обыска поразил его. Видимо, бывший мент, подумал Алекс. Но нет – ему доводилось не раз встречаться с ментами, и этот молодой с подчеркнуто интеллигентными манерами молодой человек на них явно не смахивал.

– Кагэбэшник, – шепотом пояснил Йоси, разгадав немой вопрос Алекса.

– Все в порядке, проходите господа, – произнес за их спиной парень, сделав вид, что он не услышал последнего слова. Он распахнул перед ними бронированную дверь, и они пошли по длинному, кажущемуся бесконечным коридору, и лишь в самом его конце их провожатый неожиданно забежал вперед, распахнул перед ними предпоследнюю дверь, и они оказались в просторной приемной, в углу которой сидела за компьютером молодая белокурая женщина в роскошной бельгийской кофте.

– Еще раз прошу прощения, господа, – возникший, словно из воздуха парень, удивительно похожий на двух предыдущих «близнецов» бегло провел по их костюмам плоским детектором.

– Господин Шалишвили ждал вас через десять минут, сейчас он говорит по телефону, – сказал он. – Подождете?

– Разумеется, – ответил Йоси, улыбнувшись секретарше своей обескураживающей, в пол-лица улыбкой, словно именно она просила их подождать…

– Секундочку, – секретарша поспешно встала и, словно отчего-то смутившись, поправила кофту. – Я сейчас о вас доложу.

Она проскользнула в кабинет своего босса, оставив дверь приоткрытой, и до Алекса с Йоси донесся густой роскошный мужской баритон, говоривший по-русски с сильным грузинским акцентом.

– … Слушай ты, мудак, мне эти ребята уже вот где сидят, понял?! Я о них больше слышать не хочу?! Нет, ты понял, козел_: или нет?!.. Праздник у меня сегодня, дорогой, день рождения!.. Очень хорошо, что знаешь. Вот и сделай мне подарок, приди вечером и скажи, что все вопросы с королем закрыты… Иначе ты от меня получишь в подарок собственные яйца. Все, ко мне тут люди пришли…

При слове «король» Алекс напрягся, но осознать все значение этого разговора он так и не успел – дверь распахнулась и из нее вышел невысокий, очень хорошо сложенный мужчина средних лет с красивым, чуть тяжеловатым лицом с типично грузинскими чертами.

– Добро пожаловать, гости дорогие! – он вышел из кабинета и крепко, почти до боли сжал руку Алекса. – Очень приятно познакомиться… Для гостей из Израиля, да еще к тому же друзей моих друзей, мои двери открыты в любое время…

Аркадий Шалишвили ввел их в роскошный устланный ковром кабинет с многочисленными полочками и книжными шкафами, которые почему-то были сплошь уставлены крошечными восточными статуэтками-нецки.

– Ну, – сказал он, подходя к бару, – прежде всего, давайте определимся, что мы будем пить…

– Сок, – ответил Йоси, – только желательно очень свежий и холодный.

И Алекс подтвердил:

– Сок!

– Сок?! А ну да, у вас на Западе во время деловых встреч пить не принято… Но после разговора мы все-таки обязательно выпьем и пообедаем. Чтобы никто в Москве не мог сказать, что я плохо принимаю гостей.

– Я думаю, ваше гостеприимство и без того очень хорошо известно – на лету подхватил эту фразу Йоси, – но давайте все-таки перейдем к делу… Мы знаем, что вы являетесь… (Йоси на какую-то долю секунды замялся, подбирая нужное слово, и в десятые доли секунды грузин словно окаменел в ожидании этого слова)… патроном грузинской общины в Москве…

– Патрон! – воскликнул Шалишвили. – Боже мой, какое точное, умное слово! Вот вы там, на Западе, все правильно понимаете, вам еще не успели прочистить мозги. А то обо мне чего только эти газеты не пишут! Не поверите – каждый день открываешь газету и узнаешь про себя что-то новое: я и мафиози, и уголовник, и чуть ли не убийца… А на самом деле я всего лишь бывший спортсмен, обычный бизнесмен, которому удалось заработать немного денег и который хочет помочь своей общине и бедной, истерзанной Грузии. Я запишу это слово: «патрон»… Очень, очень хорошо сказано!

* * *

Полковник Егоров сидел в «Стекляшке» – дешевом, рассчитанном на невзыскательную публику московских окраин ресторанчике, и, время от времени бросая взгляд на часы, тянул какую-то голубую сладковатую бурду, которая здесь называлась коктейлем. Посетителей в этом так называемом ресторане в такие часы было немного, но именно на это и рассчитывал Егоров, назначая в «Стекляшке» встречи, о которых не должна была знать ни одна живая душа у него на работе. Отпив в очередной раз из стакана голубую жидкость и поморщившись от отвращения, Егоров снова, в который раз в жизни подумал, что вся его судьба могла сложиться иначе, если бы этот сука Горбачев не пришел к власти не развалил великую державу и великую партию. Возможно, сейчас он был бы, останься все по-старому, в худшем случае заведующим отделом обкома партии, а в лучшем – и первым секретарем какого-нибудь обкома. Все к этому шло, все – к двадцати семи годам Егоров уже перешел из комсомольских в партийные органы, и был (шутка ли сказать?!) помощником начальника идеологического отдела Баумановского райкома партии. И в это самое время Горбачев привел в Москву Ельцина, а Ельцин решил вдруг заняться борьбой за охрану правопорядка в городе. Причем Бог весть каким образом тому в голову пришла идея направить молодых партработников в правоохранительные органы. И помощник начальника идеологического отдела Бакумановского райкома неожиданно для самого себя сначала оказался на трехмесячных курсах по перековке «комиссаров» в руководители следственных и оперативных отделов районных отделений милиции, а затем и в кабинете начальника одного из таких отделов.

Начал Егоров свою службу в органах сразу со звания майора. И хотя на планерках его подчиненные нередко смеялись ему в лицо, да и старались выставить его в смешном свете при каждом удобном случае, дела в отделении шли, а значит, не таким уж он, Егоров, был никудышным начальником. Во всяком случае, не прошло и три года с момента начала его службы, как Егорова повысили в звании. Сразу после повышения его вызвали в отдел кадров МВД, и такой же, как и он «кадровик», только на два звания выше, видевший бандитов разве что на экране телевизора, поздравил подполковника Егорова с переводом на новый, как он сказал, очень ответственный пост – начальника информационного отдела МУРа.

Оперативные отделы МУРа давно уже привыкли к частой смене начальников, и выработали свою, надежную тактику борьбы против этих, как они их называли, «десантников».

Егорова держали в курсе основных событий, перед ним вежливо отчитывались о проделанной работе, но никогда не посвящали во все ее тонкости, нередко проводя различные операции, даже не информируя его об этом, на свой страх и риск. И при этом почти в глаза посмеиваясь над его некомпетентностью абсолютно во всем, что касалось живого дела. А когда после распада Союза все покатилось под гору и из милиции стали уходить лучшие кадры, на Егорова вообще перестали обращать внимание. Престиж органов резко упал, карьера потеряла всякий смысл, и Егоров начал лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации. К тому времени многие из тех, с кем он в свое время начинал работать в райкоме партии, уже числились в великих демократах или же ушли в бизнес и, используя свое положение и приобретенные за долгие годы связи, стали загребать огромные деньги. Никогда раньше Егоров так остро не чувствовал себя аутсайдером, как в те дни, и не было для него ничего обиднее этого чувства. Но единственным капиталом, которым он владел, были агентурные данные, и ему нужно было придумать, как превратить этот мертвый капитал в живые деньги.

Тогда-то он и встретил своего бывшего однокашника по институту, а затем инструктора райкома Семку Романова, как раз открывшего на Тверской свою адвокатскую контору. Романов, полуеврей, из-за чего всю жизнь так и просидел в инструкторах, в Израиль уезжать не собирался, а вместо этого развил бурную деятельность в Москве, помогая становиться на ноги своим бывшим товарищам по райкому.

Евреев, даже наполовину евреев, Егоров не приветствовал, но то, что предложил Семка, ему понравилось: если накопать компромат на фирмы «новых русских», то с помощью Семки его можно было использовать. И Егоров дал указание своим топтунам пасти появляющиеся каждый день как грибы после дождя новые фирмы.

Топтуны были недовольны, но материальчик время от времени приносили дельный, вполне достаточный для того, чтобы потащить хозяев этих фирм на допрос, и вот с этим-то материальчиком и появлялся в офисах господин Романов, обещая за скромное вознаграждение, что этот компромат никогда не вылезет наружу, и, кроме того, у фирмы появится очень сильный покровитель в органах… У Егорова, наконец, появились деньги, и теперь он чувствовал себя со своими бывшими друзьями на равных.

А споткнулся он именно на Лошаке.

Один старый топтун, которому уже пришло время выходить на пенсию, доложил ему о фирме, занимающейся поставкой дешевой одежды в Лужники и, благодаря взяткам, практически захватившей монополию на этом рынке. Конечно, этот мудак прекрасно знал, что дело вовсе не во взятках, но Егорову он эту информацию подал именно так, словно заранее предвидя все ее последствия.

Через несколько дней Семен Романов появился в Лужниках, и, осведомившись, у случайного похожего, как ему пройти к офису фирмы «Перун», направился к огромному ангару в самой глубине парка. Он уже слышал о том, что эта фирма создана бывшими воинами-афганцами, но когда он подошел к дверям ангара и увидел стоявшего возле них охранника, ему сделалось невыносимо тоскливо.

– Не знаю, как насчет Афгана, но в местах не столь отдаленных этот парень явно побывал, – пронеслось в голове у Романова, но отступать было уже некуда.

Войдя в указанный ему кабинет босса, он застал в нем молодого, лет тридцати, худощавого парня в выцветшей тельняшке, который небрежно бросил ноги на резной, явно купленный у какого-то обедневшего академика стол. Если бы не эта поза, можно было подумать, что он является еще одним охранником.

– А может, и в самом деле охранник, – подумал Романов, и в это самое время парень в тельняшке поднял на него мутноватые глаза, в которых, казалось, время от времени мелькают какие-то искорки. Впрочем, скорее всего, в них просто отражался свет от простой, без абажура электролампочки, спускавшейся на крученом шнуре с низкого потолка.

– Чего надо? – спросил парень, опуская ноги и кладя локти на стол.

– Мне бы хотелось поговорить с боссом, – сказал Романов, мучаясь от охватившего его какого-то гаденького чувства, – даже в разговоре с крупными акулами он чувствовал себя куда увереннее, чем с этим… Но сформулировать, с кем именно «этим», ему почему-то не удавалось.

– С боссом? – переспросил парень. – А откуда ты такой взялся, что сразу с боссом?

– Это необычайно важный разговор, и он в его интересах, – произнес Романов фразу, которую уже произносил до этого десятки, если не сотни раз.

– Ну, тогда считай, что я и есть босс…

– Ты… Вы – босс? – в принципе, Романов об этом давно догадался, но никак не мог свыкнуться с этой мыслью.

– А что, я не похож на делового человека? – с деланным удивлением спросил парень в тельняшке.

– Да нет, похожи, хотя… – гаденькое чувство никак не проходило и мешало Романову сосредоточиться.

– Ну что, чудик, – усмехнулся парень, – давай выкладывай, что у тебя за дело.

Не уверенный в том, что он совершает самый умный поступок в своей жизни, Романов начал выдавать заготовленный заранее текст, чувствуя, как под тяжелым мутным взглядом собеседника слова с трудом лезут из горла.

– Дело в том, что я представляю людей, которые очень хотели бы вам помочь, – сказал Романов. – В противном случае, без их помощи у вас могут быть большие неприятности…

Слова «большие неприятности» нужно было произнести совершенно иным тоном, но поменять тон у Романова не получалось.

– Неприятности? И кто тот хмырь, который хочет мне устроить неприятности?!

– Вы понимаете, – вновь и вновь чувствуя, что он говорит не то, что нужно, и не так, как нужно, – продолжил Романов, – у МУРа есть данные о взятках, которые ваша фирма платит администрации Лужников за монополию…

– Что?!.. Взятки?.. Кому?.. Администрации?..

В течение нескольких секунд парень молча смотрел в глаза Романова, а затем откинулся в кресло и совершенно искренне, даже как-то по-детски расхохотался. Смеялся он долго, так что на его смех в кабинет заглянула пара охранников, а затем поудобнее устроился в кресле и сцепил руки:

– Ну, пацан, тебе в цирке выступать надо! – сказал он. – Эй, Серега, пойди-ка сюда!

В дверях немедленно возник высокий белобрысый парень в комбинезоне.

– Суреныча позови! – коротко бросил король.

– Директора, что ли?!

– Ну, а кого ж еще?! Далеко он там?!

– Да нет, как раз в приемной сидит…

– Заводи! – скомандовал король и, повернувшись к Романову, добавил: – Много я чего на своем веку повидал, но такого мудака, как ты, вижу впервые, – снова засмеялся тем же беззаботным детским смехом.

Директор Лужников Суреныч оказался маленьким, лысым армянином с небольшим брюшком и хитро прищуренными глазами, а потому чем-то походил на Владимира Ильича с портрета, который двадцать лет провисел над головой Семена Романова

– Слышь, Суреныч, – с ходу начал король. – Вот тут кто-то говорит, что я тебе взятки давал, представляешь?! Подтвердить можешь?

– Помилуйте, какие могут быть взятки! – сказал Суреныч, чуть поигрывая своим армянским акцентом. – Вы мне их даже не предлагали.

– А если бы предлагал, взял бы?! – и, не дожидаясь ответа, добавил: – Ладно, вали отсюда…

И как только Суреныч удалился, резко придвинул стул, снова втыкаясь глазами в глаза Романова.

– Ну, шкет, смех смехом, а дело делом. Давай выкладывай, от кого ты меня там защищать собрался?

– Да я думаю, что мы все-таки сумеем договориться, тем более, что… – начал было Романов, стараясь изо всех сил сохранить присутствие духа, но в это время резкий удар в пах сбросил его со стула, а от режущей, уходящей куда-то глубоко внутрь боли, перехватило дыхание.

– Сейчас ты, сука, расскажешь мне все о моих спасителях, – король стоял над ним, и Романов никак не мог отвести взгляд от его надраенных до блеска кованных ботинок…

Вечером того же дня полковник Егоров в необычайно хорошем расположении духа возвращался домой после очередного товарищеского мероприятия. Мероприятие началось с сауны и закончилось девочками и хорошей выпивкой, которой Егоров, впрочем, никогда особенно не злоупотреблял. Зайдя в парадную, даже будучи в легком подпитии, Егоров обратил внимание на странное поведение лифтера – здорового бугая, который должен был совместно с находившейся с ним на прямой связи милицией и регулярными патрулями обеспечивать покой этого расположенного в самом центре Москвы восьмиэтажного дома. Обычно заискивающе-добродушный охранник, обязательно справляющийся о том, как дела, и говорящий вслед еще какую-то ерунду, на этот раз вместо «Добрый вечер, господин Егоров» пробурчал что-то невнятное и поспешно отвел глаза.

– Зажрался, – подумал Егоров, открывая обитую кожей дверь. – Надо будет провести воспитательную работу…

Додумать, какую именно воспитательную работу ему надо провести с лифтером, Егоров не сумел – едва он переступил порог, как сильный толчок в затылок бросил его вперед, и, сделав по инерции несколько шагов, он не удержался на ногах и растянулся на мягком персидском ковре. Совершенно не понимая, что происходит, Егоров перевернулся с живота на спину и увидел перед собой худое бритое лицо, одного взгляда на которое даже самому зеленому милиционеру было достаточно, чтобы понять, что перед ним – один из его клиентов. Если не в настоящем, так в будущем.

– Ну что, мусор, заждались мы тебя, – сказало лицо. – Даже волноваться начали, не случилось ли чего, а то братва в последнее время знатно гуляет. Я и сам бы не прочь, да король вот не разрешает, – после этих слов лицо цыкнуло и смачно сплюнуло на ковер. Ну ладно, вставай – говорить будем…

Совершенно ошарашенный, полковник дал поднять себя под мышки, а затем сзади снова последовал сильный толчок, от которого он буквально ввалился в гостиную, но на этот раз ему удалось удержаться на ногах.

В гостиной, раскинувшись по-хозяйски в его любимом кресле, сидел Король, сосредоточенно глядя на то, как догорает его сигарета.

– Проходи, проходи, – сказал он. – Мы тут решили тебе компанию составить, а то семья на Кипре отдыхает, скучно небось…

Хмель окончательно вылетел из головы Егорова и, собрав все имевшееся у него мужество, он сказал, стараясь не сорваться на фальцет:

– Вы находитесь в доме полковника МУРа. Если сейчас вы не станете делать глупости, я обещаю вам, что этот инцидент будет расценен исключительно как мелкое хулиганство.

– Ты бы сначала сюда взглянул, полковник МУРа, – король небрежно бросил на стол пачку фотографий.

Егоров механически взял в руки фотографии и посмотрел на одну, затем на вторую и бросил их на стол, чувствуя, как у него окончательно обрывается все внутри – в изображенном на фотографиях куске кровавого мяса с трудом, но все-таки можно было узнать Семку Романова.

– Так что мы теперь партнеры, – небрежно бросил король.

– В каком смысле партнеры? – с трудом выдавил из себя Егоров.

– Ах ты, сука, – резкая боль от пощечины обожгла щеку Егорова, и уже потом краска не столько от ударов, сколько от унижения начала заливать его лицо – ему доводилось слышать, что пощечины в этом кругу давались только педерастам.

– Ну, как пришел в себя?! – произнес король. – А теперь слушай внимательно: твой парень раскололся. Его показания записаны на диктофон. И если что – завтра вся ментовка у тебя будет на жопе сидеть. Но закладывать не в моих правилах, хотя мусора мусору сдать – это, в общем-то, святое дело, – и без всякого перехода, влепил полковнику вторую пощечину…

– Не надо, не бейте, – произнес Егоров, желая только одного – чтобы все это поскорее кончилось.

– Говно, – сказал стоявший рядом с королем бритый парень, и снова сплюнул на ковер.

…С того разговора прошло больше полутора лет. Острое чувство унижения и презрения к самому себе, испытанное в тот вечер, от одного воспоминания о котором у Егорова резко портилось настроение и начинало неприятно сосать под ложечкой, со временем прошло, и при встречах с Лошаком он давно уже не испытывал ни ненависти, ни страха. То есть, если он чего-то и боялся, то лишь того, что один раз его же топтуны захотят поймать его на «горячем». А если захотят, то непременно поймают, и тогда… Лучше было вообще не думать о том, что будет «тогда». Однако никаких угрызений совести за то, что он помогал Лошаку через своих знакомых открывать липовые фирмы по охране, выбивал для них разрешения на ношение оружия и предупреждал Лошака обо всех готовящихся облавах, Егоров давно не испытывал.

Скорее наоборот – он все больше утверждался в мысли о том, что именно такие, как Лошак и способны обеспечить порядок в стране и столице; что они – те самые санитары, которые чистят Москву от всякой нерусской нечисти и, сотрудничая с Лошаком, он продолжает служить на благо России. И, следовательно, не было ничего зазорного в том, что время от времени Лошак подкидывал ему за услуги стопочку «зеленых» – работа есть работа…

– Что-то он, однако, сегодня опаздывает, – подумал Егоров, глядя на часы – обычно Король появлялся минута в минуту и, значит, должен был появиться в Байкале еще минут пять назад.

– Здоров, полковник, – Лошак словно вырос перед его столиком откуда-то из-под земли. Впрочем, учитывая стоявший в кафе-ресторане полумрак, это было сделать нетрудно. – Что ж ты сидишь, ничего не заказываешь?! Мог бы и постараться для младшего по званию товарища, подготовиться к встрече. Водочки, то-се… Ладно, сейчас устроим…

Он очень сухо сделал заказ костлявой, еще не старой официантке с покорным лицом и повернулся к Егорову.

– Долго сегодня сидеть у меня времени нет, – сказал он. – А вот дело важное… В столице, если ты знаешь, опять грузины подниматься начали, на наших прут, а вам, «мусорам» хоть бы хны, – он налил себе в стакан появившуюся на столе водку и подвинул графин Егорову. – Одно время вы нам дали их прижать, так они особенно не шустрили, а сейчас опять наглеть начали. Мои ребята полчаса назад с одним разобрались, но это – так, мелкий тактический успех. А нам бы хорошо провести стратегически важную операцию, чтобы они еще, как минимум, полгода после нее в себя приходили. Сечешь, о чем я говорю, товарищ полковник?

– Опять хочешь шум на всю Москву устроить? – сказал Егоров. – Ну, если хочешь знать мое мнение, я тебе не советую. По-тихому надо действовать, по-тихому…

– Так, а чего я, по-твоему, тебя позвал?! Конечно, по-тихому! Не знаю, слышал ты или нет, но сегодня у их черножопого спортсмена большое семейное торжество – день рождения, то ли еще что-то. Само собой, соберется вся их тусовка, до утра гулять будут. Вот я и прошу тебя об одной небольшой услуге, – Лошак разломил пополам соленый огурчик и одну половинку положил в рот, делая длинную паузу…