Текст книги "Запасной вариант"

Глава 9

Ворота дачи Вано Шалиашвили были распахнуты, но ровно настолько, чтобы три вооруженных «борсами» охранника при необходимости могли бы в любой момент перекрыть вход. В этом случае к ним немедленно присоединилось бы еще двое рослых парней с такими же автоматами, прохаживающимися в тени в паре десятков метров по разные стороны ворот. Пока же вооруженные охранники вели себя так, словно вообще случайно оказались в данном месте и не имеют к нему никакого отношения, а стоящий у самых ворот добродушный усатый мужчина с волоокими глазами и крупным, с горбинкой носом встречал каждого гостя ритуальной фразой:

– Добро пожаловать, господа! Как добрались? Разрешите взглянуть на ваш пригласительны?

Услышав эту, высказанную елейным голосом просьбу, гости поспешно доставали пригласительный билет, аккуратно вложенный в маленькую папочку из натуральной крокодиловой кожи. Вытисненная на билете золотыми буквами надпись извещала, что данный господин (госпожа) и в самом деле приглашен(а) на торжественный банкет в честь 52-летия патрона грузинской общины в России Вано Шалиашвили.

Горбоносый принимал у них из рук папочку, просматривал билет и возвращал его гостю, но уже без этой папочки, которую аккуратно откладывал в сторону, на стоявший рядом с ним столик – видимо, для того, чтобы потом папочки можно было использовать в тех же целях еще не один раз.

Пройдя несколько десятков метров от ворот в полумраке, гости оказывались на освещенной десятками прожекторов зеленой лужайке, одна из сторон которой заканчивалась широкой мраморной лестницей, ведущей к трехэтажному особняку, странным образом напомниавшему Белый Дом в Вашингтоне. На третьей ступеньке этой лестницы, в свете прожекторов, под то и дело взлетающими вверх огнями фейерверка в скромном белом костюме, черной рубашке и с белым галстуком стоял сам именинник.

Сбоку от него простирался брошенный на траву огромный красный ковер, на который гости складывали принесенные ими подарки, после чего поднимались к имениннику, чтобы застыть на второй ступеньке и удостоиться его рукопожатия.

Стоявший у ковра распорядитель наклонял свое ухо к очередному гостю, а затем громко называл его имя и оглашал, чем именно этот гость решил порадовать хозяина:

– Директор торгового дома «Роспромимпорт» Лилиенблюм Вадим Ефимович… Просит от всего сердца принять перстень из чистой платины, инкрустированный алмазами и рубинами…

– Президент компании «Русский антиквариат» Леонид Кожинов… Презентует имениннику картину кисти Борисова-Мудатова… То есть, простите, Борисова-Мусатова…

– Глава дружественной фирмы «Шамиль» Агабек Джангиров…

– Пагади, гэнацвали, я сам скажу… – Джангиров взял из рук распорядителя микрофон, отодвинул его в сторону и вышел в центр освещаемого прожекторами круга.

– Две недэли, дорогой Вано, – с чувством произнес он, – две недэли, хочэшь верь, а хочэшь не верь, я не спал ночами. Я думал, что же подарить тебе в благословенный Богом день твоего рождения. Новую машину? Но разве у тебя мало машин, дарагой?! Я мог бы порадовать тебя красивой девушкой, но вспомнил, что самые красивые женщины и так у твоих ног. Поэтому решил подарить тебе то, что должен дарить настоящий мужчина настоящему мужчине. Прими от меня в дар чистокровного ахалтекинского скакуна. Таир?! Давай!!!

Собравшиеся вокруг дома гости расступились, пропуская вперед невысокого чеченца в черной меховой шапке и самой что ни на есть настоящей черкесске с газырями, держащего под уздцы высокого белоснежного жеребца.

– Принимай, подарок, дорогой Вано! Оцени сам, какого красавца я для тебя отобрал!..

Поняв, что Джангиров не оставляет ему иного выхода, Шалиашвили спустился вниз, подошел к коню и похлопал его по морде…

Но то ли ахалтекинец не привык к чужим рукам, то ли новый хозяин от неловкости нечаянно ткнул ему куда-то не туда пальцем, но жеребец вдруг возмущенно заржал и взвился на дыбы. К счастью низенький чеченец, которого Джангиров назвал Таиром, похоже, хорошо знал свое дело и вдобавок обладал железными мускулами – спустя мгновение, конь, все еще сердито фыркая, снова покорно стоял на всех четырех копытах.

– Еще не до конца объезжен, норов показывает… – с нежностью проговорил Джангиров. – Садись, дарагой, опробуй своего нового скакуна!

Похоже, это предложение «главы дружественной фирмы» застало Шалиашвили врасплох. Уроженец Тбилиси, всю жизнь проживший в самых разных, но всегда больших городах, он в последний раз видел лошадь на картинке учебника родной речи для третьего класса. Но, заметив устремленные на него десятки глаз, Вано Шалиашвили понял, что Джангиров снова – второй раз за последние две минуты – не оставил ему никакого выхода. Теперь он почти не сомневался в том, что этот чечен решил сыграть с ним злую шутку, выставив на посмешище перед всеми гостями и дал себе слово, что тот еще не раз пожалеет о своем подарке.

Но сейчас нужно было найти какой-то выход, который позволил бы ему с честью выйти из этой ситуации, и, оглядевшись вокруг, Шалиашвили понял, что такой выход существует.

– Наконец-то! – он широко, по-театральному раскрыл руки и шагнул в сторону, навстречу приближающимся к нему Алексу и Йоси. – Какие гости! Мои уважаемые друзья! Партнеры! Господа, прошу поприветствовать двух самых близких моих друзей и с недавнего времени партнеров по бизнесу из Израиля!.. Да, господа, жизнь не стоит на месте, и наши деловые интересы уже простираются и на эту маленькую, но действительно теплую и дружественную нам страну.

– Это – от нас! – с гордостью сказал Йоси, вручая изменнику альбом с видами Иерусалима, который продавался во всех израильских магазинах за 30 шекелей, то есть, в пересчете на американские деньги, ровно за 10 долларов.

– Огромное спасибо! – с чувством произнес Шалиашвили, открывая альбом. – Порадовали! Давно уже, признаюсь, никто не дарил мне книги, а ведь книга – это лучший подарок! Да еще и книга с картинками Иерусалима! Всю жизнь, если честно, мечтаю побывать в Иерусалиме, поклониться святым местам, но все как-то ноги не доходят… Но скоро, очень скоро брошу все дела и как простой паломник… А сейчас, господа, прошу всех в дом! Время начинать банкет!

Подхватив Алекса и Йоси под руки, Шалиашвили начал подниматься по ступенькам, и вслед за ним потянулись и остальные гостьи.

«День рожденья, праздник детства! И никуда, никуда от него нам ни деться!» – завыла на эстраде известная певица, как только именинник появился в зале, и это означало, что обещанный банкет начался.

Еще через час Алекс почувствовал, что у него невыносимо разрывается голова от бесконечных, явно переслащенных и похожих один на другой славословий в честь именинника. Тосты эти перемежались с выступлениями певцов и артистов, многих из которых Алекс до этого видел на телеэкране и – что скрывать! – он любил те песни, которые они пели. Возможно, в другое время и в другом месте он получил бы удовольствие от такого концерта, но теперь каждая новая мелодия гвоздем вонзалась в мозг, а потом кто-то невидимый начинал загонять этот гвоздь по самую шляпку…

– А сейчас, – объявил конферансье, – нашего дорогого, так сказать, виновника этого торжества поздравит его давний друг, великий певец России и, я бы сказал, один из величайших певцов современности Осип Гибзон!

И едва только конферансье произнес это имя, гости стали пониматься из-за своих столиков, и вскоре зал потонул в оглушительных аплодисментах. Вышедший на эстраду Гибзон ответил на эти овации полным достоинства полупоклоном, дождался, когда они стихнут и развернулся корпусом в сторону именинника.

– Дорогой Вано! – сказал он голосом, хорошо знакомым каждому гражданину бывшего «великого и могучего», а затем покойного Советского Союза. – Я хочу спеть в честь тебя одну старую песню, написанную для кинофильма про одного разведчика. Но иногда мне кажется, что эта песня написана исключительно о тебе и для тебя.

 
Не думай о мгновеньях свысока.
Настанет время – сам поймешь, наверно.
Свистят они, как пули у виска, —
Мгновения, мгновения, мгновения… —
 

запел Гибзон, и Алекс вдруг почувствовал, что от звуков его баритона, от спокойной искренней мелодии головная боль начинает отступать.

– Великий певец! Великий бизнесмен! Великий человек! – с чувством произнес возле него показавшийся знакомым голос и, оглянувшись, Алекс увидел подсевшего к ним за столик Нодара Патиашвили.

– Да! – с пафосом произнес Патиашвили, когда Гиршзон закончил петь, и зал снова взорвался аплодисментами. – Какие были песни! Какая была страна! Люди жили идеалами, не то, что сегодня!..

– Слушайте, старый знакомый, хватит, а! – усмехнулся Алекс. – Это вы, что ли, жили идеалами?! Хоть бы постеснялись произносить это слово!

– А мне, молодой человек, стыдиться нечего! Да, жили идеалами, не то что вы, нынешние! Были идеалы, были законы… И неписаные чтили больше, чем писанные – и в жизни, и на зоне! И ты мне не указывай, чего я должен стесняться, а чего нет, чтобы потом кровью харкать не пришлось. Помни, с кем разговариваешь!

– И с кем я, позвольте узнать, разговариваю? – поинтересовался Алекс. – Ну, назовите уже то, чем вы занимаетесь по жизни, подходящим словом…

– Ты, падла, разговариваешь с честным вором, который таких, как ты…

– Спокойно, господа, спокойно! – сумел, наконец, встрять в разговор Йоси. – Будем откровенны: никто из сидящих за этим столом не должен любить другого. Но, слава Богу, у нас есть общие интересы, а это, как говорил один мой покойный друг, больше, чем любовь. Это, если хотите, страсть. Поэтому давайте еще немного посидим, понаслаждаемся жизнью, а потом перейдем к нашим баранам, то есть, простите, к нефтедолларам. Надеюсь, господин Патиашвили, с ними все в порядке, и на этот раз вы не исчезнете так же стремительно, как во время нашей предыдущей встречи.

– Все закрыто, – сказал Патиашвили. – Деньги здесь, так что остались формальности.

– Главные формальности. Главные! – подчеркнул Йоси. – Ну, а пока я предлагаю сделать «лехаим» за нашу встречу и успех общего предприятия.

– Ладно, вы тут пейте, а я пойду отлить! – Алекс поднялся из-за стола, всем своим видом показывая, что пить с Патиашвили ему совсем не хочется, да и, вдобавок, ему и вправду, что называется, приспичило.

Возле туалета выстроилась длинная очередь из страждущих – как выяснилось, то во всем здании было всего две туалетные комнаты, и они явно не успевали обслужить всех желающих. Присоединившись к группе переминавшихся с ноги на ногу мужиков, Алекс приготовился ждать, и тут кто-то тронул его рукой за плечо. Обернувшись, он увидел одетого во вполне приличный темно-синий костюм Никольского.

– Слышь, Саша, – сказал он, – тебе с корешом нужно линять отсюда. Здесь будет жарко…

* * *

– Ты-то здесь какими судьбами?! – Алекс настолько обрадовался появлению Никольского, тому, что теперь, наконец, будет с кем выпить и поговорить, что не сразу врубился в слова старлея.

– Давай зови своего кореша – и на выход! – повторил Никольский. – С минуты на минуту здесь будет Лошак со всей своей бандой, а затем появится ОМОН наводить порядок. Короче, все, как в одном старом мультике: пойдем отсюда, Маугли, тебе незачем это видеть…

– Да ну, бред какой-то! – возразил Алекс. – Ты видел, какую они выставили охрану? Да здесь на два-три километра вперед через каждые пятьсот метров – посты…

– Нет уже этой охраны, – на лице Никольского появилась знакомая усмешка. – Все ваши сторожа сейчас в отделении показания дают, на каком основании с оружием блокировали государственную автотрассу. Остались только те, кто был внутри дачи, человек двенадцать… Сколько они, по-твоему, против людей Лошака смогут продержаться? А против ОМОНа?! Да и неважно это – просто здесь скоро начнется такое, что никто не будет вести прицельную стрельбу. Все будут палить по всем. А от шальной пули никто не застрахован. Ладно, не хочешь уходить – как хочешь! Мое дело – предупредить… Будь здоров!

– Погоди, Сергей! – Алекс сделал вид, что не замечает протянутую ему руку. – Мы ведь сюда не просто водку жрать приехали. У нас здесь дело. Давай пошли в зал, я сейчас быстро все дела закрою и смотаемся вместе…

И в этот самый момент с улицы раздался оглушительный треск выстрелов, а затем огромные стекла веранды со звоном начали осыпаться на пол…

– Ну вот! – Никольский поморщился, как от зубной боли. – Докизделись! Быстро хватай напарника, и будем думать, как выбираться отсюда.

Между тем, в зале, едва там заслышали звуки выстрелов, началось нечто невообразимое. Еще недавно казавшиеся такими солидными мужчины и женщины с визгом носились между столами в поисках убежища. Некоторые бросились в сторону кухни, но, по всей видимости, с улицы по ее окнам тоже открыли огонь, потому что через секунду они снова вбежали в зал с вытаращенными от ужаса глазами.

– Спокойствие, господа! – в центре зала в руках неожиданно возник Шалиашвили с пистолетом в руках, и на какой-то момент ему удалось перекричать звуки выстрелов. – Ложитесь на пол! Под столики, чтобы уберечься от шальной пули! Через пять минут мы отразим это нападение бандитов и отпразднуем победу над ними…

Алекс бросил взгляд на столик, за которым должны были сидеть Йоси и Патиашвили, но за ним никого не было. Прошло несколько секунд прежде, чем он встретился взглядом с Йоси, цепко державшего Патиашвили за лацкан пиджака в совершенно противоположном конце зала.

– Алекс, быстро сюда! – крикнул Йоси. – Уходим!

– Пошли с нами! Другого выхода у тебя все равно нет! – бросил Алекс Никольскому. Каким-то даже не шестым, а седьмым чувством он вдруг понял, что Патиашвили знает, как выбраться с этой дачи, а значит, и из этой переделки. И тем же чувством он, не оглядываясь, ощутил, что Никольский следует за ними, одновременно прикрывая его спину.

– Сюда! – Нодар Патиашвили скользнул за тяжелую красную портьеру, за которой оказалась дверь, ведущая в длинный узкий коридор, в Конце которого оказалась крутая, уходящая вниз лестница.

Слетел вниз по этой лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, грузин пробежал еще несколько шагов по коридору, затем на мгновение прикоснулся ладонью к стене и… та, словно в каком-то фантастическом фильме, вдруг отодвинулась, освобождая проход в освещенную мягким, неярким светом комнату.

– Быстрее! – крикнул явно пребывавший в истерике Патиашвили, но, впрочем, он мог обойтись и без этого окрика: Йоси буквально впрыгнул в эту комнату. Вслед за ним туда ввалились и Алекс с Никольским, и дверь за ними мягко закрылась.

– Ну вот! – придя в себя, довольно произнес Патиашвили. – Здесь мы в относительной безопасности. Вон в том шкафу, господа бар. Есть коньяк, виски, шоколад. Так что при желании мы здесь можем хоть сутки, хоть трое просидеть. Дождемся, пока все кончится, спокойно выйдем и сделаем все наши дела.

– Какие еще сутки?! Откуда сутки?! Сколько сейчас? Час тридцать ночи? Сегодня в девять утра, согласно условиям тендера, истекает последний срок, когда Крох может сделать свой вклад в концессию… Где деньги-то?!

– Здесь! – радостно сообщил Патиашвили. – Здесь, в сейфе, мамой клянусь. Через час-два здесь все успокоится, а мы здесь посидим, выпьем, кино по видео посмотрим, и в семь часов в бронированном джипе поедем в банк…

– Ну, это вряд ли! – вмешался в разговор Никольский. – ОМОН после такой заварухи отсюда так быстро не уйдет. А если и уйдет, то все равно оставит немного своих людей в засаде – раз уж такое дело, они попытаются разворошить этот гадюшник до конца. Тем более что карт-бланш на это у них имеется…

Никольский помолчал, затем взглянул на Патиашвили, усмехнулся и добавил:

– Если кому не нравится слово «гадюшник», то прошу прощения, другого у меня нет. А сказал я это к тому, что если вам утром куда надо, то лучше отсюда сейчас сваливать. Потом поздно будет. Есть варианты?

– Варианты всегда есть! – бодро откликнулся Йоси и вопросительно посмотрел на Патиашвили.

– Где, ты говоришь, этот самый джип стоит?

Вместо ответа Патиашвили приложил ухо к стене.

– Стреляют уже в коридоре! – сообщил он. – Надо выждать, время у нас есть…

– Слушай, дорогой! – в голосе Йоси послышались железные нотки. – Я тебя спросил, где этот джип стоит? Могу повторить вопрос еще на трех языках, если ты русский не понимаешь…

– Так ведь стреляют в коридоре… – попробовал возразить Патиашвили, и в ту же секунду кулак Йоси ткнул его в область селезенки так, что у Патиашвили потемнело в глазах.

– Значит так, говнюк, – процедил Йоси. – Ты меня лучше не зли. Я тебя не спрашивал, стреляют там или не стреляют. Я тебя спрашиваю, где стоит джип и как из этого места до него добраться…

– Джип на подземной автостоянке, за биллиардной, – пообедевшими губами произнес Патиашвили. – И ты мне потом за все ответишь, за все… А если не мне, так Профессору!

– Отвечу, генацвали, отвечу! – спокойно ответил Йоси. – Но это потом, ахар-ках[27]27
  ахарк ках (иврит) – потом.


[Закрыть], понимаешь? А сейчас доставай деньги, оружие и будем пробираться к джипу…

– Откуда я тебе оружие возьму? – пробурчал Патиашвили.

– Должно быть здесь оружие, – еще раз оглядев кабинет, убежденно сказал Йоси. – Не верю, что в комнате, где есть коньяк, виски, шоколад и такие деньги, нет оружия. Но давай начнем с денег…

Еще через секунду Патиашвили извлек из внутреннего кармана пиджака массивный ключ, и, провернув его два раза в сейфе, начал набирать код…

– Вот! – Патиашвили с неожиданно вернувшейся к нему прежней солидностью извлек из сейфа два чемодана, и ловким движением в мгновение ока распахнул их крышки. – 50 миллионов долларов. Можете пересчитать.

– 50 миллионов… – протянул Никольский. – Любопытно было бы выяснить, откуда у бандитов такие деньги?

– Только не сейчас, а чуть позже, ладно?! Не порть нам этого, как вы говорите, обеда! – отозвался Йоси. И, нырнув с головой в сейф, радостно провозгласил:

– А вот и оружие! Да еще какое – десантный «Калашников»! И два «магнуса» с полными обоймами! Лучшие пистолеты, какие я только знаю! Да еще и по три обоймы к каждому!

Увидев в руках у Йоси два пистолета, Патиашвили потянулся было к одному из них, но Йоси отрицательно покачал головой?

– Э нет, лицам с горячей кавказкой кровью, только что оскорбивших своих товарищей и вынашивающих планы мести, оружие не полагается.

– Возьмешь? – он протянул один из пистолетов Никольскому.

– Нет, – покачал тот головой. – У меня «макаров». Пристрелянный. И на хрен я с вами связался, сам не понимаю…

– Ладно, тогда «калаш» мне, один «магнус» – Алексу, и еще один, как честные люди, оставим на память хозяину… Ну, что выглянем в коридор, посмотрим, что там происходит?!

Патиашвили снова приложил ухо к стене.

– Похоже, не стреляют! – сообщил он. – Но кто-то там есть. Говорят…

– Значит, так, – сказал Йоси не терпящим возражения голосом, давая понять, что принимает командование на себя, – сейчас этот господин (он кивнул в сторону Патиашвили) возьмет в руки один чемоданчик с бабками и откроет дверь. – Затем выхожу я … Если я не стреляю, выходит Нодар, потом Алекс со вторым чемоданом, а потом… наш московский друг, извини, до сих пор не знаю, как тебя по имени…

– Сергей!

– Очень хорошо! Значит, потом выходит Сергей… Вы бежите за Нодаром к машине, а я за вами… Пока все ясно?

И не дожидаясь никакого ответа, продолжил:

– Сергей, сможешь прикрыть, если будет нужно?

– Не хотелось бы, чтоб было нужно, – сказал Никольский.

– Ладно! Тогда так: я и Алекс ведем огонь, а Сергей с Нодаром отступают к машине. Мы, отстреливаясь, следуем за ними. Все. Адраха[28]28
  адраха (иврит) – инструктаж


[Закрыть] закончилась. Раз… Два… Три… Открывай!

Стена комнаты начала отъезжать куда-то в сторону, Йоси стремительно шагнул в коридор, направил в его пространство автомат, но… не выстрелил.

Вопреки его распоряжениям вслед за ним в проем шагнули Алекс с Никольским, и только потом за ними последовал Патиашвили.

В коридоре остро пахло кровью, и не нужно было гадать, откуда – на ступеньках ведущей в этот полуподвал лестницы в темно-алой луже лежали рядом два трупа. Неожиданно один из «трупов» дернулся, застонал, дотянулся до лежащего рядом с ним «калаша» и выпустил в пространство длинную очередь…

– Слышь, Лошак, – прокричал кто-то в репродуктор. – Игра закончена, не дури, сдавайся! Даем две минуты на размышление. Захочешь сдаться – выходи. Не захочешь – цацкаться не будем!

– А ведь это и вправду, Лошак! – сказал Никольский и сделал несколько шагов к лестнице, сжимая в руках свой ПМ.

И за ним, словно связанные друг с другом невидимой леской, такие же шаги сделали Алекс и Йоси.

Лошак лежал у лестницы с закрытыми глазами, подтянув ноги, и на его черной рубашке в районе плеча и бедра расплывались два огромных пятна, красный цвет которых проступал даже через черноту рубашки. Почувствовав их присутствие, Король снова застонал и открыл глаза.

– А, старые знакомые… – произнес он, размыкая губы. – Добивать будете?

– Не будем, сам подохнешь! – сказал Йоси. – Давай, Нодар, показывай, где здесь выход!

Через мгновение черный бронированный джип «Пэтриот» сорвался с подземной автостоянки, пролетел, тяжело рыча пару десятков метров по подземному тунеллю и выскочил на широкую, прихваченную ночным ледком магистраль.

– Знаешь, что это за дорога? – спросил сидевший за рулем Йоси у пристроившегося рядом с ним Алекса..

– А тут и знать нечего: если в Италии все дороги ведут в Рим, то в Московской области – в Москву. Да вот Сергей это тебе подтвердит. Кстати, куда едем, командор?

– Я сейчас, как раз над этим думаю, – хмыкнул Йоси. – До утра еще время есть. Можно в гостиницу, но там, боюсь, ваших блатных много… А можно в квартиру покойного Давида на Балтийскую. Наши ребята в посольстве там сегодня были – говорят, вроде чисто. Примем душ, попьем кофе, успокоимся…Возражения есть?

* * *

«Пэтриот», почти не снижая скорости, свернул с Ленинградского шоссе на Балтийскую, нырнул в глубину обычного московского двора с солидными, угрюмыми домами еще сталинской застройки и замер возле одного из подъездов. Из машины неспешно, позевывая, выбралось четверо мужчин.

Йоси выпрыгнул из джипа последним, на секунду задумался, а затем вытащил из джипа прихваченный из сейфа Шалиашвили десантный «калаш».

– Ты чего? – шепотом спросил Алекс. – Кто-нибудь из соседей случайно увидит, позвонит в милицию, опять в дерьмо вляпаемся…

– Да плевал я на соседей, – ответил Йоси, пряча автомат под пальто. – Операция вошла в решающую стадию, и теперь я хрен кому-нибудь дам нам помешать. А эта штука может еще пригодиться. Чувствую, что может!

– Совсем сдурел! – пожал плечами Алекс и, направился к темной пасти подъезда. Взбежав по лестнице на второй этаж, он подошел к хорошо знакомой двери, нашарил в боковом кармане пиджака ключ и уже хотел было сунуть его в скважину, как дверь расположенной напротив квартиры отворилась, и в ее проеме показались две фигуры с автоматами.

О том, что сейчас произойдет, первым догадался стоявший за Патиашвили Никольский. Рука старлея инстинктивно рванулась к пистолету, но тех полутора секунд, которые были нужны ему для того, чтобы выхватить «Макаров» из кобуры, у него не было. Раздалось несколько сухих хлопков, напоминавших вылет пробки открытого рукой профессионала шампанского, и Никольский понял, что он убит. Он все же сделал еще одно усилие, чтобы удержаться на ногах и достать пистолет, он даже дотянулся пальцами до кобуры и тут обнаружил, что пальцы его совсем не слушаются. Больше того – он их просто не чуствует. И своего тела – тоже. Сергей еще раз жадно вдохнул воздух, но вот выдохнуть его назад сил почему-то не оказалось…

Но тех двух-трех секунд, которые Никольский стоял посреди крохотной лестничной площадки, загораживая их своим телом, хватило Алексу и Йоси для того, чтобы вбитым еще на курсе молодого бойца движением нырнуть на пол, на ходу вытаскивая спрятанное под одеждой оружие. Первую очередь из своего автомата Йоси дал, еще даже не долетев до пола, затем, умело перекатившись, поближе к стене, еще раза два успел нажать на спусковой крючок…

Ощутив в руке холодную шершавую сталь «магнуса», Алекс тоже сделал, не глядя, два выстрела в пространство, и тут резкая боль обожгла его плечо. Затем боль словно удвоилась, стала невыносимой, и он почувствовал, как проваливается в глубокую-глубокую яму…

Сколько времени длился этот провал, он не знал – просто вдруг вынырнул из него, как выныривают из кошмарного сна, открыл глаза и боль в плече немедленно напомнила о себе так, что захотелось вскрикнуть.

«Черт, что это было?!» – пронеслось у него в голове, и ответ подоспел откуда-то сам собой, а вслед за ним в голове сладко, заглушая боль запела мысль: но я-то живой! живой! живой!

Сжав в руке пистолет, он привстал и увидел лежащего рядом с ним на животе Йоси.

– Йоси, ты как?! Жив? – спросил он, и в ответ услышал какое-то мерзкое бульканье.

– Йоси! – потрогал его Алекс. – Что с тобой? Давай вставай.

Чувствуя, как продолжает адски болеть плечо, Алекс одной рукой попытался перевернуть Йоси на спину и, когда это ему, наконец, удалось, увидел, что спереди его тонкое, купленное, видимо, в Израиле, пальто вымокло от крови. Но куда страшнее, чем на это прошитое пулями и пропитанное кровью пальто, было смотреть в лицо Йоси, точнее – на его горло, разорванное вошедшей в него пулей.

Горло это тоже было залито кровью; кровь, смешанная со слюной, вытекала из уголков его рта, а Йоси все силился что-то сказать или просто вдохнуть воздух, но вместо этого у него вырывалось то самое, заставляющее Алекса передергиваться бульканье. Вдруг Йоси как-то слишком резко, видимо, от пронзившей все его существо боли, дернулся, вытянул тело струной и прекратил булькать.

– Эй, Йоси, не дури! – сказал Алекс, но, коснувшись его руки и попытавшись нащупать пульс, догадался, что Йоси не дурит и уже вообще никогда не сможет дурить.

Боль в плече тут же снова напомнила о себе, и, тронув его, Алекс почувствовал, как пальцы тут же стали липкими от крови, а затем вошли в проделанную в пиджаке дырочку. Сдерживаясь, чтобы не закричать, он пощупал здоровой рукой плечо с другой стороны и снова наткнулся на дырочку.

«Везет на войне человеку в двух случаях: либо если его убивают мгновенно, либо если ранят навылет!» – почему-то вспомнил он слова своего первого ротного. Ему повезло – пуля прошла навылет…

Алекс сделал усилие, заставил себя подняться на ноги и, сжимая в руке пистолет, сделал один шаг по лестничной клетке.

Старший лейтенант Московского уголовного розыска Сергей Никольский лежал ничком, и на его лице не было ни ужаса, ни сожаления – на нем застыла та маска успокоения, которая бывает исключительно у спящих детей и мертвых. Сбоку от него лежал Патиашвили, явно не успевший, в отличие от Никольского, даже понять, что часы его жизни оттикали отведенное им время.

А потом Алекс увидел ИХ – скошенные очередью Йоси Мизрахи, эти двое с закрытыми приборами ночного видения лицами лежали на боку у двери соседней квартиры. В тот момент, когда Алекс скользнул по ним взглядом, один из них пошевелил губами и потянулся рукой к лежавшему неподалеку автомату с навинченным на него глушителем.

Шатаясь от навалившейся вдруг слабости, Алекс сделал еще один шаг вперед, наклонился над этим телом и зачем-то снял с него очки ночного видения. На него глянуло узкое, смуглое лицо с аккуратной бородкой.

Несколько секунд Алекс пристально смотрел в это лицо, затем вытянул руку с «магнусом» вниз и почти в упор выстрелил лежавшему перед ним человеку в голову. Покачиваясь, он постоял над трупом, затем развернул корпус, сделал такой же выстрел в голову его напарника и начал медленно, чувствуя слабость в коленках, спускаться по лестнице…

Уже у самой двери подъезда он вдруг остановился.

«Там же 50 миллионов баксов! Их нужно положить в банк…» – всплыло у него в мозгу.

Алекс медленно развернулся на сто восемьдесят градусов и начал подниматься по лестнице, слыша, как в доме на разных этажах открываются двери, и соседи начинают перекликиваться друг с другом.

– Валька?! Ты слышала – никак стреляли… Милицию надо бы вызвать…

– Тебе надо, ты и вызывай!

– Эй, народ, че было то? Кто в кого стрелял?

Дойдя до площадки второго этажа, Алекс взял лежавшие рядом с Патиашвили чемоданчики, затем, словно, что-то вспомнив, подошел к Йоси и сунул руку в карман его пальто.

Нащупав ключи от джипа и тоненькую пачку долларов, он переложил их в карман своего пиджака, снова развернулся, как по команде «кругом», и начал спускаться вниз.

– Ой, Валька, а вон киллер-то! – услышал он истошный женский крик. – Киллер-то уходит! А я в окошко поглядела – смотрю там джип стоит, на каком блатные ездиют. Я сразу просекла, что киллер-то на джипе приехал…

Этот крик означал лишь одно: к джипу ему возвращаться нельзя – заметут. И продолжая смотреть только вперед, Алекс вышел на улицу и нырнул в боковой проход, мгновенно оказавшись на полупустой улице.

Пройдя пару десятков метров, он свернул в другой двор, впрочем, похожий на первый, как две капли воды – с угрюмыми домами, стандартной печочницей и сломанными деревянными качелями. Только здесь, присев на стоявшую возле одного из подъездов расшатанную скамейку, он взглянул на часы.

Как ни странно, они шли, и стрелка на них показывала половину пятого…

Москва – не та расцвеченная тысячами фонарей и огнями реклам, похожая на дорогую валютную проститутку, предназначенная исключительно для туристов и бандитов, а настоящая, истинная Москва еще спала в этих тяжелых, каменных, похожих на замотанных заботами и преждевременно состарившихся женщин, домах. Еще через час, максимум через два жильцам этих домов предстояло подниматься на работу, ставить на плиту чайники, мазать бутерброды, будить детей, чтобы те не проспали в школу. И то же самое будут делать в половине седьмого утра миллионы и миллионы других жителей Москвы, Питера, Киева, Тель-Авива и всех больших и малых городов Земли.

Алексу вдруг мучительно захотелось оказаться в одном из этих типовых домов, лечь в типовую постель, укрыться стеганым, сохранившимся со старых добрых советских времен одеялом, стать одним из этих миллионов, а не сидеть здесь в одном костюме посреди холодного двора с двумя чемоданчиками по двадцать пять миллионов долларов в каждом.

Он еще раз посмотрел на часы. Без десяти пять… Время шло медленно, словно устало от недавнего слишком быстрого бега, и теперь тоже хотело немного отдохнуть, а при возможности и отоспаться.

«Через два с половиной часа. Ровно через два с половиной часа надо будет выйти отсюда, поймать тачку и поехать в банк», – решил Алекс.

* * *

Пенсионер Валерий Александрович Дорофеев мчался по Лениградскому шоссе, думая о том, как было бы здорово, если бы ему улыбнулась Госпожа Удача, и он заработал бы за день сто пятьдесят, а то и двести долларов.