Текст книги "Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: новое расследование"

Думается, что версия «о добром и мягком Панкратове» и «злом Никольском», есть не что иное, как реализация преднамеренного плана тех сил, которые послали в качестве надсмотрщиков Панкратова с Никольским. «Мягкий и добрый» Панкратов должен был специально играть свою роль, так же как и Никольский. Первый, притесняя Царскую Семью, всякий раз мог развести руками и сослаться на «злого» Никольского, «недовольных солдат», гнев народа и прочее, а Никольский должен был продемонстрировать, как революционное правительство строго стережет «тирана». То есть повторялся спектакль с «добрым» Керенским, который ничего не мог поделать со «злым» Чхеидзе. Но эти спектакли вовсе не отрицают того факта, что и Панкратов, и Никольский по-настоящему не любили Царскую Семью и желали ей зла. Политика Панкратова и Никольского по отношению к Царской Семье была политикой Временного правительства и стоявших за ним сил – она заключалась во всяческом мучительстве над Царственными Узниками.

Отношения между Царской Семьей и солдатами охраны были неоднозначными. Солдаты, по словам Теглевой, «разделялись на две партии. Одна партия относилась к Семье хорошо, другая худо. Когда дежурили хорошие солдаты, Государь ходил к ним в караульное помещение, где помещались дежурные солдаты, разговаривал с ними, играл в шашки. Ходил туда к ним и Алексей Николаевич, и Княжны тоже ходили с Государем. Плохие – хулигальничали. Однажды они вырезали какие-то нехорошие слова на доске качелей, которыми пользовались Княжны. Однажды они перерыли широчайшей канавой ледяную гору, которую собственноручно делала Августейшая Семья при помощи свиты и прислуги. Этим они лишили ее в сущности единственного развлечения на воздухе»⁷².

Но даже многие солдаты, настроенные против Николая II, под влиянием его личности, меняли свое отношению к нему. В. Криворотов в своем романе «На страшном пути до Уральской Голгофы» приводит один разговор, состоявшийся между Императором Николаем II и одним унтер-офицером отряда. Вообще мы стараемся не приводить цитаты из художественных произведений в качестве тех или иных доказательств. Но с Криворотовым дело обстоит несколько иначе. Его книгу трудно назвать чисто художественным произведением. Скорее, это историческое повествование, облеченное в некоторую художественную форму. Все факты, приводимые Криворотовым, имеют реальную историческую основу. Поэтому мы и позволили себе процитировать этого автора. Так как у Криворотова этот разговор довольно длинен, то мы изложим его собственными словами. Однажды Государь с Цесаревичем и двумя Великими Княжнами, Марией и Анастасией, зашел в караульное помещение и поприветствовал солдат. Солдаты ответили на его приветствие, а один унтер-офицер – разводящий по фамилии Челябин – его проигнорировал. Государь заинтересовался этим унтер-офицером и принялся с ним разговаривать. Тот сначала отвечал Царю враждебно, называя его «гражданин Романов». Выяснилось, что этот унтер-офицер – из студентов, был призван Временным правительством в армию, прошел какие-то учебные курсы и произведен в унтер-офицеры. Он рассматривался новой властью, как благонадежный элемент, способный влиять на солдатскую массу в нужном для власти русле. В ходе беседы выяснилось, что его родители были учителями гимназии и убежденными монархистами. Своим умным и спокойным разговором Государь полностью обезоружил собеседника: тот был смущен и растроган. Закончился разговор тем, что Челябин, прощаясь с Государем, вытянулся в струнку и называл Императора «Ваше Императорское Величество»⁷³.

Находясь в заключении под охраной солдат, Царь и Царица по-прежнему воспринимали их, как своих солдат, которых они всегда любили и о которых заботились. «Во время чая – до 5 час. – пошли с Алике в караульное помещение, – читаем мы в дневнике Государя за 24-е декабря 1917 года, – и устроили елку для 1-го взвода 4-го полка. Посидели со стрелками, со всеми сменами до 5 ч. 30 ж.»⁷⁴.

Примечательно, что отношение к Царской Семье среди солдат определялось, как правило, длительностью их пребывания на фронте. Вопреки бесконечной лжи о «ненависти солдатской массы к Царю, который заставлял ее гнить в окопах», старослужащие уважительно и даже любовно относились к личности Государя Императора. И наоборот, дезертиры и молодежь, не побывавшая на фронте или бывшая там очень мало, относились к Императору с враждой и неприятием. В этой связи примечательна сцена, произошедшая возле «Дома Свободы» между старым солдатом-часовым и молодым нижним чином, описанная бывшим губернатором Тобольска Н.А. Ордовским-Танаевским со слов сына Всеволода: «Проходя мимо Дома Свободы, Всеволод замедлил шаги, может, пошлет Бог счастье увидеть если не Государя, то хотя кого-либо из Них. По другой стороне, вдоль дома, за забором идет пожилой часовой. Всеволода обгоняет красноармеец, из вновь прибывших с фронта.

– Товарищ! Эй, товарищ! Покажи мне Николку Кровавого!

Ответ часового и жест винтовкой выразительный:

– Я тебе не товарищ, трус, сбежал с фронта? Счастье твое, что стоишь далеко. Я бы показал тебе Николку, даже Кровавого! Здесь бывший Император, ныне полковник Николай Александрович Романов и его семья! От таких сволочей, как ты, мы их и охраняем! Кого он окровавил? Кровавите вот такие, как ты. Беги мимо – застрелю!»⁷⁵

Один стрелок 1-го полка особенно хорошо относился к Царской Семье, старался как мог облегчить ей жизнь в неволе. Когда истек срок службы, этот стрелок не хотел покидать Царя, считая, что его долг и дальше служить ему. Но молодые солдаты не дали этому стрелку остаться⁷⁶.

Естественно, что революционные власти стремились в первую очередь отдалить от Царя именно старых, верных ему солдат. В январе 1918 года большевики отправили их по домам. Уходившие солдаты потихоньку шли в кабинет к Государю, прощались с ним и лобызались.

«Во время утренней прогулки – писал Николай II в дневнике, – прощались с уходящими на родину лучшими нашими знакомыми стрелками. Они очень неохотно уезжают теперь зимой и с удовольствием остались бы до открытия навигации»⁷⁷.

Провожая этих солдат, Государь и Государыня поднялись на ледяную горку и долго смотрели вслед уходящим солдатам. Сразу же после этого оставшиеся молодые солдаты срыли эту горку.

Как мы уже говорили, отношение солдат к Царской Семье стало меняться в худшую сторону с момента приезда в Тобольск Панкратова и Никольского. Панкратов был поражен, когда увидел, как запросто общается Государь с солдатами, играет с ними в шашки, шутит и так далее. Естественно, что все это не устраивало Панкратова. Именно в результате его «просветительских» бесед с солдатами стали происходить все бесчинства и хулиганские выходки с их стороны в отношении Царской Семьи. Образовавшийся солдатский комитет, состоявший именно из молодых солдат и дезертиров, все больше брал власть в свои руки.

Один раз Государь надел черкеску, на которой у него был кинжал. Солдаты увидели этот кинжал и стали требовать у Кобылинского провести обыск у членов Царской Семьи на наличие у них оружия. Кобылинскому с трудом удалось убедить солдат не делать обыска.

В другой раз солдат Дорофеев, присутствующий на богослужении в качестве наблюдателя за Царской Семьей, поднял скандал на основании того, что дьякон упомянул во время службы «Святую Царицу Александру». По своему невежеству Дорофеев решил, что речь идет об Императрице Александре Феодоровне.

После того, как о. Алексий Васильев упомянул имена Их Величеств с полным титулом, солдаты запретили Царской Семье ходить в храм, а самого священника хотели убить.

Солдатский комитет безо всякого повода выселил прислугу из отдельного дома купца Корнилова и поселил ее вместе с Царской Семьей, создав Семье дополнительные неудобства.

Раздражение солдат особенно усилилось, когда большевики перестали платить им жалование. Это раздражение перекинулось на Царскую Семью, которая воспринималась главной виновницей солдатских неустройств, и Кобылинскому все труднее становилось держать ситуацию под контролем.

Но, несмотря на все свои бесчинства, солдаты не имели никаких определенных злонамеренных целей в отношении Царской Семьи. Более того, несмотря на всю свою внешнею злобу, они не решались открыто не подчиняться Кобылинскому. Даже когда по их решению, после большевистского переворота, комиссар Временного правительства Панкратов и его помощник Никольский были изгнаны солдатами, Кобылинский остался и продолжал командовать отрядом, хотя никакой легитимной власти у него больше не было.

Солдаты отряда, при всей нелепости подобной ситуации, осознавали себя зависимыми от тех, кого они содержали под стражей. Во-первых, солдаты считали, что пока Царская Семья находится в их руках, это является лучшей гарантией, что им выплатят жалование. Во-вторых, подспудно, солдаты, при всей своей распропагандированности и серости, не были убежденными большевиками, они сами не хотели зла Царской Семье, тем более не хотели ее убийства. В начале 1918 года еще было совершенно неясно, куда качнется маятник истории. Подспудно, солдаты боялись ответственности, если с Царской Семьей что-нибудь случится. Неудивительно поэтому, что солдаты являлись главным препятствием для большевиков в их планах по вывозу Царской Семьи из Тобольска.

* * *

1 Письма Святых Царственных Мучеников из заточения. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. СПб., 1996, с. 86.

2 Дневники Императора Николая II. М., 1991, с. 647.

3 Gilliard Pierre. Le Tragique destin de Nicolas II et de sa famille. Payot, Paris, 1929, p. 193–194.

4 Волков А.А. Около Царской Семьи. М., 1993, с.76.

5 Дневники Императора Николая II. С. 647.

6 Боханов Александр. Николай II. М., 1997, с. 416.

7 Дневники Императора Николая II. С. 647.

8 Письма Царственных Мучеников из заточения. С. 89.

9 Alexandrov V. La fin des Romanov. Édition Alsaita, Paris, 1968, P. 147.

10 Русскiй Архивъ, т. 8, Соколов Н.А. Предварительное следствие 1919–1922, М., 1998, с. 123.

11 Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи. (Август 1918–февраль 1920). 1987, с. 60–61.

12 Волков А.А. Указ. соч. С. 77.

13 Письма Царственных Мучеников из заточения. С. 157. Примечательно, что В. Александров, цитируя это письмо, ошибочно полагает, что оно написано в Екатеринбурге. «Из этого письма, – пишет он, – мы узнаем одну деталь, которая до сегодняшнего дня была неизвестна: Вырубова некогда находилась в Доме Ипатьева! Вероятнее всего, по случаю своих поездок в Покровское во время одного из „бегств“ Распутина в свое родное село!» (Alexandrov V. La fin des Romanov, P. 190). При этом Александров пишет, что письмо не имеет точной даты. Однако совершенно очевидно, что обстоятельства жизни Царской Семьи, изложенные в письме (прогулка два раза в день, возможность общения с посторонними людьми, общение с Гиббсом и так далее) относятся к тобольскому, а не к екатеринбургскому периоду, во время которого Царская Семья была полностью изолирована от окружающего мира. То, что это письмо было написано Великой Княжной Марией Николаевной из Тобольска, полностью доказывается приводимым в «Русской Летописи», в книге 4, с. 242–243, его подлинником с указанием: «Тобольск, декабрь 1917 года». Странно, что Александров, работая с «Русской Летописью», этого не заметил.

14 Российскiй Архивъ. С. 107.

15 Из устных воспоминаний Е.И. Харитоновой (Мультатули).

16 Российскiй Архивъ. С. 139.

17 Волков А.А. Указ. соч. С. 78.

18 Гибель Царской Семьи. С. 294.

19 Так до революции в России называли современный обед.

20 Российскiй Архивъ. С. 138.

21 Последние дневники императрицы Александры Феодоровны Романовой. Февраль 1917 г. – июль 1918 г. Под редакцией В.А. Козлова и В.М. Хрусталева. Новосибирск, 1999, с. 326.

22 Совсем недавно, уже в 2000-х годах, эта площадка, как и сама оранжерея, была сломана по приказу нынешних тобольских властей.

23 Дневники Императора Николая II. С. 549, 650, 651.

24 Панкратов В.С. С царем в Тобольске. Из воспоминаний. Л., 1990, с. 14.

25 Мельник (урожденная Боткина) Татьяна. Воспоминания о Царской Семье. М., 1993, с. 71.

26 Дневники Императора Николая II. С. 652.

27 Двуглавый Орел. Вестник Высшего Монархического Совета. Париж, 1927, 25 апреля (10 марта), № 17, с. 8–9.

28 И даны будут жене два крыла. Сборник к 50-летию Сергея Фомина. 2002, с. 641.

29 Дневники Императора Николая II. С. 651, 656, 658.

30 Botkin (Gleb). Opt. cit., p. 153.

31 Botkin (Gleb). Opt. cit., p. 181.

32 Письма Святых Царственных Мучеников из заточения. С. 169.

33 Письма Святых Царственных Мучеников из заточения. С. 132.

34 Там же. С. 152.

35 Мельник (урожденная Боткина) Татьяна. Указ. соч. С. 81.

36 Кураев Андрей, диакон. О нашем поражении. СПб., 1999, с. 321.

37 Дневники Императора Николая II. С.670, 676.

38 Последние дневники Императрицы Александры Феодоровны. С. 198–214.

39 Ордовский-Танаевский Н.А. Воспоминания (жизнеописание мое). Simbach-am-Caracas – Москва – СПб, 1948–1993, с. 468–469.

40 Ордовский-Танаевский Н.А. Указ. соч. С. 468.

41 Дневники Императора Николая II. С. 672.

42 Нилус С.А. Близ есть при дверех… СПб., 2002, с. 130–131.

43 Мельник (Боткина) Т. Указ. соч. С. 87.

44 Дневники Императора Николая II. С. 654.

45 Дневники Императора Николая II. С. 672–673.

46 Мельник Т. Указ. соч. С. 90.

47 Жильяр П. Указ. соч. С. 240.

48 Платонов О.А. История цареубийства. С. 223.

49 Botkin (Gleb). Opt. cit., P. 156.

5 °Cоколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 42.

51 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 50.

52 Дневники Императора Николая II. С. 674.

53 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 52.

54 Мельник (урожденная Боткина) Татьяна. Указ. соч. С. 78.

55 Старцев В.И. Указ. соч. С. 99.

56 Botkin (Gleb). Opt. cit., P. 156.

57 Российскiй Архивъ. С. 125.

58 Российскiй Архивъ С. 140.

59 Российскiй Архивъ. С. 108.

60 Жильяр П. Указ. соч. С. 230.

61 Русскiй Архивъ. С. 108.

62 Последние дневники Императрицы Александры Феодоровны. С. 90.

63 Волков А.А. Указ. соч. С. 79.

64 Русскiй Архивъ. С. 125.

65 Панкратов В.С. Указ. соч. С. 41–42.

66 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 51.

67 В. и Л. Указ. соч. С. 19.

68 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 51.

69 Панкратов В.С. Указ. соч. С. 42.

70 Дневники Императора Николая II. С. 651.

71 Дневники Императора Николая II. С. 653.

72 Российскiй Архивъ. С. 124.

73 Криворотов В. Указ. соч. С. 124–126.

74 Дневники Императора Николая II. С. 662.

75 Ордовский-Танаевский Н.А. Указ. соч. С. 469.

76 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 48.

77 Дневники Императора Николая II. С. 666.

Глава 4
Попытки освободить Царскую Семью: миф или реальность?

Поспешный вывоз Императора Николая II и его Семьи из Тобольска большевики объясняли наличием «белогвардейского заговора», ставившего своей целью освобождение Царя. В эмиграции многие русские монархисты уверяли, что ими предпринимались неоднократные попытки вырвать Царскую Семью из рук большевиков. При этом и большевики, и белые обвиняли друг друга в связях с заграничными силами, якобы пытавшимися освободить Царскую Семью. Ниже мы рассмотрим, существовали ли подобные попытки и насколько реальны они были. Для этого мы разберем несколько возможных версий и попытаемся понять, могли ли подобные планы заставить вывезти Царскую Семью в Екатеринбург.

Первой вероятной причиной вывоза Царской Семьи из Тобольска могло быть личное стремление кайзера Вильгельма II спасти Императора Николая II и его Семью, которые, хотя и стали из-за войны врагами Германии, все же были его родственниками. Английский автор Антони Саммерс в своей книге «Досье на Царя» приводит слова Вильгельма II, сказанные им уже в изгнании в 1935 году английскому генералу Уотерсу: «Я отдал приказ своему канцлеру попытаться установить контакт с правительством Керенского и сообщить ему, что в случае если даже волос упадет с головы русского императора, я возложу всю вину на него»¹.

Неизвестно, как реагировал Керенский на грозные слова кайзера, скорее всего, никак, ибо он от немцев не зависел. Но вот пришедшие в октябре 1918 года к власти большевики от немцев зависели очень сильно. Вильгельм II мог отдать ясный и прямой приказ на выдачу ему Царской Семьи. Большевики не смогли бы ему в этом отказать. Ничего подобного ни кайзер, ни германское руководство не сделали. Более того, германцы отвергали любые попытки монархистов вмешаться в дело спасения Царской Семьи. Генерал А.А. Мосолов, один из тех, кто пытался добиться спасения Царской Семьи, вспоминал: «Нашей единственной мыслью было спасти Государя и его Семью. Я знал, что Государь не согласится променять заточение у большевиков на плен в Германии. Чтобы уточнить создавшееся положение, я написал Вильгельму II письмо, которое передал графу Альвенслебену, причисленному к особе гетмана. Граф должен был в тот же день выехать в германскую главную квартиру. В этом письме я просил германского императора заверить Государя, что ему и его Семье будет дан свободный пропуск до Крыма, где он не будет считаться военнопленным Германии. Можно себе представить, с каким лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения графа Альвенслебена.

Приехав обратно в Киев, он не подал мне ни одного признака жизни. Тогда я сам пошел к нему. Граф Альвенслебен сконфуженно объяснил, что кайзер не мог дать никакого ответа, не посоветовавшись со своими министрами. Он рекомендовал мне повидать графа Мумма, дипломатического представителя Германии при гетмане. Граф Мумм категорически отказался помогать нам. По его словам, он был поражен, узнав, что военная власть нам обещала свою помощь. Впредь мы не должны рассчитывать на помощь Германии.

В течение двух часов я делал всяческие усилия переубедить его. На мое предложение еще раз обратиться к императору Вильгельму Мумм дал мне понять, что в данное время мнение кайзера в делах иностранной политики уже не имеет прежнего значения, и не соглашался с тем, что для Германии важен вопрос о спасении Царя»².

Представитель германского командования при посольстве в Москве майор Ботмер писал в своем дневнике, что монархисты буквально не давали прохода немецким дипломатам и военным, стремясь «излить сердце» и уговорить Германию «ввести в игру немецкие штыки», так же, как это было сделано на Украине³. Но немцы оставались глухи к их мольбам. Они в первое время рассматривали большевиков исключительно как своих ставленников и помогать собирались только им. Прибывший в Москву 4 апреля 1918 года новый немецкий посол граф В. фон Мирбах докладывал рейхсканцлеру Гертлингу, что среди представителей старого режима «большей частью господствует представление, будто произведенные за последние годы во всех областях огромные разрушения как бы одним взмахом волшебной палочки могут быть вдруг восстановлены вместе с реставрацией старого режима. Особенно сильное смятение царит в умах буржуазных русских кругов, которые совершенно неправильно воспринимают характер нашей миссии, большинство из них рассматривает нас как своих союзников в борьбе против большевиков»⁴.

Все доклады Мирбаха внимательно изучались высшим германским руководством и лично императором Вильгельмом II. Поля этих донесений насчитывали не одну помету монарха, и ни в одной из них последний не выказал никакого неприятия большевиков или их внутренней политики. Единственно, чем был обеспокоен кайзер, так это тем, удержатся или нет большевики у власти. Нет в этих пометах и ни одного упоминания о Царской Семье, а ведь Мирбах делал свои доклады в течение апреля-июня, то есть в самом конце ее тобольского и начале екатеринбургского заточения.

Правда, династия Гогенцоллернов в Германии хотя и была правящей, но не единственной. Многочисленные представители королевских и курфюрстских родов могли относиться с большим сочувствием к свергнутой Царской Семье и пытаться организовать ей посильную помощь своими силами. Особенно это было возможно со стороны великого герцога Эрнста-Людвига Гессен-Дармштадтского, который являлся родным братом Императрицы Александры Феодоровны.

Никаких иных достоверных и доказанных фактов, свидетельствующих о реальных попытках германских военных спасти Царскую Семью, на сегодняшний день не имеется. Таким образом, планы спасения Царской Семьи со стороны некой германской третьей силы, можно рассматривать лишь гипотетически, хотя отрицать их полностью нельзя.

В 1918 году, после убийства Царской Семьи, генерал Леонтьев, бывший командир 85-го Выборгского полка, носившего до войны 1914 года имя германского императора Вильгельма II, писал кайзеру в открытом письме: «Скажите, Ваше Величество, что Вы сделали для спасения этой семьи? Ведь не может быть сомнения, что, если бы Вы только захотели, одного слова Вашего Мирбаха было достаточно, чтобы семья бывшего Царя охранялась большевиками пуще своего глаза, ибо ведь собственная жизнь для большевистских главарей тоже дорога. И где же могли бы они надеяться получить спасение в недалеком будущем, как не под Вашей защитой, на Вашей земле? Вы могли спасти и не спасли!

Вы не только не спасли гибнущих, но с Ваших уст не слетело и ни одного слова протеста или осуждения!

Ни Вы, ни Ваши министры, ни ваши послы не нашли в своем немецком лексиконе подходящих выражений. Вы навеки связали свое имя с именами представителей позорнейшего периода русской истории – Лениным и Троцким»⁵.

Конечно, обвинения Вильгельма II в личном стремлении к убийству Царской Семьи или даже в подготовке такого убийства не имеют под собой никаких доказательств. Тем более, что Вильгельм II к началу 1918 года сам уже плохо владел всей полнотой власти. Во всяком случае, кайзер в изгнании пытался оправдаться в ответ на обвинения в потворстве Екатеринбургскому злодеянию и писал: «На моих руках нет крови несчастного Царя»⁶.

Однако эти слова являются неправдой, даже если Вильгельм II сам верил в их искренность. 15 марта 1918 года датский король Христиан X телеграфировал императору Вильгельму и просил вмешаться в разрешение судьбы низвергнутого монарха и его Семьи. «Можешь ли ты что-либо сделать, чтобы облегчить судьбу этих, таких близких мне людей?» – спрашивал в телеграмме датский король. Вильгельм II ответил немедленно. По словам германского императора, он понимает озабоченность короля Христиана судьбой «этой такой близкой ему Царской Семьи», и хотя он, кайзер, и его народ страдают от несправедливости некогда благожелательной России, ему бы хотелось обеспечить Царской Семье более достойное и надежное будущее. Однако тут же Вильгельм II указывает, что соображения реальной политики отодвигают соображения о человеколюбии. Его, Вильгельма, вмешательство невозможно, ибо оно может быть истолковано как стремление восстановить Романовых, что в данный момент нежелательно для Германии⁷. Кайзер предлагал датскому королю направить общее обращение скандинавских королей советскому правительству. Таким образом, германский император сознательно обрекал Царскую Семью на полную зависимость от большевиков. «Конечно, шла игра, – пишет датский историк Бент Енсен. – Вильгельм явно уклонялся от участия в помощи царской семье. Это было связано, вероятно, и с тем, что он опасался реакции немецких социалистических партий на вмешательство в защиту русского царя. Идея кайзера о чисто гуманитарных призывах (если он вообще всерьез так думал, а не использовал это как повод не предпринимать что-либо самому) показывает, что он не имел никакого понятия о том, что за люди были в Кремле. <…> Датский король был разочарован уклончивым ответом Вильгельма. Если уж Германия не желала оказать давления на большевиков, то никто не мог бы этого сделать»⁸.

Германский министр иностранных дел К. Ягов в 1935 году писал, что немецкая дипломатия устранилась от вопроса о судьбе бывшего Царя, и все ее усилия ограничились лишь несколькими строго официальными представлениями о «принцессах германской крови». На эти запросы приходили успокоительные ответы наркома Чичерина, и германская сторона не очень стремилась к большей определенности⁹.

Современное уголовное право, определяя понятие вины и умысла, среди прочего, говорит о том, что вина за совершенное преступление наступает тогда, когда виновное лицо не знало о готовящемся преступлении, но могло и должно было его предвидеть. В таком случае умысел в совершении преступления виновного лица является косвенным. Эта норма уголовного права полностью относится к Вильгельму II в деле об убийстве Царской Семьи. На Вильгельме II лежит огромная моральная ответственность за это злодеяние. Говоря сегодняшним юридическим языком, его действия могут квалифицироваться как оставление в опасности и косвенное соучастие в преступлении. Таким образом, Божьей милостью германский император, повелитель могущественной страны, родственник Императора Николая II и Императрицы Александры Феодоровны, человек, столь много заверявший Царя в своей личной дружбе, разрешил своему правительству войти в контакт с самыми темными силами мировой истории, оказал им покровительство и предоставил помощь в разрушении России, позволял им мучить и держать в темнице Царскую Семью, ничего не сделал для ее спасения и, в конечном счете, став игрушкой в руках этой силы, погубил не только Царя и Россию, но и собственную страну. Леонтьев абсолютно прав, когда обвиняет императора Вильгельма в том, что после 17 июля 1918 года с его уст не слетело ни одного обвинения в адрес большевиков, не говоря уже о стремлении их покарать. Наоборот, в своем последнем выступлении перед рабочими завода Круппа 11 сентября 1918 года Вильгельм II так отозвался о большевистском режиме: «Вы читали, что произошло в Москве: огромный английский заговор против нынешнего русского правительства"[9]9
  Имеется в виду т. н. «заговор Локкарта» против большевиков. – П.М.


[Закрыть]. Демократический английский народ, управляемый парламентом, пробовал свергнуть ультрадемократическое правительство, которое русский народ признал, так как оно, это правительство, взяло за основу интересы своей родины, добилось мира, к которому оно призывало, между тем как англосаксы не хотят еще мира»¹⁰.

Напомним, что эти слова были сказаны германским императором спустя три месяца после злодейского убийства Царской Семьи.