Текст книги "Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: новое расследование"

Если организация Маркова 2-го и «кружок Вырубовой» в своих действиях не пошли дальше оказания материальной помощи Царской Семье и общих, лишенных конкретики, планов по ее освобождению, то командир 2-го Сумского гусарского эскадрона 1-й кавалерийской дивизии Стрелкового полка штабс-ротмистр К. Соколов возглавил группу офицеров, предпринявших реальную попытку вырвать Царскую Семью из рук ее тюремщиков. При этом К. Соколов выполнял задание так называемой «Военной организации» и митрополита Камчатского Нестора (в миру Николая Александровича Анисимова), выдающегося русского архипастыря и монархиста. Имела ли эта акция шанс на успех? С.П. Мельгунов полагает, что имела и называет действия К. Соколова «единственной, если не серьезной, то реальной попыткой организовать побег Николая II и его Семьи»¹²⁶. Так ли это?

Идейным вдохновителем освобождения Царской Семьи был митрополит Нестор. Митрополит Нестор лично знал Государя, который в 1909 году сыграл решающую роль в создании благотворительного Камчатского братства, чего долгое время добивался Нестор, еще будучи простым иеромонахом, безуспешно обивая пороги кабинетов многочисленных чиновников. Император Николай II не только лично принял отца Нестора, не только дал свое согласие на создание благотворительного Камчатского общества и утвердил его знак, но и выразил иеромонаху свое желание, чтобы тот «приезжал периодически в Петербург и здесь с нами решал все наболевшие вопросы». При этом отец Нестор по указу Императору был обеспечен бесплатным билетом по всем дорогам Российской Империи¹²⁷.

Владыка Нестор мучительно переживал за Царскую Семью и стремился ей помочь. Митрополит Нестор был одним из главных вдохновителей монархической «Военной Организации», которая поставила целью спасти Царскую Семью. Известно, что, помимо митрополита Нестора, в нее входили ротмистр Сумского полка М.С. Лопухин, князья В.С. и А.Е. Трубецкие, московский присяжный поверенный В.С. Полянский¹²⁸. Возможно, Полянский был связан с Антантой, так как ему обещал денежную поддержку, по его собственному признанию, французский посол Нуланс. С другой стороны имеются сведения, что Полянский был провокатором¹²⁹.

Позже к организации примкнули офицеры Сумского полка Головин, Моравский и штабс-ротмистр К. Соколов. Последний оставил воспоминания о деятельности этой организации в Тобольске. Поэтому сведения штабс-ротмистра Соловьева являются единственным подробным свидетельством деятельности «Военной Организации»¹³⁰. Правда, в журнале «Новая Юность» (№ 4 за 2000 год) были опубликованы воспоминания некоего полковника А.А. Созоновича, который якобы тоже был участником «Военной организации»¹³¹.

Журнал делает ссылку на машинописное издание, якобы напечатанное в 1940 году, без указания места, и найденное недавно в Мадриде на книжном развале. Машинописная брошюра называлась «Воспоминания полковника А. А. Созоновича». Эти воспоминания, за исключением некоторых биографических сведений, в принципе полностью повторяют воспоминания К. Соколова. Интересно, что при этом имя Соколова не упоминается вовсе, а все руководство операцией приписывается самому Созоновичу. Журнал приводит биографическую справку на Созоновича: «Полковник Александр Александрович Глебко-Созонович родился 5 апреля 1872 года. Закончив Виленское военное училище в 1895 году, прошел путь от поручика до полковника русской армии. В Первую мировую командовал 292-м запасным пехотным полком, в Гражданскую – с 3 января 1919 года – воевал в рядах Добровольческой армии. Тяжело раненный, был эвакуирован из Новороссийска в Сербию, где следы его пребывания можно проследить до середины двадцатых годов. Найденная тетрадь позволяет предположить, что полковник был жив еще в начале Второй мировой войны и переехал из Сербии в одну из стран Западной Европы».

Каково происхождение этой публикации? Возможны три версии: 1) «Воспоминания Созоновича» являются абсолютной фальшивкой, написанной третьим лицом, хорошо знакомым с воспоминаниями Соколова; 2) «Воспоминания Созоновича» являются компиляцией из подлинных воспоминаний Созоновича и воспоминаний К. Соколова; 3) «Воспоминания Созоновича» являются выдумкой самого журнала, который в погоне за сенсацией выдал малознакомые российскому массовому читателю воспоминания К. Соколова за воспоминания Созоновича.

Как бы там ни было, но «Воспоминания Созоновича» не внушают никакого доверия и не могут рассматриваться, во всяком случае, до выяснения обстоятельств их написания, в качестве достоверного источника. Поэтому мы будем опираться на воспоминания К. Соколова.

Штабс-ротмистр К. Соколов, покинув разложившийся фронт, в ноябре 1917 года прибыл в Москву. Будучи кадровым офицером, он не мог найти себе занятия в большевистской реальности. Страдая от безделья, К. Соколов находился в компании таких же, как и он, офицеров-фронтовиков, тяготившихся своим новым положением полугражданских лиц. Жажда действий и неприятие большевизма привели К. Соколова в одну антибольшевистскую организацию, которых тогда было в столицах множество. В середине декабря К. Соколов был вызван к руководителю организации Полянскому, которого Соколов называет «П.», для важного задания. Ранее Полянского Соколов никогда не видел и лично не знал. Прибыв к Полянскому на квартиру, Соколов встретил там митрополита Нестора. Благословив Соколова митрополит Нестор вышел. Немного помолчав, Полянский сказал К. Соколову: «Надо спасать Царя, медлить нельзя; он в опасности». После чего Полянский заявил, что спасение Царя и есть важное задание для Соколова. «Признаюсь, – писал К. Соколов, – что его слова ошеломили меня. Много мыслей промелькнули у меня в голове. Кто этот П.? Присутствие у него Нестора! Я, исполняющий эту задачу! Дальнейшее! Думать было некогда. П. вопросительно смотрел на меня. Я отвечал, что готов сделать все, что от меня потребуется».

Для начала от Соколова потребовалось отправиться в один монастырь, доставить туда прокламации для некоего «Союза хоругвеносцев», а заодно войти в контакт с якобы проживавшими там офицерами в количестве трехсот и командой выздоравливающих солдат из ста человек. Именно эти силы и должны были стать костяком спасательной операции.

У себя дома К. Соколов ознакомился с текстом прокламаций. В них говорилось о созыве будущего Всероссийского Земского Собора. Прибыв на следующий день в указанный монастырь, К. Соколов нашел там совершенно иную ситуацию, нежели ту, о которой говорил Полянский. Вместо 300 офицеров и 100 выздоравливающих воинов в монастыре было 7 калек, один из которых был безрукий. Глава «хоругвеносцев» совсем не обрадовался принесенным прокламациям, а наоборот, чуть ли не со слезами на глазах спрашивал Соколова, «что он с ними будет делать?»

На К. Соколова эта картина подействовала удручающе, но тем не менее, прибыв из монастыря, он встретился со своими друзьями-офицерами и предложил им принять участие в предстоящей операции. Те не задумываясь согласились.

К. Соколов отправился к Полянскому и доложил ему о своих действиях и о готовности отправиться в Тобольск. Полянский произвел на Соколова неприятное впечатление своей нервностью и недостаточной серьезностью. Надо сказать, что этого же мнения придерживался и другой член «Военной организации» князь А.Е. Трубецкой. «В.С. Полянский, – писал он, – произвел на меня крайне легкомысленное впечатление. Я не подозревал его в провокации, но очень боялся, чтобы он не погубил Государя, а также и участников заговора легкомысленной подготовкой»¹³².

К. Соколов продолжил подготовку к операции по освобождению Царской Семьи только потому, что в ней принимал участие митрополит Нестор, который вызывал у Соколова большое уважение. «Он был с нами, и я был спокоен», – писал он.

До самого Рождества руководство «Военной организации» практически ничего не предпринимало. Среди офицеров, соратников К. Соколова, стало зарождаться недовольство. Наконец, 2-го января 1918 года Полянский собрал группу освобождения у себя на квартире. Там же присутствовал митрополит Нестор и какой-то полковник с орденами св. Георгия и Почетного Легиона на груди. Этот полковник был представлен Полянским как руководитель всей операции. «Это был наш начальник, – свидетельствовал Соколов, – командир пехотного полка, полковник Н.». Последнее свидетельство крайне любопытно. Вполне возможно, что «полковник Н.» был не кто иной, как полковник А.А. Созонович. Наличие у него на груди французского ордена Почтенного Легиона говорит о его близости к Антанте, так как Почетный Легион является самым главным орденом Франции. Иностранцев этим орденом награждают редко и только за особые заслуги перед Францией. При этом мы помним, как были готовы «спасать» Царскую Семью представители Антанты.

Вместе с «полковником Н.» в Москву из Тобольска прибыл поручик Лейб-Гвардии Московского полка Раевский, «совсем мальчик», которого Соколов называет «поручиком Р.». «Поручик Р.» рассказал, что он и его брат были отправлены в Тобольск В.М. Пуришкевичем, бывшим депутатом Государственной Думы, членом «Союза Русского Народа», одним из убийц Распутина. Появление в этой истории Пуришкевича очень настораживает. Пуришкевич – одна из самых отталкивающих и темных личностей предреволюционной России. Пуришкевич был типичным провокатором, своего рода Азефом от черносотенства. Его монархизм и оголтелая юдофобия не мешали ему одновременно участвовать в кампании по дискредитации Императора Николая Александровича. Сегодня уже не является секретом, что в убийстве Распутина деятельное участие приняла английская разведка или масоны из английской разведки¹³³. Таким образом, нет сомнений, что Пуришкевич был тесно связан с определенными силами в Англии и Франции. Итак, «полковник Н.», украшенный орденом Почетного Легиона, и Пуришкевич, сотрудничавший со спецслужбами Великобритании. Похоже, что руководство «Военной организации» изначально контролировалось силами из лагеря Антанты.

Молодой Раевский сообщил собравшимся, что в Тобольске царит монархическое настроение, что в городе много монархических организаций, готовых помочь. Освободить Царскую Семью, по мнению Раевского, не представляло никаких трудов. В общем, Раевский сказал руководству «Военной организации» и митрополиту Нестору заведомую неправду. Во-первых, настроения в Тобольске не были абсолютно монархическими. Да, большинство тоболян сочувствовало Царской Семье, но это не находило никаких внешних проявлений. О «множестве монархических организаций» г. Тобольска и говорить не приходится, их просто не было. Освобождение Царской Семьи могло стать возможным лишь в двух случаях: либо в результате крупного военного нападения на «Дом Свободы», либо, что было бы гораздо эффективнее, вступлением в контакт с «Отрядом Особого Назначения». Офицеры этого отряда, в большинстве своем, были готовы дать возможность Царской Семье скрыться, солдаты частично последовали бы их примеру, частично легко бы дали себя подкупить.

Вместо этого Раевский предложил совершенно абсурдный план: освободители должны были собраться в алтаре городской церкви, куда Царская Семья иногда по воскресеньям ходила молиться, и оттуда броситься на караул.

«Меня удивил такой план, – вспоминал Соколов, – пахло романами Дюма».

Соколов настолько рассердился на эту авантюру, что хотел немедленно покинуть собрание. Однако в этот момент слово взял «полковник Н.», который заговорил четко и разумно. Полковник сказал, что подробный план будет разработан на месте. Для начала в Тобольск следуют штабс-ротмистр К. Соколов с двумя товарищами и молодым Раевским. Общая задача: наблюдение, вхождение в связь с местными монархическими организациями, выяснение их численности и боеспособности. Здесь же «полковник Н.» изложил цель операции: освободить Царскую Семью и доставить ее в Троицк, уже занятый казаками генерала Дутова. В окрестности для разведки будут посланы 30 человек, для окончательного выполнения задания в Тобольск прибудут 100 гардемаринов во главе с самим «полковником Н.».

6-го января 1918 года группа в составе четырех человек (самого К. Соколова, «поручика М.», «поручика Г.» и поручика Раевского), получив благословение митрополита Нестора, выехала в Тобольск. Чем ближе группа приближалась к цели поездки, тем становилось яснее, что Раевский абсолютно не владеет ситуацией. Добравшись до Тюмени, группа пересела в конные повозки и направилась в Тобольск, куда она прибыла 14-го января.

Изучение обстановки еще больше показало недостоверность доклада Раевского, сделанного им на квартире Полянского. Никаких серьезных монархических организаций не было, не считая группы «бойскаутов» из 30 человек, состоявшей из детей и юношей от 10 до 17 лет. Настроение населения по отношению к Царю было не враждебное, но довольно равнодушное. Кроме того, Тобольск кишел анархистскими и пробольшевистски настроенными элементами, основу которых составляли бывшие дезертиры. Оставаться в городе группе К. Соколова было опасно. Соколов стал думать, куда им можно скрыться из города. В один из вечеров, проходя мимо «Дома Свободы», К. Соколов и его товарищи видели Великую Княжну Татьяну Николаевну и Наследника, которые, в свою очередь, видели Соколова и его спутников.

Между тем Раевский и два спутника Соколова проводили время в пустых занятиях. «Я застал их сидящими у стола, – вспоминал Соколов, – и что-то рисующими. Не открыл я еще рта, как они показали свои рисунки, изображавшие людей в одеждах времен Иоанна Грозного и объяснили, что это будущая форма конвоя Государя, спасшего Его, т. е. нас. Тут же добавили, что они решили везти Семью не в Троицк, а на север, в Обдорск, лежащий на Обской губе. Я вышел из себя, наговорил им дерзостей»¹³⁴.

Шли дни, а обещанные гардемарины в Тобольск не приезжали. На все вопросы Раевский отвечал, что гардемарины прибудут вот-вот, а для их размещения нужно подобрать помещение, в качестве которого Раевский предлагал женский монастырь в 7 верстах от города. Соколов выразил сомнение в целесообразности размещения отряда в монастыре, однако ему пришлось его осмотреть. Долгое пребывание группы Соколова в Тобольске не могло не вызвать подозрения революционных властей, и вскоре она была арестована, под предлогом подозрения в ограблении ею монастыря. Арест был осуществлен солдатами охраны Государя, которые заметили Соколова и его спутников, когда они делали вечерний обход. Во время допроса следователь прямо обвинил Соколова в намерении похитить Царя. Соколов и его товарищи категорически это отрицали и были отпущены. При этом за ними было приставлено наружное наблюдение, которое скоро было замечено Соколовым.

Через четыре дня в столовой «Россия» Соколов встретился с посланником из Москвы, который ему сообщил приказ из Центра: из-за отсутствия денег предприятие невыполнимо и нужно возвращаться. На следующий день пришло предписание местных властей покинуть город в 24 часа. Пока группа Соколова раздумывала, что ей делать, она была вторично арестована, причем вновь солдатами «Отряда Особого Назначения». Примечательно, что за несколько часов до этого таинственно исчез Раевский.

Пробыв больше недели в тюрьме, К. Соколов и его спутники были освобождены и прокинули город.

На этом операция «Военной организации» по освобождению Царской Семьи закончилась. Собственно, говорить о ней серьезно не приходится. Безусловно одно: штабс-ротмистр К. Соколов и его товарищи стали жертвами какого-то большого спектакля, целью которого, скорее всего, было не дать митрополиту Нестору и другим монархистам опереться на реальную силу в целях освобождения Царской Семьи. Но, с другой стороны, и сам митрополит Нестор не проявил должной серьезности в таком важном вопросе, как освобождение своего Государя. Он доверился Полянскому и иже с ним и устранился от дел. Конечно, обвинять его в этом было бы несправедливо, ибо он был пастырь Божий, его дело было духовно поддерживать и направлять великое дело освобождения Царя. Не его вина, что люди, одетые в русскую форму, люди, числившиеся себя монархистами, могли вести двойную игру, подвергая опасности Царскую жизнь. Но совесть беспокоила Владыку, и даже через много лет, «отвечая на вопросы очень близких ему людей о Царственных Мучениках и попытках их спасти, говорил прерывающимся от волнения голосом: "Все они святые, ибо претерпели ужас, особенно дети. Что мы только не предпринимали, чтобы вызволить их. Ничто не получилось"»¹³⁵.

Наиболее парадоксальной организацией, имя которой ассоциируется с попытками освободить Царскую Семью, являлся так называемый «Правый Центр». Парадоксальность этой организации заключается в том, что ее руководители в прошлом, мягко говоря, не были образцовыми верноподданными. Почти каждый из них был повинен, в той или иной степени, в том, что произошло с Россией в феврале 1917 года. Почти каждый из них свои личные амбиции и цели ставил выше интересов Царя и России. Почти каждый из них был готов ради достижения своих целей и амбиций вступать в соглашения с силами, стремившимися умалить, либо даже уничтожить власть Императора. Могли ли такие люди искренне стремиться к освобождению Царской Семьи и, если могли, сколь реальны были их возможности? Попытаемся ответить на этот вопрос.

Еще в августе 1917 в Петрограде возникла организация «Совещание общественных деятелей». Ее руководителями были бывший член Государственного Совета В.И. Гурко, бывший министр земледелия императорского правительства А.В. Кривошеин, Н.И. Астров, П.Б. Струве и другие. Первым руководителем «Совещания» был бывший председатель Государственной Думы М.В. Родзянко. По своей политической окраске «Совещание» было кадетско-октябристским. Никаких монархических симпатий и устремлений оно до октября 1917 года не обнаруживало. Все изменилось с приходом к власти большевиков. Неспособность кадетского Временного правительства действенно бороться с большевизмом привела многих членов «Совещания» к разочарованию в «демократической» республике. Все больше «Совещание» начинало склоняться к конституционной монархии.

1 марта 1918 года совет «Совещания» пришел к выводу, что «единственно приемлемой формой правления в России может быть наследственная монархия»¹³⁶.

Этот вывод из уст вышеназванных людей звучал несколько странно, ибо все они немало способствовали крушению этой самой монархии. В том же марте 1918 года «Совещание общественных деятелей» было преобразовано в «Правый центр». Один из руководителей «Совещания», В.И. Гурко, так объяснял причину появления «Правого центра»: «Убедившись, что Совет общественных деятелей бессилен, некоторые из его членов решили образовать весьма ограниченную по числу входивших в нее лиц группу, поставившую себе целью связаться с военными кругами и при их помощи создать силу, могущую свергнуть большевиков».

Во главе «Правого центра» встала «девятка», в которую вошло по трое представителей от «Совещания общественных деятелей», партии кадетов и Торгово-промышленного комитета. Затем «девятка» была расширена. «Совещание общественных деятелей» было представлено Д.М. Щепкиным, С.М. Леонтьевым, Белоруссовым (Белевским), С.Д. Урусовым. Партия кадетов – профессором П.И. Новгородцевым, Н.И. Астровым, Степановым, Червен-Водали. Торгово-промышленный комитет – С.А. Морозовым, А. И. Бурышкиным, А.М. Невядомским и М.М. Федоровым. «Союз земельных собственников» – А.В. Кривошеиным, М.А. Ершовым, И.Б. Мейснером. Крайне правые – Л.Л. Кисловским. Кроме того, в руководство «Правого центра» вошли П.Б. Струве, Г.Н. и Е.Н. Трубецкие, а также группа бывших членов Государственного Совета – В.И. Гурко, А.П. Рогович и Д.Б. Нейдгарт.

Председателем «Правого центра» был избран П.И. Новгородцев, но главную роль играл А.В. Кривошеин. Значительные суммы на осуществление своей деятельности «Правый центр» получал от Морозова.

«Правоцентристы» выступали против Учредительного Собрания, за восстановление конституционной монархии. Руководство «Правого центра» предлагало обратиться к Патриарху Тихону и провозгласить Царем великого князя Михаила Александровича. Генерал А.И. Деникин уверяет, что «правоцентристы» хотели видеть на престоле вновь Императора Николая II.

Во внешней сфере «Правым центром» была взята ориентировка на Германию. Эта переориентация далась руководству «Правого центра» не просто: в большинстве своем члены руководства симпатизировали Франции. Поначалу «Правый центр» пытался договориться с Антантой. Об этих переговорах с французской миссией В.И. Гурко пишет: «Переговоры с французскими представителями велись в течение некоторого времени отдельными членами "Правого центра". Велись они на квартире кн. Е.Н. Трубецкого, а участвовали в них, кроме хозяина квартиры, А.В. Кривошеин, П.Б. Струве, В.И. Гурко и однажды Н.И. Астров»¹³⁷. Французы настаивали, чтобы «Правый центр» придерживался ценностей западной демократии и ориентировался на сближение с другими левыми партиями. Эта французская близорукость и нежелание замечать никаких интересов, кроме своих собственных, возмутило руководство «Правого центра». «На самоуверенные и легкомысленные убеждения французов, – писал Гурко, – переоценивавших силу и значение русских социалистических кругов, объединиться всем русским политическим партиям, некоторые из нас возражали, что это не только невозможно, но и бесцельно. Социал-демократы, меньшевики и эсеры нам столь же чужды и представляются нам столь же вредоносными для русского государственного бытия, как и большевики»¹³⁸.

Именно тогда руководители «Правого центра» приняли решение начать переговоры с немцами. Об этих переговорах Гурко пишет: «Как раз в то время, когда велись переговоры с французами об образовании Уральского фронта, некоторые представители германского правительства завязали сношение с группой политических деятелей умеренно правого направления в Петрограде. Со стороны этой группы наиболее деятельное участие принимали В.Ф. Трепов и барон Б.Э. Нольде. Об этих переговорах был осведомлен московский "Правый центр", и тут впервые возник вопрос о возможности опереться на германцев в деле свержения большевиков».

«Правый центр» полагал, что с немцами можно договориться о свержении большевиков. Переговоры велись с советником германского посольства Ритцлером.

Главной фигурой на переговорах с немцами становится Кривошеин, который, благодаря своему влиянию и связям, устраивал и монархистов, и кадетов, и октябристов. Для немцев «Правый центр» был все же лишь одной из многочисленных организаций, которые толпились в приемной германского посольства, исполненные желания поделиться своими политическими прожектами с могущественным победителем. Тем не менее Мирбах выделил «Правый центр» из этой общей массы – именно благодаря Кривошеину. После одной из встреч с ним, 13 июня 1918 года, германский посол граф Мирбах докладывал в Берлин: «Наиболее серьезная из этих попыток зондирования исходила от имени блока, который образовался еще при Временном пр-ве и состоит из членов монархистских организаций, помещиков, представителей земств, кадетской партии и в особенности торгово-промышленных кругов. Ныне они, как передают, решились выступить, ориентируясь на Германию. Ведущее лицо этого объединения – бывший министр земледелия Кривошеин, который в настоящее время является директором Морозовских текстильных предприятий. По единодушному мнению, он сумел внушить к себе доверие и надежды буржуазных слоев, за исключением крайне правых. В особенности он пользуется авторитетом в банковских и промышленных кругах. Кривошеин, который, по высказываниям некоторых представителей крайне правых кругов, рассматривается этими последними как в некотором роде отщепенец, в настоящее время, по-видимому, близко связан с кадетами и даже поддерживает хорошие отношения с отдельными представителями правых эсеров»¹³⁹.

Встречи Кривошеина с немцами становятся регулярными. На них Кривошеин пытается убедить Рицлера и официальный Берлин в лояльности «Правого центра» к Германии. Мирбах писал в Берлин 20 июня 1918 года: «Во время бесед, проведенных советником посольства Ритцлером с представителем «Правого центра» Кривошеиным и его группой, состоящей из кадетов, они высказали убеждение в том, что Антанта не стремится к восстановлению России, а лишь собирается вовлечь ее в новую несчастливую войну»¹⁴⁰.

Мирбах советовал Берлину использовать «Правый центр». «Мы, – писал он, – должны установить контакты с правыми монархическими группами и влиять на них так, чтобы монархическое движение соответствовало нашим желаниям и намерениям»¹⁴¹.

«Правый центр» предполагал, опираясь на германские штыки, совершить в России государственный переворот и сбросить большевиков. Немцы, совершенно не собираясь помогать «Правому центру», тем не менее всячески поддерживали в нем надежду на германскую помощь. Гурко писал: «Немцы говорили о возможности прибытия в Москву из Смоленска, где они находились, некоторых немецких воинских частей для непосредственного участия в перевороте. Но после они заявили, что непосредственного участия в перевороте принять не могут, и лишь усиленно убеждали представителей "Правого центра " произвести его собственными силами, говоря, что они со своей стороны лишь помогут косвенно, дав возможность русским контрреволюционным силам проникнуть в склады оружия, а также заставив к ним примкнуть будто бы всецело от них зависящий один из латышских батальонов».

На просьбу «Правого центра» к германскому посольству занять своими войсками Москву, Ритцлер категорически ответил, что «этого спектакля мы русской буржуазии не дадим».

Когда осенью 1918 года стало ясно, что Германия находится на грани катастрофы, многие лидеры «Правого центра» стали снова склоняться в сторону Антанты и осудили верхушку организации в германофилии. Тогда же деятельность «Правого центра» и закончилась. Он распался на «Национальный центр», организацию Савинкова и так далее. Таким образом, кроме заявлений о желании восстановить монархию, руководство «Правого центра» ничего конкретно не предприняло ни для освобождения Императора Николая II, ни для освобождения великого князя Михаила Александровича.

Однако мы имеем свидетельства некоторых членов «Правого центра», что ими такие действия предпринимались. Член «Правого центра» Д.Б. Нейдгарт, будучи допрошен в Париже следователем Соколовым, показал, что в руководстве «Правого центра» существовала группа людей, стремившихся помочь Царской Семье. «Наша группа, – свидетельствовал он, – беспокоилась о благополучии Царской Семьи и решила узнать, в каких условиях Она пребывала в своем заключении в г. Тобольске. В этих целях я постарался, если не ошибаюсь, в январе месяце видеть в Петрограде обергофмаршала Высочайшего Двора графа Бенкендорфа. Он высказывал беспокойство о судьбе Царской Семьи, но никаких сведений о Ней он мне дать не мог. Тогда наша группа решила послать верного человека в Тобольск, чтобы получить верные и точные сведения о жизни Царской Семьи, о Ее нуждах и т. п. Таким человеком мы избрали Владимира Николаевича Штейна, бывшего воронежского вице-губернатора. Он поехал в Тобольск в первый раз, как мне кажется, в январе месяце и скоро вернулся назад. Ему удалось увидеться с князем Долгоруким и Татищевым. Он привез нам сведения безотрадные: часть отряда, находившегося при Царской Семье в Тобольске, была, очевидно, сильно развращена и отравляла покой Семьи; в денежном отношении Августейшая Семья испытывала недостаток. Тогда наша группа решила прийти на помощь Царской Семье и послать ей денежную сумму. Ввиду моих добрых отношений к Александру Васильевичу Кривошеину, возглавлявшему тогда "Правый центр", я обратился к нему. Кривошеин довольно скоро после моего разговора с ним вручил мне денежную сумму в 100 000 рублей. Тогда наша группа собрала еще 150 000 рублей, и Штейн снова отправился в Тобольск.

Я помню, он приехал в Тобольск во второй раз как раз тогда, когда Государь постился. Это было, безусловно, на первой неделе Великого Поста. Целью поездки Штейна во второй раз было вручение денежной суммы. Больше мы никакой помощи оказать реально не могли»¹⁴².

Далее Нейдгарт свидетельствовал, что группой в Тобольск были посланы два офицера, Мандрыка и Борзенко, которые должны были наблюдать за положением Царской Семьи. Это наблюдение продолжалось вплоть до вывоза Царской Семьи в Екатеринбург.

Таким образом, согласно Нейдгарту, в цели «Правого центра» не входила задача освобождения Царской Семьи. Это же находит подтверждение и у фактического руководителя «Правого Центра»

А.В. Кривошеина: «Посылая Штейна в Тобольск, мы не преследовали политических целей. Главная задача была обеспечить возможность быть в курсе того, что делается с Царской Семьей, облегчить в той или иной степени и форме условия Ее жизни и в этих целях установить способы постоянного общения с Ней на будущее время»¹⁴³.

Собственно только этим и занимался так называемый «Правый центр», представлявший собой странную смесь из монархистов и либералов, сотрудничавших с германским генштабом и строивших планы восстановления монархии. Никакой серьезной силы «Правый центр» не представлял. Мирбах писал Гертлингу 2 июня 1918 года: «Группа кадетов, преимущественно правой ориентации, известная сейчас под названием "монархистов", могла бы быть присоединена к тем элементам, которые, возможно, составят ядро будущего нового порядка. Надо все же иметь в виду, что не очень-то можно доверять их организационному таланту, а тем более их боеспособности»,¹⁴⁴.

Как мы помним, в другом письме Мирбах еще более скептически оценивал способности русских монархистов: «Уж очень они бестолковые, ненадежные и равнодушные люди и, в общем, стремятся к тому, чтобы с нашей помощью восстановить свои старые, обеспеченные условия существования и личные удобства».

Подводя итог описанию действий русских монархистов и их попыток освободить Императора Николая II и его Семью из тобольского плена, мы можем сделать следующие выводы:

1) В России не было ни одной серьезной конспиративной организации, способной освободить Царскую Семью.

2) Ни одна из существующих монархических организаций не ставила перед собой действительной задачи освободить Царскую Семью.

3) Вся деятельность этих организаций в той или иной степени контролировалась большевиками или какими-то силами, сотрудничавшими с большевиками.

4) Деятельность этих монархических организаций ни в коей мере не была опасна большевикам, а значит, не могла быть причиной поспешного вывоза ими Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург.