Текст книги "Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: новое расследование"

Между тем существовали возможности спасения Царской Семьи гораздо более легкие и менее затратные, чем планы со шхунами. В первые месяцы прихода большевиков к власти ситуация вокруг «Дома Свободы» контролировалась исключительно «отрядом особого назначения». При этом многие из этого отряда были сочувственно настроены по отношению к Царской Семье. Т.Е. Мельник-Боткина пишет, что «целый взвод стрелков во главе со своим командиром, поручиком Малышевым, передавал полковнику Кобылинскому, что в их дежурство они дадут Их Величествам безопасно уехать»⁷⁷.

Понятно, что если бы в Тобольске появились эмиссары такого известного монархиста, как Марков 2-й, прошедшие войну офицеры, то им не составило труда найти общий язык с такими же офицерами «отряда особого назначения». Но ничего подобного люди Маркова 2-го не предприняли. Вместо того, чтобы войти в контакт с Кобылинским, вместо того, чтобы организовать похищение Царской Семьи и послать для этого в то время нейтральный Тобольск вооруженных людей, вместо того, чтобы войти в контакт с солдатами и офицерами «отряда особого назначения», вместо всего этого Марков 2-й готовит шхуны, создает отряды вдали от Тобольска и ждет, пока кто-то освободит Царскую Семью, и тогда он, Марков 2-й, поможет ей скрыться.

Тем не менее Марков 2-й считал проделанную им работу большой подготовкой к спасению Царской Семьи. В 1929 году он пишет: «Большая подготовительная работа была произведена, и спасение Царской Семьи из Тобольска становилось реально выполнимым. Перевоз в Екатеринбург нанес страшный удар по всем нашим планам»⁷⁸.

В чем же заключалась эта работа, если марковцы даже не организовали в Тобольске ни одной своей ячейки, не встретились ни с одним человеком, могущим помочь им в спасении Царской Семьи, не установили связи с «Домом Свободы», короче говоря, не предприняли ничего конкретного, чтобы «спасение Царской Семьи из Тобольска стало реально выполнимо»! Каким образом это спасение могло стать реально выполнимым, если люди Маркова 2-го сидели далеко от Тобольска, поджидая шхуну с опытным шкипером и формируя, опять-таки далеко от Тобольска, вооруженные отряды, главной целью которых, если следовать логике Маркова, было уничтожение телеграфной связи?

Эти вопиющие разночтения, отсутствие логики очень похожи либо на авантюру, либо на безумие. Между тем Марков 2-й не был ни авантюристом, ни умалишенным. Возникает вопрос, в чем заключалась причина подобных действий, а точнее, подобного бездействия со стороны Маркова 2-го? Мы далеки от того, чтобы обвинять Маркова 2-го в злом умысле. Нет, он был убежденным монархистом и человеком по-своему верным Царской Семье. Но Марков 2-й был больше политиком, чем монархистом, он больше был погружен в политические баталии, комбинации и интриги, чем в конкретный план освобождения Царственных Узников. Он пытался «обмануть дьявола», использовать дьявола в своих благих намерениях. При этом он забыл слова Псалмопевца: «Праведен муж, иже не идет на совет нечестивых и на суд неправедных». Марков 2-й, по всем признакам, пошел на этот совет. В воспоминаниях С.В. Маркова («Маленького Маркова») мы читаем, что в организации Маркова 2-го «вся работа направлена к тому, чтобы создать мощный аппарат, который сможет совершить в Петербурге переворот, освободив Государя, и восстановит Его на Прародительском Престоле, а в случае Его отказа обеспечит трон Наследнику»⁷⁹.

Эти строки «Маленького Маркова» относятся к весне-лету 1917 года. Но можно с уверенностью сказать, что подобные же цели Марков 2-й ставил во главу угла и в тобольский и в екатеринбургский период. То есть Марков 2-й ставил перед собой, прежде всего, политические цели (восстановление монархии), а не цели спасения Царской Семьи. Марков 2-й до конца не понял всей опасности, которая угрожает Императору Николаю II и его Семье. Он искал союзников не для спасения Царской Семьи, а для осуществления своих политических планов, в которых Царская Семья была средством, а не целью. В поисках этих союзников Марков 2-й, почти наверняка, нашел контакт с большевиками. «Маленький Марков»: «К большевистскому выступлению и движению Марков относился сочувственно, придерживаясь пословицы: чем хуже, тем – лучше. Я отчетливо и как сейчас помню, что Ю.А. говорила мне, что предполагается отчасти использовать большевиков в том смысле, чтобы дать им возможность свергнуть Временное правительство, а потом придушить и их самих. Во всяком случае, среди большевиков Марков 2-й имеет большое количество своих приверженцев, умышленно пошедших на службу к ним, и стремится к тому, чтобы во всех учреждениях и во всех партийных и внепартийных организациях иметь побольше своих надежных людей, дабы быть все время в курсе общего положения дел из первых источников»⁸⁰.

Находясь в эмиграции, Марков 2-й категорически отрицал эти утверждения «Маленького Маркова», обвиняя в свою очередь последнего, и не без основания, в связях с большевиками. Но объективные данные, а также вышеупомянутые большевистские игры с реставрацией монархии, дают нам возможность поверить в правдивость показаний «Маленького Маркова». Безусловно, Марков 2-й находился в контактах с какой-то мощной политической силой, скорее всего, с большевиками, которые убеждали его в своих промонархических симпатиях и заверили его, что безопасность Царской Семьи находится в надежных руках. Вот почему Марков 2-й так терпеливо ждал и так долго бездействовал, все время оставаясь под наблюдением тех же самых большевиков. Когда же выяснилось, что они самым циничным образом обманули Маркова 2-го, было уже поздно. «Дьявол обещает золото, а дарит разбитые черепки». Марков 2-й забыл об этом.

Подводя итог всему изложенному, зададимся вопросом: могла ли реально организация Маркова 2-го, с теми силами и планами, о которых мы говорили, освободить Царскую Семью из Тобольска или тем более из Екатеринбурга? Ответ очевиден: нет, не могла. Представляла ли организация Маркова 2-го опасность для большевиков и могла ли ее деятельность стать причиной, побудившей большевиков перевезти Царскую Семью из Тобольска в Екатеринбург? Ответ также очевиден: нет, не могла.

Трудно не согласиться с Б.Н. Соловьевым, который говорил об организации Маркова 2-го незадолго до вывоза Императора и Императрицы в Екатеринбург: «Организация зародилась чуть ли не с мая месяца 1917 года, то есть почти год без малого, и за этот промежуток времени Марков 2-й не мог собрать достаточных средств и смог выслать в эти места только одного Седова!»⁸¹

Планы организации Маркова 2-го так и остались «лишь планами, а скорее всего, благими намерениями»⁸².

Наряду с Марковым 2-м наиболее часто упоминаемым именем в связи с попытками освободить Царскую Семью является имя А.А. Вырубовой.

А.А. Вырубова, близкая подруга Императрицы и всей Царской Семьи, прожившая бок о бок с нею не один десяток лет, разделявшая с ней все ее радости и горести, конечно, не могла остаться равнодушной к судьбе Царственный Узников. После ареста Временным правительством, пережитого ужаса в подвалах Петропавловки и Свеаборгской тюрьмы, Вырубова, выйдя на свободу, не только не затаилась, не скрылась, но стала активно искать возможность оказать помощь Царской Семье. Она установила переписку с Царской Семьей, прежде всего с Императрицей, организовала доставку в Тобольск книг, теплых вещей и денег для Царской Семьи. Сделать этой ей удалось только в конце 1917 года, то есть уже при большевиках. Вообще отношения Вырубовой и большевиков не так просты, как может показаться. Вырубова в своих воспоминаниях отмечает, что чем крепче становилось влияние большевиков в Петрограде, тем легче становилось ее пребывание в тюрьме. Это было неслучайно. Используя непонятные до сих пор связи, Вырубова через доктора Манухина обратилась за помощью к Л.Д. Троцкому. Тот выслал телеграмму о переводе Вырубовой из Свеаборга в Петроград⁸³. «27-го сентября, – пишет Вырубова, – Шейман вернулся из Петрограда, зашел к нам и, придя в мою камеру, сказал, что Луначарский и Троцкий приказали освободить заключенных Временного правительства. С Шейманом также говорил доктор Манухин, что сегодня вечером будет закрытое заседание президиума областного комитета и они предложат вопрос о нашем освобождении, но что он решил лично меня перевезти в лазарет. Вечером мы пили чай в дежурной комнате офицеров; позвонил телефон, позвали меня, сказали, что президиум постановил меня отпустить»⁸⁴.

Так и случилось. Вырубова была переведена в Петроград и вышла на свободу 30 сентября 1917 года. Причем перед освобождением ее в Смольном лично принял Л.Б. Каменев. «Вскоре пришел Каменев и его жена, – вспоминает Вырубова, – поздоровавшись со всеми нами, он сказал, что, вероятно, мы голодные; приказал принести нам обед. Каменев же сказал, что лично он отпускает нас на все четыре стороны. Поблагодарили Каменевых за их сердечное отношение, после всех наших мытарств»⁸⁵.

Заметим, что речь идет о конце сентября, то есть до большевистского переворота остается еще почти месяц, но решение об освобождении Вырубовой принимает большевистское руководство (Троцкий, Луначарский, Каменев).

Именно при большевиках разворачивается активная деятельность Вырубовой по оказанию помощи Царской Семье. Вообще о первых месяцах большевистской власти Вырубова вспоминает скорее положительно, чем отрицательно. По сравнению с ужасом керенщины, «зима 1917–1918 гг. и лето 1918 г. были сравнительно спокойными, хотя столица и находилась в руках большевиков»⁸⁶.

Эти слова Вырубовой, конечно, нам покажутся странными, так как именно весна-лето 1918 года были периодом большевистского геноцида против русского народа, массовых убийств целых слоев населения, массовых грабежей имущества, периодом развязывания Гражданской войны. Этот же период стал кульминацией мученичества Царской Семьи, началом ее последнего екатеринбургского периода. Но для Вырубовой все это вроде отходит на второй план. По всей вероятности, большевики поначалу ей казались куда предпочтительней, чем февралисты. Для нас важны именно эти настроения Вырубовой. Безусловно, как и в случае с Марковым 2-м, они не были связаны с ее «большевизмом», и тем более с ее «злыми намерениями» в отношении Царской Семьи.

В первую очередь, надо отметить, что, при всем сочувствии к личности А.А. Вырубовой, назвать ее человеком выдающегося и глубокого ума не представляется возможным. Как писал В.М. Руднев: «После первых же бесед с госпожой Вырубовой я убедился в том, что она, в силу своих индивидуальных качеств, не могла иметь абсолютно никакого влияния не только на внешнюю, но и на внутреннюю политику государства. С одной стороны, вследствие чисто женского отношения ко всем тем политическим событиям, о которых мне приходилось с ней беседовать, а с другой, вследствие чрезмерной ее словоохотливости и полной неспособности удерживать в секрете даже такие эпизоды, которые вне достаточного анализа, при поверхностной оценке, могли бы набросить тень на нее самое. В дальнейших беседах я убедился, что просьба, обращенная к госпоже Вырубовой удержать что-либо в секрете, была равносильна просьбе об этом секрете объявить всенародно, так как она, узнав что-либо такое, чему она придавала значение, тотчас рассказывала об этом не только своим близким, но даже малознакомым людям»⁸⁷.

Человек с добрым сердцем, безусловно преданная до самопожертвования Царской Семье, отзывчивая на чужую боль, бессребреница, Вырубова в то же время была эгоистична, капризна, легкомысленна и легко попадала под разные влияния. Об этом свидетельствовали люди, глубоко любившие ее, в том числе и Императрица Александра Феодоровна. В письмах своему мужу, Императору Николаю II, она не раз писала об этих недостатках Вырубовой: «Есть многое, чего Аня, благодаря своему воспитанию и принадлежности к другому кругу, не понимает, и многими заботами я с ней никогда не могла бы поделиться»⁸⁸.

Вырубова, конечно, не обладала ни тем великодушием, ни той широтой души, ни тем смирением, какими обладала ее подруга – Государыня Императрица. Особенно это видно по совершенно разному отношению к России и революции. Вырубова, после всего с нею происшедшего, озлобилась не только на революционеров, но и на всю Россию. «Я должна сознаться, – пишет она, – что относилась хладнокровно к судьбе России: я была убеждена, что все несчастья, постигшие родину, были вполне заслуженными после той участи, которая постигла Государя»⁸⁹.

По всей видимости, эти чувства Вырубова выразила в письме к Императрице Александре Феодоровне, и каким же высшим благородством был исполнен ответ Государыни! «Боже, как родина страдает! Знаешь, я гораздо сильнее и нежнее Тебя ее люблю. Бедная родина… Боже, спаси»⁹⁰.

Но Вырубова не могла подняться до уровня Императрицы. Ее одолевали эмоции, среди которых преобладали любовь к Царской Семье и ненависть к февралистам. Кроме того, Вырубова смертельно боялась снова очутиться в сырых казематах и испытать весь ужас тюрьмы, сопряженный с постоянной смертельной угрозой. Будучи больной, одинокой и слабой женщиной, Вырубова, естественно, стремилась найти опору и покровительство, всегда ей оказываемые Государем и, в особенности, Государыней. Эту опору и это покровительство Вырубова неожиданно нашла в большевистских и околобольшевистских кругах. Выпущенная, как она считала, по доброй воле большевиков, Вырубова вскоре нашла покровительство у писателя Максима Горького, который в то время был личным другом Ленина. «Писатель Горький, вероятно, ради любопытства, хотел меня видеть. Я надеялась спасти Их Величества и кидалась ко всем. Я говорила более двух часов с этим странным человеком, который как будто стоял за большевиков и в то же время выражал отвращение и открыто осуждал их политику, террор и их тиранство. Он высказывал свое глубокое разочарование в революции и в том, как себя показали русские рабочие, получившие давно желанную свободу. То, что он говорил о Государе и Государыне, наполнило мое сердце радостной надеждой. По его словам, они были жертвой фанатизма этого времени, и после тщательного осмотра помещений Царской Семьи во Дворце они казались ему даже не аристократической, а просто буржуазной семьей безупречной жизни. Он говорил мне, что на мне лежит ответственная задача – написать правду об Их Величествах "для примирения Царя с народом". Мне же советовал жить тише, о себе не напоминать»⁹¹.

Вырубова, в силу своей некомпетентности в политических вопросах и в силу своей легкомысленности, не знала, кто такой Горький. Вернее, она знала, что он – известный писатель. То, что Горький был старый и заклятый враг русской монархии и лично Императора Николая II, находящийся в дружбе и помогавший практически всем известным революционерам, что именно он, Горький, через еврейские американские и старообрядческие круги собирал деньги на первую русскую революцию, что Горький был тесно связан с мировым масонством – всего этого Вырубова не знала. Она также не знала и не понимала, что даже если сочувственные слова Горького о Царской Семье были искренни, то никакого решающего значения они играть не могли, и та сила, которая полностью завладела Горьким, господствует над ним и определяет его конечные поступки. Кроме того, в свете той тонкой игры, какую вели в те дни большевики с «реставрацией» монархии, слова Горького могли быть частью их плана. Понятно, что Вырубова об этой игре также ничего не знала.

Вырубова не понимала, что своим сочувствием Горький, вольно или невольно, вовлекал ее в политические игры, делал всю ее деятельность по оказанию помощи Царской Семье подконтрольной большевикам. Практически не подлежит сомнению, что большевики знали о деятельности Вырубовой и ее «кружка» по оказанию помощи Царской Семье. Причем велика вероятность, что об этой деятельности знали и немцы. Большевики или немцы, или и те и другие, использовали деятельность Вырубовой в своих целях, подсылая к ней либо своих провокаторов, либо таких же одураченных ими людей. В пользу этого предположения говорит многое. В первую очередь, это касается деятельности «Маленького Маркова», имевшего, несомненно, тесные контакты как с большевиками, так и с немцами. Безусловно, искреннее стремление помочь Царской Семье втягивало Вырубову все больше и больше в большевистские планы под сладкие речи Горького.

Государыня прекрасно понимала все, чего не понимала Вырубова. 22 января 1918 года она пишет ей: «Что Ты познакомилась с Горьким, меня так удивило – ужасный он был раньше, неморальный, ужасные, противные книги и пьесы писал – неужели это тот? Как он против папы (Государя) и России все воевал, когда он в Италии жил. Будь осторожна, дорогая»⁹².

В письме к Вырубовой от 23 января 1918 года она снова предупреждала: «Будь осторожна со всеми, кто приходит к Тебе. Я очень беспокоюсь о "Bitter" (Максим Горький), – он издает ужасную газету и писал столько гадких пьес – грязных и книг. Ничего серьезного при нем не говори. Люди будут стараться, как прежде, окружать Тебя, но из своих личных выгод будут пользоваться Тобою и опять прятаться за твою спину. Тогда услышат о Твоем имени и начнут Тебя преследовать. "Bitter" – настоящий большевик»⁹³.

Но, судя по всему, Вырубова мало прислушивалась к советам Государыни. Примечательно, что не сохранилось ни одного письма Вырубовой Царице, зато имеется множество писем Царицы Вырубовой. Объясняется это просто: Государыня уничтожала все письма Вырубовой и просила ее делать то же самое со своими письмами. «Ни одного твоего письма не оставляю, – писала Императрица, – все сожжено – прошедшее как сон!»⁹⁴ К счастью для потомков, Вырубова не вняла этому совету Императрицы, и письма ее сохранила. Но эта объективная заслуга Вырубовой перед будущими поколениями могла обернуться тяжелыми последствиями как для Царской Семьи, так и для самой Вырубовой. Вряд ли Вырубова, сохраняя письма, задумывалась о будущих поколениях. Вряд ли также она готова была подвергнуться новым репрессиям из-за тобольских писем. Тем не менее, она их сохраняла. Напрашивается один вывод: значит, Вырубова не боялась их сохранять, а это, в свою очередь, означает, что у нее был на тот момент надежный защитник. Кто же это мог быть? Скорее всего, этим защитником был Максим Горький. Хотя Вырубова в своих воспоминаниях и отрицает свои тесные контакты с Горьким, они все же явно прослеживаются. Так, Вырубова пишет, что показывала Горькому начало своих мемуаров, и Горький их высоко оценил. Если Вырубова показывала Горькому свои воспоминания, которые (если только они соответствовали тем, которые она выпустила в эмиграции, в чем сомневаться, впрочем, нет никаких оснований) были исполнены горячей любви к Царской Семье и опять-таки грозили Вырубовой серьезными неприятностями, то мы смело можем предположить, что Вырубова показывала Горькому и письма Императрицы. А если предположить, что Горький передавал содержание этих писем своим большевистским друзьям, то нечего и говорить, что последние были в полном курсе дел в «Доме Свободы» и могли смело контролировать положение. О том, что Вырубова предавала гласности письма Государыни, свидетельствует и М.Г. Распутина: «Вырубова через какую-то сестру милосердия, служившую ей, получала от Государыни письма. <…> Я эти письма читала сама. Таких писем было много»⁹⁵.

Таким образом, все действия Вырубовой, скорее всего, изначально контролировались большевиками, что делало освобождение Царской Семьи невозможным.

Но здесь встает вопрос: а ставила ли Вырубова перед собой цель освободить Царскую Семью? Судя по словам самой Вырубовой, она такой цели себе не ставила, да и ставить не могла, так как ей эта цель была просто не под силу. Все домыслы о «громадном влиянии» Вырубовой на государственные дела в годы царствования Императора Николая II оказались таким же лживым мифом, как и миф о влиянии Распутина. Вырубова не поддерживала тесных контактов ни с одним представителем Двора и знати, более того, у большинства представителей последних имя Вырубовой вызывало неприятие. Во время своей единственной встречи с Марковым 2-ым, тот призвал Вырубову обратиться к представителям высшей аристократии, чтобы они оказали помощь Царской Семье. Вырубова на это ответила Маркову, «что она жертвует своим последним для Императорской Семьи, но что она никогда не была близка с большинством придворных лиц и поэтому не может иметь на них какого-либо влияния в этом отношении»⁹⁶.

Главное, к чему стремилась лично Вырубова – это оказать посильную помощь Царской Семье деньгами, вещами, сладостями, духовной литературой. В этом ей помогали преданные Царской Семье люди, имена которых она не называет. «Единственными светлыми минутами, – вспоминала Вырубова, – последующих дней – была довольно правильная переписка, которая установилась с моими друзьями в Сибири. И теперь даже, вдалеке от России, я не могу назвать имена тех храбрых и преданных лиц, которые проносили письма в Тобольск и отправляли их на почту, или привозили в Петроград и обратно. Двое из них были из прислуги Их Величеств. Они рисковали жизнью и свободой, чтобы только доставить Помазанникам Божьим радость – переписки со своими друзьями»⁹⁷.

Но вскоре вокруг Вырубовой начинает образовываться круг людей, которые высказывали свое непреклонное желание освободить Царскую Семью. Именно этот круг и принято называть «кружком Вырубовой». Собственно, этот «кружок» был в основном представлен двумя людьми: это С.В. Марков и Б.Н. Соловьев. О них, особенно о Соловьеве, имеется множество самых противоречивых сведений. В основном, однако, принято полагать, что и Марков, и Соловьев были агентами большевиков или немцев. Как мы уже говорили, в нашем труде мы не будем выяснять правдивость или ложность этих утверждений. Для нас важно, сколь эффективно действовали эти люди в деле освобождения Царской Семьи и каковы были их реальные шансы ее освободить.

С.В. Марков, или как его принято называть, чтобы отличать от Маркова 2-го, «Маленький Марков», был пасынком генерал-губернатора Ялты И.А. Думбадзе. В 1914 году Марков, совсем молодым человеком, ушел на фронт. Из-за возраста его не хотели призывать, но он, при помощи своего отца, на фронт все-таки ушел. В сентябре 1914 года он был ранен, получил орден Св. Георгия 4-й степени, а в январе 1915 был зачислен в Елизаветградское Кавалерийское училище, которое закончил по ускоренному курсу в 1916 году и направлен для дальнейшего прохождения службы сначала в 5-й, а затем Крымский Ее Императорского Величества полки. Летом 1916 года Марков вновь получает контузию, которая дала тяжелые осложнения на уши, и направляется для лечения в Царскосельский госпиталь. Марков несколько раз видел Императрицу Александру Феодоровну и Великих Княжон, но длительная беседа между ними произошла лишь однажды, во время февральских событий 1917 года. Тогда-то, по словам Маркова, Государыня и назвала его «мой маленький Марков»[14]14
  Марков 2-й сомневается в подлинности этого прозвища, уверяя, что С.В. Марков сам его придумал, но для нас это не имеет никакого значения. – П.М.


[Закрыть].

Февральская революция стала для «Маленького Маркова» ужасным бедствием. С крушением монархии для него рушилось все. Еще недавно рвущийся, вопреки мнениям врачей, на фронт, он, после февраля, отказывается идти на войну и заявляет, что в «такой армии служить не будет». Комиссия признает его негодным к воинской службе. Марков остается в революционном Петрограде. Его мысли были все время в Царском Селе, он горит желанием вырвать Царственных Узников из «золотой клетки». При этом его проекты освобождения поражают авантюрностью, если не сказать безумием. Графиня Е. Нарышкина записала в своем дневнике 4/17 июля 1917 года: «Только что ушла княгиня Палей. Сообщила по секрету, что партия молодых офицеров составила безумный проект: увезти Царскую Семью ночью на автомобиле в один из портов, где их будет ждать английский пароход»⁹⁸.

Имеются очень веские предположения, что «группа молодых офицеров», о которой говорит княгиня Палей, была представлена одним «Маленьким Марковым». Никаких сподвижников, ни тем более автомобилей и английских пароходов у него не было и в помине.

Горячее желание Маркова вывезти Царскую Семью из Александровского дворца, привели его сначала к А.А. Вырубовой, а затем к Н.Е. Маркову. Последний, сначала с воодушевлением встретивший молодого корнета, вскоре быстро в нем разочаровался, когда услышал его очередной план похищения Царской Семьи. Сам Марков рассказывал: «Я привел Н.Е. свои соображения, почему я считаю положение Императорской Семьи в Царском Селе, как окруженной весьма сомнительной охраной, к тому же в городе, который переполнен деморализованными солдатами зап. стрелковых полков, далеко не безопасным и думаю, что нам необходимо вырвать Их оттуда.

– Каким путем, считаете вы, возможно Их вырвать из Царского и как вы думаете Их скрыть? – обратился ко мне с вопросом М.

Я ответил, что, по моим соображениям, Их Величеств сравнительно легко выкрасть из Дворца вооруженным путем и переодетыми скрыть сначала в Финляндии, а потом переправить в Швецию.

Тут я рассказал Н.Е. о привлечении к моему плану спасения Царской Семьи 12 надежных офицеров и нескольких солдат, готовых по первому зову приехать к нам, дабы принять участие в предполагаемом освобождении. Подробности моего плана заключались в следующем:

В Петрограде создается офицерская группа человек в 30 из людей, готовых в любую минуту пожертвовать своей жизнью ради Их Величеств, и в эту группу можно влить и моих офицеров. Попутно детально выясняется система охраны Царской Семьи. Группа снабжается штатским платьем, совершенно безупречными документами, а семь человек из наиболее способных, кроме того, соответствующими документами на каждого члена Императорской Семьи в отдельности. Каждому члену группы, кроме хорошего автоматического ружья, выдаются толовые патроны, которые легко спрятать на себе. Таким образом, группа будет иметь при себе 120 фунтов, или три пуда, взрывчатого вещества огромной силы. Заранее в конспиративной типографии печатаются несколько сотен прокламаций самого крайнего анархического большевистского содержания, содержащие в себе смертный приговор всей Императорской Семье, подписанный от имени боевой группы анархистов-террористов, и на Дворец производится в выбранную ночь налет. Остается выяснить, как наиболее удачно произвести его. Мне кажется, что можно привлечь на свою сторону, в помощь нападающим извне, дворцовую прислугу, которая, безусловно, осталась преданной Их Величествам и которой надлежит предупредить Их Величества в точности о ночи, в которую предполагается Их освободить. Что же касается снятия наружных часовых, то это не представляет особой трудности. Их можно бесшумно снять при помощи сильно бьющих духовых ружей, стреляющих стальными стрелками, которые предварительно нужно смазать каким-либо сильнодействующим ядом, убивающим человека на месте. После снятия часовых группа врывается во Дворец. Думать о переодевании Их Величеств не приходится, так как Государь в своем гардеробе имеет много штатского платья. Единственно, что Его Величество должен сделать, это сбрить свою бороду, и тогда можно быть уверенным, что Его никто не узнает. Их Величества и Их Высочества немедленно выводятся из Дворца, а в зеленой гостиной, под роялью, сваливается все наличное вещество и зажигается трехминутный фитиль. На боковых улицах в различных местах предварительно располагаются несколько автомобилей с верными шоферами.

Я полагаю, что от взрыва рухнет не только первый подъезд Дворца. Можно представить, какой переполох произведет он в патриархальном Царском Селе, и маловероятно, что при существующем порядке могла бы быть быстро организована погоня за беглецами, тем более что будут найдены разбросанные вокруг Дворца прокламации вышеупомянутого мной содержания. Само собой понятно, что это предприятие сопряжено с большим риском, но все же, я думаю, что при хорошей подготовке оно может иметь девяносто шансов на успех»⁹⁹.

Нетрудно себе представить, что должен был думать Н.Е. Марков, человек серьезный и умный, когда слушал этот горячечный план, исходящий, по меткому выражению капитана В.П. Соколова, от «мальчика школьного возраста, начитавшегося Жюль Верна»¹⁰⁰. Примечательно другое: «Маленький Марков», столь обожавший Царскую Семью, совершенно не знал образа мысли и душевных качеств своих Повелителей. Разве мог Государь, жертвенно отрекшийся от престола, не хотевший «ничьей крови», отказавшийся от насилия тогда, когда он легко мог его применить, разве мог Государь бежать за границу, переодевшись в гражданское платье и сбрив бороду? Разве мог Государь спасать свою жизнь ценой жизни несчастных солдат, своих подданных, волею судьбы ставших его тюремщиками, но по-прежнему любивших его? Ведь «Маленький Марков» собирался убивать своими «отравленными стрелками» всех солдат без разбора. Разве мог Государь пойти на то, чтобы его побег был оформлен «анархистским заговором» и разрушением своего отчего дома – Александровского дворца, как планировал «Маленький Марков»? Нечего и говорить, что ни Государь, ни Государыня никогда бы не пошли на такое «освобождение». Конечно, поражает та необъяснимая небрежность, с которой «Маленький Марков» относится к судьбе Царской Семьи в случае неудачи. «При хорошей подготовке дело может иметь девяносто шансов на успех», – со спокойствием математика подсчитывает «Маленький Марков». Что будет с Царской Семьей в случае 10 %, Марков не думает, как не думает он и о том, какой подарок преподнесет провал операции революционерам и всем врагам Царя. Впрочем, у «Маленького Маркова» есть оправдание – ему шел девятнадцатый год.

Реакция Н.Е. Маркова была справедливой и однозначной:

«Это, дорогой, невозможно, мы не имеем права подвергать Их Величеств такому риску, и потом, этот план фантастичен. Это вы по молодости лет думаете, что все это так легко исполнимо, и поэтому так рассуждаете. Этот вопрос нужно решать иначе»¹⁰¹.

После такого ответа «Маленький Марков» разочаровался в Маркове 2-м и стал часто бывать у А.А. Вырубовой, «принимаемый как родной и близкий». У Вырубовой часто бывала другая подруга Государыни англичанка Ю. Ден, с которой «Маленький Марков» был уже знаком. Ден была осторожней Вырубовой, а главное, она имела связи с организацией Маркова 2-го и с влиятельными английскими кругами. Там же, у Вырубовой, Марков познакомился с зятем Г.Е. Распутина Б.Н. Соловьевым. По словам «Маленького Маркова», после отправки Царской Семьи в Тобольск Марков 2-й принял решение послать его в Сибирь в качестве связного своей организации. Сам Марков 2-й категорически отрицал это. «В Петербурге, – писал он, – маленький Марков разочаровался в способностях Маркова 2-го, с трудом достававшего деньги и не хотевшего их растрачивать помимо прямого их назначения. Разочаровавшись, корнет стал часто бывать у А. А. Вырубовой. Мы вели свою работу отдельно и посылку г-жей Вырубовой корнета С. Маркова использовали лишь в том отношении, что поручили ему отыскать под Тобольском посланного нами еще в сентябре 1917 года офицера Н.Я. Седова и восстановить связь с нами»¹⁰².