Текст книги "Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: новое расследование"

Таким образом, мощных стихийных народных выступлений в защиту Царя не было, так как, с одной стороны, не было ни одной, организующей народ силы, способной его поднять под царским знаменем, а с другой, совесть народная все больше смирялась с отсутствием и пленением Царя. Поэтому ни для большевиков, ни для немцев народные выступления не представляли опасности – до тех пор, пока у этих выступлений не появился бы вождь. Вождя, который бы открыто призывал народ подняться за восстановление на престоле Императора Николая Александровича, ни в 1917, ни в 1918 годах не было[10]10
  Исключение представляет прославленный генерал граф Ф.А. Келлер, отказавшийся сотрудничать с белогвардейскими генералами, считая их предателями Царя и Родины и пытавшийся организовать в Киеве монархическую армию, которая бы подняла бы «над Кремлем Императорский штандарт». Но, во-первых, Келлер был трагически одинок в своих намерениях, а во-вторых, он стал организовывать монархическую армию только в конце 1918 года, незадолго до того, как был убит петлюровцами. – П.М.


[Закрыть].

Исходя из этого, нельзя не прийти к выводу, что вызволить Царскую Семью из плена можно было только с помощью организованного похищения, которому предшествовала бы тщательная подготовка, проводимая в полной конспирации. Посмотрим, существовали ли такие попытки и насколько реальны они были.

Безусловно, наиболее активные и наиболее известные попытки по вызволению Царской Семьи из плена принадлежат организации бывшего правого депутата Государственной Думы, члена «Союза русского народа» Н.Е. Маркова, более известного под именем Марков 2-й. Марков 2-й был ярким и талантливым правым оратором в Государственной Думе и, что важнее, талантливым правым политиком, которых в России насчитывались единицы. И.В. Муратов писал о Маркове-2-м: «Это был, несомненно, умный, даже очень умный человек, с большим характером, твердой волей, убежденный, искренний, упорный в достижениях цели, но не добрый, не мягкий, а напротив, злобный и мстительный. Политически развитый, с достаточной эрудицией, доктринер, как всякий парламентский деятель, но не сухой, а с большой способностью к концепции, хороший оратор, с иронией в речах, всегда умных, тонких, порой очень остроумных и всегда интересных, Марков был политическим бойцом первого сорта»⁴⁷.

В своих выступлениях Марков 2-й не боялся обличать все левые и либеральные партии и их фракции в преднамеренном расшатывании государственного строя и даже в попытках государственного переворота. Он глубоко и убежденно защищал Самодержавие и доказывал всю опасность его ослабления. Февральскую революцию он не только не принял, но и открыто заявил, что будет бороться с новой властью. «Я в республику запросов вносить не буду, – говорил Марков 2-й, – это безнадежное дело. Я буду бороться с ней настоящими средствами»⁴⁸.

В первые дни революции, когда все организации «Союза Русского Народа» были разгромлены, а его лидеры либо арестованы, либо убиты, Марков 2-й был тоже схвачен новой властью. Однако его положение было намного лучше тех деятелей СРН, которые не были депутатами Государственной Думы. В отличие от них Марков 2-й находился не в тюрьме, а в комфортабельных покоях дворца великого князя Владимира Александровича, «под присмотром трех любезнейших, но вооруженных офицеров революции». Затем Марков предстал перед Чрезвычайной Следственной Комиссией, которая не нашла в его действиях никакого состава преступления и отпустила. Оказавшись на свободе, Марков 2-й принялся немедленно участвовать в деятельности всех правых монархических и антиреволюционных организаций. Уже летом 1917 года он организует в Петрограде подпольную организацию «Великая единая Россия». Первоначальная цель организации была – спасение Императора Николая II. Для конспирации она действовала под видом рабочих артелей. В эту организацию вошли монархически настроенные офицеры Г.Г. Замысловский, Н.Д. Тальберг и другие. Одновременно Марков 2-й руководил конспиративной «Объединенной офицерской организацией», которую непосредственно возглавлял генерал Е.К. Артемьев. Также при этом, Марков 2-й входил в состав «Комитета Петроградской антибольшевистской организации», которая была филиалом так называемого «Правого центра», образовавшегося в марте 1918 года⁴⁹.

Это пребывание Маркова 2-го одновременно в нескольких вышеперечисленных организациях вызывает определенное недоумение. Если Марков 2-й ставил своей целью освобождение Царской Семьи, то зачем было входить, скажем, в «Правый центр», руководство которого, как мы увидим ниже, было исключительно кадетско-октябристским, то есть возглавлялось бывшими, мягко говоря, оппонентами Маркова 2-го и занималось в основном политической антибольшевистской деятельностью. Не лучше ли было направить все свои усилия на создание крепкой боеспособной группы офицеров, способной вырвать Царскую Семью из заключения? Сам Марков 2-й неохотно говорит об этом. Он лишь пишет: «Вопрос о насильственном освобождении Государя и Его Семьи до сентября 1917 года серьезно у нас не поднимался. И всякий здравомыслящий человек понимает, что в тогдашней обстановке войны и революции подобное освобождение, если бы оно даже удалось в Царском Селе, неизбежно бы привело к новому и опаснейшему пленению, ибо вывезти Их из России без прямого содействия Англии было бы невозможно»⁵⁰.

Но если вопрос об «освобождении Царской Семьи не поднимался», то к чему было создавать организации, «ставившие своей целью спасти Царя»? И на что были направлены усилия создаваемых Марковым 2-м организаций и каково было его участие во всем монархическом антибольшевистском движении?

Из воспоминаний самого Маркова следует, что его действия ограничились следующим:

1) Собиранием денег для освобождения Царской Семьи. «Приходилось обращаться за помощью к знатным и богатым, среди которых после революции оказалось так много неожиданных революционеров и нечаянных врагов добрейшего из Царей. Зубы скрипят от бешенства, когда вспоминаешь эти неизбывные поиски помощи своему Государю, эти просьбы подачек – Царя ради, эти наглые лица недавних царских блюдолизов, всем благосостоянием, всем существованием своим исключительно обязанных Царской власти и так подло ей изменивших. Не могу забыть этих гнусных сцен, когда титулованные и сановные предатели со смаком лягали ослиными копытами лик поверженного царственного Льва. Целые месяцы уходили, пока удавалось наскрести сколько-нибудь заметную сумму, но и эти небольшие суммы собирались отнюдь не среди богатых, не среди купцов 1-й гильдии, не среди владельцев фабрик, не среди русской аристократии. Иные звездоносные "монархисты" не только ничего не давали на дело спасения нашего Государя, но даже отказывались меня видеть из боязни, общаясь с подпольным деятелем, скомпрометировать свою репутацию. Большинство таких вместо помощи посылало нам упреки, зачем мы вмешиваемся не в свое дело, стараясь спасти Царскую Семью»⁵¹.

Эти строки Маркова 2-го снова вызывают недоумение. Во-первых, каким же безрассудством было со стороны Маркова неоднократно идти к «революционерам и врагам» Царя, да еще не скрывая своей принадлежности к антиреволюционному подполью! Ведь любой из тех, кого Марков просил о помощи, мог сдать его большевикам. (Любопытно, что ни один из них этого не сделал). Во-вторых, если бы речь шла о спасении Царской Семьи любой ценой, то созданная боевая группировка офицеров могла бы насильственно завладеть денежными средствами (ограбить банк, инкассаторскую карету и так далее, что в условиях революционной смуты было сделать не так уж сложно)[11]11
  Ведь совершали же эсеры и большевики «эксы» во время первой русской революции, когда они объявили войну императорскому правительству. – П.М.


[Закрыть]. Ведь речь шла, как говорит Марков, о войне с режимом, а на войне все методы хороши. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное: Марков 2-й не говорит, куда и на что должны были пойти получаемые суммы. Иными словами, каким образом полученные деньги должны были послужить делу спасения Царской Семьи? Простой сбор денег, без какого-либо плана, естественно, не мог привести ни к чему.

2) Второй целью Маркова 2-го был сбор монархически настроенных офицеров и создание монархической организации с целью спасения Царской Семьи. С.В. Марков («Маленький Марков») вспоминал, что весной 1917 года он встретился с Ю.А. Ден, которая, «сияющая и радостная», сообщила ему, что «она на одной конспиративной квартире виделась с Н.Е. (Марковым 2-м. – П.М.) и его деятельным помощником В.П. Соколовым, известным петербургским деятелем "Союза Русского Народа". ЮЛ. (Ден. – П.М.) была посвящена в детали организации и была довольна всем, ею слышанным. Она рассказала мне, что в данный момент идет тайная мобилизация всех сочувствующих восстановлению монархии и верных присяге людей. Организован военный отдел, который вербует офицеров. Организация построена на самых конспиративных началах, причем проводится в жизнь система троек, где каждый член знает только трех человек, а те, в свою очередь, знают тоже только трех членов организации и т. д.»⁵²

Эти строки «Маленького Маркова» не могут не вызвать сомнения в серьезности и эффективности создаваемой Марковым 2-м организации. В самом деле, «глубоко законспирированная» организация легко открывает перед Ю.А. Ден, которая, при всем к ней уважении, не обладала опытом проверенного подпольщика, самые сокровенные секреты структуры организации и методы своей работы. Ден, в свою очередь, радостно сообщает о них малоизвестному корнету Маркову. В таких условиях существование организации Маркова 2-го неминуемо должно было стать «секретом Полишинеля».

Что же предпринимала конкретно организация Маркова 2-го для спасения Царской Семьи? Марков 2-й пишет: «К концу июня 1917 года удалось найти ход сообщения с пленным Государем Императором. В коробке папирос была папироска с свернутой под табак запиской. Мы спрашивали Государя, разрешает ли Он начинать дело восстановления империи. Если разрешает, пусть благословит дело св. иконой. В ответ была прислана икона св. Николая Мирликийского Чудотворца с инициалами Государя и Государыни. Вопрос о спасении из плена тогда не ставился, ибо нам было дано знать, что Государь на это не рискнет. Видимо, тогда Он считал свою жизнь в безопасности»⁵³.

Очень странные, мягко говоря, строки. Не хочется проводить подобные сравнения, но с «записочками на бумажках», завернутых и свернутых, мы еще будем встречаться в Ипатьевском доме, когда провокаторы Родзинский и Войков буду доставлять Царственным Узникам крынки молока, закрытые сверху бумагой, на которой будут написаны «письма офицера» Государю, с предложением «побега». Еще более странным кажется и вопрос Маркова 2-го Николаю II об отношении Государя к восстановлению империи. И уж совсем странным кажется ответ Государя, «благословившего» это восстановление. Как будто Император, после всего пережитого, после того, как ему изменили практически все верхи русского общества, после того, как он осознал всю апокалиптическую суть происходящего, мог всерьез благословлять какую-то маленькую подпольную группу Маркова 2-го «восстанавливать империю». Это настолько непохоже на Императора Николая II, что даже Г.З. Иоффе, вначале склонный подозревать и выискивать в Царе всяческие попытки реванша, был вынужден в своей книге 1992 года написать: «Вряд ли отсюда следует делать вывод, что отрекшийся Царь, получив запрос Маркова 2-го, решил "переиграть события февраля 1917 года и призвать к борьбе за восстановление монархии". Важно отметить, что в то время, когда Марков 2-й вспоминал о своей инициативе лета 1917 года, он, находясь в Берлине, возглавлял Высший Монархический Совет, и его воспоминания могли иметь определенное политически-целевое значение»⁵⁴.

С этими строками Г.З. Иоффе трудно не согласиться. Действительно, приводимый Марковым 2-м ответ Государя мало соответствует внутреннему состоянию Императора после событий февраля 1917 года, и в к тому же, Марков 2-й, как до революции, так и после, был одержим в первую очередь политической борьбой с врагами самодержавной монархии. Судьба самого носителя монархии отходила у Маркова на второй план.

Примечательно, что в показаниях следователю Соколову, данных Марковым 2-ым в 1921 году, о «восстановлении Империи» нет ни слова. «В период царскосельского заключения Августейшей Семьи, – свидетельствовал Марков, – я пытался вступить в общение с Государем Императором. Я хотел что-нибудь делать в целях благополучия Царской Семьи, и в записке, которую я послал при посредстве жены морского офицера Юлии Александровны Ден, очень преданной Государыне Императрице и одного из дворцовых служителей (кажется, Чемодурова), я извещал Государя о желании послужить Царской Семье, сделать все возможное для облегчения Ее участи, прося Государя дать мне знать через Ден, одобряет ли Он мои намерения, условно: посылкой иконы. Государь одобрил мое желание: Он прислал через Ден образ Николая Угодника»⁵⁵,

Различия в показаниях Маркова 2-го Соколову и сведениями, приводимые им в «Двуглавом орле», скорее всего, объясняются политической конъюнктурой: в разговоре с Соколовым, расследовавшим Екатеринбургское злодеяние, Марков 2-й делал акцент на попытках спасения Царской Семьи, а перед политическими монархистами выступал в качестве борца за восстановление Империи.

При этом странными кажутся нам слова Маркова о том, что «вопрос о спасении из плена тогда не стоял» из-за того, что Государь отказался от освобождения, полагая, что его жизни не угрожает опасность. Как мы знаем, Николай II и в Тобольске, и даже в Екатеринбурге отказывался от планов насильственного похищения себя и своих близких и вовсе не потому, что считал, что его жизни и жизни его Семьи не угрожает опасность. Жильяр вспоминал: «Мы неоднократно настаивали перед Государем, чтобы держаться наготове на случай всяких возможностей. Он ставит два условия, которые сильно осложняют дело: он не допускает ни того, чтобы семья была разлучена, ни того, чтобы покинули территорию Российской Империи»⁵⁶.

По логике Маркова 2-го, если бы он руководствовался только волей Государя, не было никакой необходимости спасать Царскую Семью ни в Тобольске, ни в Екатеринбурге, однако же, по словам Маркова, такие попытки им предприняты были. При этом неужели действительно Марков не понимал и не чувствовал, что даже в Александровском дворце Царской Семье угрожает опасность? Если же он действительно так полагал, то должен был быть кто-то, кто убедил Маркова в этом. Кто это был? – Марков не говорит. Также Марков 2-й не называет и тот источник, через который он сносился с Императором. Можно было бы предположить, что в то время как Марков 2-й писал свои записки, тот источник мог находиться в Советской России, и ему могла грозить опасность, назови Марков 2-й его имя. Марков в своих статьях упоминает людей, которые помогали ему в деле спасения Царской Семьи, но не раскрывает их полных имен. Например, «группа генерала Z» или «молодой офицер X» и так далее. Впоследствии, когда ситуация изменилась и опасность для упоминаемых людей миновала, Марков придал гласности их имена. Но ничего подобного не было сделано с таинственным «источником», доставлявшим в Александровский дворец марковские записки.

Как пишет сам Марков 2-й, начало деятельности его организации по освобождению Царской Семьи было положено после высылки ее в Тобольск. «Только с этого времени, – пишет Марков 2-й, – с осени 1917 года, задача спасения из плена была поставлена во всей ее широте»⁵⁷. Кстати, осознание Марковым того, что ссылка Царской Семьи в Тобольск является событием угрожающим ее жизни, также вызывает удивление. Первые месяцы тобольского периода, как мы видели, были для Царской Семьи довольно благополучны и, во всяком случае, не шли ни в какое сравнение с царскосельским периодом.

Что же конкретно предприняла его организация для того, чтобы освободить Царскую Семью из заточения? Первым делом Марков 2-й попытался установить связь с Тобольском. Эта попытка совпала с приездом из Петрограда в Тобольск молодой фрейлины М.С. Хитрово, который был представлен Временным правительством как часть большого заговора с целью освобождения Царской Семьи.

На самом деле Хитрово приехала в Тобольск на свой страх и риск с одной целью – быть ближе к Царской Семье. Сама Хитрово писала: «Поехала я в Тобольск не по поручению какой-либо организации, а по собственной инициативе и исключительного желания быть ближе к арестованной Царской Семье»⁵⁸.

Приехав в Тобольск, Хитрово, ни от кого не скрываясь, остановилась в гостинице и хотела следовать в «Дом Свободы» к Кобылинскому, которого лично знала и который еще в Царском Селе обещал устроить ее вместе с Царской Семьей. Однако она встретилась с графиней А.В. Гендриковой у нее в «корниловском» доме, куда вскоре пришел и полковник Кобылинский. Кобылинский «встретив меня приветливо, попенял лишь, что я поторопилась, так как он собирался выхлопотать мне у Керенского разрешение на вход в дом к Их Величествам»⁵⁹.

С балкона «корниловского» дома Хитрово видела всю Царскую Семью, которая также вышла на балкон, так как кто-то из них увидел Хитрово в окно. Хитрово оставила свои впечатления от этого своего последнего свидания с Царской Семьей: «Государь постарел и выглядел плохо, Императрица показалась мне очень похудевшей, так же как и Великие Княжны. Наследник заметно вырос и выглядел хорошо. Он был в солдатской форме, а Его Величество в форме стрелков Императорской Фамилии»⁶⁰.

Вернувшись к себе в гостиницу, Хитрово была арестована по телеграфному распоряжению Керенского. Хитрово полагала, что причиной ее ареста стало то обстоятельство, что «революционные власти напали на следы действительно существовавшей организации, имевшей целью освобождение Царской Семьи и возникшей еще во время пребывания Царской Семьи в Александровском дворце. Обнаружением в глухой провинции воззваний о сборе денег это было раскрыто, и были произведены аресты в Петрограде и в Москве. Обыск в родственном мне доме обнаружил мою поездку, и, поставивши ее в связь с заговором, послали телеграмму о моем аресте»⁶¹.

Сегодня известно, что Керенский знал заранее о приезде Хитрово в Тобольск. Он выслал властям города следующую телеграмму: «Исключительное внимание обратите на приезд Маргариты Сергеевны Хитрово, молодой светской девушки, которую немедленно на пароходе арестовать, обыскать, отобрать все письма. Паспорта и печатные произведения, все вещи, не составляющие личного дорожного багажа… немедленно под надежной охраной доставить в Москву проку лату (т. е. прокурору судебной палаты. – П.М.)»⁶².

Известие об аресте и высылке Хитрово дошло до Государя. В своем дневнике за 18 августа он записал: «Утром на улице появилась Рита Хитрово, приехавшая из Петрограда, и побывала у Настеньки Гендриковой. Этого было достаточно, чтобы вечером у нее (Гендриковой) произвели обыск»⁶³. На другой день, 19 августа, он пишет: «Вследствие вчерашнего происшествия Настенька лишена права прогулки по улицам в течение нескольких дней, а бедная Рита должна была выехать обратно с вечерним пароходом»⁶⁴.

Немедленно прессой была поднята страшная шумиха – по поводу попытки освобождения Царской Семьи «контрреволюционной организацией».

Мы знаем, что на конец лета 1917 года единственной более или менее серьезной организацией такого рода была организация Маркова 2-го. Однако никаких репрессий в отношении этой организации в то время со стороны Временного правительства предпринято не было. Кроме того, ни Марков 2-й, ни сама Хитрово в своих воспоминаниях не упоминают друг о друге, хотя оба уже были в эмиграции и им ничего не грозило. Значит, речь шла о другой организации. Причем организации, которая имела свои филиалы в столицах и в провинции. Революционные власти стали активно пропагандировать версию о наличии монархического заговора. Прокурор А.Ф. Сталь, к которому в Москву была доставлена Хитрово, заявил 23 августа, что «цель заговора – чисто политическая, она заключалась в осуществлении государственного переворота в России». В печати стали раздуваться сенсационные вести, что нити заговора тянутся чуть ли не в разные города, что в него вовлечены некоторые великие князья⁶⁵.

В начале августа, в преддверии корниловского выступления, режим Керенского балансировал над пропастью и лихорадочно искал способы удержаться у власти. В этой связи февралисты всюду видели монархические заговоры. Говорили о заговоре с целью реставрации с великим князем Павлом Александровичем во главе, о том, что его поддерживает Ставка. Тогда же прокурор Сталь «нащупал» заговор в казачьей среде. Им была арестована группа офицеров, у одного из которых, офицера Б. Скакуна, была обнаружена печать «Союза Казачьих войск». «Союз Казачьих войск» действительно существовал. Это была легальная организация при Временном правительстве, штаб-квартира которой располагалась на Знаменской улице г. Петрограда. Однако именем «Союза Казачьих войск» пользовались некоторые офицерские объединения самой различной направленности⁶⁶. Сейчас трудно сказать, действительно ли принадлежал Скакун к какому-нибудь объединению или действовал самостоятельно. Важно другое: Скакун, по-видимому, действительно дал какие-то показания о наличии заговора против Временного правительства, так как газета «Известия» 22 августа объявила о «раскрытии заговора против республиканской власти в России». В качестве своей сообщницы Скакун назвал Хитрово. Однако на деле «заговор» оказался не более чем очередным «мыльным пузырем», а Хитрово не имела никакого отношения к какой-либо организации. Выяснилось, что Скакун был связан с Хитрово финансовыми обязательствами: взял у нее деньги в сумме 1000 рублей и не вернул, несмотря на настоятельные требования Хитрово. Скорее всего, организацией, о которой пишет Хитрово, была «организация» Скакуна, сведения о которой исчерпываются только наличием печати и мифическими прокламациями. Скорее всего, Скакун рассказывал Хитрово о существовании такой организации, а та, будучи молодой девушкой, принимала его рассказы за чистую монету. Во всяком случае, Хитрово писала, что она «знала и раньше об этой организации, но вследствие моих отношений с Дворцом, а впоследствии намерения поехать в Тобольск я, боясь навлечь подозрение на Царскую Семью, не принимала в ней активного участия, полагая, что, находясь вблизи Царской Семьи, я всегда смогу ориентироваться, сообщать нужные сведения и вообще в решительную минуту оказать действенную помощь, Вследствие выяснившегося отсутствия связи между моей поездкой и обнаруженной организацией я была отпущена, тогда как некоторым арестованным удалось освободиться лишь благодаря большевистскому перевороту»⁶⁷.

С.В. Марков считает, что причиной ареста Хитрово было необдуманное поведение ее и ее матери, Л.В. Хитрово. Он пишет: «В самом конце августа уехала в Тобольск М.С. Хитрово, взявшая с собой, кроме вещей для Их Величеств, целую массу писем. Ее поездка окончилась печально. Ее в самый день приезда арестовал Кобылинский и отправил под конвоем в Петербург[12]12
  Ошибка. Хитрово, как мы уже писали, была арестована не Кобылинским, а прокурором и отправлена не в Петроград, а в Москву. Из этого отрывка «Маленького Маркова» видно, что он пользовался воспоминаниями Т. Мельник-Боткиной, а не собственными сведениями. – П.М.


[Закрыть]. Бедная М.С. вела себя во время поездки весьма необдуманно, посылая своей матери с дороги письма, в которых весьма прозрачно писала о своих мыслях и обо всем увиденном по дороге. Письма эти, видимо, попали в цензуру, а, кроме того, ее мать где-то в поезде совершенно недопустимо откровенно говорила о поездке своей дочери, что случайно и было услышано одним из пассажиров, оказавшимся чуть ли не приятелем Керенского, которому было немедленно доложено обо всем услышанном»⁶⁸.

Совершенно безобидная поездка Хитрово в Тобольск привела к ужесточению режима содержания Царской Семьи. Комиссар Марков был отозван, и на его место назначен комиссар Панкратов и его помощник Никольский, с приходом которых время относительной свободы для Царственных Узников закончилось. В этой связи напрашивается вопрос: не являлась ли вся история с Хитрово и «контрреволюционным заговором» очередной провокацией Керенского, осуществленной для оправдания притеснительных мер против Императора Николая II и его Семьи? Сам Керенский уже в эмиграции называл поездку Хитрово «детским заговором. Можно думать, что это была группа неопытных, наивно увлеченных молодых людей. Следствие не обнаружило ничего опасного, и дело было быстро ликвидировано»⁶⁹.

В этой связи С.П. Мельгунов резонно замечает: «Правительство само создало это смехотворное политическое дело, о котором в общественных кругах никто не знал»⁷⁰.

Как бы там ни было, можно с уверенностью сказать, что поездка М.С. Хитрово не имела никакого отношения к деятельности Маркова 2-го, впрочем как и к деятельности какой-либо другой организации.

Что же касается непосредственно деятельности организации Маркова 2-го, то ею в Тобольск был послан «молодой офицер X., хорошо известный всей Семье и беспредельно Им преданный» для установления связи. Ни целей, ни задач, ни конкретных людей, с кем «X.» должен был войти в контакт для установления связи, ни с кем конкретно эта связь должна была быть установлена, Марков 2-й не сообщает. Уехав в Сибирь «X.» пропал и не подавал никаких сигналов всю зиму 1917–1918 годов, так что марковцы его сочли погибшим. Однако «X.» не погиб. Как выяснилось позже, он «попал в провокаторскую организацию некоего Соловьева, женившегося уже во время революции на дочери Распутина. Соловьев сумел убедить X. в том, что дело спасения Семьи уже налажено его организацией, что все, с согласия Государя, подготовлено и что всякое постороннее вмешательство только повредит успеху. Внешняя обстановка и несомненные для X. сношения Соловьева с заточенными, а также намеки в письмах тобольских Узников к Вырубовой и другим близким лицам о необходимости согласованности в действиях, сбили с толку не только X., но и нас самих. Второй офицер У. был послан в Тобольск с приказанием действовать совместно с Соловьевым. Неудивительно, что он также попал под влияние Соловьева, стал в подчиненное к нему положение и не раскрыл вовремя печальной действительности»⁷¹.

Эти строки Маркова 2-го также вызывают недоумение. Во-первых, странно поведение «X.». Почему, встретившись с Соловьевым и выслушав от него новые указания, «X.» не сообщил немедленно об этом своей организации в Петроград? Сделать это не представляло для «X.» большой сложности, ведь сделал же он это спустя несколько месяцев. Почему он не сделал этого сразу? Во-вторых, почему Маркова 2-го не насторожило долгое отсутствие «X.» и он не послал незамедлительно другого эмиссара, скажем, «офицера У.», чтобы он прояснил ситуацию? Марков 2-й не сделал этого. Он терпеливо ждал сигнала от «X.», а затем, когда получил от последнего весьма подозрительное письмо, слепо поверил ему и полностью доверился Соловьеву. Марков 2-й объясняет это тем, что по получении сведений от «X.» он связался с Вырубовой и получил от нее подтверждения в пользу Соловьева. Отсюда можно сделать вывод, что Марков 2-й полностью доверял мнению Вырубовой и ее интуиции. Однако это не так. «Г-жа Вырубова, – писал Марков 2-й в 1929 году, – действовала вполне самостоятельно, связей с нашей монархической организацией не поддерживала и слишком доверяла Соловьеву. Этот Соловьев казался нам весьма подозрительным, образ же действий самой А. А. Вырубовой достаточно неосторожным»⁷².

Это же подтверждает и сама Вырубова: «Маркова 2-го я видела всего один раз в жизни. Никаких "организации" я не имела и потому логично не могла о них говорить с ним»⁷³.

Но если Вырубова, по словам Маркова 2-го, была неосторожна и не поддерживала связей с марковской организацией, то как же можно было сразу довериться ее мнению о Соловьеве и тем более доверить Соловьеву все дело спасения Царской Семьи? Здесь возникает еще один вопрос. Марков 2-й пишет, что в письмах «тобольских Узников Вырубовой и другим близким лицам» имеются намеки о «необходимости согласованности в действиях». Получается, что Вырубова и «близкие лица» показывали Маркову 2-му эти письма, что неминуемо опровергает утверждения Маркова 2-го о том, что Вырубова не поддерживала связей с его организацией. Со стороны Вырубовой также было странно показывать интимные письма Царской Семьи малознакомому человеку. Есть и другое предположение: Марков 2-й ознакомился с этими письмами не тогда, в 1918 году, а значительно позже, уже в эмиграции, когда они были частично опубликованы впервые в «Русской Летописи» и по стратегическим политическим соображениям слукавил. К тому же, внимательное изучение писем Государыни Вырубовой не дает оснований говорить о «необходимости согласованности в действиях».

Самым большим делом своей организации Марков 2-й считал посылку в Тобольск штабс-ротмистра Н.Я. Седова. Однако она закончилась безрезультатно. Прибыв в Тюмень, Седов тяжело заболел и не давал о себе никаких вестей. Затем он присоединился к группе Соловьева – «Маленького Маркова». К тому времени Седов был в очень плохой физической и моральной форме. Как писал «Маленький Марков», «вместо вылощенного штабс-ротмистра, всегда безукоризненно выбритого, с милым, располагавшим к себе лицом, я увидел форменного оборванца, в засаленной ватной куртке, в серо-синих латаных брюках, в смазных сапогах. Дырявый картуз еле-еле прикрывал всклокоченную шевелюру и давно не стриженные усы заканчивались бородкой козликом»⁷⁴. Соловьев, «Маленький Марков» и Седов были вынуждены ждать известий от Маркова 2-го, которые так и не поступили.

Однако сам Марков 2-й пишет: «В течение зимы подготовлялся план освобождения. Нашелся опытный и верный шкипер дальнего плавания, который брался войти со своей шхуной в начале лета в устье Оби и в условленном месте ожидать прибытие Беглецов. Разработан был план прекращения на время бегства телеграфной связи вдоль Оби и морского побережья. Постепенно к местам действия стягивались отдельные группы офицеров из Сибири и с Урала. В Петрограде образована была офицерская группа генерала Z., которая должна была явиться на месте ядром спасательного отряда. Провокаторская деятельность Соловьева, неудачи в деле налаживания связи, а главное, недостаточность необходимых денежных средств привели к тому, что несколько месяцев было утрачено бесполезно, и к весне 1918 года подготовка операции была далеко не закончена»⁷⁵.

Приведенные выше строки Маркова 2-го совершенно не похожи на серьезный план воинской операции, каковой без сомнения должно было стать освобождение Царской Семьи. Если Марков полностью доверял Соловьеву, то к чему и шкипер, и группа офицеров, и петроградская группа? Логично было бы продолжать доверять Соловьеву в деле освобождения Царской Семьи. Если же Марков 2-й не доверял Соловьеву, то тогда кто должен был осуществить непосредственно побег Царской Семьи из Тобольска? То есть каким образом, по Маркову, Царская Семья должна была оказаться на шхуне? Марков об этом ничего не говорит. Дальше: каким образом и кто должен был прекращать телеграфную связь вдоль Оби и морского побережья? При этом надо учесть, что для такой операции понадобилось бы большое количество людей, так как обрывать провода на таком большом расстоянии дело достаточно сложное, так как местные советские власти, обнаружив разрыв сети, конечно же, направили бы туда связистов. Поэтому надо было либо рвать провода каждые 4–5 километров, либо захватить в ближайшем от места предполагаемого пути следования спасенных телеграф и прекратить его деятельность, что вряд ли было под силу отрядам Маркова 2-го. Наконец, Марков не говорит главного: а куда бы он повез спасенную Царскую Семью? Если Марков 2-й хотел ее спасти, то лучшим действием стало бы укрытие Царской Семьи под надежной охраной в каком-нибудь укромном месте в России, в ожидании, когда политическая обстановка изменится. Увозить Царскую Семью на какой-то шхуне в неизвестном направлении было безумием. Ведь шхуна была бы быстро обнаружена и в лучшем случае захвачена, а в худшем уничтожена. К тому же, судя по воспоминаниям находившейся в то время в Тобольске большевички Наумовой, большевикам было известно, что для освобождения Царской Семьи приготовлена шхуна «Святая Мария»⁷⁶. Если это так, то можно судить, на каком уровне находилась конспиративность в организации Маркова 2-го[13]13
  Хотя не исключено, что Наумова, писавшая свои мемуары в конце 20-х годов и возможно читавшая записки Маркова 2-го, сознательно подлаживала свои воспоминания «о шхуне» к текстам Маркова, так как существование «белогвардейского заговора» вокруг Царской Семьи, которого при всех усилиях большевистским фальсификаторам обнаружить не удалось, было чрезвычайно нужно последним, для оправдания екатеринбургского злодеяния. – П.М.


[Закрыть]. Но даже если допустить, что шхуна с членами Царской Семьи на борту ушла бы из российских территориальных вод, то в какой стране и на каких условиях ее бы приняли?