Текст книги "Мертвый, как ты"

49

10 января, суббота

В другой части города, в двух милях от тихой жилой улочки в Кемптауне, другая пара тоже обсуждала предстоящую свадьбу.

Джесси Шелдон и Бенедикт Грин уютно устроились друг напротив друга в ресторане «У Сэма» и ели десерт из одной вазочки.

При взгляде на них посторонний увидел бы двоих симпатичных молодых людей лет двадцати пяти – двадцати восьми, явно влюбленных друг в друга. Все сразу становилось ясно по их поведению, по жестикуляции – как говорится, по языку тела. Совершенно не обращая внимания на окружающих их людей, они сидели наклонившись друг к другу, выуживали из вазочки желе и по очереди кормили друг друга.

Несмотря на субботний вечер, наряжаться никто из них не стал. Джесси, которая пришла сюда с тренировки по кикбоксингу, была в сером спортивном костюме с вышитым на куртке логотипом «Найк». Ее обесцвеченные волосы до плеч были собраны в конский хвост, из которого выбилось несколько прядей. У нее было хорошенькое личико, и, если бы не нос, она могла бы сойти почти за классическую красавицу.

В детстве Джесси вечно комплексовала из-за своего носа. По ее мнению, ее нос скорее напоминал птичий клюв. В отрочестве она то и дело косилась на свое отражение в витринах или зеркалах и твердо решила, что в один прекрасный день сделает пластическую операцию.

Но это было давно, в прежней жизни, еще до Бенедикта. Сейчас, в двадцать пять, нос ее больше не волновал. Бенедикт уверял, что обожает ее нос, что и слышать ничего не хочет о пластической операции и надеется, что их дети унаследуют ее форму носа. Последняя мысль не доставляла ей особенной радости. Зачем подвергать детей тем же мучениям, через которые прошла она сама?

«Если у них будет мой нос, сделаю им пластическую операцию», – пообещала себе Джесси.

Как ни странно, такого носа не было ни у ее родителей, ни у бабушек с дедушками. Мама говорила, что нос она унаследовала от прадеда, от которого сохранился лишь выцветший фотоснимок. Проклятому гену крючковатого носа удалось перескочить через два поколения и вплестись в ее ДНК.

Спасибо тебе, прадедушка, огромное!

– Знаешь, с каждым днем я все больше люблю твой нос, – сказал Бенедикт, вручая ей ложку, которую она только что дочиста облизала.

– Только нос? – поддразнила Джесси.

Он пожал плечами и на какое-то время задумался.

– Нет… наверное, и другие части тела тоже!

Она игриво лягнула его под столом.

– Какие именно?

Лицо у Бенедикта было серьезное, открытое; каштановые волосы он аккуратно причесывал. При первом знакомстве он напомнил Джесси чистеньких, почти невозможно красивых актеров, которые играют роль соседских парней в американских телесериалах. Ей так хорошо с ним! Бенедикт спокойный и надежный; едва расставшись, Джесси сразу начинает по нему скучать. Она не могла дождаться, когда они начнут совместную жизнь.

Но кое о чем они предпочитали не говорить.

Проблема нависала над ними и сейчас, отбрасывая на столик свою тень.

– Так ты вчера им сказала или нет?

Вечер пятницы. Шаббат. По традиции Джесси вечером в пятницу приезжала к родителям. Общалась с отцом, матерью, братом, невесткой и бабушкой. Традиционные вечера в кругу семьи ее всегда тяготили. Одно и то же: молитвы и праздничный ужин. Кухарка из мамы никакая; ее фаршированная рыба похожа по вкусу на кошачий корм. Курица пересушена, кукуруза полопалась. Свечи. Ужасное вино, купленное отцом, – на вкус как подогретый гудрон. Как будто распивать спиртные напитки в пятницу – смертный грех, а плохое вино – Божья кара!

Ее братом Маркусом в семье очень гордились. Адвокат, женился на девушке из хорошей еврейской семьи, Рашель, которая сейчас раздражающе беременна. Из-за ее положения братец и невестка ужасно задирают нос.

Джесси давно уже собиралась огорошить родных новостью – четыре пятницы подряд. Она влюблена в гоя и собирается выйти за него замуж! К тому же она выйдет замуж не просто за гоя, но за бедного гоя…

В общем, вчера Джесси опять струсила.

Она пожала плечами:

– Извини, я… собиралась, но… момент был неподходящий. По-моему, пусть они для начала просто с тобой познакомятся. И сразу поймут, какой ты хороший.

Бенедикт нахмурился.

Джесси положила ложку, схватила его за руку:

– Я ведь тебе говорила – с ними бывает непросто…

Бенедикт накрыл ее руку свободной рукой и посмотрел ей в глаза:

– Значит, ты во мне сомневаешься?

Джесси энергично затрясла головой:

– Нет! Конечно нет! Я люблю тебя, Бенедикт, и хочу провести с тобой остаток жизни. У меня нет ни тени сомнения.

Она и правда нисколько в нем не сомневалась.

На пути их счастья стояло кое-что еще. Дело не только в том, что Бенедикт не еврей и небогат. Он совсем не честолюбив в привычном для ее родителей смысле и не стремится разбогатеть. Его честолюбие устремилось в другом направлении. Бенедикт трудится в благотворительном фонде, помогает бездомным. Ему хочется, чтобы неимущие жители Брайтона жили хоть чуточку лучше. Он мечтает о том дне, когда никому в этом богатом городе больше не придется ночевать на улице. Вот за что Джесси особенно восхищается им.

Мама хотела, чтобы Джесси стала врачом; когда-то о том же мечтала и сама Джесси. Когда она, так сказать, опустила планку и вместо медицинской школы поступила на факультет высшего сестринского образования в Университете Саутгемптона, родители еще смирились, хотя мать отнеслась к ее решению не так благосклонно, как отец. Но, закончив университет, Джесси не устроилась на престижную, высокооплачиваемую работу. Она пошла медсестрой-консультантом в приют для бывших наркоманов. Ей хотелось помогать тем, кому плохо. Платят мало, но работу свою она любит.

Правда, перспектив у такой работы никаких. И оснований гордиться дочерью нет ни у отца, ни у матери. Но они восхищаются ее упорством, в этом нет никаких сомнений. Они гордятся ею. И с нетерпением ждут, когда в их жизни появится зять, которым они тоже смогут гордиться. Естественно, они предполагают, что их зять будет хорошо зарабатывать, будет обеспечивать жену, позволит Джесси вести привычный для нее образ жизни.

Вот что больше всего тревожило Джесси.

– Я с радостью познакомлюсь с ними в любое время. Ты ведь знаешь.

Она кивнула и крепче сжала его руку.

– Ты познакомишься с ними на следующей неделе, на балу. Уверена, ты их совершенно очаруешь.

Ее отец, председатель местного благотворительного комитета, собирал деньги для неимущих евреев по всему миру. На следующей неделе в отеле «Метрополь» намечен благотворительный бал; Джесси разрешили привести с собой туда друга.

Платье она уже купила. Недоставало только туфель в тон. Джесси присмотрела себе красивые туфли, но денег на них у нее не хватало. Конечно, она была уверена, что папа с радостью даст ей необходимую сумму, стоит только попросить. И все же сомневалась – стоит ли. Сегодня утром она присмотрела для себя красивые туфельки «Аня Хайндмарч» – на январской распродаже в местном обувном магазине «Мариэлла». Ужасно красивые и в то же время стильные. Черные лакированные, на двенадцатисантиметровом каблуке, с ремешками вокруг лодыжки и открытым мыском. Но двести пятьдесят фунтов – огромная сумма. Джесси тянула время. А вдруг туфли возьмут да и уценят? Правда, их могут купить до нее… ну и пусть. Она найдет другие. В Брайтоне обувных магазинов хватает. Она обязательно что-нибудь найдет!

Туфельщик согласился с ней.

Сегодня утром он стоял у нее за спиной, у прилавка магазина «Дежа» на Кенсингтон-Гарденз. Слушал, как она объясняла продавщице, что хочет что-нибудь стильное и сексуальное одновременно; ей непременно надо поразить жениха на одном мероприятии, которое состоится через неделю. Потом он следом за ней перешел в другой бутик, «Мариэлла».

Пришлось признать, что в тех черных лакированных туфельках с ремешками, которые она померила, но не купила, она выглядит просто классно. Очень, очень сексуально.

Такие туфли грех тратить на жениха.

Туфельщик искренне надеялся, что она вернется и купит их.

Тогда она наденет их для него!

50

10 января, суббота

На дисплее Ра высветилось:

«Рест. «Китайский дворик». Престон-стрит. Пассажир Старлинг. Место назн.: Роудин-Креснт».

Двадцать три двадцать. Простояв у ресторана несколько минут, Ра, как положено, включил счетчик. Владелец такси велел включать счетчик через пять минут ожидания. Ра не знал, насколько точны его часы, и хотел быть честным по отношению к пассажирам. Поэтому он всегда давал им еще двадцать секунд форы.

Старлинг… Роудин-Креснт…

Он уже возил этих пассажиров! Своих пассажиров он никогда не забывал, особенно таких. Их адрес: Роудин-Креснт, дом 67. И его жену он хорошо запомнил. Она душится «Шалимаром». Теми же духами, что и его мать. Ага-ага… В тот раз на ней были туфли «Бруно Мальи». У нее четвертый размер. Такой же, как у его матери.

Интересно, какие туфли на ней будут сегодня?

В нем нарастало возбуждение. Двери ресторана открылись, и он увидел выходящую оттуда парочку. Мужчина цеплялся за свою спутницу; похоже, нетвердо держался на ногах. Она помогла ему спуститься со ступенек на тротуар.

На мужа Ра не смотрел. Он смотрел на туфли жены. Красивые! Высокий каблук. Ремешки. В его вкусе.

Мистер Старлинг пригнулся к опущенному окошку:

– Т-такси на Р-роудин-Креснт? Для С-старлинга?

Судя по голосу, как и по внешнему виду, он был пьян в стельку.

Владелец такси много раз твердил Ра: он не обязан сажать пьяных пассажиров, особенно таких, которых может вырвать. Потом придется платить кучу денег, чтобы отчистить салон, потому что вонь проникает везде – в вентиляционные отверстия, в электромотор, под сиденья. Никому не нравится ездить в такси, которое воняет рвотой. Да и водить такую машину неприятно.

Но сегодня ночь выдалась тихой, пассажиров мало. Владелец такси рассердится, если он привезет ему мало денег. Он уже выражал недовольство тем, как мало Ра зарабатывает после Нового года. По его словам, он и предположить не мог, что таксист способен так мало заработать в канун самого Нового года!

Ему нужно набрать побольше денег; он не хочет, чтобы владелец такси его уволил и нанял вместо него другого. Поэтому он решил рискнуть.

А еще ему хотелось понюхать духи женщины. И потом, приятно знать, что ее туфли едут вместе с ним в такси!

Старлинги сели на заднее сиденье, и Ра тронулся с места. Поправил зеркальце, чтобы лучше видеть лицо миссис Старлинг, после чего сказал:

– Красивые туфли! «Альберта Ферретти», да?

– Вы кто – из-звращенец, что ли? – Судя по голосу, дамочка выпила не меньше мужа. – По-моему, вы уже нас возили, причем недавно. Неделю назад, д-да?

– Тогда на вас были туфли «Бруно Мальи».

– Какая у вас п-память! Не в-ваше собачье дело, какие туфли я н-ношу!

– Любите красивые туфли? – не унимался Ра.

– Д-да, она обожает красивые т-туфли, – вмешался Гэрри Старлинг. – Тратит на них все мои денежки! Все кровно заработанные спускает на свои распроклятые туфли!

– Все потому, дорогой, что у тебя встает, только когда… ой! – громко вскрикнула его жена.

Ра снова посмотрел на нее в зеркальце. Лицо женщины сморщилось от боли. В прошлый раз, когда он вез Старлингов, она его обхамила.

Приятно видеть, что ей больно.

51
1998

10 января, суббота

Последние несколько дней он только и думал о Рейчел Райан, которая лежит в морозилке в его гараже. Избавиться от нее было нелегко. Ее лицо смотрело на него из каждой проклятой газеты. Заплаканные родители обращались к нему лично – к нему одному – из каждого проклятого выпуска новостей по телевизору.

«Пожалуйста, кто бы вы ни были, если вы похитили нашу дочь, верните ее нам! Она славная, невинная девушка, и мы ее любим. Пожалуйста, не причиняйте ей вреда!»

– Ваша проклятая дочь сама виновата! – шипел он им в ответ. – Если бы она не сорвала с меня маску, ничего бы ей не было! Была бы в полном порядке. Была бы с вами по-прежнему… А теперь у меня из-за нее сплошные неприятности!

Мысль, пришедшая ему в голову вчера ночью, медленно, но верно овладевала им. Да, такое решение будет просто идеальным! Он снова и снова прикидывал все за и против. Таким образом он разом решит все свои проблемы. Гораздо рискованнее откладывать, чем действовать.

Почти в каждой газете упоминается белый микроавтобус. О нем пишут в «Аргусе», прямо в заголовках, громадными буквами: «КТО-НИБУДЬ ВИДЕЛ ЭТОТ МИКРОАВТОБУС?» И ниже подзаголовок: «Примерно такой видели на Истерн-Террас».

Полицейские уверяют, что их завалили звонками. Интересно, сколько звонящих сообщают о белых микроавтобусах?

О его белом микроавтобусе?

Белых «фордов-транзитов» по всей стране целая куча. Но полицейские не дураки. Пройдет совсем немного времени, и кто-нибудь сообщит им о белом микроавтобусе, который стоит в его запертом гараже. Надо вытащить оттуда девушку. И как-то обработать кузов – он читал о достижениях современной криминалистики. Но с проблемами нужно разбираться постепенно, по одной.

Снаружи проливной дождь. Суббота, одиннадцать вечера. В городе почти ночь. В такую ужасную погоду на улицах наверняка будет немноголюдно.

Решившись, он вышел из дома, сел в свой фордик-«сиерра». Через десять минут с металлическим лязгом открыл ворота гаража. Фары машины на всякий случай включать не стал, захватил с собой фонарик.

Молодая женщина в морозилке совсем обледенела; ее лицо в ярком луче фонарика показалось ему полупрозрачным.

– Сейчас мы с тобой немного покатаемся, Рейчел. Надеюсь, ты у меня девушка хладнокровная?

Он ухмыльнулся своей шутке. Вот именно – хладнокровная! На душе полегчало. Все получится! Ему тоже нельзя терять хладнокровия. Как там говорится в стихах, которые ему где-то попались? «Когда ты тверд, а все вокруг в смятенье…»

Он достал пачку сигарет, попробовал закурить. Но проклятые руки так дрожали, что не сразу удалось чиркнуть колесиком зажигалки, а потом никак не удавалось поднести пламя к сигарете. По шее заструился холодный пот, как будто где-то в нем подтекал кран.

Около полуночи, пристегнув к поясу нужные инструменты, он выехал на Льюис-Роуд, миновал здание морга. «Дворники» энергично очищали ветровое стекло от капель дождя. Потом повернул налево, на бетонную дорогу, которая вела в место назначения: в похоронное бюро «Дж. Банд и сыновья».

Внутри у него все скрутилось в тугой узел; его трясло, на лбу выступил пот. Дура, дура проклятая, проклятая Рейчел, ну кто тебя надоумил срывать с меня маску?

Над занавешенной витриной на стене он заметил коробку охранной сигнализации. «Суссекские системы безопасности». Проблем не будет, подумал он, останавливаясь у стальных ворот, запертых на висячий замок. Открыть такой – пара пустяков!

Напротив, через дорогу, агентство недвижимости, а на двух верхних этажах – квартиры. В одной из них горел свет. Наверняка жильцы привыкли к тому, что клиентов в похоронное бюро доставляют круглосуточно.

Он выключил свет, вылез из «сиерры» под дождь. Первым делом надо разобраться с замком. Мимо по дороге проехало несколько машин. Кто там – не полицейские ли? Действительно, патрульная машина с включенными проблесковым маячком и сиреной. Он затаил дыхание, но патрульные не обратили на него никакого внимания. Наверное, спешат на вызов. Через несколько секунд он благополучно въехал на задний двор похоронного бюро и остановил «сиерру» между двумя катафалками и микроавтобусом. Потом под дождем побежал назад и закрыл ворота, повесив на них цепь и оставив висячий замок болтаться сверху. Со стороны ничего не заметно.

На то, чтобы подобрать отмычку к замку «Чабб» на двойных дверях черного хода, у него ушло меньше минуты. Он очутился в темной прихожей и сморщил нос. В похоронном бюро пахло бальзамирующим составом и дезинфекцией. Запищал сигнал тревоги – внутренняя сигнализация. До включения внешней сирены у него есть шестьдесят драгоценных секунд. Переднюю панель коробки сигнализации он снял за двадцать пять секунд. Еще через пятнадцать секунд сигнализация замолчала.

Стало тихо – слишком тихо.

Он закрыл за собой дверь. И стало еще тише. Слышалось лишь тихое жужжание холодильника и равномерное тиканье часов или какого-нибудь счетчика.

По коже забегали мурашки. Немудрено в таком месте! Он вспомнил, когда был здесь в последний раз; тогда он тоже был один и перепугался до смерти. Здесь ведь одни только жмурики – мертвецы, как Рейчел Райан. Правда, мертвецы не причинят тебе вреда и не станут о тебе сплетничать. Не набросятся на тебя из-за угла.

Но лучше ему от таких мыслей не стало.

Он посветил фонариком вперед и увидел коридор. Попытался сориентироваться. Увидел плакаты в рамочках: требования техники безопасности, лицензии… В специальном шкафчике огнетушитель; рядом автомат с питьевой водой.

Он зашагал по коридору. По кафельному полу его теннисные туфли ступали бесшумно. Он внимательно прислушивался ко всем звукам снаружи и внутри. Справа он увидел лестницу. Вспомнил, что она ведет в отдельные салоны – «залы прощания» или «приделы вечного покоя», где друзья и родные могут в уединении навестить своих усопших и оплакать их. В каждом зале на кушетке лежал труп: мужчины в пижамах, женщины в ночных рубашках. Из-под простыней виднелись только головы. Аккуратно причесаны, лица порозовели от бальзамирующего состава. Все покойники как будто остановились на ночь в каком-то пошлом отеле.

Отличие только в одном: утром они не смогут сбежать, не заплатив по счету. Он невольно ухмыльнулся, хотя ему по-прежнему было не по себе.

Посветив фонариком в открытый проем слева, он увидел лежащую ничком белую мраморную статую. Присмотревшись, он понял: никакая это не статуя. Еще один жмурик на столе. С правой ноги свисают две надписанные от руки бирки. Старик лежит, разинув рот; похож на рыбу, вытащенную из воды. Из разрезов торчат трубки, по которым труп накачивают бальзамирующим составом; бесполезный теперь пенис сморщился, усох.

Рядом со стариком стоят гробы – с покойниками и без. Крышкой закрыт только один. К крышке привинчена медная пластинка с фамилией.

Он остановился и прислушался. Но услышал только глухой стук собственного сердца. Кровь ревела, словно река в наводнение. Он не слышал шума машин на улице. Из внешнего мира за эти стены проникало лишь слабое оранжевое мерцание уличных фонарей.

– Привет всей честной компании! – громко сказал он, обводя помещение лучом фонарика. Ему по-прежнему было очень не по себе. Наконец он увидел то, что искал. На крючках висели отксерокопированные анкеты – листы бумаги формата А4.

Скорее, скорее! Вот сведения обо всех лежащих здесь трупах. Имя, фамилия, возраст, время и место смерти, распоряжения касательно похорон. Кроме того, список дополнительных расходов. Нужные квадратики помечены галочками: услуги органиста, общие похоронные расходы, покупка места на кладбище, гонорар врачу, снятие кардиостимулятора, кремация, услуги могильщиков, подготовка документов, цветы, открытки, некролог, гроб, урна…

Он быстро прочел первую анкету. Не годится: стоит галочка в графе «Бальзамирование». То же самое было указано и в следующих четырех анкетах. Сердце у него ушло в пятки. Раз заказано бальзамирование, значит, похороны состоятся не раньше чем через несколько дней.

Зато пятая анкета оказалась настоящим подарком:

«Миссис Молли Уинифрид Глоссоп

Ум. 2 января 1998 года, возраст – 81 год».

И ниже:

«Погребение состоится 12 января 1998 года, в 11 часов».

Утром в понедельник!

Слово «погребение» ему, правда, не слишком понравилось. Лучше бы кремация. Сожгут – и делу конец. Так спокойнее.

Он прочел оставшиеся шесть анкет. Но они совсем не подходили. Все похороны пройдут лишь через несколько дней – слишком рискованно, вдруг родственники заметят неладное? И для всех покойников, кроме старушки Молли Уинифрид Глоссоп, заказано бальзамирование.

Раз ее не хотят бальзамировать, значит, у нее жадные родственники. Вполне вероятно, они не станут внимательно рассматривать ее труп. Можно надеяться, что никакой дальний родственник не примчится сегодня ночью или завтра рано утром, чтобы в последний раз взглянуть на усопшую.

Луч фонарика упал на крышку закрытого гроба. Он просиял.

«Молли Уинифрид Глоссоп», как он и ожидал. «Умерла 2 января 1998 года, возраст – 81 год».

Гроб закрыт, крышка привинчена. Хороший знак. Значит, скорбящие родственники не явятся в последний раз взглянуть на дорогую покойницу!

Сняв с пояса отвертку, он отвинтил блестящие медные шурупы, держащие крышку, откинул ее и заглянул внутрь. В ноздри ударил запах свежей стружки, дерева, клея, новой ткани и дезинфицирующей жидкости.

Мертвая старушка лежала на кремовой атласной обивке; голова высовывалась из белого савана, в который закутали тело. С первого взгляда она показалась ненастоящей; какой-то странной куклой-бабушкой. Лицо у нее оказалось истощенным, костлявым, морщинистым и угловатым, все в пятнах. Нитки на губах – рот зашили наглухо. Аккуратные седые кудряшки.

К горлу подкатила тошнота – он кое-что вспомнил. Снова подступил ком – на сей раз от страха. Он обхватил покойницу обеими руками и начал ее поднимать. Изумился тому, какая она легкая. В его руках она казалась просто невесомой. Ничего на ней не осталось, никакой плоти. Должно быть, умерла от рака, решил он, перекладывая старушку на пол. Вот незадача, она гораздо легче, чем Рейчел Райан! Килограммов на тридцать легче. Остается надеяться, что носильщики ничего не заметят.

Он выбежал наружу, рывком открыл багажник «сиерры» и достал оттуда тело Рейчел Райан, которое обернул в два слоя толстой полиэтиленовой пленки, чтобы, когда она оттает, из нее не протекла вода.

Через десять минут, заново включив сигнализацию, привинтив переднюю панель и навесив замок на ворота, он вывел «форд-сиерру» на улицу и вписался в плотный поток машин. Субботний вечер; нескончаемый проливной дождь. Словно гора упала у него с плеч. Он бесшабашно гнал машину вперед, то и дело перестраиваясь из ряда в ряд, резко тормозя на красный свет.

Он то и дело напоминал себе: важно не терять хладнокровия! Ведь не хочет же он привлечь к себе внимание полиции – тем более что в багажнике у него лежит труп Молли Уинифрид Глоссоп. Он включил радио, где как раз пели «Битлз»: «Мы можем это решить».

В приподнятом настроении он хлопнул рукой по рулевому колесу. Да! Да! Да! Мы можем это решить!

О да!

Первая часть задуманного прошла как по маслу. Осталось довести дело до конца. Ему будет нелегко: придется учитывать несколько неизвестных. Но другого выхода у него нет. Он считал, что все продумал замечательно.