Текст книги "Мертвый, как ты"

32

9 января, пятница

Отец Роя Грейса был самым махровым полицейским из всех полицейских. Джек Грейс поучал сына: быть полицейским – значит смотреть на мир совершенно не так, как все остальные. Он называл это «здоровой бдительностью».

Рой отцовских наставлений не забыл. И сам по-особому оценивал окружающий мир. Вот и сейчас, ясным, морозным январским утром, он окидывал цепким взглядом шикарные дома на Ширли-Драйв. Расположенная почти на окраине мегаполиса улица застроена большими, красивыми особняками. Такие не по карману честному сотруднику полиции. На Ширли-Драйв живут люди состоятельные: зубные врачи, банкиры, автодилеры, юристы, местные и лондонские бизнесмены и, конечно, как и всегда в таких местах, несколько криминальных авторитетов. Поселиться на Ширли-Драйв – мечта любого обывателя. Если живешь на Ширли-Драйв или неподалеку, можно считать, что жизнь удалась.

По крайней мере, так полагали все проезжающие мимо – если, конечно, не обладали специфическим взглядом полицейского.

Рой Грейс на зрение не жаловался. А еще гордился прекрасной, почти фотографической памятью. Сидя рядом с Дэвидом Алкорном, который вел служебный фордик мимо игровой площадки, Грейс один за другим вспоминал здешние особняки. Жизнь удалась? Ха! Вот дом одного крупного рэкетира, которого охраняет большое начальство. И дом владельца сети борделей. А совсем недалеко обитает местный наркобарон.

От хорошо сшитого серого костюма Дэвида Алкорна, невысокого шатена, разменявшего шестой десяток, исходил неистребимый запах табака. В районе Ширли-Драйв он выглядел не совсем уместно. Несмотря на внешнюю жесткость, в глубине души он был человеком мягким.

Повернув на Дроуввэй, Алкорн заметил:

– Вот где охотно поселилась бы моя старушка!

– Ну так в чем проблема? – ответил Грейс. – Переезжай!

– Мне платят сотни на две меньше, чтобы я мог позволить себе здесь самое дешевое съемное жилье, – отвечал Алкорн. – И это еще не все… – Он помолчал. – Знаешь, о чем я думаю?

– О чем?

Грейс наблюдал, как мимо, один за другим, проплывают особняки. Справа они проехали супермаркет фирмы «Теско». Слева – молочную с каменным фасадом под старину.

– Твоей Клио тоже бы здесь понравилось. Да, здесь бы очень понравилось такой классной дамочке, как она.

Алкорн ударил по тормозам. Они остановились.

– Вон там, справа!

Пока они ехали к дому по короткой, обсаженной лавровыми кустами аллее, Грейс искал взглядом камеры видеонаблюдения, но не заметил ни одной. Зато над козырьком крыльца мигал огонек охранной сигнализации.

– В порядке домик, а? – спросил Дэвид Алкорн.

И не просто в порядке, черт бы его побрал, а просто такой, что дух захватывает! Будь у Грейса деньги, чтобы спланировать и построить дом своей мечты, он охотно взял бы особняк Пирсов за образец.

Ослепительно-белый и изящный, как античная скульптура. Сочетание строгих, холодных прямых линий и плавных изгибов; архитектор явно знал толк в своем деле. Дом разноуровневый; огромные панорамные окна, на крыше – солнечные батареи. Даже цветы и кустарники, растущие вдоль стен, как будто модифицировали на генном уровне по желанию владельцев. Дом не выглядел огромным; вполне нормальное жилище для одной семьи… Грейс вдруг подумал: а приятно возвращаться в такой дом каждый вечер после работы!

Он приказал себе выкинуть из головы посторонние мысли. Особняк Пирсов – место преступления. Надо постараться выжать из него все, что можно. Они остановились за небольшой патрульной машиной, рядом с которой стоял констебль, крепкий мужчина лет сорока. Он охранял кусок аллеи и крыльцо, обтянутые сине-белой лентой. Такой же лентой обнесли и ворота большого пристроенного гаража.

Они вылезли из машины, и констебль, воспитанный еще в добрых традициях старой школы, педантично ввел их в курс дела и рассказал, что он увидел утром, когда приехал на место преступления. Он сообщил, что бригада экспертов-криминалистов уже в пути. Алкорн успел рассказать Грейсу все, что ему стало известно; констебль не особо много добавил к его рассказу. Грейс узнал лишь одну важную деталь: жертва, приехав домой, видимо, выключила охранную сигнализацию.

Пока они разговаривали, к дому подъехал маленький белый микроавтобус, из которого вышел старший криминалист Джо Тиндалл. Грейсу часто доводилось работать с ним вместе; он считал Тиндалла довольно раздражительным субъектом.

– Пятница, – буркнул старший криминалист, вместо приветствия. – У тебя, Рой, тоже выходные в задницу пошли?

Грейс подумал: от такой физиономии, как у Тиндалла, наверное, скисает молоко.

– Я все прошу преступников, чтобы выходили на работу в понедельник, но они меня не слушаются.

– У меня сегодня билеты на Стиви Уандера. Если не пойду, подружка меня бросит.

– Джо, каждый раз, как мы с тобой встречаемся, у тебя пропадают билеты на какой-то концерт.

– Вот именно. В отличие от половины моих коллег мне приятно сознавать, что помимо работы у меня есть еще и личная жизнь!

Тиндалл многозначительно посмотрел на Грейса, затем извлек из багажника стопку бумажных пакетов и синие бахилы и раздал их всем присутствующим.

Присев на задний порожек микроавтобуса, Рой Грейс натягивал на себя бумажный комбинезон и, как всегда, мысленно проклинал дизайнера: невозможно было натянуть штанины, не порвав их. Потом он старательно сунул руки в рукава. Он радовался, что одевается не при посторонних, потому что почти невозможно влезть в дурацкий комбинезон, не превратив себя в посмешище. Кое-как справившись с комбинезоном, он с трудом нагнулся и надел на туфли целлофановые бахилы. Потом натянул на руки перчатки.

Констебль повел их в дом; Грейс мысленно похвалил его за сообразительность. Констебль положил на пол ленту, указывающую, как можно входить и выходить.

Вестибюль со свободной планировкой, с полированным паркетным полом, элегантными металлическими скульптурами, абстрактной живописью и высокими разросшимися растениями определенно понравился бы Клио. Здесь пахло сосной и чем-то еще сладким, более пряным – возможно, цветочными саше. Приятное разнообразие по сравнению с домом, насквозь пропахшим индийскими специями!

Констебль сказал, что вместе с ними поднимется наверх и ответит на их вопросы, если они у них появятся, но в спальню не пойдет, чтобы не наследить.

Грейс понадеялся, что констебль, такой смышленый и опытный, не затоптал следы, когда еще раньше примчался сюда по вызову. Следом за Алкорном и Тиндаллом он поднялся по стеклянной винтовой лестнице, прошел в узкий тамбур и очутился в просторной спальне, где сильно пахло духами.

На окнах висели занавески из тонкой белой ткани, похожей на марлю; все стены были уставлены шкафами с застекленными дверцами. Стекла были завешены такими же, как на окнах, занавесками. Двойные дверцы одного платяного шкафа были распахнуты настежь; рядом, на полу, валялись платья на вешалках.

Посреди комнаты стояла огромная трехспальная кровать с четырьмя деревянными столбиками для балдахина. Вокруг одного столбика был обмотан пояс от халата, а вокруг другого – полосатый мужской галстук, завязанный простым одинарным узлом. Еще четыре галстука, связанные вместе двойными узлами, лежали на полу, как и безжалостно измятое кремовое стеганое атласное покрывало.

– Миссис Пирс засунули в рот кляп; ее руки и ноги привязали к столбикам кровати, – пояснил с порога констебль. – Ей удалось освободиться примерно в половине седьмого утра, и она сразу позвонила подруге… – Констебль глянул в блокнот. – Миссис Аманде Болдуин. У меня записан номер ее телефона.

Грейс кивнул. Он смотрел на фотографию, стоящую на стеклянном туалетном столике. На снимке симпатичная женщина с гладкими длинными черными волосами в длинном вечернем платье рядом с красавцем в смокинге.

Указав на снимок, он спросил:

– Это она?

– Да, шеф!

Дэвид Алкорн тоже разглядывал фотографию.

– В каком она была состоянии? – спросил Грейс у констебля.

– В шоке, – отвечал тот. – Но вполне вменяемая, если учесть, что ей пришлось вынести, – надеюсь, вы меня понимаете.

– Что вам известно о ее муже?

– Вчера он улетел в Хельсинки по делам.

Грейс задумался и посмотрел на Дэвида Алкорна.

– Интересное совпадение, – протянул он. – А может, и не совпадение… Постарайтесь выяснить, часто ли муж улетает по делам за границу. Возможно, ее изнасиловал знакомый или назойливый поклонник. – Повернувшись к констеблю, Грейс продолжал: – Насильник был в маске, да?

– Да, сэр… в такой черной маске на всю голову с прорезями для глаз, носа и рта.

Грейс кивнул.

– Мужа уже известили?

– Он постарается вернуться уже сегодня.

Алкорн вышел осмотреть другие комнаты.

Джо Тиндалл достал видеокамеру и снял всю комнату, а затем отдельно кровать.

– Вы прибыли на место происшествия в одиночку? – спросил Грейс у констебля.

Говоря, он обводил комнату взглядом. На полу лежали кремовые трусики, белая блузка, темно-синие пиджак и юбка, колготки и бюстгальтер. Не похоже, чтобы насильник сорвал их с жертвы; скорее их небрежно сбросили и оставили валяться там, где они упали.

– Нет, сэр, вместе с сержантом Порриттом. Он сейчас вместе с жертвой и сотрудницей отдела по борьбе с сексуальными преступлениями едет в центр «Сатурн».

Грейс наскоро прикинул план комнаты, отмечая расположение дверей – одна выходит на площадку, вторая в примыкающую ванную – и окон. Преступник мог проникнуть в спальню либо через дверь, либо через окно. Надо будет как следует обыскать комнату на предмет отпечатков пальцев, следов ног, волос, волокон, частиц кожи, слюны, спермы, смазки – если насильник надевал презерватив. Кроме того, придется тщательно осмотреть окрестности дома. Вдруг, убегая, преступник зацепился рукавом или штаниной за подоконник или стену. И конечно, поискать сигаретные окурки.

Надо будет написать Тиндаллу подробный перечень всего, что ему придется здесь собрать и переслать в лабораторию. Постельное белье – обязательно. И полотенца в ванной – на тот случай, если преступник вытирал о них руки или другие части тела. И мыло.

Грейс записывал свои замечания, бродя по комнате и выискивая взглядом что-нибудь необычное. Напротив кровати – огромное, во всю стену, зеркало; наверное, хозяевам нравится смотреть на себя. Грейс не стал осуждать их за извращенность. На одной прикроватной тумбочке лежал дневник и дамский роман, а на другой – стопка журналов по компьютерным технологиям. Грейс открыл все платяные шкафы по очереди. В них висело больше платьев, чем он видел за всю свою жизнь.

Потом он открыл еще один шкаф. В ноздри ударил приятный запах хорошей кожи. Он увидел настоящую пещеру Аладдина, доверху забитую дорогой обувью. Туфли стояли на полках от пола до потолка, за огромными раздвижными дверями. Грейс не очень-то разбирался в дамской обуви, но даже он сразу понял, что хозяйка носит туфли стильные, роскошные. На глаз он определил, что в шкафу больше пятидесяти пар. За следующей дверцей, которую он открыл, помещалось еще столько же. И еще столько же – за третьей дверцей.

– Похоже, дамочка ни в чем себе не отказывает! – заметил он.

– Насколько я понял, у нее собственное дело, Рой, – сказал Дэвид Алкорн.

Грейс молча отругал себя за сексизм и глупость. Такие замечания впору ожидать от кого-то вроде Нормана Поттинга.

– Ясно.

Он подошел к окну и посмотрел на сад за домом, красивый, ухоженный участок земли с овальным плавательным бассейном в центре, накрытым на зиму крышкой.

За садом, за густой живой изгородью и молодыми деревцами виднелся школьный стадион. Рой разглядел столбы для регби и футбольные ворота. Оттуда преступник тоже без труда мог попасть в дом, подумал он.

Кто же ты?

Туфельщик?

Или другой мерзавец?

33

9 января, пятница

– Мог бы и постучать, мать твою! – заскулил Терри Биглоу.

Даррен Спайсер терпеть не мог стучаться. Он стоял в комнатушке, полутемной из-за опущенных жалюзи, сжимал в руках свою сумку для инструментов и старался вдыхать пореже. Застарелая табачная вонь мешалась здесь с запахом старого дерева, пыльного ковра и прокисшего молока.

– А я думал, ты еще сидишь. – Голос Терри под старость сделался тонким и гнусавым. Он лежал на койке и щурился, потому что Спайсер светил фонариком ему в лицо. – И вообще, какого хрена ты приперся в такую поздноту?

– Я трахался, – ответил Спайсер. – Вот решил заскочить и рассказать тебе о ней, а заодно уж забрать свое барахлишко.

– Как будто мне интересно! Мой трах уже в прошлом. Я и писаю-то с трудом. Чего ты хочешь? Да перестань светить мне в рожу!

Спайсер обвел фонариком стены, увидел выключатель, щелкнул. Неяркая лампочка под темным абажуром почти не давала света. При виде окружающего убожества Спайсер сморщился от отвращения.

– Опять, значит, на воле? – спросил Биглоу, по-прежнему моргая.

Спайсер подумал: выглядит он ужасно. Ему семьдесят, а на вид все девяносто.

– Освободили досрочно за примерное поведение, понял? Теперь хожу, отмечаюсь каждую неделю. – Он ткнул Биглоу в грудь наручными часами. – Вот, подарочек тебе принес.

Биглоу схватил часы скрюченными пальцами и жадно уставился на них:

– Ну-ка, поглядим… Корейские?

– Обижаешь! Швейцарские. Вчера только взял.

Биглоу чуть подтянулся, сел, ухватившись за стоящий перед кроватью стол, надел старомодные крупные очки для чтения и вслух прочитал название марки:

– «Таг Хойер Акуарейсер». Клевые котлы! Значит, воруешь и трахаешься помаленьку?

– Все наоборот.

Биглоу натянуто улыбнулся, обнажив мелкие острые зубки цвета ржавчины. Его грязная футболка, возможно, когда-то была белой. А под футболкой – кожа да кости. Воняло от Биглоу старыми носками.

– Клевые, – просипел он. – Очень клевые. Сколько хочешь за них?

– Штуку.

– Шутишь? Я мог бы дать тебе за них пятьсот, если бы нашел покупателя – и то если котлы родные, а не подделка. А так – сотню. Сейчас могу дать только сотнягу.

– В магазине такие две штуки стоят, – возразил Спайсер.

– А в стране сейчас кризис и так далее. – Биглоу снова покосился на часы. – Повезло тебе, что ты позже не вышел. – Он замолчал. Поскольку Спайсер тоже ничего не говорил, Биглоу продолжал: – Я долго не протяну, понимаешь? – Он сипло, натужно закашлялся; на глаза навернулись слезы. Потом сплюнул кровь в грязный платок. – Мне дают полгода.

– Вот облом!

Даррен Спайсер оглядел подвальную комнатушку. Когда рядом проезжал поезд, да еще громко гудел, здесь все тряслось. По комнате гулял сквозняк. Настоящая помойка. Все как три года назад, когда он приходил к Терри последний раз. Кусок деревянного пола закрывал старый, вытертый ковер. На деревянной напольной вешалке висели металлические плечики с каким-то тряпьем. Старые деревянные часы на полке показывали без четверти девять. На стене над кроватью висело распятие; на прикроватной тумбочке рядом с Биглоу лежала Библия и стояли флаконы с лекарствами.

«Вот что будет со мной через тридцать лет, если я, конечно, столько проживу», – подумал Спайсер и покачал головой.

– Значит, вот оно как, Терри? Значит, вот где ты доживаешь свой век?

– А что? Мне подходит. Здесь удобно.

– Удобно? Что тебе удобно, мать твою? До кладбища близко ползти, что ли?

Биглоу ничего не ответил. Совсем рядом, у обочины шоссе на Льюис, помещались городской морг и кладбище; к ним вела целая вереница похоронных бюро.

– У тебя хоть водопровод есть?

– Конечно есть, – с трудом выговорил Биглоу, снова заходясь в приступе кашля. Он ткнул пальцем в раковину на противоположной стене.

– Ты моешься когда-нибудь? Воняет здесь, как в сортире.

– Хочешь чаю или кофе?

Спайсер посмотрел на угловую полочку, на которой стоял чайник и несколько потрескавшихся чашек.

– Нет, спасибо. Пить не хочется.

Он покачал головой, пристально глядя на старого мошенника. Когда-то Терри Биглоу считался в этом городе крупным игроком! Даже сам Даррен Спайсер в молодости до смерти боялся его. Одна фамилия Биглоу наводила страх на всю округу. И вот вам пожалуйста…

С семейством Биглоу в местном криминальном мире считались. Биглоу крышевали половину притонов в Брайтоне и Хоуве, контролировали половину всего здешнего наркотрафика, а Терри был, так сказать, наследным принцем. С таким не захочешь ссориться, если не желаешь, чтобы тебе порезали бритвой лицо или плеснули в глаза кислотой. Раньше Терри Биглоу был настоящим франтом, носил перстни и золотые часы, водил дорогие машины. Сейчас, подточенный болезнью и испитой, он очень похудел и осунулся. Раньше Терри причесывался и стригся в самых дорогих парикмахерских и безупречно выглядел даже в полночь. Сейчас его патлы стали неопределенного цвета от какой-то дешевой краски и почти все вылезли.

– Кстати, Даррен, тебя в Льюисе-то где держали? С опущенными, что ли? Говорят, ты за бабу сел…

– Еще чего! Никогда я не сидел с опущенными!

– А я другое слыхал.

Спайсер вызывающе посмотрел на Терри:

– Я ведь все тебе раньше рассказывал. Не лез я к ней! Она сама напросилась. По бабам сразу видно, когда они напрашиваются. Сама на меня повесилась, ясно? Пришлось ее отшить.

– Странно, что присяжные тебе не поверили.

Биглоу взял с тумбочки пачку сигарет, вытряхнул одну, сунул в рот.

Спайсер покачал головой:

– У тебя рак легких, а ты все куришь?

– Какая мне теперь разница, бабник?

– Пошел ты!

– Я тоже всегда рад тебя видеть, Даррен.

Биглоу закурил, щелкнув пластмассовой зажигалкой, затянулся и тут же снова зашелся в приступе кашля.

Спайсер опустился на колени, отогнул угол ковра, отодрал несколько половиц и вытащил из тайника старый квадратный кожаный чемоданчик, обмотанный тремя цепями. На каждой висел массивный висячий замок.

Биглоу подбросил на ладони часы:

– Вот что я тебе скажу. Я всегда был человеком честным и не хочу, чтобы ты поминал меня лихом, когда меня не станет. С тебя, кстати, причитается за три года хранения твоего барахла, так что есть о чем говорить. Поэтому я дам тебе за твои котлы тридцатку. Соглашайся, лучше не найдешь!

– Тридцатку?! А этого не хочешь?

В приступе ярости Спайсер схватил Терри Биглоу за волосы левой рукой и вздернул его вверх, мотая из стороны в сторону, как марионетку. Он сам удивился, до чего Биглоу стал легким. Потом он со всей силы врезал старику правой в подбородок. Так сильно врезал, что рука заболела.

Терри Биглоу сразу обмяк. Спайсер отпустил его, и он бесформенной грудой упал на пол. Спайсер шагнул вперед и затушил тлеющую на кровати сигарету. Потом оглядел убогую комнатушку – нет ли здесь чего-нибудь стоящего, чем можно поживиться. Он забрал свои часы, а больше ничего стоящего не оказалось. Совсем ничего. Ничегошеньки.

Сунув под мышку тяжелый чемодан и сумку со всем своим имуществом, он вышел за дверь. На пороге остановился и повернулся к скорчившемуся на полу Терри:

– Увидимся на твоих похоронах, приятель!

Он захлопнул за собой дверь, поднялся по ступенькам и вышел в морозное, шумное пятничное брайтонское утро.

34

9 января, пятница

Уже во второй раз за неделю констебль Клер Уэстмор, сотрудница отдела по борьбе с сексуальными преступлениями, ехала в центр «Сатурн» при больнице Кроли.

По опыту она знала, что нет двух жертв, которые реагировали бы на изнасилование одинаково, – да и состояние у них все время меняется. Сейчас ей предстояла одна из самых трудных задач – отслеживать состояние женщины, которую она сопровождала. Констебль Уэстмор успокаивала и поддерживала несчастную, уверяла ее, что она в безопасности и ей больше ничто не грозит. При этом нельзя было ни на секунду забывать главного: тело Рокси Пирс, нравится ей это или нет, – место преступления, где нужно добыть все возможные улики.

Когда с самой тяжелой и неприятной частью будет покончено, женщина отдохнет в спокойной обстановке. Если понадобится, ей сделают укол снотворного, чтобы она поспала. Завтра, если ей станет лучше, констебль Уэстмор приступит к допросу. Впереди у Рокси Пирс, как и у большинства жертв, три ужасных дня, когда ей предстоит заново пережить все, что с ней случилось, а констебль Уэстмор будет записывать душераздирающий рассказ, который в конце концов займет тридцать страниц в ее блокноте.

Пока же констебль Уэстмор проходит через самую мучительную стадию как для жертвы, так и для себя самой. Они одни в женской смотровой, которую сейчас называют «криминалистическим центром»; в стерильной комнате для взятия улик. Рокси Пирс в белом махровом халате и розовых тапочках, в которых она сюда и приехала. В машине на нее для тепла накинули еще одеяло, но сейчас его сняли. Она сидит, понурив голову, на синем гинекологическом кресле – тихая, сгорбленная – и тупо глядит в одну точку. Длинные спутанные черные волосы упали на лицо. Когда полиция только приехала к ней домой, она была очень возбуждена и говорила без умолку, а сейчас словно оцепенела.

Из рассказов женщин Клер Уэстмор знала: когда тебя насилуют, все равно что убивают твою душу. И после изнасилования, почти как после убийства, пути назад уже нет. Никакое лечение, никакая психотерапия уже не помогут Рокси Пирс стать той, какой она была раньше. Да, со временем ей немного полегчает, она сможет жить дальше, жить почти нормальной жизнью. Но именно «почти». Она все время будет бояться. И уже не сможет верить – никому и никогда.

– Рокси, здесь вам ничто не угрожает, – сказала Клер Уэстмор с мягкой улыбкой. – Надежнее места не найти. Здесь он до вас не доберется.

Она снова улыбнулась. Но ответа не последовало. Она как будто разговаривала с восковой фигурой.

– Здесь ваша подруга Аманда, – продолжала констебль Уэстмор. – Она ненадолго вышла за сигаретами. Она пробудет с вами целый день. – Клер взглянула на свою подопечную и снова натолкнулась на ее пустой взгляд. На мертвые глаза. Онемевшие, как все у нее внутри.

Рокси Пирс механически отметила стены цвета магнолии в маленькой комнатке. Их недавно покрасили. На круглых больничных часах 12.35. На полке коробка с синими латексными перчатками. На другой полке синие и красные ящики со шприцами, ватными тампонами и пузырьками в стерильной упаковке. Розовый стул. Весы. Раковина; с одной стороны от нее диспенсер с увлажнителем, с другой – стерильное моющее средство. На голой белой полке телефон; как в какой-нибудь телевикторине, его, наверное, можно использовать для «звонка другу»… На стене выдвижной монитор на шарнирах.

На глаза у нее навернулись слезы. Жаль, что Дермота здесь нет… Я совсем запуталась… Жаль, что изменяла Дермоту, что совсем спятила из-за Янниса.

– Я ведь сама во всем виновата, да? – вдруг выпалила она.

– Ну что вы, Рокси! – возразила констебль Уэстмор, одновременно записывая ее слова в блокнот. – Вы не должны себя винить. Вы ни в чем не виноваты.

Но Рокси снова погрузилась в молчание.

– Ладно, милая. Не волнуйтесь. Вы не обязаны ничего мне говорить. Если не хотите, сегодня можем вообще не разговаривать, но мне нужно снять с вас улики, чтобы мы могли найти того, кто это с вами сделал. Вы как, не против?

Через несколько секунд Рокси сказала:

– Я чувствую себя грязной. Хочу принять душ. Можно?

– Конечно, – вступила в разговор женщина-криминалист. – Только не сейчас. Мы же не хотим смыть все улики, верно? – Она говорила чуточку властно. Клер Уэстмор подумала: уж слишком сухо и официально она разговаривает с жертвой, чье состояние сейчас такое хрупкое.

Снова последовало молчание. Мысли Рокси заскользили по касательной. Она взяла две бутылки из неприкосновенного запаса Дермота. Где-то их оставила. Одна стоит откупоренная на кухонном столе, вторая в холодильнике. Придется где-то покупать такую же бутылку, чтобы заменить ту, открытую, и успеть вернуться домой до Дермота, поставить бутылки в погреб. Иначе он устроит скандал.

Женщина-эксперт надела перчатки, подошла к пластмассовым ящикам и вынула из упаковки запечатанный стерильный комплект для снятия улик. Маленький скальпель для взятия ткани из-под ногтей. Возможно, женщина оцарапала нападающего, и у нее под ногтями находятся клетки кожи с образцами ДНК. Важная улика.

Суровое испытание, которое предстояло пройти Рокси Пирс в этом кабинете, только начиналось. Прежде чем ей разрешили принять душ, женщина-эксперт взяла у нее мазки из всех мест, которые могли соприкасаться с насильником. Она искала слюну, сперму и клетки кожи. Она сбрила Рокси волосы на лобке, взяла анализ крови и мочи на алкоголь и прочие ядовитые вещества и описала в журнале все повреждения в области гениталий.

Пока эксперт вычищала грязь из-под ногтей Рокси, помещая каждый образец в отдельный пакет, констебль Уэстмор пыталась успокоить ее:

– Рокси, мы обязательно его найдем. Потому-то мы и берем у вас все эти анализы. С вашей помощью мы не допустим, чтобы он напал на кого-то еще. Понимаю, как вам сейчас тяжело, но вы уж потерпите немножко.

– Не знаю, зачем вам беспокоиться, – вдруг сказала Рокси. – Ведь за решетку попадают всего четыре процента насильников, верно?

Клер Уэстмор не знала, что ответить. Она слышала, что в масштабах всей страны цифра еще меньше. Дело в том, что лишь шесть процентов жертв изнасилования заявляют в полицию. Но ей хотелось утешить Рокси.

– Это не совсем так, – ответила она. – Да, показатели низкие. И все потому, что мало кто обладает вашей храбростью. Многим женщинам не хватает духу заявить о насилии в полицию, как поступили вы.

– Храбрости? – с горечью переспросила Рокси. – Никакой храбрости у меня нет.

– Нет, есть. Вы по-настоящему храбрая женщина.

Рокси Пирс упрямо покачала головой:

– Я сама во всем виновата. Будь я храбрая, я бы дала ему отпор. А так… все подумают, что я сама хотела, чтобы он это сделал, что я, наверное, как-то его поощряла. Другие, наверное, сумели бы помешать ему, врезать коленом между ног или еще что-нибудь, а я ведь так не сделала, верно? Просто лежала, и все.