Текст книги "Обнажённый Бог: Феномен"

– Латон обо всем этом уже думал, вот что меня поражает. Я прочитала последнее его послание. Он и в самом деле верил, что эденистов не запрут в потусторонье. Ни одного человека из миллиарда, сказал он. Почему, Джошуа? Разве мы так уж отличаемся от вас?

– А что об этом думает Согласие?

– У него на этот счет мнение пока не сложилось. Мы стараемся понять природу одержимых и сравнить ее с нашей психологией. Латон говорил, что такой анализ облегчит нам понимание. Кампания по освобождению Мортонриджа должна дать нам новые данные.

– Я не уверен, что это так уж полезно. У каждой эры свой взгляд на эти вещи. Возьмем, к примеру, поведение горшечника из семнадцатого столетия… ясно, что оно будет совершенно отличаться от твоего. Я всегда думал, что у Эшли ужасно старомодные взгляды на многие вещи: вот, хотя бы, он в ужасе оттого, что современные дети пользуются программными стимуляторами.

– У меня на это такие же взгляды.

– Разве запретишь доступ к стимуляторам? В наш век это попросту невозможно. Вы должны обучать общество, втолковывать, объяснять, что приемлемо, а что – нет. Маленький юношеский эксперимент не повредит. В случае излишества необходимо помочь людям с этим справиться. Альтернативой этому является цензура, с которой мировая паутина справится в один миг.

– Это пораженчество. Я не спорю: люди должны знать о последствиях стимуляторов, но если бы вы сделали усилие, адамистская культура избавилась бы от них.

– Знание не может быть уничтожено, оно должно быть поглощено и приспособлено, – он печально смотрел на Юпитер. – Я пытался спорить с Первым адмиралом. Он был не очень-то взволнован.

– Ничего удивительного. То, что мы собираемся в полете использовать антивещество, – секретная информация.

– Дело не в том, – начал Джошуа, затем проворчал: – Похоже, мне не удастся избежать потусторонья. Не думаю, как эденист.

– Нет, это не то. Это просто разница во взглядах. Мы соглашаемся в том, что стимуляторы – зло, но по-разному смотрим на то, как с этим злом справляться, а думаем мы одно и то же. Не понимаю этого.

– Будем надеяться, Спящий Бог покажет нам разницу, – искоса глянул на нее. – Могу я задать личный вопрос?

Она обтерла кромку бокала кончиком указательного пальца и облизала его.

– Спасибо, Джошуа Калверт, у меня есть преданный возлюбленный.

– Э… я хотел спросить, есть ли у тебя дети?

Она покраснела.

– Нет. Пока нет. Зато у моей сестры Помоны целых трое. Вот и не понимаю, чем я все это время занималась.

– Когда у тебя появятся дети, как ты собираешься их поднимать? Я твое капитанство имею в виду. Ты, что же, возьмешь их с собой на борт?

– Нет. Жизнь на корабле – только для взрослых, даже и на борту космоястреба.

– Так как они будут расти?

– Что ты хочешь сказать?

Странный вопрос, особенно от него. Но она видела: его и в самом деле это интересовало.

– Мать должна быть всегда рядом.

– А… поняла. Это неважно, для них, во всяком случае. У капитанов космоястребов очень большие семьи. Как-нибудь я познакомлю тебя со своей матерью, тогда сам увидишь. Все дети, которые у меня родятся, пока я летаю на «Эноне», будут под присмотром целой армии родственников и под защитой обиталища. Я не занимаюсь пропагандой, но эденизм – это одна огромная семья. Понятия сиротства у нас нет. Конечно, нам, капитанам, трудно расставаться с детишками на несколько месяцев. Но ведь и у жен морпехов такая судьба вот уже целое тысячелетие. Приходится с этим мириться. Когда яйца «Энона» проклюнутся, мне стукнет девяносто лет и я закончу свою карьеру. Буду сидеть дома с выводком орущих младенцев. Представил?

– А те дети, от которых вы уезжаете? Они счастливы?

– Да. Они счастливы. Я знаю, ты нас считаешь бездушными. – Она стиснула его руку. – А как твои дела?

– У меня все в порядке, – он уставился на свой бокал. – Сиринкс, ты можешь рассчитывать на меня в полете.

– Я знаю это, Джошуа. Я несколько раз посмотрела память Мурора и с Самуэлем разговаривала.

Он показал на звездное небо.

– Ответ где-то там.

– Согласие давно знал об этом. А киинты сказать мне отказались …

– А я не настолько умен, чтобы помочь ученым…

Они улыбнулись.

– Ну, за полет, – сказала Сиринкс.

– Воспарим же туда, куда и ангелы боятся залетать.

Они осушили Норфолкские слезы. Спринкс громко высморкалась и утерла глаза. Потом нахмурилась: возле бара стояла какая-то фигура.

– Иисусе Христе, Джошуа, я и не знала, что ты раздваиваешься.

Усмехнувшись тому, что эденист божится, он тут же ощутил досаду: увидел, о ком она говорит. Поднял руку и поманил Лайола.

– Счастлив встретить вас, – сказал Лайол, когда Джошуа его представил. Блеснул фирменной калвертской улыбкой и поцеловал руку.

Сиринкс засмеялась и встала.

– Прошу прощения, Лайол. Боюсь, прививку я делала уже давно.

Джошуа хихикнул.

– А теперь я вас оставлю, – сказала она и легонько поцеловала Джошуа. – Не опаздывай.

– Взял ее электронный адрес? – спросил Лайол сквозь зубы, глядя ей вслед.

– Лайол, на ней костюм капитана космоястреба. У нее нет электронного адреса. Как твои дела?

– Очень хорошо, – Лайол оседлал стул, повернув его задом наперед, и положил руки на спинку. – Этот город, обожающий вечеринки, мне по сердцу.

– Ну и ладно. С момента прибытия я тебя что-то не видел.

– Ничего удивительного. Эта Доминика – черт, а не девка, – он перешел на хриплый шепот. – Представляешь, пять-шесть раз за ночь. А уж столько позиций… похоже, что-то переняла и у ксеноков.

– Вау!

– А прошлую ночь, знаешь что? Втроем. Неомоун к нам присоединилась.

– В самом деле? Ты хоть записал?

Лайол сбросил руки со спинки стула и посмотрел брату в глаза.

– Джош.

– Да?

– Ради Христа, возьми меня с собой.

Керри стала первой планетой, подвергшейся испытанию. Священнослужителям Объединенной церкви нелегко пришлось с ее населением. Жили там в основном католики ирландского происхождения. К прогрессивной технологии они относились с неизменной подозрительностью. Полной промышленной независимости достигли на пятьдесят лет позднее других. Да и потом индекс экономического развития был у них куда ниже, чем на планетах западных христиан. Жили тем не менее в достатке, предпочитали большие семьи, потихоньку торговали с соседними звездными системами; ворча, платили налог флоту и Ассамблее Конфедерации, регулярно посещали церковь. Встать вровень с Кулу, Ошанко и эденистами не стремились. Короче, люди спокойные, никому не мешали, жили своей жизнью. Пока не разразился кризис одержання.

Керри находилась на расстоянии семи световых лет от Новой Калифорнии, поэтому естественно, что жители ее беспокоились. Оборонная система их, по сравнению с другими планетами, развита была очень слабо, а запасы боевых ос чрезвычайно малы. При составлении бюджета политики всегда урезали военные расходы. Когда разразился кризис, и особенно после Арнштадта, на Керри спохватились, стараясь изо всех сил наверстать упущенное. К несчастью, заводы их не имели достаточных мощностей. Да и с заводами Кулу и Земли, производившими вооружение в избытке, связей они не поддерживали. Эденисты из системы Керри помогали, чем могли, но им надо было думать и о собственной обороне.

Все же, рассуждали жители Керри, хорошо быть маленькой рыбешкой в галактике. Вряд ли Капоне вздумает напасть на них. И полномасштабное наступление на Арнштадт вроде бы подтверждало их представления. Потому и оказались они совершенно неподготовленными, когда Аль круто изменил свою политику.

Нежданно-негаданно в пяти с половиной тысячах километров от Керри вынырнули двенадцать черноястребов. Раздался залп: каждая птица выпустила по десять боевых ос с ядерными зарядами. С ускорением в 6 g черноястребы отлетели друг от друга, образовав в космическом пространстве огромный шар. Космос наполнился электронными импульсами и термическими ловушками, отчего в сенсорной защите Керри возникло и быстро разрослось слепое пятно. Заряды били по сенсорным спутникам, межорбитальным кораблям и низкоорбитальным платформам стратегической обороны. Ядерные бомбы сдетонировали, породив электромагнитный хаос.

Операторы платформ, удивившись силе атаки и опасаясь штурма, подобного арнштадтскому, сделали все, что могли, для обороны. Платформы выпустили боевые осы; применили электронное и лазерное оружие, стараясь превратить заряды противника в ионные шары.

В центре круга, образованного боевыми осами, появились десять фрегатов Организации. Они направлялись к планете, выпуская по ходу боевые осы.

По распоряжению AI сенсорные спутники просканировали фрегаты. Радары оказались бессильны перед лицом мощной военной техники Новой Калифорнии. Лазерные лучи уничтожали один за другим сенсорные датчики сети, и все же с их помощью удалось узнать, что двигатели фрегатов работают на антивеществе. Прекрасную, ранимую атмосферу Керри пронизал ужас: ведь лазерный или кинетический заряд не дает ядерного взрыва – в этом случае происходит молекулярный распад, в то время как заряженная антивеществом боевая оса устраивает взрыв мощностью в множество мегатонн.

Главной задачей AI стало недопущение зарядов антивещества на расстояние ближе чем сто километров от стратосферы. Проверили готовность звездолетов, платформ, космопортов и промышленных станций. Платформы получили задание уничтожать дистанционно управляемые самолеты. В качестве целей были теперь не черноястребы и не фрегаты, главной задачей стало уничтожение зарядов, летевших к беззащитным континентам. Оборонительные боевые осы совершали крутые маневры; пусковые установки платформ выдали по расчетным векторам каскад кинетических зарядов.

Черноястребы выпустили еще один залп боевых ос, целя в прикрывавшие континент низкоорбитальные платформы стратегической обороны. Операторы платформ мало чем могли на это ответить. С устрашающей скоростью фрегаты неслись к планете. Противодействовать нечем, континент лежал перед ними полностью открытый, они могли сбросить на него все, что угодно.

Взрыв антивещества привел к образованию раскаленного радиационного зонта радиусом в три тысячи километров. Сделав свое дело, фрегаты устремились вверх, и боевые осы выпустили второй залп, не такой мощный, как первый.

В этот раз у агрессоров вышло все не так гладко. Боевая техника Керри, пусть и второразрядная, сосредоточилась на пятачке, где столпились фрегаты с черноястребами. В результате обороняющиеся сумели добиться некоторого успеха. В один из фрегатов угодил подзаряд с ядерной боеголовкой, и на борту моментально сдетонировал весь запас антивещества. В радиусе пятисот километров все полыхало. Находившиеся поблизости корабли вошли в штопор, роняя оплавившуюся оболочку. Оголившиеся фюзеляжи под ярким выхлопом фотонов сияли, словно маленькие солнца. Казалось, полуденное светило внезапно учетверило свою энергию, так что люди, неосмотрительно поднявшие глаза к молчаливым великолепным всполохам, моментально лишились зрения.

Взрывом покалечило два черноястреба, корпуса их получили летальную дозу гамма-излучения. У фрегата раскалились и оплавились пластины фюзеляжа. Под воздействием радиации нарушились молекулярные связи, и основным узлам корабля был нанесен невосполнимый ущерб. Досталось и фьюзеодвигателям. Из вентиляционных отверстий вырывались сердитые струи горячего пара. Экипаж фрегата впал в отчаяние, так как целостность неиспользованных боевых ос с зарядом антивещества нарушилась.

Никто из их коллег не пришел к ним на помощь. Восемь оставшихся невредимыми фрегатов, набрав высоту пять тысяч километров, выпрыгнули из системы. Через несколько секунд за ними последовали и черноястребы, оставив население Керри в полном недоумении: люди так и не поняли, что произошло. Прежде чем исчезнуть, черноястребы совершенно безнаказанно сбросили на планету странные черные яйца. Сенсорные датчики платформ не сумели обнаружить их в электронном хаосе, а население Керри не заметило следов инверсии в ослепительном свете орбитальных взрывов.

Яйца летели очень быстро, но в нижних слоях атмосферы скорость снизили. Громкий гул разбудил сонные фермы. Люди поняли: что-то случилось, и, слегка встревожившись, смотрели в небо. Сверху падали пылающие обломки, значит, был бой, говорили те, кто что-то понимал в таких вещах. В километре от земли нижняя часть яиц распахнулась, а на высоте четырехсот метров раскрылись парашюты.

На поверхность, в радиусе трехсот тысяч квадратных километров, свалилось двести пятьдесят черных яиц. Семнадцать парашютов потерпели аварию. Остальные двести тридцать три совершили жесткую посадку и, прежде чем остановиться, катились по земле несколько метров. Спустившиеся корзины с треском раскрылись, из них вышли одержимые, восхищенным взорам которых предстала великолепная зеленая планета, на которую им удалось проникнуть.

На Новую Калифорнию черноястребы прибыли через тридцать часов. Торжественной встречи им не устроили. Организация знала, что инфильтрация закончилась успешно. Информацию эту они получили из потусторонья.

Аль, придя в восторг, приказал Эммету и Лерою немедленно готовиться к следующим пяти полетам. Флот с энтузиазмом встретил это распоряжение. Успех операции был не таким значительным, как при Арнштадте, и все же Организация вновь поверила в себя. Мы – сила, с которой нельзя не считаться, – вот общее мнение. Жалобы и протесты утихли.

Приблизившись к Монтерею, Варрад вернулся к своему обычному виду, утратив принятый им облик звездолета. С облегчением опустился на пьедестал.

– Ты хорошо поработал,– обратился Хадсон Проктор к Прану Су, одержателю черноястреба. – Кира говорит, что она тобой довольна.

– Качайте питательную жидкость,– сухо ответил Пран Су.

– Ну, конечно. Вот она. Наслаждайся.

Хадсон Проктор отдал короткое приказание, и жидкость устремилась по трубам, в цистерны черноястреба.

– Уничтожили двоих наших,– объявил Пран Су другим черноястребам. – Лински и Марантиса. Попали подрадиацию, когда платформы Керри ударили по «Дорбейну». Это было ужасно. Я чувствовал, как разрушаются их корпуса.

– Что ж, это цена, которую мы платим за победу,– спокойно сказал «Этчеллс».

– Да,– сказал Феликс, одержатель «Керачела». – Керри заставила меня поволноваться. Им что – устраивают себе соревнования, кто больше выпьет, да хвастаются, а нам за них отдуваться.

– Держи свои пораженческие взгляды при себе,– огрызнулся «Этчеллс». – Это была концептуальная миссия. Что ты, черт тебя подери, понимаешь в стратегии? Мы ударная сила операции, космические войска.

– Помолчал бы лучше, подлый стукач. И не притворяйся, что служил когда-то в армии. Даже военнослужащим требуется минимальный Ай Кью.

– Да ну? Если хочешь знать, я убил в бою пятнадцать человек.

– Да, он был санитаром. Не мог прочесть этикетку на медицинском флаконе.

– Поосторожнее, придурок.

– А то что?

– Думаю, Кире интересно будет узнать о том, что ты призываешь к мятежу. Тогда увидишь.

– ЗАТКНИСЬ, ФАШИСТ ПРОКЛЯТЫЙ, ДЕРЕВЕНСКИЙ БАЛБЕС.

Сродственная связь на некоторое время замолкла.

– Слышал?– Пран Су подключился к Росио по отдельному каналу.

– Слышал,– откликнулся одержатель «Миндори». – Похоже, скоро за нас возьмутся.

– Могут. Это как дважды два. У Киры есть все возможности.

– И она победит, если мы не найдем альтернативный источник питания.

– Да. Но как это сделать?

– Я иду следом за «Счастливчиком Логорном». Он на подступах к Алмадену.

– Думаешь, этот парень нам поможет?

– Он первый предложил сделку. Во всяком случае, выслушает мое предложение.

Первый адмирал не посещал секретную лабораторию разведки флота со времени инцидента в суде. Майнард Кханна был хорошим офицером и к тому же красивым молодым человеком. Он сделал бы блестящую карьеру во флоте Конфедерации, так Самуэль Александрович думал всегда. И обошелся бы без его патронажа. А теперь он мертв.

Похоронная церемония в трафальгарской многоконфессиональной церкви была простой, недолгой, но в то же время достойной. На пьедестал установили укрытый флагом гроб. Рядом выстроился почетный караул из морских офицеров. Самуэль подумал, что выглядело это не как отдача чести, а скорее как жертвоприношение.

Стоя в первом ряду и распевая слова церковного гимна, он вдруг спросил себя, не видит ли их сейчас Кханна. Из информации, которую удалось получить у арестованных одержимых, стало известно: запертые в потусторонье души знали о том, что происходит в реальном мире. Адмирал даже опустил книгу с псалмами и с подозрением посмотрел на гроб. Не потому ли похоронный ритуал сохранился с доисторических времен? Причем делалось это повсеместно, все цивилизации устраивали церемонию прощания. И друзья, и родственники усопшего приходят почтить память покойного и благословить на путешествие в иной мир. Наверное, душе, оставшейся наедине с вечностью, легче оттого, что люди признали ее жизненный путь достойным.

Правда, останки Майнарда Кханны опровергали понятие о достойно прожитой жизни. Конец его не был ни быстрым, ни благородным.

Самуэль Александрович снова поднес к глазам книгу и запел с такой страстью, что удивил других офицеров. Быть может, Кханна заметит уважение со стороны командующего, и душа его немного успокоится. Если это так, то тем более надо постараться. Самуэлю Александровичу было обидно: ведь Жаклин Кутер до сих пор владела украденным телом. И обычные законы на убийцу-рецидивистку не действовали.

Сопровождали адмирала Мэй Ортлиб и Джита Анвар, члены Ассамблеи, и адмирал Лалвани и вставший на место Кханны капитан Амр аль-Сахаф. Присутствие двух заместителей его слегка раздражало: выходит, его решения и прерогативы постепенно переходят под политический контроль. За Олтоном Хаакером Самуэль признавал такое право, но по мере разрастания кризиса контроль этот отличался все меньшей тонкостью.

Впервые он почувствовал благодарность к мортонриджскому Освобождению. Эта крупномасштабная акция отвлекла внимание как Ассамблеи, так и масс-медиа от деятельности флота. Политики, мрачно признавал он, вероятно, правы с точки зрения психологического воздействия, которое производила кампания. Он даже посмотрел несколько видеозаписей, полученных от репортеров, чтобы своими глазами увидеть, как идут дела у сержантов. Бог ты мой, ну и грязь!

Доктор Гилмор и Эуру встретили маленькую высокопоставленную делегацию внешне спокойно. Хороший знак, подумал Самуэль. Настроение его стало еще лучше, когда Гилмор привел их в лабораторию.

С виду биотехническая лаборатория 13 ничем не отличалась от любой другой: длинная комната со скамьями вдоль стен, в центре – столы, похожие на те, что стоят в морге. В торце комнаты – помещение, отделенное стеклянной стеной. Повсюду высокие штабеля с экспериментальным оборудованием, похожие на современные мегалиты; сканеры с высокой степенью разрешения и мощные процессоры.

– Что именно вы нам показываете? – спросила Джита Анвар.

– Прототип антипамяти, – сказал Эуру. – Собрать его оказалось на удивление просто. У нас, разумеется, есть много средств, воздействующих на мыслительные процессы. Мы все их изучили. И механизмы сохранения памяти нам понятны.

– Если и в самом деле все так просто, то почему же никто еще этого не предложил?

– Все дело в применении, – пояснил Эуру. – Вот и Первый адмирал однажды заметил: чем сложнее оружие, тем оно бесполезнее, особенно на поле боя. Для того чтобы антипамять начала действовать, мозг должен быть подвергнут длительной серии импульсов. Наше устройство – не пуля, выстрелить им нельзя. Одержимые должны смотреть прямо на луч, и резкое движение или даже моргание может нарушить весь процесс. Чтобы этого не произошло, следует запрограммировать импланты, и если пленник в ваших руках, сделать это чрезвычайно просто.

Мэттокс поджидал их возле последней комнаты, глядя сквозь стекло с видом гордого родителя.

– Самое главное – проверка, – сказал он. – Обычные биотехнические процессоры совершенно бесполезны в этом случае. Пришлось изобрести систему, полностью дублирующую типичную нервную структуру человека.

– Вы что же, клонировали мозг? – спросила Мэй Ортлиб.

В голосе ее звучало неодобрение.

– Структура скопирована с мозга, – вступился за детище Мэттокс. – Но сама конструкция – биотехническое изделие. Клонирования не было.

Он указал на стеклянную комнату.

Делегация придвинулась поближе. Комнату можно было бы назвать пустой, если бы не стоящий в ней стол с полированным металлическим цилиндром. Тонкие трубки с питательной жидкостью, извиваясь, выходили из основания и соединялись с невысоким механизмом. С одной стороны цилиндра выступала на половину корпуса маленькая коробка, сделанная из прозрачного пластика. В коробочке – темная сфера из плотного материала. Первый адмирал увеличил масштаб с помощью усиленной сетчатки.

– Да это глаз, – сказал он.

– Да, сэр, – подтвердил Мэттокс. – Мы пытаемся подойти к реальности как можно ближе. Применяя антипамять, мы действуем на зрительный нерв.

В нескольких сантиметрах от биотехнического глаза подвешен был черный электронный модуль, удерживаемый на месте грубой металлической скрепкой. От модуля тянулись оптико-волоконные кабели, подключенные к комнатным розеткам.

– Чьи мыслительные процессы вы используете в конструкции? – спросила Мэй Ортлиб.

– Мои, – ответил Эуру. – Мы подключили кору головного мозга к процессору, и я загрузил в него свою личность и память.

Она моргнула и перевела взгляд с эдениста на металлический цилиндр.

– Это весьма необычно.

– К данной ситуации это отношения не имеет, – улыбнулся он. – Мы делаем все, чтобы создать реальную обстановку. А для этого нам нужен человеческий мозг. Если хотите, можете осуществить простой опыт – опыт Тьюринга, – он прикоснулся к процессору, закрепленному на наружной стене комнаты.

– Кто вы? – спросила Май Ортлиб с чувством неловкости.

– Полагаю, я должен назвать себя Эуру-2, – ответил процессор. – Но Эуру в процессе работы над антипамятью двенадцать раз загрузил свою личность в нейронное подобие.

– Тогда вы уже Эуру-13.

– Можете называть меня Младшим, так проще.

– А вы сохранили ваши человеческие качества?

– Я не обладаю сродственной связью, о чем жалею. Но мне не уготована долгая жизнь, поэтому отсутствие сродственной связи можно терпеть. Во всем остальном я человек.

– Готовность к суициду не является чертой здорового человека, тем более эдениста.

– Тем не менее это то, к чему я готов.

– Это решил ваш прототип. А вы, у вас нет независимости?

– Если я смогу развиваться в течение нескольких месяцев, то, вероятно, сделаю это неохотно. В настоящий момент я являюсь двойником мозга Эуру Старшего и к данному эксперименту отношусь спокойно.

Первый адмирал нахмурился: его беспокоило то, чему он стал свидетелем. Он и не знал, что команда Гилмора достигла такого результата. Искоса посмотрел на Эуру.

– Я так понимаю, что душа образуется с помощью последовательного внедрения мыслей в энергию потустороннего типа, присутствующую во Вселенной. Следовательно, если вы чувствующее существо, то создали собственную душу.

– Согласен, адмирал, – ответил Эуру Младший. – Это логично.

– А это означает, что у вас появилась способность создать по собственному желанию бессмертное существо. И этот эксперимент может навсегда вас уничтожить. Для меня это тревожная перспектива, не знаю, как для вас. Я не уверен, что у нас есть моральное право продолжать.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, адмирал. Однако личность моя для меня важнее, чем моя душа или души. Я знаю, что когда уничтожу созданную мною конструкцию, мы с Эуру продолжим наше существование. И это знание – источник оптимизма для всех эденистов на протяжении жизни. И сейчас я существую ради одного – продления нашей жизни. Человеческие существа умирали, защищая свои дома и идеалы на протяжении всей истории, даже когда не были уверены, есть ли у них душа. И я ничем от них не отличаюсь. Я сделал выбор: применить антипамять с тем, чтобы наша раса пережила этот кризис.

– Вот тебе и тест Тьюринга, – съязвила Мэй Ортлиб. – Держу пари: старик и представить себе не мог разговор с машиной, пытающейся доказать собственный разум.

– Если не что-нибудь еще, – быстро сказал Гилмор. Первый адмирал смотрел на цилиндр, обдумывая, как обосновать отказ. Он знал, что президент его не поддержит. Только нового вмешательства во флотские дела ему и не хватает.

– Очень хорошо, – неохотно сказал он.

Ученые обменялись виноватым взглядом, и Мэттокс подал команду на лабораторный процессор. Стекло потемнело.

– Это чтобы защитить вас от возможного выброса, – пояснил он. – Вот, взгляните-ка во внутреннюю камеру. Увидите весь процесс. Хотя смотреть-то там особо не на что: спектр, который мы используем, заблокирован сенсором.

И верно, изображение было бледным, цвет почти отсутствовал. Все, что они увидели, – это маленький диск. Он выскользнул из электронного модуля и накрыл собою глаз. Мелькнули непонятные пиктограммы.

– Ну, вот и все, – объявил Мэттокс.

Первый адмирал отключил канал, и все заметили, что диск вернулся в электронный модуль. Стекло лаборатории снова стало прозрачным.

Гилмор повернулся к монитору.

– Младший, ты меня слышишь?

Подрагивающее свечение экрана оставалось неизменным. Мэттокс принял сообщение от программных щупов конструкции:

– Функции мозга нарушены, – сказал он. – А синаптические разряды рандомизированы.88
  Случайны. (Примеч. пер.)


[Закрыть]

– А что с сохранностью памяти? – поинтересовался Гилмор.

– Тридцать – тридцать пять процентов. Полный анализ будет проведен после стабилизации.

Ученые улыбнулись друг другу.

– Это хорошо, – сказал Гилмор. – Просто замечательно. Такого процента у нас еще не было.

– Что вы имеете в виду? – спросил Первый адмирал.

– Мыслительные процессы полностью нарушены. Младший утратил способность к размышлениям. Сейчас биотехническая конструкция – просто хранилище фрагментов памяти.

– Впечатляет, – задумалась Мэй Ортлиб. – Ваш следующий шаг?

– Мы пока не уверены, – сказал Гилмор. – Должен признаться: потенциал этого устройства устрашающий. Наша идея – использовать его в качестве угрозы. Тогда души забудут дорогу в наш мир.

– Если они и в самом деле испугаются, – засомневалась Джита Анвар.

– Тогда перед нами встанут новые проблемы, – печально признался Гилмор.

– Постойте, – вступил в разговор Самуэль. – Если вы примените ваше устройство к одержимому, то сотрете и память его хозяина, уничтожите его душу.

– Вполне возможно, – подтвердил Эуру. – Нам известно, что разум хозяина заключен в мозгу одержателя, при этом душа одержателя сохраняет контроль над телом. И доказательством тому – ячейки ноль-тау.

– Значит, антипамять не может действовать избирательно?

– Нет, сэр, она убьет и душу хозяина.

– Может ли данная версия работать в потусторонье? – резко спросил Самуэль.

– Вряд ли, – сказал Мэттокс. – Она пока слаба и неэффективна. Мыслительные процессы Младшего она разрушила, но память до конца так и не стерла. Этот отдел мозга изолирован, и антипамять на него не действует. Если вы мне позволите такую аналогию, это все равно, что уничтожить городские дороги, оставляя в неприкосновенности здания. Связь одержателя с потустороньем весьма слаба, поэтому мы не даем гарантии в том, что настоящая модель туда проникнет. Необходимо разработать более мощную конструкцию.

– Но вы пока не уверены?

– Нет, сэр. Это пока теории и прикидки. Добились ли мы успеха, мы узнаем, лишь применив устройство на практике.

– Загвоздка в том, что в случае успеха антипамять уничтожит все души в потусторонье, – спокойно заметил Эуру.

– Это правда?

– Да, сэр, – ответил Гилмор. – В этом-то и дилемма. Мы не можем проверить это в лабораторных условиях. Антипамять – глобальное оружие.

– Души никогда в это не поверят, – сказала Лалвани. – К тому же, насколько мы наслышаны о потусторонье, они даже не станут прислушиваться к предупреждению.

– Я не могу разрешить использование оружия, уничтожающего миллиарды человеческих жизней, – заявил Первый адмирал. – Необходимо разработать альтернативный вариант.

– Но, адмирал…

– Нет. Мне очень жаль, доктор. Знаю, вы много работали, и я благодарен вам и вашей команде. Я больше, чем кто-нибудь, знаю, как велика угроза одержания. Но даже она не может служить оправданием к применению такого оружия.

– Адмирал! Мы изучили все, что было в нашем распоряжении. Привлекли ученых из всех научных дисциплин. Приняли во внимание все идеи и дикие теории, даже изгнание духов пробовали после того, как священник с Лалонда сказал, что это помогает. Ничто, ничто не выдержало проверки. Так что это – единственное наше достижение.

– Доктор, я не принижаю вашу работу, но разве вы сами не видите? Это совершенно неприемлемо как с моральной, так и с этической стороны. Этого не должно быть. То, что вы предлагаете, – геноцид. Я никогда не одобрю такую чудовищную акцию. И надеюсь, что ни один офицер флота этого не сделает. Ищите другое решение. А этот проект я отменяю.

Штаб Первого адмирала сыграл в своеобразный тотализатор: требовалось угадать, через сколько времени президент Хаакер устроит виртуальную беседу. Победитель угадал – через девяносто семь минут. Уселись друг против друга за овальным столом. Оба придали виртуальным лицам нейтральное выражение, а голосам – спокойную размеренность.

– Самуэль, – начал президент, – вы не можете отменить проект «Антипамять». Это все, что у нас есть.

Сидя в своем офисе, Самуэль Александрович улыбнулся: то, что Хаакер обращался к нему запросто, по имени, означало, что он занял непримиримую позицию.

– Кроме мортонриджского Освобождения, вы хотите сказать? – и живо вообразил себе, как поджались тонкие губы его собеседника.

– Да ведь вы и сами как-то сказали, что Освобождение не является решением проблемы. В отличие от антипамяти.

– Без сомнения. Проблема будет снята окончательно. Послушайте, я не знаю, все ли объяснили вам Мэй и Джита, но ученые считают: антипамять уничтожит все души в потусторонье. Не может быть, чтобы вы серьезно рассматривали этот вариант.

– Самуэль, эти души, о которых вы так волнуетесь, собираются всех нас тут поработить. Ваша позиция меня крайне удивляет. Вы военный человек, вы знаете, что война – это результат всеобщей иррациональности и конфликта интересов. И данный кризис – лучшее тому подтверждение. Души стремятся вернуться, а мы им этого позволить не можем. Если они своего добьются, человеческая раса погибнет.

– Согласен, они разрушат почти все, что мы создали. Но жизнь как таковую уничтожить не смогут. Я даже не думаю, что они одержат нас всех. Эденистов им одержать не удалось, да и вообще процесс одержания сейчас почти остановился.

– Да, благодаря вашему карантину. Это был удачный ход, не отрицаю. Но ведь мы до сих пор не придумали, как вернуть утраченное. А население Конфедерации именно этого и хочет. Они просто настаивают на этом. Процесс, быть может, и замедлился, но не остановился. Вам это известно так же хорошо, как мне. К тому же не вечно нам жить в карантине.