Текст книги "Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы"

Разрушающиеся идентичности

Процедура распада Гуннской империи – при учете имеющихся сведений о ее создании и укреплении – подтверждает, насколько важными были эти внутренние идентичности для каждого входившего в нее народа, если даже последующие трансформации опять-таки были частью этого процесса. Империя была уничтожена изнутри, когда различные ее субъекты после смерти Аттилы вновь с оружием в руках вернули себе независимость. Если они все добровольно и на равных правах приняли гуннскую идентичность, как до этого вообще могло дойти? Действуя сообща, они сумели выманить у Римской империи огромные суммы золотом, что ясно подтверждается среднедунайскими захоронениями. Это был высший уровень хищничества, которого они бы никогда не достигли по отдельности, что подчеркивается как фактическим отсутствием золота в ранних германских остатках, так и тем, что Восточная Римская империя сумела восстановить контроль над Балканами в конце V века после того, как союз, созданный гуннами, распался[304]304
  Если Аттила мог получать годовые субсидии, измеряемые тысячами килограммов золота, то максимум того, что удалось получить самым успешным последователям гуннов – готам под управлением Амалов, – это 300 килограммов, см.: Приск. Готская история. Фр. 37.


[Закрыть]. И в самом деле, усилия, приложенные народами не гуннского происхождения для того, чтобы вырваться из-под власти гуннов, доказывают, вне всякого сомнения, что низкий статус и постоянная эксплуатация, бывшие частью их жизни, означали, что цена пребывания в империи, как правило, превышала прибыли, получаемые некоторыми индивидуумами в ходе все возраставшей захватнической деятельности, лежавшей в основе ее существования. И когда после смерти Аттилы у покоренных народов появился шанс на освобождение, началась борьба за независимость.

Как и изначальное присоединение их к империи, процесс выхода из-под гуннского контроля сопровождался переосмыслением групповых идентичностей. Если все более многочисленные и сплоченные группы не гуннского населения были лишены собственных предводителей в процессе интеграции в империю кочевников, то потом борьба за положение и власть, вроде той, что свела вместе скиров и Эдекона, разразилась бы по всей территории Аттилы. Валамир, как мы видели, объединил ту группу готов, которой впоследствии стал править род Амалов, но для этого ему пришлось обойти других претендентов и, возможно, даже включить в войско воинов другого происхождения. Кроме уже упоминавшихся крупных племен и союзов, которые в конце 450-х – начале 460-х годов сформировали государства на руинах империи Аттилы, многие более мелкие объединения также появляются в наших источниках. Например, соросги, амильзуры, итимары, товосуры и биски встречаются в разных фрагментах «Истории» Приска. Некоторые из них в конечном итоге оказались на Римской земле после падения империи гуннов, и хаотическая природа ее распада повлияла и на их дальнейшее устройство в империи, как пишет Иордан: «Савроматы же, которых мы называем сарматами, и кемандры, и некоторые из гуннов поселились в части Иллирика, на данных им землях у города Кастрамартена. Скиры, садагарии и часть аланов […] получили Малую Скифию и Нижнюю Мезию. […] Руги же и многие другие племена испросили себе для поселения Биццию и Аркадиополь. Эрнак, младший сын Аттилы, вместе со своими избрал отдаленные места Малой Скифии. Эмнетзур и Ултзиндур, единокровные братья его, завладели Утом, Гиском и Алмом в Прибрежной Дакии»[305]305
  Иордан. Гетика. 50.265–266. Иордан сам был не понаслышке знаком с состоянием вооруженных групп на Балканах, и, следовательно, можно рассчитывать на то, что этот список точен. Когда именно (в 450-х или 460-х годах) образовались эти поселения, неясно: Эрнак, по всей вероятности, основал свое в конце 460-х годов, хотя может оказаться, что все они относятся к периоду ослабления гуннской власти после 465 г., который также связан с походами на Рим Бигелиса и Хормидака. Отсутствие у Эрнака желания вести активное сопротивление может объяснить, почему предпочтение было отдано ему, а не Денгизику.


[Закрыть].

Эти племена были приписаны к одному или нескольким византийским военным фортам на севере Балкан, а потому ни одно из них не могло быть достаточно крупным. Предположительно, похожие группы входили в состав более крупных королевств, начавших появляться после разрушения империи гуннов. Среди потомков тех, кто последовал за Теодорихом из рода Амалов, вторгшимся в Италию в конце 540-х годов, к примеру, были гунны-биттигуры. Ими ранее правили сыновья Аттилы и в 460-х годах отправили их на войну против дяди Теодориха, Валамира. Похоже, в один прекрасный момент биттигуры пересмотрели свою политическую приверженность[306]306
  Иордан. Гетика. 53.272; ср.: Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. 2.13.1 и далее.


[Закрыть]. Разумеется, это могло произойти при самых разных обстоятельствах, однако трансформация ядра империи гуннов в результате смерти Аттилы была самой удачной возможностью для них сделать это.

Схожей была и судьба ругов, только для них этот процесс несколько затянулся и носил более масштабный характер. Они создали одно из первых королевств-преемников Гуннской империи, но, когда Одоакр разбил их и лишил независимости, руги решили примкнуть к Теодориху. Гепиды и лангобарды продолжили эту традицию сбора разбитых племен под своим крылом. Потерпев сокрушительное поражение, герулы присоединились к последним (хотя сперва им пришлись не по вкусу предложенные условия союза), и к тому времени как лангобарды двинулись в Италию в конце 560-х годов, с ними, по словам Павла Диакона, отправились свевы, герулы, гепиды, бавары, булгары, авары, саксы, готы и тюринги. По крайней мере под тремя первыми названиями из этого списка скрываются неприкаянные бродяги с бывших гуннских территорий на среднем Дунае[307]307
  Павел Диакон. История лангобардов. 2.26 и далее; cp.: Jarnut (2003). Как в сочинении Павла Диакона, так и других ранних лангобардских текстах часто появляется указание на то, что после битв проигравшие войска включались в состав победившей армии, хоть и не всегда на равных условиях: см., например: Происхождение народа лангобардов. 2 (упоминаются aldii то есть полусвободные), Павел Диакон. История лангобардов. 1.20, 1.27, 5.29.


[Закрыть]. Изменения политической идентичности, происшедшие в новых союзах в процессе формирования королевств-преемников после смерти Аттилы, не следует недооценивать. Некоторые – а возможно, и все они – вовсе не были культурно однородными объединениями, закрытыми для чужаков и воспроизводящимися благодаря внутренним бракам, но новыми образованиями, сшитыми кое-как из пестрых лоскутков, в которые вступали остатки народов, желавших вырваться из-под гнета гуннского правления. Даже гепиды, которые уже во времена Аттилы наслаждались относительной свободой (ими даже правил собственный король), вполне могли принять в свою среду новых рекрутов после падения империи. Но в первую очередь этот процесс затронул скиров и готов под предводительством Амалов, которые обрели – или восстановили – свое единство. Вполне возможно, что происхождение других крупных союзов, о которых нам почти ничего не известно – ругов, свевов и герулов, – было столь же туманным.

Эти политические образования не были «народами» и во втором понимании этого термина, которому традиционно придается важное значение. Как мы видели, триста лет экономического развития создали – или ускорили появление – социальное неравенство в германском мире. И для готов, предводительствуемых Амалами, как нам совершенно точно известно, это означало, что в их обществе имелись воины двух рангов, возможно перекликающихся с классами свободных и вольноотпущенных. То же касается лангобардов, которые вторглись в Среднедунайскую низменность только после того, как сыновья Аттилы прекратили борьбу за власть. Когда речь заходит о групповой идентичности в этом контексте, у нас появляется новое измерение, которое необходимо учитывать. Только воины более высокого статуса получали в полной мере все преимущества от объединения, к которому они принадлежали, поскольку лишь они обладали соответствующими правами и привилегиями. И только они могли полностью принять групповую идентичность своего племени. Важность этого заключения отчетливо прослеживается в исторических источниках. В какой-то момент, во время завоевания Византией остготской Италии, были убиты все воины-готы, обладавшие высоким статусом и находившиеся в составе их армии в Далмации. Оставшиеся воины с более низким статусом сразу же сдались. И на протяжении всего повествования о той войне Прокопий подчеркивает, что большие потери среди воинов высокого статуса вызывали в обществе готов тревогу и уныние[308]308
  Готы: Heather (1996), приложение I. Лангобарды: Ibid. И см. предыдущий комментарий. См. также главу 2.


[Закрыть].

Из этого следует, что крупные племенные объединения, появившиеся на месте империи гуннов, совершенно точно не были «народами» в традиционном понимании этого слова. Не имея ни культурного, ни иерархического единства, они представляли собой сложный комплекс политических союзов и статусов, которые, как видно по двойственной структуре войска, наверняка включали в себя и рабов, лишенных права носить оружие. Однако при этом не следует впадать в крайности, чрезмерно упрощая картину: не нужно вместо полностью закрытых и цельных групп населения, какими их рисовали ранее, сразу же переходить к противоположному подходу и представлять эти объединения как удобные, сиюминутные союзы, не имеющие ни внутренней структуры, ни стабильности. Сейчас неподходящий момент для подробного рассмотрения этого положения, однако следует сделать здесь два важных замечания. Прежде всего, групповые идентичности не зависели от королевских семей, которые в одном из классических подходов рассматривались как своего рода «социальный цемент», скрепляющий до крайности разрозненные импровизированные союзы с блеклым подобием этнической целостности. Лангобарды, к примеру, признавали королей из различных династий, а не строго из одного королевского рода и при этом ухитрялись оставаться единым племенем, не утрачивая своей идентичности, даже в те периоды, когда у них вообще не было короля. Это хорошо известный факт, но ученые редко признают, что история готов во многом похожа на историю лангобардов – куда больше, чем кажется. В 520-х годах, пытаясь сделать наследником итальянского престола своего внука – у которого имелось множество соперников, в том числе и принадлежащих к правящей династии, – Теодорих Амал, племянник Валамира, задействовал масштабную пропагандистскую кампанию, утверждая, что лишь его род является истинно королевским и потому один должен править готами. Кассиодор помог ему найти «доказательства» справедливости этих притязаний в истории готов, создав генеалогию, согласно которой внук Теодориха был представителем семнадцатого поколения королевской семьи. Однако правители всегда утверждают нечто подобное, и верить им не следует, особенно в этом случае. Заявления Теодориха и приводимая им история его семьи не согласуются с тем, что можно почерпнуть из современных ему источников. Генеалогическое древо Амалов, составленное Кассиодором, было слеплено из сведений, почерпнутых в готских устных преданиях и римских исторических трактатах, и вдохновлено библейскими жизнеописаниями. Господство Амалов над этой ветвью готов укреплялось постепенно примерно с 450 года. Теперь не приходится удивляться тому, что, когда род Теодориха не смог предъявить подходящего наследника, он был срублен под корень – фактически в буквальном смысле, ведь его племянник Теобальд был убит в 536 году за свои вечные неудачи – всего через десять лет после смерти великого короля[309]309
  Лангобарды: см., например: Jarnut (2003). Ярнут указывает, что королевская власть у лангобардов могла быть временным явлением, функции которой сводились к ведению военных походов. Готы: Heather (1989), (1996), главы 8–9.


[Закрыть].

К тому же при всей хаотичности политического процесса, запущенного со смертью Аттилы и ставшего причиной появления всех этих объединений, идентичность некоторых крупных племен было не так просто уничтожить. К примеру, руги, присоединившиеся к Теодориху в 487–488 годах, сохраняли свою независимость на протяжении еще двух поколений, вплоть до 540-х годов, когда они все еще оставались узнаваемой народностью среди других, населявших Италию. Герулы также, несмотря на все их злоключения и расколы, сохраняли довольно сильное чувство групповой идентичности еще сорок с лишним лет после поражения, нанесенного им лангобардами в 508 году. Иначе они не стали бы искать себе нового предводителя из традиционно правящего рода среди своих сородичей, ушедших в Скандинавию[310]310
  О ругах, присоединившихся в Теодориху в 487 году: Иоанн Антиохийский. Послание к Несторию. Фр. 214.7; о том, что они все еще выделялись в 541 году: Прокопий Кесарийский. История войн. 7.2.1 и далее (они дважды меняли стороны во время похода готов на Италию). Герулы: Там же. 6.14–15.


[Закрыть]. Судя по их истории, и руги, и герулы были группами «среднего размера». Они не были так же сильны в военном отношении, как союзы готов, лангобардов или гепидов, создавшие более долгосрочные политические образования, которые в конечном итоге вобрали в себя и часть ругов и герулов. В обоих случаях, однако, имеющиеся свидетельства подвергались сомнению. Посольство герулов в Скандинавию было объявлено «сказкой», а повторное появление ругов в 540 году – изобретением историка Прокопия, который, как утверждается, был весьма склонен любое скопление варваров рассматривать как «народ», а потому ему нельзя верить. Обе эти истории встречаются во всех подробностях лишь в одном источнике, следовательно, их правдивость под большим вопросом. Однако есть ли реальные основания у этих заявлений?

На мой взгляд, их нет. В случае с герулами посольская миссия в Скандинавию весьма подробно описана в середине повествования об их существовании после поражения в битве с лангобардами. Другие части этой истории подтверждаются иными источниками, к тому же Прокопий в общем и целом описывает разрушение их идентичности. Когда две группы герулов в 549 году в конечном итоге выходят в битву друг против друга (одни сражались за гепидов, а другие – благодаря вмешательству Римской империи – за лангобардов), приходится заключить, что название герулы утратило свое значение и роль определяющего фактора человеческого поведения. Этот рассказ весьма правдоподобен, в нем нет ни противоречивых фактов, ни очевидных ошибок. Разумеется, хотелось бы получить больше подробностей, но в целом повествование Прокопия соответствует обычным критериям, по которым определяется надежность источника, созданного древними и средневековыми историками. В случае с ругами у нас опять-таки имеются другие источники, объясняющие, почему они именно так сыграли свою партию во время завоевания Италии Теодорихом в начале 490-х. На самом деле они дважды сменили сторону – сначала присоединившись к Одоакру, а потом вернувшись к готам. И не следует удивляться тому, что их идентичность – по крайней мере, в пределах одной группы – сохранялась на протяжении еще целого поколения после завоевания варварами Италии.

Единственная причина усомниться в повествовании Прокопия, таким образом, заключается в том, что эти сообщения не укладываются в концепции идентичности современных ученых, которые ставят под вопрос его правдивость. Подверженные влиянию идей Барта, эти ученые разделяют представление о том, что у германских племен середины 1-го тысячелетия не могло быть сильных групповых идентичностей. Но идеи Барта, как мы видели, являются лишь одним из направлений в современных исследованиях идентичности, что не добавляет весомости убеждениям (точнее, предубеждениям) его последователей, уверенных, что групповые идентичности варваров всегда были крайне нестабильными. При разных обстоятельствах – как и в индивидуальных ситуационных моделях – групповая идентичность может быть сильнее или слабее, и в случае с ругами Прокопий даже приводит метод сохранения идентичности: добровольный запрет на браки с представителями иных племен[311]311
  Свидетельства о герулах ставятся под сомнение Гоффартом (Goffart (1988), 84 и далее), о ругах – Халсаллом (Halsall (1999). См. главу 1, в которой дается общий обзор современных теорий групповой идентичности.


[Закрыть]. Учитывая связность рассказа и подробности, приведенные в нем, я готов поверить в сведения, изложенные в нашем источнике. Герулы и руги, может, и не были «народами» в классическом понимании этого слова, распространенном в XIX веке. Нет никаких свидетельств того, что они обладали какими-то ярко выраженными культурными особенностями (хотя нет и противоположных данных), и они действительно принимали в свои ряды чужаков, вступая в различные союзы при распаде империи Аттилы. И конечно, у них, как в других германских племенах этого периода, имелась определенная система социальных статусов. Но тем не менее представители этих групп были связаны групповой идентичностью, которая обладала немалым влиянием на значительную часть населения.

И хотя куда проще поверить в то, что это было верно лишь для малых и менее разнообразных по составу объединений, сказанное нами касается и некоторых из крупных племен. Когда византийцы в 536 году решили завоевать королевство остготов в Италии, их появление вызвало раскол среди германцев; некоторые группы предпочли заключить соглашение с чужаками, нежели остаться в независимом королевстве готов. Один уцелевший документ описывает бедствия человека по имени Гундилас, владельца готского поместья, который несколько раз менял стороны в этом конфликте, отчаянно пытаясь сохранить свое имение, по мере того как чаша весов склонялась то в одну сторону, то в другую на протяжении двадцати лет. Однако ни случаи дезертирства, ни история Гундиласа не отражают реакции большинства готов, сторонников Теодориха и их потомков, на вторжение византийцев. Если бы все из них торопились сбежать или договориться с византийцами, не было бы двадцати лет войны, в которой готы пытались отстоять свою политическую независимость, ведь мирный договор, предложенный захватчиками, заключался в следующем: сохранение земель в обмен на политическое подчинение Восточной Римской империи. И на самом деле повествование Прокопия и иные источники более общего характера свидетельствуют о том, что ядро готского общества, состоявшее из воинов с высоким статусом, которые больше других сделали для создания и сохранения готской групповой идентичности, постепенно уничтожалось в ходе войны по мере того, как они погибали в боях[312]312
  Папирус Гундиласа (который он сам назвал приложение I) является ключевым документом для Эмори (Ашоту (1997). См. также: Heather (1996), глава 9, и приложение 1 (2003).


[Закрыть]. Эти люди получали максимальную выгоду от поддержания групповой идентичности, даровавшей им высокий социальный статус, и они были готовы бороться за ее сохранность. Я готов предположить, что воины с высоким статусом, как среди готов, так и среди других германских племен этой эпохи, были опорой и строительным материалом для групповой идентичности и прочность (или, напротив, нестабильность) любого объединения зависела от преданности ему отдельных индивидуумов и их отношения к нему. Это не означает, разумеется, что среди обладателей высокого статуса все испытывали одинаковое чувство преданности своему племени. В современном мире такого не бывает, и нет причин, по которым в древние времена ситуация должна была обстоять иначе.

Миграция и империя

Нет ни малейшего сомнения в том, что расцвет и падение империи гуннов привели к серьезным переоценкам групповой идентичности даже в рамках класса элитных воинов. В первый раз причиной тому послужило завоевание и механизмы управления, принесенные вместе с расцветом, – в особенности подавление даже возможности появления крупных (а потому опасных) объединений под властью одного предводителя. Во второй раз они были вызваны смертью Аттилы, за которой последовала весьма скорая реорганизация сообществ – среди бывших подданных империи быстро появлялись воинские отряды и войска, достаточно многочисленные, чтобы вырваться из-под власти гуннов. Но нет причин полагать, что один из этих процессов сумел стереть различия между гуннами и покоренными ими народами. Сами кочевники были заинтересованы в том, чтобы сохранить это разграничение, даже несмотря на то что Аттила увещеваниями и лестью поставил правителями других племен полностью или частично подчинившихся ему людей. Без такой демаркации преимущество от покорения всех этих народов было бы сразу же утеряно – к тому же некоторые племена, оставшиеся на периферии империи, те же гепиды, и впрямь, похоже, остались со своими правителями. Империя являлась государственной структурой, в которой полностью изменить групповую идентичность было невозможно. В результате государства-правопреемники начали походить скорее на союзы, нежели на «народы», и появившиеся типы идентичности были скорее политическими по сути, нежели культурно обусловленными, однако довольно устойчивыми, в том числе среди многочисленных групп тех или иных народностей. Чтобы их победить, требовались немалые военные ресурсы, и даже в случае окончательного разгрома идентичность побежденных племен нередко сохранялась на протяжении еще двух поколений.

По крайней мере, это заключение подтверждается историческими свидетельствами, и нет весомых причин ставить его под сомнение. Источники, на которых основана данная работа, соответствуют всем обычным критериям надежности, и единственной причиной отвергнуть приведенный вывод может быть только заранее, априори сформировавшаяся уверенность в том, что идентичность в V веке не могла функционировать подобным образом. Однако современное понимание групповой идентичности не согласуется с таким подходом; на самом деле в его рамки прекрасно укладывается предположение о том, что групповая идентичность функционировала по-разному на разных уровнях общества и отдельные индивидуумы вполне могли позволить себе ее изменить в соответствии с обстоятельствами. Даже если названия племен и союзов не принадлежали «народам» с однородной культурой, их следует воспринимать серьезно, так как они относились к очень крупным скоплениям людей. Это, в свою очередь, заставляет нас предположить, что, когда эти группы переселялись на Среднедунайскую низменность и вновь покидали ее пределы во времена становления и падения империи гуннов, миграционная активность в регионе должна была резко возрасти. И немногочисленные подробные источники тех лет, доступные нам сегодня, подтверждают это предположение.