Текст книги "Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы"

Однако и в этом случае захват англосаксами Британии все равно остается своего рода переселением элиты. В одном из недавних исследований было подсчитано максимальное возможное соотношение между иммигрантами и местными жителями – даже после демографического коллапса романобриттов оно составляло не больше чем 1:4, и об этнической чистке в представлениях Викторианской эпохи не может быть и речи[387]387
  Ward Perkins (2000).


[Закрыть]. В количественном соотношении в генетике населения новых англосаксонских королевств, появившихся к 600 году, было куда меньше иммигрантов, чем местных. Сравнение с Нормандским завоеванием, таким образом, весьма поучительно. В отличие от нормандской германская элита V–VI веков была слишком многочисленной, чтобы влиться в существующие социально-экономические условия, поэтому за переселением не могла не последовать фундаментальная перестройка основных средств производства. Ситуации, породившие два столь отличных друг от друга результата, не следует считать идентичными, несмотря на то что иммигранты в обоих случаях были в меньшинстве. Следовательно, отнести оба этих случая к «переселению элиты» означает создать терминологическую путаницу, поскольку можно будет легко упустить важные различия между ними.

Но что можно сказать о другом ключевом вопросе, о том, какого рода взаимоотношения имели место между иммигрантами и местными? Действительно ли романобритты могли сами определять свою судьбу и после того, как англосаксонские короли захватили власть над их землями? Никто сейчас и не подумал бы о том, что враждебность между ними была неизбежной, просто из-за резких различий двух национальностей, а потому добровольное переосмысление своей идентичности со стороны исконного населения, разумеется, могло иметь место. Правда Инэ, свод законов VII века, показывает, что в землевладельческую элиту англосаксонского Уэссекса вплоть до 690-х годов входили и романобритты, и нет причин, по которым хотя бы некоторые римско-бриттские землевладельцы не могли стать видными членами свиты первых англосаксонских королей. Однако, пытаясь определить, какое распространение получило это явление, необходимо помнить об основной цели англосаксонского миграционного потока. От набегов и нападений наемников перейдя к непосредственной аннексии земель, он по самой своей природе создал соперничество между англосаксонской элитой и оставшимися представителями высшего класса римской Британии, в котором каждая из сторон стремилась удержать контроль над средствами производства. Конечно, не следует считать, что все римско-бриттские землевладельцы были стерты с лица земли в некоем массовом побоище, однако и рассказ Тильды о насилии и терроре вряд ли является плодом его воображения. Захват земель, как правило, проходит не самым приятным образом – даже нормандцы, сравнительно милосердные завоеватели, временами действовали очень жестоко и не в последнюю очередь – в печально известном опустошении севера зимой 1069/70 года, когда целенаправленно были уничтожены запасы зерна, и погибли десятки тысяч человек[388]388
  См., например: Kapelle (1979).


[Закрыть].

Также необходимо учитывать условия, при которых местная землевладельческая элита могла сохранить свое положение в Уэссексе VII века. Еще один интересный вопрос: а кем, собственно, были эти самые представители высшего класса? В VII веке Уэссекс расширялся к западу, на спокойные просторы современного региона Уэст-Кантри, и многие задавались вопросом, не были ли эти британские землевладельцы новыми подданными королевства, а не жителями нынешних Гэмпшира и Уилтшира, уцелевшими во времена завоевания. Но точного ответа у нас нет. В любом случае, даже если их не лишили земель сразу же, Правда Инэ наделяет этих людей лишь половинной ценностью, выраженной в вергельде или цене за жизнь, по сравнению со столь же богатыми англосаксами. И это очень важное ограничение. Вергельд был важным элементом социального статуса, основой, в соответствии с которой рассчитывались компенсации при улаживании любых спорных ситуаций. Как было недавно указано в одном исследовании, разница в вергельде между иммигрировавшими землевладельцами и местными может даже стать ключом к исчезновению всех представителей элиты не англосаксонского происхождения, выживших после первых столкновений. И из-за разницы в вергельде (допустим, когда местный землевладелец ввязывается в спор с иммигрантом), если бы даже их рассудили по справедливости, назначив плату одному и другому, в результате происходила бы постепенная передача средств местного землевладельца иммигранту. Больший вергельд последнего означал бы, что полученная им компенсация в два раза превышала бы его собственные выплаты за схожее нарушение[389]389
  Woolf (2007), 127 и далее.


[Закрыть].

И это утверждение только подтверждает то, что мы и так успели вывести из политического контекста. По мере того как англосаксонские иммигранты утверждали свое господство в разных регионах Нижней Британии, у местных землевладельцев появлялось бы все больше причин добровольно перейти грань, разделяющую две нации, и стать англосаксами. Только так у них появлялся шанс сохранить свое положение и собственность, благодаря которой они обладали таким влиянием при римлянах. Однако одного желания мало. У прибывших в Британию предводителей англосаксов (если, конечно, они хотели сохранить власть)[390]390
  Собственно захват земель, последовавший за Нормандским завоеванием, проходил не под контролем Вильгельма, несмотря на его авторитет и власть, и необходимость прояснить, какие территории кому теперь принадлежали, и стала одной из причин составления Книги Судного дня: Англосаксонская хроника 1085 года. Я полагаю, процесс захвата земель V–VI веков проходил куда более хаотично, учитывая, что централизованная власть у англосаксов была куда слабее, чем у нормандцев XI века, и присвоение земель происходило постепенно вслед за многочисленными мелкими победами, а не после одной решающей вроде битвы при Гастингсе.


[Закрыть] были все причины не допускать этого – или, по крайней мере, не давать такой возможности каждому желающему, поскольку им нужно было еще вознаградить собственных сторонников за службу. И эти сторонники в политическом плане были куда важнее для новых королей, чем романобритты, поскольку являлись основой их власти. И как не раз уже было доказано, homo sapiens, или человек разумный, ведет себя как хищник, когда речь идет о захвате богатств своего собрата, и готов пойти на любую жестокость, если того требует ситуация. И даже если, будучи местным землевладельцем, вы бы ухитрились сохранить свои земли, то, как следует из Правды Инэ, это еще не гарантировало безбедного будущего.

Отношения между англосаксами и представителями низших классов римско-бриттского общества вряд ли характеризовалось таким же духом соперничества, поскольку у последних не было ценностей, которые попытались бы захватить пришельцы. И пусть я не верю в бунт крестьян, факт остается фактом – эти классы, не располагавшие землей, вряд ли разделяли интересы владельцев вилл, пожинавших плоды их труда.

Следовательно, у местных простолюдинов были все причины примкнуть к англосаксам. Опять же, вряд ли это было легко и удавалось многим. Мы помним пример римского купца в империи гуннов – если вы позволяете человеку низшего статуса войти в элиту, к нему придется относиться лучше. И разумеется, по этой самой причине люди неизменно мечтают преодолеть рубеж между классами. Но тогда господствующий класс лишается возможности эксплуатировать тех, кто раньше зависел от него, и это налагает ограничения на такого рода продвижение по социальной лестнице. В данном случае, захватив плодородные земли Нижней Британии, англосаксонские иммигранты нуждались в рабочей силе, в подчиненных, которые делали бы всю грязную и тяжелую работу, неизбежную в земледелии, вплоть до изобретения тракторов. В то время как интересы низших классов бывшей римской Британии не слишком противоречили интересам захватчиков, в отличие от землевладельческой верхушки, у иммигрантов были веские причины не давать им массово переходить в новую элиту. Законы и хартии показывают, что многочисленные рабы и полусвободные люди были неотъемлемым элементом социальной структуры новых англосаксонских королевств, и я полагаю, многие представители местного населения оказались в числе зависимых, несмотря на редкие случаи возвышения, вроде истории нашего римского купца, ставшего гуннским воином.

И с этой точки зрения отсутствие следов влияния местных языков на англосаксонский приобретает еще большую значимость. Поскольку языку обучали в семье, а не в образовательных учреждениях, отсутствие заметного влияния кельтского языка на германский, язык новой элиты с 600 года, говорит о многом. Если бы в новую элиту вошло много бывших бриттов, ставших саксами, то и влияние их языка на государственный было бы очевидным. А раз его почти нет – значит, новая элита состояла преимущественно из иммигрантов[391]391
  К этому заключению приходит и Вульф (Woolf (2007). Такой подход характерен для всех историков, которые не занижают значение миграции англосаксов.


[Закрыть].

Если только вы вовсе не рассматриваете этот вопрос, заранее вознамерившись доказать, что миграция никогда не несет существенных перемен в обществе, будет сложно избежать заключения о том, что англосаксонская миграция сыграла важную роль в переустройстве социальных, политических и экономических основ Нижней Британии в V–VI веках. Вырвав эти земли из римской системы, которая формировала их структуру вплоть до 400 года, появление германцев не могло не подтолкнуть их развитие к новым направлениям. Сравнительно небольшой и богатый класс владельцев вилл был обязан своим благополучием старой системе и оказался в опасности, когда связи с ней были разорваны. На мой взгляд, как и у их собратьев в других римских провинциях, они наверняка обладали достаточной властью, чтобы сохранить свое положение, если бы их единственной проблемой были представители низших классов британских провинций. Однако таковые были далеко не единственной проблемой. О процветании Британии было хорошо известно соседям, грабившим ее много веков, и без прямой протекции Римской империи владельцам вилл в любом случае было бы сложно сохранить свои богатства и статус при наличии угрозы со стороны пиктов, скоттов или англосаксов.

Даже если более точные данные о разрушении системы римских вилл в Британии укажут на то, что римское общество распалось до того, как нападения саксов переросли в завоевание, это внесет лишь незначительные коррективы в реконструированную картину тех событий. Как мы более подробно покажем в следующей главе, римско-бриттская землевладельческая элита была сброшена с римского флагмана лишь из-за того, что другие иммигранты, проникшие на территорию Западной Римской империи после 405 года, стали серьезной проблемой для ее основных институтов. Более того, именно англосаксонский миграционный поток определил дальнейший ход событий – тот факт, что сравнительно малочисленная элита была заменена многочисленной, а серьезные культурные, лингвистические и прочие изменения сделали Британию отчетливо германской. Все говорит о том, что в эти века у местного населения было очень ограниченное право голоса в выборе собственной судьбы.

Следовательно, модель «переселение элиты» и последующая эмуляция культур не могут дать удовлетворительное объяснение преобразованиям, наблюдаемым в Нижней Британии в IV–VI веках. Однако при этом англосаксонское завоевание не превратилось и в повсеместную замену существующего населения. При подборе максимально подходящего термина для данной модели следует прежде всего изучить аналогичные преобразования, происходившие в это же время в Северной Галлии. Недавно обнаруженные там археологические остатки позволяют нам более пристально исследовать реакцию местного населения, столкнувшегося, как и романобритты, с прибытием алчных до новых земель чужаков.

Франки и Римская Галлия

Вторжение франков в римскую Галлию представляет собой исследовательскую проблему, схожую с той, которую породили столь разные взгляды на Adventus Saxonum, или приход саксов. Приблизительно в то же время, когда, как указывают исторические источники (в данном случае чуть более высокого качества), племя франков набирало силу к западу от Рейна, на широких просторах Галлии к северу от реки Луары получает распространение новый погребальный обряд. Римские похоронные традиции в Галлии, как и повсюду, за века дошли до захоронений без погребального инвентаря. Однако около 500 года в регионе наблюдается внезапное изобилие богатых захоронений с загробными дарами, да и в большинство более скромных могил клали хотя бы какие-то предметы. Мужчин чаще всего предавали земле с оружием и кое-какими личными вещами, женщин – с богатыми украшениями для одежды, имеющими определенное сходство с таковыми в Нижней Британии в ранний англосаксонский период (см. карту 12). Вопрос заключается в следующем: уложатся ли в этом случае все имеющиеся у нас материалы и данные в картину переселения элиты и эмуляции культур?

Марш Меровингов

Расцвет племени франков под властью представителей династии Меровингов произошел в условиях падения Римской империи. Термин «франк» впервые появляется в источниках в конце III века, как и алеманны, но поздние рассказы о более раннем кризисе в том столетии утверждают, что франки сыграли в нем важную роль, и у нас нет причин не верить им. Как мы видели в главе 2, остается неясным, было ли у племен, объединенных под этим названием (ампсиварии, бруктеры, хатты, хамавы, салические франки) в наших позднеримских источниках, какое-то чувство политической общности. Они жили довольно близко друг к другу, а потому политические связи были неизбежны, и, возможно даже, как их современники алеманны, порой объединялись в настоящий союз под властью вождей, обладавших исключительной властью. Однако источники не дают точных сведений на этот счет, Аммиан рассказывает о них куда меньше, чем об алеманнах. В те времена различные франкские подплеменные объединения, как и многие другие германцы, жившие близ европейской границы Рима, были полупокоренными клиентами империи. Отдельные франки нередко шли на службу в римскую армию, некоторые даже поднимались до командующих постов, а более крупные отряды участвовали в тех или иных кампаниях. И в то же время участие их в военных кампаниях было необходимо для того, чтобы отвлечь франков от слишком успешного и частого разграбления империи и даже (если представлялась такая возможность) от захвата ее территорий. После поражения алеманна Хнодомара, к примеру, император Юлиан обнаружил, что теперь придется защищать свои земли от салических франков, которые попытались переселиться на территорию империи[392]392
  Юлиан и франки: Аммиан Марцеллин. Деяния. 17.8.3–5. Это отдельное событие, и невозможно точно сказать, была ли конфедеративная структура франков аналогична алеманнской, но это возможно. Исследования о раннем периоде истории франков и археологии: Zöllner (1970); Perin (1987); James (1988); Ament (1996); Reichmann (1996); R. Kaiser (1997).


[Закрыть]. В V веке начался распад Западной Римской империи, равновесие сил нарушилось, и франкский чертик наконец выскочил из табакерки. В 460-х годах франкские племена начинают фигурировать в политике слабеющей Западной империи все чаще и в самых разных ролях, и все чаще среди них упоминается конкретная группа под предводительством некоего Хильдерика.

Отец Хильдерика, легендарный основатель династии Меровингов (собственно, и давший ей имя), звался Меровей, но все источники утверждают, будто он был потомком морского чудовища. И в карьере самого Хильдерика полным-полно вопросительных знаков. Его могила в Турне в современной Бельгии – одна из величайших находок в европейской археологии. Вскрыв курган в мае 1653 года, исследователи обнаружили поражающий воображение запас золота и драгоценностей, включая кольцо-печатку, на котором и значилось имя обитателя могилы – король Хильдерик (лат. Childeric regis). Многие из предметов впоследствии были украдены с витрины в 1831 году, но они все были описаны, весьма подробно, пусть порой и с ошибками, в первые два года после обнаружения. В то время, к примеру, застежки брошей Хильдерика были сочтены перьями. Жалкие остатки некогда богатого сокровища теперь выставлены в Кабинете медалей в Париже. Что интересно, недавние раскопки места захоронения показали, что, помимо огромного количества золотых изделий, Хильдерик был захоронен с телами по меньшей мере двадцати трех лошадей в трех отдельных ямах. Среди погребального инвентаря присутствовали и золотые детали упряжи несчастных животных. И эти предметы, обнаруженные еще при первых раскопках, породили очередную забавную историческую ошибку. Во времена Наполеона один из археологов, наделенный богатым воображением, утверждал, что это остатки древних королевских часов, и корсиканский император приказал сделать такие со схожими деталями к своей коронации в 1801 году[393]393
  Подробнее о могиле Хильдерика см.: Perin и Kazanski (1996); Halsall (2001).


[Закрыть].

Жутковатое великолепие погребальных даров Хильдерика говорит о том, что он был могущественным вождем, но оставляет много вопросов и загадок, особенно по сравнению с данными, содержащимися в исторических источниках. Они сводятся к отрывочным и кратким упоминаниям, среди которых выделяется рассказ о том, что он был изгнан на восемь лет за то, что соблазнил слишком многих женщин своих сторонников. Но если забыть о сложностях его личной жизни, даже из этих описаний следует, что приход Хильдерика к власти был тесно связан с агонией римского господства в Галлии в 460-х годах. К тому времени центральные власти в империи все быстрее теряли контроль над налоговой системой, что повлекло за собой их постепенное, но неминуемое ослабление. В Галлии это проявилось в том, что удерживать власть как над римскими командирами войск, так и над различными племенами чужаков (вроде вестготов Алариха), уже обосновавшимися там, становилось все сложнее. Таким образом, в 463 году Хильдерик стоял во главе отрядов франков, служащих у Эгидия, командующего римской армией в Галлии, сражавшейся с вестготами.

Однако распад империи был к тому времени уже таким сложным процессом, что вестготы в итоге стали союзниками центральных властей империи в Италии в борьбе с Эгидием, восставшим против них. Был ли Хильдерик верен империи или нет – очень спорный вопрос. Ясно одно – под его властью всегда была лишь одна группа франков, и они даже на протяжении следующего поколения действовали разбившись на отдельные военные отряды.

Источники не проливают свет на то, как и почему Хильдерик пришел в власти. Был ли он предводителем франков, продававшим услуги своих воинов Римскому государству, или же пошел по традиционному пути, поднявшись до командующих чинов в римской армии за годы ее угасания? Второй пробел в его резюме касается превращения из союзника и подчиненного Эгидия в 460-х годах в правителя солидного куска земель римской Галлии, коим он стал незадолго до смерти. Когда он скончался, епископ Ремигий Реймсский написал письмо Хлодвигу I, его сыну и наследнику, и в этом послании Хильдерик представлен как правитель бывшей римской провинции Южной Белгики. Судя по этому описанию и по тому, что похоронен он был в Бельгии, власть Хильдерика традиционно сосредотачивалась на севере. Однако те немногочисленные данные о событиях после 460-х годов, которые у нас имеются, говорят о том, что карьера его развивалась на юге в ходе военной службы империи. Недавно было выдвинуто предположение, что подлинным источником его власти являлось управление значительной частью старой имперской регулярной армии после того, как римляне утратили власть над ней. Это вполне возможно, но в этом случае захоронение Хильдерика именно в Бельгии выглядит несколько странно. Не менее правдоподобной является и теория о том, что он был предводителем отряда франков, активно участвовавшим в политике Рима до тех пор, пока из этого можно было извлечь реальную выгоду, а затем вернулся в былые земли франков, едва империя перестала играть сколь-нибудь важную роль в Галлии. Король бургундов Гундобад, к примеру, пошел по тому же пути в то же время. В любом случае Хильдерика необходимо рассматривать как одного из самых успешных военных лидеров, появившихся на руинах римской власти в Галлии, управляющим одним из крупнейших войск из ее бывшей армии и действовавшим вместе с другими подразделениями под командованием сына и наследника Эгидия, Сиагрия, а также графа Арбогаста и комита Павла[394]394
  О продвижении Хильдерика см.: Просопография Поздней Римской империи. 2, 285–286 и комментарии. О «римлянине» Хлодвиге см.: Halsall (2001), (2007), 269–271, 303–306. О Гундобаде см.: Просопография Поздней Римской империи. 2, 524–525.


[Закрыть].

Хотя удача улыбалась Хильдерику, самые серьезные перемены в истории франков произошли во времена его сына. Как пишут в учебниках, Хлодвиг правил с 482 по 511 год, но единственная точная дата – это дата его смерти. Приблизительное время прихода Хлодвига к власти нужно вычленять из других дат в рассказе о его правлении, предоставленном более поздним историком VI века Григорием Турским. Однако надежными его сведения назвать нельзя.

Основные вехи возвышения Хлодвига ясны, однако детали вызывают много вопросов. Сразу после прихода к власти Хлодвиг традиционно занялся расширением своих земель и дошел до самого Парижа, который находился далеко за границами Южной Белгики, нанеся поражение Сиагрию, который, скорее всего, унаследовал остатки земель и войск, находившихся под командованием Эгидия. Победу одержал Хлодвиг, об этом нам известно, однако источниковая база остается весьма скудной. Григорий Турский, единственный автор, сообщающий о ней, датирует ее 485–486 годами, и победа эта в последнее время стала предметом ожесточенных споров, касающихся прежде всего регионов, которыми владел Сиагрий. Но в то время как есть весомые причины сомневаться в хронологии, предложенной Григорием, как мы сейчас увидим, сама по себе кампания была, по всей видимости, реальной[395]395
  Джеймс (James (1988) начал эту дискуссию, контраргументы ему привели Перин (Perin (1996) и Мак-Джордж (MacGeorge (2002).


[Закрыть]. Куда меньше сомнений вызывают общие итоги этой и других кампаний Хлодвига. К своей смерти в 511 году он захватил большую часть Галлии, до того принадлежавшую вестготам, покорил бургундов и распространил влияние франков почти по всему Рейну, среди прочих подчинив и алеманнов. Франкский мир полностью преобразился. Хлодвиг не только завоевал крупные куски бывших римских территорий, он еще и устранил многих своих соперников, других франкских вождей. Григорий Турский называет имена семерых: Сигиберт и его сын Хлодерик, правившие в Кёльне, Харарих и его сын Рагнар и два брата, Рихар и Ригномер, властвовавшие в Камбре и Ле-Мане. Есть также упоминания о «прочих родственниках», которые то ли являлись правителями независимых территорий, то ли нет. Политически раздробленная территория, власть над которой была разделена между несколькими независимыми правителями, подчинилась воле одного монарха. Григорий также счел нужным упомянуть о том, что после казни своих соперников Хлодвиг принимал на службу их бывших сторонников и забирал богатства, тем самым укрепляя свою власть[396]396
  Григорий Турский. История франков. 2.40–42.


[Закрыть].

Когда именно произошла эта трансформация в политическом устройстве франков, неизвестно. Наш единственный источник – Григорий. Писавший свой труд спустя шестьдесят с лишним лет после смерти Хлодвига, историк явно пытался собрать воедино рассказы об этом короле из разных источников, и во многих случаях хронологию приходилось угадывать. Кампания против вестготов датируется разными источниками 507 годом, но подтверждения временных рамок других событий независимыми источниками у нас нет, а повествование Григория о военных успехах Хлодвига вызывает серьезные подозрения, не в последнюю очередь потому, что кампании, по его стройной версии событий, происходят каждые пять лет правления короля. Возможно, это и впрямь было так и здесь нет ошибки, но возникает ощущение, что Григорий (или более поздний «редактор») просто равномерно расположил их в удобной последовательности. Есть и другие поводы для сомнений. Великую победу Хлодвига над алеманнами Григорий датирует пятнадцатым годом его правления (496), однако в другом источнике, современном тем событиям, разгром алеманнов происходит почти на десять лет позже, чем у Григория. Конечно, кампаний могло быть две, но, если она была одна, значит, ошибается Григорий. Недоверие вызывает также его рассказ об обращении Хлодвига в католичество. По версии Григория, это произошло перед нападением франков на вестготов, принявших арианство, и это дает ему основания представить эту военную кампанию как священную войну за католическую веру, победу в которой Хлодвигу даровал сам Бог. В другом источнике указано, что крестился франк после победы, и есть указания на то, что он как минимум рассматривал вариант обращения в арианство[397]397
  О противоречиях, касающихся точной даты крещения Хлодвига, см.: Shanzer и Wood (2002), и более общие работы о его жизненном пути: Wood (1985).


[Закрыть].

Устранение Хлодвигом своих соперников, других франкских вождей, традиционно датируется 508 годом, потому что Григорий пишет, что убийства и казни произошли после победы над вестготами. Это вполне возможно, но точно так же возможно и то, что он постепенно устранял своих соперников на разных этапах своей карьеры. К примеру, одним из предлогов казни Харариха стал тот факт, что Хлодвиг не получил от него поддержки в борьбе против Сиагрия. Но Сиагрий потерпел поражение (опять-таки, надо отметить, по хронологии Григория) приблизительно в 486 году, и кажется очень странным, что Хлодвиг ждал больше двадцати лет, чтобы наказать недобросовестного соратника. Невольно задаешься и вопросом о том, как Хлодвиг сумел собрать достаточно сильную армию, чтобы разбить алеманнов и вестготов за такой короткий промежуток, если к тому времени он еще не успел пополнить свои войска военными отрядами других вождей, и на мой взгляд именно это предположение наиболее близко к истине. Тем не менее общая картина ясна. Идя по пути Валамира и Теодориха, вождей остготов (см. главу 5), Хлодвиг создал одно из самых сильных государств – преемников Западной Римской империи, одновременно аннексируя большие участки римских земель и объединяя под своей властью независимые военные отряды[398]398
  О параллельном возвышении Теодориха и рода Амалов см. главу 5.


[Закрыть].

Как тесно с этим процессом была связана миграция франков?