Текст книги "Четвертая дверь"

Глава 5
Непостижимое преступление

Через три дня старший инспектор Дрю вернулся к Уайтам, чтобы принести извинения.

Полиция больше не подозревала Генри. Несколько надежных свидетелей подтвердили его алиби. Спустя двое суток после убийства он еще находился в Америке и не покидал ее ранее. Несколько пассажиров самолета, доставившего Генри в Англию, припомнили удивительные карточные фокусы, которыми он развлекал их во время полета. А когда Уайта-младшего видели одновременно на двух разных вокзалах, Боб Фарр лежал на больничной койке в Вашингтоне. Днем ранее у него обнаружили аппендицит и направили на операцию.

Задача осталась нерешенной. При жизни Боб Фарр был приличным, скромным парнем. Семьи он лишился давно, а денег не скопил. Мотива для его убийства не имелось ни у кого. Следствие установило, что в Англию он прилетел за неделю до своей нелепой гибели, причем раньше нашу страну не посещал вообще. Боб провел четыре дня в оксфордской гостинице, после чего бесследно исчез.

Не стану лицемерить, заявляя, как тронула нас эта смерть: все-таки никто, кроме Генри, погибшего не знал. Тем не менее происходящее удручало всех. Одни верили в мстительных духов особняка Дарнли, другие шептались о разгуливающем на свободе маньяке-убийце. Деревню окутал страх. К наступлению сумерек все уже старались находиться дома и держать в пределах досягаемости любое оружие. Латимеры настолько измучились, что стали выказывать намерение съехать. Элис походила на бледную тень самой себя в прошлом. Как-то ночью с ней чуть не случился нервный срыв, и Патрику пришлось вызывать «Скорую помощь».

Наступило первое воскресенье декабря. Со дня смерти Боба Фарра прошло ровно две недели. Я пригласил Генри и Джона пропустить по рюмочке, воспользовавшись тем, что родители ушли на весь вечер.

– Итак, Джон, неужели твоя половина смилостивилась и дала высочайшее разрешение остаться на ночь?

Джон, слегка улыбнувшись, посмотрел на стакан с бренди.

– Только до девяти. Но причин для беспокойства нет. Элизабет не пойдет сюда одна, только чтобы поскандалить, если я припозднюсь.

Мы выпили за ее здоровье и исключительное великодушие.

Из холла донесся мелодичный перезвон, отбивающий половину десятого. Джон взглянул на часы.

– Полагаю, до звонка осталось недолго, – беззлобно произнес он.

Генри ухмыльнулся. Смерть друга, несомненно, выбила его из колеи, но за последние несколько дней он вроде понемногу начал выглядывать из панциря.

– Отличный коньяк, – похвалил Джон. – Жалко, почти закончился.

Я прервал его:

– Генри, тебе не кажется, что ты задолжал нам объяснение?

Алкоголь сделал свое дело: атмосфера в доме была очень дружелюбной. Мы умиротворенно сидели в креслах. Джон, наконец, раскрепостился вдали от домашнего дракона, на коем его угораздило жениться. Генри практически вновь стал таким, каким мы его помнили. Оставалось лишь выведать несколько деталей.

– Кого же я видел три года назад на оксфордском вокзале? Действительно тебя? Если так, откуда взялся двойник, которого заметили Латимеры на лондонском? Мы уже поняли, что это не Боб Фарр.

Казалось, Генри уже собирался ответить, когда я выливал ему в бокал остатки коньяка, но, немного поразмыслив, произнес лишь:

– Скоро. Скоро вы все поймете.

– У тебя есть брат-близнец?

– Может, ты слишком мало знаешь о Бобе? – поддел друга Джон.

Генри насмешливо хмыкнул.

– Ты и половины не знаешь. Кстати, удивительно, что ни одна душа так и не сообразила, – добавил он. – На самом деле разгадка лежит на поверхности.

Наступила тишина.

Джон с задумчивым видом зажег сигарету:

– На поверхности, говоришь? Если помнишь, тайна тут не одна. Еще есть странные шаги, нападение на твоего отца. Я уж не говорю о смерти Боба Фарра, но это же, сам понимаешь, мелочи. Человека всего лишь прикончили в наглухо запертой комнате. Над чем тут ломать голову? – Джон немного помолчал. – Генри, я, конечно, не хочу выглядеть снобом, но меня гложет навязчивая мысль, что ты в курсе, кто во всем виноват. Ты знаешь убийцу.

Генри долго смотрел на Джона со странным блеском в глазах.

– Да, – наконец кивнул он. – Знаю.

– Но Генри! – вскрикнул Джон. – Ты обязан сообщить полиции. В смысле, если полностью уверен. Убийца по-прежнему на свободе, он может прикончить еще кого-нибудь!

Наш друг глотнул бренди и облизал губы.

– Это вряд ли, – чуть слышно произнес он.

Даже обладая бесспорными талантами иллюзиониста, Генри не умел предсказывать будущее. Да и как мог он предвидеть жуткую трагедию, до которой оставался буквально час?

Нас напугал пронзительный телефонный звонок.

– Не волнуйтесь, – сказал Джон, вставая. – Это Элизабет по мою душу.

Он быстро вышел в холл. Когда за ним закрылась дверь, я спросил Генри:

– Латимеры уже отчалили?

– Конечно, вчера вечером.

– Странно. Хоть бы зашли попрощаться.

– Нам и самим Виктор рассказал только утром. Они хотели уехать сегодня. Вчера весь день укладывали вещи, но, когда он поднялся к ним перед тем, как повидать нас, их уже не было. Ни чемоданов, ни машины, естественно. Виктор, кстати, страшно разозлился. «Немыслимо! Укатили ночью – и даже не сообщили! Можно подумать, я то и дело докучал им и учил жизни!»

– Они, должно быть, тронулись около полуночи, – заметил я. – Мне сегодня не спалось. Примерно в это время я слышал шум машины.

– Я тоже, – потупившись, пробормотал Генри.

– Все равно странно. Ну, хорошо, допустим, Элис вся на нервах. Но вот так украдкой ускользнуть посреди ночи…

Вернулся Джон и сообщил свои новости.

– Полчаса. После изнурительных переговоров я выторговал себе еще полчаса.

– Черт, ты действительно знаешь, как обращаться с женщинами, – холодно заметил я.

Джон не обратил на колкость внимания. Он двинулся к нам, но остановился перед окном и раздвинул штору.

– Снег перестал идти, но напа́дало, наверное, дюйма четыре. Друзья, посмотрите только на этот пейзаж! Серебристая луна на угольно-черном небе и чистая белизна повсюду!

Генри с шумом откашлялся, глядя на пустой стакан.

– На меня снег любопытно действует, Джон. От него всегда пересыхает в горле.

Столкнувшись с предательством вероломного бренди, так некстати сбежавшего из своего благословенного сосуда, мы не смогли найти иной альтернативы, кроме как призвать на подмогу подкрепление из Шотландии. Да, бар моего отца стал легче на одну почтенную бутылку виски, которую под восторженные аплодисменты и проводили в последний путь.

Тост за снег, похожий на белую мантию, родился сам. А еще через несколько минут мы уже безо всякого повода распевали «С днем рождения». Вскоре часы пробили десять. На последнем ударе вновь зазвонил телефон.

– Генри, возьмешь? Это Элизабет. Скажи, что никого нет дома.

Наш друг с улыбкой кивнул и вышел из комнаты.

Вернулся он через несколько минут со сверкающими глазами.

– Ваша невеста, мистер Стивенс.

Ошеломленный Джон с восхищением посмотрел на меня, затем встал и торжественно пожал мою руку.

– Джеймс, старина, поздравляю! Просто нет слов!

– Но, – пробормотал я, – у меня…

– Она сказала, что приедет чуть позже, Джеймс, – сообщил Генри. – Не волнуйся, просто супруг задержал ее больше, чем ожидалось, и…

– Ну и ну, замужняя женщина! – присвистнул Джон, округлив глаза. – Фьють! Если бы Бетти знала!

Генри подошел к камину. Со стороны казалось, будто он поглощен созерцанием пламени. Тем не менее, даже глядя на него со спины, я чувствовал, как он хихикает в рукав. Да, надо было хорошо надраться, чтобы сразу не распознать розыгрыш.

Одновременно понял и Джон. Он покатился со смеху.

– Я знал! Я все время знал!

– Прости, Джеймс, – сказал Генри, поворачиваясь ко мне. – Ошиблись номером. Я просто не мог устоять. Надеюсь, ты не обиделся?

Он вновь посмотрел на огонь.

Джон икнул.

– Невеста, ха-ха! Ну, ты сказанул! Уф, больше не могу!

– Что ты имеешь в виду? – возразил я. – Думаешь, у меня не может быть невесты?

– Ты прав, Джеймс, ты прав, – даваясь от смеха, отозвался Джон.

Он снисходительно похлопал меня по плечу, отчего я только сильнее взбесился. Но, не способный долго дуться, в итоге я и сам расхохотался. Все, разумеется, завершилось тостом за фальшивую невесту.

Из холла послышался звон. Часы отбили четверть одиннадцатого.

– Черт! – воскликнул Джон. – Вот теперь мне по-настоящему пора.

– Да ладно, посиди еще чуть-чуть. Не съест же она тебя. Давай выпьем!

– Нет, я и вправду побегу. Спасибо за чудесный вечер, Джеймс. Пока, Генри.

Джон ушел. Генри задумчиво посмотрел, как за ним закрывается дверь, затем внезапно хлопнул в ладоши.

– Джеймс, а что ты скажешь насчет партейки в шахматы?

– А почему бы и нет? Я уже три года тебя не громил.

– Посмотрим, посмотрим.

На самом деле Генри был сильным противником, и мне редко удавалось одержать над ним верх. Но сегодня я настроился серьезно.

Игра и виски закончились одновременно: без пятнадцати одиннадцать. Именно в это время я поставил Генри мат. Несмотря на внешнее безразличие, внутри мой друг совершенно точно бурлил, словно вулкан. Да и мое плохо сдерживаемое ликование не добавляло ему радости.

– Еще разок? – небрежно предложил я.

Генри посмотрел на пустую бутылку и внес рациональное предложение.

– Давай не будем окончательно опустошать бар твоего отца. Может, переберемся ко мне?

– Ты, естественно, можешь выбрать поле боя.

На лбу у моего друга появилась морщина.

– Папа, наверное, спит. Можно позвонить?

– Конечно.

– Любопытно, – сказал Генри, вернувшись.

– Что, не отвечает?

– Я несколько раз пытался. Сначала шли короткие гудки. А потом телефон звонил нормально, но трубку никто не брал.

– Да и плевать. Наверное, обрыв на линии.

– Возможно, – согласился Генри, но что-то в его голосе выдавало тревогу.

По спине у меня пробежали мурашки. Веселье, охватившее нас в этот вечер, будто полностью выветрилось.

– Может, посмотрим? – предложил я. – К тому же ты хотел отомстить.

– Что? Ах да, шахматы. Ладно, пошли!

Мысли Генри витали где-то далеко. Он нервно зажег сигарету. Мы убрали стаканы, вытряхнули пепельницы и поспешно натянули пальто. Я открыл дверь точно в тот момент, когда часы закончили отбивать одиннадцатый удар.

За порогом морозило вовсю. В чистоте ночи круглая, царственная луна совершенно затмила звезды, источая волшебный свет на белоснежную мантию, покрывающую деревья и землю. В ее удивительном сиянии утопали все звуки.

Генри осмотрелся по сторонам и медленно поднял голову. Внезапно он схватил меня за руку и произнес низким голосом:

– Джеймс, луна красная.

Пораженный интонацией друга, я уставился на него. Лицо у Генри было бледным, пустые глаза смотрели куда-то вдаль. Я потряс его за плечи.

– Генри! С тобой все в порядке?

– Кроваво-красная.

– Да что ты такое говоришь? Она – как серебряный диск!

– Я боюсь ее.

– Боишься?

– Да, – его голос стал чуть громче. – Луна полная, ее притяжение опасно, особенно для слабых, больных и психов. Тех, кто несет смерть. Возможно, я ошибся, когда сказал, что убийца больше не проявит себя.

Мы тревожно переглянулись. Обоим в голову пришло одно и то же: Артур не отвечал на телефонный звонок.

Скрип наших шагов разрезал ночную тишину. Я некстати вспомнил наше детство. Мы любили бегать по свежему снегу в ботинках с шипами. Но где те годы, та беззаботная пора? Этой ночью под белым покровом пряталось зло.

Мы почти прибежали, когда откуда-то слева неясно показалась мужская фигура. Виктор!

– Мистер Дарнли! – крикнул я. – Зачем вы вылезли в такой холод в одной пижаме?

Действительно, его расстегнутое пальто было наброшено прямо на нательное белье. Виктор совершенно смутился.

– Убийца, – сказал он дрожащим голосом, махнув рукой на дом Уайтов. – Кажется, он вернулся. Артур позвонил мне несколько минут назад. Кто-то стрелял в него. Возможно, он серьезно ранен. Я уже вызвал врача и полицию.

Мы бросились к дому. Возле калитки я остановился и поднял руку.

– Будьте начеку, преступник еще может быть внутри. Смотрите, здесь нет никаких следов!

Ступеньки у крыльца и дорожка вокруг здания покоились под нетронутым снегом. Могу даже утверждать, что с минуты выхода от меня мы не видели вообще ни одного отпечатка. Рядом с домом, без сомнения, не ступала нога человека.

Генри с каменным лицом дошел до входной двери и нажал кнопку звонка. Не дожидаясь ответа, он вытащил ключ из кармана и повернул в замочной скважине. Мы вошли в холл. Генри включил свет, и сразу же нам в глаза бросились темные пятна на деревянном полу.

– Папа! – позвал Генри.

Никто не отозвался.

– Оставайтесь у двери, мистер Дарнли, – распорядился я. – Вдруг убийца попытается сбежать!

– Конечно. Я понимаю, – пролепетал Виктор. Его лицо сделалось пепельным от страха.

Генри отправился к отцовской спальне. Однако еще до того, как зажгли свет, я заметил слабый отблеск из гостиной.

Дверь оказалась открытой. Я не ошибся: настольная лампа возле окна действительно горела. С тяжелым чувством я щелкнул выключателем и огляделся. На полу и ковре виднелись густые багровые пятна. Телефонная трубка лежала на своем месте, но весь аппарат тоже был перепачкан.

Генри ворвался в гостиную.

– Там кровь на кровати! Ружье валяется рядом, но отца нигде нет! В других комнатах тоже…

Он замолчал и указал дрожащим пальцем в сторону дивана. На нем, скрючившись, лежал Артур, одетый в одну пижаму. Его левое ухо превратилось в кровавое месиво, но губы слабо шевелились.

– Генри, он еще жив!

– Папа! Мы здесь! Пожалуйста, не двигайся! Доктор уже в пути.

Три часа утра.

Дрю сидел на стуле возле телефона и курил сигарету за сигаретой. Проведя рукой по волосам, он глубоко вздохнул. Слова давались ему с трудом.

– Давайте еще раз пройдемся по фактам. В любом случае, ничего большего мы пока предпринять не сможем. Значит, мистер Дарнли, около десяти сорока пяти вы услышали звонок от вашего соседа. Не сможете ли вспомнить его точные слова?

– Что-то вроде: «Умираю! А! Моя голова… Я услышал шум… проснулся… тень… выстрелил… Больно, Виктор. Приходи скорее. Долго не протяну…»

– В это время, – вклинился Генри, – я тоже пытался дозвониться до отца. Сначала линия была занята. Немного погодя, я набрал еще раз, но никто уже не отвечал. Господи, только бы он поправился!

– Думаю, события довольно легко восстановить, – произнес Дрю. – Убийца приходит к мистеру Уайту, когда тот спит, и стреляет ему в голову. Пуля попадает рядом с ухом. Конечно, мы пока не можем сравнить отпечатки пальцев мистера Уайта с теми, которые нашли на ружье, но готов спорить: преступник хотел обставить все как самоубийство. Соответственно, почему бы не вложить оружие в руки жертвы, воспользовавшись ее бессознательным состоянием? Не будем забывать, что ружье принадлежало лично мистеру Уайту, а из кладовки его вытащили, дабы посеять лишние сомнения.

– С момента смерти Боба Фарра, – добавил Генри, – отец спал с заряженным ружьем. Видимо, убийца это знал.

Дрю тотчас вцепился в моего друга:

– А кто еще был в курсе?

– Предпочитаю не отвечать, – уклончиво сказал Генри. – А то получается, словно я кого-то обвиняю.

– Я знал, – тут же сообщил Виктор Дарнли.

– Я тоже, – признался я. – Но, однозначно, не только мы. Мои родители, сестра, Джон, Латимеры и другие тоже осведомлены.

– По крайней мере, число подозреваемых ограничено, – заявил Дрю. – Так вот. Выполнив свое грязное дело, убийца уходит.

– Но, инспектор, – крикнул я, – это невозможно! На снегу нет следов!

Я съежился под испепеляющим взглядом Дрю.

– Однако мистер Уайт не умер, – продолжил старший инспектор. – Несмотря на ужасную рану, он умудряется дойти до гостиной и позвонить вам, мистер Дарнли. На часах уже без четверти одиннадцать. Мистер Уайт находит силы добраться до дивана. Кровавые пятна на полу ясно свидетельствуют о его передвижениях. – Дрю выдержал паузу. – Непонятна только одна маленькая деталь. Куда, черт возьми, подевался убийца? Мы дважды обыскали дом – никого. К тому же снег прекратил падать около девяти, а рана мистера Уайта – более поздняя. Полицейский врач абсолютно в этом уверен. Итак, вокруг дома нет никаких следов, кроме ваших у парадного крыльца.

– Задняя дверь, выходящая в сад, была открыта, – сказал Генри.

– И что? – парировал Дрю. – Вы же хорошо видели: снег там нетронут! Согласен, мои люди еще не закончили, они работают с мощными светильниками, поэтому возможно…

В комнату ворвался полисмен.

– Ничего, инспектор. Вообще глухо. Я не понимаю. Кроме следов этих джентльменов на передних ступеньках и наших собственных, ни единого отпечатка. Земля покрыта слоем свежего снега. Ни вокруг дома, ни на подоконниках, ни на крыше он не потревожен. Наверное, можно прекращать поиски.

– Нет! – крикнул Дрю. – Даже не думайте! Я хочу, чтобы вы еще раз тщательным образом прочесали дом сверху донизу. Убийца же должен где-то находиться.

Полицейский кивнул и вышел из комнаты. Губы старшего инспектора сжались в зловещей ухмылке.

– Поверьте, когда я сцапаю этого дьявола, ему сильно повезет, если удастся добраться до эшафота одним куском. А в том, что он попадется, не сомневайтесь. Я еще не терпел откровенных неудач и не хочу начинать сейчас.

– Вы слишком уж уверены, – влез Виктор. – Только все явно указывает на потусторонние силы. Сначала в опечатанной комнате мы находим того американца, теперь убийца ускользает, не оставив следов на снегу, будто законов тяготения просто нет. Но вы знаете: духи существуют. Пусть люди смотрят на меня с жалостью, когда я это говорю. Да, за моей спиной все смеются. Все, кроме Артура и Латимеров. Но…

– Тех самых Латимеров, которые уехали прошлой ночью, – заметил я.

– Они даже не зашли попрощаться, – запричитал Виктор. – Даже странно. Мы всегда очень дружелюбно друг к другу относились.

Брови Дрю от удивления взлетели вверх.

– Латимеры уехали? Но… Куда?

– Не имею ни малейшего понятия, – вяло ответил Виктор.

– Но почему вдруг?

– С тех пор как убили американца, Элис Латимер места себе не находила. Ее словно запугали. Она даже перенесла несколько нервных срывов. Может, из-за этого. Но факт остается фактом: они решили съехать. Хотели, кстати, отправиться сегодня или, точнее, уже вчера. – Виктор посмотрел на часы. – Однако почему-то умчались ночью, не сказав никому ни слова.

– Любопытно. Очень любопытно, – процедил Дрю. Его глаза сощурились. – Пошлю-ка я извещение о розыске. Думаю, эти две птички далеко не упорхнули. Готов даже утверждать, что одна из них несколько часов назад находилась здесь.

Старший инспектор протянул руку к телефону, однако внезапный звонок опередил его. Он инстинктивно отшатнулся, затем поднял трубку.

– Дрю слушает.

С каждой секундой его лицо все больше и больше вытягивалось. Закончив разговор, он зажег сигарету и нервно затянулся. Торопливо выпустив из ноздрей дым, Дрю с грустью посмотрел на пол и объявил:

– Мистер Уайт умер. На полчаса раньше – и его могли бы спасти. Но и в этом случае не факт, что он оправился бы полностью.

Генри молча выбежал из гостиной, зажав лицо руками. Виктор последовал за ним.

Повисла гнетущая тишина. Дрю медленно вытащил следующую сигарету.

– Не дай бог никому пережить то, что довелось вашему другу, – смущенно сказал он мне. – Если подумать, я сам состряпал против него чудовищное обвинение. А он потерял отца. Какая нелепость с моей стороны проводить эти идиотские параллели между ним и Гудини. Пытаться изучать характеры, составлять психологические портреты – и в итоге прийти к совершенно неправдоподобным выводам. Должен признаться вам, молодой человек, я не слишком горд собой.

Вероятно, вся эта история глубоко потрясла старшего инспектора, так как он явно не принадлежал к типу людей, бросающихся подобными заявлениями. Мне было жаль его.

– Сейчас я разговаривал с доктором, – продолжил Дрю, – и тот подтвердил, что ружье выстрелило от девяти сорока пяти до десяти тридцати. Пуля пробила левое ухо и застряла в черепе. Забей мы тревогу раньше, у него оставался бы шанс. Чертов снег, как же он затруднил дорогу в больницу! Правда, – печаль медленно сошла с лица старшего инспектора, сменившись мстительной ухмылкой, – убийца все еще на воле. Ну да ничего, это ненадолго.

Дрю вновь поднял трубку, набрал номер и недвусмысленно отвернулся. Я вышел из гостиной, но успел услышать из-за двери:

– Приказываю разыскать Элис и Патрика Латимеров. Светловолосый. Утонченный. Важный. Примерно сорок лет.

Глава 6
Так… кто же?

Дома меня ждали встревоженные родители. Они, вероятно, хотели узнать, что да как, но, понимая мое состояние, задали лишь пару-тройку вопросов. Я поднялся к себе в комнату и залез под одеяло. Впрочем, заснуть или успокоиться не получалось. Ужасные события не выходили у меня из головы.

Сначала кто-то убил Боба Фарра, а затем и Артура Уайта. Эти люди не имели друг с другом ничего общего. Никакой связи, кроме одного человека. Да, Генри наследовал после смерти отца значительное состояние. Но он не мог совершить ни то, ни другое убийство. Когда мы нашли Боба Фарра, Генри находился в Америке. А выстрел в Артура Уайта, кто бы ни расправился с ним, пришелся на десять вечера. В это время его сын пил бренди со мной и Джоном, следовательно, физически не мог попасть к себе домой. Джон ушел в десять пятнадцать… Хм, кстати… Нет, невозможно, только не Джон. Да у него и мотива не было, если не считать давнее соперничество за мою сестру. Бедный старина Генри! Оба преступления неизбежно приковывали внимание к нему. Но, может, нас всех просто использовали? Может, факты – лишь инсценировка, организованная дьявольским умом, чья конечная цель – накинуть петлю на шею нашего друга?

Давайте подумаем, кто не имел алиби на те два вечера. Джон? Элизабет? В принципе, нет причин вычеркивать ее из списка подозреваемых. Патрик, который и вовсе исчез? Ясно, что внезапный отъезд Латимеров, тем более в глухую ночь, мягко говоря, вызывал вопросы. Собственно, Дрю довольно ясно обозначил свою позицию на их счет, дав ориентировку в полчетвертого утра. Но у злодея мог быть сообщник, а значит, нельзя полностью исключить и Генри, Элис или Виктора. Увы, метод обоих убийств так и остался неизвестным. Преступник продемонстрировал способности летать и проходить сквозь стены, а мы не сдвинулись с мертвой точки. Все дело целиком – сплошной абсурд. Непонятно даже, где начало у этой истории. Помешательство жены Виктора? Таинственные шаги? Сообщение, которое миссис Дарнли передала через Элис, когда та впала в транс?

Невыясненным осталось и еще одно: никто не слышал выстрела, оборвавшего жизнь Артура. Виктор-то известный соня, но остальные – Генри, Джон и я сам – должны были уловить хоть что-то. Понятно, мы немного перебрали, но не оглохли же все одновременно!

Мысли одна за другой крутились в голове. Все попытки привести их в порядок оказались тщетными, логика уступила место хаосу. Потихоньку на меня навалилась дремота…

…К кладбищу медленно движется похоронная процессия. Слышится монотонный, глухой бой церковных колоколов. Четыре человека, одетые во все черное, несут гроб. За ними цепочкой тянутся скорбящие. Я узнаю Генри, Виктора, Джона, Элизабет, Патрика, Элис и… себя самого. Над нами кружат вороны с окрестных полей. Внезапно они, будто испугавшись кого-то, начинают махать крыльями, пронзительно каркать и поспешно улетают прочь. Из-за облаков показывается зловещая тень. Хищная птица? Фантом? Нет, это женщина, облаченная в бесформенное тряпье. Ее глаза лучатся ненавистью, она выжидает момента, чтобы броситься на наш мрачный кортеж. Черная рука медленно вытягивается в сторону и указывает на одного из скорбящих…

Отец разбудил меня незадолго до полудня и сообщил, что пришел Генри. Я быстро принял душ, окончательно разогнав остатки похмелья и дурного сна, и побежал в гостиную навстречу не менее сумбурной реальности.

Старина Генри, устроившийся в кресле, поднялся и подошел ко мне. Мы молча пожали друг другу руки. С бледным лицом и в траурной одежде, он сохранял достоинство. Передо мной стоял уже не тот юноша, который неумолчно плакал неделями после смерти матери, а мужчина, благородный в своем горе, смело принявший вызов.

Теперь у него оставался лишь я. Его давний друг, почти брат. Мы вместе росли, сидели за одной партой, бесились сами, разыгрывали других, делили стол, а иногда и кров. Я приходился ему второй семьей, а он – мне. И сейчас его трогательная, доверчивая улыбка лишний раз это подтверждала.

Отец кашлянул, чтобы скрыть смущение.

– Генри поживет несколько дней у нас, Джеймс. Он займет старую комнату Элизабет. Там все еще лежат коробки с ее ненужной одеждой. Отнесите их на чердак. Я уже устал упрашивать твою сестру забрать этот хлам.

Я с радостью согласился. Пока Генри не застеснялся, папа задорно предложил:

– Может, по такому случаю немного бренди, друзья? Возражений нет? Молчание – знак согласия.

Он открыл бар. Возникла неловкая пауза. Отец растерянно произнес:

– Господи боже! А где бренди? Неужели кончилось? Ну, мы сейчас… Черт! И виски тоже ни капли не осталось!

Генри взглянул на меня и неловко улыбнулся. Он уже набрал в грудь воздуха, но я подал ему знак молчать.

Папа продолжал:

– Допустим, пользуясь в качестве предлога моим состоянием здоровья, драгоценная женушка иногда убирает из бара несколько бутылок. Это я еще могу понять. Однако мне кажется, сейчас дела обстоят куда хуже. Уж не посягнула ли она на святое и не вылила ли все спиртное вообще? Возмутительное, неслыханное надругательство. Придется немедленно призвать виновника к ответу.

Сказав это, исполненный достоинства отец вышел из комнаты.

– Сиди тут, – велел я Генри.

Я шмыгнул к себе, схватил бутыль виски, припрятанную когда-то про запас, и вернулся в гостиную.

– Джеймс! – воскликнул мой друг. – Ты же не хочешь…

– Именно! – подтвердил я, бросаясь к бару.

Я наполнил две бутылки, которые мы распили вчера, принесенным виски, и как раз успел плюхнуться рядом с Генри и спрятать опустевшую емкость за спину.

Дверь в комнату открылась и вошел отец, твердо держащий за руку маму. Та, явно озадаченная, следовала за ним. Папа открыл бар, грозно сверкнул глазами и прогремел:

– Кто вылил бренди и виски?

Ничего не понимающая мама посмотрела внутрь, затем с нескрываемым волнением повернулась обратно к отцу.

– Эдвард, – пробормотала она, – тебе бы к окулисту сходить.

Я краем глаза глянул на Генри. Тот еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Неужели? – патетически воскликнул папа. – Это мне, чистокровному Стивенсу, сходить к окулисту? Да будет тебе известно: никто в нашей семье никогда не носил очков. Ну, максимум монокль. Даже мой дед, доживший до девяноста восьми лет, ни разу в жизни… Кстати, зачем мне окулист, дорогая? Не пытаешься ли ты намекнуть, что зрение у меня уже не то?

Мама молча вытащила вменявшиеся ей в вину бутылки и поставила дражайшему супругу под нос. Ошарашенный отец схватил их и стал внимательно осматривать.

Мама повернулась к нам:

– Еда готова. Проходите, садитесь.

Выходя из комнаты, она еще раз посмотрела на отца, который по-прежнему оцепенело разглядывал бар.

За обедом папа всеми силами пытался поддерживать беззаботную атмосферу. Поначалу это удавалось плохо: угрюмый Генри лишь молча ковырял вилкой еду. Однако, когда подали кофе, мы стали обсуждать Гудини, и мой друг обрел речь. Папа рассказал об одном из своих родственников, знавшем великого иллюзиониста лично.

– Ваш дядя был знаком с Гудини? – благоговейно повторил Генри.

Отец, смакующий сигару, задумчиво смотрел на вьющуюся струйку дыма.

– Дядя Ричард работал журналистом, – ответил он. – На американской земле ему неплохо удалось обосноваться и устроиться в чикагскую газету. Не помню уже названия, давно это происходило. Но как раз тогда имя Гудини прогремело на всю страну – он совершил очередной сенсационный побег. Ричард написал о нем статью, и они сблизились.

Мы с мамой удивленно глядели на отца. Он ни разу не упоминал при нас никакого дядю Ричарда. Видимо, придумал эту историю специально для Генри.

– Когда Ричард вернулся в Англию, – продолжил папа, довольный эффектом, произведенным на моего друга, – он часто рассказывал мне о нем. Гудини Великолепный. Гудини – король эскапизма. Необычайный человек!

Генри завороженно слушал.

– Более того, – продолжил отец с мечтательной улыбкой, – он обладал своеобразным чувством юмора. Одну историю дядя Ричард любил выделять из всех, и каждый раз чуть не плакал от смеха. Однажды Гудини пригласили на собачью выставку. Он попросил Ричарда пойти вместе с ним. Их встретила группа дам среднего возраста, все страшно гордые за своих драгоценных питомцев.

Теперь я не сомневался, что отец лгал. Подобные истории соответствовали его стилю.

– В конце вечера там крутили фильм о бестелесных материях. Собак заперли в специально подготовленной комнате, причем каждой отводилась отдельная клетка. Но едва лента началась, все услышали душераздирающий, «несобачий» звук. Отгадаете, какой? Мяуканье! Я не буду углубляться в то, как элегантные леди в золоте и старомодных шляпках бросились к дверям. Но картина напоминала курятник, в который запустили пуму!

Этого мама уже выдержать не могла. Она резко встала.

– Ты не принесешь коньяку, дорогая? – мягко спросил отец. И, повернувшись к Генри, продолжил: – Представь себе их изумление, когда обнаружилось, что вместо любимых собачек в клетках сидели кошки! Многие дамы тут же попадали в обморок. Пришлось вызывать несколько машин «Скорой помощи».

Ричард никогда не допытывался, как Гудини смог осуществить эту невероятную подмену, тем более что они весь вечер не отходили друг от друга.

– У него, наверное, был сообщник, – предположил Генри.

– Сообщник, – медленно повторил папа. – Заменить сорок собак на столько же кошек меньше чем за десять минут? Не знаю, не знаю…

Дверь открылась, и вновь вошла мама. Она поставила на стол три рюмки и памятную бутылку из-под бренди.

Отец разлил напиток и вернулся к неоконченной истории:

– Это еще не все. Немного погодя, – он поднял рюмку, – произошло еще одно чудо: всех кошек заменили обратно на собак! Невероятно, но правда.

Закончив, папа выдохнул и одним махом выпил янтарную жидкость. Мне показалось, что глаза у него вот-вот вылезут на лоб.

– Д-дорогая, – заикнулся он, – пожалуй, ты права. Вызови доктора, будь любезна. Я, кажется, теряю рассудок. Уже не могу отличить бренди от виски.

В полдень мы с Генри вышли погулять на пустошь. Хотя солнце вовсю светило, наши лица замерзли от холодного ветра.

– Джеймс, – сказал мой друг, – зря ты так подшутил над отцом. Особенно после того, как мы прикончили его коньяк.

– Не волнуйся, он заслужил.

Генри улыбнулся.

– Заменить бренди на виски легко, а вот собак на кошек – увы и ах. У мистера Стивенса живое воображение.

– Ты же его знаешь, – ответил я. – Он, может, когда-то и видел журналиста, знакомого с Гудини, но на том, вероятно, все и закончилось. Я ни разу до сегодняшнего дня не слышал ни о каком дяде Ричарде.